Требухашка

Глава 14

1.

Город вальсирует. Меня шатает, как неопытного матроса на палубе во время шторма. Небо кружится вокруг, словно синий плащ: то оно под ногами, то наверху, то сбоку. Стараюсь отдышаться и удержать равновесие. Сейчас мне всё равно, куда я иду и как выгляжу.

Ноги ведут сами. Мозг работает отдельно, пытаясь справиться с кошмаром, в который нормальный человек не может поверить. Порталы, спускающиеся с небес. Крылатые монстры. Баскетболисты в широкополых шляпах, без лица, но с крыльями.

Делаю усилие над собой и останавливаюсь. Зубы скрипят от напряжения, тело рвётся в бой, ноги хотят шагать, но я упёрся по-бычьи и сопротивляюсь изо всех сил. Это моё тело, и я буду им командовать. Мир вокруг крутится всё быстрее и быстрее: дома скачут, приседая и поднимаясь, машины то гудят, то пищат вдалеке, птицы пикируют сверху в асфальт и снова бросаются в небо. Меня магнитом тянет назад, спину выкручивает, и я падаю, не удержавшись в строю. Желудок опорожняется, выбрасывая наружу всё, что он считает лишним. Ливень из горла длится вечность, но даже вечность когда-нибудь заканчивается. Сразу становится легче, и я отползаю в сторону от последствий рвоты. Люди проходят мимо, как тени: не останавливаются, не спрашивают, в чём дело, и не предлагают помощь. Равнодушие — главный порок нашего города, а может, и нации в целом. Если я сейчас загнусь, то приедут люди, заметут метёлкой на совочек и выкинут в ближайший мусорный бак. «И никто не узнает, где могилка его».

А ведь стало легче, когда содержимое желудка вылилось на тротуар. Звуки стали чище, воздух — свежее, а люди уже на людей похожи, а не на вампиров из аниме. Вот в такие моменты хочется закурить — говорят, это расслабляет. Ещё пошатываясь, как после болезни, бреду по улице. Справа начался парк, по левую сторону — дома и магазинчики. Ближе всего ларёк, и очень хочется кофе. Аромат манит к себе, и я иду, как зомби на запах свежих мозгов. Останавливаюсь у киоска и обыскиваю карманы в поисках мелочи. Только нунчаки, которые, кстати, носить с собой по улице запрещено. Как меня ещё полицейские не взяли — удивляюсь. Точно: «равнодушный город».

— Эй, ты, как там тебя! Миша-малыш.

Оборачиваюсь и вижу пузача с усами в козацком стиле. Шеф. Как его там по имени отчеству?

— Слушай, а ты разве не должен быть на работе? Там Толик не справляется, машина приехала, она сама себя не разгрузит.

Он разглядывает меня и ждет ответа, а я смотрю на маленькие полупрозрачные крылья, которые растут у него из спины.

— Алё? Ты на работу идёшь или как?

Под порывом ветра одно крыло складывается пополам и трещит сопротивляясь. Спазм в желудке скрючивает меня пополам, и я хватаюсь за стену киоска для равновесия. Изо рта некрасиво булькает.

— Ясно, — говорит мой бывший работодатель и кривит лицо в презрительной улыбке. — Наркоман. Очень жаль. Я думал ты не такой как остальные.

Он уходит, а у меня даже нет сил его остановить. И нет денег на кофе.

***

Город изменился. Что-то не так. Пока я бреду домой то смотрю на прохожих украдкой. Не знаю что со мной, но я вижу крылья. Не все прошедшие рядом обладают перьями, но многие. Вон пробежала стайка пацанов — обычные дети и никаких уродств. Вон парочка влюбленных на скамейке в парке — у него есть придатки, хоть и маленькие, а девушка чиста. Вон едет доставщик продуктов с фирменной сумкой и маленькие, как у бабочки крылья пыхтят, стараясь ему помочь набрать скорость. Вон безногий ветеран на мото-коляске — крылья у него огромные, но мёртвые, волочатся за ним по дороге как парашют.

