Глава шестая

1

«Фортунатас» летел на север. Мимо проносились ставшие уже совсем безликими и скучными пейзажи. Сначала мелькали бесконечные каменные гряды, странно похожие на акульи зубы, которые сменились полусгнившими лесами или бесплодными равнинами, поросшими лишь желто-серым низкорослым кустарником. Затем постепенно равнины перешли в болота, перерезаемые потоками темной стоячей воды.

— Вода стоит очень низко, — пояснила Флиц. — Начинается сезон штормов. — Девушка показала на тяжелые черно-пурпурные тучи, собравшиеся над восточным горизонтом. — Плохая погода уже на пороге.

Глауен еще раз всмотрелся в устрашающий пейзаж.

— Далеко еще?

— Не очень. Слюты находятся вон за теми горами. Там же и руины Замка Байнсей. Ужасное место — но именно там Левин решил построить первую серию охотничьих домиков.

«Фортунатас» неотвратимо приближался к цели. И вот на востоке засверкало открытое водное пространство, Маендический Океан. Затем под яхтой снова поплыли холмы, потом опять горы. Но вот горы внезапно оборвались и, наконец, сменились печально знаменитыми слютами. Смешение черных камней, голых, гладких, бездушных, и небольших озер, в которых отражалось мрачное небо, раскинулось далеко, насколько только было видно глазу. Где-то посередине высились руины замка Байнсей. Местность казалась пустынной, и нигде не было видно ни самого Бардуза, ни даже судна, на котором он мог бы здесь оказаться.

«Фортунатас» сел в сотне ярдов от руин, все трое выскочили на землю и немедленно ощутили на себе всю силу суровых порывов океанского ветра. Место вокруг представляло собой упоительное, но гнетущее ощущением нависшей опасности зрелище. Такого Глауен еще никогда не видел и даже вряд ли мог вообразить. По низкому небу катились черные тучи — предвестники бури. Ветер гнал волны, кидая их на слюты, вода пенилась и шипела, разбиваясь о бесстрастные камни. Место для Охотничьих домиков было, конечно, идеальное, этакие новые замки, но гораздо более прочные, которым будут нипочем все черно-зеленые волны и ветра — и чьи обитатели смогут наслаждаться впечатляющим пейзажем вокруг, не боясь смертельной опасности.

— Но здесь никого нет! — крикнул Глауен.

— Он должен быть тут! Он сказал, что поедет именно сюда!

Глауен почти беспомощно оглядел черные камни.

— Здесь даже флиттера нигде не видно.

— Он прибыл на флеканпрауме.

Глауен промолчал. Флиц стала медленно пробираться к руинам, а Глауен и Чилк с оружием наготове последовали за ней.

Неожиданно девушка замерла и указала рукой вперед. Поглядев в этом направлении, Чилк и Глауен увидели спрятанное среди обломков судно чудом севшее на таком крошечном пятачке.

— Это флиттер с ранчо! — крикнула Флиц, стараясь перекричать ветер.

Чилк подобрался к судну, и сразу же послышался его уносимый ветром крик:

— Здесь труп! Но это не Бардуз!

Глауен и Флиц спустились.

— Это Альхорин, — сказала Флиц и стала осматривать место вокруг тела. Не найдя ничего, она пошла глубже в руины.

— Левин! — кричала она. — Левин! Где ты!

Но порывы ветра относили ее голос, и все трое, как ни прислушивались, не услышали ничего, кроме шипения воды и рева надвигающейся бури.

В это время — а, возможно, уже давно — прибывших заметили водные бродяжки. Изгибаясь и пританцовывая, они то подходили ближе, то снова удалялись, являя черные фигуры в человеческий рост, на первый взгляд целиком состоявшие лишь из рук и ног. Движения были настолько быстры, что глаз не успевал ничего отследить и понять, на что же все-таки похожи эти существа. Но Флиц даже не повернула в их сторону головы. Она прыгала с камня на камень, кричала, залезала в небольшие пещеры и едва не плакала. Неожиданно она пронзительно вскрикнула и отпрыгнула назад так резко, что едва не упала. Из-под огромного камня выскочило четверо бродяжек и затанцевало перед девушкой на гладкой поверхности камня, как бьются эпилептики в припадке падучей. В их движениях были и торжество, и страх, и соблазн. Вся троица застыла, будучи не в силах оторвать глаз от безумного дикого танца. Наконец бродяжки исчезли столь же неожиданно, как и появились.

Флиц заглянула под камень, откуда они появились. Внизу на дне почти пустой и лишь слегка залитой водой ямы, лежал Бардуз, полузарытый в песок.

Флиц уже собралась прыгнуть вниз, но Глауен остановил ее.

— Осторожнее! Оставайтесь здесь и прикройте нас в случае чего огнем из вашей винтовки. И чтобы никаких этих бродяжек сзади.

Глауен спрыгнул вниз, за ним Чилк. Это, вероятно, не понравилось бродяжкам, и их пляшущие тени замелькали на вершине близлежащих камней.

— Прикрой, — шепнул Чилку Глауен и, пройдя последние шесть футов склонился над Бардузом. Он явно был жив. Глауен коснулся его плеча, веки дрогнули и Бардуз прошептал:

— У меня сломаны ноги.

Зайдя сзади, Глауен подхватил его за подмышки и вытащил из песка. Бардуз молчал, лишь глухо постанывая сквозь зубы. Сделав еще усилие, Глауен вытащил Бардуза окончательно наружу и стал вытаскивать наверх. В тот же момент он услышал ругательства Чилка, проклинающего бродяжек, которые ринулись в освободившееся место под камнем, сбивая его с ног. Никогда в жизни потом не мог забыть Глауен прикосновений этих влажных отвратительных тел и жадных пальцев. Он лягался и отбивался, ему поцарапали лицо, разорвали кожу на бедре, что-то одновременно впилось ему в плечо, грудь и правую ногу. Чилк боялся стрелять в сплетение тел но едва Глауену удалось оторвать от себя существо, нацелившееся ему в горло и отшвырнуть его, меткий выстрел Чилка тотчас уложил наглеца на месте.

Подхватив погибшего товарища, множество бродяжек, появившихся чтобы наблюдать за побоищем, мгновенно отошло на разумное расстояние, на котором уже продолжала держать их Флиц, не опуская винтовки.

Наконец, Глауен с Чилком вытащили Бардуза из ямы. Теперь он казался скорее мертв, чем жив, его ноги волочились по земле, как тряпичные. У Глауена закружилась голова и он никак не мог понять, что с ним происходит. Сморгнув, он поднял глаза и снова заметил пляшущих на камнях бродяжек. Как в дурном сне он увидел, что Чилк все еще не вылез из ямы, а на нем уже сидит верхом бродяжка. Чилк резким движением сорвал существо с себя и размазал о близлежащий камень. Но подбежали другие. Глауен вскинул винтовку и выстрелил. Бродяжки снова разбежались, но Чилк остался в яме. Хуже того, кто-то пустил в него сверху огромный камень, который смяв Чилка, вновь столкнул его обратно. Однако Чилк, как заведенный, все карабкался и карабкался вверх. На него полетел второй камень, но на этот раз Чилк сумел увернуться, так что камень только слегка задел его по плечу. Субкомандир упорно полез вверх. Глауен на всякий случай выстрелил еще раз. Чилк полз, несмотря на раздробленные кости. Наконец, полуживой он упал у ног Глауена и Флиц.

Кое-как им вдвоем удалось дотащить два тела до «Фортунатаса» и поместить внутрь. В ту же секунду Глауен почувствовал, что тело больше его не слушается и сел на землю около судна. Его затаскивала уже одна Флиц.

Несмотря на переломанные кости, Чилк сел за штурвал, «Фортунатас» поднялся и полетел на юг.

При первом же тщательном осмотре выяснилось, что Бардуз получил сильный удар по голове и был ранен из пистолета в грудь. Кроме этого у него действительно оказались сломанными ноги и обнаружилось еще множество мелких колотых ран, уже затянувшихся сукровицей. Глауен чувствовал непонятное головокружение и слабость во всем теле; кроме того, у него оказалась сломана левая рука, а от когтей бродяжек по всему телу пошло нагноение. Чилк отделался сломанными ребрами, ключицей, трещиной в бедре и многими явно отравленными ранами. Несмотря на это, он ощущал необыкновенную ясность в голове и лишь легкую тошноту.

Флиц позвонила в госпиталь порта Мона и вызвала на ранчо специальную медицинскую бригаду. Она сообщила, что ее товарищи были атакованы водными бродяжками и, возможно, отравлены. В госпитале ей предложили немедленно ввести всем раненым известный в таких случаях антидот, имеющийся на борту любого судна Розалии.

