На этот раз Григорий уже приказал (натурально, приказал) вернуться Серёже к работе. Последние пару дней он усердно разбирал избы покойников на мебель и интерьер. Обещанная пара недель работы приближалась к завершению, и очень скоро все могли наконец-то вернуться обратно в Белореченск. Сам же Григорий решил выписать себе выходной на один день… или пару. Он лишь проконтролировал сына, пока тот пахал под зорким глазом начальникам, и пошёл выпивать со своими новыми товарищами. Когда он в первый раз пошёл к ним, то плотно привязал себя к компании Бражника, и теперь не мог отказаться от обжигающего стаканчика горького удовольствия.
С самого утра Серёжа пахал, носясь от избы к избе, таща на ноющей спине то части шкафов, то стул или стол. Нет никакой помощи, ни совет, ни даже малейшей поддержки в лице придурковатого Борьки. Серёжа был один.
– Ну что, Гриша, как оцениваешь работу? – спросил Бражник, доливая в стакан самогон. Сегодня день казался достаточно тёплым, и оттого все угощения и закуски вынесли прямо на улицу.
Возможно Григорию просто казалось, но с каждым днём он действительно постепенно привыкал к местным климатическим условиям, и последнее время ходил практически в одной безрукавке. Ещё больше он ощущал приливы раскрепощённости. Когда он воссоединился с компанией, то заметил более оживлённый настрой. Все что-то обсуждали, а со стороны свинарника доносился какой-то гам, то ли драка, то ли забой.
– Нормально. Осталась только мелочь, – стёкла тут, стёкла там, – и работу можно окончить. – Он внимательно осмотрел окружающие его яства. Складывалось ощущение, словно Бражник вынес целый склад, лишь бы покутить вместе с друзьями.
– А что насчёт чердака? Не планировал ещё?
– Ч-чердак? – удивление комком застряло в горле. Григорий догадывался, что у дома должна быть мансарда или чердак, но в пылу работы он попросту забыл о том, что всё время было над его головой.
Бражник рассмеялся. Городские были такими смешными в своей наивности. Параллельно его смеху, из свинарника разнёсся душераздирающий вопль. Периодически это был настоящий кавардак, напоминающий то боль, то страх, то радость, то печаль. Свиньи словно пели друг другу, и всему миру, лишь бы каждое живое существо на земле было в курсе, что у них происходит. Слушать это было тошно, тяжелее было представить, какого находиться внутри вместе со всеми этими существами. Они рвали глотку, но не было похоже, что это могло умилостивить разъярённого и трудолюбивого мясника.
Григорию первым вспомнился тот отвратительный и скотский хряк, что мочился на его новый дом. И он был бы рад, если один из голосов вдалеке принадлежал той твари, спину которой теперь навсегда будут украшать длинные и болезненные шрамы. Он пытался не обращать внимания на крики, полностью прислушиваясь к Бражнику.
– Конечно чердак! Тётка твоя была не дура – всё самое ценное хранила именно на чердаке.
– Ценное, значит?.. – нервный ком быстро рассосался, когда Григорий представил себе старый довоенный антиквар, медали, или какую-нибудь ещё ценную муть. – Только я что-то не видел в избе ни намёка на подъём.
Бражник рассмеялся громче прежнего. Даже массовка подхватила его настроение; даже свиньи зашлись в ещё более тошнотворном гомоне.
– Что за чёрт там творится? – бросил через плечо Григорий и посмотрел на ветхое здание. За досками было не видно ни зги, но возня и вопли мешали здраво думать, неприятными мурашками пробегаясь по спине. Если в первую минуту можно было всё списать на убийство одной твари, ради мяса и жира, то дальнейшая возня и всеобщее помешательство хрюшек напоминало бойню.
– Я же говорю: бабушка Ждана не была дурой. Многие хотели бы поживиться её добром, иначе где́ когда вы приехали была вся мебель? Вот, посмотри: одна из тех жадных сук, прямо здесь сидит и смеётся нам всем в лицо. – Бражник проигнорировал вопрос Григория по поводу свинарника и указал на Зою. Девушка хоть и была в бреду после самогона, но подобное оскорбление и порицание мгновенно отрезвили её. Она с испугом уставилась на обидчика, словно прямо сейчас он мог её ударить. – И вот ещё уроды, – пальцы дальше принялись обвинять Артёма и Вику, этих извечных кавалеров Бражника.
