17 ноября 1988 года, вечер

Смена в автомастерской закончилась двадцать минут назад, но Григорий Беглов ушёл с рабочего места ещё на полчаса раньше. Ему было необязательно так поступать, поскольку он легко успевал туда, куда и пришёл, особенно после того, как ещё сорок минут гулял и заливал в горло купленное пиво.

Когда ему прямо на рабочее место пришло письмо от местного нотариуса, с просьбой явиться в скорый срок, он был удивлён. Первой же мыслью было то, что все его маленькие махинации, – которые начали переваливать за полусотню, – неожиданно стали общественным достоянием. Но мысли, что он, как маленький вор-бизнесмен, слишком мелкая рыбёшка, чтоб милиция устраивала засады, особенно такие хитрые и безвкусные, всё же успокоили мужчину.

Если бы его действительно прижали обстоятельства, которые назывались «уголовная ответственность», он бы не постеснялся покинуть город, и жену с двумя детьми. По крайней мере в этом он иногда признавался самому себе.

Первые две минуты, сидя у входа в кабинет, он пытался ни о чём не думать. Чуть позже его сразу посетили мысли, что мало чего можно ожидать интересного от нотариуса: фактически, в глазах закона, Григорий был чист, – если не считать отсутствие банальной нравственности и этики, и ни перед какими-нибудь структурами он не числился; рассчитывать на неожиданно всплывшего из ниоткуда родственника с «дарственной» или то же завещание тоже было тяжело. Сколько Григорий себя помнил, с самого раннего возраста и пребывания в детдоме, единственный человек, кого он действительно однажды назвал мамой, была Дева Мария.

Плохого от посещения нотариуса не ожидалось, в равной степени, как и хорошего. И, казалось бы, какого черта он здесь забыл?.. но любопытство пожирало изнутри, особенно после опустошённой бутылки.

Деревянная дверь открылась, и из неё выпорхнула заплаканная женщина в чёрном… натурально, как вестник рока. Григорий сухо сглотнул, как бы ему также не вылететь в слезах.

Войти в кабинет не составило никакого труда, а вот сдержать явно растущую неприязнь – крайне сложно. Учитывая, как выглядел Григорий, в этой потрёпанной и запачканной форме автомастерской, его присутствие в кабинете «правоохранительного работника» расценивалось как бандитский рейд.

Нотариус походил на типичного офисного работника: весь такой зажатый, точно его большой ум и профессия давили на голову, что со временем осунулись в плечи и сгорбили спину. Как толстый хомяк, этот мастер юриспруденции сидел за столом и перебирал бумаги. Он словно знал, кого нужно ждать в любой момент, и стойкий запах машинного масла уже уведомил его заранее – Григорий Беглов пришёл по высланному приглашению.

Пока вошедший работник автомастерской сидел и ждал что с ним заговорят, его дело внимательно просматривалось уже в третий раз. Да, нотариус не поленился дополнительно взять информацию из местного отдела милиции, чтобы убедиться, кого именно он пускает к себе в логово, и такая чистая характеристика могла быть только у священников, если нельзя было посчитать неприятное и озлобленное лицо за преступление. У гостя также отсутствовал большой палец на левой руке, что однозначно должно было произойти ещё в далёком детстве. Нотариус был уверен, что подобная деталь сильно сказалась на взрослении этого человека.

Мария, жена Григория, судя по документам была не шибко настроена на брак. Если смотреть на важные семейные даты, то в глаза бросается то, что Сергей – первенец – родился через три месяца после свадьбы. Учитывая грубое выражение лица автомеханика, было тяжело представить любое отношение с нормальной – и даже живой – женщиной. Фантаст-некрофил, не стесняясь себя сказал бы нотариус, испытывая инстинктивное отвращение к Григорию, как к какому-то паразиту.

Обе стороны сразу принялись оценить царящую вокруг обстановку. Не пробыв в помещении более пяти минут, Григорий уже приметил десяток поводов невзлюбить сутулого коротышку. У него даже сложилось ощущение, что даму в чёрном тот специально довёл до слёз, поскольку просто тешил своё эго и, возможно, получал сексуальное удовольствие. Нотариус молчал, а лёгкий свист из левой ноздри давил на нервы. Если резко покинуть кабинет и никогда больше не возвращаться, Григорий ничего не потеряет.

Хомяк-нотариус закончил оценивать Беглова, и пришёл к выводу, что человек перед ним действительно чист, – кроме его формы и специфического «волчьего» выражения лица. Он очень сильно сомневался в том, что скользкая дорожка миновала такое выдающееся лицо, но разбираться в том, что находится за пределами официальных бумаг было гиблым времяпрепровождением… равно как и опасным.

– Здравствуйте, Григорий Григорьевич. (Беглов специально выбрал себе в Отчество собственное имя, поскольку не только не знал имени биологического отца, или любого другого, по его ощущениям «Григорий Григорьевич» звучало крайне солидно.)

– Вечер добрый. – «И к чему это было? – спросил сразу сам себя Григорий. – Если ты не намерен позвать меня в бар на душевный разговор и пару рюмок горячительного, то какого чёрта распыляешься?».

– Вы ведь помните по какой причине вас позвали?

– Нет. Не имею ни малейшего понятия.

– А письмо? Кажется, в нём я описал тему нашего разговора…

«Вот именно, «кажется». Было неудивительно, что этот хомяк затерялся в сотне сменяющих друг друга людей, что попросту забыл об одном из них. Забыл о Григории Беглове.

