Троянский конь

- Привет, сэр Ланселот Озерный, - еще раз поздоровался Илар.

Отец улыбнулся, похлопал сына по плечу - он любил такие церемонии. На вид ему было лет сорок, очевидно, любимый его возраст, в котором теперь он, наверное, и застынет на века.

Они пошли мимо ухоженных кустов (наверняка, мать руку приложила) к строительной площадке отца. Здесь царил милый его сердцу беспорядок. Кругом валялись плотницкие и столярные инструменты, кучерявилась свежая белая и старая, намокшая под дождем янтарного цвета стружка. Стояли доски, прислоненные к сараю.

Илар провел ладонью по почти уже обтянутой скуле яхты, ощутил гладкое теплое дерево и запах смолы.

- Как назовешь?

- По дедовской классификации - "гамма", эта ведь у меня третья...

Отец подражал деду. Дед был заядлым строителям яхт. За свою долгую жизнь построил их несколько, разных размеров, разных конструкций, написал книгу "От альфы до омеги", где описал историю их строительства и свои путешествия в духе Хейердала. Илару эти семейные увлечения были чужды, хотя он любил прокатиться на яхте с отцом. Но не более. Этот род фанатизма не для него.

- Назови её именем бабушки.

- Подумаю... - уклончиво ответил отец, не любивший почему-то вспоминать свою родительницу. - Ты мне лучше посоветуй насчет киля. Не хотелось бы его делать большим. К берегу не подойти. А при коротком киле яхту будет уводить... Как мою "бету".

- Как это?

- Ну, её все время разворачивало носом против ветра. Только крутым бейдевиндом и могла ходить... Вот поэтому на "гамме" хочу поставить два бортовых.

- А шверт?

- Со швертовым колодцем возни много, да и в каюте будет мешать.

- Ой, даже не знаю, я не специалист. Сделай три киля. Небольшой центральный и два по бокам.

- Сопротивление будет большим... Хотя... Ладно, посмотрим... Пошли на пилораму.

Примерно час они распускали доски. Отец клал на блестящую станину доски и пускал их под циркулярную пилу. Илар принимал распущенные концы и поддерживал их, пока доска, медленно двигаясь, полностью не распиливалась, пока пальцы отца не подходили почти к самым зубьям дисковой пилы. Один палец у предка был уже забинтован и виднелась запекшаяся кровь.

- А где мама? - спросил Илар в перерыве между истошными визгами циркулярки.

- Они ушли на озеро. Скоро придут. Будешь с нами пить чай?

"Они" - значит, мать и Илар. Оба с приставкой "псевдо". Виртуальные двойники - идеальные представления отца о своей жене и сыне. Дубль жены никогда не обидит грубым словом, а дубль сына будет смотреть в рот отцу, во всем ему помогать и полностью разделять его взгляды. Идеальная семья, если вдуматься. Этакий платоновский эйдос семьи.

- Нет. Я, пожалуй, пойду. Мне на вахту пора.

Илар вкратце посвятил отца в свои дела. Для подробностей не было времени - уже слышался голос "матери" и веселый смех "Илара", которые возвращались с озера. Они подходили со стороны дальней калитки. Пока их скрывали деревья, но они должным были вот-вот появиться.

- Вернусь на Землю, - торопливо сказал настоящий Илар, - покатаемся на твоей новой яхте. Надеюсь, она будет готова к тому времени. Ну, давай...

Илар хотел сказать "до свидания" и исчезнуть, но калитка уже открылась, и мать сразу увидела его, заулыбалась и помахала рукой. Уйти сейчас означало бы совершить подлость. Пришлось остаться и разыгрывать комедию теплой встречи. Но комедия длилась не долго, потому что подошедший с матерью парень оказался, во-первых, вовсе не Иларом, а во-вторых, - подростком лет пятнадцати. Но он по-мужски подал руку и довольно крепко стиснул ладонь Илара. Родители на минуту смутились. Потом мать представила юношей друг другу.

- Илар, познакомься, это твой старший брат Эдгар. Эдгар, это Илар - твой младший братишка.

Илар недоуменно посмотрел на салажонка, которого представили как СТАРШЕГО брата. Эдгар же ничуть не удивился такому парадоксу. Впрочем, способен ли цифровой аналог удивляться?

- Пойдемте пить чай, - сказал отец: он был заядлым чаёвником.

За чаем-то все и выяснилось.

Только сейчас Илар догадался, что Эдгар и есть тот самый полумифический старший брат, которого он никогда в глаза не видел и который умер еще до его рождения. Туманные легенды, ходившие в семье о таинственном старшем брате, Иларом, по молодости лет, всегда воспринимались не всерьез. Даже фотографии и видеозаписи играющего Эдгара Илару казались какой-то подделкой, компьютерной анимацией. Эдгар для него был не боле чем назидательный элемент, персонаж из сказки о неком до тошноты послушном мальчике, занудно положительном, но никогда не существовавшем в природе. Он не писал в постельку, всегда много ел, не привередничал, почитал отца с матерью, и вообще был воплощением всех добродетелей. Илар иногда мечтал встретить его в каком-нибудь темном углу и начистить рыло этому маменькиному сынку.

На самом деле, конечно, все было проще и страшнее. Оказалось, что Эдгар действительно существовал. И был первенцем. Восьми лет от роду он погиб - свалился с крыши дома, который строил отец там, в Дании. Сынок ему помогал, но неловко ступил, сорвался и...

Безусловно, это был несчастный случай. Но жена во всем обвинила мужа. Это была первая трещина, расколовшая их семейные узы, трещина не окончательная, но очень глубокая, так и не затянувшаяся. Возможно, этот трагический случай и был главной побудительной причиной для родителей, решивших эмигрировать в Новый Свет. Наверное, это была идея отца. Он надеялся, что пространственная даль, а потом и время помогут матери... Что? Забыть? Нет, но хотя бы как-то смягчить боль потери. Наивная надежда.

Потом родился Илар, и мать прожила с его отцом еще пятнадцать лет. Но вопреки надеждам с каждым годом жена все дальше отдалялась от мужа-убийцы, как она считала. Пока, наконец, не разошлась с ним, когда второй сын стал более или менее самостоятельным. Так вот, значит, в чем причина всегдашней её ненависти к отцу, думал Илар. И в первую очередь - ненависти ко всему, что касается загородного дома, так похожего на прежний, роковой. А ему ничего не рассказывали, а может, и рассказывали, да он не придал этому значения. Дети не менее жестоки, чем взрослые. Но при всем том, Илар никогда не забывал отца, навещал предка до самой его кончины.

После чаепития мать ушла на кухню мыть посуду, сынок увязался за ней - помогать. Илар с отцом остался наедине.

- Пап, скажи, почему я раньше не встречал Эдгара? Ведь не впервой же я прихожу к тебе...

- Просто так совпадало - то он уедет на велосипеде, то с ребятами соседскими бегает где-нибудь... Иногда я сам отсылал его... Почему-то я думал, что эта встреча тебе будет не особенно приятна. Но сегодня решил, что ты должен знать все.

- Ладно, отец, я ухожу по-английски. Передай им от меня привет, с наилучшими пожеланиями. До скорого!

- Будь здоров...

Илар снял очки виртуальной реальности и долго задумчиво сидел.

Наконец решился. Чтобы быть последовательным, надо встретиться с матерью. Не с её цифровым фантомом, который обитает в виртуальном доме отца, а с настоящей матерью, хотя и не совсем живой. Скорее мертвой, чем живой...

Разговор с матерью оказался полной противоположностью встречи с отцом. Она вежливо не пустила его в свое пространство, говорила только с экрана и то старалась загородить собой задний план, который к тому же был не в фокусе. Там мелькали какие-то неясные тени, слышалась музыка (времен её молодости), звон бокалов и взрывы смеха. Внешность матери смущала Илара. Она выглядела молодой, лет двадцати, с неправдоподобно тонкой талией, вызывающе высокой грудью и толстой верхней губой по последней моде. Особенно раздражала эта губа. Казалось, мать нацепила нелепую маску. В сущности, так оно и было.

Мамины вопросы были сугубо делового характера. Ответы она почти не воспринимала, больше прислушивалась, что творится у нее за спиной. И это еще сильнее раздражало Илара.

- Мам, ты по-прежнему любишь меня? - спросил он неожиданно для самого себя.

- Что за вопрос, Ил, конечно...

- А как поживает Эдгар?

- Кто?!

- Мой старший брат.

Мать перестала оглядываться, пристально посмотрела в глаза Илару.

- Хорошо живет... Он женат, у него ребенок, девочка... Сейчас Эдгар работает командиром пассажирского космического лайнера. Мне только не нравится, что он подолгу находится в рейсах. Но он обожает все эти круизы на планеты и разные солнца, и для меня это главное...

Илар знал, что мать ничего не понимает в астрономии и даже не знает, что сейчас нет никаких космических пассажирских кораблей. Но она устроила свой мир согласно своим представлениям, как ей нравится. И, по-видимому, счастлива в нем. Ну и хорошо.

Сквозь музыкальный шум и веселую разноголосицу стали прорываться капризные выкрики, призывающие хозяйку дома не отвлекаться по пустякам и как можно скорее присоединиться к гостям. Мама оборачивалась и кричала: "Сейчас, сейчас...".

Нелепость их свидания нарастала, заставляя Илара болезненно ёжиться и поджимать пальцы ног. Наконец мать стала торопливо прощаться. Илар с облегчением вырубил связь.

Глава 2

Часа в три он приготовил себе обед из принесенных продуктов. Съел его в одиночестве, сидя на веранде в кресле из неказистого белого пластика и глядя на перламутровый залив. Потом проулком между соседними домами прошел к берегу озера. Открыл заднюю входную дверь обитого железом старого отцова гаража. В огромном помещении стояла ужасающая жара, пахло заплесневелыми парусами, и все было захламлено. Под воротами плескалась вода. Илар со скрежетом раскрыл обе створки. Свежий бриз ворвался с озера, и открылась голубая водная даль.

Илар разделся до плавок, решив искупаться и поплавать на лодке. С яхтой одному ему не справиться. Слишком долго ставить убранные мачты и поднимать паруса. Да и не разбирается он в них. Без подсказки отца ничего не получится. Краска на бортах и каюте облупилась, и вообще весь корпус высох, и, наверное, течет. Медные буква названия подернулись зеленой патиной. Старушка "Бета" потихоньку умирала.

Оставив в покое "Бету", Илар взялся за лодку. Взгромоздил её на тележку, которая стояла на рельсах, толкнул, упираясь ногами в песчаный пол гаража; толстые ржавые колеса со скрипом стронулись с места, покатили по рельсам. Толкать под горку, в общем, было не трудно. А вот обратно придется задействовать лебедку.

Лодка на воде шла ходко, и веслами он почти правильно работал. Берег с цепочкой домов быстро удалялся. Вода озера была темной, глубина пугающей. На середине залива Илар поднял весла, поставив лопасти на носовую банку, лег на дно лодки. Горячие лучи ласкали тело, было приятно; он закрыл глаза и слушал тихий плеск волны о борт. В сущности, жизнь не имеет никакого смысла, думал он. И если сейчас перевалиться за борт и пойти ко дну, то это будет не более нелепый поступок, чем ежедневные телодвижения: ходьба, бег, сидение на унитазе... Вообще, какая жизнь настоящая - виртуальное бытие отца или его, Илара, жизнь? И не следовало бы понятие "настоящая" взять в кавычки? Если отец подставит свой виртуальный палец под виртуальную пилу, он испытает НАСТОЯЩУЮ боль. Так же как и Илар здесь, если порежется. Конечно, отец может командой в компьютер, убрать ощущение боли. Станет ли от этого его жизнь менее реальной? Ведь Илар тоже может ввести себе обезболивающее. Так в чем же разница? Разница в том, что отец счастлив, а он нет. Выходит, что жизнь в "Иллюзории" предпочтительнее. Если критерий жизни есть счастье, то да. Но в счастье ли смысл жизни? А может, смысл в любимой, осмысленной работе? Но разве отец ведет - для себя - не менее осмысленную жизнь?

Вот так человек попадает в ловушку, которую сам же и создал.

В ближнем городке зажглись огни, их можно было собрать в пригоршню. Исчезли расстояния: он мог бы потрогать рукой дальние холмы. Ему приходили на память такие же вечера. Они ходили с Линдой гулять - через поле, через лес, на дальний берег. Потом, возвратясь, вот так же как сейчас он, сидели на деревянном крыльце, обросшем зеленой муравой. Мир постепенно погружался в теплые синие глубины июльской ночи. На небе уже играл острыми гранями крупнейший звездный алмаз - Венера. Они вели умные разговоры, которые любила Линда, но к главной теме подступиться не знали как.

Он смотрел на её тонкие загорелые руки с белыми полосками заживших шрамов. Однажды он спросил о них Линду, но она замкнулась, не ответила. Тогда он спросил об этом своего отца, тот гораздо лучше знал семью девушки, чем Илар. Отец, почему-то недолюбливавший Линду, раздраженно ответил, что она просто дура, мазохистка несчастная... Почему именно мазохистка, насупился Илар. Просто она очень... правильная... а люди такие сволочи...

С тех пор он часто отгонял кошмарное видение: Линда, в безумном одиночестве, режет бритвой свои хрупкие мягкие руки и, утирая слезы, слизывает кровь, как побитая собака...

Ведь она в сущности красивая, думал Илар, и глаза у нее голубые... но чего-то в её красоте не хватало. Слишком она тихая, вульгарности ей немного не достает, уверенности в себе. Этакого магнита, что притягивает железные мужские сердца...

Стало совсем темно. И тут на нижнюю губу Линды сел комар. Она смахнула его, быстро глянув на Илара. Они засмеялись. Оба подумали одно и то же. Сама Природа дает прозрачный намек нерешительному ухажеру - займись её губами. Но он так и не осмелился сделать решающий шаг - связать свою жизнь с домашним цветком.

На следующий вечер, он по привычке ждал её, чтобы опять отправиться на ежевечернюю прогулку. Но Линда не пришла. Её искали всем поселком, и нашли на берегу озера, в каком-то тайном уголку, заросшим камышом. Она там сидела почти в болоте и плакала.

