— Мы не дадим увести транспорты, перетопим их, и Того это прекрасно понимает. Потому и сражается так храбро, но это отчаяние обреченных. Выбора нет у моего японского друга, они зарвались, высаживая десанты у Бицзыво и Дагушаня. И теперь приходится выбирать, что важнее — флот или дивизии. Сохранить то и то сразу не выйдет, тут Алексей Николаевич полностью прав в своих вывода…
Алексеев прикусил язык, не договорив — корабль в тринадцать тысяч тонн водоизмещения сильно встряхнуло, будто таз с мокрым бельем по которому пнули со всей дури. Таковы последствия от попадания в броневой пояс с разрывом, но без пробития плит в десять дюймов толщины. «Цесаревич» не зря был выбран флагманом — в него французы воплотили все свои достижения. Два пояса от штевня до штевня полностью прикрывали корабль, причем верхний в центре был в солидные восемь дюймов, к оконечностям уже в шесть — больше, чем на английских кораблях данного типа. Две броневых палубы, противоторпедная переборка, которая очень помогла в первую ночь войны. Артиллерия главного и среднего калибра помещена в двух орудийные башни, отлично защищенные, так как барбеты и боевая рубка. Это был действительно сильнейший корабль не только эскадры, но и всего русского флота, и только построенный в САСШ «Ретвизан» мог соперничать с ним, уступая по одним характеристикам, и чуть превосходя по другим.
При мысли об «американском» броненосце, Евгений Иванович всмотрелся вперед, где шло сражение между отрядами Макарова и Камимуры — в этот момент оба отряда чуть отвернули друг от друга, и в этот момент он смог рассмотреть противоборствующие корабли.
«Пересвет» был явно поврежден, на нем полыхали два небольших пожара. Но продолжал стрелять по противнику полными залпами, значит, боеспособность нисколько не уменьшилась. Следующая за ним «Победа», казалось, вообще не пострадала, как и концевой «Ретвизан» — корабли посылали залп за залпом в японские крейсера. Идущий третьим в строю «Рюрик» выглядел плохо — горел, и пожары разрастались. Да оно и понятно, как минимум два «асамоида» избивали «князя», причем почти безнаказанно. Вот это и есть численный перевес, когда шестеро против четверых…
— Есть! Каков молодец Шенснович! Теперь их пятеро — «Асаму» или «Токиву» вышибли! Выкатилась из строя!
Алексеев буквально впился взглядом, благо мощная оптика у бинокля, во вражеский корабль, предпоследний в строю. Понятно, что по нему стрелял «Ретвизан», и его двадцатипудовым снарядам противостоять семидюймовая английская броня не смогла — в кормовых казематах полыхал огонь, над ними вспух черный клуб дыма, который медленно развеялся в воздухе, и предстала поразительная картина. Бронировка казематов исчезла, как и сами находящиеся внутри шестидюймовые пушки, тяжелые плиты буквально выдернула чья-то исполинская мощь.
— Надо же, удивительно крепкий корабль, другой бы разнесло в клочья, а этот стрелять продолжает. Умеют англичане…
Договорить великий князь Кирилл Владимирович не успел. Но и так было понятно, что на английских верфях строят добротные корабли. но так и французы использовали собственную броню, но закалки Круппа — по рубке «Цесаревича» прошел звон, даже уши заболели, но разрыв шестидюймового фугаса был безвредным. Даже двенадцатидюймовый снаряд вряд ли бы пробил десятидюймовую броню, если только не с десяти кабельтовых — но сейчас бой шел на тридцати двух, не ближе, но и не дальше, и дистанция медленно сокращалась. И будет еще уменьшаться — Эллиоты близко, а там транспорты, десятка полтора, самая желанная цель. И хотя у островов уже кипит бой между крейсерами, прорыв русских броненосцев для японцев несет смертельную угрозу. Именно такого боя и добивался Макаров — на ближних дистанциях, когда противник не будет иметь возможности разорвать ее, прикованный к охранению. И момент для этого выбрал самый удачный — когда с берега стали увозить войска.
