Том 3. Волшебная страна

Драконы с российской грядки (заключение)

© Д. Володихин, 2003

Что такое фэнтези? Существует немало определений этого рода литературы. Но, пожалуй, самым очевидным признаком фэнтези, самым понятным для миллионов ее любителей является наличие магии. Иными словами, в большинстве случаев фэнтези — это фантастика, в которой сам элемент фантастического основан на допущении, что волшебство существует. А если есть магия, то должны быть люди, которые ею занимаются (маги, колдуны, ведьмы), волшебные страны, разнообразные магические существа (драконы, например) Таким образом, фэнтези — сказка для взрослых Фэнтезийная литература многолика, внутри нее существует множество жанров. Она может быть романтической, героической, озорной, а иногда очень серьезной, исполненной глубокого философского смысла.

На Западе фэнтези сложилась и расцвела уже к середине XX в.[24] Но в Россию она пришла поздно: по сравнению с западными странами к нам фэнтези «опоздала» на полвека. В то время как научная фантастика расцветала в СССР, фэнтези не существовала даже в младенческом состоянии. Более того, классические образцы англо-американской фэнтези переводились на русский язык в виде редкого, а лучше сказать — редчайшего исключения.

Это и немудрено. Советское мировидение основывалось на науке, и даже фантастическое в СССР обязательно должно было иметь научную основу. Поскольку магии, драконам, эльфам или каким-нибудь бесовским козням невозможно или, по крайней мере, очень трудно отыскать научное обоснование, то фэнтези оставалась нежелательной гостьей в стране Октября, спутника, серпа и молота. Советские издатели рассудили, что волшебным странам, чудесам, колдовству и т. п. — самое место в детской, иными словами, в несерьезной литературе. Поэтому именно под вывеской «детская литература» в СССР печатались некоторые знаменитые фэнтезийные произведения. В том числе первые переводы Джона Рональда Руэла Толкина — величайшего мастера фэнтези.

Положение вещей резко изменилось в конце 80-х — начале 90-х гг. Контроль над издательской политикой со стороны правительства ослаб, и фэнтези потекла в СССР, а потом и в Россию, сначала тонкими струйками, потом ручьями и, наконец, хлынула грохочущими потоками. Первая половина 90-х гг. — эпоха пиршества фэнтези в России, настоящего «триумфального шествия» фэнтезийной классики по просторам нашей страны.

Поскольку собственной фэнтези почти не было, «потоп» начался с массового перевода самых известных английских и американских авторов. Первыми по-настоящему значительными авторами отечественной фэнтези стали Ольга Ларионова, Мария Семенова и Елена Хаецкая. Первая из них к тому времени уже не одно десятилетие была известна как автор «мягкой» научной фантастики. В 1988 г вышел ее роман «Чакра Кентавра», в котором перемешались мотивы рыцарской героики, романтического волшебства и космических войн. В 90-х гг. Ларионова дописала две книги, продолжившие «Чакру Кентавра» уже в чисто фэнтезийном ключе. О Марии Семеновой речь пойдет ниже. Елена Хаецкая в 1993 г. выпустила роман «Меч и Радуга» под псевдонимом Мэдилайн Симонс. Маги, рыцари, волшебные миры, густые леса, а также все обаяние зрелого европейского Средневековья… Впоследствии она выпустила еще несколько фэнтезийных романов, но уже под своей фамилией.

К середине 90-х гг. в России собственная фэнтези уже существовала, а к концу десятилетия на пяток переводных книжек этого рода литературы приходилось как минимум три написанных отечественными авторами. Сложилось равновесие.

Особенную любовь фэнтези приобрела в России во многом из-за обстоятельств политической жизни. Канула в прошлое советская империя. Мир демократии и коммерции, пришедший ей на смену, был принят далеко не всеми. Фэнтези предлагала миры, наполненные красотой и благородством. Это создавало очевидный контраст с неказистой реальностью и вызывало надежду на лучшее устройство жизни или хотя бы желание отрешиться от действительности, окунуться с головой в красоты вымысла.

