Точка бифуркации

Часть первая. НАЧАЛО

Багряная тьма давила грудь и спину, не давала дышать. Надо открыть глаза, разлепить ссохшиеся губы, оглядеться и попросить помощи. Он понимал, что нуждается в ней, Он хотел дружеского участия и теплого прикосновения. Но почему ничего не получается? Надо пошевелиться, размять скованные мышцы… Он дернул на себя затекшие до боли руки, но они не шелохнулись, сплющенные той же жуткой тяжестью, что и грудь. Невозможно дышать, от этой тяжести давно бы надо умереть, а Он все еще жил, Он ощущал себя… Или не ощущал? Зато всей своей очевидность в его израненное тело вгрызались багряные сполохи, нет, Он их не видел, Он их чувствовал. Надо осмотреться, понять, где Он, что с ним. Он попытался поднять сухие непослушные веки и внезапно понял, что его глаза давно открыты. Но почему они ничего не видят? Он ослеп или вокруг просто непроглядная тьма? И почему в темноте багряная боль?

«Я жив или нет?», — вопрос мелькнул и тут же нырнул в глубины сознания. — «Кто я?»

Он лежал и пытался вспомнить свое имя, ведь должно же быть у него имя! Но имени не было. Может Он безымянный? От этой мысли почему-то повеяло жутким холодом. А еще Он со страхом обнаружил, что не может мысленно представить себя самого. Он забыл себя! Смысл слов, которыми Он думал, изначально понятный и привычный вдруг стал ускользать от него, Он цеплялся за него, мысленно вновь и вновь произносил слова, а они манили, дразнили своей близостью и все равно выскальзывали из рук. Из рук? А что такое руки? Или, например, глаза? Кажется, Он собирался их открыть, но зачем? Чтобы видеть? Но что значит видеть? Голова звенела болезненной пустотой. Чем больше Он вспоминал, тем меньше мог вспомнить. Почему Он не может сделать ни одного движения? А что такое, движение? Водопад вопросов заливал его и без того мерцающее от слабости сознание, и Он, захлебываясь от удушья, барахтался в нем, ища ответы, пока не сдался и не утонул в нем окончательно. Он беспомощно отдался пучине небытия, и оно спасительной пеленой окутало сознание, гася страх, оставляя только недоумение и тоску. «Господи!, — вырвалось из самых глубин его души. — Не оставь меня, ответь, где я и кто я?»

В тот же миг тьма дернулась, колыхнулась всей своей бесконечной протяженностью, обдала дикой яростью и лютой ненавистью. Ее багряный оттенок ничего не освещал, он просто был рядом, большой и обжигающе жаркий. Он лился сквозь него, разгораясь черным злобным пламенем, лизал его беспомощное тело, но почему-то не причинял ему никакого вреда.

— Не смей поминать имя врага в мире моем!, — заревело внутри него, пробежав болезненной дрожью. — Здесь его не помнят!

— Кто это?!, — вскричал радостно Он. — Кто здесь, откликнитесь! Ради Бога, помогите, я…

— О-О!!!, — взорвалась оглушительным воплем тьма и отозвалась бесчисленным эхом, перерастающим в звериный рык. — Налагаю на уста и мысли твои запрет на упоминание имени бывшего хозяина твоего! А за твое бесчинство я сам буду пить твою душу, медленно и мучительно, вечно!

— Простите, но я не понимаю, о чем вы говорите? Ради Бога, помогите мне, я не понимаю, что…

Конец фразы потонул в жутком реве, до краев наполненным яростью бессильной злобы:

— Ты помнишь!? Значит, ты не мой! А если ты не мой, то покинь мой мир!!!

И все погасло.

Наверное, Он умер.

Или уже был мертвым.

Свет вернулся. Вернулся и охватил его теплыми ласковыми объятьями, проник внутрь, наполнил радостью каждый уголок измученной души. Ему стало все равно, знает Он себя или нет, главное, Он здесь, там, где конец и начало, там, где хочется быть вечно. Он чувствовал, как сознание растворяется в блаженной истоме, как оно растекается каплей за каплей, но его это не беспокоило.

«Я вернулся!», — подумал Он вдруг и на душе стало еще чудеснее. Свет наполнял его, пронизывал, и Он сам становился этим светом, и как часть этого света, тоже источал блаженство и негу, и не было вокруг ничего, кроме бесконечного свечения, ничего, кроме него самого.

Но вдруг все остановилось, вернее Он об этом подумал, вокруг ничего не менялось, но внутри него возникло ощущение, что Он стал проваливаться в некую воронку. Она безжалостно и тщательно выбирала рассеянные частицы его души и кидала их во вне, вон из этого волшебного мира. Всеми мыслями, оставшейся волей Он сопротивлялся, цепляясь за чудесный свет, который все равно уходил из него, не успев ничего поведать и рассказать. Он подумал вдруг, что свету тоже не хотелось расставаться с ним, ему даже показалось, что свет сказал ему: «Не расстраивайся, мы еще увидимся». Он окончательно влился в незримо малую точку, словно провалился в нее, и в то же мгновение вокруг него необъятным пространством вздыбился огромный другой мир. Здесь тоже был свет, но другой, сначала он был спокойный, полный достоинства от собственной близости к Богу, потом начал наполнятся яркими сполохами. Не успел Он как следует рассмотреть, как все вокруг уже стало другим. Здешнее сияние было почти осязаемым, знакомым, оно искрилось множеством искр и золотистых нитей. Их становилось все больше, они сплетались в густую, ослепительную паутину, которая в один миг вдруг вспыхнула и превратилась в невероятно сложный, сверкающий холодным светом многогранник. Он словно очутился внутри огромного алмаза и смотрел через его бесчисленные грани, чуть перевел взгляд, и картина менялась. Глубина этого мира была пугающе сложной, бездонной и почему-то очень холодной.

Между тем Он продолжать падать. Или просто двигаться? Он не задумывался об этом, хотя по ощущениям, явно оставался на месте, просто миры вокруг него проносились невероятным калейдоскопом. Каждый новый мир, через который Он проскальзывал, неведомым способом успевал пронизать его, изучить и отщипнуть крохотный кусочек души. Но ему не было жалко, ему нравилось оставлять след в мироздании.

Миры были разными. С каждым переходом пространство вокруг него постепенно очищалось, переставало быть однородным, в нем стали образовываться огненные пятна, они дрожали, роняя вокруг себя капли, которые, тут же ярко вспыхивали и проваливались в зыбкий туман, расцветая там яркими, быстро расширяющимися пятнами. Только расширяясь, они одновременно тускнели, то ли, гаснув, то ли, погружаясь в некие бездны. Постепенно свет стал тускнеть, съеживаться, чернота пространства словно поглощала его, обгладывая яркие лучики, не съедая их совсем, а медленно кромсая их крепкими зубами мрака на множество ярких искр. Они рассыпались вокруг, устилая черноту узорами мерцающих спиралей и кругов. А потом движение миров прекратилось.

Этот мир ему показался знакомым. Не совсем, что-то в нем было такое, что не совпадало с его глубинной памятью, но все равно, это был мир, куда Он вернулся.

«Хм!, — подумал Он с усмешкой. — Опять вернулся! Получается, что я возвращаюсь туда, где никогда не был!».

При воспоминании о мире, из которого его вытолкнули, его обожгла волна грусти и сожаления, но она быстро истаяла под напором последних впечатлений.

Сначала ему нравился покой, отсутствие утомительного мелькания миров, но потом ему стало скучно и страшно одновременно. Вместе с прекращением движения в нем росла уверенность, что теперь его все покинули. «Кто все?», этот вопрос его мало волновал, какая разница, если Он самого себя опознать не может?! Он точно знал, только что рядом с ним был кто-то, а теперь его нет.

Он висел в центре бескрайнего пространства, беспомощный и грустный. Страха почему-то не было. От окружающего космического холода веяло равнодушием, оно легким сквозняком остужало чувства и сбрасывало их невесомой снежной пылью на самое дно его души. Он не сопротивлялся, потому что вместе с равнодушием уходила боль. Его положение переставало казаться трагическим и безысходным. Ему все еще казалось, что с ним что-то случилось, что раньше он не был таким, но впервые он стал сомневаться в истинности своих смутных и бессвязных воспоминаний. О чем, собственно говоря, ему беспокоится? Его окружала необъятная и неизведанная Вселенная, в которой ему, видимо, теперь предстояло быть. Он сознательно пропустил пришедшее сначала на ум слово «жить», потому что перестал понимать, что оно означает. Он просто был, был здесь и сейчас. Он висел в середине мироздания и легко мог предполагать себя его центром. Прошло довольно много времени с тех пор, как он осознал себя… Кстати, что такое время он понимал! Он мысленно улыбнулся, времени у него, судя по всему, было много. Очень много!

Он весело осмотрелся. Видел он все сразу, но пристально вглядываться мог только в то, что лежало впереди. Почему впереди? Да, потому, что Он так решил: впереди, это то, что он хорошо видит, а сзади, то, что размыто и вызывает желание обернуться. Он не хотел больше глубоко задумываться над не имеющими смысла словами, Он просто впитывал в себя окружающий мир. И мир откликнулся, с него словно сдернули покрывало. Чем больше Он всматривался в бесчисленные гирлянды звездных спиралей, тем больше замечал, что пространство вокруг них неоднородно. Неуловимо в нем присутствовал некий след правильного рисунка или даже чертежа. Отблески звездного света то там, то здесь преломлялись на гранях пространства, и это было красиво и захватывающе. Он восхищенно застыл в немом почтении к открывшейся картине и чем больше смотрелся в нее, тем больше поражался. Беспорядочные грани скрывали неведомые глубины пространства, и они вовсе не были беспорядочными, они хранили в себе некий замысел, замысел создателя. За ними скрывались новые миры, новые вселенные и Он почувствовал, что туда можно пройти, что в них можно плутать бесконечно долго, до скончания времен.

— Господи, как же красиво!, — мысленно вскричал Он.

И тут же вселенная вокруг вздрогнула, словно по ней прошла неуловимая взору волна, безжалостно смывая эту глубину пространства, пряча ее завораживающе красивую, но излишнюю наготу, свидетелем которой Он случайно оказался. Опять вокруг него равнодушно и величественно простиралась пустота и звезды.

— Уф, наваждение какое-то, — он облегченно вздохнул, вернее, попытался сделать это, и тут же с удивлением стал вспоминать, а что, собственно, Он пытался сделать?

Помучившись некоторое время он оставил очередные бесполезные и изнурительные попытки самоанализа.

— Все это очень красиво, но не висеть же мне здесь вечно?! Пусть даже в качестве центра вселенной, мне это совсем не нравится. Как бы мне научится движению?

В глубине его души росла уверенность, что он знает, как это делать, надо только вспомнить. Его внимание привлекла яркая и крупная звезда. Вокруг все звезды мерцали россыпью точек, а эта сияла ярким пятном света. Чем больше Он всматривался в нее, тем большим великолепием она его одаривала, маня его взор то золотом, то раскаленным железом, то холодом ослепительного белого сияния. Ему так хотелось приблизиться к ней, окунуться в ласковые языки ее огня. Почему-то Он был уверен, что они будут непременно ласковыми.

