Тайник. Тыкулкас

Глава 13

Холодный рассвет надломил корку ледяной тьмы, нехотя разбавил густую черноту и огляделся, как если бы сомневался, стоит ли вообще заглядывать в этот тоскливый край, где даже солнце не оставалось надолго.

Малинин дошёл до дома несколько часов назад, как был в верхней одежде, сел на краешек кровати и не двигался, уперев взгляд в чуть мутное стекло окна. Он видел, как утро стряхнуло уголь ночи, добавило к тусклым краскам немного света, позвало на помощь ветер, который перемешал всю небогатую палитру, и теперь носился по краю неба, полоща серые тряпки рваных облаков, пробегающих по стылому небу.

— Егор Николаевич? — дверь в дом отворилась, с улицы залетел ручеёк снега и вольготно разлёгся на полу нетопленного дома, а вслед за ним появился Шмелёв. — Мы вас потеряли. С вами всё хорошо?

— Привет, — глухо отозвался Егор. — Да.

— Елена просила сказать, что посох уже в пути. Вы б телефон включили, — почесав затылок, сказал Шмелёв. — Вопросов рабочих много, а мы до вас никак…

— Я понял, — резко сказал Егор. — Поехали. — Малинин встал и пошёл к выходу. — Ты на машине?

— На такси доехал. Холодина сегодня, — изо рта оперативника вывалился белёсое облачко пара и, смешавшись со снегопадом, растворилось в кусающем холодом воздухе.

Малинин на ходу передал ключи от уазика Шмелёву, сам рванул на себя дверь, сел на пассажирское сидение и, прислонив горячую голову к покрытому изморозью металлу, молча смотрел на замёрзшее окно. Машина вскоре разогрелась, проталины на стёклах расползлись во все стороны, молчаливый Шмелёв выскочил на улицу и потянул за одну из створок ворот, перекрывающих выезд с участка. Дверца глухо застонала, и звук этот тоскливый и одинокий повис, словно чей-то далёкий, еле пробившийся сюда крик.

Машина покатилась по пустым улочкам посёлка, Малинин смотрел на скрытые завесой снегопада силуэты домов, рассматривал тянущиеся к автомобилю близкие ветви деревьев, которые чудились чьими-то измученными артритом пальцами, тянувшимися к островку тепла и жизни.

— Приехали, — как-то неуверенно сказал Шмелёв.

— Угу, — покивал Малинин и, выйдя на улицу, не оглядываясь, пошёл прямо к входу в здание.

Здесь работа была в самом разгаре: Береговой топил печь, Унге окопалась папками с делами и увлечённо строчила по клавишам, Дымов развешивал на доске «какие-то каракули», как назвал их Шмелёв, а Елена просто сидела поближе к горячей трубе и пила чай, завернувшись в большой вязаный плед.

— Что по Хватикову? — без приветствия спросил Малинин и наболтал себе в чашке густую смоль растворимого кофе.

— Сейчас, — отозвался криминалист. — Я нашёл его отпечатки в квартире, где он обитал, — Мамыкин положил перед Малининым несколько распечатанных листков. — Сделал запрос и вот ответ.

Егор быстро пробежал глазами по тексту, потом с долгим выдохом глянул на Елену и спросил:

— Дохлый только по малолетке сидел?

— Нет, у него был ещё один эпизод, но там буквально полгода, и потом он каким-то образом вышел по УДО, — Елена посмотрела на Егора. — А что?

— Нужно послать запрос, а лучше позвонить, чтобы сразу посмотрели информацию. Не пересекались ли Хватиков и Дохлый в тюрьме? Они точно должны были где-то познакомиться, потому что не бывает таких совпадений, чтобы они оба сюда припёрлись для совершения ритуала, и друг про друга не знали.

— В смысле? — Елена нахмурилась.

— Чего?

— Ты сказал, что «они оба сюда припёрлись».

— Оговорился.

— А может он и правда здесь? — медленно произнесла Елена. — Унге, ты говорила, что Дохлый проявлял к Соне неподдельный интерес.

— Да, — оторвав взгляд от монитора, отозвалась Унге. — Её это в какой-то мере пугало, но это было давно, ещё в Карельске. Я не помню, чтобы она здесь про него говорила.