— Во всяком случае, он поможет им продержаться, пока не прибудем мы. Также высылаем спецбригаду фармацевтов из порта Тванг.

Флиц в точности исполнила инструкции, после чего Бардуз и Глауен погрузились в нездоровый наркотический сон. Один Чилк все еще держался, судно шло на автопилоте.

Делать больше было нечего. Чилк хотел сменить положение, но ему не позволили сделать это сломанные ребра, оставалось лишь стоять у наблюдательного иллюминатора, скрючившись и держась обеими руками за поручни. Он чувствовал, что его мыслительный процесс стал сбиваться. Время побежало с сумасшедшей скоростью, субкомандир начал отчетливо слышать какие-то звуки, а открыв глаза, обнаружил, что все вокруг изменило не только цвет, но и фактуру. Все стало необыкновенно красочным, живым и чудовищно огромным. Однако, Чилк все еще сознавал, что это никакая не галлюцинация.

— Наверное, так видят мир насекомые, — пошутил он и успел подумать, что в другой ситуации, наверное, получил бы от такого взгляда на мир даже удовольствие.

Потом на секунду потерял сознание, но очнувшись понял, что его мысли и ощущения приходят в порядок, а нереальность мира постепенно уступает место реальности. Голова потихоньку прояснилась, и он смог вполне здраво обдумать все ужасные события, происшедшие в руинах замка Байнсей.

Все они находились буквально на волоске от смерти — и на очень тоненьком волоске. Бардуз и Глауен лежали за его спиной бледные и неестественно тихие. Флиц расстегнула на них одежды и устроила обоих как можно удобней. Чилку стало невыносимо грустно и он снова стал смотреть вперед. Перед глазами снова, как живые, замелькали бродяжки, пляшущие на руинах замка.

Теперь Чилку окончательно стало ясно, что Намур подошел к ничего не подозревающему и не слышащему из-за ветра Бардузу сзади. Он выстрелил и столкнул его вниз. По каким-то причинам он прикончил и Альхорина, если только тот уже не был к тому времени мертв. Затем Намур некоторое время постоял, созерцая дело своих рук, и на его красивом лице не отражалось никаких эмоций. После этого Намур взял флеканпраун и улетел, оставив Бардуза умирать.

Если Бардуз выживет, это будет для Намура огромным сюрпризом.

Чилк еще раз проверил свои раны. Дело обстояло весьма худо. Болело и ныло все тело, а голова по-прежнему была неестественно легка. Чилк глубоко вздохнул: никогда еще он не испытывал столь странного состояния. Быть может, все это лишь действие яда? Или просто головокружение от боли и усталости? А вдруг еще что-нибудь похуже? Субкомандир дернулся вперед и уставился на качающуюся внизу землю, но перед его глазами все расплывалось и двоилось.

Обеспокоенная его странными движениями Флиц спросила:

— С вами все в порядке, господин Чилк?

— Не уверен, — ответил он. — Посмотрите-ка вниз, прошу вас.

— Флиц посмотрела вниз.

— И что такого?

— Если вы видите множество каких-то странных извивающихся полос, лиловых, розовых, оранжевых, зеленых — значит, я здоров. Если нет — значит, мне очень плохо.

Флиц снова посмотрела.

— Мы пролетаем над болотами, и то, что вы видите — суть огромные пласты болотных водорослей, все разных цветов.

Чилк с облегчением вздохнул.

— Хорошие новости. Однако…

— Что-то еще не так?

— Я чувствую странную ирреальность происходящего, словно плыву в невесомости. — Субкомандир качнулся в сторону девушки и, ища опоры, невольно схватился за нее. — А вот так лучше. — Он посмотрел ей в лицо. — Флиц, да вы красавица! Умница! Герой! Я горжусь вами, ей-богу!

Флиц освободила плечо.

— Отойдите и сядьте. Я вижу, на вас слишком странно действует яд.

Чилк кое-как устроился на сиденье, морщась от боли.

— Сейчас я дам вам лекарство. Это транквилизатор; все неприятные ощущения пройдут.

— Нет, мне уже лучше и не надо никаких лекарств!

— Тогда постарайтесь расслабиться и отдыхайте. Скоро мы будем на ранчо.

2

Глауен и Бардуз попали в руки опытного реаниматолога из порта Тванг, который, к тому же, получал указания из главного госпиталя в порте Мона.

Три дня они лежали пластом, в полубессознательном состоянии, а Бардуз и вовсе находился на шаткой грани между жизнью и смертью. Бригада врачей, используя систему терапевтической саморегуляции, оставалась неотлучно у постели раненого, контролируя все жизненные процессы. Чилка же забинтовали, наложили гипс, напичкали всякими костновосстановительными лекарствами и приговорили к постельному режиму.

Время шло. Глауен все чаще приходил в сознание, но лежал по-прежнему неподвижно. Силы возвращались медленно и помалу. Бардуз очнулся днем позже. Он открыл глаза посмотрел направо и налево, пробормотал что-то нечленораздельное, снова закрыл глаза и погрузился в дрему. Врачи расслабились — кризис миновал.

Через два дня он уже мог говорить. Сначала медленно, с большими паузами, мучительно подбирая слова и с трудом вспоминая происшедшее. Но потом начал становиться все живей, и скоро мог уже вполне сносно описать, что с ним произошло. В полете он получил известие от Баньоли о том, что планы его поменялись и что лучше всего будет встретиться у развалин замка. Бардуз, удивленный, но ничего не заподозривший, полетел к слютам. Там он не обнаружил и следа своего инженера, но все же посадил судно, вышел и пошел по направлению к предполагаемому месту строительства. Проходя мимо большого камня, он вдруг ощутил удар сзади по голове, и весь мир рассыпался для него на яркие вертящиеся обломки. Он упал в гнездо бродяжек и, возможно, именно это спасло ему жизнь. Спасло хотя бы тем, что он упал не на камни, а на мягкий песок. Кажется, он слышал потом еще выстрел, и ощутил удар в грудь. Бродяжки завизжали, после чего наступило гробовое молчание. Бродяжки вернулись, вереща и щебеча от гнева. Он с трудом нашарил пистолет и выстрелил. Они отошли, но когда он погрузился в забытье они, конечно, снова вернулись и истыкали его острыми когтями. Пистолет они утащили и, наконец, оставили Бардуза спокойно умирать.

Флиц рассказала ему, как его нашли и спасли. С некоторым усилием магнат повернул голову и увидел лежащего Глауена, а за ним Чилка.

— Сейчас благодарить не буду.

— Да и вообще незачем, — слабо ответил Глауен. — Мы только выполняли свои обязанности — вот и все.

— Может быть, и так, — бесцветным голосом прошептал Бардуз. — Но выполняли вы обязанности или нет, я все равно благодарен. А насчет моих врагов… Я знаю, кто это и знаю, почему он предпринял попытку убрать меня. — После этих слов Бардуз немного передохнул, собираясь с силами. — И думаю, он еще очень пожалеет о своей неудаче.

— Вы говорите о Намуре?

— Да, о Намуре.

— И зачем он сделал это?

— Долгая история.

— Вам обоим нельзя переутомляться, — напомнила Флиц.

— Хорошо, я стану говорить до тех пор, пока не устану, а потом остановлюсь.

Флиц неодобрительно посмотрела на всех троих и вышла из комнаты.

И Бардуз начал рассказывать.

— Сначала надо вернуться к давнему времени, примерно лет на пятнадцать назад. Моя строительная кампания выполняла кое-какие работы для семьи Стронси, и они хотели обсудить подробности. Я прибыл к ним для переговоров, но вдруг обнаружил, что вся семья уехала на побережье в замок Байнсей, причем, всего дня два назад. Однако, ничего необычного или неудобного в этом не было, и я спокойно стал ждать.

Все уехали на север, все двадцать семь, причем, многие, прибыв для этого из других миров. Настоящим патриархом был Мюрдайл Стронси, они с женой Глайдой жили здесь, в Стронси, со своими сыновьями Цезарем и Цамусом, их детьми и престарелой теткой.

Уехали они, должно быть, по случаю какого-нибудь праздника, они вообще были веселыми и счастливыми людьми, любящими веселиться несколько на старомодный лад. Для этого они всегда уезжали в свой замок Байнсей. Однако на этот раз поднялся чудовищный шторм, вздыбились черно-зеленые волны, и замок разрушился, словно песочный дом. Бежать им было некуда, оставалось только смотреть, как на них надвигается водяная громада — и умереть.