Большую популярность в России завоевали так называемые дописки. Фэнтезийные миры красочны, наполнены романтикой и героизмом. Перевернув последнюю страницу романа, читатель бывает разочарован тем, что ему приходится покидать такой мир. Если же вновь начать с самого начала, то «картинки» мира будут теми же, а простое повторение привлекает немногих. Поэтому романы и сериалы романов, в которых разработан мир, особенно полюбившийся читателям, но, по мнению автора, совершенно исчерпавшие сюжет и разумные возможности продлевать приключения героев, дописываются другими авторами. Чаще всего получаются незамысловатые поделки, но и они радуют душу читателей, «втянувшихся» в атмосферу первых книг (или первой книги).

Так, в России многим понравился огромный сериал о могучем воине, северном варваре Конане. Первые истории о Конане написал Роберт Говард, однако после него многие известные западные авторы прикладывали руку к продолжению сериала. В России и этого оказалось мало. После того как были исчерпаны романы, написанные маститыми зарубежными фантастами, за дело взялись наши дописчики. Издатели давали им английские имена, и публика охотно приобретала «отечественный продукт», не находя качественной разницы между российскими дописками и западными.

Иначе сложилась судьба наследия другого титана фэнтези — Джона Толкина. Популярность его книг в нашей стране превзошла, наверное, славу всех других мастеров фэнтези вместе взятых. Толкином зачитывались, им восхищались, его изучали, им бредили. Многие на годы уходили в чудесный героический мир Средиземья, созданный Профессором (так любят называть Толкина его поклонники) С начала 90-х гг. ежегодно на лесных полигонах России ставятся ролевые игры по романам этого английского писателя. Разумеется, несколько книжек Толкина были «освоены» очень быстро. Толкинисты испытывали настоящий литературный голод и с огромным интересом встречали тексты-продолжения, рождавшиеся в их среде. Но, в отличие от авторов дописок о Конане, авторы дописок о Средиземье чаще всего старались не просто продолжить тему, а поспорить с Профессором, переиначить все на свой лад. Романы Толкина несли в себе сложную философию и этику. Именно с этикой и философией Профессора нашлось немало охотников поспорить. Наибольшую известность среди российских дописок получили три проекта. Это, во-первых, несколько романов Ника Перумова, в которых отстаивается особенная правда тьмы по сравнению с правдой света, победившего у Толкина. Во-вторых, дилогия Натальи Васильевой и Натальи Некрасовой «Черная книга Арды» — «Черная книга Арды. Исповедь стража» (2000). Автор первой книги, Н. Васильева, с необыкновенной страстью занялась опровержением толкиновской этики. Зато автор другой книги, Н. Некрасова, поспорила уже с самой Васильевой[25]… Наконец, роман Кирилла Еськова «Последний кольценосец» (1999). Еськов представил темное воинство и земли, занятые им, как оплот научно-технического прогресса, область Средиземья, несправедливо угнетаемую магической цивилизацией эльфов. Иными словами, Еськов пошел по пути, прямо противоположному собственно толкиновскому. В маленькой повести Дмитрия Володихина «Сэр Забияка в Волшебной стране» (2001) герои произведений Профессора собраны для участия в сказочном представлении, почти не связанном с историей Средиземья.

Драгоценная жила дописок в принципе неисчерпаема. Поэтому российские продолжения классиков фэнтези наверняка будут выходить и в будущем.

Славяно-киевская фэнтези — собственно российское изобретение. Иначе и быть не могло, ведь произведения этого жанра построены на материале первых столетий существования Древней Руси (XI век — уже поздновато, XII — немыслимо) и наполнены образами славянского язычества.

Еще в 70-х — 80-х гг. издательство «Молодая гвардия» выпустило немало произведений, в которых основными персонажами были разнообразные волхвы, берегини, светлые князья, храбрые дружинники. Это считалось патриотичным: вот, мол, какая у русских героическая древность, есть что вспомнить… Та молодогвардейская фантастика уже была своего рода фэнтези, но по традициям советского книгоиздания авторы порой пытались придать ей хотя бы минимальное научное звучание.

В 90-х гг. необходимость в «драпировках» отпала. Славяно-киевская фэнтези зацвела пышным цветом.

Некоторые признаки ее видны в героическом романе Марии Семеновой «Волкодав». Могучий витязь Волкодав, по происхождению своему относящийся к очень похожему на славян фантастическому народу, защитник слабых, слуга несчастных женщин, вечно стремящийся кого-то спасти либо восстановить справедливость, полюбился читателям. Впоследствии усилиями самой Семеновой и нескольких других писателей возник целый «мир Волкодава».