Поначалу он недоумевал: что случилось? Ведь вчера она была такая веселая. В чем же причина столь внезапной перемены? Потом он понял, что она загадала, прошлая ночь была решающей. Но все сорвалось. Из-за него.

Он чувствовал себя подлецом, терпеливо сносил острые уколы совести, но покорное и близкое не вдохновляло его. Он любил далекое и недоступное. Таковой была Елена.

Ночью молодое тело Илара потребовало женщину. Вот тоже важный аспект жизни - "настоящей" и виртуальной. Он подумал, что неплохо бы сейчас посетить какой-нибудь молодежный клуб. Все равно не уснуть в этом доме, где бродят призраки отца с матерью и малолетнего их первенца. Где плачет Линда, которая вот уже десять лет мучается неизвестной хворью, и врачи никак не могут идентифицировать болезнь, проявляющуюся каждый раз по-новому - то в крови, то в печени, то в психической неадекватности...

Он встал, взял рюкзак и вышел в ночь. На сиявшую Луну он старался не смотреть. Попрощавшись с домом, вернулся на станцию.

Он крепко выпил в компании с незнакомым полуночником, который, судя по всему, заблудился. Выпил, чтобы все качалось, и все было по фиг. Набрав наугад междугородний код, он оказался в каком-то шумном авангардистском городе, где под ярким желтым солнцем бурлили толпы народа. Все здесь были узкоглазыми, с малоподвижными лицами и говорили по-японски, вернее, они молчали по-японски и отвечали лишь, когда к ним приставал Илар. Выяснилось, что это Токио.

Громадные, сверкающие гранями, антисейсмические дома-кристаллы, висели в воздухе. Раса Ямато успешно боролась с землетрясениями. Пьяно покачиваясь, погруженный в мысли, которыми не желал делиться, Илар пошел, куда глаза глядят: мимо отеля "Хайот", мимо какого-то госучреждения с золотой хризантемой на фасаде, мимо Императорских садов, по мосту через реку Сумидагава* [*река, протекающая в Токио], где с бегущего внизу пароходика доносилась европейская танцевальная музыка.

Ночные клубы, которые он искал, были закрыты по случаю раннего времени. Тогда он зашел в какое-то кафе на улице Гиндза, в центре Токио. Под странные мелодии песенок нанивабуси** [**жанр популярных песенок], он попробовал бобов мицумамэ - лакомство из гороха с имбирем и познакомился с пожилым мужчиной, "предиллюзорного" возраста, которого надо было называть Авано-сан. От него паломник узнал, что приставка "сан" имеет уважительное значение. А приставка "кун" означает фамильярное, дружеское обращение. Все равно как - "вы" и "ты". За это надо было выпить. Потом пили за силу японского духа - "яматодамасий". Какую-то ужасную водку, кажется, саке, вдобавок подогретую, а не ледяную, как было бы для него привычнее. Но скандинав выдержал. Чего не скажешь о его сочашнике. Сила водки одолела силу японского духа, и Авано-кун куда-то потерялся.

Потом Илар еще с кем-то пил в другом кафе. После чего у него случилось кратковременное выпадение памяти.

Очнулся он на пустынной улице, где дул пыльный ветер. Удрученный, одиноко стоял Илар возле простенького двухэтажного домика со светящимися иероглифами на коньке крыши, с каменными приступками для снятия обуви при входе.

С одним типом, которому не понравился его американский акцент, он чуть не подрался. Потом он удирал от полицейских, пробираясь через какие-то садики с круглыми камнями, ехал куда-то на экспресс-полосе, пока не наткнулся на то, что искал.

В одном зале пели караоке, в другом - танцевали. За компанию он покурил "марсианку" и попробовал "сквок". Оттуда его увела женщина-биоморф (впрочем, для биоморфа понятие пола - вещь относительная, но она была женщиной). "Ты не думай, я не глупая, - с ужасным акцентом говорила она на джапан-инглиш. - У меня АЙ КЬЮ пости как у селовека". - "У меня сейчас и того ниже, - успокоил её Илар. - Ты где живешь?"

Незнакомка походила на девочку-подростка. У нее были такие же узкие глаза, как у всех здешних обитателей.

- На старых вокзалях, - ответила она. - Близайсий отсюдава - "Сэтунзай".

- Банзай?

- Ага, делзись за меня, не падай. Мы уже пости приходили...

Рослому Илару она головой доставала едва ли до подмышки, но руки у ней были сильные.

Вечерний вокзал их встретил буйством неона и толпами людей, снующих, казалось, без всякой цели и смысла.

Гостиничный комплекс при вокзале "Сэтунзай" был построен еще в позапрошлом веке, когда от вокзала уходили поезда. (Здесь даже сотню метров рельсов оставили для экзотики.) Теперь это просто крупный узел ВТТ. Внутри гостиница напоминала пчелиные соты, или зал камеры хранения, только спальные ячейки были побольше багажных. Одни соты были темны, другие янтарно, голубовато, зеленовато светились. Некоторые были распахнуты и там, на верхотуре, свесив ноги, сидели, мучимые бессонницей, или уже выспавшиеся, взъерошенные японцы. Сидели, бесстрастно уставившись перед собой, или равнодушно наблюдая за происходящим внизу.

Они сняли номер-ячейку, куда забираться нужно было по узкой металлической лесенке, похожей на пожарную. Девушка взбиралась быстро, с ловкостью обезьянки. Илар, качаясь, поднимался следом. Ориентирами ему служили мелькавшие перед глазами белые гольфики и белые же трусики под черной юбочкой.

В ячейку надо было заползать, как в трубу. Стоять там было можно только на карачках. Даже в сидячем положении голова упиралась в потолок. Илар почувствовал себя как в гробу. Едва женщина включила свет и закрыла входную дверцу, его охватил приступ клаустрофобии, как профессора Хейца.

- Открой ячейку, - потребовал Илар.

- Низя. Когда мы будем делать фак, нас не долзны видеть. Тебе, селовеку, нисё не будет, а меня, как неполноплавную, отслепают по зопе и выслют из голода...

Илар смирился и привык. Ведь удушье было чисто психологическим - кондиционер работал исправно, и воздуха вполне хватало.

- Тебя как зовут? - спросил он подругу, раздеваясь и запихивая шмотки под подушку.

- Сэйко, - ответила подруга, ложась рядом. Она тоже сняла свою белую блузку, развязала черный галстук, оставив пока только юбочку.

- Это имя или название прибора? У меня уник фирмы "Сэйко".

- Это мое имя. А филма, которая нас выпускает, называется "Хосака..."

- А-а! Значит, ты - собственность "Хосака-Биолабс Инк"?

- О да! Я лаботаю на нее. Мое полное имя Сэйко N 65497720, тип - "саламандла".

- Саламандра?.. И что это значит?

- Огнеуполная.

- Какая?

- В огне не голю.

- А для чего тебя сделали огнеупорной?

- Чтобы я лаботала пожалником. Но меня оттуда выгнали...

- За что?

- А там дом голел, сильно так голел - пламя до неба. Я залезла на тлетий этаз...

- По лестнице?

- Нет, плосто по стене. И там была сталушка и кошка. Я спасла кошку, а бабушку не успела. Бабушка сголела. Мне сказали, что я путаю плиолитеты...

- Приоритеты?

- Ага. И отстланили меня от долзности и послали на длугую лаботу.

- А что теперь делаешь?

- Вот сейсяс лизу с тобой и лаботаю. - Она поднесла к глазам Илара свой уник и переключила прибор на банковский сканер. - Пелевиди двасать глобо на ссет филмы.

Илар порылся, достал социальную карточку со встроенным молекулярным чипом, провел штрих-кодом перед окошечком её сканера, нажал цифры: "2", "0" и кнопку "Enter". Где-то невидимый компьютер бесстрастно снял с его счета двадцать глобо и перевел виртуальные деньги на счет фирмы "Сэйко".

- Ну вот, - сказала довольная Сэйко и сняла почему-то только один носок; потом, извиваясь всем телом, сбросила юбочку и трусики, - тепеля мозно смотлеть мультики.

Она включила телеэкран, встроенный в выходную дверцу, которая находилась в ногах. И сразу стала хохотать. По экрану бегали, играли в кошки-мышки бессмертные диснеевские мультипликационные герои.

Превозмогая комплекс вины, Илар положил руку на маленькую, величиной с яблоко, упругую грудь Сейко. Ему казалось, что сейчас он изнасилует ребенка. А может, это у нее был такой стиль "работы"? Потому что на самом-то деле она выглядела вполне взрослой женщиной, по японским меркам. Хотя ведь это все условность... В такие моменты всегда об этом забываешь. Слишком искусна подделка. Но она пользуется огромным спросом. Ведь настоящие женщины подобными вещами не занимаются. Проституция - удел биоморфов.

Илар опустил руку вниз, Сэйко раздвинула ноги. Там была нежнейшая гладкая кожа без какой-либо волосатости, упруго-мягкие вечно девственные губы, жаркие и влажные. Чем хороши биоморфы - чистота и стерильность контакта вам гарантировалась. Он навалился, вошел, чувствуя встречное движение.

- Так холосо? - Она подняла ноги.

- О'кей, - прохрипел он, подхватывая её под коленки.

- Тогда поехали... за олехами.

Она делала умелые фрикции в такт ритмичным коротким выдохам. Иногда в азарте, упираясь пятками в потолок, выкрикивала на родном наречии: "О, сэнко! О, хикари! Хиромэни! Ми-га-то!!!" Что в переводе сводилось к одному единственному понятию - "блеск!" Илар не знал японского, и потому партнерша показалась ему довольно многословной.

Глава 3

- Сколько сейчас времени? - спросил Илар, продирая глаза.

- Восемь сясов, - ответила Сейко, не глядя на часы.

- Утра или вечера?

- Весера, разумееца.

- А какое число?

- Двенадцатое...

- Черт! Вечер двенадцатого! Проспал целый день в этом гробу! - Он вскочил. В девять утра двенадцатого числа он должен уже быть на работе. - Опоздал! Чего ж ты меня не разбудила?

- Но ведь ты нисего не велел.

- Да, уж погулял, так погулял...

Проявляя чудеса ловкости и терпимости, они оделись в этом тесном, сугубо японском пространстве. Спустились по лесенке, оставив ячейку открытой. Это означало, что она освободилась. Ячейку продезинфицируют и приготовят к новому заселению.

Спешка, впрочем, теперь уже не имела значения, и они пошли в кафетерий при вокзале. Илар угостил Сейко, предоставив ей возможность выбрать еду по своему вкусу, поскольку сам не разбирался в японских блюдах. Она взяла что-то морское и много. Аппетит у биоморфов был отменным.

- Сто ты потелял? - спросила Сэйко, видя, что её друг блуждает взглядом по сторонам.

- Вчерашний день, - буркнул друг.

- Всерасний день надо искать не здеся, а в Амелике.

Постепенно до него дошел смысл сказанного: ну конечно! в Америке же еще только утро 12-го сентября! Он забыл про разницу во времени, идиот.

- Ну-ка, отмотай пятнадцать часов назад, сколько это будет?.. А то у меня голова не соображает.

- Пять утла.

- Вау! Спасен, спасен!.. Ты гений, - похвали он Сэйко, и та, довольная, расплылась в улыбке.

И он радовался: Значит, он не опоздал! Как тот английский джентльмен, который объехал вокруг света за 80 дней, обретя жену и лишний день. Почти то же самое проделал Илар, когда перенесся с Американского континента в Японию, забыв, что пересек линию перемены дат. В самом деле, если в Токио 8 вечера, то по Центральному времени США и Канады сейчас только 5 утра. До начала рабочего дня, до девяти часов утра, у него уйма времени. Но и чересчур расслабляться рискованно, путь предстоит не близкий, даже по меркам ВТТ.

- На этом вокзале есть космические линии? - спросил Илар, макая суши в треугольную тарелочку с зеленым васаби [хреном (яп.)], с похмелья хотелось всего острого.

- Смотля куда, - ответила Сэйко, ловко управляясь палочками для еды. - Есть линии на Луну, на олбитальные станции, на Малса и Венелу ... и болся нету.

Илар улыбнулся - свой АЙ КЬЮ она не преувеличила.

- Ну, ладно, мне пора. - Он допил омерзительный кофе из водорослей. - Ты покажешь мне, где тут у вас космические линии? А то я в этих иероглифах не разбираюсь

- Конеся, показу, - бесстрастно кивнула головой Сэйко, намазывая креветочную пасту на оранжевые рисовые крекеры.

- Тогда пошли.

- Сисяс, только доем...

Переборов отвращение к местным напиткам, Илар осмелился заказать сакэ. От первого глотка он чуть не траванул. "Японский бог, зачем они её греют, вместо того, чтобы положить кусок льда?!"

Однако второй и третий глоток пошли лучше. И, как это ни странно, головная боль рассосалась.

- Ну, доела? Тогда пошли... Да! А где мой рюкзак?!

- Твой рюкзака я сдала в камелу хланения.

В камере хранения Сэйко набрала шифр, открыла ячейку, достала вещи Илара.

- А кто та зенсина на фотоглафии?

- Какая женщина?

- Ну тама у тебя папа, мама и зенсина.

Илар наконец понял, что речь идет о портретах.

- А ты откуда знаешь, что у меня в рюкзаке?

- Посмотлела. Я любоснательная...

- Ты любопытная, а не любознательная. Это большая разница. Запомни и никогда так больше не делай.

- Плости.

- Прощаю... - Илар забросил рюкзак на плечо и неожиданно для себя ответил: - Её зовут Елена. Моя возлюбленная. Она погибла...

Илар не знал, зачем он пускается в идиотские объяснения. На секунду круглое плоское лицо Сэйко исказилось, и на нем проступили нечеткие черты Елены. Это было отвратительно.

- Перестань! - Илар замахнулся на полиморфа.

Сэйко закрылась руками, ожидая удара. Но удар не последовал. Она убрала руки, на щеке у нее блестела слеза.

- Ты что? Я не хотел тебя обидеть. - Он провел ладонью по щеке Сэйко, вытер слезу. - Скажи... тебя часто бьют?.. Ну, я имею в виду - клиенты...