Когда связь с замком пропала, все на ранчо забеспокоились и послали людей разузнать, в чем дело. Я тоже поехал с ними. Мы обнаружили жуткие руины и изуродованные тела, часть которых водные бродяжки уже успели затащить под слюты. Выживших не было, мы вызвали врачей и уехали. Но как только я поднялся в воздух, со мной стали творится странные вещи, словно я не доделал чего-то или сделал что-то не так. С той поры я перестал быть абсолютно в себе уверенным, и как ни взывал к своему разуму, инстинкт твердил мне, что здесь что-то не так. Короче говоря, я вернулся. Вернулся один. Стоял поздний полдень и было очень тихо. Я, как сейчас, помню это время.

Баррдуз помолчал немного, отдышался и продолжил:

— На западе солнце проглядывало сквозь рваные тучи и освещало слюты тревожным светом спелой вишни. Я подошел совсем близко к руинам и остановился, осматриваясь по сторонам. Неожиданно мне показалось, что я услышал крик, очень слабый и жалостливый. Если бы дул ветер, услышать его было бы невозможно, но на этот раз кругом было абсолютно тихо. Поначалу я подумал, что это бродяжка, но не поверил себе, стал искать и, наконец, под грудой камней увидел кусок яркой материи. Я разобрал каменный завал и обнаружил маленькую девочку, оказавшуюся в каменной ловушке. Девочка была без единой царапины. Она пролежала там две ночи, вокруг лазали бродяжки и когтями пытались процарапать камни, чтобы до нее добраться.

Словом, чтобы сократить ненужные подробности, скажу лишь, что вытащил ее, едва живую от слабости. Девочке было семь лет. Я вспомнил, что видел ее на семейных фотографиях — ее звали Фелиция Стронси. Она единственная выжила из всей семьи.

Заботиться теперь было о ней некому. Опекуны далеко, в других мирах, и заняты совершенно иными проблемами. Ассоциация Факторий же почему-то не любила Стронси, и я решил не говорить им ничего о своей находке. Я просто взял девочку с собой, намереваясь со временем найти для нее хороший дом и заботливых приемных родителей. Но время шло и неожиданно я понял, что мне приятно видеть ее постоянно рядом с собой.

Это оказалось странное маленькое существо. Поначалу девочка не могла даже говорить, а только сидела рядом и смотрела на меня большими глазами на худеньком личике. Но постепенно шок прошел. Однако она практически потеряла память, твердо зная только одно — что зовут ее Флиц. — Бардуз снова замолчал, вызвал горничную и попросил принести фото семьи Стронси, которое Чилк с Глауеном уже видели. Серьезная маленькая девочка с пепельными локонами, сидевшая скрестив ножки на переднем плане и была Фелицией Стронси. Взглянув на фотографию, Бардуз вздохнул и стал рассказывать дальше. Он привык к девочке, но, подумав, признался во всем опекунам, которые с легкостью назначили его ее попечителем. Магнат дал ей образование, какое дал бы своему сыну, то есть — связанное с техникой, математикой и строительством, не забыв музыку, эстетику и историю цивилизации.

Флиц росла, более или менее соответствуя возрасту, и когда ей исполнилось четырнадцать, новоиспеченный приемный отец отдал ее в частную школу на Старой Земле, где она проучилась два семестра. Девочка по-прежнему оставалась бледной, худенькой, но уже было видно, что с такими глазами цвета морской волны, такими сверкающими волосами и нежностью черт она в конце концов станет настоящей красавицей. Все в школе считали ее способной, но несколько таинственной.

В конце второго семестра Флиц вдруг объявила, что учиться больше не будет, а на возмущения начальницы школы — старой опытной дамы — ответила, что хочет вернуться к прежней жизни, то есть ездить по всем концам Сферы Гаеан вместе с Левином Бардузом и его строительной компанией. Все аргументы разбились о ее твердое нежелание, и девочку отослали обратно к Бардузу, который с радостью ее принял.

Подростковый возраст Флиц миновала безо всяких драм. Правда, однажды она весьма сильно заинтересовалась одним спортивным молодым человеком из персонала компании. Бардуз ни во что не вмешивался, позволяя девушке делать все, что она сочтет нужным.

Много работать Флиц не любила, но при необходимости работала самозабвенно, и так или иначе постоянно сравнивала всех остальных с Бардузом. Следует признать, девочка редко находила людей лучше своего приемного отца. Многие часто принимали ее за его любовницу, и девушка знала это, но не обращала на толки и слухи никакого внимания. Она не помнила никого другого, кто был бы с ней так нежен, добр и заботлив. Только в его присутствии она чувствовала себя уверенной и защищенной.

Все ранние события ее жизни перечеркнула катастрофа в замке, и девочка помнила лишь дедушку Мюрдайла и братьев. Мать и отец канули в темную пропасть забвенья. Как-то Бардуз напомнил ей, что, являясь Фелицией Стронси, она остается единственной законной владелицей ранчо и, может быть, пришла пора приехать туда и посмотреть, что можно сделать.

Флиц отнеслась к идее без энтузиазма, боясь старых воспоминаний, но согласилась. На ранчо всеми делами давно уже занимался управляющий Альхорин, поселившийся в хозяйском доме. Он показался весьма недовольным их появлением.

Однако Флиц нашла ранчо менее страшным для себя, чем предполагала, и даже придумала несколько проектов приведения в божеский вид старого полуразвалившегося здания. Но потом вдруг Флиц обнаружила, что спальня, где она в последний раз ночевала еще семилетней девочкой, не изменилась с того страшного дня ни на йоту, и впала в депрессию. Она не могла больше заставить себя даже войти туда и приказала наглухо заколотить двери в детскую. А через день наняла команду уборщиц, которые перевернули, вычистили, вымыли весь дом, и только после этого немного успокоилась. Бардуз тем временем просмотрел счета, которые вел Альхорин, и остался весьма недоволен. Альхорин занимался мертвыми душами и приписками, выписывал зарплату несуществующим рабочим — и жил неплохо.

Под рукой у него всегда было несколько вполне сносных объяснений, однако с Бардузом этот номер не прошел.

— Хватит объяснений, — остановил он управляющего. — Я вижу, что вы хорошо пососали из всех четырех основных фондов — и единственное объяснение, которое мне требуется, заключается в том, каким образом вы намерены их восстановить?

— Это дикость! — завопил Альхорин и снова принялся что-то горячо доказывать.

Бардуз не стал его слушать и сказал, что передаст дело в соответствующие органы. Альхорин, живший до того в главном доме, был переселен в бунгало управляющего, как и раньше. Кроме того, Альхорин должен был возместить все неоправданные расходы. Управляющий, в конце концов, согласился на это, а в то, как именно он намеревался это сделать, Бардуз не вмешивался. Магнат знал, что деньги у Альхорина, судя по его счетам, есть.

Управляющий ворчал и бесился, но Бардуз безапелляционно поставил его перед выбором: возмещение ущерба или наказание.

Альхорин воздел руки к небу, но вынужден был принять условия, смирившись с судьбой.

Именно в это время Намур привез на ранчо первую партию йипов.

Бардуз познакомился с ним и решил попробовать использовать для строительства дешевый труд йипов. Он заключил с Намуром контракт на поставку двух партий по триста йипов в каждой. Одну магнат привез на ранчо, две другие — на строительство.

Но, как и все остальные, очень скоро Бардуз понял, что толку от йипов никакого и что он только зря потратил на них немалые деньги. Впрочем, он не удивился и даже не возмущался. Йипы просто психологически не были приспособлены работать в качестве наемных рабочих. Обдумав это дело как следует вместе с Флиц, Бардуз покинул Розалию в поисках более выгодной рабочей силы. По возвращении он нашел, что Альхорин возместил большую часть убытков и теперь работает, вроде бы, как полагается. Йипы же, по его словам, ушли на юг, на Мистические острова в заливе Мьюран, где живут в сибаритской идиллии и так хорошо, что он сам готов к ним присоединиться.

Проверив эту информацию, Бардуз и Флиц пришли к выводу, что Альхорин не преувеличивает. В заливе Мьюран было около двухсот островов, почти на всех произрастала буйная живописная растительность, и не существовало никаких видов бродяжек — так что можно было жить на островах, не опасаясь ничего. Лагуны с белыми песчаными пляжами и прозрачные речки создавали у здешних обитателей постоянное чувство свободы и праздника.

Йипы с ранчо Стронси заняли для себя несколько ближайших островков, построили пальмовые хижины и жили в сладком безделье, питаясь дикими фруктами, семенами, моллюсками и кокосовыми орехами с бесчисленных кокосовых пальм. Они пели и танцевали при свете костров под мелодии маленьких лютней, сделанных ими из сухих кусков дерева нароко.

