Глава 11

Что тут началось! Один взмах мечом, и спокойствия в доме как не бывало!

Укоротив дворецкого на полголовы, Баррелий пнул его тело в стоящих за ним рабочих. Или, вернее, бывших рабочих. Едва они предъявили нам ультиматум, и инструменты в их руках превратились в оружие.

Впрочем, это неважно. Главное, они поздновато спохватились. Врезавшийся в них труп повалил на ступеньки трех из шести головорезов. И они с воплями закувыркались вниз, размазывая по лестнице кровь падающего с ними Гульена.

Устоявшая на ногах троица тоже заорала и тотчас атаковала монаха. Хотя нет, это все же была контратака, ибо он напал первым. Пронзив ближайшему врагу насквозь шею, кригариец выдернул клинок и сей же миг впечатал набалдашник меча в висок громилы, что подскочил с другого бока. Впечатал от души. В черепе противника образовалась вмятина, а его правый глаз выскочил из глазницы и повис на тонкой жилке. Крик громилы оборвался, и он застыл на месте с раззявленным ртом и занесенным для удара топором. Который Баррелий ловко поймал за топорище и вырвал из вражеских рук.

Вырвал – и сразу распрощался с трофеем, когда на ван Бьера налетел третий головорез. Им оказался тот самый Винни, что позвал дворецкого вниз по якобы неотложному делу. Парень был еще молод, и не чуждый милосердия кригариец мог бы просто оглушить его, а не убивать. Но Винни не повезло. Зарубивший одного за другим трех человек, Баррелий не стал разбираться, кто из них заслужил смерть, а кто нет.

Парировав молот Винни, монах резанул «эфимцем» по черенку и заодно отсек противнику несколько пальцев. Но тот не успел ни почувствовать боль, ни даже испугаться. Прежде чем Винни закричал, кригариец раскроил ему череп топором, а затем столкнул его с лестницы также, как Гульена.

– Назад, парень! – Баррелий схватил меня за плечо и отпихнул к Таврию. Я врезался в курсора, но он не обратил на меня внимания. Безоружный, он стоял и хлопал глазами, не зная, что делать. Я был напуган не меньше его, но все-таки вспомнил о своем оружии. И, выхватив кинжал, приготовился защищаться.

Между тем промежуточная победа ван Бьера дала ему короткую фору. Снизу к лестнице сбегались другие обитатели дома, да и на втором этаже противников хватало. У нас был один путь к отступлению – коридор и комната, где Баррелий и священник только что совещались с глазу на глаз. Но перед тем, как туда бежать, кригариец немного усложнил врагам задачу.

Четыре валяющихся на неширокой лестнице трупа задержали головорезов с первого этажа. Вдобавок монах обрушил им навстречу две каменные урны, что стояли на верхней площадке. Каждая из урн весила немало. Едва они загромыхали по ступеням, и толпа у подножия лестницы бросилась врассыпную. А трое уже бегущих по ней врагов сиганули через перила вниз, испугавшись, как бы им не переломало кости.

Чтобы задержать толпу на втором этаже, тоже понадобились кое-какие усилия. Подскочив к пирамидам из мебели, которую вынесли из гостиной и расставили повсюду, ван Бьер развалил их. И когда авангард «плотников» выскочил в коридор, он наткнулся на заторы. Само собой, преодолимые. Вот только за заторами охотников за нашими головами поджидал кригариец, а это уже серьезно осложняло дело.

– Парень! Святой сир! – крикнул он мне и Таврию, готовясь ко встрече с врагом. – Хватайте что-нибудь и высаживайте ставни в комнате! И уж постарайтесь – долго мне не продержаться!

Установленные на окнах ставни оберегали дом от солнца и от воров, что могли влезть снаружи. Но сейчас эта защита работала против нас. Распахнуть обитые железом, толстые деревянные створы не представлялось возможным, ибо у нас не было ключа от их навесного замка. Оставался один выход: выломать их.