- Иногда бьют. Кто тихо слепает, кто сильно... Тогда я убилаю сувства... и лаботаю без сувств.

- А со мной ты... убирала чувства?

- Нет. Ты холосый. Мне нлавица.

Залы космических линий находились в соседнем здании современной постройки. В глаза сразу бросилась, укрепленная на карнизе, огромная динамическая светящаяся надпись: "Джапан Спейс Лайнс". На улице вновь уже смеркалось. И все расцветало огнями. Наступала очередная безумная электрическая ночь.

Они вошли в зал, отделанный блестящими листами металла с галогеновой подсветкой и рядами вместительных кабин. Кабины ВТТ имели излишне футуристический вид и раскрашены были в зловещие черно-желтые цвета.

Возле линии Земля - Марс они простились.

- Ну, ладно, иди "работай". Я, наверное, отнял у тебя много времени?.. Хочешь, я тебе заплачу еще...

- Нет-нет. Нисего не надо. Плосяй. Саёнара!

- Саёнара, моя огнеупорная...

Он последним вошел в просторную кабину, где уже стояла группа людей, человек двадцать, в ожидания отбытия на Марс. Сопровождавший группу полиморф сказал: "Го-ёдзин!" и нажал кнопку. Дверь из псевдостекла, скользнув у самого носа Илара, отделила его от Сэйко. Она помахала рукой, совсем как человек. Илар ответил - приложил к прозрачному металлопластику ладонь.

Глава 4

Марсианский космопорт представлял собой приземистое просторное здание с тусклыми стенами из местного красноватого песчаника. Казалось бы, широкое внедрение ВТТ упразднит само понятие космопорта, но нет, дань традиции и экономическая целесообразность, сохранили овеянные легендами места, где накапливаются люди, желающие отправиться на другие планеты. И они по-прежнему зовутся космопортами и выполняют приблизительно те же функции, что и раньше. Только нет уж ни взлетно-посадочного поля и нет космических кораблей.

Для Марса, как впрочем, и других планет земного типа, это особенно верно. Порой кроме космопорта и примыкающих к нему сооружений, вообще нет никаких построек. По существу, планеты стали осваивать совсем недавно, несколько десятков лет. А чтобы обустроить их и плотно заселить, понадобятся сотни лет.

И все же именно Марс осваивался людьми особенно интенсивно. Здесь много опорных баз, шахт, рудников, и начато строительство подземного города Маринер-сити в экваториальной зоне.

Илар же прибыл на одну из промежуточных станций. Дальность действия ВТТ-линий ограничена. На отдаленную планету Солнечной системы сразу не попадешь. Только с пересадками.

Прибывшую туристическую группу встретил гид и повел любознательных японцев, которые уже настраивали свои съемочные камеры, осматривать местные достопримечательности. Сказать по правде, ежедневно на Марс прибывают не так уж много людей. Туристические маршруты только-только развиваются. Контрактники работают вахтовым методом, потом организованно отбывают на Землю. Им на смену так же организованно прибывает новая смена. Болтающихся туда-сюда одиночек здесь встретишь редко.

Повинуясь стадному инстинкту, Илар сначала держался вместе с японцами. И даже хотел совместно с ними поехать на экскурсию, поскольку никогда раньше не был на Марсе. Тем более, что дальние линии, как он узнал, были временно закрыты из-за "непогоды". На Солнце были зафиксированы две вспышки. Поднявшиеся электромагнитные бури нарушили стабильность виджл-поля.

Но участие в экскурсии сорвалось. В одном из объявлений, время от времени оглашавшихся в зале ожидания, он услышал свое имя. Приятный женский голос дважды повторил: "Илара Кирке, прибывшего с Земли, просят подойти к справочному бюро".

Он направился к справочной кабине, где сидела хорошенькая девушка. Она смущенно хихикала в ответ на реплики пожилого человека с бородкой, который стоял возле её окошка, картинно облокотившись на стойку. Флиртующим со служащей космопорта оказался никто иной, как бывший экстраординарный профессор Центрального Института Темпоральных Исследований, доктор наук, почетный и действительный член многих научных и околонаучных обществ, автор целого ряда значительных трудов по истории, философии истории и темпоральной археологии - Манфред Фердинанд фон Хейц.

- Какими судьбами, док?! - удивился Илар. - Здравствуйте.

- Привет, мой мальчик. - Хейц приобнял старшего техника-пилота. - Это я дал объявление. Спасибо, милая...

Хейц галантно раскланялся с девушкой.

- Это ваш сын? - спросила девушка, которая сама любила задавать вопросы в свободное от работы время.

- Хотел бы я иметь такого сына, - сознался профессор.

Хейц повел Илара на второй этаж. Они поднялись по эскалатору в почти пустой зал, где рядами стояли пластиковые кресла для отдыха. Чтобы транзитные пассажиры не скучали, к подлокотникам кресел были прикреплены маленькие плоские мониторы со складной клавиатурой. Можно было сыграть в компьютерные игры, посмотреть фильм, просто побродить по Сети.

Но в эту минуту развлекать было некого. Зал пустовал. Только в дальнем конце сидела парочка, но она играла в свои игры. В любовные. Они усиленно обнимались, не замечая ничего вокруг. У парня на ногах были модные сапоги "а ля рюс" с голенищами гармошкой. У девочки была не менее модная прическа - павлиний хвост.

Илару показалось, что профессор соблюдает конспирацию. Он нервно озирался, как малоопытный член тайного общества; зябко кутался в плащ, хотя в зале было довольно тепло, и не вынимал правую руку из кармана. Вся эта неумелая бондиана совершенно не шла серьезному профессору и ставила его в нелепое положение.

Илар заволновался, подозревая, что Хейц примчался на Марс неспроста.

- Я вас слушаю, док, - сказал старший техник-пилот вкрадчиво, чтобы, наконец, внести ясность.

- Да уж, пожалуйста, выслушай, не перебивая, - ответил профессор, несколько успокаиваясь. - Дело в том, что, после того, как я открою тебе цель своего визита, моя жизнь будет всецело в твоих руках.

- Тогда, может, не надо... - засомневался Илар. Ему вовсе не хотелось брать ответственность за жизнь профессора.

- Может быть. Но у нас нет другого выхода.

- У "вас"? вы имеете в виду кого-то еще, помимо себя?

- Да. У "нас" - это значит: у организации "Истинные Сыны Земли".

Профессор с кислой миной "полюбовался" эффектом, произведенным на собеседника. Хейц уже перестал пугливо озираться, и его распирал нервный смех. Но беседа, надо полагать, будет слишком серьезной.

- Док, вы что... заговорщик? - прошептал Илар.

- Если ты помнишь, тогда, под Троей, я сказал тебе, что "придет время и, быть может, мы сойдемся ближе". Что "нам нужны такие люди, как ты..." Помнишь?

- Ну, помню...

- Так вот, это время пришло.

- В каком смысле?

Видно было, как Хейц мучительно переламывал себя и вот сломил, выдохнул:

- Да, я состою в организации, целью которой является освобождение людей от тирании кваков. Причем - любой ценой.

От такого признания стеклышки пенсне Хейца запотели. Наверное, от страха. Ученый отцепил их от переносицы и стал протирать замшевой тряпочкой, беспомощно щурясь. Руки у него дрожали.

- Док, вы не похожи на фанатика. Вы уверены, что освобождение стоит именно ЛЮБЫХ жертв? Я вообще не уверен, что кому-то на земле в тягость правление кваков. По-моему, их так называемая "тирания" ничего, кроме пользы, не приносит... Вспомните, - вы же историк - когда-то славяне позвали на царство варягов. Не потому, что сами не умели управлять, а потому, чтобы пресечь, наконец, кровавую борьбу за власть. То есть призвали третью силу. И все пошло хорошо, пока третья сила оставалась таковой. Пока не произошла неизбежная ассимиляция, пока чужаки не стали "своими", после чего опять возникли распри. Но в нашем случае такое не случится никогда. Кваки не собираются ассимилироваться, да это и невозможно.

- Молодец, хороший привел пример. Но не совсем удачный. Варяги не отделяли себя от славян и проводили именно прославянскую политику. Уж если мы балуемся аналогиями, то лучше вспомним историю заселения Америки. Белые колонисты тоже не собирались смешиваться с местным населением. Оно им вообще было не нужно. Что стало с индейцами, тебе известно.

Профессор покосился на обнимающуюся парочку и продолжил почти шепотом:

- В нашей организации состоят люди, занимающие очень высокое общественное положение. Даже члены мирового правительства. От них мы получаем информацию о некоторых планах кваков относительно человечества. Так вот, есть сведения, что кваки собираются отменить все ограничения по возрасту для лиц, желающих отправиться в "Иллюзорий". А так же ввести принудительную отправку отказников, то есть отменить "Книгу Жизни", и довести возрастной ценз пациента до пятидесяти лет. Если эта тенденция сохранится, то землянам не в таком уж отдаленном будущем грозит полное исчезновение. Или, по крайней мере, жизнь в резервациях...

- Но зачем квакам теснить нас на суше, когда она им не нужна. По Соглашению - они заселяют океаны, мы - сушу. Никто никому не мешает.

- Пожалуйста, не перебивай! Следующим их шагом будет сокращение площади суши. По средствам парникового эффекта они хотят растопить ледяные шапки планеты и поднять уровень мирового океана. Больше воды - больше жизненного пространства для кваков. Постепенно, когда они станут доминирующей расой, они нас вообще вытеснят с планеты. С нашей родной Земли, которая станет планетой Океан!..

- Простите меня, сэр, но это слишком похоже на ужасы из желтой прессы и на истеричные вопли хомопатриотов. Зачем квакам это нужно?

- Никто не любит квартирантов, - Лицо Хейца скривилось так, словно он всю жизнь прожил с квартирантами. - Каждый стремится стать безраздельным хозяином. Такова сущность живых существ. Борьба за существование. Конкуренция видов. Впрочем, это общее место. Тут и дискутировать не о чем. Диктатура кваков должна быть свергнута.

- Любой ценой, - усмехнулся Илар.

- Да! - крикнул разгоряченный профессор так, что парочка влюбленных перестала целоваться и в тревоге уставилась на заговорщика; тот спохватился, опять понизил голос: - К сожалению, бескровных освободительных войн не бывает. Все войны кровавы и жертвенны.

- Ну, хорошо. А зачем вы мне это рассказываете? Зачем раскрыли себя? Вообще-то я допускал, что вы бунтарь, но не думал, что решитесь на нечто большее, чем демонстративное диссидентство.

- А затем, мой мальчик, чтобы сделать тебя активным участником Сопротивления. И не просто активным, а можно сказать, ключевой фигурой...

- Хотите, чтобы я возглавил вашу организацию? Это смешно...

- Вождей у нас и так хватает. Зато катастрофически не хватает преданных исполнителей, которые могли бы оказаться в нужном месте и в нужное время.

- Не понимаю, почему мы не могли об этом поговорить дома, в спокойной обстановке, чем вот так впопыхах... быть может, под наблюдением...

Услышав о возможном наблюдении, профессор опять сильно занервничал и еще глубже погрузил правую руку в карман плаща. Глаза спрятались за световыми бликами, отражаемыми стекляшками знаменитого пенсне. Илара стала раздражать эта комедия, даже при всем уважении к ученому.

- Потому что дело крайне спешное... Возникла ситуация, не терпящая промедления...

- Что, кого-то надо ликвидировать или взорвать? - сыронизировал старший техник-пилот.

- Да. То есть - нет, то есть... в каком-то смысле... Видишь ли, мой мальчик, нашей организации неожиданно выпал уникальный шанс покончить с кваками одним ударом. Когда я узнал, что ты отправляешься в систему Нептуна, об этом тут же узнала наша организация. Мы всегда присматриваем за перспективными людьми... Ты уж извини... Ну так вот. Одному из наших вождей пришла в голову блестящая идея... То есть, идея-то муссировалась давно, но осуществить её нам было не под силу. И тут вдруг мы узнаем, что именно тебя, на которого мы давно положили глаз, отправляют в нужную нам точку пространства, причем совершенно легально, на законных основаниях. Тебе остается только попасть в нужное время и провести там некую акцию...

- И с кваками будет покончено?

- Да. Во всяком случае, мы надеемся.

- Так вы даже и не уверены?..

- В акции мы полностью уверены. С кваками будет покончено. Речь идет о жертвах, которые будут принесены, так сказать, на алтарь победы. Они могут быть минимальны или... очень большими. Я имею в виду, что когда ты изменишь мир...

- Вмешательство в Прошлое? Сознательное вмешательство? Но это же преступление!

- Это смотря, на чьей ты стороне.

- Преступление всегда преступление, независимо, на чьей вы стороне. Вы же сами меня учили: есть этические нормы, переступать которые нельзя... Даже во имя интересов человечества. Никакая цель не оправдывает средства.

- Вот и выучил на свою голову. Оправдывает, мой мальчик, еще как оправдывает...

- Перестаньте называть меня "мой мальчик"! Во-первых, я не мальчик, а взрослый мужчина. А во-вторых, у меня есть отец. Вернее, был, впрочем, для меня он и сейчас существует. Я только недавно его посещал...

- В "Иллюзории"?

- Ну, в "Иллюзории"...

- То-то и оно. "Иллюзории" исчезнут, когда исчезнут кваки, благодаря твоему подвигу... да-да, не ухмыляйся, именно подвигу. Люди еще тебе поставят памятник.

- Мне не нужны монументы...

- А что тебе нужно?

- Не знаю... Сейчас речь не об этом.

- Именно об этом. Я знаю, что тебе нужно. Тебе нужна мирная жизнь, любовь, дети, и чтобы родители успели порадоваться твоему счастью. Разве не так?

- Ну, допустим.

- Не допустим, а так и есть. Это естественное человеческое желание. Об этом мечтают миллиарды людей. А кваки... Они отняли у нас эти простые, НАСТОЯЩИЕ радости и заменили их на фальшивку. Подобное не может быть терпимо! Понимаешь? Нельзя этого больше терпеть! Тем более сейчас, когда появилась возможность их победить. Такой шанс упускать нельзя. Отказаться от него - вот это-то как раз и будет преступлением против человечества.

- Да что вы от меня-то хотите?!

