Триумф безголовых

Глава 32

– Злопамятный ты язычник. В храме полным-полно хойделандеров, а ты под шумок сводишь счеты с заклинателями молний, – хмыкнула Вездесущая, едва не запнувшись за лежащего на полу бесчувственного курсора.

– Он жив, – уточнил Баррелий. – И это не мы на него напали, а он хотел зажарить нас своей палкой-сверкалкой.

– Могу его понять. Как и тебя. – Переступив через тело, Вездесущая подошла к одной из бархатных портьер и заглянула за нее. – Но в остальном концы с концами не сходятся. Мы с тобой готовились точно не к этому.

– А по-моему, все ясно, – возразил Пивной Бочонок. И посвятил ее в свою догадку, которую уже высказал мне. Про то, что Гийом Кессарский похитил тетрарха усилиями не мнимых гарибов, а реальных браннеров. Ради чего провел их в город по храмовому подземному ходу.

– Вот я и говорю: что-то тут не стыкуется, – повторила Вездесущая. – Интересно, когда бы Кессарский успел договориться с Гвирром, если еще позавчера фреймонисты готовили новых гарибов и рассчитывали лишь на свои силы?

– Возможно, это был их запасной план, – ответил монах, – над которым они работали одновременно с главным. И как только главный провалился, Кессарскому осталось лишь подать островитянам сигнал, чтобы те вступили в игру.

– Чушь, – возразила Псина. – Фреймонисты замышляли что-то недоброе, это верно. Однако непохоже, чтобы они собирались отдать город на растерзание Гвирру.

– Но Рябой уже здесь, – возразил ей в ответ ван Бьер. – И в город он пришел путем, секрет которого был известен Гийому Кессарскому.

– И не только ему, но и кое-кому еще, – добавила канафирка, заглядывая за другую портьеру. – Тем, чьи молнии так и не засверкали, когда в их Главный храм ворвалась орда язычников.

– Неужто ты хочешь сказать, что… – начал было кригариец, но осекся и призадумался.

– Вот-вот, – заметила Псина. – Мы с тобой вцепились зубами во фреймонистов и позабыли о тех, кому они продолжают служить кроме своего безголового дихентария. Храмовники не могли впустить островитян в Кернфорт втайне от своих хозяев. Храмовники не впустили бы островитян и в Тандерстад без ведома Капитула. Скажу больше: храмовники тут вообще ни при чем. Ты сам видел, как храбро они защищали тетрарха вместе с гвардейцами.

– Этот курсор… – Ван Бьер кивнул на свою последнюю жертву. – Прежде чем выстрелить в нас, он спросил не люди ли мы Гвирра Рябого. И выстрелил после того, как я поклялся ему, что мы не хойделандеры. Тогда мне не показалось это странным – мало ли что может отмочить с перепугу священник, – но сейчас… Хм… А если бы я сказал «да», а не «нет»? Возможно, именно такой ответ святоша и ждал. Вот же дерьмовое дерьмо! Большая Небесная Задница над нами запором точно не страдает…

– Как вы избежали резни? – спросил я Эльруну, пока ее наставница зачем-то отдергивала портьеры. – В притворе же не осталось ни одного живого калеки.

– Мы быстро понять, что дело швах, – ответила она. – Мы быстро бегать. Лучше прятаться. Большой дом – много места прятаться… А ты за мы переживать?

– Было немного, – признался я. – Только не за твою саяну – она-то из любой передряги выкрутится, – а за тебя.

– За моя? – удивилась лопоухая. – Почему так?

– Боялся, что ты опять встанешь столбом, когда тебя начнут убивать, потому что так велит кодекс махади, – отшутился я. Хотя, конечно, это было неправдой. Я переживал за нее по иной причине: не то, чтобы я считал Эльруну своим другом, но чужой она для меня сегодня тоже не была.

– Маленький Шон говорить дурацкий слова, – ответила она. – Это твой кулаки я не бояться. Северные люди бить не кулаки, а меч. И не синяк ставить, а делать тебе много дырка насмерть. Кодекс махади против такой дырка. Кодекс велит: убегать и прячься!