Бардуз и Флиц снова уехали с Розалии и какое-то время перемещались с места на место, из мира в мир, занимаясь бесчисленными делами компании и другими вещами, связанными с большим бизнесом Бардуза.

В странствиях они еще раз посетили Кадвол. В первый визит он поразил их природной красотой, удивительной флорой и фауной, и уникальной жизнью на Станции Араминта. Тогда-то они и посетили Охотничьи домики. Это были небольшие гостиницы, построенные в одном из самых интересных мест Кадвола, где прибывший мог наслаждаться еще неиспорченными цивилизацией запахами, звуками и видами вкупе с весьма опасными обитателями заповедника — не подвергаясь риску и не вмешиваясь в естественный ход вещей.

На Бардуза это произвело сильное впечатление, а главное — принципы, по которым строились эти домики, очень совпадали с его собственными представлениями о сохранении природы. На протяжение жизни он перебывал в сотнях отелей, харчевен и постоялых дворов всех сортов и уровней и не мог не заметить, на что всегда жаловались содержатели гостиниц: несоответствия затрат доходам. И вот теперь, при виде этих домиков, у него начала зарождаться собственная эстетическая доктрина гостиничного дела.

Она заключалась примерно в следующем: во-первых, не должно быть никакого насилия — гостиница должна естественно вырастать из окружающего пейзажа. Настоящая гостиница состоит из множества компонентов: места расположения, внешнего вида, синергического эффекта архитектуры; интерьера, по возможности, простого, свободного от излишеств и чрезмерной пышности; кухни, ни бедной, но и не изысканной и тем боле никогда не стилизованной; персонала, вежливого, но безличного. Кроме того, в сожительстве любых людей всегда существуют всевозможные сложности и недоумения, предупредить которые полностью — невозможно. Когда же Бардуз вспомнил Замок Байнсей, то решил, что это место является самым подходящим для нового эксперимента. Потом он хотел построить несколько гостиниц в примитивном вкусе на побережьях Мистических островов, предполагая, что эти гостиницы будут обслуживать красивые мужчины и соблазнительные девушки из племени йипов. В лагунах можно было наладить прекрасное безопасное купание, ибо во всех остальных местах наличие водных бродяжек постоянно создавало для отдыхающих если не очень серьезную, то, по крайней мере, вполне реальную опасность. На маленьких субмаринах посетители могли бы совершать путешествия между островами, совершать экскурсии по коралловым рифам, любуясь разнообразием морских растений.

Такова, в общем, была идея Бардуза, но ее никак не хотела разделить Флиц. Она лишь поначалу слегка заинтересовалась проектом, но потом решительно отказалась помогать приемному отцу в этом деле.

В холле отеля на Араминте Бардуз снова встретился с Намуром. Какое-то время они непринужденно болтали о том, о сем, но с каждой минутой Бардуз становился все мрачнее. Намур говорил о компании Л-Б Констракшн и ее достижениях, выражая восторг размахом нового моста на Реа.

— Какое мастерство! Какая гениальная инженерная мысль! Какое смелое решение! — восторгался он.

— У меня работают грамотные инженеры, — остановил его Бардуз. — Они могут построить все, что потребуется.

— Я так понимаю, что в ходе этого строительства вы использовали подводные лодки?

— Да, именно так.

— Но позвольте мне задать вам еще один вопрос: где вы используете их теперь?

— Нигде. Они стоят на Реа, насколько мне известно. Но раньше или позже их придется оттуда переместить.

— Интересно. И все суда в исправности?

— Думаю, что в полной.

— А какова предельная глубина их погружения?

Бардуз пожал плечами.

— Точно не скажу, не помню. Знаю лишь, что лодка несет команду из двух человек и шести пассажиров. Скорость движения около пятидесяти узлов и дальность хода около тысячи миль.

— В таком случае я с удовольствием куплю их у вас, и по хорошей цене.

— Любопытно. А в чем собственно заключается ваша идея?

Намур рассмеялся и сделал решительный жест.

— Знаете, недавно я встретил одного эксцентричного господина, который был убежден, что руины человеческой цивилизации покоятся под водами моря Мокар в мире Тюрхун. Вы знаете это место?

— Нет.

— Он как раз говорил, что если бы у него оказалась небольшая субмарина больших технических возможностей, он бы доказал это. И вот теперь я смогу посодействовать ему в качестве брокера.

— В таком случае, я слушаю вас внимательно.

Намур на мгновение задумался.

— Давайте выясним сразу, есть ли у вас какие-нибудь конкретные нужды, которые могли бы послужить основанием для поиска взаимной выгоды? Я могу помочь вам решить их.

Бардуз криво усмехнулся.

— Вы уже продали мне шестьсот работников, совершенно бесполезных, о чем, разумеется, прекрасно знали заранее. А теперь предлагаете снова иметь с вами дело?

Намур откашлялся, нимало не устыдившись.

— Вы неверно обо мне судите, господин Бардуз. Я не имел ни малейшего намерения вас обманывать и по очень разумной причине: я занимаюсь не контролем над рабочей силой, а только ее продажей. Йипы же прекрасно работают в соответствующих условиях — так, например, на Араминте они прекрасно трудятся веками.

— Так в чем же здесь секрет?

— Никакого секрета нет. Йип не понимает стимула к работе в виде чего-то абстрактного, типа теоретической заработной платы, из которой, к тому же, вычитают постоянно еще какие-то долги и налоги. Что прошло, то прошло. Он будет работать только в совершенно реальной системе: вот объем работы — вот конкретное вознаграждение. Пока он видит перед собой это вознаграждение, он работает. Ему никогда нельзя платить вперед и никогда — лишнего.

— Ничего этого вы не объяснили мне, привезя йипов.

— Если бы я сделал так, это было бы расценено как некая гарантия — а никаких гарантий я не даю.

— Я дал вам определенную свободу, Намур, — жестко остановил его Бардуз. — Но отныне любые договоры с вами я стану заключать лишь на жестких и строго оговоренных основаниях, от которых вы потом не сможете ни в коем случае отвертеться.

— Вы опять несправедливы ко мне, господин Бардуз, — произнес Намур насмешливо улыбаясь, на что Бардуз заставил себя не обращать внимания.

— Сейчас я хочу попробовать поэкспериментировать с другим контингентом йипов.

— В этом нет проблемы.

— Но, как я уже сказал, новый договор будет тщательного расписан, условия жестко определены, и выполнены все до последней запятой.

Намур задрал голову и осмотрел холл.

— Теоретически это даже желательно. Но, к несчастью, хотя я и могу пообещать вам луну с неба, бедные рабочие перечеркнут все это махом. Однако, дело это перспективное. Итак, каковы же именно будут ваши условия?

— Во-первых, я не плачу вам ничего за перевозку, а перевозите вы йипов в указанное мной место на пассажирских судах.

— На пассажирских судах? — удивленно протянул Намур. — Но ведь это же йипы, а не путешествующие аристократы!

— И все же я не желаю, чтобы людей перевозили, как скот. Я выделю вам суда из моего собственного пассажирского флота.

— Это будет зависеть от размера чартерной платы.

— Стоимость плюс десять процентов — лучше вы не найдете.

Намур расслабился.

— Что ж, вполне, вполне… Сколько же голов вам нужно? Еще шестьсот?

— Двадцать тысяч, Намур, двадцать тысяч. По пятьдесят процентов обоих полов. Все должны быть здоровы, разумны, в возрасте примерно тридцати лет. Иными словами — молодые люди цветущего здоровья. Таковы мои условия — так что, подумайте над ними хорошенько.

У Намура отвисла челюсть.

— Но это очень много!

— Чушь! — рявкнул магнат. — Это много, но не настолько, чтобы разрешить вашу проблему, которая заключается в тотальной эвакуации атолла Лютвен куда-то в гостеприимные окрестности других миров!

— И все же я не могу заключить столь огромную сделку без предварительных консультаций, — снизив голос, ответил Намур.

Бардуз равнодушно отвернулся.

— Как хотите.

— Одну минутку, давайте все же вернемся сначала к субмаринам. Как вы смотрите на мое предложение?

— В этом нет проблемы. У меня достаточно судов, которые запросто доставят такую лодку куда угодно. Но эту сделку я заключу с вами лишь на тех условиях, о которых говорил только что.

Намур кивнул.

— А как насчет конфиденциальности?

— Меня не волнует ничье мнение. Берите субмарину, отвозите ее куда угодно — на Тюрхун или Канопус, или на планету Мак-Дональда. Куда хотите — туда и везите. Я не стану распространяться о ваших перемещениях никому. Если же меня спросит ИПКЦ, то я скажу только, что знаю — я действительно продал вам подводную лодку. Вот и все.

