Турист поневоле

Глава 2

Путь в подъезд преградила железная дверь. Пришлось Петру на время перестать думать о борьбе с идеологическими диверсантами и их пособниками, требовалось решить, как попасть внутрь.

Простояв у входа с минут десять, он не дождался ни входящих, ни выходящих. Предположив, что клавиатура на правой стороне двери может работать как вызов, Петр набрал номер своей квартиры и услышал мелодичный звук. Через несколько звонков недовольный девичий голос ответил:

– Ну, кто там еще?

– Это Петр, ваш сосед, откройте, пожалуйста.

– Сосед? Из какой квартиры?

– Из вашей. Из пятнадцатой. Татьяна дома?

– Что значит – сосед из нашей квартиры?! Нет тут никакой Татьяны…

– А Николай Регеда?..

– Николай?.. Коля! К это к тебе…

– Кто там? – Голос вроде бы Николая, но, как и все вокруг, изменившийся.

– Это я, Петр!

– Какой Петр?

– Симутин, сосед твой!

– Петя?!. Ничего себе! Заходи.

* * *

Петр мгновенно узнал Николая, хоть тот поседел, обрюзг, выпустил живот и оброс щетиной; благо все – слегка. Было видно, что минувшие годы прожиты бурно.

– Ты совсем не изменился…

– Как ты постарел… – одновременно произнесли друзья одинаково севшими голосами.

– Вообще-то комплимент так себе, - Николай первым пришел в себя, - Это же сколько лет мы не виделись?!

– Какой сейчас год?

– Блин, вопросы у тебя, девятый…

– Восемьдесят девятый?

– Если бы! Сейчас 2009 год от рождества Христова. Ты сам-то откуда?

– С научно-практической конференции. Полчаса назад у меня был 1983 год…

Поверить в такое трудно, да что трудно, невозможно! Однако внешний вид друзей подтверждал обе версии: на дворе 2009 год, а Петр не тратил четверть века на свое старение. Пришлось признать очевидное - каким-то образом Петр совершил путешествие во времени, впрочем, его интересовало другое:

– Коля, мои где сейчас?

– Добро пожаловать в светлое будущее, брат! Ты посчитал, сколько уже лет прошло? Твои тут уже сто лет не живут. Я здесь один обитаю. Тебе, кстати, повезло, я тоже со дня на день…

– Где они сейчас? – перебил Петр.

– Точно не знаю. Я им квартиру в Алтуфьево купил еще в 94-м…

– В Алтуфьево?!

– В Алтуфьево. Чего орешь? Хорошую квартиру, двухкомнатную. Ну да, далеко, так ведь за комнату в коммуналке – «двушку» в хорошем доме…

– Да я не про квартиру, – снова перебил Петр и рассказал про Бабу в метро.

– Ну, если признать факт твоего попадания сюда из прошлого, - принялся вслух размышлять Николай, - то, похоже, именно она тебя к нам и забросила. Колдунья, что ли? Колдуний, вообще-то, не бывает, но ты-то тут! Ой, братишка, что же ты в коридоре топчешься, как не родной? Давай, заходи…

Петр вошел в большой холл, через который можно было попасть во все коммунальные прежде комнаты, на кухню и в ванную. Он не узнавал квартиру, хоть и прожил в ней почти полтора года. Так бывает, спустя годы мы не можем узнать во встречной красавице угреватую одноклассницу, сидевшую за соседней партой. Преображение было невероятным, Петр не мог поверить, что этот дворец когда-то был его коммуналкой.

– Гляжу, карьеру сделал. Похоже, не ниже секретаря горкома?

– Забудь про горком. Нет больше такого слова, Петруха. Как ты бабе этой задвинул, хочешь правду о судьбах социализма узнать? Узнавай: социализма больше нет, зато капитализм есть, и я его типичный представитель.

Петр с лукавой улыбкой взглянул на друга.

– А то я не знаю твоих шуточек… Я может, и пропал на 26 лет, но мозги то со мной вернулись. Значит, сработал план Андропова, создали многоукладную экономику и поставили на службу строительства нового общества, на…

– О, господи! Петя! Блин, я уж и забыл такие формулировочки, и ты забудь, говорю же, нет никакого «нового общества».