Я устал. Нужно добраться домой и поспать пару суток и тогда все пройдёт. Прошедшее окажется обычным кошмарным сном, ангелы превратятся в людей, а крылья исчезнут. Требухашка оживет — порталы закроются, кошмары прекратятся, ага.

У подъезда меня уже ждут. Трое. Сосед и двое собутыльников. Они расселились на скамеечке, которая предназначена для бабушек — сплетниц, или прогуливающих уроки школьников. Алкашня обычно ищет другие места, подальше от глаз.

Чуйка меня никогда не подводит и сейчас она воет сиреной. Сосед клюет семечки и плюёт под ноги, братва напряглась и смотрит на меня. Я замер пытаясь собраться с силами и хотя бы вступить на территорию врага с прямой спиной. «Помятые» ждут.

Я икаю и, стараясь не шататься, иду мимо — получается не очень.

— Слышь, — хрипит сосед, — я тебе замок вставил, а ты мне по морде. Не хорошо. Ещё и телевизор сломал.

Крылья у него серые, с бледно розовыми прожилками. У собутыльников черные и размером поменьше.

— Не понимаю о чем ты говоришь, — подмигиваю «вахтеру» которому я точно врезал и медленно иду к подъезду.

— Э-э-э, — тупит сосед, и я вижу на стене дома, как встают тени за спиной. Особенно хорошо видны тени от крыльев. Только не ускорять шаг. Не показывать страх. Даже полумертвая собака которая ползет на перебитых лапах и грозно рычит на окруживших её волков внушает страх, и огромные хищники не решаются напасть первыми. А здесь всего лишь алкаши.

Я уже взялся за ручку двери, когда на плечо ложится рука. Меня оттаскивают назад и бросают на землю под кустом. Потом долго-долго пыхтя бьют ногами стараясь попасть по самым больным местам. Тут главное защитить «батарейки», иначе корчиться в травке буду полдня.

Надолго сил у алкашей не хватает и когда дверь подъезда открывается они прикрывают меня спинами и закуривают. Семейка с третьего выходит стараясь не смотреть в нашу сторону. Я лежу, пересчитывая зубы языком и вставать не хочется. На ладонь забралась букашка и прочесывает местность в поисках хоть чего-то понятного или вкусного.

— Что это с ним? Улыбается, как блаженный.

— Мало дали, давай еще добавим.

— Успакойся, ты. Пошли отсюда.

— Давай я добавлю.

— Слышь, пошли, я сказал.

Они поспешно уходят, даже встать не помогли, а я разглядываю божью коровку на ладони.

«Божья коровка полети на небо. Дай нам хлеба. Там на небе детки кушают конфетки».

2.

Город изменился. Я почувствовал это не сразу. Атмосфера даст о себе знать чуть позже, а сейчас я поднимаюсь с колен.

Отряхиваюсь, прихожу в себя и дую на божью коровку. Малявка наконец-то улетает и пропадает из вида. Я ведь мог достать оружие и вырубить троих, но не решился. Сейчас бы взять что-то потяжелее и догнать алкашей, но нет сил. Будем считать один — один. В расчёте. В конце концов, я первый начал.

Пошатываясь, иду домой. Закрываюсь на все замки, шкурку Требухашки кидаю в мусорное ведро и заваливаюсь на кровать. Сон почему-то не приходит, несмотря на усталость меня мучают мысли о совести, культуре и этике. Ворочаюсь с боку на бок — потом встаю и возвращаюсь на кухню. Роюсь в мусорном бачке и достаю шкурку, которая спряталась на дне. Отряхиваю и кладу на пол, под батареей, там, где Требухашка иногда сидел. Достаточно уважительно? Теперь можно и поспать.

***

Нет сна. Нет ничего. Подсознательно я ждал ещё одного видения, очередной подсказки. Но пришла только чернота и ночь, ничего более. Угрюмая злая тишина. Обычно люди во сне отдыхают — я страшно замучился, ворочался с боку на бок и звал маму, пусть включит солнышко.

Кода я проснулся темнота не ушла, и только грохот усилился. Странный грохот, будто в дверь кулаками лупят. Я открыл глаза.

