Глава 20

1968 год. Баку. Июль

— В общем так, парни, — Голодец старательно отводил глаза в сторону и это настораживало. Что за гадость они сейчас услышат? — Есть решение. С самого верха, — все невольно покосились на потолок раздевалки. Нет там никого, только паук в углу мирно качается на своей паутине. — Сегодня надо сделать так, чтобы «Нефтчи» выиграл.

Шок. Это по-нашему. Так, кажется, звучало в одной идиотской рекламе? Ну, или еще прозвучит. Неважно.

— Что за херня? — первым отмер Авруцкий. — Мы что, клоуны?

Возмущенный гул прокатился по помещению. Кое-кто из футболистов вскочил на ноги и ринулся на втянувшего голову в плечи Адамаса Соломоновича, яростно потрясая кулаками.

— Сейчас его будут бить, может быть, даже ногами! — задумчиво процитировал строчку из «Двенадцати стульев» Данила.

— Да успокойтесь вы! — вдруг заорал Маслов, вставая перед явно напуганным тренером и закрывая его собой. — Остыньте! Юрка, мудак, сядь на место! Сядь, я сказал! А ты хули руками размахался?

— Масло, да ты слышал, что он нам предложил? — закричал Володя Эштреков.

— Слышал, чай, не глухой! — отрезал Валерка. — Сели все на место. Сейчас объясню все. Думаю, я знаю, откуда здесь ноги растут.

— Ну, попробуй, ждем с нетерпением, — бросил угрюмо Козлов. Садиться он демонстративно не стал. Равно, как и почти все остальные игроки. Маслов скривился, будто надкусил лимон, но в бутылку из-за такого поведения одноклубников лезть не стал.

— Адамас Соломонович, шли бы вы, от греха подальше, а то не ровен час… — ласково попросил-посоветовал он. — Мы уж тут сами как-нибудь разберемся. Без вас.

Голодец испуганно кивнул и серой мышкой почти беззвучно выскользнул за дверь.

— Мы ждем, — напомнил Жора Рябов и многообещающе качнул своим пудовым кулаком.

— Хорош пугать, — зло ощерился Валерка. — Пуганный! Короче, дело такое. Вы же в курсе, сеструха моей жены замужем за одним непростым персонажем. Лева Кавказский, слыхали?

— А то, шулер высшей пробы, — настороженно ответил Рябов. — Ну и что?

— Да не, не шулер он, — протестующе выставил ладонь перед собой Маслов. — Это ж другое совсем. Высшая лига, если по футбольному мерить. Тузов из рукавов они не таскают, по поездам не передергивают, лохов не раздевают.

— Масло, ты нам зубы не заговаривай, — веско сказал Яшин. Он сидел в кресле, сжимая в руках бутылочку с водой. В другой руке у него была смятая бумажка. Все в команде знали, что у их вратаря больной желудок, и он вынужден часто использовать для облегчения жестоких приступов пищевую соду, которую таскал с собой повсюду в маленьких бумажных кулечках. — Переходи к сути.

— Так вот, — понизил голос Валера. — Мне тут ребятки, что с Кавказским хороводятся, шепнули по большому секрету, что вчера или позавчера — точно никто пока не знает — стреляли в Брежнева! Я к ним забегал колпаки для машины забирать, делали по спецзаказу, вот там и рассказали.

Футболисты замерли. Лица игроков выражали крайнюю степень изумления. Даже невозмутимый Яшин ошалело открыл рот. Он даже не заметил, что из его руки выскользнула бумажки из-под соды и тихо спланировала на пол.

Мельник ничем не отличался от своих товарищей. Парень также стоял в тупом оцепенении, бестолково хлопая глазами. В голове стремительно пролетали обрывочные сведения об эпохе, куда его угораздило переместиться, но в них ни разу не было ничего подобного. Сколько не перебирал. Насколько помнил Данила, на генерального секретаря никто не покушался. Вроде бы…

— Так он жив? — тихо поинтересовался Володя Долбоносов. — Или…

— Не каркай, придурок, — дернулся Маслов, точно от удара током. — Знаешь, что с тобой за такие слова могут сделать? Жив, конечно. Но ранение, говорят, тяжелое. Подробностей, уж извини, не знаю.

— Полный пиз…ц! — выразил общее мнение коротко, но весьма емко Еврюжихин. И тут же задал животрепещущий вопрос. — Но мы-то здесь с какого бока?