— Я сейчас попрошу своих ребят пробить, где он обитает, — покивала Елена.

— А Хватиков за что сидел? — коротко спросил Береговой.

— Почти сразу после учёбы он организовал нелегальный кабинет и практиковал пластическую хирургию. Там было тяжкое причинение вреда здоровью, — Унге пробежала пальцами по клавиатуре и тихо сказала: — Послушайте, он также числился в штате у Анны Николаевны, но не в качестве врача, — она судорожно вздохнула, — а как подсобный рабочий, но я думаю, что он тоже участвовал в тех операциях. Как же я это пропустила?

— Хватиков проявлял настойчивый интерес к Соне, — Малинин побарабанил по столешнице пальцами и спросил у Елены: — А он же по возрасту подходит к тому инциденту? Лена, прости, но следственная группа должна знать правду, иначе…

— Можешь не продолжать, — остановила его Елена.

Никонова подошла к окну, несколько секунд смотрела в размытое отражение, потом обернулась и, усевшись на стул, некоторое время молчала, обозревая пространство.

— Хорошо, — решительно сказала она, — но сразу предупреждаю, эта информация конфиденциальная и служебная.

Пока Лена рассказывала о событиях давно минувших дней, Малинин смотрел на неё и ему казалось, что он не просто слышит слова, а видит её боль, пустоту, оставшуюся навсегда внутри, и стальные нити силы воли, которыми она зашила свою разрубленную душу, чтобы жить дальше, чтобы мстить и остановить тех, кто решил, что может жарить на адской сковороде любого, в угоду своим желаниям.

Когда Елена закончила свой рассказ, в помещении повисла тишина. Тяжёлая печать страшного знания проявилась на лицах тех, кто стал вынужденным слушателем и хранителем чужой тайны и боли. Ведь одно дело, когда перед тобой сидит посторонний человек, ставший жертвой, и ты общаешься с ним по долгу службы, и совсем другое, если через пыточный механизм преступных деяний прошёл твой коллега.

— Отвечая на твой вопрос, скажу, что Хватиков гораздо моложе, — она задумалась. — А вот Дохлый — вполне. Правда, я не нашла больше ничего такого, что могло бы на него указать, но если он там был, то он совершенно точно есть на видеоплёнке.

— А где та видеоплёнка? — негромко спросила Унге.

— Я не знаю, — Елена пожала плечами. — Знаю лишь, что она есть, так как урывками помню, как велась съёмка, а также некоторые материалы были найдены при обыске у вдохновителя всего этого… — она помолчала и добавила: — Движения. Таким образом, нам удалось вычислить двоих участников процесса, — она покачала головой, — но оба они ничего дельного не сказали, а потом случился своеобразный бунт среди заключённых, во время волнений была поножовщина, и обоих фигурантов зарезали. Конечно, предположительно она может быть у шамана, но одних моих скудных воспоминаний недостаточно для постановления об обыске. Да и где искать? — она развела руками. — Я думаю, в этих местах тайников великое множество, одна гора, на которой он живёт, чего стоит.

— Что делаем? — спросил Береговой.

— Не знаю, — резко ответил Егор. — Сейчас мы не понимаем ни логики, ни структуры всего, что происходит. Одно ясно — часть девушек брала кредиты на пластическую хирургию и им за их же деньги вставляли в головы капсулы, образно говоря, а другая часть сильно хотела быть ведьмами и добровольно шли на жертву.

— Одного не пойму: зачем они с них деньги брали?

— Это, видимо, был такой бонус, — вздохнул Береговой.

— Трудности укрепляют веру, — пространно сказала Елена. — Если бы им предлагали всё сделать бесплатно, то это могло насторожить, а тут платно, но с хорошей скидкой.

— Всегда же можно было других набрать, — подал голос Шмелёв.

— Точно, — стукнул по столу Малинин. — Значит, нужны были именно эти. Унге, на тебе поиск по совпадениям.

— Хорошо, — покивала Унге, — я, собственно, занимаюсь этим параллельно, но пока не нашла ничего.

— Теперь нам нужно понимание того, почему здесь намешаны шаманы и ведьмы, — Малинин посмотрел в пустую кружку и подошёл к чайнику.

