Убежище

3

Кхури ил Нор являл собой конгломерат залов, коридоров и вестибюлей, группировавшихся вокруг центральной цитадели, большой крепости, известной как Нор-Хан. Будучи оборонительным сооружением и резиденцией Хана, Нор-Хан славился толстыми каменными и кирпичными стенами, массивной крышей и абсолютным отсутствием окон. Внутри всегда было темно и прохладно, независимо от времени суток.

Слабый свет не мог скрыть великолепие Сапфирного Трона Кхура. Казалось, свет факелов только подчеркивает его красоту. Кресло двух метров высотой покоилось на широком помосте в конце тронного зала. Созданный из дерева и обитый золотом, трон был одним из немногих сокровищ, успешно спрятанных от Малис и ее слуг. В его веерообразной спинке находились два совершенных звездных сапфира, так называемые Глаза Каргата, кхурского бога войны. Свет факелов, отражаясь в драгоценных камнях, придавал им сверхъестественную жизненность.

Хан Всех Кхурцев, Сахим Закка-Кхур, восседал на своем впечатляющем троне. На нем была пышная длинная шелковая мантия цвета зелени моря, с разрезами у манжет и отороченная темно-желтой каймой. Хотя он уже миновал средний возраст, в густых завитках его черной бороды не было и намека на седину. Подбородок и нос были гордо вздернуты, словно нос судна. В мочках ушей висели тяжелые золотые кольца. На голове он носил корону Кхура — коническую шапку двадцати пяти сантиметров высотой из жесткой красной кожи, ее нижний край был оторочен золотом.

Хан задумчиво разглядывал выстроившихся перед ним одиннадцать мужчин. Эти люди были его джил-хана. Кхури-Хан был разделен на одиннадцать районов, называемых джил. В каждом был начальник стражи, джил-хана. Несмотря на умеренную температуру в комнате, с них струился пот.

Позволив молчанию продлиться достаточно долго, Сахим-Хан, наконец, заговорил. Его тон был невозмутимо деловым; в отличие от выражения темных глаз.

«Каждый день вы сообщаете, что на улицах моего города спокойно. И все же, принцесса лэддэд была атакована наемными убийцами у дверей одного из наших святейших храмов. Кем были нападавшие?»

Старейший из капитанов стражи, как и Хан, из племени Кхур, ответил: «Могущественный, они были последователями Торгана».

«Отсюда, из города?» — Сахим повысил голос.

«Нет, Великий Хан. Те двое убитых были кочевниками».

Хан хрюкнул.

По крайней мере, осмелившиеся бросить вызов его власти наемные убийцы не были местными. Кочевники — другое дело. Никто не мог предсказать, что выкинут странники пустыни.

«У лэддэд есть мое разрешение на присутствие здесь, и они удостоены чести находиться под моей защитой. Почему на них напали?»

«Могущественный, нам сказали», — капитан сделал четкий акцент на последнем слове, чтобы повелитель знал, что это — не его собственное мнение, — «что сыны Кровавого Стервятника сошли с ума от вида столь многого числа чужеземцев в нашем городе».

«Мне решать, кому рады в Кхури-Хане. Только мне!» — бесстрастно заявил Сахим.

Он встал и принялся медленно вышагивать по помосту. Даже сквозь толстый ковер и подошвы своих тяжелых пурпурных башмаков он ощущал борозды в камне, оставленные когтями великой драконицы. Сахим находил это ощущение скорее успокаивающим, чем раздражающим. Грозный зверь по имени Малис был мертв, а он, Сахим Закка-Кхур, стоял на месте этого чудовища.

В свете факелов его искаженная тень дрожала на гобеленах, украшавших толстые стены цитадели. Свет также блестел на вышитом на его мантии рисунке: двух стоящих на задних лапах золотых драконах, эмблеме его рода, смотрящих друг на друга на широкой груди Сахим-Хана. Рисунок поднялся и опал, когда он остановился, тяжело дыша, задумавшись в тишине. Это беспокоило его чиновников. Кричащий Хан расходовал свою желчь. Молчащий Хан копил ее для будущего взрыва.

Наконец он заговорил, его голос был так тих, что они едва его слышали, хотя застыли в напряжении, чтобы уловить малейший нюанс.

«Мне придется извиняться перед Беседующим с Солнцем и Звездами. Может кто-нибудь из вас представить, с каким удовольствием я буду это делать?» Лица побледнели, но никто не произнес ни слова, и он проревел: «Можете?»

«Я не вижу необходимости вам извиняться перед кем-либо».

Все глаза, включая Хана, повернулись в сторону говорившего. Ниже помоста, слева от Сахима, находился высокий крепко сложенный человек в чужеземной одежде. Он сидел в высоком кресле в западном стиле, единственный в комнате, за исключением самого Сахима, кому дозволялось сидеть. Его лицо было гладко выбрито, кожа темной. Его голос даже в спокойной беседе напоминал рев быка.

«Лорд Хенгриф верно говорит», — быстро произнес старейший гвардеец. — «Могущественному Хану нет необходимости снисходить до извинений перед лэддэд».

«Я не это имел в виду». — Хенгриф встал, производя своим внушительным телом впечатление на более атлетических, но низкорослых кхурцев. Его обсидиановый взгляд коротко скользнул по собранию, прежде чем остановиться на Сахиме. «Скажите эльфам, что их защита все более и более опустошает королевскую казну. Вместо извинений поднимите им плату за право оставаться здесь. Превратите это несчастье в удачу, Могущественный».

Впервые за день Сахим-Хан улыбнулся, медленной ухмылкой удовольствия. — «Вы лукавый плут, милорд. Вы уверены, что в вас нет кхурской крови?»

На лице Хенгрифа не возникло ответной улыбки. Он просто снова сел, тяжелое кресло заскрипело под его весом.