— Я думаю так, — поскреб подбородок Маслов. — В Кремле, скорее всего, понимают, что новости эти уже просочились в народ. И власти боятся, как бы чего дурного не произошло. Вот и решили, что надо как-то отвлечь граждан. Ну, а здесь, на Кавказе нет ничего лучше, чем организовать победу любимой команды — они тогда три дня на радостях петь-плясать будут, и любые известия о покушении всем будут до лампочки. А иначе…граница ведь рядом.

— Похоже на правду, — сказал Яшин после некоторого раздумья. — Очень похоже. Вопрос только в том, нам-то что делать, соглашаться на проигрыш или нет? Капитан, что скажешь? Ау, Витя, не молчи! — обратился он к Аничкину.

— Точняк! Анюта, давай, озвучь свое мнение, что делаем, как поступим? — вразнобой поддержали слова голкипера остальные игроки.

— Да что тут думать и лясы попусту точить, — устало сказал Виктор. — Ляжем сегодня под Баку и точка. Мне сказали, что, если будем вести себя, как требуют сверху, то сразу после Кировабада нас отправят на товарищескую игру в Швецию. Со сборной Стокгольма десятого числа сыграем. Сейчас уже последние детали утрясают. Ну, и, само собой, командировочных подкинут больше, чем обычно. Это мне твердо гарантировали. Вот такие пироги.

— Так ты что, знал обо всем?! — снова взвился Авруцкий. — Знал, и промолчал? Ну и гад же ты!

— Да что я знал-то? — ответно вызверился Аничкин. — Мне просто сказали, что надо проиграть, и все. А в детали никто не посвящал. Только про Стокгольм поведали. И вообще, — он смерил Юрку недобрым взглядом, — хорош тут из себя девочек-целочек строить. Можно подумать, здесь все чистенькие собрались, ни разу денег левых не брал. А кто после Киева в Туле с их «Металлургом» ничейку показушную скатал? Напомнить, сколько нам за эту игру отстегнули? А с неграми потом товарняк в Москве? Вотоловский там еще знатно порезвился, штук пять им засадил. Забыли? И тоже ведь не бесплатно. Авруцкий, ты, вроде, у нас здесь самый смелый и честный, ответь? Рябов? Кто возразит, я слушаю внимательно?

Футболисты сконфуженно отмалчивались и отворачивались. А что тут скажешь, прав Витька, по всем статьям прав. Была такая практика в советском футболе — выездные игры на периферию. Коммерческие. Те же киевляне из-за этого даже в сборную ездить отказывались. Считаем: официальный матч чемпионата приносил каждому динамовцу из столицы Украины в среднем около ста пятидесяти рублей. А за каждую выставочную игру в каком-нибудь колхозе-миллионере можно было срубить около двухсот пятидесяти. В конвертике, без вычета подоходных и прочих налогов за бездетность. Смекаете? Теперь берем сборную. Товарищеская игра — сто рублей. И это при довольно жестком условии, что победили. Официальная — триста. Победа также, разумеется, должна быть одержана.

— Анюта, но ведь здесь другое, — попытался было возразить Эштреков. — Одно дело народ потешить на стороне, а другое — официальная игра.

— Хватит! — Аничкин со злостью долбанул кулаком по стене. — Думаешь, я от счастья в трусы ссусь? Хрена лысого, я тоже себя не на помойке нашел! Но сегодня выйдем и сделаем так, как велено. А кто будет выпендриваться, — капитан обвел динамовцев тяжелым недобрым взглядом, — за того я лично у Бескова попрошу, чтобы из команды вышвырнули! Всем ясно? И чтобы проигрывали натурально! Будете ваньку валять…ну, вы меня поняли?

Интересно, а бакинцам сказали, что «Динамо» сегодня будет играть в поддавки, думал Данила, шлифуя задницей скамейку запасных. Бесков сказал, что выпустит его, как обычно, во втором тайме. Если потребуется. И, сказать по правде, Мельник в первый раз за все то время, что провел в команде, искренне надеялся, что ему не придется выйти на поле стадиона имени Ленина в столице Азербайджанской ССР. Пакостно было на душе, муторно. Жизнь в очередной раз показала, что все несколько сложнее, чем простое деление на черное и белое. Полутона тоже имеют место быть.