– Но… я же видел, сколько легковых автомобилей на улице. Там пробки! Только социализм или коммунизм - он бросил пронзительно-вопрошающий взгляд Николая, - могут обеспечить такое массовое благополучие.

– Социализм, говоришь? Эт точно. Социализм массово обеспечит тебя Жигулями… А ты, случайно, не обратил внимание, что автомобили, мягко скажем, в основном не российских марок?

– Ну да… советских машин очень мало… Постой, что значит «российских»?

– Да то и значит, что и Союза больше нет! Есть Россия, есть Украина, другие страны, те, что были союзными республиками.

– Не может быть!

– Точно. Хороший был фильм. Запомни название, ты его еще не раз помянешь. Но, мой друг, у нас не кино, а жизнь. И в жизни такое быть может, и еще как! Прибалты сейчас вообще члены НАТО, а с Грузией мы в прошлом году воевали.

– Воевали?!!! Как же так… как это – Союза не стало? Постой, ты хочешь сказать, что мы с грузинами?...

– Не хочу, а говорю: да, с грузинами. Больше скажу, украинские ПВОшники наши самолеты сбивали…

- Не может… не верю! Украинцы?!!!

- А чему ты удивляешься, за эти годы столько произошло… Стоп. Что за манеры в трезвом виде о политике! Идем в гостиную, глотнем чего-нибудь.

Друзья обнаружили, что все это время стояли посреди холла

Еще утром гостиная была комнатой Петра. Советский человек восьмидесятых такую роскошь мог видеть разве что в иностранных фильмах про жизнь богачей. Когда он увидел огромную панель, то почти закричал:

– Это – телевизор?!

– Да.

– И можно включить?

– Пожалуйста. Только там смотреть-то нечего, одно говно.

– Могу представить. У вас же капитализм – насилие и разврат, как нам говорили. Или врали? А программ сколько?

– Да не врали, в принципе. Большевики о твоей неокрепшей психике переживали. Правильно, кстати делали. А каналов точно не знаю… сто, или двести, может больше. Да я его и не смотрю почти.

– Так много?!

– Это немного, стандартный пакет.

Петр уже не слушал. Он подошел к телевизору, но не нашел привычных кнопок «Вкл./Выкл.» и тумблера переключения каналов.

– Как он включается? Где эти твои сто кнопок?

Николай взял в руки пульт, включил экран, стал листать каналы. Петр глядел не отрываясь. Для советского человека такое обилие программ было окном в другую вселенную. Но вселенная оказалась хоть и яркой, но пугающе недоброй: боевики, детективы, криминальная хроника, агрессивно-сексуальные музыкальные клипы, реклама, требующая – купи! И много, очень много красивых обнаженных, в той или иной степени, тел.

Пуританская душа секретаря райкома разрывалась между мужской натурой и привитыми убеждениями: с одной стороны – красиво и привлекательно, с другой стороны, о каком социальном переустройстве можно говорить, когда так сладко растлевают? Как воспитать классово непримиримых борцов, если даже дети могут это видеть!

Вопросы вспыхивали в голове, но шквал впечатлений размалывал их в обрывки фраз, фразы в слова, слова в осколки переживаний. Петр онемел. А Николай глядел на него с сочувствием и завистью.

Странно, у человека только что рухнул казавшийся незыблемым мир, а он смотрит телевизор и удивляется ремонту его бывшей квартиры… Впрочем, кто не путешествовал из прошлого в будущее, не знает, как бы повел себя на месте Петра. Об этом думал Николай, наблюдая за другом.

– Так все-таки, Петя, примем мы на грудь в честь неожиданной встречи или нет? – И, не дожидаясь ответа, крикнул: – Ксюша, зайди в гостиную!

Вошла девушка лет 22, навязчиво красивая, в такой короткой юбочке, что будь она просто в нижнем белье, выглядела бы скромнее; с открытым животом и проколотым пупком, а также (ясен пень!) с татушкой от поясницы куда-то под белье. В общем, присутствовали все атрибуты сексуальной охотницы на двуногих самцов начала XXI века, которая приехала покорять столицу издалека.