Сахим приказал доставить к нему верховного жреца Храма Торгана. Солдаты уже схватили его, и вскоре тот стоял перед своим ханом. Бывший кочевник с заостренными чертами лица по имени Минок, жрец, как и большинство кхурского духовенства, был безбородым и с остриженными почти под ноль волосами. На манжетах и воротнике его однотонного хлопкового геба были видны ритуальные татуировки. Будучи в одиночестве среди всех находившихся в комнате кхурцев, Минок не выказывал страха перед Сахим-Ханом. Он сделал должный поклон своему сеньору, но глядел Сахиму в глаза, когда тот говорил, и не дрогнул, когда Хан обвинил последователей его бога в нападении на эльфийскую принцессу.

«У людей пустыни благородные души, Великий Хан», — гордо ответил Минок. — «Это слишком много, ожидать, что они будут поступать по-другому, пока чужеземцы множатся и процветают в наших землях. Только слово, Великий Хан, и Сыновья Кровавого Стервятника сметут лэддэдскую заразу со всего Кхура!»

Казалось, Сахим-Хан взвешивает это предложение с должным вниманием. Но дворцовых обитателей было не провести. Духовенство повелевало верностью тысяч, но последователи Минока поставили Хана в неудобное положение. Получится или нет вытребовать с Беседующего большую плату, Сахим не мог снисходительно относиться к любым вызовам своей власти. Слуги и стража в тронном зале принялись тихо принимать ставки, как долго еще проживет жрец Торгана.

«Твой патриотизм и набожность делают тебе честь, святейший», — наконец произнес Сахим. — «Я обдумаю твои слова. В то же время, это воля твоего хана, чтобы лэддэд не беспокоили. Обуздай своих приверженцев, жрец, или это сделаю я. Все ясно?»

Все, что мог сделать Минок, это согласиться с приказом. Его окружали сторонники Хана. Сахим отпустил его, и гордый жрец, кланяясь и пятясь, покинул комнату. Как только он скрылся за двойными дверями, Сахим кивнул ожидавшим у выхода солдатам. Те выскользнули. По комнате тайком начали переходить из рук в руки монеты. У жреца Торгана было еще меньше времени, чем полагало большинство.

Сахим также отослал по своим делам гил-хана. Когда те убыли, он обнаружил, что в обычной толпе придворных кое-кого не хватало — отсутствовал его старший сын, Шоббат. Странно, но это обрадовало Сахима. Наследник кхурского трона не славился мудрыми советами своему отцу (впрочем, его отец бы и не принял их), поэтому Сахим поручил ему восстановление дворца. Должно быть, у него дела где-то в обширном полуразрушенном комплексе. Это возникшее усердие было приятным. Сахим еще сделает хана из своего сына-бездельника.

Когда большая часть публики вышла, Сахим обратился к Хенгрифу: «В какой части ваши люди, милорд, ответственны за это новое волнение?»

«Вы сами произнесли это, Могущественный Хан. Патриотизм и набожность. Люди Кхура устали от эльфийской чумы».

Сахим пожал плечами. «Несколько фанатиков. Они подчинятся моим решениям или ощутят последствия».

«Ненависть к эльфам будет распространяться, Величайший. Запомните мои слова».

Сахим в этом не сомневался. Он знал, что неракцы подмазывают ладони по всему Кхури-Хану, покупая расположение к своему Ордену и враждебность к эльфам. Он спросил в шутку: «Значит, мне следует отпустить Святейшего Минока и его последователей?»

Хенгриф прочистил горло, звук был похож на рык пантеры. «Трудно управлять однажды спущенным с привязи фанатиком».

Смысл его слов был предельно ясен. Если позволить торганцам очистить Кхур от эльфов, они могут не остановиться на этом. Сам Хан может оказаться не отвечающим их стандартам непорочности.

«Лучше Вам самому изгнать их, Величайший», — добавил Рыцарь. — «Эта земля восславит Ваше имя за избавление от их надменного присутствия».

Сахим поблагодарил неракского эмиссара за проницательность. Хенгриф низко поклонился и отбыл, за ним последовала троица одетых в серое мужчин. Обилие сукна не могло скрыть ни ширину их плеч, ни настороженность в их глазах. Ведя свою игру, Хенгриф никогда не передвигался без телохранителей.

Утомленный просьбами придворных, Хан удалился в маленькую боковую комнату. Бурлящая толпа просителей, подхалимов и лизоблюдов поклонилась, когда он выходил.

Комната, в которую он вошел, освещалась единственной масляной лампой; другими словами, в ней было темно, как в могиле. Сахим сбросил на пол тяжелое придворное облачение и почесал бока. Его ребра зудели уже битый час, но вряд ли он мог сидеть на троне Кхура и чесаться, словно шелудивый пес. С большей осторожностью он снял корону Кхура и положил на стол, а затем поскреб ногтями зудящую голову.

Когда он налил себе из кувшина, в самом темном углу комнаты что-то шевельнулось. Сахим не утруждал себя взглянуть. Характерный едва заметный неприятный запах мог принадлежать только одному человеку.

«Выходи. Не прячься в углу словно крыса», — произнес он и осушил свой кубок.

Сгорбленная фигура прохромала к свету. Она была облачена в объемную коричневую мантию, чей большой капюшон полностью скрывал черты лица. На мгновение показались длинные белые пальцы с выпуклыми суставами, прежде чем скрыться в обширных рукавах. Сахим взглянул на истрепанное одеяние и покачал головой.

«Тебе не душно в этом наряде, Фитерус?»

«Наоборот, Могущественный. Мне кажется, здесь холодно». — Голос был сухим, хриплым и шепчущим от почтенного возраста. — «Ты знаешь, я впервые пришел в Кхур из-за его климата».

«И когда это было, снегокровный?»

