Тринадцатая книга

Рассказ Форса

– Когда-то, очень давно, как раз в то время, когда была написана Черная книга, в одном из селений на нашей планете жила семья: мать и двенадцать дочерей, – через некоторое время, вдоволь намолчавшись, начал свой рассказ барон. – Мать была очень хорошей женщиной, доброй, отзывчивой. И хотя она одна растила двенадцать дочерей, всегда приходила на помощь другим, когда видела человека, попавшего в беду.

– А где же был ее муж? – неожиданно спросила Форса до этого молчавшая Ольга.

Барон с укоризною посмотрел на девушку:

– Только молодость и незнание извиняют вас, прекрасная незнакомка, этот вопрос. По законам жанра, нельзя перебивать в самом начале рассказа. Это может навлечь беду и на самого рассказчика, и на того человека, кто его перебивает (Ольга, опустив глаза, прижавшись плечом к Стасу, смущенно замолчала), а Форс, что-то обдумав, продолжил:

– Ее муж, когда старшей из дочерей исполнилось тринадцать лет, однажды ушел на охоту и больше не вернулся. Напрасно бедная женщина ждала вечером мужа. Дочки остались сиротами. Люди говорили, что он связался с кем-то из нашего народа и загулял, но вы этому не верьте. Скорее всего, он погиб во время охоты на медведя. Трудно было, конечно, женщине растить одной дочерей, но она со своей задачей справилась – дочери выросли трудолюбивыми, добрыми и просто красавицами. Все мужчины в селении с тоской в глазах посматривали на них. Но девушки были хорошо воспитаны и даже повода не давали для сплетен. Но вы же знаете женщин… Они ведь такие ревнивые создания. Соседки стали завидовать сестрам, наговаривать на них, а одна из них, съедаемая черной завистью, обратилась к проклятой Книге… И однажды, после ужина, старшая из дочерей почувствовала недомогание: ее тело скрутила судорога, застучало в бешеной скачке сердце, жар сначала иссушил губы, а затем, поселившись где-то в глубинах души, изводил девушку все усиливающейся жаждой. Она впала в беспамятство и только о чем-то шептала, но ни мать, ни сестры помочь ей не могли. Нельзя было передать горе матери – она всю ночь просидела около постели больной, надеясь на лучшее. Но к утру девушке стало еще хуже, ее было просто не узнать. Из цветущей красавицы она превратилась в черную, сморщенную старуху с безумно горящими глазами.

К вечеру заболела еще одна сестра. Симптомы болезни были те же, что и у старшей. К утру и эта сестра стала похожа на страшилище. А мать за ночь стала совершенно седой. Но это еще не все… В ближайшие десять дней заболели остальные сестры. Мать от горя и усталости сходила с ума. И на тринадцатый день, когда заболела ее старшая дочь, в их деревню пришел бродячий лекарь. «На счастье», – подумала тогда женщина. Она узнала от соседей о доме, где он остановился. Ее не хотели пускать в дом, боясь заразы. Но материнское сердце разбило все преграды. И вот она уже на коленях умоляет лекаря вылечить дочерей. А лекарь, этот чужой остроносый чернобородый человек, выслушав сбивчивую речь женщины, долго не соглашается. Но все же, тронутый мольбами матери (по крайней мере, так показалось самой женщине и хозяевам дома), он кивнул:

– Хорошо. Я согласен. Веди меня в свой дом.

Мать птицей полетела к своим дочерям. Следом, подымая пыль тяжелыми сапогами, вышагивал чужеземец. Придя в дом бедной женщины, он долго присматривался к болезни ее дочерей и, в конце концов, сказал:

– Твои дети очень тяжело больны. И вылечить их почти невозможно, а тем более, вернуть им былую красоту.

Мать, услышав эти слова, от горя обхватила руками свое исхудавшее за две недели лицо. Лекарь, бросив на нее быстрый взгляд, продолжил:

– Я сказал, почти невозможно… – и, заметив в глазах женщины, мгновенно оторвавшей ладони от лица, надежду, добавил, направив свой длинный палец в ее сторону. – Но это зависит только от тебя.

– Да, я на все согласна, даже на смерть. Лишь бы только мои дочери были живы, – закричала, рыдая, мать.