Петр подумал, что на первое время неплохо бы подвязать челюсть.

– Ксюш, быстренько организуй выпить, закусить и можешь быть свободна.

– Свободна? Уверен?

– Уверен, уверен… тут старый друг пришел в гости.

– Старый?

– Именно. Давай по-быстрому…

– Ну да, как обычно, по-быстрому… – Петр недоумевал многозначительности взглядов и интонаций. – Между прочим, холодильник пустой и бар тоже. Сходить в магазин?

– Сходи домой, без тебя разберемся. Ну что, Петруха, хочешь увидеть храм победившего капитализма, где сбылись все мечты советских людей?

Уходя, девушка бросила на мужчин нарочито выразительный взгляд. Как только Николай ее выпроводил девушку, Петр спросил:

– Коля, она кто?

– Домработница, кстати, моя землячка с Украины.

– Как-то не похожа она на домработницу, да и ведет себя…

– А ты их много видел, домработниц? Тот-то. Она у меня домработница полного цикла.

– Это что значит?

– То и значит. Делает любую работу для хозяина дома.

– Хочешь сказать…

– В точку!

– Да ты же ее старше лет на 20. Жениться не планируешь? Хотя, деду жениться на совсем девочке…

– Нашел девочку! 23 года - женщина на пороге старости. Посуди, как жениться на ком-то одном, когда таких девчонок вокруг штабеля уложены.

– Но все-таки, что она в тебе такого нашла?

– Деньги, мой друг, творят чудеса.

– То есть, у вас, как при капитализме, за деньги можно все купить? И честь, и совесть?..

– Поправочка, не «как при капитализме», а просто - «при капитализме». Причем сейчас идет первоначальное накопление капитала. Помнишь у Маркса, «нет такого преступления, на которое бы капиталист не пошел, даже под страхом виселицы…»? Это про нас.

– Думаешь, Маркс и Ленин…

– Все, Петя, нет сил насухо продолжать эту тему. Айда в магазин. Осмотрись сначала, а потом и поговорим, что Маркс, а что Ленин… Поехали.

– Почему не пешком?

– Поедем. Зачем таскать тяжести, если есть машина?

– Собственная?

– А то!

* * *

У Николая была не просто машина, а роскошный внедорожник. По дороге в супермаркет Петр рассматривал и расспрашивал. Для него пределом мечтаний могла быть только «Волга», но он даже на нее не замахивался, а тут - звездолет.

– Сколько стоит такая машина?

– За сто пятьдесят тысяч брал.

– Ого! Это сколько лет мне нужно откладывать со своих 200 рэ в месяц, чтобы столько накопить?

– Ты не понял, сто пятьдесят тысяч долларов США. В твое время, когда доллар на «черном рынке» стоил около 5 рублей, это получилось бы 750 тысяч твоих рэ.

– Зачем же такую дорогую…? Впрочем, ты всегда любил понтоваться. Но, блин, это ж какие деньжищи! 750 тысяч… на эти деньги в наше время можно было бы сто (!!!) трехкомнатных кооперативок построить!

– Разогнался. Кто бы тебе разрешил сто квартир купить? Одну оформил на себя, другую на родителей, а как стал оформлять третью, скажем, на тещу, тут бы и пришли к тебе товарищи в сером изымать нетрудовые доходы. Не так разве?

– Именно так. Человеку не нужно сто квартир. Правильно бы пришли, по делу! Скажешь, на трудовые доходы купил свою машину?

– Ну, насчет того, нужно или не нужно человеку сто квартир, тем более в Москве, я бы с тобой поспорил. Но не сейчас, потом, как-нибудь, время у нас еще будет. А машину я в кредит купил. Взял в банке кредит и купил.

Разговор прервал гитарный риф из знаменитого «Дыма над водой». Петр в жизни бы не догадался, что музыка Deep Purple может быть звонком телефона, он с недоумением смотрел на Николая, который отрыл в кармане брюк смартфон, помрачнел и ответил:

– Да, Джавид, слушаю… Нет, пока не решил… Мы же говорили, что в понедельник, сегодня пятница… Да, понимаю… Да… До понедельника.