— Вы заметили, ваше высокопревосходительство, что японцы стараются не выбрать себе противника, а пытаются вести огонь согласованно. У нас по концевому «Петропавловску», хотя флагман «Цесаревич», и по нам стреляет только одна «Микаса» — вроде как дуэль.
— Ничего странного, Вильгельм Карлович — прошлый бой «Петропавловск» был «моим флагманом», и самураям это хорошо известно по фотографиям в газетах. Вот и стараются сейчас, а мы обманули их. Странно, что средние броненосцы опять так ведут огонь — четыре быстрых залпа и долгая пауза, потом снова разворот башни. Видимо, с подачей что-то намудрили.
Действительно, стрельба двух первых японских броненосцев, построенных по «цитадельной схеме», порядком озадачивала, но уже не удивляла. Ведь как ни странно, то у одного, то у второго корабля появлялись перерывы, в который ответный огонь главным калибром вели четыре русских корабля против трех японских. А это давало ощутимый перевес, бой шел уже не на равных. Можно хорошо представить, чтобы сейчас происходило, не утопи «Страшный» один броненосец, и не подорвись на мине второй. Пришлось бы плохо, и без сомнения японцы полностью сняли бы дивизии с плацдарма, но скорее всего, высадили бы еще одну армию, и вот тогда Сибирским корпусам пришлось бы плохо. А так все вон как повернулось удачно, недаром во всех газетах мира написали про «черную пятницу» японского флота.
— На «Пересвете» спустили адмиральский флаг, — рядом пискнул великий князь Кирилл Владимирович, и Алексеев вздрогнул, посмотрел в бинокль, и через десяток секунд расслабился — напряжение схлынуло. В сердцах бросил, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на мудреную «морскую терминологию», хотя очень хотелось, слова прямо ложились на язык.
— Флаг сбит, его не спустили. Иначе бы подняли сигнал — «адмирал передает командование». Только и всего, нужно было внимательно смотреть и не делать скоропалительных выводов!
И хотя Алексеев говорил так, будто не обращался ни к кому, но великий князь покрылся багрянцем и только чуть склонил голову — возражать наместнику за «фитиль» он не хотел, признавая свою неправоту молча. Этого было достаточно, и наместник снова принялся смотреть за боем. А он протекал весьма ожесточенно — у самых островов сошлись крейсера. Вот только вице-адмиралу Безобразову пока не удавалось переломить схватку в свою пользу — сильно мешали «гарибальдийцы».
Эти небольшие броненосные крейсера были буквально прикрыты броней, как рыцарь латами. Ихотя толщина главного пояса не превышала шести дюймов, но этого было вполне достаточно, чтобы держать удар 152 мм снарядов, основного оружия русских крейсеров. А восьмидюймовых пушек было мало, всего шесть стволов, но столько же было на «итальянцах», плюс убийственная десятидюймовая пушка в носовой башне «Кассуги», против которой могла выстоять только поясная броня «Баяна» — но вражеский крейсер стрелял по «России», и той приходилось туго. Да еще на каждом из «гарибальдийцев» в бортовом залпе семь 152 мм орудий, а у русских крейсеров высокий небронированный борт, представлявший прекрасную мишень, за которым все конструкции разрушались, возникали пожары.
— Да, Зиновий Петрович, век вам «благодарны» будем, — Алексеев мысленно обматерил начальника МГШ за все «хорошее», что тот сотворил. И за то, что тот отказался от покупки этих небольших броненосцев, что очень пригодились бы в войне с японцами. И за то, что «придержал» на пути «Ослябю» с «Авророй», а ведь те могли бы успеть, если бы не дурацкие приказы из-под петербургского «шпица», исходящие от Зиновия. Вот только додумать не успел, как рядом раздался громкий вскрик.
— «Петропавловск»! О боже…
В голосе великого князя Кирилла Владимировича прозвучал нескрываемый ужас, да такой, что наместник не просто оцепенел — окаменел…
У каждого корабля своя судьба, но если она связана с адмиралом, на которого все надежды, то становится по настоящему горько. Недаром матросы в сердцах говорили, что «бог с ним, с броненосцем, можно и два потерять, лишь бы адмирал Макаров остался в живых»…