Намур скривился.

— Я скоро дам вам ответ.

— Только пусть это действительно произойдет скоро, поскольку я уезжаю с Кадвола сей же час.

Намур ответил хмурой улыбкой. Новости были неутешительны. Умфау Титус Зигони — читай Смонни — не позволит ему взять такое количество йипов. Если Бардузу нужна такая толпа, так пусть берет все возрасты, начиная от детей и кончая стариками, но зная Бардуза, Намур понимал, что тот больше ни на какие уступки не пойдет. Намуру оставалось теперь или принять предложение — или забыть его.

Намур нехотя произнес что-то о согласии, и Бардуз быстро подписал все бумаги. Большое грузовое судно прибыло на Реа, взяло в свое брюхо субмарину и отбыло в неизвестном направлении.

Прошел месяц, Бардуз стал уже выказывать неудовольствие и нетерпение, как пришла первая партия йипов количеством в тысячу человек. Прибыли они в мир Меракин, чтобы пройти там осмотр прежде, чем окончательно перебраться на Розалию. Бригада врачей осмотрела их и обнаружила, что требования Бардуза были самым грубейшим образом нарушены. Половина прибывших оказалась в возрасте от тридцати пяти до семидесяти пяти лет. Кроме того, много было рахитичных, слабосильных и говорящих на непонятных языках. Даже среди молодых нашлось немало калек, больных или психически ненормальных. Остальные же оказались пониженного интеллекта и неправильной сексуальной ориентации. Такие люди никак не могли создать фон идиллически-прекрасной жизни, которую планировал создать Бардуз на Мистических островах.

И магнат отказался принять партию, после чего попытался встретиться с Намуром, но тот под разными причинами увиливал и переадресовывал Бардуза к Титусу Помпо — читай Смонни. Бардуз потребовал немедленного выполнения условий — или расторжения сделки. Намур согласился, что были допущены серьезные нарушения, но что он примет все меры для того, чтобы их исправить, однако, разумеется, гарантировать ничего не может.

Время шло, и однажды Намур явился на ранчо Стронси с обескураживающими вестями о том, что Титус Помпо решительно отказывается давать столько йипов, если, конечно, Бардуз не подмажет это дело в виде четырех военных крейсеров типа стрейдер-ферокс.

Но Бардуз заявил, что первоначальный контракт должен быть выполнен без всяких дополнительных условий — в противном случае дело будет передано в межпланетный суд, и Намуру придется туго.

В ответ Намур печально засмеялся и заявил, что он тут ни при чем, что дело зависит не от него. Бардуз холодно заметил, что в таком случае он немедленно потопит субмарину вне зависимости, где и с кем на борту она сейчас находится.

Намур опешил.

— Но как вы это сделаете?

— Как — это вас не касается. Важно то, что последует за этим.

Намур молчал, не зная, что теперь и предложить, поэтому, сказав, что передаст все условия Бардуза заинтересованным лицам, уехал.

— Вот и все, — улыбнулся Чилку и Глауену Бардуз. — В конце концов, Намур решил, что самое лучшее решение проблемы — это ее устранение, нанял Альхорина, выбрал местом действия развалины замка и…

— Но что же дальше? — не выдержал Глауен.

— Я человек практический, — улыбнулся Бардуз. — И не страдаю тщеславием. Голос его дрогнул, и когда он заговорил снова, связь между двумя последними мыслями оказалось найти не так-то просто. — ИПКЦ в порте Мона может не найти следов ни Намура, ни даже флеканпраума. Потому что ни того, ни другого на Розалии уже нет.

— Если Намур думает, что вы мертвы, то он, наверняка, на Кадволе.

Бардуз, глядя в потолок, заговорил с металлическими нотками в голосе:

— Если так, то мы встретимся с ним снова и весьма скоро.

Глауен встревожился.

— Вы хотите приехать на Кадвол?

— Как только смогу встать с постели и ходить без чужой помощи.

Глауен задумался. Бардуз вряд ли стал бы собираться на Кадвол, имея в виду одну лишь возможную встречу с Намуром — значит, у него на уме еще что-то. Спрашивать Глауену не хотелось, но он все же решился.

— Но зачем вы поедете на Кадвол?

— У меня там немало дел. И Клайти, и Смонни просят моего сотрудничества. В настоящее время они сердечные союзники — обе хотят от меня транспортов, чтобы перебросить йипов на Деукас и стереть с лица планеты Станцию Араминта. А уж потом начнут гробить одна другую.

— Но, я надеюсь, вы не станете им помогать?

— Маловероятно.

— Тогда зачем же вам туда ехать?

— Незачем.

Наступило неловкое молчание.

— Или сказать иначе — почти незачем, — словно в раздумье, добавил Бардуз.

— Что значит «почти незачем»?

На изможденном лице магната мелькнуло подлинное одушевление.

— Все очень просто. Я скажу пару слов Клайти, дабы разрешить все ее сомнения и упростить ей жизнь. То же самое я сделаю и со Смонни. Меньшего она не заслужила. — Бардуз усмехнулся, и когда заговорил снова, лицо его стало почти безмятежным.

— Возможно, мы встретимся и все вместе — и тогда — кто знает, каковы могут быть результаты и последствия?!

— Надеюсь, мы с Чилком будем рядом с вами, хотя бы только как наблюдатели.

— Хорошая идея. — Бардуз с ужасом посмотрел на медсестру, подходившую проверить терапевтический аппарат. — Когда я, наконец, освобожусь от этих чертовых проводков и прищепок! ?

— Терпение, господин Бардуз, терпение! Не забывайте, что когда вас привезли, вы были трупом на девяносто девять процентов. Вам придется пролежать еще никак не меньше двух недель, и помните, что каждый ваш новый вздох — просто чудо современной медицины!

Бардуз успокоился.

— С этими медиками не поспоришь, — проворчал он. — У них на руках все козыри. А как вы сами, дружище? — обратился он к Глауену.

— Относительно ничего, поскольку мне выпала только доля того, что пришлось перенести вам.

— А Эустас Чилк? Он, кажется, уже вполне бодр?

— Это только на словах. Они кидали в него огромные булыжники и пытались загнать вниз под камни. Но вот яда ему удалось почти избежать.

— Хм, — хмыкнул Бардуз. — Значит, он родился под счастливой звездой. И теперь понятно, почему он такой оптимист.

— Чилк тоже человек практический, он старается избегать страхов, тоски, плохих мыслей только потому, что они делают его ничтожным и жалким.

— Концепция простая и ясная, но она производит впечатление именно из-за своей блестящей простоты.

— Чилк вообще часто производит впечатление. И в настоящий момент пытается это сделать в отношении Флиц. Больше того, ему даже кажется, что и он ей интересен.

Бардуз закашлялся.

— Да, вот уж воистину оптимист. Такие кампании уже проводились, причем со всем вооружением и бодрым духом атакующих, но увы. Впрочем, душа у нее есть.

— Так вы не разочарованы?

— Разумеется, нет! Как я могу? Он спас мне жизнь — разумеется, с вашей помощью. И в любом случае, Флиц вольна поступать, как ей заблагорассудится.

3

Глауен в инвалидной коляске и Чилк на костылях кое-как выбрались на террасу. Утро было прохладным, но ветер едва обдувал лица. Терраса, окаймленная железной балюстрадой выходила на юг, и расстилавшийся перед ними пейзаж, казалось, был нарисован черной тушью и сепией.

Глауен и Чилк сидели, жмурясь от солнца, и размышляли о разговоре с Бардузом.

— Получается так, что мы сможем вернуться на Араминту в месте с ним и считать нашу миссию с успехом выполненной.

Чилк согласился, но с небольшим добавлением:

— Пурист — а Бардуз именно таков — непременно должен был бы назвать и имя Намура. Но этого мы не услышали.

— Не важно. Это дело уходит из наших рук и переходит уже под другую юрисдикцию.

— По указанию Бардуза?

Глауен кивнул.

— Бардуз заявит о пропаже своего судна, не упоминая о покушении. Для Вука этого будет вполне достаточно.

— Особенно, когда он припишет «Фортунатас» к Бюро Б и станет появляться на нем во всяких официальных поездках.

— Послушай, но надо же все-таки постараться найти способ избежать этой участи для «Фортунатаса»! — сморщился Глауен. — Попробуй что-нибудь придумать, мне в голову ничего законного не приходит.

— Мне тоже.

— Бардуз не встанет еще две недели, а я буду готов уже через неделю.

— На меня очень не рассчитывай, — сразу предупредил Чилк. — Я занят делами поважнее. Мной занимается Флиц лично, и мы оба ума не приложим, почему это моей ноге помогает только ее массаж.