- Содействия, мой ма... э-э дорогой, содействия. Я раскрою тебе план операции, в которой ты мог бы участвовать. Дело в том, что в 1990-м году космический аппарат "Вояджер-2" прошел вблизи Нептуна...

Далее профессор рассказал, что в конце 70-х годов прошлого века, в рамках программы исследования дальнего космоса, с Земли были отправлены беспилотные космические разведчики - "Пионер-10, "Пионер-11", "Вояджер-1" и "Вояджер-2". Были и другие запуски, но не о них речь. Именно на эти четыре аппарата была возложена не совсем обычная миссия. Кроме наблюдательной аппаратуры для исследования дальних планет, с каковыми исследованием они блестяще справились, аппараты снабдили своеобразными посланиями, которые предназначались гипотетическим обитателям иных миров. Это были золотые диски с аудио- и видеозаписями земных ландшафтов, представителей животного мира, а так же человека. Туда так же вошли музыкальные и другие художественные произведения, созданные гениями человечества. Это делалась потому, что "Вояджерам и "Пионерам" - рукотворным посланцам космической расы хомо сапиенс - предстояло впервые покинуть Солнечную систему и отправиться в бесконечный полет к другим звездам.

Существовал ничтожный шанс, что какой-то из аппаратов не сгинет в бездонных глубинах космоса, наткнется на обитаемую систему и будет выловлен разумными обитателями. Они-то и должны будут прочесть наше послание.

Все это походило на "бутылочную" почту прошлых веков, сказал профессор. Для облегчения работы неизвестным получателям, прилагалась "инструкция" - схема аппарата, с помощью которого можно было воспроизвести записи. Конечно, такое событие, если оно и случилось бы, произойдет не ранее, чем через миллион лет; сама земная цивилизация может к тому времени исчезнуть с лица Земли, но пусть они хотя бы узнают, что были такие существа, до некоторой степени разумные, которые назвались - людьми. Разумеется, к исходу этой бездны времени, записи могут быть частично или полностью стерты космическими микрочастицами, но надежда была. Надежда умирает последней, как говорится.

Для того, чтобы гипотетический адресат мог узнать местожительство отправителя, на золотом диске были выгравированы космические координаты Солнца относительно 14 известных пульсаров, которые "работают" своеобразными галактическими маяками. Высокоразвитым разумным существам не составит труда расшифровать, в чем смысл четырнадцати точек, от которых идут лучи. Ясно, что место пересечения лучей указывает на пункт отправления послания.

Некоторые ученые высказывали опасения: не слишком ли рискованно открывать координаты альма-матер человечества каким-нибудь космическим монстрам? Эти законные сомнения были встречены снисходительным смехом. Было видно, что самые горячие сторонники послания не верят - даже не в агрессивность инопланетного разума, - а в то, что земной аппарат попадет в чужие руки, лапы, клещи, щупальца, словом - в инопланетные лаборатории.

И все же послания были изготовлены.

И случилось почти невероятное. Шанс один на квинтиллион - выпал. Один из "Вояджеров" был подобран разведывательным кораблем кваков.

Глава 5

- Интересная история, - сказал Илар, вставая.

- Куда вы, - переполошился профессор. - Сядьте! Я еще не закончил...

- У меня затекла спина, хочу пройтись...

- Ну, пройдемте к окну, постоим там, - предложил альтернативу Хейц. Видно было, что ему не хотелось отпускать от себя Илара.

Они подошли к панорамному окну. Перед глазами расстилалась красно-бурая поверхность Марса, сплошь усеянная камнями. Там и сям торчали полузасыпанные песком небольшие возвышенности и гребни разрушенных ветрами скал. Вдали, сквозь йодисто-желтую дымку, виднелись кубы и сферы перерабатывающего комбината.

- К тому времени, когда это произошло, - возобновил разговор профессор, - единого человечества уже не было. Люди давно рассеялись по космосу. Земля была необитаема. Но кваки умели обращать время вспять, и потому проникли в Прошлое Земли, когда она была в расцвете молодости и готовилась заявить о себе...

Профессор поправил соскользнувшее с носа пенсне и продолжил:

- Оккупация во Времени прервала Естественную Линию развития землян и создала Другую Линию. Начиная с момента Оккупации, мы развиваемся под строгим их контролем. А значит, у нас нет будущего. Свободного будущего!

Хейц потряс кулаком и пристукнул им по стене.

- Вот мы и решили ударить в роковую для нас точку. Упредить захватчиков. Своим воздействием мы отменим их воздействие. Цель нашего плана - не допустить, чтобы посылка попала к квакам. Но здесь, кроме прочих трудностей, есть одна закавыка...

Надо сказать, что первый "Вояджер" был... вторым, а второй, как ни странно, - первым. Дело в том, что запущенный раньше аппарат шел по менее выгодной траектории и прибывал к месту назначения позже. А тот, что покинул Землю позже, идя по наиболее удобному пути, подошел к Юпитеру и другим планетам-гигантам раньше и стал называться "Вояджером-1". Но бортовой его номер все-таки "Вояджер-2". Тут-то и возникает проблема.

Известно, что... вот схема, смотри... "Вояджер-1" не заходил в систему Нептуна, пересек пустую уже орбиту и ушел за пределы солнечной системы. Вблизи же Нептуна прошел "Вояджер-2", у которого бортовой номер первый, но который запаздывал и стал вторым... Ты следишь за ходом мысли?

- С трудом.

- Уж постарайся. Так вот. В отчетах кваков, которые мы сумели добыть, фигурирует "Вояджер-1". Этот аппарат они выловили в космосе на нашу беду, от него и узнали о существовании человечества и где оно находится. А в отчетах землян под "Вояджером-1" подразумевается "Вояджер-2". Так который же аппарат поймали кваки? Первый или второй? Есть мнение, что кваки, говоря о "Вояджере-1", именно его и имеют в виду. То есть согласно бортовому номеру. Ведь они держали в лапах этот аппарат. Значит, наша цель - "Вояджер-1". Который по классификации земных ученых является "Вояджером-2". Так вот, именно он пройдет систему Нептуна в 1990-м году. Когда ты его поймаешь, то на борту должно быть написано - "Вояджер-1". Пусть тебя это не смущает...

- Я должен его поймать?

- Да. Будучи на спутнике Нептуна, тебе надлежит сделать следующее: выйти на орбиту в хроноджете, переместиться во времени в ХХ век, а именно - в 1990 год. Засечь аппарат, состыковаться с ним. Изъять золотой диск. Либо уничтожить аппарат, либо изменить траекторию его полета. Выбирай. Проще - уничтожить аппарат. Но незаметнее всего - изъять диск. Однако надо помнить, что там шныряют крейсеры кваков.

- Вы говорите так, словно я уже дал согласия работать на вас.

Илар инстинктивно угадал, что профессор применил психологический прием уговаривания.

- Разумеется, ты можешь отказаться, - сказал Хейц и мрачно пошевелил рукой спрятанной в кармане. - У нас есть запасной вариант... но он менее реален... Можно сказать, практически нереален. Но на крайний случай мы используем его.

- Что это за вариант?

Профессор посмотрел Илару прямо в глаза, подумал и сказал:

- Пошлем другого человека в тот же район и в тот же час. Конечно, он менее опытен и у него не будет легального статуса, но... большого выбора у нас нет. И ждать бесконечно нельзя. Нашего человека, внедренного на станцию, могут отозвать. Или раскрыть...

- У вас есть свой человек на станции? Замечательно! Так зачем вам я?

- К сожалению, он не пилот... но ты можешь рассчитывать на его помощь. На ЛЮБУЮ помощь.

Старшего техника-пилота слегка шокировала акцентуация слова "любую".

- Значит, у меня будет сообщник? Интересно, кто он такой?

- Это секрет, - твердо ответил профессор. - Пока ты не дал согласия... Впрочем, могу назвать его подпольный псевдоним: "Музыкант".

Хейц понурил голову, наверное, сожалея, что слишком откровенен. Илар Кирке усмехнулся:

На какой же пароль он откликнется?

- Это совсем не смешно, Илар. Если ты его вызовешь на откровение ради любопытства, ты умрешь. И это не угроза. Это факт. Пойми, мы не играем в игрушки...

Илар вернулся к предыдущей теме:

- А что, если вы напутали с вашей странной нумерологией, и "Вояджер" окажется не тем аппаратом?

- Значит, будем отлавливать другой аппарат. Но это будет другая операция и, по-видимому, не с твоим участием.

- Господи ты боже мой! Да какая операция? То, что вы состряпали впопыхах, на скорую руку, вы называете операцией? Разве так проводятся серьезные акции? Это просто смешно и непрофессионально предлагать человеку, ставить на кон жизнь без тренировки, без серьезного обсуждения деталей... без подстраховки... без...

- Все серьезно и профессионально, - жестко сказал Хейц. - Именно наш опыт показывает, что, как правило, наиболее результативны спонтанные акции, а не те, что долго и тщательно готовились. Чем продолжительнее срок от плана до реализации, тем больше возрастает риск предательства или нелепой случайности... Надо действовать быстро и решительно. Как Цезарь: "Пришел, увидел, победил!"

Илар захохотал, привлекая внимание влюбленной парочки.

- Знаете, док, скажу вам прямо: вы - один из тех людей, которые щепетильно соблюдают мелочные этические нормы, но когда их вышвыривают на обочину жизни, пускаются в такие преступления, что кровь стынет в жилах. По-моему, вы просто мстите квакам за свои неудачи. Вы хотите вычеркнуть кваков из истории Земли и вернуться, так сказать, к Истокам... как будто ничего и не было... Только ведь в восстановленной Ветви, которая вернется после моего вмешательства, может быть, не будет места ни вам, ни мне... Ни тысячам других.

Профессор вымученно улыбнулся:

- Маловероятно. Хотя и не исключено. Но мы не для себя стараемся.

- Ну, конечно, так все говорят. Типичная риторика революционера... Да, теперь я вижу, что вы законченные авантюристы, - безжалостно вынес вердикт Илар. - Я совершенно перестаю вас уважать.

На глаза Хейца навернулись слезы - не случайные, старческие, а горькие слезы обиды. "Бойтесь данайцев, дары приносящих", - только и сказал он.

По радио объявили, что солнечный ветер стихает, и линии ВТТ откроются через пять-десять минут.

- Простите, профессор, мне пора, - сказал Илар и решительно направился к выходу из зала. Ему было невыносимо видеть униженного, раздавленного Хейца.

Сходя с эскалатора, Илар неосознанно оглянулся и заметил, что сверху спускается намозолившая глаза парочка влюбленных. Парень по-прежнему обнимал девушку за талию, но смотрел уже на Илара. Нехорошо смотрел, криво улыбаясь. Илар поймал ледяной взгляд девушки, и этот холод передался ему. Его стало знобить, как давеча знобило профессора. Старший техник-пилот почувствовал смертельную опасность, исходящую от молодых людей, на первый взгляд довольно милых.

По космопорту вторично объявили "летную погоду", что линии ВТТ вновь находятся в рабочем состоянии.

Глава 6

Илар шел по залу в направлении кабин ВТТ. При малейшем удобном случае он вглядывался во все зеркальные, стеклянные и полированные поверхности стен, киосков и колон, чтобы разглядеть своих преследователей. Парочка не отставала. Это были уже не те любвеобильные бездельники, что прежде. Сила, напор и безжалостность чувствовалось в их целеустремленной поступи. Парень держал правую руку в кармане, в точности, как и профессор. Илар понял, что там было оружие.

Зачем парню оружие, вопроса не возникало. А вот зачем оружие нужно было профессору, сугубо мирному человеку? Чтобы ощутить иллюзию защищенности?

Кто эти двое? Шпики правительства или телохранители профессора, прикрывавшие переговоры? Судя по всему, верно второе предположение. Правительственные агенты так грубо не работают. Значит, это "истинные сыны". Переговоры сорвались и теперь что? Они должны убить Илара? Чтобы он не проболтался, не сообщил властям. Логично. И все же как-то не укладывалось в голове, что в общем-то добрый профессор (по отношению к Илару) мог отдать его на растерзание этим волчатам. Но трезвый голос говорил: любая Система берет верх над человеческими чувствами. Гуманизм профессора к кому бы то ни было, в данном случае, уже не имеет никакого значения. В силу вступают железные законы Системы. Надо полагать, Первый закон конспирации гласит - ликвидировать все, что несет угрозу организации.

Илар прошел до конца нижнего зала. Возле кабин уже почти никого не было. Очень удобное место, чтобы отправить труп на дальнюю станцию. Рядом был коридор, и висела табличка "Служебные помещения. Посторонним не входить". Старший техник-пилот направился туда. Завернув за угол, он "ускорился". Возник возле какой-то двери. Вошел.

Комната была пуста. Гудели приборы, перемигивались лампочки. Илар, учащенно дыша, стал у стены так, чтобы оказаться за дверью, если она откроется. Спустя несколько томительно долгих минут дверь открылась. Осторожно выглянув, прятавшийся увидел сапог с голенищем-гармошкой. Парень стоял на расшарагу, осматривая комнату. Илар хотел ударить его дверью по затылку, но тот уже шагнул вперед и стал недосягаем. Тогда, мягко ступив, техник-пилот профессионально, как на занятиях спецподготовки, провел со спины противника удушающий захват с одновременным удержанием руки, вооруженной пистолетом. Парень захрипел, зашатался, уронил оружие, стал оседать на колени. Илар победоносно чуть ослабил хватку, наклонился, чтобы положить противника и поднять его оружие. Используя инерцию этого движения, парень внезапно напрягся и перебросил Илара через плечо. Чувствовалось, что он тоже владеет приемами рукопашного боя. Илар грохнулся на пол, только ноги брякнули. Но так надо, так смягчают удар. Мгновенный переворот на живот - и постановка блока, оберегающего лицо. Вовремя. Удар сапогом летит прямо в переносицу. Правильно поставленные руки смягчают удар. Захват. Резко крутанул. Парень падает, ударяется мордой об пол. Руку противника на излом, коленом в позвоночник. Парень опять хрипит от боли, но тянется к пистолету, валявшемуся рядом.

Илар ногой подгреб к себе оружие. Это был очень мощный электропистолет системы "Вайгер". Едва Илар поднял его свободной левой рукой, в дверях появилась подруга парня. Она держала такой же "Вайгер".