— Так, надо сосредоточится! Мне же рассказывали, что надо не пытаться двигаться, а просто делать движение.

Он сосредоточился и впился взглядом в звезду. Казалось, она кинула ему навстречу нити, ухвати их и она притянет. Но нечем было схватить их, вокруг была пустота, да, и Он сам был пустотой. Попытка за попыткой не приводили ни к чему, Он по-прежнему недвижимо и одиноко висел посредине вселенной. После дикого напряжения на него навалилась усталость. Чуть передохнув, Он решил действовать от обратного: не сосредотачиваться, а, наоборот, расслабиться. Он, насколько это было возможно в его положении, отрешился от окружающего пространства и погрузился в себя. После ряда попыток ему удалось добиться, чтобы мысли остановились и улеглись в глубине разума, уступив свое место космической пустоте. Но желанная звезда ближе не стала.

— Что же мне теперь здесь вечно висеть, до скончания времен?!, — внутри все похолодело, волна страха хлынула в душу, наполняя ее ужасом и близким безумием.

Мысли вновь лихорадочно заметались, ища выход, словно дикие звери в клетке. И не находили. Ему вдруг стало так холодно и одиноко! Вокруг был бескрайний мир, чужой и холодный и он висит в нем намертво впаянный в пространство, ничего не зная ни о себе, ни об окружающей вселенной. От мучительных переживаний внутри стало жарко, обида на свою незавидную долю вытеснила страх, оставив только безграничное недоумение.

Он потерял представление о времени: то ему казалось, что он висит здесь несколько минут, то целую вечность. Постепенно рассудок стал брать верх над бурей эмоций, к нему вернулась способность анализировать. И Он тут же понял, что уже долгое время бродит среди одних и тех же мыслей, переживает одинаковую последовательность чувств.

— Неужели я здесь нахожусь столь долго, что исчерпал неповторимость мыслей и чувств?

Странно, но это его не испугало, Он устал пугаться. Напротив, апатия приносила ему успокоение. Он вдруг отчетливо понял, что в его положении надо избавиться от чувств, а самое главное, Он понял, как это можно сделать! И Он не стал сомневаться, Он открыл шлюзы и с легким интересом ощущал, как истекают из него эмоции, как они растворяются в окружающей пустоте. Ему стало так хорошо!

— А что, — подумал Он, — даже если я вечно буду здесь висеть, то в этом нет ничего страшного. Это даже любопытно, наблюдать за жизнью Вселенной, смотреть, как рождаются и умирают звезды, ждать и дождаться ее конца.

С этими мыслями Он окончательно успокоился, в душе воцарился мир и покой. Он созерцал окружающий мир, считал звезды, выискивал в хитросплетениях галактик красивые узоры, некие образы, смутно напоминающие о чем-то далеком и безвозвратно утерянном. Чем больше Он всматривался в мир, тем ближе он становился. В один прекрасный момент Он вдруг понял, что вселенная, внутри которой Он очутился, живая! Ее большое тело, состоящее из мириадов звезд, дремало у ног Господа и видело его в своих снах. А еще Он перестал ощущать время, оно лилось сквозь него, не задевая и не меняя. Ему почему-то казалось, что при желании Он легко может вернуть каждое мгновение, прошедшее через него. И это ему тоже нравилось. Постепенно ему открывалась гармония вселенной. Нет, он не смог бы ее описать или объяснить. Он осязал ее душой, некими новыми ее струнами, неведомо как появившимися и звучащими в нем новыми мелодиями. Восторг требовал выхода, и Он стал сочинять стихи.

Сначала у него плохо получалось, и Он даже хотел бросить это занятие, но делать было нечего, а слова помимо его воли рифмовались в строчки. Так как в его памяти отсутствовали сведения о собственном прошлом, в наличии которого Он все чаще сомневался, то рифмовал Он то, что видел, и то, как это ощущал. Порою получалось забавно. Он выбирал произвольно звезды и начинал вплетать их в свои рифмы, и что интересно, Он потом не терял их, легко находя среди остальной звездной россыпи, словно между ними устанавливалась некая связь. Она не была долговечной, но была! Больше всего стихов Он посвятил мерцающей разноцветием звезде, которую называл теперь Близкой. Порою строчки получались вдохновенными, чаще, посредственными, но и те и другие выветривались из памяти. Но это его не огорчало, ему казалось, что Он сеет строфы вокруг себя, бросает их в пространство, и они плывут вдаль, прорастая и вплетаясь в этот живой мир.

Постепенно стихотворчество ему наскучило. Он перестал рифмовать, забыл свои поэтические опусы. И лишь одно стихотворение Он запомнил навсегда:

Эти строчки он часто мысленно шептал, всматриваясь в окружающее пространство. Он не понимал точного значения некоторых слов в стихотворении, но это придавало ему еще большую прелесть.

Мимо него шагало время, но его вселенная оставалась такой же, как всегда, ничего в ней не менялось. Нет, Он не скучал и не впадал в уныние. Для этого нужны чувства, а они у него если и оставались, то прятались глубоко и крепко спали. Если Он не размышлял о Боге и своей загадочной участи, то просто созерцал округ себя, ничего не ожидая и ничего не думая. Сознание стало играть с ним шутки. Например, он рассматривает какую-нибудь звезду и безотчетно спрашивает себя, а есть ли у этой звезды планеты? И она послушно приближается, показывая себя и свои планеты. Он видит то сухие колючие скалы, сжатые космическим холодом, то укутанные густой кипящей атмосферой вулканы, то белые облака над зеркалами огромных океанов. Он чувствовал, что может сделать усилие и окунуться в них, приблизить и рассмотреть самое мелкое живое на такой планете, но почему-то не решался. Ему было страшно, Он был не готов. Он боялся потерять свою новую способность, даже если все, что Он видел, было иллюзией, создаваемой его больным сознанием.

На Близкую Он не смотрел. Не мог. Но Он знал, что скоро это сделает. Почему-то он был уверен, что это будет означать для него перемены, и Он страшился их, Он привык к своему безмятежному существованию. В то же время Он точно знал, что если перемен не будет, то конца вселенной Он не дождется, потому что растворится в ней, растает в ее необъятном пространстве. А еще Он боялся, что перемен так и не наступит, в этом случае груз разочарования может разрушить его, лишить разума. И это тоже было страшно. Поэтому Он все оттягивал и оттягивал важный момент, говоря себе, что еще не все изучил вокруг, что Он вне времени и всегда все успеет. Но внутри него уже включились часы, они тикали, отмеряя оставшееся время, их нельзя было остановить или выключить. Он понял, что ему все равно предстоит выбор, хочет Он этого или нет. Так предначертано. Кем? А Он об этом не раздумывал, просто в одно из бесчисленных мгновений Он крикнул Богу «Господи, благослови!», и прыгнул в омут неведомого.

Его взгляд испуганно скользнул по сияющей кромке яркого пятнышка и оно послушно стало расти. Звезда была не только близкой, но и огромной. У нее не было планет. В гордом одиночестве она испускала каскады света и огня. Его языки были рядом, но не обжигали, напротив, они манили уютом и теплом, так не хватавшего ему все это время. И Он решился, он сделал то, к чему неосознанно готовился: Он потянулся вслед за своим взглядом и мгновенно оказался в нем, среди гигантских языков пламени. Вселенная перевернулась. Больше не было пустоты и безбрежного пространства, теперь мир вокруг него горел, взрывался протуберанцами багряных гигантских выбросов солнечной материи. От них веяло энергией и неукротимой силой. Но ему было уютно здесь, а самое главное, теперь Он мог двигаться! Он засмеялся, ощутив, что перемещается в океане света в полном соответствии со своими желаниями. Вверх, вниз, вправо, влево, любое направление было открыто ему, и Он купался в огненном пространстве, черпая из него радость и силы. В него щедро вливались потоки энергии, заполняли каждый уголочек его одинокой души. Он нырял, пил этот огонь, сам был огнем. А потом наступила приятная истома, ленивые мысли уснули рядом с его рассеянным взором. Он безучастно наблюдал, как на фоне огненных сполохов стали проявляться контуры его тела. Вот мелькнула линия руки, а сейчас Он пошевелил ногой. Странно, но это его не взволновало, словно Он ожидал нечто подобного. Он весь отдался неге, Он отдыхал от движения, наслаждался сытостью и покоем, его покачивало, баюкая, и тихо влекло вниз. А Он не сопротивлялся. Зачем? Здесь не может быть ничего плохого, теперь Он будет здесь жить, Близкая будет его домом и Он будет хозяином этого дома.

Что-то изменилось. Его тряхнуло и стремительно повлекло вниз в гигантскую темно-багряную воронку. Он падал. Там внизу его кто-то ждал, видимо, дом оказался занятым.

Воронка уходила в самые недра звезды, ее стены закручивались могучими струями огня.

— Странно, — думал Он, — я явно подчиняюсь пути, который определяет мне огонь, но он меня не жжет!

Падение казалось долгим, как вечность, но когда прекратилось, то показалось кратким мигом. Он пошевелился и увидел смутные линии своего призрачного тела. Теперь к нему возвращался смысл прежде потерянных для понимания слов: рука, нога, голова, человек… Значит, раньше Он был человеком?! Но тогда у него должно быть имя, Он точно знал, что у людей бывает имя. Он напряг память, обследуя ее закоулки, вот перед внутренним взором мелькнуло чье-то лицо, до боли знакомое, участливые глаза и губы, что-то неслышно шептавшие. Нет, это не его имя.

— А может мне вырваться из этого плена?, — подумал Он, и тут же заметил, как напряглись и сузились огненные жилы, как пахнуло от них жаром.

Он все же сделал попытку двинуться, но не смог. Нет, способность двигаться у него не исчезла, просто чья-то неведомая сила спеленала его мертвой хваткой.

— Хм, — Он усмехнулся, удивляясь самому себе: нечто могучее втащило его в недра солнца, а ему не только не было страшно, ему было почти все равно. Почти, потому что легкое любопытство в нем присутствовало. Впрочем, если бы сейчас все прекратилось, Он не стал бы переживать по этому поводу.

Было ясно, что все его мысли были открытой книгой для неведомого обитателя звезды, поэтому Он ни о чем и не думал. Ему было легко это делать, недаром же он провисел столько времени впаянный в сердцевину пустоты! Он посмотрел вверх и увидел багряный нескончаемый тоннель, он слегка раскачивался и терялся в выси тонкой ниткой. Ничего не предполагая и не планируя, только любопытства ради, Он сфокусировал взгляд на этой нити и она послушно стала разматываться открывая себя его взгляду. Вот показался конец тоннеля, слегка размытый и растрепанный наружными протуберанцами, Он стал их рассматривать, а потом вдруг неожиданно даже для самого себя, взял и оказался рядом с тем, на что смотрел. На всякий случай Он вспорхнул, не мешкая повыше, все-таки гостеприимство здешних обитателей ему не понравилось.