За окном опять темнота — опять ночь. Я проспал весь день, уже как вампир хожу только по ночам — днем сплю в гробу.

Бах- Бах -Бах!

«Открывай, бля!»

Это ко мне. Протираю глаза и пытаюсь сообразить, что происходит. В дверь продолжают стучать, сопровождая грохот ругательствами. Еще немного и вышибут с таким усердием. Поднимаюсь и включаю свет в комнате.

«Есть он дома! Я же говорил! Свет включил! Слышь, дверь открой, сосунок! Не бойся, не обижу!»

Опять «избивают» дверь, уже вдвоем. Ну ладно. Достаю нунчаки, быстро одеваюсь и иду к двери. Удар по одной башке — перелом черепа, хорошо попасть второму по виску — труп, третий убежит сам и первым делом вызовет полицию. Кто будет виноват в итоге?

«Слышь, не боись! Нам только поговорить!»

Соседи напились, хотят подраться, не убивать же их? Нормальное желание для дебила поиздеваться над кем-то. Прощаюсь с моими деревянными дружками и прячу их под кроватью. В дверь перестали колотить — прислушиваются.

Не даю себе больше думать и вылетаю в прихожую. Клацаю замками и слышу радостные вопли.

Резко распахиваю двери, и первый же удар ногой приходится в живот любимому соседу, который хотел войти первым и так удобно стоял. Сосед охает и скручивается буковкой «Г». Не даю им опомниться и выскакиваю в коридор.

Когда-то меня учили драться в общаге. Познакомился я там с одним бешеным старшекурсником, который прожить без драки и без водки не мог ни дня. Сначала водка — потом красные глаза в поисках жертвы и следом обязательно драка. Он выходил «сам на сам», и один против двоих, и против троих даже. Один раз нарвался на очень большую толпу, которые ещё и ментами оказались — в больничке потом месяц лежал, но не отступил.

Так вот он мне и объяснил, почему всегда кричит не своим голосом во время драки и бросается первым. Это эффект неожиданности, никто не ожидает неадекватного поведения — обычно просто толкаются: «а поговорить», посылают друг друга и могут даже разойтись не решившись начать. Он говорил мне, что начинать нужно первым — всегда. За тобой будет преимущество, первые удары, противник будет ошеломлен, многие пугаются и уже морально проигрывают вначале схватки. Одни плюсы. А чем громче кричать, тем больше ты дезориентируешь противника.

«Ты думаешь я ничего не соображаю? Кричу, „ля“, и на стенки лезу потому что дебил? Я контролирую каждое свое действие, каждый свой удар. В голове у меня порядок, а бардак я устраиваю, чтобы сбить с толку дурака. Можешь плакать и бить, можешь орать, можешь головой колотиться о стенку, но внутри будь собран. Это всё комедия — ширма, пацан. И чем больше противников перед тобой, тем худшим дебилом будь».

Я запомнил его слова, но применять на деле тактику как-то стеснялся. Это стиль «пьяного мастера» какой-то.

— Чё, суки! Зарублю, на! Порешаю всех!

Я бросаюсь на второго человечка, трудно быть спокойным, когда ведешь себя как дебил и ладонью бью в челюсть справа. Не прекращаю верещать, как дурная баба и прессую его слабыми ударами, как могу. Сосед валяется у стены и смотрит круглыми глазами, на помощь собутыльнику не спешит.

Я хватаю жертву за грудки и вдыхаю вонь перегара, немытой кожи, нестираной одежды. Трясу придурка изо всех сил.

— Чё хотели от меня! Чё ты хотел, бля! Кто меня на улице избил, бля! Ты? Ты, (редиска, нехороший человек)

Дальше там такая серия мерзких ругательств пошла, что у самого ушные перепонки плавились от стыда, а мужик только краснел и стучал зубами.

— Где третий, ля! — отшвыриваю его на ступеньки и оборачиваюсь, хохоча. В глазах красные занавески то взлетают, то опускаются — с этим состоянием берсерка нужно быть поаккуратнее, а то из него можно и не выйти.

