Глава 11. Статистическая погрешность

4 декабря, вечер

Экспозиция в Арт Институте Чикаго показалась Кире холодной. Малолюдные залы, белые полы, высокие полотки и большие пространства напомнили ей своды чертогов Аида. Кира бродила по ним среди скульптур и картин, больше вслушиваясь в звуки собственных шагов, чем любуясь искусством. Время от времени до нее долетали обрывки чужих разговоров, и это только добавляло ощущения изолированности. Когда в зале с картинами, где она с интересом изучала косой рисунок паркета, а после залипла возле полотна с мужиками, сообразившими на троих, самым освежающим впечатлением было внезапное русское «Бляха-муха!» от соседей слева, восхитившихся кем-то из великих.

Георгий Победоносец с классическим крестом тамплиеров на груди вызвал недоумение и саркастическую ухмылку. Кира даже достала смартфон и сделала для Арины фотографию этого переосмысления православного святого на католический лад. Отсылать, впрочем, не торопилась, зная нелюбовь подруги и к тамплиерам, и к католикам. Мысленно похвалила себя за то, что не стала сидеть в отеле, а выбралась на культурный досуг, оправдывая новенькую во всех смыслах должность. Скитаясь по залам заметила, как сереет в тон стенам день за окнами, как набухает темнотой небо, предвещая вечерний снегопад, и решила, что вернется в отель на такси.

Возле скачек Мане она задержалась, хотя хорошо знала эту картину и не испытывала к ней прежде особого интереса. Темное пятно дерева за спинами всадников показалось ей тяжелой грозовой тучей, предвестием больших сложностей и мрачного будущего. Чем дольше Кира его рассматривала, тем более гнетущим становилось впечатление от картины, и тем более настораживающие находились параллели со всадниками, стремящимися вперед. Если в случае с картиной это был лишь спортивный триумф, то в жизни призом становилась Болгария и освобождающееся со смертью Арины кресло в правлении Ассамблеи. К тому моменту, как Кира добрела до Ван Гога меланхолия поглотила ее почти полностью. Время шло, хоть и странными путями, покушение обрастало коркой политических интриг, докапываться до истины становилось все труднее. Остановившись напротив подсолнухов, она отстраненным взглядом скользила по картине, размышляя, почему художник из Нидерландов не рисовал тюльпаны. С тюльпанов (и чертовых, жадных до власти Ван Пирров) мысли перетекли на Карима и его группу приспешников, считавших Болгарию частью давно развалившейся Османской империи и питающих иллюзию повторного объединения.

— Bonsoir, Kira.

Сладкое французское приветствие вползло в хоровод ее мрачных мыслей змейкой в пестрых чешуйках лжи. Кира моргнула несколько раз, выныривая в реальность музея, и повернулась на звук, чтобы убедиться, что ей не показалось. Доминик стоял неподалеку в обществе милой девушки с лучистыми зелеными глазами и улыбался так, будто действительно рад ее видеть.

— Bonsoir, — подавив вздох, поздоровалась Кира.

— Не ожидал вас здесь встретить. — Доминик скользнул по ней таким взглядом, будто вспоминал, как она выглядит без одежды. — Позвольте представить, Эмма. Восходящая звезда среди искусствоведов Чикаго, — в голосе мелькнуло самодовольство.

— Приятно познакомиться, — отозвалась Кира, напомнив себе, что вежливость украшает, и протянула руку.

Эмма мягко пожала ее. На безымянном пальце сверкнуло помолвочное кольцо. Бросив внимательный взгляд на Доминика, Кира увидела в его облике подтверждение. На Эмму он смотрел с налетом собственнической гордости, словно умудрился заполучить “Бугатти Диво” без предзаказа. Глядя на крупный бриллиант в форме сердечка, она вспомнила некогда подаренный им топаз и мысленно ухмыльнулась, представив вампира в роли жениха.

— Любите Ван Гога? — светски поинтересовался он.

— Не особенно. А вы? — Кира взглянула в открытое лицо новой знакомой.

— О, да! Я сейчас изучаю технику пуантилизма и преемственность методов Писсарро в позднейших школах неоимпрессионистов.

Кира, не ожидавшая такой реакции на вопрос, заданный в рамках вежливой болтовни, застыла с приоткрытым ртом. Глядя на пантомиму, Доминик весело фыркнул.

— Кира стояла у истоков больших вампирских проектов в Болгарии. Мы сотрудничали в одном общем деле несколько лет назад, — пояснил он Эмме.

— О, в Пловдиве сейчас открылась выставка частной коллекции малых голландцев. Вы не были? Там он-лайн обсуждали недавнюю монографию Тейлора о спектральном анализе работ. Он выдвигает интересную версию развития пуантилизма в творчестве Саймона Кингсли.

Кира осторожно покачала головой, опасаясь уронить челюсть на красивый паркет. Доминик явно забавлялся ее реакцией, посмеиваясь и глядя на Эмму с несвойственным ему обожанием. На минуту Кира даже предположила, что он специально пригласил увлеченного специалиста, чтобы поиздеваться, но отмела это как слишком сложный сценарий. Пауза в беседе тянулась, обязывая что-то ответить и поддержать диалог, но ничего кроме простого признания, что она пришла сюда в надежде избавиться от навязчивой тревоги за Арину в голову не приходило.