«Задолго до тебя, Великий Хан. Задолго».

Сахим фыркнул. Даже ему, рожденному и выросшему здесь, этот климат казался тяжелым. Этот шаркающий маг уже год был у него на службе, а Сахим по-прежнему считал абсурдным, что кто-то может расхаживать в таком тяжелом облачении.

Он налил еще вина. «Ты слышал прием?» Старец кивнул, шуршащее движение многослойного капюшона. «Итак, что ты скажешь об идее лорда Хенгрифа? Та еще справедливость, не находишь?»

Фитерус переминался с ноги на ногу, словно его хромые ноги причиняли ему боль. «Справедливость и деньги не могут сосуществовать, Великий Хан. Лучше позволить Сыновьям Кровавого Стервятника омыть руки эльфийской кровью. Когда все лэддэд будут мертвы, ты сможешь без хлопот забрать их сокровища».

Золотой кубок замер в сантиметре от губ Сахима. Его черные брови поднялись. «Что? Ты предлагаешь мне истребить твой собственный народ, самую древнюю расу в мире?»

Из глубины капюшона раздался дребезжащий звук — то ли смех, то ли кашель. «Они не мой народ. Я своей собственной расы».

«Ну, кем бы ты ни был, теперь ты мой, купленный и оплаченный. И у меня для тебя есть дело: выясни, кто и почему напал на эльфийскую принцессу. То ли Минок и его торганцы, то ли Хенгриф и неракская сталь, я хочу знать». Он поставил пустую чашу. «Все ясно?»

«Вполне, Могущественный».

Вино согрело кровь Сахима. Даже в безрукавке ему казалось в комнате слишком жарко, слишком душно. Исходивший от его наемника-колдуна запах теперь стал сильнее, несвежий и кисловатый, словно запах огромного подземного городского резервуара, где тот обитал. Сахим подавил мгновенный приступ тошноты. Живое тело не могло так пахнуть. Воняло не плотью Фитеруса, а медленно разлагавшимися старыми костями.

В дверь комнаты постучали. Приглушенный голос придворного лакея попросил разрешения войти. Не успел Сахим ответить, а Фитерус уже снова скрылся в тени.

Лакей доставил новости и быстро ретировался, зная, что принесенное послание не обрадует хана. Минок ухитрился ускользнуть от стражи.

Сахим шагнул в ворох своего придворного облачения. Начав одеваться, он обнаружил, что Фитерус исчез. В комнате была другая дверь, напротив той, через которую входили Сахим и лакей, но она всегда была заперта. Конечно же, подобная преграда — ничто для Фитеруса. Запертые двери, толстые стены, глубокие пропасти — ничто не могло помешать ему. Он шел, куда желал.

Возможно, ему следовало поручить Фитерусу утихомирить Минока, раздумывал Сахим, снова водружая на голову корону. Кажется, они оба обладают талантом растворяться в воздухе.

Рев медных корнетов возвестил о прибытии эльфийской армии. Хотя небольшие передовые отряды уже день как были в лагере, лорд Таранас с основными силами только теперь появились в поле зрения. Они собирались у западной границы Кхуриноста, где их ожидал Беседующий, чтобы приветствовать с возвращением. Слабая тень того войска, что когда-то защищало Квалиност и охраняло поляны Беседующего со Звездами, вся армия состояла из тридцати тысяч конных воинов. Они не всегда сражались верхом, но выживание такого небольшого отряда зависело от его мобильности; в нем не было места медлительной пехоте. Солдаты были из всех слоев эльфийского общества, от пожизненных воинов сильванестийского Дома Защитников до пронырливых диковатых эльфов из квалинестийских лесов.

Покрытая пылью от долгого скорбного путешествия, колонная конных эльфов замедлила ход и остановилась, когда передовые всадники заметили выстроившуюся, чтобы приветствовать их, делегацию. Беседующий, справа от него Львица, слева лорд Мориллон Амбродель, стоял во главе смешанной толпы квалинестийцев и сильванестийцев. Позади них располагались восемь горнистов, выдувавших фанфары. Все щурились от ослепительного света, несмотря на сооруженный над ними Планчетом навес.

Армия приспособила пустынное облачение поверх брони; солнечные лучи за несколько часов могли поджарить плоть под металлом. Самым первым ехал необычайно высокий эльф в кхурской панаме. Осадив лошадь, он снял перчатки и отсалютовал Беседующему.

«Приветствую вас, лорд Таранас», — Гилтас протянул руку.

Пожав руку своему повелителю, воин посмотрел за Беседующего на Львицу. «Генерал, представляю вам Армию Эльфийских Наций! Вы снова командуете», — сказал он.

«Хорошая работа, Таран», — тепло ответила она. — «Как прошло путешествие по побережью?»

«Чертовски жарко. И не только из-за солнца».

«Потери?»

«Двадцать девять убитых. Сорок четыре раненых».

«Так много?» — спросил Гилтас. — «По какой причине?»

«Обычные, сир: жара, жажда, дизентерия, ядовитые укусы и безумие — все то, что пустыня обеспечивает в изобилии. И еще одна напасть». — Таранас помрачнел. — «От Мыса Смотрящего Кендера нас два дня преследовали кочевники, обстреливавшие нас из-за дюн. Они были вооружены арбалетами».

Люди пустынных племен обычно носили короткие изогнутые луки, им не хватало материалов и мастерства для изготовления арбалетов. Новости Таранаса вызвали оживление и шепот среди окружения Беседующего.

«Откуда у кочевников арбалеты?» — спросил Лорд Мориллон.

«Вы знаете, откуда», — прошипела Львица. — «Неракцы!»

«Нет доказательств…»

«Дайте мне три дня, и я принесу вам доказательства — кочевников и их луки!» — рявкнула она, прерывая аристократа.