Сосед прижался к стене и изображает невидимку. Третий отступает и вытянул дрожащие руки вперед:

— Эй, парень. Успокойся. Ну, ты чё! Мы извиниться хотели. И вообще это он нам приказал.

— Э!

«Убиили!»

Я не сразу обратил внимание на крик, потому что был занят своими воплями, но сейчас он прорвался как лучик света в царстве тьмы.

«Люди!!!! Убииили!!»

— Людка, — сказал сосед, — с третьего. Кого убили?

Я уже бежал наверх, перепрыгивая через ступеньки. Тетя Люда, женщина лет пятидесяти, живет одиноко на третьем вместе со своим мужем дядей Мишей — электриком. Хорошие люди — спокойные, тихие. Миша мне помог с краном, когда из него струями вода начала валить, заливая пол. С тетей Людой я болтал иногда на скамеечке у подъезда и за лекарствами бегал. А недавно они вроде квартирантов взяли: строителей-гастарбайтеров.

Двери открыты, и я без стука вхожу. Здесь случилось нехорошее: весь пол в крови, а тетя Люда прислонилась спиной к холодильнику, и Мишка головой у нее на коленях лежит. Лицо белое как у мертвеца. Глаза закрыты, и нож из пуза торчит.

В комнате кто-то громко храпит, я заглядываю и вижу одного из квартирантов. Обоссаный, рука свешивается с кровати и пальцами вытирает пол. Пальцы в крови. На лице тоже кровь.

— Ни хрена себе, — я оборачиваюсь и вижу соседа, который осторожно входит в квартиру. Смотрит на меня косо, но решается подойти. — Слышь, а че тут случилось?

— Похоже, один из жильцов зарезал хозяина по пьяной лавочке и лёг спать.

В комнату врываются ещё люди: соседи снизу и сверху, начинается галдеж и беготня. Пытаются набрать полицию, но безрезультатно, трубку никто не берёт.

«Когда они нужны, нет никого!» — надрывается незнакомая женщина в бигудях и халате.

«Они перегружены — сообщает мужик, он вертит в руках статуэтку фарфоровую, которую взял с полки — У меня кум — полицейский, его домой не отпускают. Все будто с ума сошли: убийства, грабежи, изнасилования. Я детей на улицу не выпускаю на всякий случай. Слышали, у нас мужика перед подъездом избили?»

Он смотрит на меня и «ойкает», густо краснеет и извиняется. Народ крутится вокруг потерпевшей, забирают мужа и она воет безумно, когда её ведут на кровать. Безмолвный муж остаётся лежать на полу.

— Слышь, — говорит мне сосед еле слышно и оглядываясь, — я трезвею от такого беспредела. Боюсь жмуров.

— Идём. И своих возьми.

Я вхожу в соседнюю комнату, и когда сосед с приятелями присоединяются, показываю на убийцу.

— Нужно его связать. Только осторожно, он может быть невменяемым.

— Хорошо, — подтверждает сосед. — Только я не знаю как.

— Тогда двери закройте и охраняйте, чтобы он не вышел. Так даже лучше. Улики, следы, вся фигня. А я за полицией. Одноклассник там служит, может ускорит всё.

— Ты это, — сосед мнется и чешет затылок, — ну ты это. Не обижайся. Мы, того, перепили, я накрутил себе гадостей. Водка злая попалась.

— Понятно. Не бойся, не скажу. Сейчас совсем не до тебя. Хотя ребра у меня побаливают, сосед.

— Ну, так это, слышь? Может мировую бахнем, и всё пройдет?

— Не сейчас. Может быть позже. Я погнал.

В полицию никто до сих пор не дозвонился, и я выхожу в подъезд. Убийца, который безмятежно храпел сейчас, тоже отрастил крылья. Я видел их и даже пытался потрогать, пальцы прошли мимо, ничего не зацепив.

У людей в комнате отростков на спинах практически не было, а если и были, как у соседа, то невзрачные, мелкие, робко лезли из спины. Убийца обладал достаточно широкими, но мерзкими, водянистыми лопухами, которые обвисли, как и его сознание. Есть в этом зависимость и, кажется, я понимаю какая.