— Боюсь, из-за работы я пропускаю большую часть культурных событий, — наконец сказала Кира, вспомнив в какую вакханалию превратилась афтепати стараниями Уны и Арины в прошлое открытие, не случившееся неделю назад.

— Читал, что у вас много дел по вопросам мигрантов в последнее время, — вкрадчиво заметил Доминик.

— Наверное, я поторопилась с Тейлором, — Эмма улыбнулась с обезоруживающим дружелюбием. — Чем вы занимаетесь? Доминик мало рассказывает о работе с европейскими партнерами. — Она слегка толкнула его локтем и тут же сдала с потрохами: — Секретничают вместе с отцом и Алексом, думают, меня кроме Филадельфийских архивов ничего не интересует.

— Филадельфийских архивов? — переспросила Кира, пытаясь вырулить на твердую почву в разговоре.

— Да, я просила отца о допуске в запасники Филадельфийского музея. У них хранятся архивы переписки и черновики Кингсли. Я пишу работу по динамике в его творчестве и влиянию на нее техник Сёра. Многие считают, что он заимствовал сюжеты у признанных мастеров, но, если присмотреться к черновикам и сопоставить годы написания, становится понятно, что ни о каком копировании нет и речи. Художники одного периода и одной школы начинают однообразно, собственный стиль вырабатывается с опытом, и различные течения, которые…

— За бога, мълкни побързо, не разбирам нищо от твоите думи (О боже, умолкни наконец, я не понимаю, о чем ты говоришь), — шепотом пробормотала Кира.

Их прервал тихий смех Доминика, полный сочного удовольствия.

— Милая, ты потрясающе красива, когда говоришь с таким воодушевлением о нудной демагогии Тейлора. Я готов слушать часами, хоть и считаю Кингсли ловким копиистом, но боюсь, Кира быстро заскучает.

— Он не копировал, — повторила Эмма, досадливо поморщившись. — Ник упрямо не хочет замечать очевидного несоответствия фактов своим выводам, но из меня никудышный спорщик, — она снова улыбнулась.

— Он прав в том, что я действительно не смогу составить вам достойную компанию для обсуждения пуантилизма, — вздохнула Кира. — Я практик, далекий от теории изобразительного искусства.

— Вы тоже пишете? — поинтересовалась Эмма.

— Весьма своеобразно, — ухмыльнулся Доминик. — Все еще специализируетесь на силовых методах?

— В последнее время приходится все чаще. — Кира польстила себе мыслью, что ее оскал можно принять за улыбку. — Я всегда больше интересовалась огнестрельным оружием, чем искусством.

Эмма моргнула и вспыхнула.

— И ты заранее это знал! — Она ткнула в Доминика пальцем, чем вызвала у него довольную улыбку. — А я-то думала, что твое главное оружие — обаяние.

— Не сердись, малышка, — проворковал вампир, приобняв ее за плечи и бегло коснувшись губами виска.

— Мы собирались выпить кофе, — сообщила Эмма, отстраняясь. — Хотите присоединиться? О работе Доминика я знаю меньше, чем о техниках Дега, и была бы очень рада поближе познакомиться с его коллегой.

На мгновение лицо вампира приобрело хищное выражение, мелькнувшее тенью, но он быстро вернул себе беззаботный вид.

— С удовольствием, — ослепительно улыбнулась Кира, мысленно представляя всю глубину его восторга от бесед об их сотрудничестве.

— Не принимайте всерьез, — шепотом попросила Эмма, увлекая Киру вперед. — Дома привыкли так надо мной подшучивать. Думают, если они старше, то им положено смущать девушек.

Кира испытала прилив симпатии к этой едва знакомой особе, потрудившейся сгладить острый угол и, похоже, искренне желающей подружиться.

— Они? — уточнила тоже шепотом, хотя прекрасно знала, что идущий следом Доминик все слышит.

Знала и Эмма. Кира поняла это по ее лукавой улыбке.

— Ник, Алекс и папа, — ответила она заговорщицки.

— Кто такой Алекс? — не роняя степени секретности, спросила Кира.

Доминик фыркнул.

— Давний друг и коллега Доминика, — пояснила Эмма. — Когда я говорю давний, я имею в виду древний, — добавила она шепотом и наигранно оскалилась, изображая вампира.

Кира подумала, что вопрос, кто над кем потешается, очень спорный. Доминика забавляли провокации, Кира достаточно знала его манеру, чтобы понимать, что объект определяет лишь направление. В отличие от нее самой, агрессивно шипящей на все его уколы, Эмма не пыталась укусить побольнее. Ее шутки были симметричны, не обидны, и при этом давали понять, что она не безропотная девочка для насмешек.

— Алессандро будет разочарован вашей забывчивостью, — заметил Доминик, взяв Эмму под руку.

— Всех вампиров не упомнишь, — с привычной небрежностью отмахнулась Кира и тут же мысленно обругала себя за резкость.

— Вы многих знаете? — снова сгладила Эмма.

— По долгу службы, — Кира с благодарностью ей улыбнулась. — Дома я занимаюсь контролем за условиями Брюссельского соглашения. Оно про правила обращения на территории государства-подписанта.