Когда кровавый жгут тоннеля скрылся внизу, Он остановился, здесь, кажется, ничего не угрожало. Он огляделся. Нет, все-таки что-то его все равно беспокоило. К льющимся рядом потокам света Он уже привык и не замечал их, но кроме этого на грани его ощущений чудилось ему некое присутствие. Не доверять своим сомнениям он теперь не мог, ведь кто-то же его пленил! Ощущение чужого присутствия увеличивалось, сквозь огненные потоки стали мелькать едва уловимые грани, словно вывернутого под правильными углами прозрачного полотна. Они легко врезались в потоки света, и те вздрагивали от неведомого препятствия. Размеры полотен поражали воображение.

Он взял себя в руки и успокоился, выгнав ненужные теперь страхи и мысли. Здешние обитатели, словно ждали этого, они перестали таиться и закружились вдали от него в гигантском хороводе. Трудно было понять, как они выглядят: они то сверкали многочисленными гранями, то колыхались, словно тонкие лоскутки. Невозможно было их и сосчитать. Оторвать взор от этих странных танцев было невозможно, поэтому Он поневоле тихо и крадучись приближался к ним.

Он остановился, когда разглядел еще одного участника хоровода, это был небольшой, прозрачно переливающийся квадрат. Именно вокруг него кружились сверкающие великаны, и с каждым новым оборотом квадрат чуть уменьшался. Так продолжалось довольно долго, пока тот не превратился в едва заметную полоску. И после этого хоровод остановился и рассыпался, обитатели звезды величественно удалились в разные стороны, а полоска явно направилась в его сторону. По мере приближения здешнего посланца, как назвал его Он про себя, тот рос в размерах. Оказывается, это из-за огромного расстояния он казался ему маленьким, а сейчас, когда он подплыл и застыл рядом, Он смог оценить его истинные размеры: посланец был рядом с ним, как солнце рядом с планетой.

— Господи!, — пораженно воскликнул Он. — А какого же размера его создатели?!

— Не создатели, родители.

В его голове звучал приятный мужской голос. Сначала чужие слова всколыхнули вопрос: «Как же он меня понимает?», но Он тут же его отбросил: какая разница, как? Главное, что понимает!

— Пришелец, ты очень беспорядочно мыслишь.

— Извините, я растерялся, я слишком долго был одинок.

— Мы знаем.

— Откуда?!

— Ты на нас часто смотрел. Почему не пришел раньше?

— Не мог. Не умел. А кто вы?

— Мы здесь.

— Не понимаю. Вы живете в этой звезде?

— Разве это не очевидно?

— Да, действительно, глупый вопрос.

— Я не нахожу в тебе имени, ты скрываешь его?

— Нет, я его не знаю, потерял, наверное.

— Тогда назови себя сам.

— Сам?!, — Он подумал, что мог бы раньше до этого додуматься, но тут же почувствовал, что не может этого сделать.

— Ты не можешь.

— Нет, не могу. А можете ли вы помочь мне вспомнить старое имя?

— Не можем.

— Не сумеете?

— Нет, просто не можем.

— Но почему?!

— У тебя будет долгий путь, ты должен вспоминать сам.

— То есть вы смогли бы, если захотели?

— Совершенно верно, пришелец.

— Понятно. А в помощи мне не откажете?

— Чего ты просишь?

— Выберите мне, пожалуйста, имя, ну, не могу же я безымянным в путь отправляться!

— Хорошо, мы предполагали твою просьбу и уже дали тебе имя.

— Какое?!

— Не торопись, пришелец, запомни, что часто имя влияет на выбор пути.

— Хорошо, запомнил. Говорите скорей.

— Мы нарекаем тебя Гора.

— Гора?, — Он несколько раз мысленно произнес свое имя, как бы пробуя его на вкус. — Не очень звучное, но я согласен, спасибо. Кстати, а что оно означаете?

— Идущий к солнцу.

— Почему идущий, я же уже пришел к солнцу?

— Ты должен найти свое солнце.

— Хм, задачка не из легких. Звезд великое множество, к тому же я не помню, какая из них моя.

— Должен тебя оповестить, что звезд еще больше, чем ты предполагаешь, ведь они находятся в мирах, которых тоже множество.

— Вот это, да! И как же мне быть?!

— Искать.

— Но это невозможно!

— Да, это трудно, но ты должен справиться. Ты не ограничен лимитом времени и тебя ведет Рок. Ведь смог же ты уйти от верной гибели.

— Багряный тоннель?!, — внутри все похолодело от запоздалого страха.

— Да.

— Так он и на вас нападает?!

— Да, но только на очень ослабевших и старых. А гостей, подобных тебе, он не выпускал ни разу.

— Выходит, я не единственный такой?

— Ты редкий, Гора, но не уникальный.

— Что ж, это радует. Вы мне не подскажите, ваша Вселенная моя или не моя?

— Мы не знаем.

— Ну, хорошо, подскажите хотя бы, как мне из мира в мир перемещаться?

— Мы не можем.

— Опять нельзя?

— Нет, не поэтому, Гора. Наш способ слишком горяч для тебя, ты должен найти свой.

— Хорошо, и на том спасибо.

— Гора, тебе пора покинуть нашу звезду, находиться для тебя здесь небезопасно.

— А что со мной может случиться?!

— Твоя энергия холодней солнца.

— И что?

— Больше ничего.

— Вопрос можно?

— Спрашивай.

— Я видел, как ты, — Он запнулся, — вы, рождались. Вас произвели специально для беседы со мной?

— Совершенно верно.

— Но почему со мной нельзя было пообщаться напрямую?

— Потому, что мои родители существа многомерные и пока ты не готов воспринять их.

— То есть, потом я смогу?

— Сможешь. В тебе есть все, ищи.

— Спасибо. А что теперь с вами будет?

— Я буду жить, Гора, жить и помнить о тебе.

— Но вам, наверное, будет трудно, ведь вы не такой как все?

— Да, я такой же редкий, как и ты. Зато мы почти братья, часть тебя останется во мне, а часть меня — в тебе.

— То есть меня стало меньше?!, — испугался Гора.

— Нет. Если ты отдаешь, то от тебя ничего не уходит.

— Не понимаю, как такое может быть?

— Поймешь.

— А мы еще увидимся?

— Может быть.

— А как мне вас называть?, — решился, наконец, спросить Гора давно рвавшийся наружу вопрос. — А то как-то неудобно…

— Зови меня Другом и в следующий раз приветствуй меня одного.

— Не понимаю.

— Ты говоришь мне вы, а я один.

— Но я думал, что это правило хорошего тона…

— Друзья могут обращаться только друг к другу.

— Да, это верно.

— А теперь торопись, тебе надо уходить.

— Что ж, благодарю за теплый прием, я пойду, пожалуй.

— Прощай, Гора, — и собеседник исчез в языках пламени.

Гора рассматривал собственные контуры на фоне огромного сияющего диска Близкой. Оказалось, что на руке у него пять пальцев, это его очень позабавило, ведь здесь в пустом пространстве они ему совсем не нужны. Он пошевелил ими. Наверное, ими когда-то можно было что-то брать, например, ручку. Ручку? Гора покопался в памяти. Да, ручку, чтобы писать. Писать, значит оставлять следы на чем-то. Хм, следы? Нет, не следы, а знаки, знаки его языка. Перед внутренним взором что-то вынырнуло, поманило и опять скрылось в бездонных глубинах его памяти. Гора мысленно пожал плечами и беззаботно огляделся. Вокруг него сияли миллиарды звезд. Его необычный побратим сказал, что он должен искать свое солнце, которое еще неизвестно в каком мире находится. Легко сказать, а как выбрать?

Гора вдруг ясно понял, что в данное мгновение определяет свой путь: куда падет его взгляд, туда он и направится. Из памяти всплыло: «развилка судьбы». Ну, и что с этим делать? Гора встряхнулся, сжался и тут же расслабился, выкинув из сознания беспорядочные мысли. Теперь он перестал быть кем-то, он стал частью пространства, его нервом. Пустота исчезла, мир вокруг жил, рождая жизнь, пестуя ее, иногда отвергая и поглощая. Это было невероятно! Ощущать все это было невероятно интересно, но очень тяжело. Гора почувствовал, как энергия, которой насытила его Близкая, расплескивается в никуда, и ему стало страшно. Он вынырнул из этого бездонного омута уставшим и ослабевшим и с сожалением обнаружил, что вновь стал прозрачным, вернее призрачным. Попытка оказалась безуспешной, он ничего не нашел, ни пути, ни нити, ни подсказки. Он висел впаянный в пустоту и беспомощно смотрел на звезды. Стало грустно и одиноко. Гора посмотрел на Близкую, но вернуться туда не намеревался. Что-то говорило ему, что это смертельно опасно. А может, просто здешние обитатели закрыли для него звезду? На что же ему надеяться, где просить, столь необходимой сейчас помощи?

— Господи!, — зашептал, пламенея надеждой Гора. — Направь меня, не оставляй меня без длани своей!

И на душе стало спокойней. Гора благодарно улыбнулся и посмотрел в сторону от Близкой, на крохотную звездочку на краю плотного скопления звезд. Эта звездочка подмигивала ему, словно приглашая в гости, и Гора с готовностью метнулся к ней своим взглядом. Перед ним вспыхнуло желтое пятно солнца и вот, он уже рядом с ним. Все переменилось.

Звезда была старая, испускающая тусклое багряное свечение, на ней видны были темные пятна, уродующие, словно короста прежде чистый лик светила.

— Надо же так вляпаться!, — подумал огорченно Гора. — Эта старушка поманила меня, чтобы посмеяться? Пусть себе смеется, но я все равно рассмотрю ее ветхие покрывала.

Наряд звезды был небогат и столь же стар, как и она сама. Три мертвых планеты обращались вокруг нее. Гора видел космический холод на каждой из них, голые камни, провалы треснувшей до нутра породы. Осмотр он начал с внешней, самой большой планеты. Она была очень большой. У такой планеты должна была в любом случае оставаться атмосфера, ей просто некуда было деться от этого чудовищного притяжения. Но атмосферы не было. Может быть, ее все-таки не было или она сгорела, в смысле испарилась? Гора переместился поближе. Ну, конечно же, была! Чуть ли не половину видимой части планеты занимали пустыни. Даже отсюда, с высоты тысячи километров были видны огромные барханы песка, зализанные ветрами вершины гор.

Гора с интересом двинулся против оси вращения планеты. Он не ожидал увидеть чего-либо нового, но открывшаяся перед ним картина заставила его вздрогнуть. Внизу, на поверхности зияли огромные кратеры, слишком круглые и правильные, чтобы быть похожими на природное явление. У Гора в душе загорелась искра надежды. Он ринулся к ближайшему кратеру, планета скачком разбухла до размеров вселенной, а кратер превратился в громадный конус, дно которого терялось во мраке. Стены его словно резьбой были изрезаны спиралью дороги, по которой вереницей двигались машины! Одна за другой они медленно выныривали на поверхность и двигались к широкой ленте основной дороги, проходящей между кратерами. Там они степенно и безошибочно вливались в непрерывный поток грузового транспорта.