— Егор Николаевич, — подал голос Дымов, — я бы хотел напомнить про лиственницу.

— А что с ней? — нахмурился Малинин.

— Я говорил, что в шаманских практиках используется лиственница, а по отчётам криминалиста здесь присутствует пихта.

— Что ты мне голову морочишь? — неприязненно поморщился Малинин.

— Ну как вы не понимаете, это же очень важно, — Дымов, слегка нервничая, встал со стула. — В любом ритуале есть база, от которой нельзя отступать, и шаман не может взять пихту вместо лиственницы. Ну, я не знаю… Это как для вас, например, назвать рапорт отчётом или совещание собранием, — даже начав заикаться на последнем слове, сказал Дымов. — Это я для примера, конечно.

— Костя, как-то более развёрнуто обрисуй свою мысль, — спокойно сказала Елена.

— Но. Поймите, это только мои предположения.

— А тебя никто не просит диссертацию на эту тему защищать, — оборвала нить неуверенной речи Елена. — Мне важны твои мысли, мысли опера.

— Я считаю, но, конечно, в качестве моих догадок…

— Константин! — взревела Елена и разразилась длинной чередой бранных слов. — Говори уже.

— Простите, — пискнул молодой человек, — но ваш шаман точно не знает глубины всей практики, иначе никогда бы не допустил такой грубой ошибки.

— Вот и Клара говорила, что он пузырь дутый, — покивал Береговой.

— Что-то мы упускаем, — покивала Елена.

— Я реально не понимаю, как у вас здесь расследование строится? — с некоторой неприязнью вдруг сказал Шмелёв. — Мы просто сидим и рассуждаем, вместо того чтобы действовать.

Малинин вдруг резко соскочил со стула, схватил за шиворот оперативника и поволок бывшего боксёра, как тряпичную куклу, к выходу. Егор выкинул его в проём двери, вышел следом и, встав рядом с багровеющим и еле сдерживающимся опером, сквозь зубы сказал:

— Иди.

— Куда? — цыкнул Шмелёв.

— Действуй, — Егор тыкнул в белую пелену бесконечного снегопада. — Ты же хотел.

— Я ж здесь ничего не знаю. Вы скажите, я сделаю.

— Вот и я не знаю, — развёл руками Егор. — Наша сила сейчас в том, чтобы осмыслит происходящее. А бегать по снегам — наша слабость, — Малинин помолчал. — Ты пойми, это не столица, это другой край и скормить тебя здесь на обед диким животным ничего не стоит, а если ты будешь напролом лезть, куда не просят, то будь уверен, твоим родителям в скором времени сообщат, что ты пропал без вести. Тебя никогда не найдут. А местные скажут, что ушёл с медведем, — на эти словах Малинин, громко хлопнув дверью, вернулся к следственной группе.

— Воздухом дышите? — проговорил появившийся из-за завесы снегопада участковый.

— Нет, — довольно резко ответил оперативник. — Пытаюсь вникнуть в суть работы в северных условиях.

— А, — махнул рукой участковый. — Здесь по большей части головой нужно работать, ногами далеко не упёхаешь. Начальник здесь?

— Да, — покивал Шмелёв и загрустил, потому что в эту минуту он понял, что все его представления о скором превращении Васи Шмелёва в матёрого оперативника вдруг испарились, потому что Малинин ясно дал ему понять, что опер Шмелёв всего лишь городской пижон.

Шмелёв вернулся тихий, странно прибитый и, сев за свой стол, просто уставился в экран телефона, чтобы изобразить хоть какую-то деятельность. Но внутри головы оперативника было пусто, и он отчаянно не понимал, что сейчас нужно делать.

— Пробейте мне Милену, главного врача больницы, нужно основательно покопаться в её прошлом, — поразмыслив, сказал Малинин.

— А что с ней? — подняла голову Унге. — Я её проверяла, она здесь родилась и выросла, потом окончила медицинский институт в Иркутске, уверенно шла по карьерной лестнице, а потом переехала сюда.

— Вот я и хочу узнать. Милена, по всему видно, баба жёсткая, хотя и пытается косить под сельскую лохушку, и мне очень интересно, почему она дала погибшей Рыбарёвой протащить в больницу Хватикова.