Настоящим оплотом славяно-киевской фэнтези стала группа, собранная писателем Юрием Никитиным. Излюбленный сюжетный ход никитинцев — Киевская Русь в кольце фронтов. Злобная нечисть и всякого рода басурманы лезут на русскую землю с завоевательными планами, а княжеские дружины самоотверженно обороняют отечество. В этом ключе выполнена целая серия романов под общим названием «Княжий пир».

К сожалению, в большинстве случаев славяно-киевская фэнтези с чисто литературной точки зрения страдает низким качеством. Героики, патриотических призывов, пафоса в ней море, а вот художественной добротности явно не хватает.

Впрочем, есть исключение. Михаил Успенский создал сериал романов об удалом князе Жихаре. В романах Успенского видны и знание славянской мифологии, и уверенная ироничная манера письма, и стремление в озорной, юмористической форме поговорить о «вечных вопросах». Так, например, в большой повести «Кого за смертью посылать» за частоколом из шуток и сатирических «трюков» спрятана исключительно серьезная тема: что несет людям бессмертие, каковы его этические издержки, а главное, как солоно придется тому, кто вынет из человеческих рук эту игрушку противопехотного действия…

В конце 90-х гг. бурно развивалось направление романтической фэнтези. Главная ее черта — использование экзотической эстетики для строительства романтического пространства, причем чаще всего это эстетика европейского Средневековья (в рамках XII — первой половины XVI столетий). Иногда подобное романтическое пространство «вшивается» в нашу историческую реальность, но чаще вся Европа переходит в параллельную вселенную, становится Европой-2. Во всех случаях оно пребывает вне или почти вне кельтской традиции, столь характерной для иных видов фэнтези. Романтическое пространство прочно связано с историческими романами Вальтера Скотта, Александра Дюма, Артура Конан Дойла, Сигрид Унсет и т. д. Более прочно, чем с действительной историей. Это мир меча, таверны, дворцовой интриги, пергаментных грамот, брабантских кружев, лангедокских менестрелей, лесных дорог, рыцарских замков и роскошных костюмов. По удачному выражению из одной недавней статьи о российской фэнтези, важная составляющая этого жанра — «…любовная линия и иные варианты межчеловеческих взаимоотношений… здесь сталкиваются не носители концепций, а просто люди с их желаниями, страхами и слабостями[26]».

Прежде всех прочих Елена Хаецкая в романе «Мракобес» (1997) «опробовала» романтическое пространство Германии-2 первой половины XVI в. Ее романтика — сгусток страстей человеческих. Хаецкая в наименьшей степени стремится подарить читателю наслаждение от антуража, для нее точность психологического портретирования и «диалектика веры» бесконечно важнее.

А вот в романах Натальи Резановой «Золотая голова» (1999) и «Я стану Алиеной» (1999) романтическое пространство (суровая Северная Европа-2, XIV–XV вв.) фактически обретает самостоятельную ценность наравне с психологическими и философскими планами. Роскошное, выписанное в деталях романтическое пространство приблизительно XV–XVI столетий предложила читателям Наталья Ипатова в дилогии «Король-Беда и Красная Ведьма» — «Король забавляется» (2002). Рыцарско-дворцовая Европа-2 примерно XIV–XVI вв. — сцена для действия романа Ольги Елисеевой «Хельви — королева Монсальвата» (2001). Бургундия XV в., слегка подкрашенная в сторону концентрации благородства и витальной силы, сыграла роль подмостков для дилогии Александра Зорича[27] (2001). Дальше всех от реалий действительного европейского Средневековья отошла Полина Копылова. В ее романе «Летописи святых земель» (1998) невозможно отыскать географические и этнографические признаки Испании, Германии или, скажем, Франции. Булыжные мостовые, придворные наряды, пыточные застенки, дворянские титулы — все это изящная стилизация, наподобие королевства Арканарского. Основа сюжета — борьба между двумя расами: людей и не совсем. «Не совсем» означает нечто посередине между людьми и эльфами. Из-за этого Европа-2 несколько толкинизируется. Более поздняя повесть Копыловой «Virago» (2001) ближе к общему вектору: действие происходит в Испании конца XV в.; романтическая сказка о счастливой любви (с минимальным элементом фантастического) только выиграла от зарисовок быта, костюмов, нравов.