— Да, я знаю, — мягко откликнулась Эмма. — У нас недавно проходили опросы, применять ли его условия внутри штата. Папа считает билль Бриджа-Сентера расистским и выступает за полное применение Брюссельского соглашения.

— А папа у вас?.. — осторожно уточнила Кира.

— Джордж Мэтисон, губернатор штата, — довольно мурлыкнул Доминик.

Кира подумала, что давно так не ошибалась в человеке. Эмма, которую она приняла за влюбленную дурочку, оказалась умной, приятной собеседницей, сведущей не только в искусстве и готовой поддержать другие темы для беседы. Чем-то дружелюбная зеленоглазая дочь губернатора неуловимо походила на Арину, вызывая симпатию и желание отвечать улыбкой на улыбку. Кира бросила беглый взгляд на часы и решила, что у нее есть возможность потратить час на кофе с Эммой, и мысль о том, что Доминик будет разбавлять эту приятную компанию, проигнорировала.

У выхода из Арт-Института суетилась компания людей в оранжевых жилетах. На стеклах дверей мелькали яркие отсветы, группа громко переговаривалась, потом распалась на три части. Две пустились по ступеням к скульптурам львов, украшающих вход. Третья цепочкой растянулась перед входом. Кира заметила плакаты и стикеры, которыми заклеили львиные постаменты, но с такого расстояния лозунгов на них ей было не видно.

Двери обители искусства распахнулись, выпуская их и ещё нескольких посетителей, и за миг до того, как Кира перешагнула порог, человек в оранжевом жилете извлек из-за спины длинную трубку. Выглядело так, будто рыцарь вынимает меч из ножен перед битвой с драконом. Кира ухмыльнулась своему сравнению, повернулась было к Эмме поделиться и увидела, как Доминик обнимает ее, прикрывая. Что произойдет дальше, она поняла в процессе. Рефлекторно успела отвернуться, пригнулась, и уже снизу наблюдала, как чудесное светло-горчичное пальто вампира покрывается красным. Не без иронии подумала, что не только курткам, купленным в этом городе, тотально не везет, и порадовалась, что надела простенькую «Gap» на прогулку в Арт-Институт.

Заряд свободы самовыражения, пришедшийся на них и еще троих посетителей, иссяк через минуту. За эту минуту Кира успела найти пусть слабое, но укрытие от краски, за стойкой с журналами. Когда в поле зрения появилась протянутая рука она не сразу поняла, что это Доминик проявляет галантность.

— С вами все в порядке? — спросил он, помогая ей подняться.

Кира взглянула на отражение в стекле дверей и усмехнулась. Доминик был окрашен с правой стороны, она с левой. Отражения дополняли друг друга, превращая их в подобие символа инь-янь, криво разделенного на две половинки. Длинный потек краски на плече вампира напоминал прищуренный глаз. У Киры на виске медленно застывала алая капля, похожая на бутафорскую кровь из ужастиков восьмидесятых. Пока она смаковала иронию ситуации, подошла Эмма с пачкой влажных салфеток в руках.

— Мне так жаль, — она искренне вздохнула. — Позволите?

Кира кивнула.

— Однажды мы с братом стащили у отца вишневый ликер, чтобы поразить всех на школьной вечеринке, — с легкой улыбкой говорила Эмма, орудуя салфетками. — Спрятали в мою сумку. По пути бутылка открылась и залила мне все платье. На вечеринке я произвела фурор, — она весело фыркнула. — Представьте: светлое платье в темно-бордовых пятнах на бедрах.

Кира понимающе улыбнулась, в душе восхитившись тому с каким беззлобным юмором Эмма рассказывала об этом событии. Такие эпизоды часто становились поводом для унизительных замечаний среди подростков, но она веселилась, вспоминая минуту позора.

— Это было одновременно кошмарно и смешно, — ее зеленые глаза смеялись. — Меня потом весь год обзывали сладкой вишенкой.

— Как мило, — мурлыкнул Доминик, поцеловав ее в щеку.

— Ну вот, — Эмма убрала салфетки. — так лучше.

Кира оглядела себя в отражении. На плече жемчужно-серой куртки, купленной для «повседневных дел», аляповатыми тюльпанами краснели крупные пятна, ближе к талии они становились мельче.

— Красота! — констатировала она с улыбкой.

Доминик усмехнулся, отступил на шаг и окинул таким взглядом, будто рассматривал картину. Эмма встала рядом с ней и скорчила забавную рожицу, сделавшись ещё задорнее, чем была до этого. Ей почти не досталось краски, жених героически принял весь залп на себя, только на рукаве красовалась мелкая россыпь точек, похожая на маргаритки.

— Похожи мы на картину импрессиониста? — спросила Эмма весело.

— О, да. Отсюда чудесный вид, — Доминик улыбнулся как-то очень мягко, по-доброму, без всякой двусмысленности и подтекста.

Кира моргнула от неожиданности. С изумлением уставилась на отражение, а когда перевела взгляд на вампира, он вновь был в привычном образе харизматичной канальи.

— Дамы, — мурлыкнул он, предлагая руки обеим.