Весёлость сняло, как ветром. Уже никто не улыбался, а только печально и с опаской глядели на Бражника. Только Лёзок выглядел довольным. Возможно он был туп, и до него доходило очень долго, но он продолжал бубнить себе под нос ту же околёсицу, что и всегда.
– И ведь не скажут, что за что. Молчат, подонки. – Зоя и Вика заплакали, Артём тоже был на грани срыва. Этот человек имел перед ними настоящий авторитет – по одному его слову и настроению они подчинялись всему. Бражник самодовольно осмотрел их, перевёл взгляд на туповатого Лёзка, на Григория, и неряшливо улыбнулся. – Да и к чёрту всё! Вот у нас здравый мужик, дом сам восстановил, да украсить хочет. Молодец, Гришка!
Григорий только кивнул. Фальшивая улыбка никак не желала вернуться на лицо. Сейчас он испугался этого человека так, как никогда никого не боялся, даже матёрых бандитов, что не стеснялись прирезать или пристрелить ненужную голову. Он бы напомнил о своих планах, но решил умолчать. Не хватало чтобы Бражник повернулся к нему спиной и записался во враги. Этот человек умел себя держать, и даже на пьяную голову оставался тем ещё хранителем секретов.
– Так что там с чердаком? – повторно спросил Григорий.
– Ничего не знаю о чердаке. Моя изба с краю – ни хера не знаю! – и снова задорный смех. Остальные вяло поддержали. – Хочешь, можешь сам найти. Сомневаюсь, что это будет сложно. Но берегись: что у покойных, что у старых, – у всех у них мерзотные секретики.
– Как портки! – завопил Лёзок, засмеялся, упал на землю и начал кататься взад-вперёд в угаре.
Бражник улыбнулся, пнул приятеля в лопатки, и тот быстро успокоился.
– Но не сейчас, Гришка. Составь нам ещё компанию, а дальше, живи как знаешь.
– Ладно… – хоть все мысли были теперь о чердаке и немыслимых богатствах в нём, которые уже были воображены и даже представлены на вес, вкус и ощупь, Григорий всё же согласился остаться с Бражником.
Свиной визг продолжался уже больше часа, с того момента, как Григорий подсел к веселящейся компании. Возможно он был ещё раньше, но представить такую пытку для зрителей было крайне сложно.
– О, выходит, на-аконец-то, – сказал Лёзок, указывая пальцем в сторону свинарника.
Выдвижная дверь в деревянную рухлядь открылась, и за ней показался высокий, лысый и совершенно голый мужчина. Ни одной капельки крови, намекающей на забой, только широкие ручьи пота, свежая грязь, размазанная по всему телу, и до безумия тупой взгляд в никуда. Он на две головы был выше даже Бражника, и сама комплекция тела выдвигала его в настоящие богатыри. Словно Аполлон с греческих картин, или же карикатура с учебников анатомии, он вышел вперёд и направился прямо к выпивающей компании. Не стесняясь никого, тыча достоинством всем в лицо, он схватился за трёхлитровую банку самогона и присосался к горлышку.
Находиться рядом с этим человеком было сложно, словно сам свинарник обратился в человеческое тело и вышел на свежий воздух. Помимо стойкого запаха нечистот и грязи, от него несло и застоявшимся потом и семенем. Григорий невольно прикрыл рукой нос, заметив, что девушки в ужасе прижались к приятелям за столом. Бражник довольно разглядывал подошедшего. Похоже, для любителя свиней в Неясыти не существовало ни норм, ни стыда, ни морали.
– Наработался? – спросил Бражник, когда великан осушил залпом всю тару.
– Да! Славно было! Ещё хочу! – Банка со звоном упала на землю и разбилась. Ожидалось, что громила вот-вот рухнет и отрубится, но он только сильнее окреп и взбодрился. Будто воды выпил!
– Ну почему бы и нет? Иди, развлекайся! – Бражник с улыбкой на лице шлёпнул голого великана по заднице, и тот начал разворачиваться обратно к свинарнику. Тупое лицо украшала довольная улыбка, которая тут же исчезла, когда он увидел Григория в полуметре от себя.
Совершенно неспособными мыслить и выражать чувства глазами он смотрел на Беглова, точно их разделяла общая тайна, общая ненависть. Сложно было вообразить, какие тараканы роятся в голове этого огромного идиота, но что-то в Григории он нашёл.
– Ты мне не нравишься! – прорычал он и пошёл дальше в свинарник.