– Есть! Нашла! – неожиданно объявила Псина. И сдвинув очередную портьеру, продемонстрировала нам сокрытую за ней дверь. Не такую массивную, как комнатная, и не украшенную резьбой, хотя вряд ли ее скрывали за занавеской только по этой причине.

– Не самое удачное время воровать курсорское добро, – проворчал Баррелий, видимо, решив, что за той дверью чулан, и что соратница вздумала его обчистить.

– Кто говорит о воровстве? – ответила Вездесущая, присматриваясь к дверному замку. – Да и нечего там красть, если, конечно, я не ошиблась дверью. Сейчас узнаем.

Это ван Бьер подолгу ковырялся в замках отмычками. У Псины же замок щелкнул и открылся, стоило ей вставить в него свой воровской инструмент. Кригариец поморщился. Но явно не из зависти к ее ловким пальцам, а все еще не одобряя несвоевременное любопытство шпионки.

За дверью было темно, хоть глаз коли, и Вездесущая взяла одну из комнатных ламп, чтобы осмотреться. Это и впрямь оказался не чулан. Подойдя ближе, мы с Эльруной обнаружили уходящую вниз винтовую лестницу – похожую на ту, что была в конце коридора, только узкую и более крутую. Спускаться по ней пришлось бы друг за другом и пригнув голову, дабы не стукнуться макушкой о низкий потолок.

– Что это? – спросил я, прислушиваясь к доносящемуся из мрака гулу. Такому же, что долетал до нас через комнатную дверь, только приглушенному.

– Мы в покоях Симариуса, – ответила Псина. – А всякая уважающая себя церковная шишка имеет лазейку на случай, если крепко припечет. Думаю, это она и есть.

– И куда она ведет?

– В подвал, разумеется.

– То есть прямо к островитянам?

– Сомневаюсь. Их не впустили бы в храмовые катакомбы, не будь у курсоров запасного пути для бегства – а вдруг Гвирр Рябой нарушит договор с Капитулом? Ну что, никто не возражает прогуляться под землю? А если повезет, то и убраться прочь из Тандерстада? Или кого-то здесь еще что-то держит?

Махади, естественно, не противилась воле саяны. Ван Бьер тоже не имел возражений, поскольку задался целью выяснить, куда островитяне уволокли Вальтара Третьего. И лишь я один заколебался.

– У меня в «Садах Экларии» осталась сестра, – вспомнил я. – Что с нею будет, если хойделандеры захватят столицу?

– Вот уж кому не стоит на сей счет переживать, так это твоей Каймине, – утешил меня Баррелий. – Даже если Гвирр задастся целью вырезать Тандерстад и разрушить его до основания, «Сады» он пальцем не тронет. Поверь, я хорошо знаю островитян. Не припоминаю, чтобы в завоеванных ими городах они спалили хоть один бордель.

– Так и есть. Надумай я спастись от браннеров иначе, то уже сбежала бы в «Сады» и умоляла их хозяйку принять меня на работу, – поддержала монаха Вездесущая. Не знаю только, говорила она искренне или врала, чтобы избавить меня от сомнений.

Как бы то ни было, выбор мне оставили небогатый. И когда все мои товарищи отправились вниз по потайной лестнице, я тоже к ним присоединился. А перед этим Вездесущая заперла комнатную дверь на замок и ван Бьер подпер ее комодом. И, разумеется, мы не забыли задернуть портьеру, после чего заперли за собой и эту дверь.

Нисхождение в катакомбы было долгим и волнительным. Гул от криков островитян нарастал и я был почти убежден, что мы движемся прямиком к ним в лапы. Хотя мои спутники выглядели увереннее, и это меня слегка успокаивало. Псина спускалась первой, а она точно не страдала беспечностью и не рвалась бы почем зря в пекло.

Сколько лестничных витков мы преодолели, не счесть. Но когда ступеньки все-таки закончились и мы сошли на ровный каменный пол, у меня кружилась голова. Гул не прекратился, но теперь он долетал до нас через отдушины в стене, отделяющей эту часть катакомб от той, где хозяйничали островитяне. Отдушины располагались высоко, под самым потолком. Через них же к нам пробивался свет факелов, которые несли дружинники Рябого. Отблески плясали на потолке нашего подземелья, словно призраки, и вкупе со зловещим гулом повергали меня в дрожь.