— Я извиняюсь, — подал голос участковый, — мой знакомец, так сказать, к Милене Витальевне захаживает, так вот я слышал, что за нового врача просил Кадарий.

— Зачем? — повернулся к участковому Малинин.

— Я как-то не понял, да и не придал значения, — он покачал головой. — Я-то интересовался, чтобы он через Милену спросил, к кому мне с подагрой пойти, а то ноги сильно отекают, а он сказал, что в больничке врач новый и, судя по всему, за него очень просил Кадарий.

— Я понял, — отрывисто сказал Малинин и встал со своего места, — поехали, — кивнул он мрачному Шмелёву и, сорвав куртку с вешалки, подошёл к двери, но в последнюю секунду остановился. — Я к Кадарию, Унге порассуждайте с Дымовым насчёт его догадок. Мамыкин, структурируй все улики и покажи их Дымову, может, он какие-то несоответствия найдёт.

— Что ты понял? — вдруг спросила его Елена.

— Я должен проверить, я устал тыкаться как слепой кутёнок во тьме, но есть уже два совпадения, — он помолчал. — Цветок жизни на ноже Кадария и то, что он просил за Хватикова. Мне кажется, он знает больше, чем говорит, — Малинин натянул шапку и кивнул Шмелёву. — Поехали, ты за руль.

— Верняк, — неопределённо сказал опер и перехватил ключи. — Можно я радио ткну? — спросил Шмелёв, которому было крайне неловко сейчас ехать рядом с Малининым.

— Ткни, — равнодушно пожал плечами Егор.

«И сегодня синоптики нас не порадуют, — послышался бодрый голос ведущего, — штормовым предупреждением для следующих населённых пунктов… — он монотонно перечислил разбросанные на приличном удалении друг от друга посёлки. — Поэтому рекомендовано детей забрать из учебных заведений, пожилым людям оставаться дома и всем гражданам вооружиться генераторами или свечками. Кто знает, сколько проводов в этот раз намотает ветер».

— То есть, до этого здесь тихо, что ли, было? — покосился на Малинина Шмелёв.

— Да, — кивнул Егор, — лети обратно, бери участкового и мчите за генератором. Если штормовое, значит, будет снежный апокалипсис, — и, чуть побледнев, добавил: — Аэропорт тоже будет закрыт. Скажи об этом, Елене, — Егор открыл дверь, — нужно вопрос решать быстрее. Всё сделаешь и за мной возвращайся, таксисты сейчас попрячутся все.

Шмелёв с облегчением выдохнул, ринувшись делать простое и понятное дело, а Егор, согнувшись вперёд и борясь с ветром, пошёл к лестнице, ведущей к приёмному покою больницы.

— Мужчина, вход не здесь, — вяло крикнула протирающая мокрый пол женщина в неаккуратно надетом сероватом платочке и мешковатом белом халате.

— Я до другого не дойду, — огрызнулся Егор.

— А куда ты денешься? — равнодушно и как-то по инерции спросила женщина.

— Улечу, — отмахнулся Малинин и стал подниматься по лестнице вверх.

— И правда, погода лютая, — покивала старушка. — Как бы беды не было.

Егор широким шагом пересёк несколько коридоров, рванул на себя тонкую створку двери, на которой висела табличка, сообщающая пришедшим должность и фамилию начальницы.

— Милена Витальевна, — Малинин без стука вошёл в кабинет главного врача, — как дела у вас?

Женщина чуть приспустила очки в большой роговой оправе, подняла на Егора голову и, несколько секунд поразмышляв, ответила:

— До знакомства с вами поспокойнее было.

— Мне жаль, что в вашу размеренную жизнь, влилось некоторое беспокойство, — поморщившись, сказал Малинин, — Зачем мы мне сказали, что Рыбарёва вас подсиживала, и что это она Хватикова взяла на работу?

— Потому что так мне было удобнее, и, по сути, всё так и было, — Милена пожала плечами. — Меня-то здесь не было.

— Но вы же не просто так уехали в отпуск?

— Да, Кадарий меня попросил, — она сняла очки и, сложив их аккуратно, поместила в очечник. — Да, он мне заплатил.

— Я думал, придётся тянуть клещами, — несколько удивился Малинин.