Никто не сомневался, что любой кочевник, которого доставит Львица, будет мертв по прибытии. Хотя некоторым советникам, включая Мориллона, было не по себе от ее кровожадности, другим явно это нравилось.

Тем не менее, ослепительные пески были не местом для обсуждения политики. Гилтас прекратил дискуссию, сказав: «Генерал Таранас, ваш Беседующий и ваш народ приветствуют вас дома. Леди Кериансерай встретится с вами позже и отдаст новые приказы. Продолжайте обычное патрулирование. Остальные воины могут отдыхать. Еда и питье ждут всех».

Таранас отсалютовал и подал сигнал колонне двигаться вперед. С фланговыми и разведчиками по обеим сторонам, колонна вытянулась на милю. Заняло немало времени, пока все усталые подавленные воины проследовали мимо него, но Гилтас оставался на месте, приветствуя каждого всадника с возвращением. Его поведение глубоко тронуло солдат. Хотя его небесно-голубое платье начал окрашивать пот, а тяжелый обруч на лбу сдавливал спутанные волосы, Гилтас стоял неподвижно, даже когда некоторые из его окружения начали покачиваться, испытывая головокружение от жары. Каждый приближавшийся воин слегка выпрямлялся и поднимал голову немного выше при виде Беседующего с Солнцем и Звездами, с огромным достоинством стоя приветствовавшего их.

Его советники роптали на задержку. Даже Львица, гордая за свою армию, чувствовала, что он терял драгоценное время на этот спектакль. Но до тех пор, пока последний покрытый волдырями разведчик не вошел в палаточный город, Гилтас не уходил. Он повернулся и направился в поднятое проезжавшими всадниками облако пыли. Кериан снова завела речь о необходимости захвата кочевников, чтобы получить доказательства, что их нападения спонсировались неракцами. Это вновь разожгло споры среди свиты Гилтаса.

«Ситуация очень деликатная», — настаивал Мориллон. — «У нас есть разрешение Хана находиться здесь, но если мы проявим насилие по отношению к его подданным, то можем потерять наше последнее безопасное убежище!»

«Вы и есть сама деликатность!» — Львица закашлялась в поднятом песчаном шлейфе. — «Смотрите, что случилось вчера — на меня и моего капитана внезапно напали средь бела дня! Вы называете это место безопасным?»

«Несколько подстрекателей. Прискорбно, безусловно, но…»

Кериан накинулась на него: «Прискорбно! Фанатики жаждут нашей крови, а вы называете это прискорбным!»

«Успокойтесь», — произнес Беседующий. Он не поднял голоса, тем не менее, это прозвучало как приказ. — «Лучший путь лежит где-то между двумя крайностями. Нам следует заботиться, чтобы Сахим-Хан оставался дружелюбным, или хотя бы нейтральным, по отношению к нам, но мы не можем позволить, чтобы на наш народ охотились и убивали поодиночке». Он остановился у границы нагромождения палаток, добавив: «Нам нужна альтернатива этому месту и терпению Хана».

Его взгляд на жену был многозначительным, напоминая ей о грядущей миссии сопровождения архивариуса Фаваронаса с небольшим отрядом ученых в Долину Голубых Песков. Не то, чтобы Кериан совсем не нравилось это поручение. Львица по-прежнему считала его не более чем задачей кендера, бессмысленной тратой времени, но, по крайней мере, она бы хоть что-то делала. Придворная жизнь раздражала ее; а вдобавок теперь еще и навороченные интриги, которые Гилтас считал необходимым плести с этим людским ханом. Лучше жариться на просторах пустыни, чем томиться в Кхуриносте в тисках протокола с подрезанными извилистой дипломатией крыльями. Это путешествие, по меньшей мере, даст возможность пособирать информацию.

Королевская процессия по мере продвижения по узким переулкам проходила мимо палаток с откинутыми, чтобы впустить хотя бы легчайший бриз, пологами. Потолок из плотной травы, накрывавший проход, давал защиту от жаркого солнца, а еще в этом месте было так душно, что трудно было дышать. Несмотря на этот дискомфорт, Гилтас замедлил шаги, вновь завороженный мастерством своего народа.

Палатки здесь были превращены в мастерские, в которых ремесленники использовали старинные умения, чтобы предать металлу и камню форму предметов не только полезных, но и красивых. В виду отсутствия больших печей и горнов, эльфам приходилось закупать сырье в городских сууках. Слитки необработанной меди ковались до толщины пергамента, чтобы потом обрести любую форму, от элегантных ваз до крошечных искусных сережек. В одной из лавок кипы серебряной проволоки плотно сплетались в браслеты и ожерелья, так любимые кхурцами. В другой, изнуренный эльф, сидевший, широко раскинув ноги, на грубой джутовой подстилке, полировал на шлифовальном круге целую корзину полудрагоценных камней. Мастерство гранильщика завладело вниманием Беседующего. Полутемный интерьер его палатки подсвечивался солнечным светом посредством угловых зеркал, а его колесо было прикреплено к небольшому вентилятору из пальмового листа; когда эльф трудился, энергия колеса также служила для охлаждения его чела.

Когда Беседующий остановился, он и сопровождающие перекрыли свет, падавший на занятые руки гранильщика. Исхудалый эльф поднял взгляд, а когда увидел своего посетителя, его морщинистое лицо от удивления расслабилось. Он поспешил было подняться, но Беседующий поднял руку и мягким голосом велел не вставать. Гилтас подошел ближе, сунул руку в корзину камней и вытащил особенно красивый аметист. Поверхность темно-красного драгоценного камня была квадратом со стороной три сантиметра, и весьма искусно огранена, несмотря на грубые инструменты, которыми вынужден был пользоваться мастер.