Гора сам себе не верил: с первого раза найти не только жизнь, но и высоко разумную цивилизацию! Он радовался как дитя, хотя если бы его кто-нибудь спросил, то он, вряд ли смог бы объяснить, а зачем, собственно, она ему нужна. Ведь как с ним, бесплотным и воздушным, вступить в контакт. Один раз ему уже повезло. Может опять… Он снизился и, наматывая круги, стал высматривать местных жителей. Даже намека на живых существ не было.

— Эх, я, разиня!, — Радостно осенило Гора. — Здесь же нет ни грамма воздуха! Они все в машинах, сидят в кабинах и крутят баранки своих грузовиков!

Он рванул вниз, торопясь увидеть, почувствовать, может быть, поговорить. Но его ждало разочарование, в грузовиках не было кабин для людей. Фактически, машины представляли собой громадный кузов на колесах, заваленных под завязку местной породой. Гора растерянно покрутился вокруг и опять поднялся вверх. Он, было, решил двигаться по маршруту движения грузовиков, но тут у него возник вопрос, на который ответа не было. По петляющим дорогам ползли тысячи груженых громадных машин, но вниз, в карьеры, не двигалось не единой! Такой загадки Гора стерпеть не мог и, не мешкая, ринулся вглубь ближайшего карьера.

Темнота отступала по мере спуска, превращаясь из чернильной тьмы в серые сумерки. Сначала Гора считал количество витков дороги, но после второго десятка сбился и бросил это занятие. Дно оказалось ровным и обширным. На нем в строгом порядке двигались к началу серпантина грузовики. Они неторопливо выползали из четырех тоннелей лучами, расходящимися в разные стороны. Не долго думая, он нырнул в ближайший. Ничего необычного, тоннель, как тоннель, с гладкими и ровными стенами плавно переходящими в полукруглый свод с вереницей тусклых светильников посередине. Он летел по нему несколько километров, пока не почувствовал мощный, пока еще далекий гул. Он передавался по стенам и с каждым новым километром он рос, все ощутимее содрогая своды тоннеля. Наконец Гора увидел странный механизм, занимающий все пространство тоннеля и грызущий находящуюся перед ним породу. Каждые две-три минуты в середине него появлялся пустой грузовик, получал свою порцию груза и, съехав по пандусам, неторопливо отправлялся в путь. Гора несколько раз облетел невозмутимо работающий механизм и все равно не смог даже предположить, откуда в его середине появляется транспорт. Потеряв несколько часов и так ничего и не выяснив, он разочарованно двинулся обратно. В сознании царил сумбур и растерянность. К нему стало вкрадываться подозрение, что его просто разыгрывают, хотя это была самая глупая идея, которая могла прийти в голову.

Выбравшись наружу, Гора без всяких раздумий двинулся вслед уходящей веренице груженых машин. Они бежали издалека навстречу ему пунктиром, беззвучно пролетая под ним набухшими глыбами, и опять истончались, пропадая тонкими черточками сзади. Длину пути Гора определить не мог, может сто, а может и тысяча километров, но он все-таки закончился. При чем опять неожиданно и не менее загадочно, чем в тоннеле. Перед широкой лентой дороги висело странное марево, чуть колеблющееся, когда в него нырял очередной грузовик и исчезал. Дальше дороги не было.

Если бы у него были глаза, он бы их протер, а сейчас он сначала просто не поверил тому, что видел. Гора облетел на приличном расстоянии прозрачную завесу и заглянул в нее с тыла. Он думал, что увидит двигающийся навстречу поток грузовиков, но завесы сзади была непрозрачной, она зеркально отражала все, что находилось за ней. Гора с опаской медленно приблизился с тайной надеждой увидеть самого себя, но его в отражении не было. Набравшись смелости, он подвинулся вплотную и мысленно протянул к зеркалу руку. Он предполагал, что она, как обычно, пройдет насквозь, но в этот раз он почувствовал сопротивление. Нет, не осязанием, на каком-то ином уровне к нему поступил сигнал, что здесь ему не пройти. Гора на всякий случай отодвинулся. Он хорошо помнил ощущение беспомощности, когда его спеленал багряный тоннель на Близкой. Эта штука его не пропускала, значит, могла и не выпустить. Он отодвинулся еще дальше.

Тусклое солнце, словно гвоздем прибитое висело практически на одном месте, видимо, планета вращалась очень медленно. Гора повис в нескольких километрах от завесы, глотающей грузовики, и стал размышлять.

— Итак, — думал он, — я увидел странную картину, в которой нет ни конца, ни начала. Вернее, они вроде бы присутствуют, но слишком уж походят на чудеса. Впрочем, почему я считаю, что это чудеса? Может быть, в моем мире, где я родился, подобные вещи были в порядке вещей?

Гора прислушался к себе. Нет, его мир был явно попроще, почему-то он был в этом уверен. Конечно, он предположил, что грузовики уходят в другое измерение, а потом возвращаются. Такой вывод напрашивался сам собой, но одно дело, предполагать, а другое дело, видеть это в яви. Собственно говоря, и дальнейшие его действия были почти однозначны: надо подлететь к этой мерцающей завесе и проникнуть за ее пределы. А если она не пустит? Тогда тоже все просто: разворачивайся и выбирай новую звезду. Оставалось только все это исполнить, но было страшно.

Поток грузовиков не прерывался ни на секунду. Гора отвлекся от глубоких размышлений и стал прикидывать, сколько же породы вывозится с планеты.

— Хм, — усмехнулся он мысленно, — а почему я решил, что с планеты? Да потому, что тот, кто на ней живет, не может допустить такого варварства.

Гора огляделся. Впрочем, где тут жить живому? Планета походила на ограбленную торговую лавку (надо же, вспомнил!), а грузовики вывозили из нее последнее, что еще у нее можно было взять. Ему стало почему-то жалко эту большую и беспомощную планету, а к возможным хозяевам грузовиков появилось предвзятое неприятие. Наверное, это они стащили с этой могучей планеты атмосферу, а теперь тащат то, что осталось.

Гора рванулся вверх, в космос. Ощутив себя среди пустоты, он успокоился и, посмеявшись над собственными дурацкими мыслями, решил обследовать планету более внимательно.

Гора ничего не нашел на этой гигантской планете, кроме еще нескольких десятков карьеров с теми же самыми грузовиками, исчезающими в мерцающих завесах. Никакого присутствия разумных хозяев, ни одного огонька на ночной стороне планеты, даже на дорогах! В таком случае, зачем им светильники в тоннелях? Он был озадачен, и это еще мягко сказано.

На этой несчастной планете делать было больше нечего. Гора так и не решился перейти полупрозрачные ворота. Он был уверен, что с ним ничего не случится, но что-то внутри него протестовало против такого шага, может быть интуиция, а может быть и страх, но он решил не перечить сам себе. Прежде чем покинуть эту загадочную тусклую звезду, оставалось обследовать оставшиеся две планеты. Гора облетел каждую и не нашел на них ничего, кроме скал и камней. По сравнению с третьей планетой, эти были раз в десять меньше. Поднявшись далеко в открытый космос, Гора смотрел на них, и пытался сообразить, что вызывает в нем острую неудовлетворенность. Всем нутром он чувствовал, что здесь что-то не так. Он не помнил, где родился, но видимо там имели понятие об астрономии и обучали ее азам. Например, Гора знал о звездах, что они есть, что у них могут быть планеты, которые вращаются вокруг светил по орбитам, знал, что космическое пространство, это пустота и холод.

Перед ним примерно на равном расстоянии друг от друга находились три планеты, две крохотные, а одна громадная. Они образовывали вместе с центральным светилом идеально ровную прямую, как будто создатель нанизал планеты на радиус, исходящий из звезды. Это совпадение и он попал на редкостное явление? Но за то время пока Гора здесь находился, планеты давно должны были разойтись, а они все еще словно связанные держались друг друга. Получалось, что у них согласована скорость движения по орбитам? Возможно ли такое без разумного вмешательства? Гору казалось, что так быть не должно, но у него не хватало знаний, чтобы правильно оценить увиденное. Зато к нему пришла очень простая и эффективная идея: а нет ли на противоположном радиусе других планет. Ему представлялось, что в этом случае планетарная система была бы более сбалансированной. Сказано, сделано. Он поднялся еще выше. Проведя взглядом прямую линию, на которой находились планеты, через звезду и дальше, он там ничего не увидел. Слишком далеко, но для него это не было проблемой. Он приблизил взглядом это пространство и стал его буквально обшаривать. Поиски не продолжились долго, он нашел еще одну планету! Не мешкая, Гора переместился к ней.

Это была не планета, это было искусственное сооружение! По размерам оно составляло не менее половины от большой планеты! Идеально круглая форма, металлические отблески, а главное, густая россыпь огней на полюсе не оставляли никаких сомнений.

— Господи, спасибо!, — Радостно пропел про себя Гора. — Такой подарок! А вдруг я родился под этой звездой? И что же, мои поиски закончены? Так быстро? Не может быть.

Гора думал, что планета сделана из металла. Он ошибался, вернее почти ошибался. Металл присутствовал, но в отдельных местах, видимо закрывая какие-то неровности или впадины. В остальном планета представляла собой огромный ровный каменный шар. Он был пуст, лишь в районе одного из полюсов виднелись контуры искусственных строений. Гора нетерпеливо метнулся туда, радостно предвкушая новый контакт, но, рассмотрев, что оказалось перед его взором, он застыл в немом изумлении. Были строения, были огни. Они освещали прямые улицы между одинаковыми по размерам и архитектуре строениями. Этот город на многие десятки километров раскинулся правильным кругом вокруг гигантской дыры, диаметром километров в пятьдесят. Отверстие не зияло темнотой, оно было также щедро освещено, как и город. Более того, Гора рассмотрел, что город продолжался в этой дыре! Странным образом улицы изгибались и ныряли в глубины планеты. Улицы были пустынны. Для кого они построены? Кто может гулять по ним без воздуха и в космическом холоде?

Гора на всякий случай слетал на другой полюс. Там все было, как и везде: камень и металл. Он вернулся и завис над странным городом, где не было ни одного жителя. Через несколько часов его терпение было вознаграждено. Прямо под ним ворота одного из ангаров разъехались в стороны, и оттуда выполз какой-то механизм. Гора опустился и увидел небольшую открытую платформу с рядами отполированных до блеска поручней. Если она предназначалась для перевозки людей, то расстояние между поручнями было слишком маленькое.