— Я уже миллион раз пожалела, что поехала в этот сраный отпуск, — вздохнула она. — Но уж очень устала от этого однообразия, — она кивнула в сторону окна, за которым носился кричащий на разные голоса ветер, — Всё как-то посыпалось.

— А чем Кадарий объяснил свою просьбу?

— Сынок у них, — Милена вздохнула. — Вообще, он им племянник, но как за сынка, — главный врач вытянула полку из тумбочки, достала бутылку коньяка и две небольшие рюмки. — Будешь? — спросила она.

— Нет, — покачал головой Малинин. — Вы про Юргиная?

— Да, — махнула рукой женщина и, наполнив обе рюмки, выпила сначала из одной, потом нажала на селектор и, зажмуриваясь от алкогольных паров, сдавленно сказала: — Зайди.

В дверь моментально зашла девушка, и врачиха, протянув ей рюмку, сказала:

— Светке отнеси и скажи, чтобы сворачивалась, она сегодня пьёт со мной, всё равно здесь ночевать, опять ночью светопреставление намечается.

— Мы можем вернуться к разговору? — тяжело посмотрев на Милену, спросил Егор.

— Болеет Юргинай, — она усмехнулась.

— Чем? Он вроде здоров был.

— Ага, особенно как Айнана ноги сделала, — покивала Милена. — Они с шаманом породниться хотели, чтобы вылечил, а он не может, видимо. Послушай, Егор Николаевич, я не хочу в эти дела лезть, я и Кадарию тогда сказала, что готова просто уехать показать пляжным людям своё стареющее тело, лишь бы не вариться во всём этом, — она обвела пространство полноватыми руками.

— В чём в этом?

— Ты думаешь, я не знаю, какие слухи про эту больницу ходят? — она снова накапала в рюмку янтарных капель. — У нас страшилки про бывший ФАП очень любят муссировать, я давно хотела подвалы эти замуровать к лешему, но всё разрешение выбить не могла.

— Милена Витальевна, — в голосе Малинина блеснула стальная нотка раздражения, он выдохнул и добавил: — Я очень советую выстроить свой рассказ, так сказать, поровнее, а то я ни черта не понимаю.

— Ну все как помешались, — всплеснула руками Милена. — С год назад это началось. Сначала Кадарий начал канючить с этим Хватиковым, потом мы с охраной задолбались всё баб каких-то собирать у нас по подвалам, потом выяснилось, что их туда бывшая санитарочка пускала за мзду, потом даже ваша невеста, вы уж простите, но это прям в никуда, тоже туда попёрлась. Что им там мёдом, что ли, намазюкано?

— Почему вы раньше ничего не говорили?

— Егор Николаевич, у меня в жизни много чего происходит, — шумно выдохнула Милена. — То пьянь какую-то привезут, и он утверждает, что пил со снежным человеком и всё ради уважения, то наркомана притащат, тот вообще какую-то дичь несёт, то ещё что-то, я уж всего не упомню, — она помолчала. — Если бы я про всё рассказывать стала, то на языке мозоль с пятак натёрла бы. А уж когда ваша в подвал попёрлась… — она покачала головой.

— Почему-то вы тогда казались мне довольно отстранённой.

— У меня профессиональная привычка быть отстранённой. Я думала, она на вас ворожить ходила, — пожала плечами Милена, — они в наш подвал бегают, чтобы бывших приворожить. Уж не знаю, что там такого волшебного, саками правда иногда сильно пахнет, но, мне кажется, не самое лучшее ароматическое сопровождение для любви.

— Унге, — Малинин быстро набрал номер и коротко сказал, морщась от режущих слух помех, — попробуй узнать, была ли в жизни девушек несчастная влюблённость, но прямо такая, заметная, — и повесив трубку, тихо добавил: — Хотя что нам это даёт?

— Вот у этой была, которая у нас в бессознанке валяется, — перебила его Милена. — Я с её батькой разговаривала, и он обмолвился, как однажды подслушал, что та по какому-то мужику сохла. Говорит, очень сильно поменялась после этого. Думал, перебесится, а потом вон как вышло.

— Пойдёмте в подвал, — посмотрев на неё, сказал Малинин.