Он собирался вернуть камень в корзину, но гранильщик стал умолять его оставить камень себе. Гилтас хотел было отказаться, не желая лишать дохода своего подданного, но Кериан прошептала: «Возьми камень, Гил. Иначе разочаруешь его».

Глаза старого эльфа засияли гордостью, когда Беседующий сердечно поблагодарил его за дар. Глаза самого Гилтаса были подозрительно радостными, когда он прощался. Каждый раз, когда он будет в отчаянии от стоящих перед ним задач, ему следует вспоминать этого бедного доброго гранильщика. Какой король отважится подвести таких подданных?

Снаружи убогого жилища гранильщика, скучный голос лорда Мориллона положил конец трогательной интермедии. «До нашего появления, кхурцы не умели обрабатывать драгоценные камни. Теперь же, квадратные камни популярны на всех сууках», — сказал он.

«Ну, ради этого стоило перебраться сюда», — едко ответила Кериан.

Гилтас ничего не произнес. Стиснув аметист, он двинулся дальше.

Извилистый маршрут вел его мимо бесчисленного множества палаток. Одни были чуть больше постели своего единственного обитателя; другие включали в себя комнаты, коридоры и прихожие, довольно сложно спланированные. Все усердно работали. Лености не было места в Кхуриносте. Каждый клочок еды и одежды, каждый глоток воды приходилось покупать у лукавых торговцев.

И снова, где один эльф — на этот раз Гилтас — видел торжество над несчастиями и отвагу перед лицом нужды, другие видели только большое горе. Львица едва выносила это медленное продвижение по палаточному городу. Подступавшая к сердцу боль при взгляде на положение ее народа, была практически невыносимой. Чтобы справиться с этими сильными эмоциями, она все сильнее и сильнее гневалась. И в последнее время ее гнев по большей части был направлен не только на мужа, за недостаточную деятельность, или на оккупантов, загнавших ее народ в такую нужду, но на саму себя, за неудачу в борьбе с быколюдьми и провал попытки убедить мужа поддержать еще один набег на них.

«Что насчет тех документов, которые я принесла из города?» — спросила она.

Ее шепот был резким, более громким, чем хотелось бы Гилтасу. Опустив глаза, он указал ей говорить осмотрительнее.

«Фаваронас разбирался с ними весь день. Мы обедаем с ним сегодня вечером, чтобы услышать, что он обнаружил».

Гилтас видел, что лорд Мориллон, не знавший причины визита Львицы в храм Элир-Саны, внимательно наблюдал за ними. Дворянин пытался ранее выведать у Гилтаса информацию о том поручении, но безуспешно. Не то, чтобы Гилтас не доверял Мориллону. Он просто знал, что в делах, подобных этому, где жизни висят на волоске, чем меньше знающих о его планах, тем лучше.

Солнце уже было низко, почти касаясь западных дюн, когда группа прибыла к королевскому палаточному комплексу в центре лагеря. Огненный шар сменился с раскаленного добела на кроваво-красный, окрашивая небо в цвет полированной меди. С моря задул легкий бриз. Он унес прочь облако пыли, поднятое возвращающейся армией, как и висевшую над Кхуриностом неизменную дымную завесу. Гилтас остановился, чтобы вдохнуть освежающий морской воздух.

«Если бы такой ветер дул каждый день в это время, я был бы счастлив остаться здесь». У всех на лицах появилась тревога, и Гилтасу оставалось лишь улыбнуться. — «Не волнуйтесь: все мы знаем, как редко бывает этот ветер».

Советники посмеялись над шуткой своего Беседующего. Но не Львица. Она вежливо попросила разрешения отбыть, сославшись на необходимость навестить своих воинов. Гилтас дал дозволение, напомнив, что ожидает ее на их совместный ужин этим вечером.

Вскоре Львица снова была среди своих изнуренных солдат. Они жили совместно в больших палатках, сгруппированных вокруг больших каменных загонов, разбросанных по всему эльфийскому лагерю. Кериан занялась отбором пятисот бойцов, которые отправятся с ней в путешествие на север. Она предпочитала набирать скорее отважных разведчиков и опытных наездников, чем лучших бойцов. Она немногое поведала им о грядущей миссии, необходимая предосторожность, крепко засевшая в ней так же, как и в ее муже. Осмотрительность Львицы вызывало не только опасение кхурского вероломства. Единственное слово о том, что надеялся найти Гилтас, могло легко вызвать панический исход отчаявшихся эльфов, полных решимости бежать из Кхуриноста в поисках мнимого рая сказочной долины тумана и мглы.

Таранас и другие ее офицеры, как и следовало ожидать, проявляли любопытство. Они предположили, что Львица планирует доставить неприятности рыцарям Нераки, чья родина находилась прямо на другой стороне гор, к которым они направлялись.

Она только могла мечтать, чтобы это было правдой. Как ни сильно она ненавидела минотавров, в сердце Кериан был зарезервирован особый темный уголок для рыцарей и их наймитов. Они были ее кровными врагами, и она знала, как с ними драться.

Попытка отвоевать Сильванести была серьезной ошибкой: теперь она знала это. Каждый день, что эльфийские земли находились в грязных лапах захватчиков, был сущей пыткой для нее, и ее нетерпение стало причиной поражения на юге. Ее учили, что войны не выигрываются спешкой и яростью. Львицу обучали терпению.

И, тем не менее, фантазии Гилтаса об Инас-Вакенти были напрасными. Даже если эта долина существует и пригодна для жилья, она не была их домом, думала Кериан. В священных землях Сильваноса и Кит-Канана эльфийская раса была на своем месте, и нигде больше. Львица чувствовала, что лучшим применением ее боевой мощи были бы небольшие набеги на родные земли эльфов, засады на патрули минотавров, поджоги их складов, разрушение их мостов и уничтожение их предводителей. Такими методами она практически очистила периферию Квалинести от неракских рыцарей, хотя ей никогда не хватало сил, чтобы бросить вызов их власти в Квалиносте, так же как и попытаться покончить с драконицей Берил.