Эмма автоматическим жестом взяла его под локоть. Кира замешкалась, непривычная к галантности, несколько чуждой в среде нелегалов и контрабандистов, но все же приняла руку. Они успели спуститься по трем ступенькам. На четвертой идиллию испортили два полицейских. Совершенно разные внешне — один высокий лом, второй низенький колобок, — они смотрелись удивительно одинаковыми. Протокольные выражения лиц, планшетки с бумагами в руках, даже белый след пудры на брюках у обоих был в одном и том же месте. Их слова тоже не отличались оригинальностью и быстро слились для Киры в белый шум. Она выскользнула из-под руки Доминика и отошла в сторону, предоставив ему самому разбираться со свидетельскими показаниями. Однако на вопросе хочет ли кто-нибудь из них подать жалобу на действия активистов оживилась.

— Я хочу. — В ее голосе плескался заметный энтузиазм.

— Кира, — в голосе Доминика порицание.

— Что? Вторая куртка за неделю, — ляпнула она и сразу осознала свой промах — глаза Доминика вспыхнули внутренним огнем, присущим очень внимательным наблюдателям.

— Неделю? — в его тоне появилась вкрадчивость. — Не знал, что вы давно в городе. Что же привело вас в Чикаго?

— Выставка импрессионистов, — отмахнулась Кира, соображая, как на ходу исправить оплошность.

Откатывать назад из-за одного слова было нелепо, объяснять, что она имела в виду — нелепо в квадрате.

— В самом деле? — градус вкрадчивости повысился.

— Нет, вру, — огрызнулась она, раздражаясь на себя за глупость.

— Je n'en doute pas. (Не сомневаюсь в этом), — сладко протянул вампир, разглядывая ее как диковинку. — J’aimerais savoir pourquoi tu mens. (Хотел бы я знать о чем вы лжете)

— Je ne parle pas français (Я не говорю по-французски), — использовала Кира методику, которая уже выручала ее.

По улыбке поняла, что он ни на секунду ей не поверил, но тут положение спас полицейский-колобок, вручивший ей планшетку с бланком жалобы.


Мысль о необходимости пойти в магазин и купить новую куртку вызывала смех сквозь слезы. Кира даже рассматривала вариант купить сразу пять, чтобы составить набор курток “неделька”, на случай очередной встречи с антивампирскими активистами.

Акция у Арт-Института получила широкое освещение. О ней рассказали в прессе и на местном TV. Новостные порталы Чикаго и Иллинойского отделения Ассоциации наперебой сообщали читателю десятки подробностей эпизода, занявшего две минуты. Кира подозревала, что такой ажиотаж подогревался искусственно. Центральным бенефициаром истории был, разумеется, Доминик. Тереза Вайс, его рупор вампирской пропаганды и автор самой бойкой заметки, помимо блога вела новостную колонку в электронной версии “Чикаго Трибьюн” и два раздела во “Фреш Фенгс Ньюс”, где соловьем заливалась о важности борьбы с расизмом. Из ее статей следовало, что протесты — это, конечно, неотъемлемое гражданское право, но только до тех пор, пока не носят агрессивный характер. Облить краской представителя вампиров штата — действие, подходящее под понятие “агрессивно”. Тот факт, что вместе с ним залп красного акрила получили пять случайных человек, Тереза умело выносила за скобки, создавая впечатление чуть ли не целенаправленной акции против вампирских членов общества.

Под обличающей статьей, в которой походя досталось строительным магазинам, продающим краску кому попало, развернулось скандальное обсуждение темы с представителями Общества последователей доктора Ван Хельсинга. Стороны обвиняли друг друга в нарушении конституционных прав и свобод, постепенно переходя на личности и оскорбления. По пути до торгового центра Кира успела узнать, что самым страшным грехом фанаты Стокера считают способность вампиров иметь потомство. Отрезвляющий факт, что несмотря на заметную разницу в свойствах организма, размножение происходит банальным половым путем, в глазах последователей веса не имел. Увлеченная чтением, Кира несколько раз обновляла ветку комментариев. Вампиров клемили бесовскими отродьями, оскверняющими наивных женщин, и подсаживающими в животы демонов. Многочисленные дети смешанных союзов, бегающие по миру обычными человеческими подростками, во внимание не принимались. Она прикинула количество “демонов” на популяцию в США, где за последний год инициировали больше, чем во всей Болгарии, и вздохнула. Едва ли все эти дети обладали такой крепкой психикой, как Эмма Мэтисон, и были способны отнестись к буллингу с юмором.

Вампиры размножались тем же путем, что и люди, за одним маленьким исключением — у мужчин это получалось лучше. Как-то Арина пыталась объяснить ей сложную биологическую загвоздку с поддержанием нужного уровня всего в женском вампирском организме на протяжении длительного срока беременности, но медицинские термины в кириной голове не задерживались. Она сделала для себя вывод, что подогревать мужские яйца в течение сорока дней проще, чем всю женщину в течение девяти месяцев, и постаралась вопрос закрыть. Арина заметно расстраивалась из-за невозможности завести свежих детей, муссировать грустные темы не хотелось и Кира сводила на нет все попытки обсудить размножение, как вампирское, так и собственное. В конце концов подруга отстала, хоть и довольно долго дулась.