Мои инструменты тут не годились. Замок был большой и требовал длинный лом, а у меня в торбе лежал только короткий. На отмычки ван Бьера тоже уповать не стоило – он провозился бы с ними слишком долго. Однако в комнате нашлись тяжелые вещи, пригодные для тарана. Наш с Таврием выбор пал на статую полуобнаженной женщины, закрепленную на массивном постаменте. Поднять ее в одиночку ни я, ни курсор не смогли бы, но вдвоем это было выполнимо. К тому же мы догадались, хотя оба мало что смыслили в осадной науке: лучше дружно бить одним тяжелым тараном, чем порознь двумя легкими.

Вот так, сам того не желая, я стал напарником человека, которого еще вчера счел бы злейшим врагом. Долбить решетку приходилось в дикой спешке, вдобавок ни я, ни курсор не отличались силенкой. Увы, на подмогу кригарийца рассчитывать не приходилось – он был настолько занят, что не мог отвлечься ни на мгновение.

Все-таки в доме работали не обычные плотники. Обычные, увидев, как ван Бьер пустил кровь нескольким из них, дрогнули бы и зареклись с ним связываться. Но местная бригада лишь притворялась трудягами. Баррелий верно учуял: это были воины, добывающие материал для постройки укрепления. А иначе как объяснить, что смерть товарищей их не напугала, а еще больше разъярила?

В руках этих головорезов было уже настоящее оружие, а не плотницкий инструмент. Хотя первые дорвавшиеся до кригарийца враги, очевидно, еще не поняли с кем имеют дело, поскольку атаковали его безрассудно и вразнобой.

Первый храбрец, вскочив на перегораживающий коридор, широкий стол, хотел ударить мечом прямо с преграды. Но едва он замахнулся, как ван Бьер двинул по столу ногой, и противник зашатался, стараясь удержать равновесие. Которое он все-таки не удержал, когда монах перерубил ему лодыжку. А после спихнул истошно заоравшего раненого со стола прямо на его соратников. И в назидание, и чтобы он мешался у них под ногами.

Вскоре число раненых и трупов перед заслоном выросло. Туда же упал, истекая кровью, рослый канафирец. Баррелий всадил ему клинок в пах, когда он тоже хотел перепрыгнуть через стол. За канафирцем последовал бородач с секирой. Его отрубленное предплечье упало по эту сторону преграды, а сам он забился в агонии по другую. А поверх бородача рухнул мордатый копейщик. Уклонившись от его выпада, монах поймал его за волосы, дернул на себя и всадил ему меч под дых по самую рукоять. А напоследок отобрал у него копье, когда он, хрипя и изрыгая кровь, повалился навзничь.

Далее настал черед лихого рубаки с двумя короткими саблями. Завидев, что стало со всеми желающими перепрыгнуть заслон, этот враг решил его обойти. Выгадав момент, когда ван Бьер сцепился с копейщиком, рубака стал протискиваться между столом и стеной. Только он не учел, как быстро погибнет его соратник. Рванувшись изо всех сил, он тем не менее опоздал. Баррелий саданул ему древком трофейного оружия в лицо, а затем метнул копье в очередного врага.

Кригариец был правша, но в драке с равным успехом владел обеими руками. Головорез, которому предназначалось копье, не успел увернуться. Оно вонзилось ему в живот и он присоединился к другим раненым и умирающим, что корчились перед столом.

Получивший древком по морде рубака дернулся было вновь, да тщетно. Ухватившись за столешницу, ван Бьер припер его столом к стене. После чего он еще мог размахивать саблями, но уже не мог сойти с места.

Баррелий не стал устраивать с ним фехтование, а вырвал из лежащей на полу, отрубленной руки секиру и с размаху саданул ею по обездвиженной цели. От такого орудия рубака своими сабельками не отмахнулся. Секира пробила его защиту и вонзилась ему в плечо по самый обух. Да там и осталась, потому что монах не стал ее выдергивать. Вместо этого он вернул стол на середину прохода и приготовился распотрошить нового врага.