Впрочем, материалом для организации романтического пространства не обязательно должна быть европейская история и европейская литературная традиция. Так, Элеонора Раткевич, автор трилогии о деревянном мече и воине-маге Кенете, использовала для этой цели обобщенно-восточные мотивы, более же всего — японские. Марианна Алферова выпустила в 2000 г. трилогию, посвященную квазиримской империи, т. е. некоему аналогу позднеантичного мира. Наталия Мазова поместила романтическое пространство в некое подобие Прибалтики, вполне современной в бытовом отношении, но вынесенной в параллельное пространство (повесть «Золотая герань», 2001).

Какие-то жанры фэнтези в России более любимы публикой, какие-то менее… В числе явных «фаворитов» — историко-мифологическая фэнтези. Она очень близка по «строительному материалу» к романтической фэнтези. Разница невелика. Если романтическая фэнтези опирается больше всего на литературную традицию плаща и шпаги или, если угодно, кимоно и катаны, то ее ближайшая соседка использует действительную историю или мифы, созданные когда-то древними народами Земли. И пишут ее нередко профессиональные историки.

В этом жанре отличились Г. Л. Олди[28] с трилогией «Черный Баламут», построенной на индуистских мифах, Далия Трускиновская с романом «Сказка о каменном талисмане» (использован мир арабских сказок), Арина Воронова[29], показавшая отличное знание скандинавской истории и мифологии в книге «Дети Брагги» (2001), Ольга Елисеева с романом «Сокол на запястье» (2002), основанном на древнегреческой мифологии, а также истории Северного Причерноморья дохристианских времен… Но «первой ракеткой» жанра заслуженно считается Андрей Валентинов, автор сериалов «Ория», «Око силы», романов «Ола» (2001), «Диомед, сын Тидея» (2000) и т. д.

Читателя историко-мифологической фэнтези завораживает атмосфера аутентизма, т. е. очень точной передачи автором материальной обстановки, обычаев и духовной культуры древних цивилизаций. А настоящий специалист может создать невероятно прочную иллюзию достоверности! И притом вложить в текст все те эмоции, которые он испытывает по отношению к героям и легендам минувших эпох: может быть, любовь, может быть, гнев, а может быть, презрение… Хорошо зная предмет своей любви или ненависти, легче вызвать эмоции и у читателя.

Одним из главных жанров англо-американской фэнтези (если только не самым главным) является ее эпическая ветвь. В России она хорошо известна, однако у нас ее значение скромнее.

Эпическая фэнтези предполагает создание нового мира. Читатель должен видеть и понимать его историю, его дух, глубинные законы его устройства. Обычно подобные эксперименты ставятся по двум причинам. Либо писатель-«творец» желает получить в свои руки колоссальный «полигон» для общественных, философских, этических экспериментов. Либо он стремится обзавестись подобным полигоном, чтобы без конца выдумывать очередные приключения, рискованные квесты, магические войны.

В российской эпической фэнтези можно найти примеры как первого, так и второго. Мир, в котором идет бесконечная борьба измученной суши и атакующих болот, создан Святославом Логиновым в романе «Многорукий бог Далайна» (1992) с целью показать, сколь хитрыми путями соблазн власти способен вползти в душу и покорить себе кого угодно.

Александру Зоричу принадлежит сериал о мире Сармонтазары. Этот мир «выписан», что называется, качественно. В нюансах и подробностях. Редкий, кстати, случай в отечественной фэнтези: гораздо чаще придуманные миры полупрозрачны, невещественны, и любой сколько-нибудь серьезный анализ их внутренней логики разносит авторское творение в щепы. Да и сармонтазарские приключения отличаются динамизмом, многоходовыми детективными комбинациями, нетривиальной эротикой. Но при всем желании особой философии выжать из них просто невозможно.

Некоторым фэнтезийным жанрам явно не повезло в России. Так, например, юмористической фэнтези у нас выходит много, но качеством похвастаться «отечественный производитель» не может. До сих пор из числа отечественных авторов получил широкую известность один лишь Андрей Белянин, неизменно работающий в этом жанре. На ниве героической фэнтези выросли несколько выше прочих авторов Леонид Кудрявцев, Степан Вартанов да еще, пожалуй, Наталья Игнатова. Но в целом российская почва оказалась не слишком благоприятна для этого жанра. Издается героической фэнтези немалое количество, а настоящих, мастерски выполненных, запоминающихся произведений почти нет.

