Точка отсчета

Глава 26

Тишина, царившая в доме, обволакивала и успокаивала, и заснул Седов быстро, почти мгновенно, однако, как оказалось, сон был не настолько глубоким, чтобы полностью изолировать его от внешнего мира. Он услышал шаги на лестнице — едва слышный скрип ступеней и мгновенно проснулся. Он как будто ждал, что она придет, и спал, что называется, вполглаза. Деревья за окнами не пропускали в комнату свет, камин давно погас, но все же Седов ясно видел, как Ингрид подошла к дивану. На ней был серебристый шелковый халат, распущенные черные волосы волной лежали на плечах. Она нерешительно постояла над ним, и он увидел на ее лице странное выражение — как у человека, который должен что-то сделать, но боится разочарования. Седов не шевелился и дышал ровно, изображая спящего — решение было за ней.

Ингрид потянула поясок халата, затем сняла халат с плеч, и он невесомо скользнул по бедрам и мягко упал к ногам. Ее тело светилось в темноте, словно жемчуг, впервые увидевший солнечный свет.

— Ты ведь не спишь, — тихо сказала она. Седов откинул одеяло, сел и, положив руки ей на бедра, привлек к себе. Она уперлась ладонями ему в плечи, будто все еще сомневалась в чем-то, но постепенно сопротивление ослабло, и он прижался лицом к ее груди, ощущая мягкость ее и теплоту.

Он почувствовал, как она дрожит, заставил лечь и обнял, словно пытаясь согреть, но тут же понял, что ей не холодно — она решилась, и это был трепет нетерпения, предваряющий взрыв эмоций, дрожь сдерживаемых желаний, готовых прорваться сквозь стену условностей.

Он и сам был в таком же состоянии и еще успел, в который раз, удивиться — казалось бы, что нового может ждать человек от обладания другим человеком, но, тем не менее, новый партнер всегда пробуждает подобные эмоции. Может быть, эти ощущения несколько притупились и были уже не столь ярки, как в юности, однако все еще были способны бросить его в пропасть наслаждения. Ожидаемого, знакомого, но все равно желанного и, отчасти, непредсказуемого.

Они спешили. Они очень спешили утолить свою страсть и, может быть, поэтому все произошло стремительно, как прыжок в ледяную воду — короткий полет, яростный взрыв, который разносит на атомы, и вновь обретение своего тела, усталого, еще дрожащего последними спазмами наслаждения и благодарного тому, кто принес эту радость и короткое забытье.

Потом они сидели перед погасшим камином, пили сухое вино, и целовались кислыми и терпкими от вина губами. Губы Ингрид были мягкие и прохладные, а вся она была расслабленная и нежная. А потом ее губы стали жадными и требовательными, и когда она прошептала: «Пойдем наверх», он поставил бокалы на пол, подхватил ее на руки и понес по лестнице. Она прижалась лицом к его груди и тело ее стало удивительно легким. Или это он вдруг стал необычайно сильным? Может, это она придала ему сил любовью, может, это ее он искал всю жизнь?

Теперь они не торопились. Ингрид взяла инициативу на себя, мягко удерживая его, если он пытался помочь ей. Она будто исследовала его тело, его реакции, касаясь губами, мягкими пальцами, возбуждая и останавливая, отдаваясь и ускользая, и он, наконец, не выдержал и взял ее почти силой, и она сопротивлялась, сколько могла, но, в конце концов, уступила. Это была буря, ураган, смерч, подхвативший, завертевший и, наконец, бросивший их с высоты, оставив среди смятых простыней обессиленных, задыхающихся и покрытых потом.

Ингрид никак не могла успокоиться — она дрожала, как в лихорадке, судорожно дыша и всхлипывая, как ребенок, готовый расплакаться. Седов, почувствовав, что она на грани истерики, обнял, успокаивая и слегка покачивая, начал шептать на ухо бессвязные нежности.

Постепенно ее дыхание выровнялось, тело расслабилось, и он понял, что она заснула, доверчиво прижавшись к нему.