Через несколько минут ворота закрылись, а платформа плавно тронулась в путь. Ни колес, ни гусениц у нее видно не было, но она могла двигаться. Гора неотступно следовал за ней в паре сотен метров. Платформа попетляла по пустынным улицам и остановилась у другого ангара. Его ворота тут же открылись и наружу двумя колоннами вышли крохотные роботы. Гора спустился поближе. Они выглядели потешно: маленькие, едва бы достали ему до колен, тоненькие, они сосредоточенно взбирались на платформу и становились к поручням, обхватывая их тремя гибкими манипуляторами на концах…, Гора задумался, как это назвать и назвал их верхние конечности руками. Голова у роботов была в виде шара, на котором не проглядывалось ни одного огонька или отверстия. Он крепился на шарнире к длинному туловищу, под которым виднелись короткие ножки. Из-за непривычной пропорции их тел, Гору все время казалось, что они семенят и торопятся. Он их пересчитал и насчитал двадцать, по десять с каждой стороны платформы. Потом он хотел заглянуть внутрь ангара, но не успел, ворота закрылись, а платформа стала двигаться. Гора устремился следом.

Устремился, потому что она набрала неожиданно высокую скорость. За считанные секунды она пересекла город и нырнула вслед за плавно изгибающейся улицей вниз. Гора, не раздумывая, последовал за ней. Как только он пересек границу поверхности, так сразу его ощущения изменились. Он перестал видеть уходящий вниз тоннель, теперь перед ним был длинный тоннель, по которому он догонял несущуюся платформу. По бокам и на потолке этого огромного круглого тоннеля были проложены точно такие же улицы. Фонари на них светились далекими пунктирами. Особенно странно было видеть ниточки улиц у себя над головой.

Тоннель был очень длинным, на пару сотен километров, так Гору показалось, но он все же закончился, при чем неожиданно. В один миг тоннель разбежался всеми своими улицами в разные стороны, по одной из которых унеслась платформа с роботами. Гора не стал их преследовать, это было ни чему. Он влетел в бескрайнее пространство, расцвеченное сложнейшим узором огней и наполненное паутиной циклопических конструкций. Все они, густея и ширясь, сходились к центру планеты, где висел огромный шар, тоже весь в огнях. Он был очень велик, буквально планета в планете.

Куда только не доставал взгляд Гора, везде было движение. Тысячи платформ сновали пустые и с экипажами роботов, разной формы и величины транспортные средства дополняли эту картину особым колоритом. Горе показалось, что он где-то подобное уже видел, но мимолетное воспоминание тут же убежало. Немного времени ему потребовалось, чтобы убедиться, что кругом были только роботы. Кстати, они не были одинаковыми. Видимо, ради своих функциональных задач им подбирался и внешний вид, и размеры и количество конечностей. Но признаков присутствия их хозяев и здесь внутри планеты нигде не было видно. Оставалось только одно место — шар. И Гора направился к нему.

Подлетев к центральному шару Гора убедился, что он действительно соизмерим с небольшой планетой. Он оглянулся, и только удалив свой взгляд, сумел найти тоннель, приведший его сюда. Неуловимым образом у него опять изменилось представление о системе местных координат. Тоннель теперь для него казался верхом. Гора мысленно развел руками и перестал об этом думать.

Прежде чем двигаться внутрь шара, а он это естественно планировал, надо было внутренне к этому подготовиться. Для того чтобы не бездельничать, он решил облететь шар. Это заняло довольно много времени, так как приходилось лавировать между многочисленными конструкциями. Скорее всего, он пронизывал бы их насквозь, но экспериментировать не хотелось. Облет шара не дал ничего нового, со всех сторон он был одинаков. Тогда Гора решил обследовать шар со стороны противоположенного к входному тоннелю полюса. Вот здесь его жал сюрприз, оказывается, шар покоился на соразмерной с ним колонне, если ее можно было так назвать из-за гигантских размеров. В отличие от шара, на ней почти не было огней, за исключением нескольких тоненьких светящихся ниточек. Гора спустился вдоль нее до самого дна и обнаружил только, что внизу колонна едва заметно гудит. Как он мог ощутить звук в вакууме он понять не мог, поэтому предположил, что ему показалось. Гора прикинул, где находится нижний уровень колонны. Получалось, что чуть ниже экватора планеты, то есть, планета была наполовину пуста.

После этой экскурсии причин откладывать визит в шар не осталось. Он на всякий случай еще потренировался, проскакивая насквозь местные конструкции, и убедился, что для него это не составляет никакого труда, а тем более опасности. Гора решительно приблизился к шару, намереваясь пронизать его стену, но неожиданно наткнулся на препятствие. От неожиданности он опешил, здесь он вновь ощутил нечто подобное, когда трогал на большой планете тыльную часть завесы. Гора продвинулся в сторону, потом еще, и еще. Тщетно, шар не пускал его внутрь. Страх и опасения исчезли без следа, остался только азарт и жгучее желание проникнуть внутрь, разгадать местную тайну. Немного поразмыслив, он решил искать вход, ведь должен быть здесь вход!

А его искать почти не пришлось: сбоку, ближе к верхней части шара, была пристроена большая открытая площадка, к которой подходило несколько конструкций с освещенными дорогами. Здесь пространство шара гостеприимно сияло огнями в широком проеме. На площадке на первый взгляд царила неразбериха, уж очень много роботов сразу здесь толпилось. Они семенили между грузовыми и пассажирскими платформами, что-то из них вынимали, переносили, укладывали. Но, приглядевшись, Гора заметил небольшое возвышение сбоку от проема, на котором стояли два необычного вида робота. Они были на треть выше остальных и оперевшись на поручни внимательно наблюдали за остальными роботами. Временами они поворачивали друг к другу большие круглые головы, и казалось, разговаривали, иногда помогая сдержанной жестикуляцией. Гора замер, неужели это они — хозяева здешнего мира?! Он подлетел ближе, почти вплотную, и огорчился, эти двое были натуральными роботами, они нисколько не походили на гуманоидов.

Никем не замеченный он преспокойно пересек границы шара и попал в большое и просторное, закрытое со всех остальных сторон, помещение. Так это же шлюз, догадался он. Стены его, как, оказалось, были столь же непроницаемы, как и обшивка шара. Пришлось запастись терпением. Ждать пришлось достаточно долго, пока одна из груженных чем-то платформ, не вползла в шлюз. Створки за ней бесшумно закрылись, и в помещение стал поступать воздух. Внутри шара была атмосфера!

Вот заветные створки разъехались в разные стороны, и Гора стремглав бросился между ними, до последнего мгновения ожидая препятствия или какого-нибудь строгого окрика. Но ничего не случилось, он без помех проник внутрь шара. Платформа въехала следом повернула по левому коридору и деловито удалилась. Гора остался один. Он висел посредине обширного круглого зала, из которого лучами расходились полукруглые коридоры. Они были просторными, в каждом свободно разъехались бы две встречные платформы. В верхней части зала тоже были тоннели, только круглые и гораздо меньшего размера.

— Если это не вентиляция, то в таких коридорах можно только летать — Подумал Гора.

Он совершенно не расстраивался, что рядом не было ни души, он наслаждался хлынувшими в него звуками. Они были негромкими: шелест легкого сквозняка, едва слышимый гул удаляющейся платформы. Это было так приятно, слушать! Чем он слушал? А какая разница, он уже давно престал задумываться над такими пустяками. Лениво плавая по залу, Гора обнаружил, что он может беспрепятственно проникать сквозь внутренние перегородки шара, а вот внешние стены, включая и ворота шлюза, были для него непреодолимы. Но и это его не обеспокоило: выйдет тем же путем, как и вошел, посмотрит только, что внутри. Идея двигаться дальше пришла спонтанно и без мучительных раздумий. Он просто подплыл к самому верхнему коридору и полетел по нему. Полет длился долго, минут сорок, через равные промежутки его коридор пронизывали поперечные тоннели, но Гора на них решил не отвлекаться, так как боялся заблудиться в этом лабиринте. Наконец, его коридор закончился, и он вылетел под потолком другого круглого зала. Или того же самого?! Гора испуганно стал озираться.

— Нет, слава Богу!, — Успокоился он, этот зал был обширнее, да, и тоннелей и коридоров из него расходилось побольше. Теперь предстояло выбрать один из них, чтобы продолжить поиски местных жителей. — Этак, я плутать буду до скончания веков!, — Усмехнулся Гора.

У него, конечно же, оставался в запасе кардинальный способ: прошить все эти перегородки насквозь, пока не наткнется на хозяев, но это было бы неделикатно. И неважно, что его никто не видел. Гора еще раз осмотрел зал. Пол был внизу, потолок, в смысле своды, вверху. Как же он умудрился вылезти сверху, если начал движение вверх снизу?! К тому же коридор был прямым!

— Похоже, здешние обитатели умеют с пространством выделывать чудеса.

Гора наугад подплыл к первому попавшемуся отверстию и полетел дальше. На этот раз ему повезло, видимо он попал в центральную часть шара. Она была очень просторной, диаметром в несколько километров и пересекалась несколькими висячими улицами. Только фонарей на них не было, здесь и без них было светло. В этом пространстве света и легкой голубой дымки Гора наконец-то увидел здешних хозяев. Они, полупрозрачные и воздушные, в разноцветии призрачных одеяний, плавали по всему этому пространству. Если они когда либо и были воплоти, то их рост был в три-четыре раза ниже его роста. Худощавость придавала им стройность, а неповторимая грация — изящество. Головы их были непропорционально больше тела, но общего вида не портили, так как все скрадывали огромные глаза, умные и блестящие от отблесков внутреннего огня. На лице были еще две дырочки и узкая щелка рта. Их руки заканчивались тремя тонкими и гибкими пальцами, совсем непохожими на то, что Гора успел разглядеть у себя на фоне огня Близкой. Сначала Горе они не очень понравились, но по прошествии нескольких минут, глядя на эту невероятную картину, он начал понимать, что в целом, это завораживающе красиво. Большинство парящего здесь народа явно находились в каком-то трансе, глядя своими большими глазами на нечто далекое, недоступное ему. Гора сказал бы, что их души витают вне тел, но тел у них не было, было всего лишь их изображение.

В первые мгновения, когда он вывалился из коридора прямо в их гущу, он похолодел от страха, потому что почувствовал себя голым: его видели все! Он это явно ощущал. Но никто не обратил на него ровно никакого внимания! И Гора не стал удивляться, а затаился и успокоился. Вдруг его внимание само собой переключилось на дальнюю точку, которая медленно превращалась в одного из здешних обитателей. Он (или она?) величественно плыл в его сторону. Гора напрягся, вот он, желанный миг, когда его безмерное одиночество перестанет быть одиночеством!

— Ты не ошибся, пришелец. — Раздался у него в голове мелодичный женский голос. — Мы всегда рады гостям. — Стройная фигурка приблизилась и изящно поманила трехпалой рукой. — Следуй за мной и ничего не бойся.

— Боже, благодарю тебя!, — Радостно воздал он хвалу Господу. — Меня видят, я есть!

При этих мыслях он заметил, как неуловимо вздрогнула на краткое мгновение сопровождающая его Дама, как он стал называть ее про себя. Он не придал этому значения, но запомнил. Гора двигался вслед за ней, стараясь быть максимально почтительным, но все равно чувствовал себя неуклюжим и слишком большим среди этих утонченных созданий. Несколько раз он едва не задевал парящих обитателей, но они легко и невозмутимо уходили от столкновения с ним, не высказывая ни мыслью, ни взглядом своего недовольства. Горе стало даже обидно, впечатление складывалось такое, что он для них всего лишь пустое место, ставшее вдруг занимать слишком много места.