Как видно, российская читающая публика невысоко ценит книжки, где на фоне декораций какой-нибудь волшебной страны персонажи натужно хихикают или незамысловато сносят друг другу черепа тяжелыми металлическими предметами…

Что ж, тем лучше для публики.

Магический детектив — один из наименее распространенных в России жанров фэнтези. Тем не менее именно здесь родился яркий феномен Макса Фрая[30], прославившегося по всей стране. Фрай создал сериал повестей и романов о волшебном городе Ехо и его окрестностях. Туда попадает наш современник, милый, ни на что не годный интеллигент, кажется, весь состоящий из одних слабостей. Но в мире магов, где фантазии центрального персонажа быстро материализуются, а желания непременно исполняются, он становится героем тайного сыска. Необыкновенно ласковое отношение автора к главному герою, выходящему живым и невредимым из самых зубодробильных приключений, передалось и читателям. Для многих тысяч образованных и не приспособленных к жизни людей магический сыщик сэр Макс — свой человек, почти что родная кровь…

В российской фантастике 90-х гг. (и фэнтези тут не исключение) любили ставить вечные этические вопросы крайне жестко. Что такое свобода? Можно ли ее ограничивать, и если да, то по какому критерию? Что выше: любовь или творчество? Существует ли очевидная граница между светом и тьмой, добром и злом, или все расплывается чуть ли не до полной неразличимости? Ради чего стоит жить человеку? Есть ли смысл жизни у человечества в целом? В 2002 г. московский Клуб любителей фантастики провел конкурс рассказов, написанных на заданную тему — доказать, что человечество в целом достойно выживания. Многие участники конкурса усомнились в доказуемости этого тезиса. Некоторые сочли его прямо недоказуемым. Кое-кто написал, мол, сам вопрос не имеет смысла…

Иными словами, эта сфера философии пользуется у отечественных фантастов и любителей фантастики особым спросом.

Фактически на протяжении 90-х гг у нас развивалась самостоятельная ветвь фэнтези, которую можно было бы назвать этической. Лучшими произведениями она обязана двум творческим дуэтам. Это, во-первых, Г. Л. Олди: прежде всего имеется в виду большой сериал «Бездна голодных глаз», начавший публиковаться в 1992 г., а также несколько более поздних произведений, вплоть до повести «Где отец твой, Адам?», вышедшей совсем недавно, в 2002 г. И, во-вторых, Марина и Сергей Дяченко, творчество которых буквально пронизано этическими проблемами, с первой книги (роман «Привратник», 1994) и до последней (сборник повестей и рассказов «Эмма и Сфинкс», 2002). В более ранних произведениях М. и С. Дяченко склонны были доводить нравственный конфликт до надрыва, до категорического состояния. Позже их больше интересовала скорее душевная гармония. Критик М. Назаренко удачно выразился по поводу этой разницы: «Прежде мир был дисгармоничен, и только подвиг, только жертва могли его изменить к лучшему… — но затем ситуация поменялась — …гармония и счастье уже есть в жизни, до них необходимо лишь дотянуться»[31].

Творчество Г. Л. Олди и супругов Дяченко исключительно популярно. И тем, и другим удалось создать своего рода школы литературного мастерства, соответственно в Харькове и Киеве.

В самом конце 90-х гг. от фэнтези отпочковалось новое литературное направление — сакральная фантастика. От традиционной фэнтези она отличается тем, что строит фантастическое не на магии, а на мистике, иными словами, на опыте общения с потусторонними существами.

Чаще всего (но далеко не всегда) авторы сакральной фантастики работают с христианской мистикой. Это прежде всего Елена Хаецкая (повесть «Бертран из Лангедока», 2001, и роман «Голодный грек, или Странствия Феодула», 2002), Ольга Елисеева (роман «Камень власти», 2002), Дмитрий Володихин (роман «Полдень сегодняшней ночи», 2001 и рассказ «Созерцатель», 2002), Наталья Иртенина (повесть «Ракурсы», 2002).

В итоге можно сказать следующее: за одно десятилетие на пустой российской грядке вырос полноценный огород фэнтезийной литературы, представленной во всех основных жанрах. Тут и героический укропчик, и эпическая петрушечка, и романтическая морковочка, и мифологическая капустка, и славяно-киевский крыжовник, и еще много всего. Огород понемногу разрастается и дает стабильные урожаи. И пока нет никаких признаков того, что читательский интерес к фэнтези слабеет.