— Интересное предложение, — покачав головой, сказала Милена. — И была бы я помоложе и потоньше, — она похлопала себя по бокам, — то побежала бы не раздумывая с таким кавалером, но сейчас я вам в качестве сопровождающего охранника выдам. Он, конечно, старый, скрипит не по делу, но какой есть, — Милена развела руками и, вызвав секретаршу, распорядилась проводить Малинина.

— Не знаю, что вам там может понадобиться, — секретарша неуверенно шла рядом с Малининым слегка подпрыгивающей походкой и постоянно тянула руки к голове: то поправить очки, то затолкать обратно в причёску выбивающуюся прядь, но от Егора не ускользнул её нервный тон, и он, чуть замедлив шаг, неожиданно спросил:

— А вы-то, что в этих подвалах искали?

— Да я, — краска немедленно залила бледные щёки женщины, и она, тряся кистями рук, замахала в сторону следователя, — мне и здесь дел хватает, чтобы по подвалам бегать. Я никак к этому не отношусь. Что вы меня путаете?

— А у меня совсем другие сведения, — тихо и доверительно сказал Егор, — совсем другие, просто не хотел раскрывать всё при вашей начальнице, — Малинин балансировал на эмоциях женщины, ярко управляющих языком её тела.

— Да? А что было-то? Ну что было? — её плечи подпрыгнули и, резко остановившись, женщина выдохнула. — Пожалуйста, давайте вы оставите меня в покое, а я скажу, кто действительно получает прибыль от сказок про наш подвал.

— Хорошо, — Малинин посмотрел на неё со спокойной уверенностью и кивнул, подбадривая женщину.

— Андрей Антипович.

— Что, Андрей Антипович? — удивился Малинин.

— Спекулирует он этими подвалами, — зло оскалилась секретарша. — Я ему столько денег отвалила, а всё как было, так и есть, — она махнула рукой, нечаянно задела ребром ладони подоконник и, зашипев, остановилась, а в уголках её глаз собрались слёзы. — Ещё как дура нагишом бегала, в воду эту чернючую лезла.

— В какую воду?

— Так там не в подвалах дело, там за дверью вход в систему пещер, через неё можно дойти до озера подземного и дальше. А чтобы суженный к тебе пришёл, нужно догола раздеться и искупаться в озере, — она передёрнула плечами от отвращения.

Свет в коридоре вдруг мигнул, заметался внутри стеклянных колб ламп, стал бледнеть, балансируя на тонких электродах, потом стёк на самый донышек своего прозрачного хранилища и исчез.

— Опять часа через два со свечками бегать будем, — неожиданно крякнул охранник, вышедший из своей коморки.

— У больницы же свой генератор должен быть, — нахмурился Малинин.

— Должен, — уверенно кивнул охранник, — только мы его так часто пользовали, что он наперёд меня на пенсию пошёл. Вот в прошлый раз отработал и устроил отвальную, с песнями и плясками.

— Это как?

— Сгорел к Фениной матери. Ладно. Чего таперича плакать? — мужичонка потёр лохматую седую голову, размял затрещавшую суставами шею и, поправив давно не глаженую форму, сказал: — В реанимашке свой генератор, а остальные привычные — посудачат, да спать лягут, либо в коридоры повылазят, где посветлее, и, пока день, шахматы мучить будут.

— А подвал?

— Там тоже пока свет должен быть, — охранник смерил взглядом молчаливую фигуру секретарши. — А ты иди к Светке, начальница звонила, просила напомнить.

— А то бы я не разобралась! — воскликнула женщина с некоторой обидой в голосе, всплеснула руками и пошла прочь, даже не посмотрев на Малинина.

— Дура-баба, — крякнул охранник. — Всё дуется на меня.

— Почему? — Малинин пристально посмотрел на охранника.

— Так это же я её спалил, когда она свои мослы в вонючке этой пещерной мыла, — зашёлся в скрипучем хохоте мужичок. — Я тогда только на службу заступил, и мне ещё всё интересно было. Увидел, что лампочка мигает, вроде как дверь какая-то открылась. А что там делать-то? Там только сточные трубы проложены, да канализация периодически льёт. Так что, кроме работяг, никому там не должно быть интересно. Я потом в больнице-то историю расписал, мы всем коллективом месяц ржали.