Но нападения прекратились. Эта резня остудила-таки пыл рвущихся в бой хозяев. Вопли боли и новые агонизирующие жертвы кригарийского меча натолкнули головорезов на правильный вывод.

– Это кригариец! Здесь кригариец! – расслышали мы с Таврием крики, донесшиеся из коридора. – Нет, не наш! Другой! Копья! Копья и арбалеты сюда, живей! И щиты! Щиты тоже несите! Смерть поганому кригарийцу! Смерть язычнику!

– А ну идите к папочке и деритесь, вы, шлюхины дети! – ответствовал им рык ван Бьера. – Или что, я вырезал среди вас всех героев?!

– Давай-ка поднажмем, дитя мое! Время дорого! – велел курсор. Крики отвлекли меня, и мы сбились из ритма, в котором таранили ставни.

Обливаясь потом и дрожа от волнения, мы вернулись к работе. Однако продвигалась она чересчур медленно. Те, кто укреплял в доме окна, потрудились на совесть. Под нашими ударами ставни ходили ходуном, одно из четырех креплений разболталось и дребезжало, но три других оставались непоколебимыми. А каждый наш новый удар был слабее предыдущего, ведь раскачивая тяжелый таран, мы все больше уставали. Да и выносливость кригарийца была не бесконечной. Разве что сейчас враги дали ему передышку, а мы не имели на нее права.

– Хотите жить – долбите сильнее, Гном бы вас побрал! – прикрикнул на нас Баррелий, заглянув в комнату и узнав, как продвигаются дела.

– Не бого… хульствуй! – кряхтя от натуги, осудил его Таврий. – Делаем… что можем!

– Этого мало! – отрезал ван Бьер. – Похоже, вам не терпится распрощаться с жизнями, раз еле-еле копошитесь. Бейте резче! И – р-раз! И – два! Большая Небесная Задница, какие же вы рохли!

– Кому сказано… не богохульствуй! – повторил курсор. – Не гневи бога… язычник!

Удивительно, неужели его и впрямь волновало в этот момент какое-то богохульство?

– Вы слыхали: твари за дверью тоже назвали меня язычником, – мрачно усмехнулся Пивной Бочонок. – Не иначе, они верят, что бог на их стороне, а не на вашей. С чего бы вдруг, святой сир? Ладно, не отвечайте, берегите дыхание. И – р-раз! И – два!

Я хотел было крикнуть, чтобы он не трепал почем зря языком, а все-таки попробовал вскрыть замок отмычкой, но в этот момент передышка монаха завершилась.

Судя по возобновившимся крикам и грохоту, хозяева пошли в новую атаку. На этот раз – под прикрытием копий, щитов и арбалетов.

Так и было. Оставшиеся противники перекрыли щитами коридор, ощетинились копьями и шаг за шагом продвигались вперед. Когда строй подходил к очередному завалу, передние ряды бойцов расступались, и те, что шли сзади, утаскивали баграми с дороги разбросанную мебель. После чего щиты вновь смыкались, и воинство продолжало наступление.

Баррелий хотел оценить угрозу, но кто-то во вражеском строю внимательно за ним приглядывал. Едва монах выглянул в коридор, как из-за щитов высунулись и дали залп арбалетчики. Несколько болтов воткнулись в косяк, остальные врезались под углом в стену и, отскочив, пролетели мимо двери.

– Косоглазые бестолочи! – крикнул им успевший скрыться от стрел монах. Но дважды проверять стрелков на меткость не рискнул. Вместо этого огляделся, а затем уронил на бок стол, оценил крепость столешницы и, обломав ножки, тоже соорудил себе щит. Но выносить его в коридор не стал, а завалил поперек дверного проема шкаф и занял оборону за ним.

Плохо, что в комнате не было двери. Но ее проем все равно был гораздо уже коридора, и врагам придется менять тактику, когда они до нас доберутся. Конечно, ван Бьер сдержит их натиск еще какое-то время, а вот что будет потом… Думать об этом уже не хотелось.

Загрузка...