Это было давно забытое чувство — человек доверился ему настолько, что заснул в объятиях, спрятавшись в них, как в материнской утробе. Без мыслей, без сомнений и сожалений, забыв обо всем, что тревожило, как о второстепенном и ненужном. До этого у него было так с единственной женщиной, с Хелен, но тогда он был почти мальчишкой, и они любили друг друга до беспамятства. Неужели все вернулось? Седов долго лежал, прислушиваясь к дыханию Ингрид и, наконец, почувствовал, что тоже засыпает. Последняя его сознательная мысль была о том, чтобы не растерять, не растратить то чувство, которое пришло к нему вновь после тридцати лет скотских соитий и техничного, но бесстрастного секса.

Сквозь сон пробилось жужжание какого-то насекомого, неведомо как попавшего в комнату Ингрид. Судя по силе звука размеры насекомого варьировались между воробьем и вороной, поэтому Седов героическим усилием заставил себя открыть глаза и приподняться на постели.

— Меня будить? — пробормотал он, вспоминая, есть ли что-нибудь тяжелое в спальне, но тут же понял, что жужжит не какой-то зловредный жук, а его личный коммуникатор, и вскочил с постели.

Утихомирить прибор надо было быстро, пока не проснулась Ингрид. Он огляделся в поисках своей одежды и вспомнил, что раздевался внизу, в зале, где спал, когда к нему пришла Ингрид. Странно, но писк коммуникатора он слышал отчетливо, будто тот был где-то здесь, в этой комнате. Ингрид что-то пробормотала во сне.

— Тихо, тихо, тихо. Тс-с-с, — зашипел Седов.

Причмокнув, Ингрид перевернулась на другой бок.

Седов сбежал по лестнице, и, нашарив коммуникатор в куче одежды, прошел на кухню и включил там свет. Налив себе стакан сока он только после этого ответил на вызов. Это могла быть Жаклин, или Кристина, но мог быть и Юрген.

Экран был темным.

— Так, — сказал Седов неприятным голосом, — или вы включаете видео, или я заношу ваш номер в черный список.

— Не надо меня в черный список, — сказала появившаяся на экране загорелая до черноты физиономия, слегка лопоухая, с выгоревшими ресницами и светлыми волосами, торчащими, как иголки сумасшедшего дикобраза.

— Лешка, — Седов развернул экран в полный масштаб, откинулся в кресле и расплылся в радостной улыбке, — привет, клоп. Классно выглядишь.

За спиной Лешки, на фоне голубого неба, шелестела листьями пальмовая рощица.

— Привет, пап. Ты тоже ничего, — ухмыльнулся «клоп».

— От кого ты узнал этот номер?

— Тетя Кристина дала.

— Она ничего не велела мне передать?

— Она сказала, что много чего хочет тебе сказать, но это при личной встрече, — Лешка подумал, наморщив лоб. — По-моему, она сердится и поэтому не захотела передавать через меня. Еще она просила передать тебе привет от Жаклин. Кто это?

Так, старая знакомая, — небрежно сказал Седов.

— Ты где сейчас?

Седов отхлебнул сока, пожевал губами.

— Вообще-то на Земле. А что?

— Да это я так, — махнул рукой Лешка. Он оглянулся и, подавшись к экрану, сказал, понизив голос: — Пап, у меня тут вопрос. Ну, в общем, я хотел с тобой поговорить, спросить кое о чем.

Сергей, довольно улыбаясь, откинулся в кресле, «…и пришли они к нему и спросили: о, мудрейший…», — вертелось в голове. Он кашлянул, чтобы придать голосу значительность, и сказал:

— Слушаю тебя, сынок. О чем ты хотел поговорить?

— О сексе.

— …

Почувствовав, как у него ползут вверх брови, а челюсть наоборот отвисает, Седов поспешно прикрыл лицо ладонью, делая вид, что растирает его, прогоняя остатки сна. Да, он видел Лешку полгода назад, когда приезжал к нему в колледж. Парень был, как парень, гонял в футбол, покуривал втихомолку, пробовал пиво… И как изменились его интересы за какие-то шесть месяцев! Тогда Лешка на девчонок и не смотрел, уж это Седов заметил бы.