- Отпусти его или стреляю, - сказала девушка, направив длинный ствол на несговорчивого старшего техника-пилота.

Эта была слабая угроза - пока Илар держал парня за руку, она стрелять не могла: электрозаряд поразит обоих. Все трое это понимали. На несколько секунд создалась патовая ситуация. Чтобы из нее выйти, Илар должен был выстрелить в девушку. Девушка поняла, что преимущество на стороне их врага.

- Ну, хорошо, - сказала она, опустила пистолет и вынула из него обойму. Рассовала все по карманам. - Теперь отпусти. Мы ничего тебе не сделаем.

Илар отпустил противника, быстро вскочил на ноги, отошел в глубь комнаты. Парень медленно поднялся, задирая голову - из носа его текла кровь. Он виновато взглянул на девушку. Та достала из кармана носовой платок вместе с пистолетом, платок передала напарнику и сразу, не целясь, выстрелила в Илара.

Его спасла быстрая реакция и неточный прицел. Илар отшатнулся в сторону и присел. Заряд ударил в стойку с приборами за его спиной. Полетели искры, полыхнуло пламя. Он выставил оружие, но не стал стрелять, лишь взял противников на прицел. Девушке стрелять было нечем. Она истратила заряд, находившийся в стволе, и теперь, чтобы открыть огонь, ей нужно было вставить обойму.

Самое страшное, что она могла это сделать, но, разумеется, не решилась, ибо не знала, что стоящий перед ней враг имеет принцип - ни при каких обстоятельствах не убивать и не наносить увечье женщине.

Так или иначе ситуация разрешилась. В комнату влетел профессор Хейц. Задыхаясь, прохрипел:

- Прекратить! Доннерветтер... Он дал согласие. Вы неправильно поняли... Подтверди мои слова, Илар!

Это могла быть тонкая психологическая игра, с целью заставить его согласиться. Но могла быть и не к чему Илара не обязывающая хитрость профессора, чтобы разрядить ситуацию. Ему даже показалось, что Хейц незаметно подмигнул. Или это нервный тик? Профессор смотрел умоляюще.

- Разумеется, док, - сказал Илар, пряча оружие.

- Слыхали? - обернулся Хейц к своим бойцам. - Уходим отсюда.

Комнату постепенно заволакивало голубоватым дымом, воняло жженой изоляцией. Того и гляди, сработает пожарная сигнализация.

Они вышли в коридор. Парень с девушкой, пристыженные, вырвались вперед и скрылись за углом. Хейц проводил бывшего своего помощника до кабин ВТТ. Там они мучительно простились.

- Надеюсь, вы понимаете, что я ничего не обещал? - сказал Илар, стоя в полоборота, готовый уйти.

Глядя на его трагическую физиономия, профессор виновато кивнул. Хотел промолчать, но жажда справедливости восторжествовала, и он заявил в свое оправдание:

- Я хочу, чтобы ты все-таки понял... Дело не в том, что я кому-то мщу за мое ущемленное самолюбие... Тут дело принципа. Кваки озабочены легитимностью своей власти. С этой целью они фальсифицируют археологические находки. Имея в своем распоряжении машины времени, они подбрасывают в исторические слои артефакты, которые якобы доказывают их право первородства в Солнечной системе. Скажем, находят земные археологи останки квака в слое миллионнолетней давности. Отсюда земляне должны сделать вывод, что кваки задолго до появления человека открыли Землю и посему наша родная планета по праву первооткрывателя принадлежит им как колония. И вот уже появляются "научные" труды, где "доказывается", что именно кваки являются творцами человечества, их воспитателями и наставниками.

Многие квакские прихлебатели от археологии или просто тупицы, горячо подхватывают эту фальшь. Когда же я высказался резко отрицательно, заявив, что кваки своими действиями просто дискредитируют археологию как науку, на меня спустили всех собак.

- Вот так это было, мой друг, - закончил Хейц. - Ладно, идите, не омрачайте свое молодое чело стариковскими заботами. Видимо, понятия чести и свободы умрут вместе с нами. Видимо, вам это ни к чему...

Глава 7

НЕПТУН

"Нептун - седьмая планета от Солнца. Находится в 30 астрономических единицах, или 4498,3 млн.км. от центра Солнечной системы.

Занимает третье место по размерам среди планет, после Сатурна и Юпитера. Нептун расположен в 30 раз дальше от Солнца, чем Земля. Поперечник планеты-гиганта равен 49 528 км. Он в 50 раз превосходит по объему Землю, имея плотность 1,76 г/см3..."

Илар перелистнул электронную страницу космического справочника.

"...Нептун имеет шесть спутников и слабовыраженные кольца. Малые спутники - Нереида, диаметр 200 км.; Галатея, N III и прочие представляют собой не более чем астероиды, некогда захваченные планетой-гигантом. Единственный крупный спутник - Тритон.

ТРИТОН

Тритон - ближайший из спутников Нептуна и самый крупный. Диаметр - 2707 км. Чуть меньше земной Луны. Он вращается по правильной круговой орбите. Около шести дней требуется ему, чтобы обежать вокруг материнской планеты. Тритон по сути каменный шар, окутанный ледником из замерзших газов - в основном это твердая двуокись углерода (СО2), а также вода с 20% метана (СН4) и 10% аммиака (NH3).

Толщина ледника составляет примерно 400 км. Атмосфера, довольно плотная, в основном состоит из болотного газа - метана..."

- А я-то думал, что атмосферы здесь нет, - рассуждал вслух старший техник-пилот. - Воображал темный маленький спутник... Он, конечно темный, но далеко не маленький. Настоящая планета.

Впрочем, этим достоинства Тритона и ограничивались. Самым удручающим здесь был даже не вечный сумрак, а с трудом переносимая вонь. Казалось, десять тысяч бродячих псов мочатся ежедневно на всех углах станции, и запах этой мочи попадают через шлюзовую камеру внутрь жилых помещений. Несмотря на фильтры. Несмотря на кондиционеры. Повсюду воняло мочой. Так пах аммиак.

Временами утомленное вонью обоняние притуплялось, но повернешься резко, наклонишься - и в нос шибает острым запахом, словно нюхнул нашатыря. Илару казалось, что он грешник, отправленный в ад. И пытка вонью - одно из мучений этого места.

Спасали только носовые фильтры. Но не будешь ведь все время ходить с затычками в носу. Для молодого человека, как Илар, такое самоуродование было неприемлемо. Хотя красоваться здесь было не перед кем. Весь персонал Опорного Поста и ученая братия (десять человек, включая Илара) - все сплошь мужчины. Рассказывали: залетела сюда как-то одна девица, некая Урсула, но долго не продержалась. Каждый день её тошнило, просто выворачивало на изнанку от запаха аммиака. Наконец её, изможденную, зеленую, эвакуировали на Землю.

А мужчины терпели. Илар работал в Экспедиции ЦИТИ по стандартному пятилетнему контракту. В течение этого срока начальство может послать вас куда угодно. То вас задействует Департамент истории и археологии, то геологи, то физики, то еще кто-нибудь - у Центрального Института Темпоральных Исследований много подразделений. Два года Илар уже отработал на разных точках, оставалось еще три года; и вот его забросили на Тритон. Неужели до конца срока? Это было бы ужасно. Но рвать контракт - означало, кроме судебного преследования, кроме выплаты неустойки, сломать карьеру. А без карьеры, какая перспектива? Скатишься в люмпены. С голоду, конечно, не помрешь - стандартный социальный паек обеспечен. Но ничего лишнего, человеческого, себе не позволишь. Будешь жить без морального удовлетворения как социальный паразит, как сволочь, лишь бы день прошел.

Но разве существование в такой вот мерзости можно назвать жизнью?

Старший техник-пилот поднялся из-за стола, смерил шагами свою каюту. Шесть квадратных метров - штрафной изолятор, а не комната. Все чужое, им не обжитое... Ничего - обживем. Повесим свои картинки, сменим стиль, насколько это будет возможно...

Он подошел к круглому иллюминатору. За бронированным триплексом бесновалась зеленоватая круговерть. Уже два дня как не утихает метель. Видимость почти что нулевая. Все работы снаружи приостановлены. Однако сегодня после ужина барометр стал показывать подъём атмосферного давления. Может, наконец, завтра к полудню установится хорошая погода и тогда можно будет посмотреть, что это за Тритон такой.

Илар откинул от стены спальное ложе. Матрац, застеленный стерильной кретановой простынею, автоматически надулся. Можно ложиться спать. Вот и прошел третий день.

Фильтры - в нос, иначе приснится гадость. Первый раз он этого не сделал, и ему всю ночь снилось какое-то заледенелое отхожее место, куда ходили мочиться великаны.

Улегшись в постель, Илар выключил настенное бра. И сейчас же его мысли начали вращаться вокруг последних событий.

Первые дни прошли так. Он знакомился с людьми. У него, как старшего техника-пилота, был один подчиненный - техник-пилот по имени Ясон Аркадос. Образованный молодой человек, предано глядящий в глаза начальству. В данном случае - Илару. Старший техник-пилот был начальником первый раз в жизни и не знал, как себя вести с подчиненным. Если - как со своим ровесником, то не спровоцирует ли это Ясона на панибратство? Худшего положения, в которое может попасть руководитель, не придумаешь. Держаться официально, холодно? Но в маленьком тесном коллективе вряд ли это возможно. Да и много ли он найдет здесь товарищей по возрасту, по духу и социальному статусу?

Он решил взять за образец отношений манеру Хейца: мягкое покровительство. Разумеется, с некоторой корректировкой на свой возраст. И уж конечно без всяких старческих сюсюканий, типа "мой мальчик" и прочих патернализмов.

Вспомнив профессора, Илар испытал острую жалость к нему и стыд за свои недавние жестокие слова. В душе всколыхнулось сомнение в своей правоте. Он с горечью подумал: "Может быть, стоило согласиться? Может, я не достаточно патриотичен? Может быть, я черствый эгоист?" а "истинные сыны" выразились бы еще жестче, беспощаднее: конформист и даже коллаборационист. Короче говоря, предатель. Осознавать себя предателем было горько и обидно.

Однако новое назначение и все, что с ним связано, на время отодвинули его душевные переживания.

Он прошел медосмотр. Его принял врач, который представился как Юлиан Гемборек, поляк. Это был молодой болтливый, только что кончивший курс студент. Гемборек предупредил нового пациента, что на станции соблюдается карантин. И потому свободное пользование линией ВТТ запрещается. Гемборек подчеркнул, что это его, Гемборека, предписание завизировано начальником Поста Мертом Стаммасом. Значит, отпрашиваться в увольнение надо у этих лиц. У него, Гемборека, и мистера Стаммаса.

- Начальника Поста видел?

- Нет еще.

- Такой лицимер-янки с Юго-Востока Американо-Канадских Штатов. Ты с ним поосторожней. Злопамятный, как слон.

- Я тоже из этих Штатов, - на всякий случай сообщил Илар.

- Да? - Гемборек сморщился. Наверное, он не любил американцев.

- А вообще-то, я родом из Скандинавии, - успокоил Юлиана новенький, но без уточнений, из какой части Скандинавского Союза.

- Это же совсем другое дело, - расцвел Гемборек. - Скандинав! Мы же почти земляки. Ты вечером ко мне заходи. Устроим роскошный выпивон. Или я к тебе зайду. Не возражаешь?

Илар не возражал. Вот и первый товарищ наклевывается, подумал он.

Ученые по отношению к техникам-пилотам вели себя не то чтобы высокомерно, но несколько отстраненно. Илар и Ясон для них были не более чем извозчиками, ничего не смыслившими в науке. О чем можно с ними говорить? В общем, ученые держались отдельным кланом. Так было почти всегда и везде. Персонал Опорных пунктов - один лагерь. Ученые - другой. По сути, это были два мира. Но они сотрудничали. Потому что по отдельности, сами по себе ничего не значили бы в темпоральных исследованиях.

Но кто был по-настоящему изгоем, так это контролеры Особого Отдела Бюро. Особистов никто никогда не любил. Простой охранник получал флюидов симпатии в гораздо большей степени, чем особист. Отчего агенты спецслужб вызывают у людей неприязнь? Может, это чувство восходит к давним временам, когда миром правил страх и ужас, когда в руках спецслужб было реальное могущество, которым они часто злоупотребляли. Может быть. Но вероятнее всего, просто потому, что человек не любит, когда его КОНТРОЛИРУЮТ. Очевидно, в этом все дело.

Илар не считал себя предвзятым человеком, но особист станции Жак Пулен ему активно не нравился. Его тощее горбоносое лицо с темными пронизывающими глазами напоминало голову большой хищной птицы.

Пулен так и сочился ядовитой антипатией. Все в нем было отталкивающим. Его горбоносый профиль, из-за которого хотелось назвать его Коршуном, пристрастие к черной одежде, раздражительность, вспыльчивость и вечно исходившая от него вонь. Не та, аммиачная, с которой все знакомы, а особая, пуленовская, с ароматом падали. Люди жаловались: нам тут местной вони хватает, так еще особиста вонючего прислали. Пулен здесь работал недавно, всего полтора месяца, но люди уже с тоской вспоминают прежнего контролера, которому Пулен пришел на смену. Старого стукача тоже не любили, но он хотя бы не вонял.

Невольно Илар вспомнил своего однокашника, косолапого увальня Эстера Нанка. У него лицо сплошь было в черных точках угрей, волосы всегда мокрые от пота. От Эстера исходил такой же неприятный запах. То ли его школьная форма так пахла, то ли он сам. Они ухаживали за одной и той же девочкой, которая, будучи хорошо воспитанной, позволяла дружить с ней Илару, Эстеру и еще одному школьному товарищу, фамилия которого уже стерлась в памяти. Но постоянным "ухажером", носильщиком её портфеля был Эстер. Это злило Илара. Когда он понял, что девочка любит того, третьего, он не поспешил скорешиться с Эстером, чтобы совместно набить морду счастливому сопернику, - хотя Эстер намекал на такой союз - отвращение пересилило.