Выходя из метро, Кира машинально проверила наличие хвоста и удивилась, его не обнаружив. Соскоблив с пыльных антресолей своего богатого внутреннего мира сочувствие, она некоторое время постояла возле выхода, делая вид будто сверяется с картой. Хвост не появлялся. Пожав плечами, она убрала телефон в карман джинсов и направилась к знакомому торговому центру. Возле дверей ее настигло озарение. Хвоста и не могло быть. Доминик узнал о ее приезде в момент встречи в музее вчерашним вечером.

Стоя на эскалаторе, Кира так и сяк вертела в голове мысль откуда ушлый клыконосец узнал о ее приезде в прошлый раз, и не находила убедительного ответа. По официальным каналам уведомления о визите представителей очень среднего звена приходили принимающей стороне за сутки. Кира справедливо считала, что после всех испытаний может денёк отдохнуть, перед официальным «приездом» в Чикаго. Представив себе лицо старшего вампира штата, который скоро узнает, что уговаривал амбассадора Ассамблеи не писать жалобу на антивампирских активистов, она в голос хихикнула.

В вампирский туалет она вломилась, как викинг в дом завоеванной деревни — пинком распахнув дверь. Руки были заняты объемными пакетами с покупками. Чтобы войти в узкий дверной проем, Кира приподняла одну руку повыше, полностью закрыв себе обзор, и кое-как протиснулась в туалетную комнату. Зрелище, представшее перед ней, как только она опустила пакеты, почему-то совершенно не удивило. Подспудно Кира ожидала чего-то похожего, после краски антивампирцев на ступенях музея. Время играло в свои игры, сглаживая расхождения от витков, схлопывая вариации. Закупоривая в одну точку контроля все лучи нестыковок, разошедшиеся от предыдущей.

На нее хмуро смотрел уже знакомый любитель мыться в вампирских туалетах.

— Привет, — поздоровалась Кира, как со старым знакомым.

Поставила пакеты на пол, покосилась на черную спортивную сумку, поверх которой валялась смятая мужская футболка.

— Пока, — неласково бросил мужик в ответ, кивком указывая на дверь.

— А, ты меня не помнишь, — сказала Кира своему отражению.

— И ты меня, — градус хмурого недовольства в голосе чуть снизился, словно навязывая ей линию поведения, он параллельно пытался вспомнить, где ее видел.

Кира вздохнула и прислонилась спиной к двери. Частенько у нее бывало стойкое ощущение дежа вю при длинных витках, но вплоть до прошлой недели длинными считались откаты на несколько часов. Заметить совпадения за такой срок было значительно проще, чем сверять цепь событий длиной в несколько дней. Кира, однако, попыталась и так увлеклась, что на несколько минут выпала из настоящего.

— Шла бы ты отсюда, — вернул в него низкий голос купальщика, недовольного тем, что его уединение прервано.

— Со мной пойдешь? — спросила она, сунув большие пальцы за пояс джинсов.

Мужик хмыкнул. Поглядел насмешливо и свысока. Кира отметила, что в этот раз он выглядит не таким дерганым. Он был умеренно настороженным, но не агрессивным. Скалился насмешливо, но смотрел с хорошо скрытым любопытством.

— Дожил, — буркнул он на русском. — Телка в сортире клеит.

Кира подавила улыбку. Чуть склонила голову на бок, словно прислушиваясь к незнакомой речи. В ушах качнулись серьги — большие пластиковые звездочки цвета американского флага, купленные под влиянием душевного порыва.

— Говорю: боишься, сама сумки не дотащить? — он указал на ворох пакетов у двери.

— Ага, — Кира улыбнулась и на всякий случай сверилась с зеркалом. Оттуда на нее смотрела задорная идиотка в розовом худи.

— Ну пошли, Барби, — усмехнулся он, набрасывая куртку, лежащую у раковин, прямо на голый торс.

— Погоди, я в туалет, — вспомнила Кира об основной цели визита в уборную.

— Смотри, не купи там говна со скидкой, шопоголичка, — напутствовал ее мужик, опять переходя на русский, и Кире стоило трудов не хохотнуть в голос.

В лифте играла музыка, и Кира все больше впадая в образ Барби, пританцовывала в такт. Бумажные сумки из «Etam» и «Bershka», смотрелись игрушечными на фоне потрепанного баула ее спутника, и его этот забавный контраст веселил. Придерживая пакеты двумя пальцами, он кривил губы в ухмылке и косился на пару мужчин в деловых костюмах, тоже спускающихся на парковку. Один из них постоянно поправлял глянцевую спортивную сумочку, из которой торчал край белой кроссовки, и вполголоса рассказывал второму о сложностях адаптации в бокс-клубе, где его, этнического корейца, воспринимают как хлюпика. Кира бесцельно мазнула взглядом по двум мужчинам в костюмах, по своему старому новому знакомому и пришла к выводу, что бумажные пакетики с французскими лифчиками делают его очень будничным. Эдакий брутальный работяга, например, автомеханик, с тоскливым выражением лица сопровождающий юную подружку по магазинам. Парные костюмчики, вероятно, что-то такое и подумали, обменялись понимающими взглядами и улыбками. Купальщик секундно напрягся, ожидая вовлечения себя в разговор. Следом напряглась Кира, ожидая мордобоя, за этим последующего. Лифт остановился, мелодично звякнув, распахнул двери и механическим голосом назвал номер этажа. Кира выпорхнула первой, фамильярно взяв купальщика за руку и с удивлением отметила, что рука у него горячая. Увлекая его в сторону, она внимательно осматривала парковку, запоминая расположение камер.