— А если бы она повесилась или утопилась? — заметил Малинин.

— Зачем? — похлопал глазами мужичок. — Она дура, конечно, но не до такой же степени. У ней-то и муж есть, и дети, какие-никакие.

— Так, ладно, — Малинин резко взмахнул рукой, останавливая словоохотливого сопровождающего. — Где дверь в пещеры?

— Тама.

Егор огляделся и понял, что в этом помещении он впервые, а то место, куда они приходили ранее, было пустым и несколько меньше, а здесь был стихийный медицинский хламовник, куда стаскивали, по всей видимости, ставшие ненужными вещи. У дальней стены, за грудой пожелтевших коробок с архивами, Егор рассмотрел дверь и обернулся на охранника.

— Здесь?

— Ага. Вас ждать?

— Не стоит.

— Я пойду чай тогда допью, а то потом остынет. А когда согреть теперь можно будет, шут его знает.

Малинин подошёл к простому, потрескавшемуся от времени деревянному полотну, бросил взгляд в то место, где должна была быть ручка, но ничего не нашёл, кроме большой картонки, закрывающей поверхность по типу заплатки, и провёл пальцами по ворсистой верёвке, сложенной вдвое и прибитой гвоздём к двери так, чтобы она выполняла роль ручки. Егор покосился на тусклый свет чахлой лампочки, включил фонарик на телефоне и, заметив отошедший край картонки, слегка потянул его на себя, после чего ненадолго замер, рассматривая выжженный символ, прятавшийся за нехитрой декорацией.

Егор быстро набрал сообщение и, отправив его Береговому, потянул за верёвку, дёрнув дверь на себя, ожидая хоть малейшего сопротивления. Но дверь поддалась легко, с низким стоном, и открыла проход в крохотную комнатёнку, проваливающуюся в темноту узким проходом, за порогом которого слышались шуршащие звуки. Воздух здесь пах землёй и чем-то кислым, словно металлическим, отчётливо тянуло фекалиями, и стены, наскоро вымазанные дешёвой белой краской, поблёскивали от влаги. Малинин провёл фонариком по одной из ребристых поверхностей и замер, увидев странные, кривые борозды, будто кто-то царапал их когтями. Полковник подошёл ближе, с каждой секундой убеждаясь, что рыхлый от постоянной сырости бетон и правда процарапан, а мелкие крошки, добытые из стены, валяются внизу. Тишина давила, и стало казаться, что капли воды, шумно падающие из стока, отсчитывают время, дробно разбиваясь о твёрдую поверхность.

Малинину стало трудно дышать, он сделал шаг назад, снова оказался в помещении, забитом ржавыми каталками и стеллажами с бумагами, выдохнул, отгоняя мысли, морозящие страхом шею, и снова пошёл вперёд. Он сделал шаг, ботинок громко скрипнул по цементному полу, попавшимся камушком, и пространство, лежавшее в темноте, откликнулось и задышало в ответ. Где-то впереди, за изгибом тоннеля, послышался шорох — ни крысы, ни капли, а что-то тяжёлое, незримо скользящее по камню. Егор замер, снова сделал шаг вперёд, свет фонаря дрогнул, и на миг полковнику показалось, что в глубине прохода мелькнула тень — длинная, изломанная, нечеловеческая… Малинина спасла только обострившаяся звериная интуиция, он на инстинктах отлетел к соседней стене, его взгляд словно в замедленной съёмке проследил за крутящимся в тусклом огрызке искусственного света лезвием ножа. В следующее мгновение Егору показалось, что его чем-то придавили к месту, такой силы пролетел женский громкий визг из подземелья, пытаясь добраться до выхода и попросить о помощи, но возле самого проёма звук распался и, ударившись последними нотами, умер.

— Егор Николаевич! — эхом прокатился громкий крик Берегового, и Егор, чуть не подпрыгнув от неожиданности, только покачал головой.

— Береговой, ты меня с ума сведёшь, — резко выдохнул Егор. — Что ты орёшь, гений конспирации? — спросил Малинин.

— Так вы сос прислали, — развёл руками, раздувая ноздри, Береговой.