Константин Иванович сегодня не пошел в первом тайме на трибуну, как делал обычно. Сел на скамейку и угрюмо смотрел на поле, не предпринимая ровным счетом никаких попыток хоть как-то вмешаться в происходящее на кочковатом газоне. Даже когда уже на первой минуте Рябов с трудом вынес мяч на угловой, старший тренер проводил полет круглого равнодушным взглядом.

И потом, когда хозяева раз за разом налетали на ворота москвичей, Бесков по-прежнему молчал. Банишевский пробил чуть неточно? Ерунда. Маркаров угодил в штангу? Фигня. Туаев чуть не порвал сетку ворот с внешней стороны? Да и хрен с ним!

Оживился Константин Иванович и проявил хоть какие-то эмоции, когда на сорок первой минуте динамовцы убежали в редкую контратаку и вдруг оказались втроем против одного защитника и вратаря «Нефтчи». Бесков в этот момент заволновался и даже немного привстал со своего места. И было совершенно непонятно, то ли он надеется, что его игроки сейчас забьют, то ли, наоборот, рассчитывает, что их усилия не увенчаются успехом. Поди, пойми, ведь в равной степени правдой могут оказаться оба варианта.

В итоге, когда Еврюжихин вдруг закопался, начал подбирать ногу и затормозил, а мяч у него защитник выбил в аут, старший тренер сел обратно и пробурчал себе под нос что-то невнятное. И опять замер. Даже не дернулся, когда в ответной атаке Банишевский прострелил с правого фланга и Маркаров четко замкнул эту передачу на радость взметнувшимся со своих мест в радостном экстазе болельщикам. 1–0.

И в перерыве старший тренер не появился в раздевалке. Голодец с Кузнецовым забежали, бросили несколько ничего не значащих замечаний и также быстро испарились, как и появились. Оно и понятно, о чем говорить в этой ситуации? Ребята, расступитесь как-нибудь поартистичнее, вас ждет «Оскар» за хорошую игру? Смешно. И игроки угрюмо сидели в креслах, обмениваясь короткими репликами, не проявляя особого желания что либо обсуждать. Просто отбывали номер, явно тяготясь всем происходящим.

Во втором тайме с самого начала вместо Эштрекова вышел Козлов. И уж неизвестно почему, но Володька вдруг взял, да и жахнул метров с пятнадцати прямо в девятку ворот Косенкова спустя девять минут после продолжения матча. Голкипер «Нефтчи» даже не стал прыгать. 1–1.

— Зачем?! — горестно простонал Голодец, заламывая руки. — Володя, ну зачем?!!

— Помолчи, — сухо бросил ему Бесков, не оборачиваясь. — Забил и забил.

— Но как же…

— Заткнись, Адамас!

Вот и поговорили. Динамовцы, кстати, тоже не выказывали особой радости после забитого мяча. Нет, подбежали, конечно, к Козлову, по плечу похлопали. Но лица при этом у них были такие, что опытный наблюдатель враз бы просек — Володьку не хвалят, а пихают за оплошность! Причем, судя по движению губ, насколько смог разглядеть со своей позиции Данила, выражения при этом звучали отнюдь не парламентские.

Но кто сейчас вглядывался в лица москвичей? Болельщики местные искренне, со всем недюжинным восточным темпераментом переживали эту неприятность так, словно у них в семье умер кто-то близкий. На траву рядом с Данилой даже прилетела брошенная кем-то с трибуны монета. А потом еще одна. Мельник оглянулся и поискал глазами милиционеров, что должны были обеспечивать на стадионе порядок. Сегодня их было неожиданно много. Неожиданно, разумеется, для зрителей. И выглядели сотрудники весьма напряженными и озабоченными. И на ремнях, вот странность для несведущего, появились кобуры с пистолетами. Здесь обычно такое не практиковалось, и милиция обходилась в повседневных мероприятиях без оружия. Но вот сегодня…

Данила, если честно, совсем не удивился бы, если помимо милиции поле окружили еще и солдатики-срочники. А, не, накаркал, в самом деле, из арки тоннеля подтрибунных помещений потянулась густая цепь пехотинцев с автоматами на спине. Они стали быстро рассредоточиваться вокруг футбольного поля, вставая на беговых дорожках лицом к зрителям, через равные промежутки друг от друга, повинуясь командам офицеров. Видать, у кого-то из руководителей города или республики — в ложе почетных гостей имелись и те и другие — нервишки сдали. Решили подстраховаться. Трибуны отозвались недоуменным гулом.