— У некоторых людей есть дар целительства, — вздохнул Глауен.

— Именно, именно! У нее вообще много талантов, и между нами уже медленно растет колоссальное взаимопонимание.

— Медленно — ты сказал?

— Увы, да. Очень медленно. В таких вещах нельзя торопиться. На самом деле, она еще очень пуглива.

— Мне кажется, она просто прекрасно понимает, что у тебя на уме и, прежде чем выйти из комнаты, осматривает углы.

— Чушь! — разозлился Чилк. — Женщины обожают привкус опасности, даже воображаемой. Это придает им чувство собственной необходимости и значимости, и они бегут в нужном направлении, как крысы к «джорджонцоле».

— Что такое «джорджонцола»?

— Такой сыр на Старой Земле. А крыса — это крыса.

— А, тогда, конечно, все ясно. И ты надеешься…

— Я уверен, что приучу ее есть из моих рук в три дня плюс-минус четыре часа.

Глауен с сомнением покачал головой.

— Интересно, догадывается ли Флиц о том, какая опасность ее подстерегает?

— Надеюсь, что нет. Она слишком занята.

В этот же день Чилку представилась возможность проверить свои догадки. Он позвал девушку, когда она пробегала главным холлом.

— Подожди, Флиц! Самое время почитать стихи!

Флиц остановилась. На сей раз на ней был белый свитер из пушистой мягкой шерсти и бледно-синие брюки. В волосах, как всегда, черная лента. Чилк залюбовался ей, не в силах найти ни в лице, ни в фигуре ни одного изъяна.

— А кто будет читать и кому?

Чилк показал ей томик в кожаном переплете.

— У меня здесь есть «Изобилия» Наварта. Можно почитать сначала самые твои любимые, а потом мои. И еще, прихвати-ка кувшинчик старого Сайдвиндера и пару кружек.

Флиц холодно улыбнулась.

— Сейчас я не настроена заниматься поэзией. Но почему бы вам не почитать вслух самому себе и столько, сколько пожелаете? Я закрою дверь и вы никому не помешаете.

Чилк отложил кожаный томик.

— В таком чтении нет шарма. Впрочем, ладно. По-моему, уже вполне можно устроить небольшой пикник.

Несмотря на все возрастающее желание двинуться дальше, Флиц остановилась и спросила:

— Какой такой пикник?

— Ну, я имею в виду, что было бы чудесно, если бы мы с тобой взяли и позавтракали где-нибудь на улице, вдвоем.

Флиц улыбнулась самой мимолетной из своих улыбок.

— С вашей ногой, которая находится в таком плачевном состоянии? Я полагаю, это неразумно.

Чилк залихватски махнул рукой.

— Тут нечего опасаться. Первая же боль станет сигналом, чтобы тебе начать свой чудодейственный массаж, боль пройдет и мы продолжим наш пикник и нашу беседу — или еще что-нибудь, чем будем заниматься.

— Вы обманываете сами себя, господин Чилк.

— Зови меня просто Эустас.

— Как хотите. Но в настоящее время я…

— Да, кстати, как только вы заговорили о ноге, тут она и заболела, и заболела…

— Это очень плохо, — нахмурилась Флиц.

— Так совершите свой акт милосердия или уж не знаю, как это и назвать.

— Чуть позже, — и Флиц выбежала из холла, напоследок все же обернувшись через плечо на Чилка.

В полдень следующего дня Чилк снова вышел в холл, уселся на кушетку, стал смотреть в окно и ждать новых возможностей.

Флиц действительно скоро показалась в дверях, увидела Чилка, замедлила шаг, но потом выбежала, как и вчера.

Через час девушка снова прошла через холл. Чилк сделал вид, что полностью погружен в созерцание пролетающей птички и не замечает ничего вокруг. Флиц некоторое время постояла, с любопытством выглянув в окно, искоса рассматривая Чилка, затем пошла по своим делам дальше.

Но через несколько минут вернулась. Чилк по-прежнему смотрел на туманный горизонт. Флиц медленно подошла к кушетке, и краем глаза Чилк заметил, что девушка глядит на него с клиническим любопытством.

— С вами все в порядке? Вы сидите в этом ступоре уже третий час!

Чилк мрачно рассмеялся.

— В ступоре? Едва ли. Я предавался мечтам, думал о прекрасном. В моих грезах столько красоты и таинственности.

Флиц отвернулась.

— Что ж, продолжайте грезить дальше, господин Чилк. Простите, что помешала.

— О, не спеши! Мечты могут подождать! — запоздало крикнул Чилк, мгновенно сбросив с себя мечтательность. — Присядь со мной ненадолго, я должен тебе что-то сказать.

Флиц заколебалась, но все же осторожно присела на край кушетки.

— Что за проблема?

— Никаких проблем нет. Скорее это можно назвать комментарием. Или анализом.

— Анализом чего?

— В основном меня.

Флиц не могла удержаться от смеха.

— О, предмет слишком глубок и сложен, господин Чилк! Сегодня у нас просто нет на это времени.

Но Чилк не обратил на ее слова внимания.

— Когда я был мальчишкой, то жил в Айдоле, на Старой Земле. Три мои сестры были всегда очень компанейскими созданиями и постоянно приводили домой своих подружек, так что я имел несчастье вырасти среди хорошеньких девушек. Они были всех сортов и всех размеров, на любой вкус. Одни высокие, другие маленькие, третьи идеальные, словом, целый цветник.

Несмотря на странность разговора, Флиц вдруг заинтересовалась им.

— Но почему вы сказали «имел несчастье»?

— Для юноши-идеалиста, каким был я, это слишком страшное испытание, я не мог ассимилировать такого разнообразия. Классический случай — слишком много, и слишком рано.

— Слишком много… чего?

Чилк туманно улыбнулся.

— Разочарования? Потери восхищения? В шестнадцать лет я был уже жадный эпикуреец, и там, где нормальный юноша видел какие-то намеки, туманы и розы, я видел лишь сварливых маленьких вредных зверьков. — Чилк выпрямился, и голос его зазвучал горько и откровенно. — И теперь я с грустью признаюсь, что когда увидел тебя в первый раз, я сказал себе: ага, вот еще одно хорошенькое личико, за которым таится такая же суетность и пустота, как и за всеми другими. И ты, наверное, немало удивлялась моему странному поведению, продиктованному этими детскими впечатлениями — за что теперь покорно прошу прощения.

Флиц в удивлении покачала головой.

— Теперь я не знаю, что мне делать: то ли поблагодарить вас за такую откровенность, то ли оставить вас дальше рассматривать птичек.

— В общем, разницы в этом нет, — щедро признался Чилк. — Теперь я пришел в себя, и, несмотря на твою безупречную красоту, получаю удовольствие от твоего общества, и даже с радостью поцеловал бы тебя.

— Сейчас?! Здесь?!

— По обоюдному согласию, разумеется.

Флиц бросила на него быстрый подозрительный взгляд. Что еще может быть на уме у этого странного субъекта? В общем, он даже очень неплох, открытое лицо с сухими и определенными чертами выглядело интересно, а главное, было в нем нечто, что каким-то образом возбуждало ее любопытство.

— Итак, вы сделали подобное заявление — что же дальше?

— У меня есть предложение, и я желаю обсудить его.

— Какое именно?

— Сначала давай договоримся в общем, а потом уже пустимся в обсуждение деталей.

— Мне, конечно, очень любопытно, но времени у меня сейчас совершенно нет ни на какие обсуждения.

— У меня имеется одна идея, и я полагаю, что у тебя есть масса качеств, которые позволят тебе стать помощником в воплощении этой идеи, — тщательно подбирая слова начал Чилк.

— Не понимаю, откуда у вас обо мне столь лестное мнение.

— О, это совершенно ясно! Я видел тебя в настоящем деле, и теперь знаю, что окажись мы даже в салуне где-нибудь на краю Сферы, ты надежно прикроешь мне спину, чертыхаясь, визжа, проклиная, брыкаясь, но прикроешь, и я всегда буду гордиться тобой.

— Погодите гордиться мной так быстро! В это время я могу оказаться где-нибудь в другом месте, поскольку терпеть не могу никаких салунов.

Чилк пожал плечами.

— Но если в городе будет только один салун, то у тебя не будет выбора.

— Правда. Но только непонятно, почему это я вдруг окажусь в этом городе? И с кем я буду сражаться? И за что?

— Что касается сражений, то тут все непредсказуемо. Например, я могу сидеть себе спокойно за столом и думать о чем-то возвышенном, а ко мне вдруг подойдет дама. Ну, поговорить. Тебе это, конечно, не понравится, ты дашь ей пинка, ну и заварилась каша.