В верхней части этого необъятного зала было посвободнее и дама прибавила скорости. Выше, под самыми сводами зала, Гора увидел большую металлическую сферу, как бы вырастающую из потолка. На ней было несколько рядов светящихся окон. Похоже, дама вела его именно туда.

— Интересно, — подумал Гора, — а как же я попаду внутрь, там же, наверное, низкие потолки.

Тут же в его голове раздался легкий смешок Дамы.

— Не волнуйтесь, пришелец, там вам будет уютно.

Они подлетели к дну сферы, и в ней тут же открылся большой люк. Дама подождала, когда Гора приблизится, и грациозно махнула вверх.

— Пришелец, вам туда.

— Зачем?

— Вы же хотите знать?

— Что знать?

— Кто мы, например.

— Да, хочу.

— Поэтому ничего не бойтесь, плывите вверх, там вы сможете получить ответы на многие свои вопросы.

— Что ж, спасибо. — Гора немного замешкался, но потом двинулся в сторону распахнутых створок люка.

Вообще-то, он побаивался возможных сюрпризов, но Даме доверился, очень уж она была приятна и мила. А та послала мысленную улыбку и быстро затерялась среди плавающих в неге соотечественников. На душе стало чуть грустно, но спокойно. Гора решительно направил себя в пространство сферы.

Толком разглядеть он ничего не успел, потому что как только он оказался внутри, на него навалилась непреодолимая сила, которая плющила и корежила его со всех сторон. За неуловимо краткий миг мир вокруг вдруг сначала окаменел, а потом стремительно вырос. Гора пришел в себя висящим посредине просторного помещения, с высокими стенами и почти пустого, если не считать приличных размеров кресла в дальнем углу, очень похожего на трон. Оно было приподнято на постамент, с которого вела вниз пологая лестница. В кресле восседал массивный робот с большой круглой головой и блестящими глазницами, по форме напоминающими глаза здешних обитателей.

— Что у них здесь, роботы, что ли правят?!, — Удивился Гора, одновременно пытаясь разобраться в путах, которыми его сковали.

— Не волнуйся, пришелец. — Раздался у него в сознании голос глубоко пожилого человека. — Да, это я с тобой говорю, только я не робот.

— Но как же, — удивился Гора, — вы же весь металлический!

— Да, это искусственное тело, которое мы создали. Оно надежное и обладает всем набором инструментария, необходимого для управления материальным миром. — Робот сидящий на кресле поднял руку и пошевелил тремя гибкими щупальцами. Они двигались легко и изящно, также как у Дамы.

— То есть вы после смерти переселяетесь в роботов?

— Нет, пришелец, напротив, наша цивилизация уничтожила смерть.

— Как это?

— Мы нашли способ стабилизировать наше астральное тело в нашем мире. Кстати, ты зря вырываешься, это временная несвобода. Когда придет время, ты сделаешь выбор и в любом случае будешь свободен.

— Хорошо. Но, простите, почему мир вокруг меня изменился, все вокруг как-то выросло?

— Мы сделали тебя соразмерным с нами, — в словах робота проскользнула легкая ирония, — скажем, для большего взаимопонимания.

— То есть я теперь буду таким маленьким?!

— А что в этом плохого?

— Не знаю, но я не хочу, чтобы за меня решали, каким мне быть.

— Мало ли, что ты хочешь! Ведь и раньше за тебя решали и решают.

— Не понял, это кто?

— Ладно, потом…

— Нет, вы скажите…

— Потом!

— Хорошо. Я напомню.

— Я ничего не забываю. Как тебя зовут, пришелец?

— Гора. А вас?

Но робот неожиданно замолчал. Он слегка наклонил голову, как бы прислушиваясь к чему-то. Через минуту он запоздало ответил:

— Меня? Меня можешь называть Люций. — Потом через паузу внезапно спросил: — Послушай, пришелец, но ведь Гора, это не твое имя?!

— Как же не мое, если я им называюсь?!

— Да, это верно, но у тебя было первое имя, и еще другие имена.

— Какие?! Вы можете мне помочь вспомнить себя?!

— Ты хочешь этого?

— Конечно!

— Хорошо. Помолчи некоторое время и постарайся расслабиться.

— Я не могу тебе помочь, Гора.

— Но почему, вы ведь так могучи! Может быть, кто-нибудь еще?

— Нет, Гора, сильнее меня в Недине нет хорава.

— Простите…

— Ах, да, поясняю: Недина, это наша планета, а хоравы, это мы, народ, который ее населяет.

— Понятно. На Близкой мне сказали, что я был раньше, просто все забыл. Я и сам так считал, но иногда на меня находят сомнения… А вам не кажется, что меня раньше не было, может, я пытаюсь вспомнить то, чего не было?

— Нет, Гора, твоя память затянута густым непроницаемым даже для меня туманом. — Люций запнулся. Потом добавил: — Я могу только со всей ответственность сказать, что за этим туманом есть многое. Там есть твоя прошлая жизнь.

— Спасибо и на этом. — Искренне поблагодарил Гора. Он действительно был благодарен ему за то, что подтвердилась его прошлая жизнь, но ему было неловко за то, что он, возможно, огорчил собеседника непробиваемостью своей памяти. — Простите, если я доставил вам неудобство.

— Мне?! Ну, что ты. Напротив, ты мне очень интересен, Гора!

— Чем же, тем, что похож на вас?

— И этим тоже, но в большей степени тем, что ты не простой дух.

— Дух?

— Да, к нам уже попадали блуждающие духи, астральные тела тех, кто после смерти физического тела зависал по тем или иным обстоятельствам в этом мире.

— То есть их много?

— Нет, Гора. Тех, кто способен сохранить свое сознание в узде и при этом обладает способностью передвигаться по пространству, немного. Впрочем, об этом ты сможешь многое узнать, если присоединишься к нам.

— Присоединиться?!

— Да, стать членом нашей цивилизации. Это великая честь, Гора.

— Но я совсем о вас ничего не знаю.

— Это справедливо. Я расскажу тебе нашу историю.

И в сознании Гора полился красочный рассказ о цивилизации хоравов. Люций рассказал об их славном прошлом, о трудностях примитивного периода, когда жестокие войны не раз грозили гибелью всей планеты. Но они нашли в себе силы преодолеть и пережить века смуты, объединились и стали жить единым народом. Их цивилизация очень древняя, только по сохранившимся хроникам ее возраст превышал миллион лет. Гора был поражен и это с удовольствием заметил Люций.

— Ты удивлен, пришелец?

— Да, и очень сильно.

— Что ж, ты приятный собеседник.

Хоравы жили дружно. Их наука и техника процветали, они овладели многими тайнами материи. Они обследовали две другие планеты своей солнечной системы, но каких либо поселений на них создавать не захотели. В их планы не входила звездная экспансия, слишком многим для этого пришлось бы пожертвовать, в том числе самым дорогим, жизнями. Хоравы и без этого были довольны своей жизнью и собой. Благополучная и спокойная жизнь продолжалась почти двести тысяч лет, и только одно обстоятельство омрачало их безоблачное существование — смерть. Она безжалостно выкашивала их ряды, а рождаемость падала, количество хоравов стало неуклонно снижаться. Они научились искусственному продлению рода, но через три-четыре поколения с ужасом увидели, что потомки «искусственников» катастрофически быстро деградировали. Было подсчитано, что всего лишь через пятьдесят тысяч лет их цивилизация может безвозвратно потерять свой интеллект. В конце концов, наука исчерпала все возможные средства для продления жизни, и две эти проблемы: смерть и воспроизводство, встали на пути их цивилизации неразрешимой и страшной преградой. Но они нашли выход! Они покинули свои физические тела, сохранив свои астральные тела в этом мире, и победили тем самым смерть. А проблема рождаемости отпала сама собой.

Хоравы создали для обеспечения материальных потребностей своего мира интеллектуальных роботов, а также роботов, в которых они могли вселяться и управлять материей. И опять они зажили счастливо и спокойно. Даже еще лучше, чем прежде. Все, кто был свободен от кратковременных обязанностей, обитали в своих новых мирах, настоящих или выдуманных, но всегда реальных и приятных. Хоравы никого не трогали, и себя оградили от незваных гостей, которые изредка появлялись из глубин далекого космоса.

Но спокойная жизнь продолжалась недолго: их солнце стало гаснуть, беспричинно и стремительно. Флора и фауна на планете погибли. Но они решили и эту проблему, переделав свою планету в гигантский космический корабль. Теперь они не зависели даже от солнца, им нужна была лишь энергия, получаемая из инертной материи. Когда они исчерпают ресурсы собственной солнечной системы, они отправятся в бесконечное путешествие по Вселенной, которая тогда вся станет их большим домом.

Люций замолчал.

— Так значит, — спросил Гора, нарушив затянувшуюся паузу — на большой планете грузовики для вас вывозят породу?

— Совершенно верно.

— Но как же они сюда попадают?

— Слышал когда-нибудь о телепортации?

— Да, кажется. — Гора пытался выловить в своей скудной памяти обрывки информации. — Это передача материи на расстояние?

— Именно. Только есть большая проблема в данном способе транспортировки: при передаче все молекулы материи перемешиваются в однородное вещество. Поэтому в наши грузоприемники прибывают не грузовики с породой, а куча мелкой пыли. Так что грузовики у нас одноразовые. Кстати, Гора, ответь мне, почему ты не последовал за грузовиком через завесу?

— Не знаю, что-то меня остановило.

— Да, — задумчиво произнес Люций, — хотелось бы мне понять это «что-то».

— Скажите, а я бы погиб, если бы пересек завесу?

— Да.

— И вы меня не остановили, не подали знак?

— Рады бы, но как?

— Да, наверное, никак.

— Гора, ты так многого не знаешь, но у тебя великолепный ум, который только и ждет настоящих знаний.

— Вы хотите сказать, что предлагаете мне стать ученым?

— Да нет, что ты!, — Усмехнулся Люций. — Ученых у нас хватает, я просто предлагаю стать высокообразованным существом.

— Это очень заманчиво, но я пока не готов… Никак не могу понять, а откуда же тогда вы берете столько грузовиков?

— На большой планете, уже очень давно, нами построен полностью автоматизированный завод, который их выпускает.

— Но как они попадаю вниз, прямо в проходческую машину?!

— А вот здесь уже работает особенности нашего четырехмерного пространства.

— Четырехмерного?!

— Конечно, а какого же?

— Но я воспринимаю мир обычным трехмерным. Не понимаю.

— Понятно. — Люций послал Гору снисходительно добрую улыбку. — Ответь мне, как ты себе представляешь четырехмерное пространство?

— Никак. Даже не задумывался об этом.

— Хочешь понять?

— Конечно!

— Тогда смотри, вот трехмерное пространство, а вот его система координат.

Перед внутренним взором Гора засветились три прямых линии.