– Оно пришло во время наплыва посетителей, когда тяжело было отойти от работы, и я просто не успел его просмотреть. – Когда Григорий говорил, он прокрутил в памяти то, что сразу разорвал конверт и сжёг. Сейчас ему действительно захотелось его открыть и прочитать.

– Пускай. Вы что-нибудь знаете про гражданку Ждану… Нежданову?.. – Фамилия и имя на бумаге выглядели реальными, да и в жизни встречались аналогичные кадры. Подобные индивиды создавали чарующий типографический казус.

– Впервые слышу, – сдерживая улыбку сказал Григорий.

Будь его руки запачканы кровью, – а он никогда не собирался грешить подобным, – а не кражами и вымогательством, он бы по-настоящему запаниковал. Однако, услышав незнакомое имя, он всё же напрягся. Он действительно мог где-нибудь встретить эту женщину, и ещё хуже – солидно подпортить ей жизнь.

Если вскроется одна маленькая махинация, то вслед полетят и другие.

– Она должна приходиться… двоюродной сестрой вашей матери. Ваша двоюродная тётя.

– Превосходно. А дальше?

– Она умерла второго ноября в возрасте восьмидесяти одного года.

– Здоровья старушке... А я тут при чём?

Нотариус сделал небольшую паузу, чтобы выпить воды и поправить галстук. Сидеть напротив ярого рецидивиста было достаточно изматывающе. От пренебрежительного, агрессивного и бестактного отношения Беглова так и тянуло сплюнуть на пол, но работа требовала соответствующих усилий. Мужчина обвёл взглядом кабинет, который показался ему более грязным и душным, чем обычно.

– После её кончины, привязанный к ней банк вскрыл персональную ячейку хранения клиента, чтобы можно было описать содержимое и предоставить родственникам, и там как раз находилось завещание, в котором были упомянуты Вы. Ничего другого больше в банке не хранилось.

По спине Григория пробежали такие здоровые мураши, что можно было их собрать в банку и отправиться на рыбалку. Неожиданно появилась родственница, что знала о Григории всю жизнь, но никогда не думала выйти на контакт; бабулька умирает и пытается чем-то наградить двоюродного племяша, просто за факт его существования. Если вся эта ситуация не являлась каким-то извращённым розыгрышем, то точно смердела нездоровым напряжением и весельем.

– Вы хотите сказать, что мне, детдомовцу, который ни разу в жизни не слышал даже имени любого кровного родственника, пришло письмо о наследстве?!

– Да.

– Бред! Вы хоть сами понимаете, как это звучит? Это по-вашему, что, книжка какая-то? Дрянная драма прямиком из девятнадцатого века?

– Григорий Григорьевич, я вас прекрасно понимаю. У меня с собой листок. Держите. – Нотариус скрылся под столом и достал бумагу. Беглов сразу принялся читать.

Это был грязный и измятый «от» и «до» лист бумаги. Местами наблюдались поправленные и зачёркнутые слова, роспись в углу, в надежде проверить чернила, кляксы и въевшиеся пятна жира. Ни даты, ни подписи, разом небылица и шутка. Ноль юридической ценности.

Я, Нежданова Ждана Кузьминична, уроженка Старокорсунской станицы, проживающая в селе Неясыти, пребываю в здравом рассудке и трезвой памяти. Наделяю своего двоюродного племянника, Григория Беглова, что был сдан и проживал в Белореченском детдоме №7 с 1951 года, плодами жизни своей. Оному сыну божьему я вверяю после своей кончины собственный дом, находящийся в селе Неясыти, Краснодарский край.

Премногоуважаемая и верная богу Нежданова Ждана Кузьминична.

«Бабуля, походу, была с придурью. Будто сбежала из средневековья. На её месте, я бы тоже отдал тапочки богу да нашёл лоха для своего хозяйства», – пронеслась мысль в голове Григория, стоило закончить чтение.

– А где этот Неясыть?.. – смутился он, не припоминая ничего знакомого.

– Я не нашёл его на карте, но он должен быть где-то южнее Майкопа. Думаю, на месте будет виднее, если вы захотите приехать посмотреть.

Беглов во второй раз прочитал письмо. Какое-то время он молча смотрел на бумагу и активно думал.

– Вы сомневаетесь в фиктивности документа? В нашей практике имеется, что заброшенные далеко от цивилизации люди имеют крайне слабое представление о юрисдикции в подобных вопросах. В случае чего, вы можете отказаться от…

– Нет!

Хомяк даже дёрнулся от этого резкого ответа, точно его скинули с плахи, заменив выцветший галстук на толстую бечёвку. По его покрасневшей шее уже было заметно, как сильно ситуация его вымотала.

– Если бабуля действительно является тем, кем представилась, то я рад за неё. А от подарка ведь отказываться неправильно, верно?

Нотариус только молча кивнул. Ему почему-то показалось, что стоит что-то сказать, как Беглов покажет свою настоящую натуру.

– Как доказать, что дом теперь действительно мой? – спросил Григорий, окончательно вернувшись из плена размышлений.

– Фактически никак. Но как только вы прибудете в село Неясыть, то стоит опросить местных, дабы доказать родство. Если же вас примут в качестве нового хозяина, то участок всецело будет Ваш. Это будет… справедливо.

Была ли это какая-то новая махинация или определённый шифр – Григорий не знал. Даже после письма он сильно сомневался в том, что всё написанное в нём правда, вплоть до имени и названия села. Однако, целый дом и прилегающий к нему участок могли походить на золотую жилу, и упускать такой случай ровнялось сущему кретинизму. Ему надо это обдумать, обсудить.

– Да, хорошо, – сказал он и поспешно вышел из офиса.

Загрузка...