Пулен был лет на десять старше Илара и в однокашники ни под каким видом не годился, и другом быть не мог по ясным причинам, но именно этот особист с первого дня почему-то стал набиваться в товарищи. Такое внимание, ничем не спровоцированное, коробило Илара. Ему только не хватало стать другом контролера. Чтобы окончательно угодить в касту неприкасаемых.

Ну, был бы он хорошим человеком - куда ни шло, но по всему же видно, что этот стервятник, этот коршун - явная сволочь. Может быть, он и Илара таковым считает? Может, он рассчитывает завербовать его в свои агенты-информаторы? Может, он осмеливается думать, что Илар будет на кого-то "стучать"? Какая мерзость. Нет уж, лучше держаться врача. Он хоть и балабол, но все же ближе по духу. Опять же почти земляк.

"Если я вдруг решусь на "дело", - подумал Илар в полудреме, - то Пулен будет самый мой опасный враг". И уже в преддверии сна пришла забавная мысль: А может как раз наоборот - Пулен и есть тот самый засекреченный агент Сопротивления по кличке "Музыкант". А что? Жизнь любит такие хохмочки...

Глава 8

Утром Илар побывал у начальника Поста. Мерт Стаммас - солидный, осанистый, стриженый "крю-кат"* [*от англ. crue cut - короткая стрижка], с выражением доброты и доверия на полном лице показался Илару воплощением северо-американского стиля делового человека. Он сунул новичку свою бескостную сыроватую руку, поздоровался неприятным гнусавым голосом. И тем самым смазал первое впечатление.

Пока Стаммас вводил новоприбывшего в курс дела, Илар украдкой оглядывал кабинет босса, чтобы составить о нем психологический портрет. Но ничего сугубо индивидуального, характерного не обнаружил. Помещение было безликим, даже обязательные для всех кабинетов фотографии родных и близких хозяина отсутствовали. Может быть, он холост, и у него нет детей? Но родители-то у него, по крайней мере, были... Или он черствый эгоист? Такой же черствый, как я, самокритично подумал Илар.

Единственным украшением кабинета (а может, вовсе и не украшением, а иконой) был портрет старого государственного деятеля с утонченным лицом и нахмуренными бровями - таинственный портрет человека ограниченного и привыкшего изрекать непреложные истины.

Пользуясь суховатыми и казенными оборотами речи, Мерт Стаммас рассказывал об особенностях, специфике Поста. Илар, присмотревшись к начальнику, сделал вывод: точно, первое впечатление оказалось обманчивым. Не было у Мерта Стаммаса ни доброты, ни доверия к кому бы то ни было, хотя он и просил называть себя просто Мерт. Пожалуй, что и деловитость отсутствовала, лишь показная кипучесть бездельника. Не за высокие же показатели его суда сослали.

Прощаясь, Мерт встал, но руки уже не подал. На нем был зеленый спортивный костюм и белые гимнастические туфли. Наверное, он еще не успел переодеться после утреннего занятия в спортивном зале. Видно было, что он любит свое упитанное, но не толстое тело и поддерживает его в хорошем состоянии.

- У вас здесь нездоровая атмосфера, - не удержался сказать Илар напоследок.

- В каком смысле? - насторожился начальник.

- В прямом. Вы разве не чувствуете? Аммиак. Ядовитый, между прочим, газ...

- Видите ли, я страдаю аносмией - не ощущаю запахов... Но вы не беспокойтесь, мне уже докладывали - концентрация газа ничтожна, угрозы для жизни нет. По-видимому, где-то на стыковочном шве отслоился герметик - здесь ведь ужасные холода... ну и, конечно, подрядчики напортачили...

- А что, разве нельзя устранить дефект? - брякнул Илар и прикусил язык. Гемборек ведь предупреждал: "будь осторожен, он злопамятен..."

Стаммас покраснел толстым лоснящимся лбом, но ответил вежливо:

- Можно, но на это нужно время. А мы по горло заняты работой...

"Ну, конечно, тебе не пахнет - ты и не шевелишься", - подумал Илар и все же пожалел мужика: начальник без нюха, все равно, что слепой водитель. Потому он и гниет в этой дыре.

* * *

Наконец установилась хорошая погода, и Илар впервые решил выйти наружу. Его сопровождал Ясон. Он помог своему патрону облачиться в скафандр, показывая и рассказывая о слабых и сильных его местах. А Илар присматривался к помощнику.

У Ясона были черные вьющиеся, почти курчавые волосы, от природы загорелая кожа и неожиданно - голубые глаза. Мать была шведка, пояснит он позже. Этот молодой человек, принадлежащий к породе тихих фанатиков, был, как потом отметит Илар, в своей роли помощника и благоговейного ученика все время на высоте.

В тамбуре было холодно и особенно сильно воняло аммиаком. Входная дверь была покрыта толстым слоем изморози. Почему-то захотелось, как в детстве, ногтем нацарапать какое-нибудь имя. Например, "Елена". Но вести себя по-детски в присутствии подчиненного было несолидно. Стушевавшись, Илар случайно задел поручень обнаженной рукой - морозный металл ужалил пальцы.

- Наденьте перчатки, - посоветовал помощник, - а то руки отморозите. И включите обогрев. Вот здесь...

Илар натянул перчатки из белого аппертона с мягкой прослойкой, куда вплетены были нагревательные элементы, - повернул кольцеобразные манжеты до щелчка. Это означало полную герметичность. Опустили стекла гермошлемов, такие же щелчки.

- "Готовы?" - голос Ясона прозвучал в ухе Илар.

- "Готов", - был ответ.

- "Выходим".

Ясон нажал соответствующие клавиши. За спиной захлопнулась дверь, отрезав их от жилых отсеков. И медленно стала открываться дверь наружная. В расширяющуюся щель хлынули морозный клубы газа. Атмосфера Тритона со свистом вытесняла воздух станции.

Они вышли на открытую площадку, оборудованную лифтовой платформой. Ясон показал, как с ней управляться, и они поехали вниз. Илар прислушивался к своим ощущениям, украдкой оглядывал скафандр, все ли герметично? Не прорвется ли где-нибудь острой струйкой запредельный холод... Но в скафандре было тепло, уютно. Даже не верилось, что снаружи сейчас минус 150 градусов но Цельсию. О том, что снаружи жуткий мороз, указывала струя белого пара, время от времени вырывавшаяся из шлемного клапана Ясона. Пар тут же превращался в снежинки. Создавалось впечатление, будто человек выдыхает снегом. Выброс своего выдоха Илар в основном не видел. Но иногда снежинки углекислоты падали на плечи. Этакая ледяная перхоть.

Словно угадав мысли начальника, Ясон сказал: "Это еще что, вчера было минус 170". Его голос донесся через наушники, вспугнув жутковатую изолированность, которую испытывал Илар.

Платформа остановилась, и они ступили на поверхность Тритона, сошли на вечный лед. Сделали пробные шаги. Вернее, это Илар делал пробные шаги, Ясон чувствовал себя уверенно. Сила тяжести на Титане была небольшой, почти такой же, как на Луне. Поэтому двигаться здесь можно было либо вялой подводной походкой, чтоб не взлететь ненароком, либо умышленными скачками, высоко подпрыгивая и медленно опускаясь. И здесь нужна была определенная сноровка.

Мела поземка. Но это был не обычный снег, а замерзшая углекислота - сухой лед. Целые сугробы его были наметены в местах, где торчали обломки скал и лежали камни. На остальных же участках поверхность блестела вечным ледяным монолитом.

Из-за отсутствия Солнца, вид неба казался непривычным. Солнце, впрочем, было - самая яркая звезда, в несколько раз ярче Венеры на земном небосклоне. И все же на светило она как-то не тянула - не более чем звезда среди прочих звезд. Зато хозяин местной системы - Нептун, раздутый на полнеба, важно пытался заменить собой солнце. Аквамариновый гигант, как мог, освещал голубым призрачным светом свой спутник, зеленый его лед, похожий на застывший океан, кое-где различно расцвеченный солями металлов.

Ясон любезно объяснил новичку, что Тритон всегда повернут к своему хозяину одной стороной. Это характерно для многих спутников, в том числе и для земной Луны. Поэтому Нептун вечно висел в небе на одном месте, менялись только фазы. Сейчас было "полнонептуние".

Пройдя метров двести, Илар оглянулся.

Станция напоминала огромную морскую звезду, которая, прогнувшись, опираясь на длинные лучи, подняла свое тело на двадцатиметровую высоту. В такой конструкции Поста не было ничего от архитектурного модернизма, разработчики и строители руководствовались голым расчетом - корпус станции не должен был касаться вечной мерзлоты, чтобы не тревожить её своим теплом.

"Пойдемте, я покажу вам наш парк машин и взлетно-посадочную площадку", - сказал Ясон, которого местные ледяные красоты уже не волновали.

Подобно кенгуру он прыгнул вверх, описал в воздухе плавную дугу, ловко приземлился на обе ноги и вновь без задержки прыгнул. Илар поспешил за своим проводником, стараясь, как говорится, не ударить в грязь лицом, а правильнее сказать - мордой об лед.

Прыгая так, они миновали гряду невысоких скал, и увидел Илар горящие на стойках огни. Подойдя ближе, понял, что это и есть местная взлетно-посадочная площадка - три круга из керамита, каждый диаметром около двадцати метров. На двух пятачках, в полной готовности стояли МВ, один аппарат - легкий хроноскаф "Инадзума" [молния (яп.)], японского производства, другой тяжелый - грузовой, русский, хроноджет "Аврора S-P". Третья площадка пустовала, но плитки имели слой нагара, ясно, отсюда запускали автоматические хронозонды.

В отдалении находились несколько ангаров, которые использовались под ремонтные мастерские, стоянку различной техники, а так же для временного убежища, на случай эвакуации персонала, если на станции случится авария.

- Пока позволяет погода, мы могли бы съездить на объект, - сказал Ясон, когда хозяйство было осмотрено.

- На объект?

- Ну да, здесь так говорят.

- Что он из себя представляет?

- Да как вам сказать... - замялся Ясон. - Похож на башню... В общем, увидите.

Они вывели из ангара двухместный птер с крыльями из углеродистого волокна. Низкая гравитация и плотная атмосфера Тритона позволяли с успехом использовать этот вид транспорта.

Кокпит был открыт, продувался всеми ветрами и холодами, но для человека в скафандре это не имело значения - он сам себе кабина. Ясон сел впереди, пристегнул ремни. Илар последовал его примеру, неловко работая одетыми в перчатки руками.

Молодой грек включил движок, крылья завибрировали, птер подпрыгнул и полетел, наклонив нос, потом выровнялся, стал набирать высоту. Минуты две летели молча, пока парня это не стало угнетать, и он продолжил объяснения:

- Профессор Глокенхаммер - научный руководитель работ - полагает, что это памятник архитектуры какой-то неизвестной космической расы. Физик Свенсен допускает, что найденное сооружение - межгалактическая ВТТ-станция, построенная в незапамятные времена некими космическими путешественниками, прилетевшими к нам из Туманности Андромеды или Магелланового облака. Идо Ватару - наш планетолог - утверждает, что это могила внеземного астронавта... А я думаю, что это маяк.

- Почему маяк?

- А так, знаете ли, романтичнее.

- Действующий?

- Кто ж его знает. По виду не скажешь. Теперь это пустое замерзшее здание. Наша с вами задача заключается в том, чтобы выяснить, когда его установили и, если повезет, то - кто? Я уже отправлял несколько беспилотников в Прошлое, примерно - на полторы тысячи лет, но камеры никакого движения не зафиксировали. Картина все та же... Теперь, наверное, придется прыгать до минус десяти тысяч или еще дальше - на миллион лет. Не исключены и пилотируемые полеты. Впрочем, на все воля профессора Глокенхаммера... Вы ведь уже знаете его?

Илар кивнул, но сидящий впереди техник-пилот этого, разумеется, видеть не мог, пришлось отвечать: "Да".

Он видел, но не общался с Томасом Глокенхаммером - долговязым англичанином, с редеющими волосами и серыми мешками под глазами, висящими, как уши гончей. Этот ученый муж был слишком озабочен своими проблемами, чтобы обращать на кого-либо внимание.

- А какие будут инструкции, на случай, если я, допустим, встречусь с неведомыми строителями? - спросил Илар.

- Стратегия поведения в этом случае еще не выработана, но профессор Глокенхаммер вам даст кое-какие инструкции.

Они летели уже минут пять на высоте тысячу метров. Изредка над ними проплывали желтые клочковатые облака, а иногда и зеленые. Внизу стелилась белая скатерть снежного покрова, перемежаясь пространствами чистого льда. Илар понял: чистые участки возникают оттого, что там нет достаточных препятствий для задержки и накопления снега, и ветер сдувает его.

Слева на грани видимости, на белом фоне виднелась узкая темная лента, которая, виясь меж снежных торосов, терялась вдали. Илар спросил об этом Ясона, и пилот охотно отозвался:

- Это река.

- Как река? - удивился новичок.

- Река из жидкого аммиака, - буднично пояснил Ясон Аркадос.

Ветер был встречным, и все крепчал, птер еле тащился, норовя сорваться в штопор.

- В следующий раз поедем на вездеходе, - возясь с управлением, проворчал пилот - Эти птички не вполне надежны при большой скорости ветра.

- А почему базу развернули так далеко от объекта? - поинтересовался Илар.

Пытаясь оглянуться, чтобы видеть начальство, Ясон ответил:

- Сначала "Тритон-1" строился как обычная исследовательская станция безотносительно к Башне. И лишь позже станцию передали в ведение ЦИТИ.

- Можно было телепортаторы поставить.

- Прогулка перед работой и после благоприятно действует на психику. Так говорит профессор Глокенхаммер.

- Так говорил Заратустра, - усмехнулся Илар.

- Кто?

- Неважно. Долго еще?..

- Уже прибываем.

Птер чересчур охотно накренился на левое крыло, стал снижаться, почти падать и вдруг перед самой землей выровнялся, и тогда Илар увидел объект.