— Теперь давай нарисуем в этих трех координатах куб. Видишь?

— Да.

— Пока все понятно?

— Конечно.

— А теперь добавляем к трем координатам четвертую. Что изменилось?

— Лучше покажите.

— Показываю.

К трем координатам из нулевой точки выросла еще одна координата, с которой стали рисовать куб первые горизонтальные оси. Получилось три, сросшихся тремя боковыми сторонами друг с другом куба. Они были несколько неправильной формы, если смотреть на них сразу, но когда Люций стал их медленно вращать их, то каждый ближний выглядел вполне нормальным кубом.

— Гора, тебе понятно?

— Пока вполне.

— Хорошо. А теперь смотри, почему четырехмерное пространство на первый взгляд не отличается от трехмерного.

На глазах Гора кубы медленно стали врастать друг в друга. Их общая геометрия ломалась, но кубы оставались кубами, вот они сложились, и остался опять один куб, только грани у него были потолще.

— Люций, кажется, я начинаю понимать!

— И что же ты понял?

— В вашем пространстве я просто не вижу больше трех измерений.

— Да! А еще запомни, что в каждом следующем измерении присутствует предыдущее.

— Но тогда все измерения должны выглядеть одинаково?

— Нет, они меняются. На это есть причины. Если останешься, ты узнаешь о них, и еще о многом. Например, о том, как в четырехмерном пространстве может быть множество трехмерных, не пересекающихся миров. Мы их называем параллельными.

— А в пятимерном пространстве может быть множество четырехмерных?

— Совершенно верно!

— Люций, а в каждом из четырехмерных пространств, которые входят в пятимерное пространство, есть еще и свои трехмерные?

— Да! Гора, ты очень быстро все схватываешь.

— Это сколько же всего миров получается?!

— Я бы назвал это бесконечной величиной.

— Во вторичном мире не может быть бесконечных величин. — Машинально вырвалось вдруг из недр памяти Гора.

— Что, что?!, — Взволнованно переспросил Люций. — Что ты имеешь в виду, Гора?

— Не знаю, просто с языка сорвалось.

— Ну-ну, ты оказывается парень не простой.

Гора на это внимания не обратил. Он все еще находился под впечатлением рассказа о многомерности вселенной. Он думал о том, что найти свое солнце в этой каше миров невозможно без божьего проведения. И, наверное, Люций уловил что-то из этих мыслей.

— Я могу задать вопрос?

— Конечно, Гора, что за церемонии!, — Слова его собеседника прозвучали вкрадчиво и сладко.

Гору это не понравилось, но он вида не подал.

— Скажите, какая цель у вашей цивилизации?

— Цель?, — Искренне удивился Люций. — Жить, вот наша цель!

— Ради чего?

— Ради жизни.

— То есть вы живете ради самих себя?

— Да.

— А более высокие цели или задачи…?

— Нет ничего более высокого, чем собственная жизнь и жизнь своего народа!

— Не знаю, — задумчиво произнес Гора, — как-то эгоистично получается.

— В этом нет ничего зазорного. В эгоизме тоже есть мудрость, особенно если он вмещает в себя целую цивилизацию.

— Нет, вы меня простите, но у меня что-то не вяжется. Мне кажется, что у каждой цивилизации должна быть некая высшая цель, ради которой нужно жертвовать силы, время.

— Все правильно, Гора. Скажи, забота о процветании будущих поколений является благородной задачей?

— Конечно!

— Так мы о нем и заботимся, только все будущие поколения — это мы сами. Наша цивилизация уже развита, уже достигла пика своего могущества, так куда же нам стремится, как ни к самим себе?!

— Еще раз, простите, Люций, но ни как не могу с вами, согласится.

— Ну, хорошо, — в его голосе проскользнули нотки раздражения, — скажи мне, как ты сам представляешь эти высшие цели, куда, по-твоему, надо стремится?

— К богу!

— Нет!, — Робот резко встал со своего трона и раздраженно хлопнул руками по подлокотникам. Потом сел обратно. — Не говори мне о боге!

— Но почему?!

— Мы живем без него.

— Чем же он вам помешал?

— Тем, что его цели не совпадают с нашими.

— Но откуда вы можете знать цели Господа?!

— Поверь, мы догадываемся. Мы многое знаем о боге. Он хочет, чтобы мы служили ему, а мы хотим служить себе! Скажи, Гора, разве мы не можем выбрать свою дорогу сами?!

— Можете, но все равно это будет выбор Бога.

— Ты слишком самоуверен, пришелец. — Зло прошипел Люций.

— Нет, я совсем не самоуверен, просто я убежден, что те, кто не с Богом, те с Антибогом!

— А вот здесь ты ошибаешься! Наша цивилизация соблюдает строгий нейтралитет. Мы не хотим выступать в этой бесконечной войне ни за одну из сторон.

— Но так не бывает, вы заблуждаетесь!

— Вот как, заблуждаемся? То есть миллионы мудрых хоравов оказываются глупее тебя, пришлый дух?!

— Нет, не меня, вы не можете быть умнее Бога.

— Да, что ты заладил: бог, бог… — Робот встал, сошел с постамента и подошел почти вплотную к Гору. — Я знаю, что ты в него веришь, но на чем твоя вера построена? Он что, помогает тебе, заботится о тебе?

— Да.

— Глупости! Вот сейчас ты в моей власти, я легко могу распылить тебя за дерзость и упрямство, но делать этого не буду. Мы тебя будем исследовать.

— Люций, это нечестно! Вы же обещали, что я в любом случае буду иметь право выбора!

— Не отрицаю, обещал, но обстоятельства изменились. В твоей памяти есть что-то очень интересное, я это чувствую, и это будет полезно для Недины, я это тоже чувствую. Так вот, вернемся к богу, попроси у него сил, вырвись из этих пут.

— Значит, вы мне не скажете, кто за меня все решает?

— Отчего же, скажу. Твой любимый бог тобой и манипулирует. Он все делает ради себя самого.

Говоря это, Люций повернулся и пошел к правой стене, там он протянул щупальца, пространство перед ним колыхнулось полупрозрачной складкой, он вошел в нее и исчез. Гора, наблюдавший за ним, почувствовал, что уловил во время перехода своего коварного собеседника, некую волну. Она выплеснулась из него кратким импульсом, но он ее принял и, самое главное, понял. Он мог воспроизвести ее! Более того, она легко улеглась у него в сознании, обросла неведомыми нитями, стала частью него. Видимо, увлекшийся разговором Люций, вовремя не отключился от его сознания и невольно выдал тайну перехода.

Гора интуитивно напрягся, как бы поглаживая своими мыслями нежданно пришедшее знание, и оно благодарно зашевелилось, высвечивая в окружающем мире невидимые прежде грани, за которыми прятались новые пространства. Одновременно он вспомнил высокомерное поведение Люция, и внутри него родилось возмущение. Ведь тот не ему бросил вызов, богу!

— Господи!, — Взмолился Гора. — Не покинь меня, дай мне силы противостоять твоим отступникам! Не наказания ради, а для возможного вразумления!

Он напрягся, преодолевая оковы. Под его усилиями они вдруг стали мягкими и вязкими, они еще пытались сдерживать его, но сила из них уходила, а он рос, ширился, возвращаясь в свои прежние размеры. Он не стал ждать, когда упрется в потолок, он просмотрел открывающиеся отсюда многомерные переходы, и неведомым чутьем определил тот, который вел за пределы сферы. Он открыл его пошире и сгинул.

Гора легко и непринужденно двигался внутри этой огромной полуискусственной планеты. Его никто не преследовал, видимо, Люций даже предположить не мог, что его пленник сможет освободиться. А Гору их было жаль. Какая могучая цивилизация, в совершенстве овладевшая материей, пространством, а все силы бросила на обеспечение бессмертного и беззаботного существовании своих членов! За высокомерное обращение с ним он на них не обижался, ведь у него впереди тоже была целая вечность. Ну, взяли бы его в плен, ну, подержали бы какое-то время. А может, действительно смогли бы открыть ему память? Нет, он обязательно сюда вернется. Зачем? Гора не мог себе ответить, зачем, но знал, что если найдет свое солнце, то потом вернется на Медину, чтобы спасти хоравов. От кого? Да, от самих себя! Ну, нельзя же так пренебрегать Богом. Или можно? Ведь он их не наказывает. Ну, и что? Он ушел от них, вот и наказание. Рано или поздно они поймут, что без Бога в душе пусто!

Гора беспрепятственно вылетел в открытый космос и еще раз оглянулся, чтобы запомнить. Он не боялся потом не найти Медину, он точно запомнил, где их искать, теперь он это умел делать, неизвестно как, но умел. Например, если бы он захотел, то легко бы вернулся на Близкую. Вон она, правее, вверху. Но у него другая задача, он должен искать свое солнце. Гора, конечно же, понимал, что все его доводы не являются бесспорными, но копаться в этом, искать доказательные аргументы не хотелось, он просто верил, и все. Несмотря на свое добродушное отношение к хоравам, пока попадаться опять им в лапы не хотелось. На всякий случай он покинул их систему, оставив ее позади в виде туманного пятнышка.

И вот Гора, как и прежде, висел в пространстве, спокойный и умиротворенный. Он любовался необъятностью мира, а также новыми его сторонами, которые прежде не мог видеть. Теперь пространство не казалось пустым. Глядя на вселенную как бы под разными углами зрения, он то тут, то там замечал пространственные складки, скрывающие переходы в соседние измерения. Чем больше он вглядывался, тем гуще космос зарастал ими. Они уже не спрашивали его разрешения проявиться, они самовольно вырастали из ничего и тянулись друг к другу, сливаясь в замысловатые узоры, похожие на пчелиные соты. Горе стало страшно, ему показалось, что еще немного, и он застрянет в этом необычном пространстве, твердеющем, словно жидкое стекло. Усилием воли он стряхнул с себя наваждение и бережно подвинул новое знание куда-то вглубь своей памяти, так чтобы не попадалось случайно, но и не терялось. Пространство вокруг превратилось в привычный космос и Гору очень не хотелось больше нарушать этот порядок, даже если он был иллюзией, скрывающей истинное положение вещей. А еще он решил, что ему надо уходить отсюда в трехмерную вселенную, потому что все последние события указывали, что это именно его измерение.

Не представляя себе, как это делать, Гора решил вновь отдаться на волю интуитивных ощущений. Он расслабился, постарался ни о чем не думать, кроме того, что хочет вернуться домой. Перед его внутренним взором возник куб, видимо, олицетворяющий собой пространство. Внутри него клубился какой-то белесый туман. Куб стал расти, а туман распадаться на пылинки. Куб рос, и пылинок становилось все больше, куб еще подрастал, и пылинки стали превращаться в звезды. Гора обхватил куб своими призрачными руками и как бы попытался надеть его на себя, а может, и наоборот, влезть в него. Толком он не понимал, что делает, действовал по какому-то наитию, но главное, он чувствовал, что у него получается. Что-то происходило вокруг, словно тонкая пленка рвалась рядом, передавая космической пустоте свою дрожь, и с каждым новым всплеском он погружался во что-то вязкое, не желающее его пропускать, но не могущее устоять перед его напором. А потом все кончилось, и он ощутил себя в другом пространстве. Здесь тоже была россыпь звезд, но они были помельче и рассыпаны не так густо, как в прежней вселенной. Они светили холодными огоньками и были до боли знакомыми и своими. Гора решил, что искать будет здесь.