— Все ясно. Теперь я поняла, зачем я вам понадобилась. Давайте заодно объясняйте уже и все остальное.

Чилк посмотрел за окно.

— Как хочешь, так и будет. Но для этого мне придется вернуться на несколько лет назад, во времена, когда я был бродягой, болтался по всей Сфере, наверстывая таким образом недополученное образование. Я слушал уйму профессоров, общался со множеством работодателей, разговаривал с изгнанниками, которые уже сами не помнили, за что их изгнали. Все эти люди были одиноки и разговорчивы, особенно за кружкой пива — так что я вдоволь наслушался всевозможных историй. Потом я начал их записывать, и скоро у меня набралось немало рассказов про удивительные места и странные вещи. Правдивы ли они или являются просто легендами и бредом опьяневшего воображения? Не знаю. Но думаю, что отчасти есть в них и бред и вымысел. Словом есть целый ряд историй, которые ждут, чтобы кто-нибудь явился и разгадал их.

— И кого бы вы хотели видеть в роли следователя?

— Думаю, что с тобой на пару мы смогли бы просмотреть список и выбрать пару мест. Глауен, надеюсь, не пожалеет пожертвовать для нас «Фортунатаса», все равно нам с ним он пока не нужен.

— Так, значит, ваше предложение заключается в том, чтобы мы с вами отправились в дальние районы космоса проверять какие-то пьяные истории, услышанные вами в салунах, тоже, вероятно, не в трезвом состоянии. Вы хотите, чтобы я разделила с вами некую странную и безответственную жизнь?

— В общем, да, — согласился Чилк. — Но это лишь проект. Черновой, так сказать.

Флиц тяжело вздохнула.

— Эустас, неужели вы серьезно думаете, что у меня нет больше забот, кроме как беспокоится о том, сумасшедший вы или нет?

— Не беспокойся, я совершенно не сумасшедший.

— Это-то и самое ужасное!

— Дай мне руку, — прошептал Чилк.

Флиц вскочила, но вместо того, чтобы уйти, вдруг наклонилась и поцеловала Чилка в щеку.

— Вы так старались, Эустас! — и убежала.

— Подожди! — закричал Чилк, тщетно пытаясь встать. — А что насчет предложения?

— Не сейчас, Эустас!

И Флиц выбежала из холла. Чилк с улыбкой на устах смотрел ей вслед.

4

Прошло три дня. Чилк виделся с Флиц мало и только в компании. Но он и не предпринимал пока никаких попыток увидеться с нею наедине, пусть даст волю своему любопытству. Однако время шло, и сама Флиц тоже не искала возможности поговорить наедине, и Чилк забеспокоился: уж не ошибся ли он?

Наконец, им овладело нетерпение и он сказал себе: больше никаких обходных путей, пусть все решится разом.

Но все карты Чилка вдруг были смешаны появлением Баньоли, архитектора, и трех инженеров компании Бардуза. Они поселились на ранчо в ожидании, пока будет готов жилой комплекс на побережье для строителей и технического персонала. Флиц пришлось нанять дополнительную прислугу из порта Тванг, но и на нее свалилось сразу слишком много обязанностей. Или так, по крайней мере, казалось Чилку.

Прибывшие каждый день совещались с Бардузом и периодически делали короткие вылазки на природу. Глауен, присутствовавший на некоторых совещаниях, держал Чилка постоянно в курсе этих бесед.

— Эти трое — инженеры высшего класса. Бардуз начинает свой проект Байнсей, времени он даром не тратит. Я видел эскизы. Это такое длинное неправильной формы здание, значительное, но ничуть не нарушающее природной гармонии. Материал выдержит любые черно-зеленые волны. Вечерами постояльцы смогут смотреть на слюты и наблюдать за танцами водных бродяжек. А если начнется шторм, заревут волны и станут набрасываться на слюты, это произведет сильное впечатление, но не настолько ужасное, чтобы отказаться от обеда в большом каминном зале.

— Да, впечатляет, — согласился Чилк.

— Без сомнения. Но есть одна странность: Флиц не проявляет к этому проекту никакого интереса, и едва только Баньоли или кто-то из инженеров входит в комнату, она ее покидает.

— Это отчасти моих рук дело, — признался Чилк.

— Как так? — вскинул брови Глауен.

— Я решил, что она слишком много возится по дому, и рассказал ей диковинные истории, ну, про императора Шульца, который владел Великой Небулой на Андромеде или про Питтаконга Пита, говорившего на языке чужих. А еще про Фарлока, с которым я познакомился на самом краю Сферы в местечке под названием Орвил. У Фарлока была уйма таинственных историй, и на каждую существовало какое-то подобие документов, а уж координаты, в отличие от прочих рассказчиков, — всегда. Короче, я рассказал ей пару историй и предложил, что хорошо бы нам было побродяжничать вместе и поехать посмотреть эти места.

— А потом что?

— Она сказала, что мысль соблазнительная, но надо еще подумать.

— Удивительно! — пробормотал Глауен. — А ведет она себя так, будто вы с ней едва знакомы.

— И снова я виноват, — скромно признался Чилк. — Я специально держусь так, чтобы не влиять на ее решение.

— Все ясно, — обескураженно ответил Глауен.

На следующий день Баньоли и инженеры отправились проверить строительство жилого комплекса на побережье, и Флиц сама подошла к Чилку, сидевшему на террасе и писавшему что-то в блокноте.

— А что вы пишите? — полюбопытствовала она.

— О, простые заметки, наброски.

— Можете ли вы мне помочь?

Чилк захлопнул блокнот и вскочил.

— К вашим услугам! А что требуется?

— Левин хочет, чтобы я отвезла кое-какие запасы к замку — и чтобы вы полетели со мной.

— Замечательная мысль! Когда отправляемся?

— Сейчас.

— Прошу две минуты на сборы.

Через три минуты Флиц и Чилк уже летели на флиттере с ранчо в сторону побережья. Флиц надела узкие брюки, высокие шнурованные ботинки и темно-голубой длинный свитер. Девушка казалась немного рассеянной, будто уставшей. Оба молчали. Чилк даже не пытался развлечь спутницу разговором. И на этот раз она спросила первой:

— Почему вы такой неразговорчивый сегодня?

— Чилк опешил.

— Как! А я думал, что ты просто хочешь помолчать.

— Не совсем же!

— Кстати и у меня есть нечто, что хорошо было бы обсудить.

— Вот как? Что же это?

— Ты.

Флиц улыбнулась.

— Я — предмет совсем неинтересный.

Чилк указал на проплывающий под ними пейзаж.

— Посмотри! Миля за милей, реки, прерии и горы — и все это принадлежит тебе, Фелиции Стронси. Разве уже одно это не делает тебя интересной и значительной?

— Да, делает. Но я никогда об этом не думала. Увы, это правда. — Флиц посмотрела вниз. — Видите желтые мастиковые заросли вон там? Вот захочу, посажу флиттер, все там сломаю, разрушу, уничтожу и ни один человек не посмеет спросить меня, почему.

— Такая власть тяжела. Но прежде, чем ты уничтожишь мастиковые кусты, ты вспомнишь и о водных бродяжках, которые так долго меня топтали и получали при этом удовольствие.

— Они просто хотели преподать урок господину Чилку.

— Возможно. Но не все так просто. Ведь когда построят новый отель, и милые старые дамы выйдут вечерком полюбоваться на слюты, на них тоже могут накинуться бродяжки.

— Ну, во-первых, отель строю не я, а Бардуз. Он может строить его, где угодно — я ни во что не вмешиваюсь.

— Ладно, снято. А когда дамы придут к тебе жаловаться на царапины, отправляй их к Бардузу.

Флиттер летел на север. Флиц указала на облака, собиравшиеся на востоке.

— Вот, грядет еще один шторм. Строители сегодня узнают много нового об этом месте.

Скоро на горизонте показалась серо-зеленая громада океана и черные пятна слютов.

Флиттер сел около десятка временных вагончиков, среди которых были дортуары, туалеты, хранилища, столовые и другие технические службы. Чилк и Флиц вылезли и вытащили два огромных ящика для передачи их Баньоли. Но вокруг никого не было. Чилк вложил в рот три пальца и пронзительно свистнул. Поднялась тревога, выскочили рабочие и мгновенно забрали ящики. Из столовой показался и сам Баньоли, махая рукой в знак приветствия и давая понять, что он получил требуемое.

Чилк вернулся к флиттеру. Флиц тоже встала рядом, глядя на руины, бывшие когда-то замком, где теперь работали скреперы и грейдеры. Лицо ее выглядело напряженным и бледным, ветер трепал легкие волосы. Тучи катились все ниже и уже стали падать первые капли дождя. Флиц заговорила, но голос ее долетал до Чилка, словно из подземелья.