— О сексе, стало быть, — как можно более натуральным голосом повторил он. — Ага!.. угу… ну-у, знаешь ли…

— Что-то не так? — обеспокоено спросил Лешка.

— Да нет, все так. Просто я еще не проснулся. Так что ты хотел узнать?

Лешка опять оглянулся.

— Понимаешь, пап, вообще-то, я все знаю и у меня есть девушка. И вот недавно мы решили, что уже пора заняться этим. Ну, любить друг друга. Ну, в общем, ты понял?

— Да, — почувствовав, что голос изменяет ему, ответил покрасневший Седов, — я понял. И вы уже гм… м-да… любили друг друга?

Лешка приблизил лицо так, что весь экран заняли обветренные губы.

— Да, уже три раза, — с заметной гордостью сказал он.

— Аж целых три раза, — пробормотал Седов, — однако, времени вы не теряли.

— Ага. Знаешь, я хотел спросить. Как-то у нас все очень уж просто получилось. Ну, обыденно, что ли. Конечно, это м-м… приятно и прикольно, но, как-то… — Лешка похлопал ресницами, — ждешь какого-то чуда, откровения, а оказывается все просто, как стакан воды выпить. Я хотел спросить: всегда так будет?

— Э-э… стакан воды? Была когда-то такая теория… давным-давно.

— Вот в книгах пишут про всякое там неземное блаженство. Стихи слагают. Ждешь этого, как малышня Новый год, а получается: раз, два и все позади. Даже немного обидно.

Седов прикрыл на минуту глаза. В голове был полный сумбур.

— Видишь ли, — осторожно начал он, — все зависит от того, любишь ли ты этого человека. Насколько он тебе дорог, — «что-то я не то говорю, — подумал Седов. — Слишком казенно», — вот, если у вас настоящая любовь…

— Конечно настоящая! Она такая классная девчонка и я ей нравлюсь, говорит! — Лешка что-то сделал с коммуникатором, и перед Седовым появилось лицо девушки со смеющимися светло-зелеными глазами, — это она. Красивая, правда?

— Красивая, — согласился Седов.

Девушка исчезла и на экране опять появился Лешка.

— Пап, вот ты, когда это… ну, занимаешься сексом, ты ведь только по любви это делаешь?

Закряхтев, Седов снова закрыл глаза. Вот это попал, так попал!

— Любовь, понимаешь ли, Алексей, это такая штука… — он замолчал, пытаясь сообразить, что скажет дальше?..

— Что любовь, есть инстинктивное чувство, обусловленное желанием продолжить род? Что любовь и секс — это разные вещи? Что любовь приведет к сексу, но секс не всегда продолжение любви, а если выпил, то готов любить всех подряд? Лешка молча ждал. Мысли Седова прыгали, как перепуганные кролики. Вот, кажется, он ухватил одну, знакомую.

— Вот в чем дело, сынок. Секс, как мне представляется, это как хороший коньяк. Да, именно так! Поясню: хороший коньяк можно отличить только в сравнении. Сначала ты выпиваешь рюмку, к примеру, двадцатипятилетнего «Деламэйн»…

Мальчишка пялился на него, честно пытаясь понять, куда он клонит, а Седов уже чувствовал, что запутался. Откуда пятнадцатилетнему пацану знать о вкусе хорошего коньяка, да еще уметь отличить от подделки.

Глаза Лешки скользнули по его лицу и уставились на что-то позади.

— Здравствуйте, — сказал он.

— Привет, — Ингрид положила ладони на плечи Седову, — не помешала?

Седов почувствовал, что краснеет. По лицу Лешки он попытался определить, одета Ингрид или… С нее станется, может и голая выйти. Он осторожно скосил глаза и облегченно перевел дух. Рубашка, во всяком случае, на ней была.

— О чем спор?