Своим любопытным офицерам она сказала: «Беседующий преследует особую цель, посылая нас на север. Драка не входит в этот план. Мы будем сопровождать», — она тщательно подбирала верные слова, — «библиотекарей из королевских архивов».

Все воины, как один, были поражены. «Генерал, почему посылают вас? Любой компетентный командир справится с такой простой миссией», — спросил Таранас.

«Я иду, потому что мой Беседующий отдал такой приказ».

Они кивнули, подтверждая повиновение своему королю. Кериан попросила Таранаса рассказать ей об атаках кочевников, которым он подвергся на обратном пути в Кхури-Хан.

Он с армией без проблем добрался до побережья, ответил Таранас, благодаря операции прикрытия, организованной Львицей и ее лучниками. Квалинестийский воин надеялся, что его командир поведает, как она выжила, но она промолчала. Он был слишком предан и хорошо обучен, чтобы расспрашивать ее о том, что произошло.

Когда колонна двинулась вдоль побережья, они повстречали группы кочевников, собиравших финики и кедровые орехи в прибрежных лесопосадках. Кочевники вели свой крупный рогатый скот и коз от водопоя к водопою по древней тропе вдоль берега моря, веками использовавшейся пастухами. Они дали приют вооруженным эльфам и не было никаких столкновений.

На второй день продвижения вдоль берега, эльфы заметили следивших за ними верховых людей. Таранас сперва не уделил им особого внимания, так как их было немного, и они находились впереди колонны, а не позади. Он логично предположил, что погоня от границы с Сильванести возникнет позади.

Первая атака состоялась с наступлением ночи. Тяжелые арбалетные стрелы метнулись с дюн в сторону правого фланга эльфов. Несколько всадников и лошадей упали. Таранас выслал патруль. Они не обнаружили никого, но отчетливые следы на песке указывали, что полдюжины людей с лошадьми скрывались в дюнах.

Такая картина повторялась всю ночь и последующие дни. Разгневанный снайперским огнем, Таранас высылал все больше и больше отрядов, чтобы выследить арбалетчиков. Все безуспешно. Все равно, что охотиться за дымом. Снайперы все время отступали, осыпая преследователей стрелами.

«Если бы они лучше целились, то опустошили бы много седел», — сурово произнес Таранас. — «А так, они целились слишком высоко».

Львица кивнула. Для новичков арбалетчиков было обычным делом промахиваться по цели. Арбалет посылал свои снаряды по дуге, в отличие от прямого полета выпущенной из лука стрелы. Очевидно, этим кочевникам было непривычно подобное оружие.

Атаки прекратились, лишь когда в пределах видимости показался Кхури-Хан. Эльфы так ни разу и не смогли приблизиться к снайперам, а их собственные лучники ни разу не поймали мишень в прицеле на время достаточное, чтобы произвести точный выстрел.

«И еще одно, генерал», — сказал Таранас. — «Наши враги явно были кочевниками, по тому, как они знали и использовали пустыню, но мне кажется, что они были из Кхури-Хана. Следы от мест засад вели на север, всегда на север; а последние направлялись прямо к городу».

Это имело смысл для Кериан. Напавшие на нее и Гитантаса на Храмовом Пути люди тоже были кочевниками, возможно из того же отряда, что досаждал колонне Таранаса. Они явно действовали из Кхури-Хана, но почему? Кочевники относились к городам и их разнообразным обитателям с тем же подозрением, которое они ощущали к чужеземцам, вроде эльфов; а Кхури-Хан, как самый большой из кхурских городов, рассматривался как самое сосредоточие зла.

Приближался час обеда. Кериан оставила своих верных офицеров, чтобы вернуться в палатку Беседующего и присутствовать на обеде с Гилтасом и его архивариусом. Покинув палатку офицеров, она сделала легкий крюк, чтобы навестить Орлиного Глаза в его стойле. Грифона приходилось держать подальше от лошадей; его присутствие сводило их с ума.

Орлиный Глаз статуей застыл возле своего кормового столба. На его голову был накинут капюшон, словно охотничьему соколу, накрытому зеленым фетром. Это был лучший способ держать его смирным. Когда Орлиный Глаз волновался, он издавал свой пронзительный булькающий крик, от которого в панике разбегались животные на мили вокруг.

Мягко говоря с существом, Кериан развязала шнурки и сняла с него капюшон. Золотые глаза грифона, каждый размером с королевский кубок, внимательно изучали ее.

«Как ты, друг мой?» — спросила она. — «Голоден? Конечно же, голоден».

Она прошла в дальний конец стойла, к окрашенному темным деревянному бочонку. Тот сильно пах застарелой кровью. Она вытащила баранью ногу, не слишком свежую, как раз как нравилось грифону. Запах крови достиг Золотого Глаза, и он раскрыл клюв, начав ощупывать воздух палочкообразным языком. Его львиный хвост подергивался взад-вперед. Он нетерпеливо пискнул.

«Иди, иди», — весело произнесла она.

Она насадила ногу на свисавший с верхушки столба крюк. Золотой Глаз подождал, пока она отойдет, а затем сделал несколько шаркающих шагов вперед. Он погрузил свой крючковатый клюв в мясо, отдирая кусок размером с кулак, который затем не глотая отправил в брюхо. Многие ее товарищи не выносили наблюдать, как ест грифон. Кериан же находила этот процесс поучительным.

Довольно скоро металлический крюк был снова пуст. Грифон взмахнул крыльями, признательно качнув головой. Она нежно похлопала по пернатой шее, и он позволил ей снова надеть на него капюшон. Кериан пожелала ему доброй ночи.