— Я чувствую ее, как будто она все еще там, бедная маленькая девочка среди камней. Я слышу, как она плачет. Или это стонет ее призрак? — Девушка отвернулась, и Чилк, сам не понимая как, обнял ее обеими руками и сказал как можно нежнее.

— Бедная маленькая Флиц! Все теперь по-другому! Отныне я стану заботиться о тебе, а камни — это только камни, и привидений нет вообще. Ведь девочка осталась жива, значит, и привидения ее быть не может! Фелиция спаслась и стала умной красивой живой Флиц, очень теплой и очень ласковой…

Флиц рассмеялась, но не освободилась от рук Чилка.

— А я к вам уже привыкла, Эустас, — вдруг сказала она. — Только не спрашивайте меня, что это значит, потому что я не меньшая загадка, чем вы.

И когда Чилк наклонился и поцеловал ее, она не противилась. И он повторил сладостный процесс, пробормотав:

— По крайней мере, это очень успокаивает нервы…

Дождь полил как из ведра, и Флиц с Чилком залезли обратно во флиттер. Еще через минуту они уже летели обратно.

5

По просьбе Флиц Чилк посадил флиттер на середине невысокого холма, откуда вниз до северного горизонта тянулся густой лес.

— Я хочу поговорить с вами, — призналась девушка. — Так почему бы не сейчас? Прошу вас, Эустас не отвлекайте меня.

— Конечно, не буду, говори спокойно.

— Левин Бардуз был всегда очень добр ко мне, добр так, что вы вряд ли даже сможете представить. Он дал мне все, даже тихую нежность, ничего не требовавшую взамен. И я думала, что так будет всегда, и не хотела ничего иного.

Но потом что-то изменилось. Не знаю, как и почему, но я стала ощущать беспокойство, я начала понимать, что устаю от этих строительств, дорог, мостов. А что касается Охотничьих домиков, которые произвели на Левина такое впечатление, то они и вовсе меня не тронули. Но даже если Левин и заметил во мне какие-то перемены, то предпочел ни во что не вмешиваться.

Потом появился некий Эустас Чилк со своим другом Глауеном Клаттуком. Поначалу я их едва ли замечала, но в один прекрасный день Эустас сделал мне безответственное предложение. Он предложил мне стать бродягой вместе с ним и отправиться исследовать всякие романтические места, где еще никто никогда не бывал. Это было удивительное, немыслимое предложение, которое поначалу я даже посчитала какой-то фантастикой.

И, конечно, я не восприняла его серьезно, как, думаю, и он сам. Ведь Эустас — это как певчая птица в клетке, которая поет о сказочных странах, где никто и никогда не бывает в действительности. И если я вдруг соглашусь на такое его безумное предложение, беднягу, наверняка, хватит сердечный удар.

Время шло, а мысль о путешествиях так и не оставляла меня. Я начала спрашивать сама себя: а если я действительно хочу стать бродягой, то почему надо от этого отказываться? Ведь, наверное, это весело, особенно, если путешествовать с комфортом, с каким-нибудь хорошим другом… Словом. Господин Чилк может считать, что вакансия на приятеля-бродягу остается открытой.

— Это официальное уведомление?

— Абсолютно официальное. И вы можете подать ваше резюме в любой момент.

— В таком случае — немедленно прошу у вас этого места.

— Хорошо, Эустас, — вздохнула Флиц. — Ты принят.

6

Глауен и Чилк стояли, опершись на балюстраду, окружавшую террасу, и глядели, как вечер постепенно окутывает горы. Солнце вот уже с полчаса как зашло в тучи, свет таял и бледнел, переходя от янтарно яркого через махогани и шоколад к серой пелене, периодически перерезаемой вспышками темной розы.

Молодые люди обсуждали события минувшего дня.

— Бардуз теперь может ездить в коляске, — сказал Глауен. — Энергия из него так и прет, завтра он уже непременно поднимется на ноги. Не пройдет и недели, как он начнет ходить и сможет отправиться на Кадвол, чтобы заняться там, как он выразился, «незаконченными делишками».

— И не сказал, какими именно?

— В двух словах. Упомянул Клайти и Смонни, а на уме, конечно, Намур и флеканпраун.

— Такие дела обещают много интересного.

— Более чем интересного. Когда он спросил, не лучше ли и нам отправиться с ним и быть под рукой, хотя бы переодетыми и инкогнито, я принял это предложение с радостью. Надеюсь, что этим я не испортил никаких твоих планов?

— Конечно, испортил. А какова программа?

— Бардуз хочет отправиться на «Фортунатасе» отсюда в Паш, что на Карсе, где у него большой терминал с разнообразным транспортом. Там мы оставим «Фортунатас», пересядем на большое судно и доберемся до Кадвола. Будем помогать Бардузу в его «делах», доложимся Вуку и примем его поздравления, если старик, конечно, будет в духе.

Чилк стоял молча, задумчиво глядя на медленно текущую реку, где отражались янтарные полосы закатного света.

— Боюсь, что Каткар описал наш «Фортунатас» Вуку до малейших подробностей, — вздохнул он.

Глауен мрачно кивнул.

— Раньше или позже его все равно придется отдать.

— Раньше или позже, — эхом повторил Чилк.

Глауена поразил этот тон.

— Что ты хочешь сказать?

— Ничего существенного.

— А не существенного?

— Идея слаба и ненадежна, но… — Чилк резко развернулся и оперся о балюстраду спиной. — И все же пара мыслей у меня мелькнула.

— Какие же?

Чилк рассмеялся и сделал рукой неопределенный жест.

— Но это лишь идеи, не более. Всего лишь наметки, и, поскольку мы сейчас на Розалии, я могу сказать, что они неуловимы, как ветреные бродяжки.

— Хм. Но как же ты сам тогда их ухватываешь? Ладно, не отвечай, лучше попытайся объяснить мне, что это за смутные возможности тебе открылись?

— Несколько дней назад я говорил с Флиц. Я признался в своем восхищении перед некоторыми ее удивительными качествами. Помнишь, я даже говорил тебе кое-что об этом?

— Да, кое-что — помню.

— И я говорил тебе о перемене в ней и о ее интересе к моей ничтожной персоне.

Глауен кивнул.

— Я и сам это заметил. Хотя, откровенно говоря, думал, что она все же предпочтет отставку.

Чилк улыбнулся, давая понять другу, что прощает ему такую глупость.

— Словом, мы решили, что самым правильным будет сначала закончить все дела с Бардузом и его «делишками», а уж потом идти к Вуку.

Глауен не поверил ушам.

— А потом что?

— Потом у нас есть выбор. Флиц сказала, что никогда больше не вернется на Розалию, и что Бардуз может делать с ее ранчо все, что хочет. Ей также до смерти надоело и строительство, и всякий бизнес вообще. Что дамба, что мост — ей все едино, вода, горы и воздух, больше ничего.

— Так чем же она собирается заниматься? — почему-то шепотом спросил Глауен.

Чилк взмахнул рукой еще более беспечно.

— Возможно, часть ответственности за нее придется взять на себя мне. Я рассказал ей про дальние страны, эта перспектива ее очаровала, так что теперь уже ничего не остается, кроме как отправиться неизвестно куда и начать исследовать закоулки Сферы. Она хочет найти озеро Мар и записать пение русалок, хочет сфотографировать бестиарий под руинами Агэйвы. И я сказал, что «Фортунатас» очень пригодился бы в таких путешествиях, а она тут же спросила: «Но как же Глауен?» Тогда я сказал, что ты уже начал вить гнездо и «Фортунатас» тебе вовсе не нужен, и главная проблема заключается не в Глауене, а Бодвине Вуке. Но она сказала, что с ним проблем не будет и разговор на эту тему был закрыт.

Глауен смотрел на приятеля во все глаза.

— И как тебе это удалось?

— Все очень просто. Женщина любит когда ее правильно оценивают, и видят в ней порой то, что она из себя представляет действительно, а порой — то, кем она хотела бы быть.

— Тебе бы надо написать книгу об этом, — усмехнулся Глауен. — Впрочем, я и так не забуду твоих сентенций.

— Смешно. Тебя Уэйнесс и без этих штук давно оценила.

Глауен опустил глаза.

— Ты мне напомнил, что я иду по натянутой веревке и еще не дошел до конца. — Он широко раскинул руки. — Знаешь, вдруг ужасно захотелось домой. Теперь, правда, уже недолго. Бардуз начинает ходить, и как только врачи позволят, оставит проект Байнсей инженерам и мы отправимся.

Загрузка...