Мельник поежился. По спине пробежал холодок. Не хватало еще, чтобы из-за какой-нибудь ерунды вспыхнули беспорядки. Армейцы сейчас на нервах, могут и начать палить без разбора. Ох, не хотелось бы сдохнуть от шальной пули! Сейчас Данила был вполне солидарен с товарищами, недовольными действиями Козлова. Ну, правда, зачем забивал? Проиграли бы с минимальным счетом и все довольны и счастливы. А теперь Яшину, уважаемому вратарю, так, на минуточку, изгаляться придется и как-то пропускать второй мяч.

— Малой, — практически не разжимая губ, позвал Бесков. — Выйдешь сейчас вместо Долбоносова. Займешь его место в полузащите. Под нападающими. Видишь, устал, парень на жаре, ноги уже у него совсем не бегут. Но! Оттягивайся в оборону, не беги все время вперед. Понял? Чаще садись в оборону!

Мельник слушал старшего тренера и откровенно недоумевал. В его представлении было бы логичным в данной конкретной ситуации выпустить кого-нибудь из защитников и прозрачно намекнуть, что неплохо бы сыграть в своей штрафной несколько, гм, неаккуратно! А вместо этого Константин Иванович меняет полузащитника на ярко выраженного форварда. Странно. Хотя… кажется, Данила сообразил, чем руководствуется Бесков, в чем кроется логика его поступка.

А что, если молодой игрок, заточенный, как раз, исключительно на атаку, случайно нарушит правила? Ну, что сказать, бывает, не повезло. Хотела команда выиграть, вышел дополнительный нападающий, но от излишнего усердия и отсутствия нужных навыков, сыграл на руку соперникам. И как тут заподозрить нечистую игру?

Мельник внимательно посмотрел на Бескова. Показалось, или веки Константина Ивановича на мгновение дрогнули и опустились вниз, задержавшись там чуть дольше обычного, будто он подавал ему знак? Или соглашался, мол, ты меня понял правильно? Бог его знает, в следующую секунду тренер снова замер с неподвижным, как у индейского вождя, лицом. Тоже мне, последний из могикан, подумал с раздражением Данила. В конце концов, что, так трудно сказать прямо? Понятно, что ситуация неприятная. Так она для всех неприятная, не только для Бескова. Ладно, пусть будет, как будет. Сыграю, как понял. Тем более, что пришла на ум одна идейка.

— Малой, что Бес велел делать? — поинтересовался у него Аничкин, когда юный форвард оказался на поле.

— Да ни хрена он толком не сказал, — ответил со злостью Мельник. — Так, намекнул, вроде бы, что-то. А правильно я его понял или нет, фиг разберешь. В общем, Вить, если я в штрафной сейчас чудить начну, не обижайтесь, лады?

— О, как! — остолбенел капитан. — Ни х…я себе заявочки. Хорошо, я тебя понял. Действуй, не дрейфь — в обиду не дам.

Вскоре, при очередном угловом у ворот Яшина Данила решительно выпрыгнул на закрученный мяч и сильно отбил его в сторону. Кожаный снаряд попал в кого-то из футболистов «Нефтчи», отскочил, упал на траву и покатился в сторону Мельника. И тот вдруг нагнулся и совершенно спокойно…взял мяч руками! Взял, сжал пару раз и озабоченно крикнул арбитру:

— Товарищ судья, а он, похоже, сдулся. Заменить надо!

Ленинградский рефери Иванов чуть свисток не проглотил. Стоял несколько секунд с вытаращенными глазами и смотрел на улыбающегося Данилу, пока тот не торопясь шел к нему, протягивая мяч. Стадион замер. Даже солдатики из оцепления посворачивали шеи, пытаясь разглядеть, что же такое там случилось на поле.

Длинная трель прозвучала для Мельника, как божественная музыка. Наконец-то пришел в себя арбитр и яростно засвистел, показывая на одиннадцатиметровую отметку[24]. Игроки «Нефтчи» радостно завопили. Их заглушили не менее счастливым воплем двадцать пять тысяч болельщиков. Футболисты же «Динамо» замерли статуями, словно не могли поверить в то, что произошло. И только Аничкин понимающе улыбался уголками губ.

Загрузка...