Повисла тяжелая пауза.

– Что за Джавид? И… это что было, телефон?!

– Что?.. а-а… Джавид – коллектор, сборщик долгов. Я задолжал банку круглую сумму, он напоминает… А это… да, это телефон. Теперь такие у всех есть, у меня их три: для работы, для баб и для своих.

– И можно в любом месте разговаривать? А звонить только на такие переносные телефоны или на обычные тоже?

– О, Петя, мобильники – это большое достижение прогресса. Звонить можно отовсюду и всюду: и на работе, и на бабе, везде тебя достанут! И дома, и заграницей.

– Ты и заграницей бывал?

– А как же, теперь любой может поехать куда хочет, нужны только деньги и время. Правда, обычно если у людей есть время – нет денег, есть деньги – нет времени. Знаешь, где теперь всесоюзная здравница? В Турции и Египте, там и лучше, и дешевле…

– Коля, а эти долги за машину?

– Если бы! Такие копейки я давно бы отдал… Ладно, Петя, не грузи, и так на душе муторно. Приехали. Так, таримся, а потом на кухню, как в старые добрые времена. Ты меня обо всем расспросишь, я расскажу-покажу. Надо тебе в новую жизнь вникать.

***

В магазине с Петром случилась истерика.

Советский человек восьмидесятых твердо знает о продуктах следующее: все что вкусно – в дефиците; дефицита больше килограмма в одни руки не отпускают; без блата в магазине за деньги ничего приличного не купишь; за любым мало-мальски приличным товаром нужно выстаивать огромные очереди без гарантии, что достанется.

Теперь представьте, что человек, для которого эти истины непреложны как снег зимой и солнце летом, входит в современный супермаркет. Петр тоже ничего не подозревал, входя…

Магазин раздавил идейного комсомольца внутри Петра. Оглохший и лишенный дара речи, он бродил вдоль полок и не мог поверить, что видит все собственными глазами. Мелькнула мысль, что это и есть пресловутое коммунистическое изобилие, но, присмотревшись к ценам, протрезвел – изобилие было капиталистическим. Николай из магазина вынес его вместе с пакетами.

Только дома, выкладывая еду и напитки, Петр немного успокоился, но его мучило неприятное открытие: разнообразие колбас в магазине в таком количестве перебивает любые теоретические обоснования преимуществ социалистического строя.

Сели за стол.

– Рассказывай, что тут было без меня, – потребовал Петр.

– Пропал ты в… сегодня же пятница? И ты пропал ты в пятницу. Надо же, какая неожиданная синхронность. Постаралась твоя Баба. Так вот, на следующий день, то есть, в субботу, Танюха вызвала меня на кухню и учинила допрос на тему, что я знаю о твоих «левых» связях. Про Светлану я тогда не знал…

– Интересно. Откуда ты сейчас про нее знаешь? Я же не рассказывал.

– Все по порядку. Так вот, я Татьяну убеждал, что никого нет. Не упоминать же всякие мелочи на выездных учебах. О каждом насморке в истории болезни записей не делают… Танька была уверена, что ты загулял, и упаковала твои чемоданы на вынос. Когда ты не появился на планерке в понедельник, я понял - что-то серьезное. Первый допытывался, где ты можешь быть, орал, что твои прогулы – плевок на политику Андропова по укреплению дисциплины, что твоей карьере конец, все в таком духе. В среду Танька написала заявление в милицию. А через неделю позвонила твоя Светлана Юрьевна (обо мне ты, получается, ей рассказывал). Она считала, что была последней, кто тебя видел, и что твое исчезновение связано с ней. Ходила в милицию… Вкус у тебя, скажу, отменный. Редкая женщина. Большой человек нынче. Живет то в Лондоне, то в Москве. Хозяйка международной финансовой группы. Начинала с какого-то научно-внедренческого кооператива… Мужа у нее, кстати, нет и никогда не было. Есть сын, Петром зовут, как тебя… погоди… Ты ли?! [1]

– Скорее всего. Я от нее еду. Два часа назад она сказала, что беременна, поставила вопрос ребром – или я развожусь, или она делает аборт.