— Забыла где поставила машину? — хмыкнул мужик, наблюдая, как она раз за разом оглядывается.

— Ага. — она рассеянно кивнула, дожидаясь, пока два костюма сядут в свою и уедут.

Достала из кармана жвачку, и распечатывала так тщательно, будто от этого зависело что-то важное. Сунув в рот сразу несколько штук, протянула упаковку спутнику.

— Повезло мне, — буркнул он, принимая угощение. — Тупая, но симпатичная.

Когда парковка обезлюдела, Кира вытащила из сумок с покупками тонкий черный шарф и набросила на голову скрыв волосы и приметные серьги. Бесцеремонно вручила оставшиеся пакеты спутнику и бодро направилась к бежевому форду, надеясь, что возится с замком не придется, а ключи, как в большинстве таких случаев, будут лежать под козырьком. И они лежали.

— Куда едем? — спросил купальщик после того, как они выехали с парковки.

— На север.

— Живешь там?

— Ага. Лес, озера, чудесная деревенька ветеранов пустует. Ты придешься ко двору.

— Я не ветеран.

— Все, кто пережил девяностые в России — ветераны, — пожала плечами Кира, переходя на русский.

Мужик дернулся и застыл. Воздух в машине зазвенел от напряжения.

— Останови.

— Да чего ты? — беспечно улыбнулась Кира. Образ глупышки стоило попытаться выжать полностью. — У меня мама из Екатеринбурга, папа из Питера. Знаешь, сколько страшных историй рассказывали?

Мужик доходчиво объяснил, где и как он вертел Киру, страшные рассказы и всю ситуацию в целом. Потом надолго замолк. Изрядно помрачнев пялился в окно с таким видом, словно выбирал на каком перекрестке выпрыгнуть из машины.

— Чего надо? — спросил минут через десять тугого молчания. — Только не пизди мне про маму с папой.

— Подельник нужен, — легко приняла новые условия Кира.

— Вот сразу ты мне странной показалась! — бросил он с какой-то невнятной обидой. — Вроде дура гламурная, а тачку увела — даже не вспотела.

Кира сделала себе мысленную пометку о наблюдательности купальщика, заметившего, что машину с парковки они все же одолжили.

— Чего ж поехал тогда?

— Не трахался давно, — огрызнулся он.

Кира промолчала, съезжая с Фуллертон-авеню и полностью этим маневром поглощенная. Развязки с шоссе в Чикаго всегда напоминали ей подвыпившую анаконду, потерявшую свой хвост. Завязанные виндзорскими узлами дороги и съезды были испытанием для незнакомых с местностью водителей. Особо неприятным, в нынешнем случае тем, что каждый съезд на шоссе фиксировался камерами, мелькать перед которыми на угнанной машине лишний раз не хотелось. Новый знакомый, впрочем, проявил себя опытным парнем. У въезда на шоссе натянул бейсболку чуть ли не на подбородок и свернулся в нахохлившегося ворона. Кире пришлось героически блеснуть лицом, наполовину скрытым шарфом.

— Ты не думал статус сменить? — спросила она немного погодя.

— У меня местного гражданства нет.

— В Штатах на соглашение клали с прибором. Переливают всех, кто заплатит. Пофиг на гражданство, квоты и все остальное, — в ее тоне сквозила досада.

— А смысл? Сменить бомжа на бомжа с клыками?

— Тут социалка мощная. Получишь пособие, еду и комнату в буткэмпе после обращения. Работу подкинут, документы оформят.

— Лапши на уши навешают, — продолжил собеседник презрительно. — По телеку льют херню в уши, каждый второй бежит под капельницу, жизнь себе продлить. Видал я те общаги для свежеперелитых: десять комнат на коридор и общий сортир. Отмечаться у коменданта дважды в сутки, баб не водить, не распивать, не шуметь. Еще и коридор самим пидарасить или платить десять баксов, а месячного пособия на три бутылки хватает.

— Нафига вампирам водка?

— А бабы? — он скептически поднял бровь. — Приятель один говорил: первое время после обращения стояком стены долбить можно, а тут красивых и согласных мало, все шибко независимые и толстые. Как без водки?

— Да вы батенька, эстет, — усмехнулась Кира, окинув его выразительным взглядом. — Толку с водки, если не берет?

— Привычка, — пожал плечами купальщик. — Куда едем-то?

— На север.

— К ветеранам?

— Да. Дома стоят пустые, коммуникации подключены, так что жить можно. Публика там со своими скелетами в шкафах, доебываться с вопросами не станут, но фасадом лишний раз не свети.

— А тебе это зачем?

— Мне там надо хатку одну пошманать, на стреме постоишь.

— Деловая, — фыркнул купальщик.

— У тебя в сумке СВД случайно не завалялась? — поинтересовалась Кира таким тоном, которым спрашивают время у прохожего.

— Случайно нет.

— Тогда постоишь на стреме, пока я поищу что-нибудь другое.