– Твоя жизнь никому не нужна, – продолжал лекарь.

Женщина смотрела на него, не отрывая глаз. А чужеземец снял с плеча свою тощую дорожную сумку, развязал ее и выложил на стол Черную книгу, ласково вытер с нее дорожную пыль, открыл.

– Болезнь на твоих дочерей навели злые люди с помощью заговоров из этой книги. Отговорить их можно было только в течение суток. Теперь уже поздно. Но книге можно послужить, и тогда она смилуется и дарует твоим дочерям здоровье и красоту.

У матери защемило сердце. Она никогда и слова плохого не бросала в сторону даже самого нехорошего человека.

– Это злая книга. Я слышала о ней, поэтому ничего плохого я делать не буду…

Лекарь очень легко воспринял ее отказ:

– Очень даже хорошо, – тихо сказал он, кладя книгу в мешок. И больше ни слова не сказал. И только у порога он добавил, даже не глядя в сторону притихшей матери: – Я бы вам посоветовал готовиться к похоронам. Завтра, послезавтра и… – и вышел.

Женщина догнала его на углу деревенской улицы и остановила словами, полными безысходности:

– Я согласна.

Досказав до этого места, Форс надолго замолчал. И никто не прерывал молчание глупыми вопросами. Но Малевич как всегда был нетерпелив. Не выдержав молчания, он положил руку на плечо барона:

– И это все?

Барон отрицательно помотал головой:

– С тех пор дочери и мать живут на острове Двенадцати холмов и служат Черной книге – разносят по свету болезни и смерть. Они по-прежнему очень красивы – но только на острове да еще при первой встрече с выбранным ими человеком. Обычно мать выбирает нужного ей человека и посылает к нему одну из своих дочерей, а иногда и сразу двух. И после этого почти каждый человек тяжело заболевает, а бывает, что и умирает. Не сразу, конечно, а через какое-то время.

– А как же ваш зять, побывав у них на острове, остался жив?

– Один раз в году дочери и мать устраивают себе праздник – день, когда с помощью книги им пришло выздоровление. Именно в этот день они приглашают к себе музыкантов, певцов, акробатов и веселятся. Никто из приглашенных отказать им не может. Отказ означает смерть. Поэтому все всегда согласны.

– А как же они попадают на этот остров?

– Этого я вам рассказать не могу. По словам зятя, когда перед ним появилась красивая девушка и пригласила на остров Двенадцати холмов, он, онемев, успел только кивнуть головой и в тот же момент оказался на острове среди других приглашенных.

– А, может, барон знает, сколько времени им нужно служить Черной книге?

Форс удивленно пожал плечами и посмотрел на Малевича, мол, что за глупый вопрос.

– Пока будет жизнь на земле, – ответил он, поднявшись с ковра, на котором они сидели, и добавил. – Пойду, посмотрю, готов ли стол.

– А почему барон так и не назвал имя матери и дочерей? – обращаясь скорее к самому себе, чем к своим спутникам, спросил Валентин Валентинович.

На его удивление тут же был дан ответ. Чуть ли не шепотом говорил Сава:

– Считается плохой приметой упоминать их имена. Они не любят, когда о них говорят люди. У нас в крепости их называют женщинами с Холмов…

А вскоре начался свадебный пир. Дочь барона была действительно очень красива, да и зять тоже был умница. Когда гости уже хорошо наелись и напились, уже был поздний вечер. Рос взял в руки гитару и начал петь вместе со своей молодой женой. Это было бесподобно. Звездное небо в честь каждой их песни салютовало им звездопадом. Откуда-то из чащи леса ветер приносил таинственный шепот. А люди, слушавшие молодоженов в кругу костров, поотбивали ладони, выражая свое восхищение. А затем были танцы. Веселились все: и народ ветра, и Сава со своими стражниками, Калина, Валентин Валентинович, Малевич (он вспомнил годы, проведенные им в должности участкового в деревне), Сергей… Только одна парочка не разлучалась ни на минуту. Это были, как вы уже догадались, Стас и Ольга. Они смотрели, не отрываясь, друг на друга влюбленными, поблескивающими в свете костров, глазами, и ощущали, что это их праздник, это их свадьба…