***

Дома роюсь по шкафчикам и нахожу кастет. Долго смотрю на него, прячу в задний карман джинсов, на всякий случай, на крайний случай. Конечно с таким заходить в полицию не очень умно, но лучше чем с нунчаками.

На улице свежий воздух, открытое пространство — чувствую заработаю я клаустрофобию скоро с этими поездами с маньяками, и квартирами с трупами.

Набираю Лёшку и долго слушаю гудки, рассматривая полумесяц луны. Наконец он берет трубку.

— Да, Миха! Чего хотел, говори быстро времени нет. Если что-то не важное, может подождать и т.д. и т.п.

— Убийство у нас в подъезде.

— Ты?

— Нет, конечно. Сплюнь. Квартирант зарезал мужика и спит спокойно. Дозвониться в полицию не можем.

— Ясно. Вызывайте скорую в первую очередь, убийцу постарайтесь удержать, соберите мужиков и т.д. и т.п. У нас тут завал со вчерашнего вечера, пипец. Ни одного свободного человека нет! Город с ума сходит, я не знаю, может американцы подсыпали психотропного в воду — убийство на убийстве, брат. Веришь, не могу приехать, дел по горло.

— Ты чего, — говорю я, — Так убийство у нас. Труп лежит. Убийца рядом спит.

— Я и говорю, скорую вызывай, пусть скрутят его, если вы не можете. А они потом с нами свяжутся и сделают всё, что нужно.

— Ты болван? — вдруг срывается у меня с языка — Здесь труп и женщина воет, плюс убийца. Мы, блин, обыватели. Вам деньги за это платят, чтобы нас охраняли! Выполняй свою роботу, дебил!

— Слышишь? Иди на...

В трубке пошли гудки. Меня бросает в дрожь от бешенства, чуть телефон об стену не жмякнул. Ах ты урод, понабирали тупорылых по объявлению, а ещё одноклассник. Ладно, придется явиться лично и притащить его сюда за шею, как в школе таскал.

Хорошо, мразота, сейчас я тебя вытащу из офиса и научу как с людьми общаться.

***

На автобусе быстрее, но денег я не взял и придётся полчаса идти пешком, если быстрым шагом, то управлюсь за двадцать минут. Может ярость схлынет, как волна с пляжа — потому что сейчас я очень зол. Кулаки сжимаются, руки жаждут крови. Навалилось все сразу, и этот урод в форме еще трубку кидает. Сейчас, сейчас, только найду тебя.

Бегу по обочине, мимо проносятся автомобили. Некоторые сигналят, из фольца высунулась морда и жидко меня обозвала, плюс факи крутит. Я предлагаю ему остановиться и поговорить о матерях, кто и чью, но они проезжают мимо — трусы. Жаль, я уже нащупал кастет в кармане.

Возможность размяться выпадает позже. Я бегу мимо автобусной остановки и замечаю фигуры внутри. Фигуры поднимаются и просят остановиться. Конечно, я их посылаю на три буквы и продолжаю движение, содрогаюсь от возбуждения — они так это не оставят, ясно же.

— Стоять! Ты как меня назвал?

Я разворачиваюсь и улыбаюсь — хорошо. Двое спешат познакомиться. Один длинный, кучерявый с длинными волосами и в полосатой кофте. Второй маленький, лысый, человеко-бульдог. Рожа просит кастета. Тем не менее я решаю ему отказать в этом удовольствии. Ручками только ручками. Надо бы крутую цитаточку вставить.

— Чего? — говорю и иду к ним. — Не мы такие жизнь такая?

У сладкой парочки за спинами крылья, будь они неладны. У длинного напоминают ветки сухого дерева, а у лысого мясистые широкие отростки.

— Ясно все с вами, — говорю, — крылатые вы мои.

Не даю им вставить и слова, завываю как сирена и врезаюсь кулаками в лицо низкого, он выглядит опаснее. Лысый даже не успевает нормально блокировать и только отступает под градом ударом. Я бью его, плюю ему в морду, отступаю и снова нападаю когда лысый умело берет в захват и оттаскивает меня от перепуганного и окровавленного противника. Стараюсь вырваться, кручусь, извиваюсь так, что мышцы трещат, и не перестаю материть кучеряшку. Умудряюсь укусить его за запястье, и он отталкивает меня ругаясь.