Перед дверью Кира задумалась. На вид и замок и дверь были простенькими, однако ей хорошо было известно какие тайны хранит скромная обитель ветерана неизвестного количества войн Гейба Деверо. Его имя Кира прочла на почтовом ящике, когда вместе с новым приятелем осматривала их в поисках незанятых квартир. О том, что Гейба нет в городе Кира узнала случайно — подслушала разговор общительной Грейси в местном магазинчике, забежав туда за готовыми обедами и парой бутылок пива. Ее русский кавалер в магазин идти не пожелал, остался в машине и ждал, когда она вернется. На задержку не ругался, но довольный вид прокомментировал в своем духе — спросил не порвется ли рот от довольной лыбы. Кира рассмеялась и назвала его славным парубком. Он тоже поржал, низко и хрипло, словно каркал. Когда он улыбался, то становился моложе и теплее, но одновременно с этим выглядел неестественно. Как будто улыбка была чужая, одолженная у кого-то, и он совсем не умел ее носить.

В доме он выбрал самый дальний апартамент, в конце коридора и рядом с пожарной лестницей. Кира его выбор одобряла, понимая, однако, что сделать ноги из городка, кишащего вампирами, ему будет сложно. Случись что, безымянный русский, скорее всего, сгинет в одном из местных озер, превратившись в корм рыбам. Задумавшись о том, сколько лишних свидетелей покоится в каскаде озер на границе штатов Иллинойс и Висконсин, Кира гипнотизировала дверь взглядом.

— Ждешь, что она сама откроется? — спросил купальщик.

— Да так, задумалась. — Кира встряхнулась, выбрасывая из головы посторонние мысли. — Вампир нас услышит раньше, чем мы его, они чуткие твари. Паси лестницу. Если услышишь или увидишь кого-то, пошуми чуток и сваливай.

— А ты?

— Разберусь.

— Как скажешь, Барби, — усмехнулся купальщик и пошел к лестнице.

Кира надела тонкие тканевые перчатки, купленные специально для этого визита и завозилась с замком.

— Ты еще и медвежатница, — усмехнулся ее подельник, когда замок поддался и дверь открылась.

Кира отмахнулась, не реагируя на издевку в голосе. Присмотрелась к порогу, посветила фонариком на пол у двери, опасаясь неприятных сюрпризов. Ничего настораживающего не было. Она прошмыгнула в квартиру и прикрыла за собой дверь. Стараясь не мелькать перед окнами, направилась к кровати. Самым диким и неудачным вариантом было застать там какую-нибудь случайную подружку жильца, но постель оказалась пуста и убрана.

Тайник открываться не хотел, но против кириного упорства не устоял и распахнул дверцу в шкатулку с секретами. Внутри было сумрачно и тихо, как и положено приличной конуре. Кира со ступенек осветила пол, не желая вляпаться в растяжку еще раз. Похвалила себя за предусмотрительность и восхитилась собственным везением. Через комнатку тянулось четыре лески, поблескивающие в свете фонарика. Каким-то невероятным чудом ей удалось не наступить на них в прошлый раз, но едва ли госпожа Удача была настроена делать еще один роскошный подарок.

У стены с оружием две лески пересекались, наслаиваясь друг на друга, напомнив ей линии времени. Вероятно, Гейб считал это место самым ценным, если постарался так обезопасить от посторонних. Обдумав стоит ли лезть к арсеналу — неизвестно какие еще сюрпризы подготовил оружейный фетишист, — Кира решила, что обойдется без винтовки. Кроме очевидной сложности при добыче, М24, тускло мерцающая черным боком, была для нее тяжела и неудобна, а пристреливаться времени и места не имелось.

Не выключая фонарика Кира спустилась вниз, перешагнула через одну леску, потом вторую, ежесекундно ожидая неприятного щечка чеки, но оставалось тихо. В правом углу пробковой доски висела фотография незнакомого мужчины в деловом костюме. Он курил, сидя в городском скверике, за деревьями угадывались очертания стеклянного небоскреба. Подпись под фотографией прояснила, что за город. Нью-Йорк. Даты не было, но Кира готова была поставить десять к одному, что это следующая цель, записанная в ежедневнике киллера после пятого декабря. Левее и чуть ниже висел список из цифр и арабских букв, еще левее распечатка карты. От нее тянулись тонкие ниточки к списку.

К левому углу доски были приколоты транспортные инвойсы, кое-где подкрашенные желтым маркером. Несколько минут Кира с интересом взирала на доску, дезориентирована непривычной структурой информации. Подошла ближе. Распечатка карты была цветной, но блеклой, словно у принтера не хватило краски на яркость, и как веснушками пестрела желтыми точками. Ниточки от них тянулись к списку арабских букв и цифр — маршрутов автобусов. Цифры с двоеточием были временем их прибытия на остановки, а сами остановки на карте отмечены желтым маркером. Перед ней на доске была подробная дорожно-временная карта Алфабет-сити, только оформленная слева направо.