— И? По этому поводу орать нужно? Ты меня так спасти хотел? — Егор посмотрел на оперативника. — Пошли посмотрим, что здесь происходит. Шмелёву написал, чтобы вёз сюда Мамыкина?

— Да, как вы и сказали. А кто кричал-то?

— Юра, — Малинин тяжело вздохнул, — откуда мне знать? Пошли смотреть.

Свет фонаря путался в складках темноты, но его хватало на то, чтобы можно было разглядеть ведущую вперёд пыльную тропинку, куда стекала проступающая сквозь стены влага. Малинин услышал плеск воды, посветил вправо и увидел то самое озеро, чадившее гнилостными ароматами, куда ходили омывать тело недалёкие девушки и женщины, жаждущие пройти странный путь к своей цели.

— Чем воняет-то так? — поморщился Береговой.

— У нас что, вечер вопросов и ответов? — зло одёрнул его Егор. — Смотри-ка, — Малинин вдруг увидел валяющуюся на полу зажигалку. — Значит, точно здесь прошёл.

Егор сделал шаг вперёд, но взглядом зацепился за что-то неестественное в этом мрачном переходе и, повернувшись лицом к стене, осветил неожиданно возникший проход.

— Вы куда? — кивнул Береговой, упаковывая в пакет зажигалку.

— Пошли посмотрим, что там. Явно оттуда вышел.

— А может, догоним? А то как-то не комильфо в следователей по особо важным ножами метать.

— Юра, мы эти подземелья не знаем, давай голову включим. Хорошо? — Малинин остановился перед железной дверью и развёл руками. — Это ещё что?

Посветив на ручку, он потянул её на себя, приложил некоторое усилие, чуть дёрнул, и створка, слегка царапнув по камню, торчавшему из тверди земляного пола, отворилась. Малинин поморщился, к горлу подкатился рвотный позыв, и он на секунду остановился, пытаясь прийти в себя от увиденного.

— Что это? — снова севшим голосом спросил Береговой.

— Да задолбал ты уже, — рявкнул Малинин.

Егор осмотрелся, провёл взглядом по грубому бетону стен, густо усеянному пятнами проступающей сырости, поморщился от резкого запаха йода, горчинки ржавчины и сладковатого смрада гниющей плоти.

Здесь была даже лампа, она источала жидкий, призрачный, дрожащий свет, не достающий даже до заставленных лабораторными шкафами углов, топорщащихся раскрытыми дверцами, словно тот, кто уходил, не закрыл их в спешке. Егор, обходивший странное помещение по периметру, остановился возле одной из полок, откуда торчала кипа бумаг, пожелтевших, с пятнами, похожими на отпечатки пальцев, но слишком длинных, слишком узких, но его вдруг отвлёк тихий возглас Берегового, подошедшего к стоящему посредине комнаты большому металлическому столу.

— Егор Николаевич, — одними губами пробормотал Юра.

Малинин подошёл ближе, скользнул взглядом по столику для инструментов, рассмотрел скальпели с выщербленными лезвиями, шприцы с иглами, загнутыми, как когти, и пинцеты, покрытые бурым налётом, а потом споткнулся о бледное пятно лица, прятавшееся в груде тряпок.

— Юра! — гаркнул Малинин, нащупывая шею девушки и чувствуя слабую отдачу пульса. — Быстро лети за Медикаментом!

Береговой вылетел наружу и понёсся по узкому проходу, а Малинин остался один, рассматривая заскорузлые тряпки, среди которых он сразу не рассмотрел, что здесь лежит человек.

— Потерпи, милая, потерпи, — приговаривал он, судорожно считая секунды и внутренне молясь, чтобы Медикамент успел, и у них получилось бы поймать ускользающую из тела девушки жизнь.

В комнате послышался слабый шуршащий звук, Малинин вскинул глаза и завяз взглядом в треснувшем пополам зеркале. Полковник точно понимал, что отражение в нём не совпадало с реальностью! В зеркале отражалось пространство у него за спиной, и Малинин чётко видел там сгорбленную, неподвижную фигуру в белом халате, которой здесь точно не было. Егор резко обернулся, но, как он и предполагал, там было пусто. А когда он повернулся обратно, то отражение в зеркале исчезло, и в эту же секунду оборвалась пульсирующая нить жизни в теле, лежащем на страшном столе.