Я падаю на колени и на четвереньках ползу к лысому, тот ужасе кричит и дает заднюю. Кучерявый подбегает и хочет зарядить мне ногой по животу, я пропускаю и хватаю его за ногу, опрокидываю через себя и влезаю сверху. Хорошо, что голыми руками, потому что убил бы гада или изуродовал, а так только обойдется переломами носами, челюсти и крыльев.

Он уже не отвечает и только плюётся кровью, когда я замечаю нечто странное. Тень. Я не сразу понимаю, что не так. Поднимаюсь на колени, потом встаю, кучерявый закрывает лицо и плачет, все еще дергается от ударов, хотя я его уже не бью.

Фонарь над нами дает хороший свет, четкий и мощный. Мимо пролетает и сигналит очередная машина, в меня летит бутылка и скачет по асфальту. Я смотрю на тень и пытаюсь сообразить. Крылья за спиной у тени. Это ведь мои крылья? А почему?

3.

Кучерявый стонет и отползает от меня, пятясь как рак. Лысый хватает его за руку, помогает подняться, и они бегут, не оглядываясь. Я смотрю на свою тень и молчу. Длинная тень тянется пару метров и расправляет крылья.

Звук выстрела вдалеке. Потом ещё два. Крики толпы. Я вздыхаю и продолжаю созерцать свою тень. Что же это происходит? Моя очередь?

Существо сказало «Я всем дам крылья. У меня много работы». Что-то в этом духе. Значит и мне их прикрепили. Вот только зачем? Вопрос.

Два дебила уже скрылись из виду. Зря я так жестко с ними, что это нашло на меня? Не влияние ли перьев за спиной? Правой рукой чешу спину пытаясь достать отростки, но пальцы опять ловят воздух. Похоже не дано нам их ощущать, а вижу крылья только я.

А еще я чувствую атмосферу города. Это необъяснимо, но я знаю как он изменился. Всё вокруг уже не то. Что-то давит на воздух, что-то летает невидимой аурой вокруг, поднимается пылью с земли и оседает осадками снизу. Я не могу объяснить, что происходит и на что это похоже, но здесь стало тяжело дышать. С того момента как существо явилось в наш мир все стало не таким как всегда. Телефон резко звонит, и я вздрагиваю от неожиданности. Это Лёха — мент. Испугался? Чувствует?

— Здарова, Мишка.

— Привет.

Голос у него немного смущенный, потерянный. Человеку кажется немного стыдно за свое ублюдское поведение.

— Ты это, не обижайся. Вспылил я немного. Навалилось, понимаешь?

— Типа того.

— Давай адрес. Группа выедет и все сделают как нужно. У вас там ничего не изменилось?

Я думаю, что мне откуда знать, я уже на полпути, но не хочу разводить объяснения и все-такое. Поэтому сообщаю однокласснику, что все нормально, убийца пьяный спит, скорую вызвали и труп не трогают.

— Вот и хорошо. Ждите сотрудников тогда, адрес я помню.

Пусть едут, пусть разбираются. Меня беспокоит чёрное небо над головой, то есть оно и так ночью не блещет, но сейчас набежали тяжелые и мрачные тучи и закрыли даже месяц. Вдобавок похолодало, и ветер продувает насквозь. Если сейчас не начнется холодный душ, то я ничего не понимаю в этой жизни.

— Ты на улице что ли? Слышу гремит.

— Да. Вышел прогуляться. Слушай, я побегу укрытие искать, а то в больницу не охота.

— Мда, больницы сейчас переполнены, лучше не попадать. Ну, давай, Миха. Ты не обижайся на меня, ладно?

— Хорошо, — говорю я и сбрасываю. — Хватит уже ныть.