Наступили сумерки. Огромный небосвод над Кхуриностом и кхурской столицей окрасился багровым, с алыми и розовыми прожилками на западном горизонте. В армейском лагере было мало закрывавших вид зонтов. Кериансерай задержалась на минуту, наслаждаясь огромным простором неба и пришедшей с закатом прохладой воздуха.

Что-то пронеслось над головой. В пустыне было мало птиц, и она с любопытством проследила за движением. Ее форма и рисунок полета казались странными. Через мгновение она узнала стремительный полет летучей мыши. Странно. Она не встречала ни одно из этих существ со времени ухода из лесов Квалинести.

Оно прошелестело, может в шести метрах, у нее над головой. Шум его мягких крыльев был слабым, но отчетливым, как и издаваемый им звук, напоминавший скрип кожи по стеклу. Затем оно унеслось, скрывшись среди низких брезентовых крыш и поднимавшихся нах палаточным городом дымов.

Кериан посмотрела вниз и обнаружила, что сжимает эфес своего меча. Она не знала, почему, но летучая мышь вызвала у нее тревогу. Ее сердце бешено стучало.

Опустив взгляд ниже, она увидела что-то темное, разбросанное на песке у нее под ногами. Она опустилась на колено. Дорожка была усыпана зелеными листьями. Листьями ясеня. Такие деревья не росли в пределах трехсот миль от Кхури-Хана. И что еще более странно, листья были зелеными и мягкими.

Обед с Беседующим с Солнцем и Звездами подчинялся строгому этикету, по меньшей мере, в том, что касалось меню. Восходя к величественному прошлому, обеды состояли из двенадцати смен блюд. Не хватало лишь кристаллизованной росы, собранной в королевских розариях, воздушных пирожных и изысканных приправ. Не только это теперь было недоступно, но монарх эльфийских наций не потворствовал показной роскоши.

За низким круглым столом сидели Беседующий, Кериансерай, старейший из здравствующих архивариусов, Фаваронас Милланандор, и сильванестийский картограф по имени Ситэлбасэн, когда-то бывший персональным картографом королевы-матери Эльханы Звездный Ветер. За обедом прислуживал Планчет, с амфорой вина в руке и тонким кинжалом, заткнутым за пояс.

Обед состоял из рыбы, риса, жаренных кедровых орешков и популярной в Кхуре маслянистой пасты. Известная как феза, она представляла собой пюре из семи овощей, смешанных с ореховым маслом и чесноком. На столе стояли глиняные горшочки с полосками кхурского хлеба, хрустящими палочками из теста, поджаренными на солнце до темно-коричневой корочки и твердыми, почти как дерево. Рядом с тарелкой Беседующего находился белый керамический горшочек и крошечная чашка соответствующего размера. В горшочке был кефр, крепкий темный напиток, так любимый кхурцами. Гилтас был одним из немногих пристрастившихся к нему эльфов, и единственным, кто пил горький напиток, не добавляя сахар, корицу или другие специи.

«Эх, сюда бы каких-нибудь подходящих фруктов», — произнес Ситэлбасэн, глядя на свою недоеденную рыбу. Кхурские воды давали много видов рыбы, вся костлявая и с сильным привкусом.

Гилтас закончил свою небольшую порцию и наливал себе чашку кефра. «На десерт есть финики и инжир», — сказал он. — «Я велю принести, если желаете».

Картограф вежливо отказался. Он изрядно их съел за свою жизнь.

Некоторое время продолжался светский разговор, пока Львица не подняла собравшую всех их вместе тему.

«Итак, Мастер Картограф, что насчет этой долины?»

Ситэлбасэн отпихнул тарелку. «Леди, в месте, указанном на карте Беседующего, несомненно, есть долина», — сказал он.

Гилтас спросил Фаваронаса: «Храмовые летописи, что принесла леди Кериансерай — они дали полезную информацию?»

Архивариус откинулся назад, сложив руки на животе. Для эльфа у него был довольно выпуклый живот, свидетельствовавший о его привычке пить местное пиво и отменном аппетите. В отличие от своего привередливого коллеги, Фаваронас очистил тарелку и теперь чавкал хлебом, макая его в фезу.

«Возможно, Великий Беседующий», — ответил архивариус, прожевав. — «Они касаются запутанной истории, полной аллегорий и легенд. Как современный ученый, я не осмеливаюсь пересказывать подобные сказки».

Курсировавший вокруг стола Планчет наклонился, снова наполняя чашу архивариуса. Фаваронас поблагодарил его и поднес чашу к губам.

Кериан едко заметила: «Вы здесь не ради гостеприимства. Расскажите нам, если есть о чем, что вы узнали».

Гилтас упрекнул ее взглядом, и она умолкла, взяв хлебную палочку и с хрустом вгрызаясь в нее. Беседующий выжидательно смотрел на архивариуса.

Фаваронас начал рассказ: «Согласно храмовым хроникам, Инас-Вакенти было первым местом на Кринне, где боги ступили на землю в телесной форме. Оно стало неким нейтральным убежищем, где они могли стоять на тверди и наслаждаться созданным ими миром. Чтобы уберечь это райское место от междоусобных распрей, они заключили соглашение, что никому не позволялось разговаривать в его пределах. Отсюда и название, Долина Молчания».

«Правда ли это…» — Он прожевал последний кусок хлеба и пожал плечами. — «Но я могу подтвердить, что обсуждаемая местность была частью королевства Сильванести, до Первого Катаклизма. Ситэлбасэн сказал, что эта территория была частью большого участка земли, пожалованного Сильваносом Золотым Глазом, первым Беседующим со Звездами, своему генералу и другу Балифу. В те дни это тоже по большей части была пустыня. Равнинный юг пустыни кишел свирепыми кочевыми племенами людей, которые постепенно были вытеснены легионами Балифа. Самый отдаленный аванпост эльфийского королевства находился в или рядом с Долиной Молчания, в месте, называемом Тез-Балиф — Врата Балифа».