— О сексе, — брякнул Седов.

— О-о! А я думала, о выпивке. Ты с таким вкусом рассказываешь о коньяках. Так в чем проблема?

— Вот, мальчик интересуется, — втайне надеясь хоть немного смутить Лешку, сказал Седов, — всегда ли все так обыденно происходит. Он ждал откровений, волшебства, неземного наслаждения, а все оказалось просто, как стакан воды выпить.

— А ты решил растолковать, что это не стакан воды, а рюмка коньяка. Спорное сравнение. Разреши, я попробую объяснить, как я вижу проблему?

— Попробуй, — с некоторым злорадством поощрил Седов, и откинулся в кресле, — конечно, попробуй, дорогая.

Буду вам очень благодарен, — вежливо сказал Лешка.

Ингрид присела на подлокотник кресла и обняла Седова за плечи.

— Так вот, мальчики, проблемы вообще не существует. Если ты и вправду любишь, если ты испытываешь нежность, то при половом акте ты просто хочешь доставить человеку радость и донести свои чувства не словами, а действиями. Конечно, ты об этом не думаешь, все это идет из подсознания, но если ты захочешь впоследствии проанализировать свои действия, то вывод будет именно таким. Хотя, надо сказать, если ты начинаешь анализировать любовь, то стоит поразмыслить, а любишь ли ты? Но не будем о грустном. Просто люби ее и поменьше думай о себе. Себя ты сможешь полюбить и в одиночку. Поверь, Леша… тебя ведь Леша зовут? Поверь мне, когда отдаешь себя без остатка, когда видишь, как твоя любимая благодарна тебе, это уже ни с чем не сравнимое чувство. И не думай о том, что ты дашь любви больше, чем вернут тебе. Любовь вернется, усиленная стократ.

— Стихами только не заговори, — проворчал Седов.

— А что, могу и стихами, — Ингрид повысила голос, — и не надо цинизма, мой дорогой. Любовь действительно прекрасна! Не знаю, смогла ли я объяснить…

— Пожалуй, я понял, — задумчиво сказал Лешка, — спасибо большое.

— Не за что. Звони, если еще какие-нибудь проблемы возникнут. В коньяке я, правда, не очень разбираюсь, — Ингрид похлопала ладонью по плечу Седова и прошлепала босыми ногами к ванной комнате.

— А ничего подруга… — задумчиво сказал Лешка, — то есть, интересная женщина, — поправился он.

— Да, мне тоже нравится, — усмехнулся Седов. — Вы там, это… поаккуратней.

— Что значит: поаккуратней?

— Сынок, — ласково сказал Седов, — ты знаешь, откуда берутся дети?

— Дети? — Лешка наморщил лоб.

— Да, такие маленькие, — Седов показал, какие дети бывают маленькие, — и горластые. Страшно отравляют жизнь родителям.

— А-а… — посветлел лицом Лешка, — все в порядке, па. Мы все продумали, мы предохраняемся.

— И то хорошо, — хмыкнул Седов, — спасибо, сынок, успокоил отца.

— Да ладно прикалываться, пап. Все нормально. Я, пожалуй, пойду, а то аккумуляторы садятся, а новые нам привезут только через неделю. Пока, па.

— Пока, клоп.

Седов посидел перед коммуникатором, покрутил головой и, словно вспомнив что-то, направился в ванную.

Ингрид стояла под душем к нему спиной. Черные волосы облепили плечи, вода струйками стекала по спине, полным ягодицам и стройным бедрам. Ванная была полна пара. Седов постоял, несколько мгновений, любуясь ее телом.

— А действительно, ничего подруга, — пробормотал он.

— Что ты сказал? — обернулась к нему Ингрид.

— Я говорю — Лешке ты понравилась.

Ингрид смахнула ладонью воду с лица и улыбнулась.

— Я рада. А тебе?

— А мне еще больше.

— Присоединиться не хочешь?

— Как это — не хочу? Только приглашения и ждал, — сказал Седов, закрыл дверь и шагнул под горячие струи.