Ветер поднимает тучи пыли, которые шагают вдоль дороги, как песчаные гиганты. Я едва успеваю закрыть глаза ладонью, когда попадаю в один из таких столбов. Смерч проходит сквозь меня, вытягивая воздух и взамен даря сухость пыли в лёгких. Куртка вздувается парусом и опадает.

Первые капли бьют по затылку. Сначала одна — точно в темечко, потом вторая, третья, и начинают колотить, ускоряясь, целясь за шиворот. Я бегу к остановке и прячусь под крышей вовремя — за секунду до того, как Бог начинает поливать изо всех сил.

Немного намок, но это не страшно. То, что фигачит снаружи со всей дури совсем не хорошо и мокро. Ветер рвет как сумасшедший, на дороге уже волны образовались, и еще молнии время от времени бьют вдалеке, за собой призывая гром. Люблю такую погоду, но желаю смотреть на нее из дома.

Слепя фарами, время от времени пролетают автомобили.

Я скучаю уже больше получаса, когда звонит телефон, номер не записан, и я думаю брать или не брать — не люблю сюрпризы. Ладно, все равно долго еще тут куковать — скучно.

— Да?

— Мммм-Мишка ответь пожалуйста, — голос одноклассника дрожит и я чувствую такой страх в его голосе, что обрушиваюсь задом на скамейку, не в силах стоять.

— Я здесь. Что случилось? Не нервничай.

— М-мишка это ты?

— Я, конечно. Успокойся. Что случилось?

— Тут, тут тут, говорите пожалуйста.

Он передает телефон кому-то, и я жду, вслушиваюсь, пытаясь понять что происходит, там, по ту сторону.

— Потому что есть Алешка у тебя, — напевает голос в трубке, — по Алешке ты скучаешь зря.

Я молчу и пытаюсь сообразить кто это.

— Привет, парламентёр. Помнишь, ты говорил что, что можешь найти меня по запаху.

Гром гремит так, что трясется остановка, тонкие стенки трещат от натуги под напором ветра. В трубке голос, который я уже идентифицировал. Юрка с портфелем. Юра Безотчества и без совести.

— Самое время искать.

— Зачем? Нет такого желания.

— Ты мента спросил как дела? Я могу ответить хреново у него дела. Только он жив остался. Только он номер твой знал.

— К-как, — я заикаюсь, наверное первый раз в жизни.

— Да вот к гости к тебе пришел а двери закрыты. Пока думал что делать, слышу наверху веселье. Вижу, менты бегут или как их там сейчас называют. Я за ними и развеялся немного. Номер твой хотел узнать, а все нервничают о каких-то убийствах вопят. Пришлось показать им, что такое настоящее убийство. Ну так ты идешь или как? Мы тебя подождем, но недолго. Поспеши.

— Зачем я тебе? Ты же получил вроде бы все, что хотел.

— Не всё, парламентер. Не всё. Хозяин недоволен. Жив, говорит, Требухашка. Не добил он его.

Я вспоминаю удар, вспоминаю кровь, кишки на асфальте, вспоминаю пустую оболочку. Не может этого быть.

— Я тоже так говорю. А он уперся. Говорит что чувствует. Здесь он, жив еще уродец. А раз так, то Требухашка точно у тебя... и не ври мне, тварь!

Он долго ругается, я слушаю и смотрю, как заканчивается дождь. Струи с неба слабеют, как по команде — тучи расходятся, открывая пространство для лунного света.

— Я жду тебя наверху. Менты не скоро опомнятся, поверь моим крыльям, но не будем рисковать зря. Через пятнадцать минут не явишься с Требухашкой в охапку — твой Лёлик не жилец.

— Стой!

Гудки. Я тупо смотрю на экран и на всякий случай выставляю таймер пятнадцать минут. Требухашка мертв и это точно. Почему-то я затащил его трупик себе домой и он наверное уже завонялся. Не знаю, что было у меня в голове, но монстр точно мертв. А маньяк точно нет. И что с этим всем делать я точно не знаю.

Если идти домой, то я тоже присоединюсь к мертвецам. А если нет, то из-за меня умрет одноклассник. Сунул руку в карман и нащупал железо, ну пока с собой кастет — шансы выжить еще имеются. Погнали.