«Очаровательно», — протянула Львица.

«Да, в самом деле!» — согласился ее муж, не обращая внимания на ее ироничный тон. — «Это может означать, что мы имеем легальные права на Инас-Вакенти. Если мы сможем отыскать остатки крепости Балифа, это поддержит наши притязания!»

«Это все было пять тысяч лет назад», — сказала она. — «Если что и осталось, то лишь булыжники. Сомневаюсь, что Сахим-Хан уступит нам землю, опираясь на несколько древних камней».

Обедавшие продолжали спор, пока убирались тарелки и сервировался десерт. Фаваронас угощался ломтиками свежего инжира, слизывая липкий сок с пальцев. Ситэлбасэн с брезгливым осуждением наблюдал за коллегой.

«Есть один предостерегающий рассказ касательно Долины», — произнес Фаваронас, набирая полную горсть фиников. — «Если верить жрицам Элир-Саны, на заре правления Беседующего Ситаса туда был изгнан могущественный колдун. Храмовые хроники называют его Вездика».

Ситэлбасэн покачал головой. «Варварское имя. Не похоже ни на один из известных мне языков».

Фаваронас сплюнул в руку финиковую косточку. «Я уверен, что это искаженное Ведведсика».

Беседующий, Планчет и Ситэлбасэн уважительно посмотрели на архивариуса. Кериан, которой не хватало их официального образования, это имя ничего не сказало. Фаваронас пояснил его значение.

«Ведведсика был одним из самых первых великих магов Сильванести. Вначале он был союзником Беседующего и вассалом Балифа, но затем совершил преступление и был изгнан из королевства».

Имя Балифа было известно Кериан. Тот был великим воином и прославленным генералом. «Какое преступление?» — спросила она.

Гилтас ответил: «Никто не знает. Оно было столь ужасным, что Беседующий Ситас запретил любое упоминание о нем в анналах своего государства. Он велел Балифу арестовать мага и поместить его в заключение в отдаленном форте».

«И в ответ подлый колдун способствовал падению своего повелителя», — мрачно произнес Ситэлбасэн. — «Балиф, стройный мужественный эльф, был превращен в скрюченное сморщенное отвратительное существо. Вскоре после этого он исчез, не найдя в себе сил жить дальше в Сильванести».

Повисла тишина. Давняя судьба эльфийского генерала вызвала болезненные ассоциации у сидевших вокруг стола. Разве они не изгнаны так же из своей родины? Возможно, и им тоже никогда не удастся вновь поселиться там.

Был уже поздний час, и палаточный город притих. Ночной ветер заставлял дрожать крышу палатки Беседующего, и этот звук внезапно вызвал ощущение постороннего присутствия за столом. Кериан непроизвольно придвинулась ближе к Гилтасу. Игнорируя протокол, он обнял ее рукой за талию.

«Даже кости колдуна обратились в прах», — пробормотал Фаваронас.

Эта цитата из барда Севаститанаса нарушила мрачную атмосферу. Планчет двинулся наполнять чаши, а Фаваронас принялся излагать последующую историю Инас-Вакенти.

Король-Жрец Истара получил пророчество, предупреждавшее о грядущей беде. Единственным местом на всем континенте, которое не должна была затронуть катастрофа, была Долина Голубых Песков, так как там, где когда-то гуляли боги, стихия была не властна. Король-Жрец отправил экспедицию в долину; о ней больше ничего не было слышно. Позже, гномьи разведчики из Торадина обнаружили долину и начали добычу полезных ископаемых. Проект давал щедрый доход серебра, но сопровождался такими авариями и жертвами, что шахтеры меньше чем через год покинули его. Во время кочевых перемещений бакали во времена старой Эрготской Империи, небольшое племя людей наткнулось на долину, и спаслось от мародерствовавших людей-ящериц, спрятавшись там. Какое-то время они процветали, отправляя торговые экспедиции в Истар и Сильванести, но спустя несколько лет торговля пошла на спад, а затем и совсем заглохла.

Последнее упоминание о долине в храмовых архивах относится к соламнийскому рыцарю, который проезжал через нее после Катаклизма. Он сообщал, что смещения пластов земли не затронули долину.

«И?» — поторопила Львица, когда Фаваронас сделал паузу, чтобы выпить.

«И ничего, леди», — ответил он, пожав плечом. — «Это вся информация, содержавшаяся в той записи».

С того времени, рассказал он им, подъем кочевников пустыни прервал все контакты с Долиной Молчания. Проживавшие в той местности кочевники относились к ней, как запретному месту, пока остальные племена постепенно забывали о ней или, как городские кхурцы, перевели в разряд сказок.

Масляные лампы на низком столике зашипели, когда их топливо стало заканчиваться. Фаваронас завершил свой рассказ, но добавил финальное предупреждение: «Храмовые анналы написаны весьма смутным и иносказательным языком, Великий Беседующий, и потребовали много интерполяций и экстраполяций с моей стороны».

Гилтас кивал в задумчивости. Кериан наклонилась ближе и толкнулась носом ему в щеку. «Ну?» — сказала она. — «Я еду, или нет?»

Он улыбнулся в своей мягкой, слегка грустной манере. «Конечно. Мастер Фаваронас тоже. Наши люди должны иметь убежище. Инас-Вакенти может оказаться этим местом».

Архивариус уже согласился на путешествие, но когда Беседующий спросил Ситэлбасэна, не желает ли тот также присоединиться, сильванестийский картограф поспешно отклонил приглашение.

«Боитесь призраков?» — поддразнила Львица.

Худощавый опрятно одетый эльф плотнее запахнул свое одеяние вокруг шеи. «Да, леди», — ответил он. — «Так и есть».