Он походил на небоскреб, выстроенный в форме початка кукурузы. Коньковые полозья чиркнули по льду, машина замерла, Подернутые инеем крылья сложились. Только когда они приземлились у подножия сооружение, стало заметно, насколько оно огромно. Округлая макушка небоскреба возносилась не менее чем на стометровую высоту. Материал постройки по виду казался стеклом, но мог быть чем угодно. Стены из неизвестного материала покрывали ветвистые узоры изморози, кое-где налип снег. Здание стояло на неком фундаменте четырехугольной формы. Была еще деталь: кольцеобразное утолщение внизу, где корпус сходился с фундаментом, этакий бублик. Возможно, для того, чтобы придать постройке большую устойчивость.

Учитывая здешние ураганы, аэродинамическая форма сооружения была выбрана неслучайно. Плоские стены имели бы большую парусность и вряд ли устояли бы под свирепыми напорами ветров. И все же было не понятно, для чего все это выстроено на краю человеческой вселенной.

- Внутрь башни войти пробовали? - спросил Илар, вылезая из птера и направляясь к гигантскому артефакту.

- Само собой. Там есть дверь, но она не открывается. Так и сяк пытались проникнуть. Даже сделали подкоп, чтобы пробраться снизу, но там непробиваемое днище. И стену долбили, тот же самый материал - не поддается ни лазеру, ни алмазным бурам и резакам.

- А что думают по поводу этого сооружения кваки? - Илар задрал голову, разглядывая вершину.

- Они же нам не докладывают, - хохотнул Ясон. - Но в дела Поста не вмешиваются. Исследованиям не мешают.

- Так, может, это их сооружение? - рискнул предположить Илар.

- Об этом подумали сразу, но профессор Глокенхаммер доказал, что башня не имеет ничего общего с архитектурой Лонгов... то бишь кваков. И вообще они ведь строят в основном под водой. На кой черт им эта башня?

- Для доказательства своего приоритета. В смысле, что однажды застолбили территорию - и ушли. Теперь вернулись и заявили свои права на всю Солнечную систему...

- Шеф, а вы, оказывается, умный человек, - без всякого подхалимажа сообщил Ясон. - Подобную же мысль высказал археолог Хопкинс.

Илар испытал жгучий приступ стыда. Хорошо, что Ясон через стекло шлема не разглядит сильное его смущение. С каких это пор он стал присваивать себе чужие мысли? В данном случае - суждения Хейца. И хуже того - высказывать их как свои...

Они обошли загадочную башню. Фундамент прорезался лестничными маршами с каждой из четырех сторон. Ступеней было ровно пятьдесят. Все под ногу человека - не выше, не ниже. Дверь была только с одной стороны. Она располагалась на "бублике", том самом утолщении, опоясывавшем здание. Дверь была в форме овала, разумеется, закрытой и если бы не располагалась в специальном углублении, то вряд ли была бы вообще видна - настолько все щели оказались забиты снегом и скованы морозом.

Рядом с дверью имелся квадратный выступ, размером с книгу, и на этой плоскости виднелось углубление в виде круга.

Илар выскреб забившийся снег, приложил ладонь. Пальцы, одетые в перчатку, плохо ложились в углубление.

- Хотите таки образом открыть дверь? - добродушно усмехнулся Ясон. - Уже пробовали. Бесполезно.

- Да нет, просто примеряю, - ответил Илар совершенно искренне. Конечно же, глупо надеяться, что механизм двери сработает, после тысяч лет бездействия. Но тут ему пришла в голову идиотская мысль, которую он тут же высказал напарнику:

- А может, и сработает... если приложить ОБНАЖЕННУЮ руку.

- Хм! - оторопел Ясон. - Эта никому в голову не приходило... Надо будет сказать об этом профессору... Если он выслушает...

- Можно и без него попробовать, - предложил Илар и сделал движение, словно хотел снять перчатку.

- Вы с ума сошли! - взвизгнул Ясон. - Извините... Но это абсолютно безумная идея. Потеряете руку. Материал стен имеет температуру окружающей среды - минус 150, 170 градусов.

- А если быстро?

- Даже не думайте, - переполошился парень. - Вы хоть и старший, но я не позволю... Ладонь примерзнет, не отдерете! Потом - полное обморожение... и сама обломится, как стекло. Подумать даже страшно!

- Ладно, я пошутил, - успокоил напарника Илар, хотя на самом деле мысль захватывала его все больше, превращаясь в идею-фикс. Теперь, наверняка, он только и будет думать об этом.

- В принципе, конечно, попробовать можно, - помолчав, сказал деловитый помощник. - Только надо подготовиться. Приладим сюда тамбурочек надувной, поставим тепловентиляторы... Да, но этого будет мало... Нужно будет как следует прогреть стены... Нет, это не выполнимо... Затратим прорву энергии, а результат может быть нулевым.

- Ладно, там видно будет, - сказал Илар, замечая, что помощник быстро охладевает к его идее, как охладевает все сущее здесь.

Они спустились с лестницы и прогулялись по округе. Местный пейзаж был все тот же. Камни, лед, снег из углекислоты. Ветер и холод. Илару показалось, или на самом деле, его слегка поколачивает дрожь. Неужто мороз проникает сквозь многослойную ткань скафандра и даже обогрев его не сдерживает? Да, ноги подмерзают. И руки. Не пора ли домой?

Задрав голову, он последний раз взглянул на башню. И высказал, наконец, свою мысль. Простенькую, но свою:

- Ясон! Знаешь, на что это похоже?

- На маяк?

- Нет. Эта штука похожа на член. Огромный такой половой член.

Глава 9

По вечерам собирались в кают-компании. Здесь отдыхали, в непринужденной обстановке обсуждались текущие проблемы, подводились итоги рабочего дня, планировались эксперименты. Зайти сюда имел право каждый, невзирая на должность и социальный статус. Это было единственным местом на станции, где все были равны. Этакий оазис демократии.

Но в данный момент здесь собрались одни ученые.

Археолог Хопкинс и физик Свенсен играли в шахматы.

Энтони Хопкинс в свитере цвета хаки с кожаными налокотниками, загорелый, усатый, с прямым взглядом серых глаз, благостно улыбался, не подозревал, что коварный швед готовит ему сокрушительный удар через два хода.

Юкос Свенсен, небольшой плотный человек с интеллигентным, очень добрым, можно даже сказать милым лицом. Но во взгляде его, вроде бы дружеском, ласковом, все-таки выражалось сознание своего превосходства. Потому Илар не спешил представиться как земляк, чтобы снискать его благосклонность.

Доктор истории и археологии, профессор Глокенхаммер о чем-то разговаривал с планетологом Ватару. Идо Ватару - японец, лицо отечное, как у сердечника - отвечая, долго тянул "Са-а"* [*междометие, выражающее раздумье при ответе (яп.)].

Глокенхаммера, очевидно, подобная манера говорить раздражала, он геморройно морщился, глядя в стакан с напитком, а может, напиток паршивый попался.

Войдя в помещение кают-компании, Илар смутился, не видя себе равных по статусу. Покраснев, он полез в книжный шкаф, да еще на верхние полки по приставной лестнице. "Боже мой, что я делаю! - с жалостью к себе подумал старший техник-пилот. - Ведь мне на этих полках ничего не надо".

От страха он оглянулся и увидел, что Глокенхаммер смотрит на него. Молодой человек чуть не упал с лестницы. Глокенхаммер отвернулся, уткнувшись носом в свой стакан. Ватару сказал очередное "Са-а".

Было непонятно, о чем могли разговаривать эти двое, столь разных по специализации ученых, как археолог и астроном-планетолог. Разве что о свойствах грунта. Невольно прислушавшись, Илар с удивлением уразумел, что беседовали они о способах разведения цветов. Оказывается, они оба были страстными цветоводами-любителями. Наверное, предположил Илар, японец выращивал хризантемы, а Глокенхаммер - розы. Впрочем, это штамп. Может, как раз наоборот.

Чтобы не стоять фонарным столбом, Илар потянул первую попавшуюся книгу, но она как назло не вытаскивалась из тесного ряда своих собратьев. Пришлось применить вторую руку и дополнительные усилия. В результате в руках у него оказалась целая пачка книг, вернее, целый блок. Приглядевшись, к своему стыду он понял, что это не книги, а пластмассовая коробка, их имитирующая. Ну конечно, откуда здесь могут быть бумажные книги, ведь это не историческая библиотека и не частное собрание. Книжный шкаф был декорацией, частью интерьера, чтобы создать уют, интеллектуальную атмосферу, в которой хорошо думается. Для хранения же информации существуют куда более компактные и надежные носители, чем книги.

Илар, услышав за спиной добродушный смех Хопкинса, быстро поставил раскрашенный ящичек на место.

- Молодой человек, - сказал профессор Глокенхаммер.

- Да, сэр? - Илар спрыгнул с лестницы, подошел к научному руководителю.

- Стало быть, вы считаете, что исследуемый нами объект похож на фаллос?

У старшего техника-пилота перехватило дыхание, щеки полыхнули огнем. Впервые он подумал плохо о Ясоне: "Гад, предатель, стукач!"

- Н-н-но это была скорее шутка, хм-хм... - он попытался оправдаться.

- В каждой шутке есть зерно истины. Вы смотрели в корень. Интуиция вас не подвела, - и, обратясь к ученому собеседнику, Глокенхаммер продолжил: - Вот вам мнение незаинтересованного человека. Устами младенца, как говорится...

- Что ж, уважаемый кёдзю [профессор (яп.)], это nes plus ultra ultima ratio [в высшей степени решительный аргумент (лат.)] любезно ответил японец и неприятно захихикал.

- При всем уважении, профессор, - оторвавшись от шахмат, сказал Хопкинс, - не могу с вами согласится.

- Да-да-да, - стал горячиться Глокенхаммер, - я продолжаю настаивать - это типичный лингам. И не просто лингам, а лингам-йони. То есть фаллос во взаимодействии с вагиной. Кольцо в основании сооружения - это символическая вагина, а квадратный фундамент символизирует четыре стороны света, то есть вселенную. Таким образом, мы имеем дело с типичным культовым сооружением...

Далее профессор Глокенхаммер разразился лекцией, из которой Илар узнал следующее:

В древнеиндийской иконографии лингам являлся обобщенным символическим образом мужского детородного органа (фаллос), как высшего воплощения созидательного первоначала, которое олицетворяет бог Шива, господин над всеми живущими. Это изображение фаллоса восходит к доисторическим культам плодородия, однако в пластике почти всегда изображается совершенно удаленно от натуры, а именно как округленный столб, который можно еще интерпретировать как ось мира.

По сути, это концепция дуалистической системы, которая сводит полярность полов к высшему единству. Лингам-изображение в культе Шивы часто находится в связи с символом ЙОНИ. Вокруг основания каменного столба замыкается каменное КОЛЬЦО - все вместе это олицетворяет взаимодействие мужского и женского первоначала, на котором зиждется вся жизнь.

До сих пор еще живо в Индии почитание бога Шивы Махалинги, чей детородный орган в пещере Арманат в Кашмирских горах посещается бесчисленными паломниками. Здесь, по преданию, в доисторические времена Шива явился в огненном столбе, который затем отделился и освободил образ Шивы. В самой пещере паломники могут созерцать сталагмит приблизительно фаллической формы. Согласно историческим документам средневекового государства кхмеров (Камбоджа) в индуистскую эпоху Ангкора в центре городских сооружений, которые отражают в форме квадрата систему мира, находился священный Шива-лингам.

- Но откуда, черт побери мою ирландскую бабушку, - вскричал несдержанный Хопкинс, - на задворках Солнечной системы появился этот Шива-лингам!? Памятник типично земной культуры? Ведь мы имеем дело с артефактом внеземного происхождения. Судя по всему, чрезвычайно древним, установленным в те времена, когда на Земле, может быть, жизнь только зарождалось.

- Ну и что? - ответил невозмутимый швед. - Неведомые строители специально оставили такой символ, значение которого мог бы легко расшифровать любой землянин. Что может быть проще, извините, хуя?

От респектабельного шведа такого вульгаризма никто не ожидал. Впрочем, шведы они такие...

- По-вашему выходит, они предвидели, каковы будут анатомические особенности человека? - горячился ирландец.

- Почему именно человека, может, динозавра. И по размерам больше подходит...

Все засмеялись, как будто это было не собрание ученых, а студенческое сборище.

- Годзилла! - гортанно вскричал японец и словно бы про себя добавил. - Сутэкина опюицуки [блестящая идея (яп.)].

Веселья прибавилось.

Глокенхаммер серьезно продолжил:

- Вы правы, Юкос. Что может быть проще и понятнее фаллоса... Это некий архетип, символ, понятный любому гуманоиду. И теперешняя находка подтверждает эту гипотезу. Таким образом, можно сделать вывод, что мы имеем дело с артефактом, строители которого были похожи на людей. Следовательно, Лонги, а по простому кваки, к этому никакого отношения не имеют. У них иные формы размножения.

Пока все переваривали это сообщение, швед, довольно улыбаясь, объявил: "Мат!", и стал набивать свою трубку, уминая табак большим пальцем.

- Puttana madonna! - экспансивный ирландец с проклятиями и грохотом перевернул доску.

- Завтра утром подойдите ко мне, обсудим график запуска зондов и прочего, сопутствующего этому, - сказал Глокенхаммер Илару.

- Хорошо, сэр, - кивнул головой старший техник-пилот и решился на вопрос: - Не планируется ли пилотируемый полет в Прошлое?

Глокенхаммер опять геморройно поморщился и ответил несколько резковато, что пока в этом нет необходимости.

Начальник еще что-то хотел сказать, но передумал и повернулся к своему коллеге-цветоводу: Илар понял, что может быть свободным.

Он вернулся к себе в каюту с теплой симпатией к Глокенхаммеру. И вместе с тем он испытывал двойственное чувство. Где-то в глубине души вскипало раздражение. К его мнению прислушались, да. Но его самого, как личность, всерьез не воспринимают. Он для них по-прежнему не более чем камердинер или шофер для господина, который случайно, по глупости что-то там угадал. И не более того.

Подобно многим молодым людям, Илар оценивал себя не вполне адекватно, как бы авансом - не за настоящие достижения, а за некие будущие заслуги. Пожилые люди, у которых большая часть жизни в прошлом, этой странной самооценки не понимают, отсюда часто и возникает пресловутый конфликт поколений.