– Вот как! Если бы развелся, была бы у тебя жена – миллиардер, как у нашего мэра… черт, никак не привыкну, что ты всего пару часов оттуда. Для меня ведь жизнь прошла… – Николай погрустнел. – Получается, что час назад, что 26 лет назад – все одинаково далеко… Где я остановился? Танька твоя так одна и жила, растила Васю… гм… Пока тебя искали, она надеялась, что ты жив и, нагулявшись, вернешься, если не к ней, то к сыну. Помню, у вас тогда напряженно было в отношениях, кризис семи лет брака…

– Мы студентами поженились - ни жизненного опыта, ни знания людей, ни тем более женщин… А Вася родился, все вообще на задний план ушло. Кстати, что о нем слышно? И откуда ты так подробно про Свету знаешь?

– Прочитал в одном деловом журнале интервью со Светланой Юрьевной. А про Васю твоего… деловые журналы не пишут… Наливай, а то перерывы длинные.

– Коля, может, по справке номер моих найти, так хочется с Васей поговорить!

Николай отвел взгляд, на мгновение посерел лицом, тут же натянул на лицо улыбку и положил руку на плечо другу.

– Погоди. Предлагаю сегодня и завтра посвятить твоей адаптации к суровым будням светлого будущего. И вообще, что ты так суетишься?! Ты их когда видел?

– Утром.

– Вот. Значит, соскучиться не успел. Сегодня пятница-развратница. Я холост юридически, ты в силу обстоятельств. Самое время пришельцу из прошлого узнать много нового и интересного. Решено - сегодня гуляем. Сейчас почти восемь… пока что пьем и болтаем, потом я тебе экскурсию во времени и пространстве устрою, а часов в 12 поедем в клуб.

– А что в клубе в это время делать?

– Ты прав, поедем позже.

– Разве клубы так поздно работают?

– Ах ты боже мой! Тех-то клубов нет давно! Мы в ночной клуб едем, с несоюзной и крайне несознательной молодежью знакомиться, снимем пару комсомолок, проверим их на предмет знания Устава ВЛКСМ.

– Стоп, стоп, стоп! Объясни, как это - нет клубов? А куда они все делись? А как же организован досуг молодежи? Чем она занимается в свободное от учебы и работы время?

– Ты точно – пришелец. Да тем же, чем и мы в молодости! Пьют пиво, режутся в компьютерные игры, танцуют и трахаются. Правда, мы были больше по портвейну, и компьютеров у нас не было. Некоторые из нас, конечно, и в кружки ходили, и спортивные секции, но это осталось в далеком прошлом. Организованный досуг молодежи, художественное творчество молодежи, научно-техническое творчество молодежи и политическая активность молодежи – это теперь слова-паразиты, они уничтожены как класс. Капитализм предлагает молодым только то, за что они готовы платить деньги. За пиво – платят, и за ночные клубы – платят. У нас такая шутка ходит, что в наше время в фразе «мальчики в клубе клеят модель» все слова, кроме предлога «В» имеют значение, отличное от времен Союза.

Петр шутки не понял, а потому и не принял.

– Ужас! Получается, наша работа – коту под хвост. Неужели молодежью никто не занимается?

– Что-то под хвост коту, а что-то кому-то в карман. Брось ты эти старорежимные словечки: молодежью не занимаются! Кому надо занимаются, те же наркоторговцы…

– Д как же!... Кошмар! Не могу поверить, что речь идет о нашей Родине! Столько поколений трудилось, столько лишений и жертв, и – ничего? Никакого нового человека, нового общества… налей, Коля.

– Давай, Петруха, привыкай! Не такое узнаешь. Мы-то постепенно погружались, а тебя, неподготовленного, сразу с головой… Не боись, старик, привыкнешь.

– Да, старик, вот тебе и светлое будущее…

– Кстати, Петя, предлагаю этот жаргон нашей молодости забыть. Мне тебя, пацана 27-летнего, стариком называть глупо, а тебе меня – оскорбительно.

Посмеялись, выпили.

[1] – аллюзия на к/ф «Любовь и голуби»