Дрожал не только я. Сколько ни храбрилась передо мной Эльруна, но и она сейчас зябко ежилась, с тревогой глядя во тьму. Свечение из отдушин не разгоняло мрак, и нам пришлось зажечь свои факелы. Коробку с ними мы обнаружили по выходу из лестничной шахты и зажгли их от лампы, которую взяли из покоев Симариуса.

Как глубоко мы спустились и в каком направлении вел проход, кажется, не ведала даже всезнающая Псина. Своими бесконечными витками лестница могла сбить с толку кого угодно. Но неширокий коридор, предназначенный для спасения высших церковных чинов, тянулся прямо и не имел развилок. Так что ломать голову над тем, куда идти, нам не пришлось.

Дверей, что соединяли наш проход и тот, по которому шли дружины Гвирра, мы не видели. Но когда мы, отмахав уже приличное расстояние, вдруг наткнулись на свежие кровавые следы, оказалось, что такие двери существуют.

Следы эти начинались прямо у стены, а затем уходили дальше по коридору. Туда же, куда двигались мы.

– Тайный проход, – сделала вывод Псина, погладив ладонью каменную кладку, на которой также остались кровавые отпечатки чьих-то рук. – Кто-то сведущий о нем сбежал от хойделандеров, но они попортили-таки ему шкуру.

– Поаккуратнее тычь рукой в стену, – предостерег ее Баррелий. – А то ненароком нажмешь на что-нибудь, откроешь брешь, и тогда я не дам за наши шкуры ломаного цана.

– Об этом не волнуйся. Как открывается каменная дверь, я уже догадалась, – ответила канафирка. – Лучше беспокойся о том, на кого мы нарвемся впереди. Следы говорят, что из соседнего коридора сюда сбежал не один человек, а где-то полдюжины. Или больше.

– По крайней мере один из них должен уже истечь кровью, – рассудил кригариец, поднеся факел к размазанным по полу, багровым пятнам. – А, возможно, и не один. По меньшей мере двое из этих людей были серьезно ранены.

И мы отправились дальше, усилив бдительность. Но прошли немного, потому что вскоре уперлись в перегораживающую коридор стену. К счастью, не глухую – в ней наличествовала дверь. А в двери имелись врезные замки. Точнее, прежде имелись, а сейчас они валялись на полу, потому что кто-то вырубил их топором. Причем совсем недавно. Щепки вокруг были свежие и тоже испачканные кровью.

Через оставшиеся от замков дыры пробивался дрожащий факельный свет – за дверью явно кто-то был. И этот кто-то мог в свою очередь заметить через дыры нас, поскольку мы тоже несли факелы.

– Гасим огонь! – велела полушепотом Вездесущая. – Быстро, пока нас не обнаружили!

Совет был дельный, но он малость запоздал.

– Кто там?! Витцбург, это ты? – раздался из-за двери хриплый голос. Наша компания не орала и не топала, как островитяне, что, видимо, и убедило человека за дверью в том, что мы не враги.

Мы могли не отвечать, но в этом не было смысла, потому что о нашем приближении уже знали.

– М-м-м! М-м-м! – громко замычал ван Бьер, передавая мне свой факел и беря наизготовку бронзовую дубинку. Я удивленно посмотрел на него – что это с ним стряслось? Но тут же сообразил: да ведь он изображает из себя немого, желая узнать, как на это отреагируют за дверью.

– Витцбург! Хвала Фреймону! – обрадовались за нею. Не переспросили, а именно обрадовались, ничуть не удивившись «безъязыкому» ответу.

Дверь распахнулась, и в свете наших факелов пред нами предстал рослый белокудрый храмовник с толстой орденской цепью на шее. Но первое, что бросилось нам в глаза, это цвет его лица. Оно было неестественно багровым, как будто он только что вышел из жаркой бани. И еще у него не хватало половинки левого уха, что мы также сразу заметили.

Заметили и вмиг узнали того, кто вышел нам навстречу. Это был новый главный знаменосец тетрарха Гийом Кессарский. Он же – вождь фреймонистов и герой Тандерстада, убивший четырех язычников-кригарийцев…