К утру амазонка встала одной их первых: варвар с севера оглушительно храпел, причмокивая губами во сне. Одеяло сползло, обнажив татуированную грудь, вздымающуюся мерным дыханием.
— Нет-нет-нет… — быстро проговорил варвар, дрыгнув ногой и едва не задев пробирающуюся мимо девушку. Уна усмехнулась, заплетая волосы в косу: Мраю всю ночь снились то битвы, то неистовые утехи, так что стоны, рычание и вскрики, сопровождавшие путешествие варвара по миру снов не давали уснуть не только воительнице. Дважды, не выдержав и видя, что свист и хлопки в ладоши не помогают, амазонка спускала руку с кровати, нашаривая собственные сапоги, и что было сил швырялась ими в северянина. Тишина устанавливалась самое большее на несколько минут, после чего все повторялось. Сапоги, коих к сожалению и вправду было только два, благополучно улетели в темноту, храп сотрясал временное пристанище, Уна ворочалась. Изгнав из головы мстительную мысль запустить в проклятущего храпуна стрелу-другую, или метнуть копье — разумеется, тупым концом, девушка поднялась, пробираясь на улицу. Ночь дышала покоем; из пустыни тянуло холодом, небо над головой блестело звездами. За каменной твердыней Лут Голейна стонали существа пустыни, бродя вдоль стен. Амазонка присела на помосте, подвернув под себя ноги: мысли девушки блуждали далеко от восточного города, от пути, на котором сплелись жизни её спутников и самой воительницы…
Стражник у ворот чайханы оказался словоохотлив — девушка не заметила, как пролетело время, пока небо не стало блекнуть, и из пустыни, хлопая крыльями, не стали слетаться стервятники, тяжело опускаясь на песок, волнами набегающий на городскую стену.
— Ночью они всегда ближе, — усмехнулся охранитель, назвавшийся Ахмедом. — Ждут, затаиваются… Всегда бродят стаями. Ты ведь ранена, я вижу. Знаю хорошие мази. Нужно ли тебе?
— Нет, благодарю, — амазонка мотнула головой, но тут же кивнула, отдавая должное интересу стражника. Тот оказался не самым плохим собеседником, рассказывая девушке о жизни в городе, о походах, о битвах. Им было о чем поведать друг другу, хотя Уна старалась слушать больше, чем говорить.
— Пора возвращаться, — девушка поднялась с плаща Ахмеда, расстеленного на песке у костра. — Пусть дни твои будут легкими, а ночи — проходят без кошмаров.
— И тебе доброго сна, дева-воин, — Ахмед поклонился, прижав руку к сердцу и не спуская с Уны взгляда блестящих карих глаз. — Я разыщу тебя в городе, если пожелаешь.
Амазонка покачала головой, едва заметно усмехаясь: приключения такого характера не входили в её планы, и уж во всяком случае, Ахмед не заслуживал жестокой смерти, как то полагалось по закону воительниц. Амазонки выбирали мужчин исключительно для продолжения рода, во всех остальных случаях убивали тех сразу после ночи любви. В их землях, на побережье, и на островах народа Уны. В путешествиях же девы-воины становились гораздо терпимее и сдержаннее, стараясь не вовлекать в соприкосновение со своими потребностями и интересами мужчин, сколь-либо достойных внимания. Ахмед пришелся по нраву Уне, но чтобы не портить отношений и во имя спокойствия — не говоря уж о жизни мужчины — девушка не намеревалась продвигаться дальше, чем уже достигла.
— Не стоит, Ахмед, — проговорила амазонка, взглядом предупреждая стражника. Рука мужчины зависла в воздухе, так и не опустившись на её плечо. — Доброго утра, я возвращаюсь к своим.
Подобрав с пола обувь, амазонка вышла наружу, закинув за спину лук, приторочив колчан со стрелами к бедру. Доспех умащенный, натертый до блеска, как и наручи, и наголенники, поблескивал на солнце. Накинув на себя длиннополый балахон, девушка скрыла голову под капюшоном, намереваясь пройтись по улицам Лут Голейна, не привлекая лишнего внимания светлой кожей.
О неожиданной и не слишком приятной встрече она не подозревала, пока не столкнулась почти вплотную у стен дворца султана с процессией стражников, ведущих под охраной пленника. Ступени к входу во дворец охранялись многочисленными воинами владыки, довольно грубо и непреклонно бросивших Уне «Ты не пройдешь!» в ответ на её попытку подняться на пару ступеней выше, чтобы осмотреть стены, выложенные красной и белой мозаикой.
Но не грубые воины и даже не процессия, ощетинившаяся копьями и ятаганами, привлекла внимание Уны.
Хмурый и молчаливый, в середине процессии шагал Искандер.