Невольно Кира восхитилась глубиной проработки заказа. Гейб, если конечно вампира с сурой на полспины можно было так именовать, подходил к делу убийства ближнего своего с высоким уровнем профессионализма. Ей стало жаль, что жизнь развела их по разные стороны баррикад. Сотрудничество с таким внимательным и дотошным наемником могло быть очень плодотворным. На минуту она представила, как Арина склоняет истинно арабского вампира к сотрудничеству, и оскалилась. Подруга могла бы выжать из опытного убийцы имя заказчика. Кире такие подвиги были не по плечу и потому она искала любые доказательства покушения, которые суд Ассамблеи сочтет достаточно вескими для объявления туркам хотя бы моратория на обращения. Досадливо вздохнув, она приступила к поискам, понимая всю тщетность мероприятия. Если к зачистке хвостов Гейб подходил так же, как к организации убийства, все что можно было ему предъявить уже уничтожено.

Пошарив за доской, Кира нашла знакомые распечатки твиттерных постов, список городов, дат и меню из пиццерии. Пользуясь возможностью наверстать упущенное она все сфотографировала и переслала Арине с припиской “на всякий случай”. Арина в ответ попросила заказать ей большую пепперони.

Транспортные бумаги оказались документами на контейнерную перевозку из Эрбиля в Джолиет. Доставку личных вещей погибших солдат оплачивало щедрое общество Сыны отечества. Сфотографировав документы, Кира посмотрела на даты, выделенные желтым, и обнаружила, что контейнер прибыл вчера. Существовал крохотный шанс успеть покопаться в вещах до того, как это сделает получатель, и она забрала инвойсы.

Конура наемника, обшаренная, насколько это было возможно в темноте и с риском наступить на смертельный сюрприз, скрылась за фальш-панелью. Кира быстро спустилась по трем ступеньками лесенки от кровати. Открыла комод. В верхнем ящике валялись россыпью презервативы, пластырь и банка с обезболивающим. Прикарманив первое и последнее, Кира отыскала в ящике с бельем уже попадавшийся ей глок и засунула его за ремень под толстовку. Аккуратно поправила вещи и, прихватив коробку с патронами, выскользнула за дверь.

Увидев в ее руках коробку, купальщик хмыкнул.

— Ради этого ходила? Такие у меня есть.

— У тебя какие планы на вечер?

Он ухмыльнулся и окинул ее оценивающим взглядом.

— Отдохнуть. Оставайся, пивка выпьем.

— Мне надо съездить в Джолиет.

— Ты как кролик из рекламы батареек, все время бежишь куда-то. Ты хоть жрешь что-нибудь?

— Иногда.

— Вот давай пожрем, перепихнемся и поедешь.

— Долго, — Кира сосредоточенно изучала маршрут на экране телефона. — И мне нужен напарник на стреме постоять.

— Бля, дай хоть ополоснуться нормально!

— Ты прям енот-полоскун, — буркнула Кира шагая по коридору к его апартаменту. — Давай побыстрее, меня время поджимает.

— А меня недоеб. — Он втолкнул ее внутрь и захлопнул дверь.

Коробка выпала из рук и глухо бухнула об пол.

— У меня есть пистолет, — поймав равновесие сказала Кира.

— Похер. — Он дернул ее за руку на себя и сгреб в охапку. — У меня нормальной бабы полгода не было.

— Это я-то нормальная?

— Ты своя.

Он удерживал ее одной рукой, а второй жадно тискал, полностью подтверждая свое заявление о долгом воздержании, но почему-то не лез целоваться. Эта внезапная деликатность сводила на нет всю агрессивную настойчивость, делая ситуацию скорее забавной, чем настораживающей. Кира, растерявшись от такого натиска, замерла. Стояла, не зная куда девать руки, впервые за все время знакомства действительно чувствуя себя куклой Барби.

— Ты чего? — спросил он, заметив ее деревянность. — Напугал что ли?

— Да нет, просто… отвыкла, — пробормотала Кира, разглядывая его глаза. Обычные человеческие, не подернутые потусторонней дымкой вампирского. Они оставались карими, не мерцали, не темнели и не превращались в черные дыры, как частенько случалось с вампирами при сильном возбуждении.

Купальщик возился с молнией на ее джинсах и бормотал грубое про производителей одежды. Растерянность уступила место другому чувству. Она ничего не знала о мужике, который стаскивает с нее одежду, он ничего не знал о ней. Даже имена казались лишними. Такая анонимная честность привлекала.

За его плечом темнели пустые апартаменты. Из мебели имелась только кухня, точно такая же, как в квартире Гейба. Туда-то и потащил ее случайный любовник, наконец разделавшись с джинсами. Столешница поцеловала голые ягодицы холодом, как и в прошлый раз. Кира улыбнулась. Время снова играло в салки с событиями, вынуждая их повторяться. Она подумала, что эти две точки контроля, если смотреть на них в потоке времени, ничем не будут отличаться от миллионов других. Похожие снаружи и до странности похожие внутри, они в то же время оставались разными до неузнаваемости. Время воспроизводило лишь скелетную линию, смешивая фигуры, оказавшиеся на пути у волн событий, сливающихся в одно целое. Пальцы на мгновение кольнуло прикосновением времени. Под кожей затрепетал огонек — шанс на поворот. Кира оттолкнула его. Поворачивать не хотелось, хотелось продолжать. Потом хотелось повторить. И еще раз. В Джолиет выехали около полуночи.

Загрузка...