Острое недовольство собой переросло, незаметно для него самого, в парадоксальную форму неприязни к ученым. Это был типичный психологический перенос. С больной головы на здоровую, говоря попросту.

"Почему они все такие напыщенные? - с обидой думал он. - Разве я букашка? Я могу такое, что не под силу им".

И, не сдержавшись, громко воскликнул:

- Я могу их в порошок стереть. Даже упоминания от них не останется!

В дверь постучали. Сердце гулко ударило, и знобящая волна ушла в пятки. "Ерунда, стенки звуконепроницаемы". Он даже с неким вызовом нажал кнопку, отпирающую замок. Переборка открылась.

- Аркадий Петрович Зарянский, - представился гость, переступая высокий порог, - биолог и заместитель начальника Поста по научной части. Но сейчас я пришел к вам не как начальник к подчиненному, а как сапиенс к сапиенсу. Скучно здесь, знаете ли...

- Весьма рад, - пожимая протянутую руку, ответил Илар, необычайно польщенный вниманием важных людей к своей скромной персоне. Вот они, наконец-то, первые плоды повышения по службе!

Про Зарянского он уже кое-что знал. Зарянский, контактируя с учеными, жил их нуждами, заботами, и все же он не принадлежал всецело клану ученых, оставаясь одновременно служащим Поста. Был он низкого роста, плешивый, со скромным зачесом поперек темени. Лицо овального покроя, с маленькой черной бородкой под самой губой.

Илар не знал, куда посадить важного гостя - на кровать или на единственный стул. Но Аркадий Петрович не стал никуда садиться.

- Не извольте беспокоиться. Я, собственно, от Гемборека, мы собираемся у него... Если припоминаете, он приглашал вас, но вы все чураетесь нашего общества...

- Я не... чураюсь, - стесняясь и оправдываясь, ответил Илар, и приятная волна чувства собственной важности стала раздувать его как воздушный пузырь. - Все как-то не было случая... Пока входил в курс дела...

- Ну так пойдемте скорее, а то уже налитый спирт выдохнется.

- Ну что ж, извольте, - в тон гостю ответил старший техник-пилот, а про себя вдруг опасливо подумал: "Уж не пьяница ли он?"

Аркадий Петрович был русским. По натуре мягкий, добродушный, чувствительный. Он производил приятное впечатление и беззлобным подшучиванием над собеседником, и тем, что с интересом его выслушивал, и тем, что прозорливо оценивал каждого.

Гемборек благоволил к Зарянскому, потому что этот русский имел польскую фамилию, часто приглашал Аркадия Петровича к себе. Комната Гемборека была просторней, чем иларова каморка, просторнее и душевнее что ли. Тут были какие-то сверхъестественно удобные мягкие кресла, а на электрическом камине стояли рядками фотографии родственников и бронзовая статуэтка какого-то святого - по виду старинной работы. И несколько хромированных кубков - награды за спортивные достижения по гребле на каноэ. Гемборек пояснил: память о студенческой младости.

Стены украшали дипломы Гемборека, с золотыми печатями, в темных рамках под стеклом. Оказывается, несмотря на кажущуюся молодость, он уже успел многое - получил диплом бакалавра медицины и магистра хирургии.

Сам хозяин комнаты принял гостей радушно. Усадил за круглый уставленный яствами стол.

- Прозит, - поспешил Гемборек, держа на уровне глаз рюмку с чистым, как слеза, спиртом.

- Да! - подхватил Аркадий Петрович. - Теперь нашего полку прибыло. Выпьем же за это.

Зарянский вкусненько пил, не морщась и совершенно не пьянея, обстоятельно и вкусненько же закусывал. Все он делал как-то вкусненько да уютненько. Так же и говорил. Он любил изъясняться поэтическим языком, вплетая в обыденную речь цитаты из стихов своих соотечественников. Например, о себе он говорил, что он - человек из России, "земли неслыханного страха". Впрочем, оправдывался он, о теперешней России такого не скажешь. Она стала нормальной страной, как и все... Или почти нормальной... Но, понимаете ли, сударь, прошлое не проходит бесследно, оно как бы всегда где-то поблизости; это как тень, оглянешься и увидишь её - тень прошлого.

Общаясь с Аркадием Петровичем, Илар вскоре заметил, что он, как и Елена, как, впрочем, и все русские, был разочарованный жизнью человек, но тщательно скрывающий свою разочарованность за шутками и прибаутками.

"Может ли быть такой человек "Музыкантом"? - спрашивал себя Илар. И не мог ответить ни положительно, ни отрицательно. Только подметил, что статус у него подходящий для того, чтобы состряпать фальшивое разрешение на пилотируемый полет.

Такие посиделки стали повторяться почти ежевечерне. Не всегда со спиртом, но почти всегда с душевными разговорами. Злость на ясоново предательство у Илара прошла. Может быть, позвать парня, однажды подумал он, а то сидит у себя один, не с кем словом перемолвиться.

Гемборек против Ясона не возражал. Аркадий Петрович встретил парня в свойственной ему манере. Он воскликнул, явно откуда-то цитируя:

- А, наш Ясон, руна стяжатель золотого.

- В каком смысле? - испуганно спросил тот.

Ему ответили веселым смехом.

Так парень стал иногда пополнять теплую компанию. Сидел в уголку и слушал умные речи А. П. или язвительные - Гемборека. А про свое "предательство" оправдывался перед Иларом - мол, не нарочно... случайно сболтнул, а Глокенхаммер...

Захмелевший Гемборек встрепенулся, словно услыхал непристойное ругательство.

- Глокенхаммер! Толстокожий сакс. Уж эти мне англичане. Их так и пучит от снобизма и запоров. Он, видите ли, из Оксфорда!

Илар понял, что Гемборек не жалует и англичан.

- А как вы относитесь к Жаку Пулену? - спросил Илар Гемборека.

- Стервятник, - плюнул доктор.

- А я его зову Connard, что по-французски означает "козел", он ведь француз, - засмеялся Аркадий Петрович и вдруг посерьезнел, сжал кулаки и, потрясая ими, ответил: - Я его ненавижу всеми фибрами души! Такие люди, как он, замучили моего предка в подвалах Лубянки.

Илару показалось, что Зарянский, несмотря на мягкость и добродушие, может быть жестоким, как все слабохарактерные люди. Возможно, здесь кроется секрет русского бунта - кровавого и бессмысленного. Однако сам Зарянский вряд ли будет бунтовать, скорее уж подстрекать.

Илар все чаще думал, не является ли этот русский тем самым скрытым агентом Сопротивления? Уж кому и быть революционерами, так это русским. У них это в крови. Илар поймал себя на мысли, что неосознанно пытается вычислить "Музыканта". А ведь это опасно. Праздное любопытство в таких делах до добра не доводит. А может, любопытство его не праздное? Может, он уже дозрел до.

Иногда, когда на Аркадия Петровича нападал приступ русской хандры, он вздыхал и говорил: "Я как былинка в поле!" Или читал стихи на странно жестком и одновременно певучем языке, даже Ясон догадался, что - на русском:

Далеко до лугов, где ребенком я плакал,

упустив аполлона, и дальше еще -

до еловой аллеи с полосками мрака,

меж которыми полдень сквозил горячо.

Но воздушным мостом мое слово изогнуто

через мир, и чредой спицевидных теней

без конца по нему прохожу я инкогнито

в полыхающий сумрак отчизны моей.*

[*стихи В. Набокова]

- А теперь переведите, - требовал Гемборек.

- Да-да, пожалуйста, - поддерживал Ясон.

- Не буду, - упрямился А. П. - Это все равно, что вместо чистой водки подать самогон.

- Ну, тогда выпьем чистый медицинский спирт, - предлагал Гемборек.

- Русский язык - великий, - сказал Илар, не зная, с какого боку подступиться к Зарянскому. Выпив очередную рюмку, старший техник-пилот почувствовал, что совсем окосел.

- Да уж, с интерязом, этим искусственным, кастрированным чудовищем, на котором мы с вами вынуждены общаться, не сравнить, - заявил Зарянский, оставаясь трезвым как стеклышко, хотя выпивал больше всех. - Наш могучий русак, он абсолютно великолепен!

Илар решил воспользоваться этой идиллической для Аркадия Петровича минутой, чтобы спросить о главном:

- Скажите, что означает для вас понятие "свободы"?

- Это смотря кем вы себя чувствуете, - лукаво отвечал Аркадий Петрович. - Если - собакой, то вам нужен хозяин. Если кошкой, то вам нужна независимость. А если вы птица!..

Зарянский, казалось, сейчас вознесется.

- А если человек - свинья? - засмеялся Гемборек.

- Тогда ему нужна грязь, - спустившись из-под облаков, ответил Зарянский.

- Говорят, что кваки живут в болотах, - вставил Ясон. - В Откровении Иоанна Богослова упоминается о "казни египетской" в виде нашествия лягушек или жаб...

- Выдумки, - отрезал доктор. - Отцы церкви намекали на жизнь в тине и кваканье лягушек как на символы дьявола или еретического лжеучения. Что касается кваков, то они живут в подводном городе - Акваке... А вообще, господа, у меня есть гипотеза, что кваки - далекие, выродившиеся потомки рыбообразных божеств Дандрама. В "Мабиногионе" - сборнике прозаических валлийских преданий - рассказывается о форморианах. Форморианы - это такие рыбообразные божества, мрачные морские гиганты, легендарные великаны, населявшие древнюю Ирландию. Люди и боги воевали против великанов, боги победили и загнали великанов в тартарары, на дно океана. А теперь вот они вылезли. Чтобы отомстить человечеству... Ясно ведь, что ни из какого космоса кваки не прилетали. Они были здесь изначально...

- Любопытная теорийка, - уютно пощипывая бородку, сказал Аркадий Петрович.

- А если я чувствую себя Человеком? - с пьяной занудливостью пристал Илар к А. П.. - нужна мне свобода или нет? В широком смысле... - он повел рукой, в которой держал стакан с тоником. Напиток плеснул через край.

Зарянский отшатнулся, чтоб его не облили, и без привычной улыбки ответил и даже с раздражением, словно пытался отмахнуться от назойливой мухи.

- Если вы спрашиваете, значит, нет. А вообще, на провокационные вопросы не отвечаю.

Илар удивленно посмотрел ему в глаза. Глаза были светлые, как море под свежим ветром, взгляд твердый, однако настороженный.

"Он, скорее, поэт, чем музыкант, - подумал Илар. - хотя ведет себя весьма осторожно... А я слишком прямолинеен.

- Мой друг, - сказал Гемборек, обнимая Илара пьяной рукой, - не стоит обращаться к Аркадию Петровичу с наивными вопросами. Ответы на них давно известны: Свобода - это тоска по хозяину. Что ты еще хочешь знать? Ты молодой, тебя должна интересовать любовь. Пж-ж-жалуйста: любовь - это чувство, которое человек испытывает к самому себе. Хочешь, открою тебе еще тьму истин: жизнь - это стремление к смерти. Смерть - это выход на старт в очередной пульсации. Дежа вю. Истина в том, что ничто не истинно. Ву компрене? А теперь забудем всю эту муть, и будет говорить о более важном.

- О чем? - встрепенулся Илар, стараясь сделать так, чтобы лицо собеседника не раздваивалось.

- О милых пустячках, - ответил доктор.

После разговора о свободе, Аркадий Петрович избегал Илара или отвечал односложно. Видно было, что он чего-то опасается. "Не хватало, чтобы меня посчитали провокатором, - подумал Илар. - С кем же мне тогда поговорить по душам? Ясон молод и глуп. Гемборек принципиально несерьезен. Только и остается А. П., но он как раз и не желает разговора на опасную тему. Кому же тогда раскрыть душу? К кому обратиться за советом и поддержкой? У кого спросить, не террорист ли имярек? Не у Пулена же?

По законам детективного жанра искомая личность всегда тот, кто меньше всего вызывает подозрение. Но детектив - это одно, а жизнь - совсем другое. Если Пулен - "Музыкант", то при таком сообщнике вообще не нужны будут никакие разрешительные документы. Ведь он сам контролер.

Если это предположение верно, то тогда понятно, почему Стервятник, грубый с другими, благорасположен к Илару? Не потому ли, что ему нужен пилот? Ведь сами контролеры не умеют пилотировать хроноджеты. Их этому не обучают. Их дело контролировать, предотвращать террористические акты во Времени.

Но Илар совершенно не мог представить, как заговорит с этим монстром на скользкую тему. А если Стервятник никакой не "Музыкант" (Господи! Вот уж кому меньше всего подходит эта кличка!), то тогда это будет явный провал. Сорвется весь план. И под удар будет поставлены люди, причастные к заговору.

- И почему ты, идиот этакий, - обругал Илар себя, - не настоял и не узнал у Хейца пароль или что у них там на сей случай запланировано? Какой-нибудь тайный знак, предмет...

Глава 10

По утрам Ясон раскочегаривал мощный японского производства вездеход "бофу" на воздушной подушке. Потом на борт, если была необходимость, загружалось оборудование, следом вскакивали ученые, и техник-пилот отвозил их на объект, а вечером привозил обратно. Целую смену ученая братия возилась со своими приборами, расположенными вокруг башни. Для кратковременного отдыха и смены баллонов с воздухом использовались надувные купола. Там создавалась временная атмосфера, и было относительно тепло. Но редко кто решался вылезти из скафандра. Обычно снимали только шлем, который при аварийной ситуации можно было быстро надеть.

К удивлению и тайному стыду Илара, его глупую идею решили проверить на практике. Для этого впритык с башней, там, где был вход, соорудили надувной тамбур. Установили обогреватели, и вот уже два дня нагревают участок стены с отпечатком ладони неведомых строителей. Видать, ученые совсем отчаялись разгадать тайну башни, коль хватаются за такие сомнительные соломинки.

За два дня температура стены стала на пару градуса выше окружающей атмосферы и больше не поднималась. Что и следовало ожидать. Потом случилось ЧП. Илар в это время был на стартовой площадке, готовил к запуску очередной беспилотный темпо-зонд. Аппараты забрасывались в Прошлое, и, скользя во времени к исходной точке, они выборочно проводили съемку местности. Таким вот утомительным способом надеялись засечь момент появления на Тритоне неведомых строителей Лингама.