Провожая уходящего взглядом, Григорий заметил у того три длинных шрама от ягодиц и до лопаток. Нервный ком снова вернулся и практически не позволяя нормально дышать. В голове застыл нервозный писк. Стало жарко, как в бане. Ещё минут десять Григорий смотрел в одну точку. Мураши пожирали его живьём.
– Чего пялишься, влюбился что ли? – спросил Бражник, слегка рассмеявшись.
– К-кто это был?.. – Классический вопрос для любого, кто видел незнакомого человека, но в том, ка́к это спросил Григорий, можно было ощутить всю силу одолевающих его чувств.
– Светозар, – ответил Бражник.
– Или Свинтоза-ар! – поправил Лёзок и рассмеялся, за что получил самую натуральную пощёчину от Бражника. Григорий уже начал привыкать, что этого воняющего сеном засранца и грязнулю могли угомонить только старые добрые удары.
– Не смущайся, Гришка – Лёзок у нас матёрый, как и битый. В эту бошку ничего больше не влезает, кроме как тумаков.
– И-и кто этот ваш Светозар? – Григорий пытался побороть накинувшееся на него заиканье.
– Да никто, как и все здесь. Будет проще, если ты просто не будешь обращать на него внимания.
– Но ты-то ему понра-авился, – хихикнул Лёзок. Удар не последовал, но проныра решил не искушать терпение Бражника.
До самого вечера Григорий искоса поглядывал на свинарник. Ещё несколько часов был слышен неприятный и пугающий визг, но вскоре и он затих. Обратив внимание, что Светозар, – было тяжело представить, что это имя реально, – так и не вышел (он уснул в соломе и экскрементах вместе со своими любовницами), Беглов смог успокоиться.
Когда вечер потихоньку уступал всепоглощающей темноте, Бражник не спешил прогонять Григория, учитывая, что несколько раз уже пугал его, что ночью делать на пустых просторах Неясыти нечего, и себе дороже шляться по вытоптанным тропинкам. Однако, когда время достигло определённого часа, в нём всё же что-то щёлкнуло:
– Ну что, Гришка, пойдёшь проверять свой новый чердак? Или решишься не спешить радовать внутреннего авантюриста?
– Да что мне там делать? Темень такая, что и дальше носа ничего не увидишь! – Одной из причин не соваться на чердак было и то, что Григорий почти был не в состоянии контролировать ватные ноги. Ещё в начале встречи он надеялся держать себя под контролем и ограничиться только стаканом, но встреча со Светозаром полностью разрушила все планы.
– В той дыре ты и при свете дня хрен что увидишь. А сейчас, пока есть смелость, желание и память, можешь легко пойти.
– Все-все сове-етуем! – активно заблеял и Лёзок.
– А вы… со мной?
– Не, брат. Твоё место – твоя добыча. А мы всего лишь пожелаем тебе удачи. – Бражник легонько погладил Лёзка по макушке, то ли успокаивая, то ли хваля.
– А если не найду?..
– Найдёшь. Поверь мне, Гришка, всё найдёшь. Даже если что-то не найдёшь, то оно само на глаза попадётся.
Выслушав это странное объяснение, – но очень понятное и мотивирующее, Григорий всё же согласился с советом. Сегодня он отправится в избу покойной старухи Жданы и найдёт чердак. Непременно!..
Через час Беглов-старший стоял у порога избы. Потребовалось время, чтобы вся веселящаяся компания попрощалась и разошлась. В лунном свете некогда заселённая одним человеком развалина выглядела больше, и отвратительней. Однако, внешний вид был далеко не первой и последней вещью, что ожидалась от этого дома. Как и в логове дракона, внутри находились несметные богатства.
Вся мебель уже была доставлена. Серёжка был молодец, но всё равно оставался мелким и самодовольным засранцем. Как все типичные подростки, он постоянно витал в облаках и крутил в голове маленькие похотливые фантазии. Григорий ни один раз замечал, как этот мелкий подонок смотрел на него исподлобья, словно не знал, что это легко бросается в глаза. Бить детей не принято в обществе, но иногда злость всё же позволяла переступить определённые нормы. Беглов-старший считал – одна из главных проблем его сына в том, что он никак не может смириться с жизнью вокруг себя; попросту неспособен покориться правилам и условиям. Ничего… Григорий его научит, как отец, как наставник, как любой-другой взрослый человек. Потребуется ли для этого пролить слёзы, пот или кровь, но он добьётся своего.
И сам мужчина проходил через такие испытания, падая, разбивая нос в кровь, сдирая кожу до костей, но он учился. Учился чтить, подчиняться, ходить с опущенной головой, быть покорным псом. Крысой. Паразитом. И только потом, узнав, насколько темна нора в которой он живёт, которую многие называют домом, он начал понимать...
Григорий прошёл мимо сваленной в кучу мебели. Хоть и задание было выполнено, но без должного уважения, за что можно спросить, но сейчас местное убранство волновало его куда меньше. Он прошёлся по комнатам, всматриваясь в потолок и хоть какие-нибудь приметы, что помогут ему найти заветный люк. Изначально казалось, что в таком маленьком, ветхом месте не составит никаких проблем найти желаемое, но работа оказалась сложнее, чем предположение. И нет, здесь мешала не ночная тьма, а идеально ровная поверхность над головой. Даже складывалось ощущение, что чердак состоит из одной цельной плиты, куда не входит никакой люк.
Бродя туда-сюда, подвыпивший мужчина даже не заметил, как мебель сама по себе вставала на удобные для проживания места. Всё это походило на то, словно призрак умершей бабки сам занялся уборкой и расстановкой.
– Какого чёрта? – удивился Григорий, запнувшись о переехавший из центра комнаты ближе к окну табурет. – Как это я не заметил эту щель? – Григория смутила не загадочная и самостоятельная расстановка, а прорезь на потолке, которая могла принадлежать бывшему или настоящему люку.
Он поднял руку и приподнял проход. Неужели он вырос? Может, чудодейственный картофельный самогон помог ему стать выше, ведь при первом посещении избы он явно обратил внимание на излишне высокий потолок... Подобные мысли особо не волновали мужчину. Он думал только о том, что его ждёт на чердаке. Вся мистика в избе обходила его стороной, как слепого.
Проход был открыт, и подставив для удобства некогда странствующий по избе табурет, Григорий поднялся наверх. Ночь была и на чердаке, но здесь её присутствие ощущалось куда слабее – вверху был заметен падающий свет луны, хоть в крыше он и не обнаружил дыр или окон. Перед глазами мужчины открылась скромная картина стариной мебели, коробок, ящиков, и таинственный сундук. Другая сторона чердака была закрыта белой не просвечивающейся тряпкой, за которой тоже могло что-то находиться.
Григорий первым делом подошёл к сундуку, который послушно открылся под неистовым желанием мужчины. Внутри его ждали человеческие органы. Точнее, старинные имплантат и протезы: фальшивые глаза, уши и носы, вставные зубы, пальцы, руки и ноги. Для кого-то это действительно могло быть сокровищем, но никак не для этого искателя. Ради интереса он поднял глазной протез и начал осматривать его. Находка казалась тёплой, и в то же время была покрыта странной слизью, словно её минуту назад вытащили из чьей-то головы.
– У мёртвых не крадут, сынок, – раздался хриплый старушечий голос за спиной. Григорий обернулся и увидел белоснежную занавеску. За ней что-то скрипело.
Тряпка отодвинулась в сторону, явив мужчине кресло-качалку, на которой гордо восседало горбатое создание, спину которой украшал колоссальный горб, а седые волосы касались пола. Кресло само по себе выехало вперёд, но не стало пересекать линию занавески. Местное освящение не позволяло увидеть старческое лицо, словно вместо него была чёрная дыра.
– Я тебе не сынок, карга, – ответил Григорий. Он не привык вслух оскорблять старшее поколение, но самогон позволял прыгать выше головы.
Женщина только рассмеялась от такой дерзости. От паразита она большего и не ожидала.
– Мразь! Ничтожество! Знай своё место, паразит, пока ноги держишь и узнаёшь себя в лицо.
Григорий решил не продолжать эту бессмысленную игру в "оскорби оппонента", и знал удобный способ заткнуть каргу. Рядом с собой он увидел старую скалку, и знал, каким грозным это могло быть оружием. Без зазрения совести, он схватил кухонный инструмент и взвесил в руке. Один хороший удар мог выбить дух из любого, особенно из горбатой старухи.
– Ты пожалеешь, сопляк.
"Сопляк" уже было лишним. Григорий пошёл вперёд, но вместо старой женщины встретил люк. Оступившись, он рухнул вниз, и тьма покрыла его веки.