— Господи, направь взор мой на цели твои!

Молитва получилось неожиданно странной, но его внимание сразу же привлекла одна из звездочек на краю далекой галактики, он зацепился за нее и принялся подтягивать ее к себе. После короткой, но интенсивной умственной работы, звезда прыгнула и растеклась перед ним золотом ослепительного сияния своей кроны. Звезда была небольшой, но вокруг нее двигались с десяток самых разнообразных планет. Он их потом рассмотрит, а пока, последние усилие… Вот он и воссоединился с собственным зрением, теперь он может рассмотреть все спокойно и внимательно.

Его привлекла третья планета. На ней была атмосфера, облака, а значит и вода. А где вода, там и жизнь, так Гору почему-то думалось. Он спустился за облачный покров и увидел прекрасную и молодую планету, полную жизни. Она была безумно красива. Огромные территории суши были покрыты лесами, в которых водилось невероятно разнообразная живность. А потом Гор увидел птиц. Он никогда не думал, что животные могут летать, ну там мелочь какая-нибудь, мошка, а чтобы вот так, паря огромными крыльями?! Ближе к экватору, там, где внутрь материка вдавалось море, соединенное тонким проливом с океаном, он заметил города. Впрочем, это громко сказано, скорее деревни, но какая разница, если он нашел разумных?!

— Какая прекрасная планета!, — Восхищался Гора, порхая над нею от одной красоты к другой.

Он забыл о времени, любуясь кристально чистыми реками, заоблачными вершинами в снежных шапках, деревьями в необъятных лесах.

— Господи!, — Думал он. — Как прекрасно твое творение! Сколь драгоценна эта планета в бесконечном ожерелье твоих миров!

К людям он не шел, не тянуло. Он видел маленьких человечков внизу, копошащихся на своих полях, что-то волокущих на тележках, запряженных большими животными. Гора отодвинул их в сторону и старался обходить стороной их поселения, чтобы не отвлекаться от знакомства с планетой. Здесь впервые он попробовал путешествовать в воде. Ему очень понравилось! Такого буйства красок и форм он не видел, ни до смерти, ни после. Так проходили день за днем. Он их не считал, он ждал, когда его душа полностью насытится этой планетой. Гора изобрел для себя захватывающую игру: он подхватывал переход дня и ночи, и шел вместе с ним по планете. В такие минуты он олицетворял себя со светом солнца, казалось, это он ощупывает своими теплыми лучиками заснувшие на ночь листья, это он искристыми бликами ныряет в тенистые пруды и лесные озера, это он слепит первым лучом сонные глаза зверя.

Иногда Гора забывался и его невольный подарок от хоравов, словно непослушный ребенок, который вырвался из-под родительской опеки, вдруг начинал смущать его взор всякими сюрпризами. На этой планете на удивление густо пересекались «складки» пространства, за которыми скрывались иные миры. Иногда в поле его зрения попадали некие образования, большие, прозрачные, медленно парящие высоко в небе. Было здесь и множество мелких образований, но они обитали внизу, при чем все время жались к скоплениям людей. Однажды Гора увидел, как две большие группы людей неслись навстречу друг другу, размахивая копьями и большими ножами. На виду у Гора они сшиблись в яростной сече, всколыхнув над собой облако пыли, перемешанного с криками восторга и ненависти, боли и страха. А потом он заметил, как густо замелькали над полем боя тени уходящих прочь павших воинов, как кружат вокруг них странные образования, норовя уцепить их, сдернуть с дальней дороги.

Гору это все не нравилось, и он вновь спрятал подальше дар, доставшийся ему от Люция. И опять стало спокойно. Он заметил, что чем ближе он к людям, тем труднее ему было удерживать себя в привычном для себя мире. Возможно, там, в других мирах было очень интересно, но ему не хотелось туда проваливаться. Потому что он не был уверен, что сможет вернуться обратно. Гора иногда спрашивал себя, а что, собственно говоря, его здесь удерживает? Ответить на это не мог, но верил, что его ведет рок, и следовать ему надо именно здесь.

Наконец настал день, когда он понял, что должен что-то делать здесь дальше или уходить прочь по своему пути. Эта мысль пришла к нему, когда он случайно заметил прямо перед собой два колоссального размера сооружения. Это были громадные четырехугольные пирамиды, возвышающиеся на берегу центрального моря и сияющие отраженным солнечным светом от гладких граней. Он замер в изумлении: такие колоссальные постройки были невозможны для примитивной местной цивилизации. И потом, почему он не заметил их раньше, ведь он пролетал здесь неоднократно?! Он спустился ниже. Вокруг пирамид было безлюдно, к ним не вело ни одной дороги, а на песке не было видно ни одного следа.

— Ничего не понимаю!, — Подумал Гора, растерянно озираясь. — Это что еще за тайны на моей милой планете?!

У него вдруг возникла мысль, которая окончательно еще не оформилась, но уже звала к действию. Он взял и взлетел повыше. На высоте примерно двух пирамид пирамиды исчезли! Гора спустился ниже, они опять появились. Методом проб и ошибок определил, что граница представляет собой сферу, накрывающую пирамиды и окрестности. Каким-то образом она прятала эти огромные сооружения от людей! Да, и кто будет здесь их искать? Вокруг пирамид на многие километры тянулась унылая пустыня. Так что же скрывает здесь энергетическое поле?! Кто построил пирамиды, для чего, кто обеспечил их энергетическую защиту? Гора понял, что пока не выяснит эту загадку, покинуть эту планету не может.

Он вплотную приблизился к ближайшей пирамиде. Он еще не пробовал проникать через плотную материю, хотя предполагал, что для него это не составит труда. Погружался же он в воды морей, и, ничего!

— Господь, благослови!, — Попросил он, и ринулся сквозь камень.

Гора не получил удовольствия от своего путешествия через массив камня. Его окружала темнота, которая обхватывала его вязкими объятиями, ему казалось, что он задыхается, хотя знал, что в дыхании не нуждается. Когда он первый раз вывалился в какой-то темный коридор, то долго не мог решиться к продолжению путешествия. Он полетел вдоль коридора, пока не уперся опять в камень. Он слетал в другой конец, то же самое. Тогда он остановился и попытался видеть в темноте. Он сказал себе, что это возможно. Так как собственно зрением он не обладал, он просто воспринимал окружающий мир всем своим существом, машинально переводя эту информацию в зрительные и слуховые образы. Тогда при чем здесь темнота, он может видеть, уговаривал он себя, он должен видеть, приказывал он себе. И у него получилось. Он не понимал, что произошло, просто что-то включилось внутри него, и он стал видеть темноту. Это было по-другому, не как зрение. Больше эти ощущения походили на удаленное осязание, он как бы ощупывал своими невероятно удлинившимися пальцами все вокруг, и в его сознании вырисовывалась серая, словно нарисованная крупными штрихами, картина.

Освоившись, он стал действовать смелее. Свои поиски он начал с вершины пирамиды, проскакивая ее вдоль и поперек. Ничего примечательного долго не находил, ни в пирамиде, ни под ней. В душе нарастало разочарование, но он крепился, ведь рядом была еще одна, чуть повыше. Ее изучение сразу вселило надежду. В середине он наткнулся на толстую металлическую трубу, вертикально пронизывающее это сооружение. Он последовал вдоль нее вверх и ближе к вершине обнаружил небольшую замурованную со всех сторон комнатку. В ней стоял большой черный ящик, в который входила труба. Гору показалось, что ящик слегка гудит. Он пришел к выводу, что это, наверное, устройство, которое создает защитное поле.

— Сколько же здесь энергии!, — Подумал Гора и решил, что долго здесь находится не стоит, ему стало как-то неуютно.

Он нырнул вниз вдоль трубы. Скоро он понял, что она шла значительно глубже уровня земли. Когда Гора это понял, ему стало не по себе, так глубоко в глубины материи он еще не забирался. Ему вдруг представилось, что он здесь застрянет на веки вечные, и ему пришлось преодолевать жгучее желание выскочить на поверхность. Передохнув, он двинулся дальше. Конец пути все-таки настал, Гора ввалился в темное обширное помещение, при этом пронизав его толстые металлические стенки. Это не было постройкой или пещерой, как он того ожидал. Это были аккуратно и продуманно сделанные коридоры, ведущие в комнаты и в большие залы. Большинство маленьких комнат были предусмотрены как жилые, а в залах стояло множество оборудования. И везде здесь царила гробовая тишина. После продолжительного обследования он попал в большое полукруглое помещение, где стояли шесть кресел перед длинным изгибающимся пультом управления. Над пультом, под самым потолком чуть поблескивала золотым оттенком бирка с крупной надписью. Гора прочитал: Планетарный-8. Все ясно он на космическом корабле! И этот корабль прилетел с его планеты, иначе как бы он мог прочесть надпись! Пораженный сделанным открытием, он замер. В сознании хаотично метались мысли, пришлось заставить себя успокоиться, чтобы трезво обдумать свои дальнейшие поступки.

Сомнений не было, корабль попал глубоко под землю не в результате катастрофы или случая. Нет, его спрятали намеренно! И этого не могли сделать без членов его экипажа, кто же тогда смог бы подключить к корабельной энергетической установке устройство в пирамиде? Но если корабль не просто спрятали, а с ним работали, тогда от него должен быть путь наружу! И Гора начал обследовать корабль снова, теперь уже более детально. Сначала он отыскал выходные люки. Их было несколько, но основных только два, остальные, видимо, аварийные. За одним из них, снаружи корабля, он обнаружил тоннель, уходящий в сторону соседней пирамиды. Примерно под ней тоннель закончился матово блестевшей металлической дверью, как оказалось очень толстой. На ней виднелись рычаги внутреннего затвора. После долгого рассматривания Гора сделал открытие: дверь была заперта изнутри! Он поспешил обратно в корабль, надеясь на некое чудо. Искать живых людей в этом погребенным неизвестно, сколько тысячелетий назад корабле, было глупо, но так хотелось их найти. Гора принялся вновь осматривать корабль, только теперь он заглядывал за каждую дверь, за любой люк, всматривался в серый и темный сумрак больших и малых помещений, то почти свободных, то заполненных массой ящиков, приборов, механизмов и т.п. Не было здесь людей!

Гора разочарованно повис в рубке корабля и бессильно осмотрелся. Чуда не свершилось, эта неожиданная находка поразила его, но ни на миг не приблизила ни к цели, ни к прошлой памяти. Темный и хмурый, от лежащей на нем пыли, пульт управления молча взирал на Гору и, как ему показалось, издевательски усмехался над ним. Стоп! А почему это, усмехался?! Гора вдруг увидел то, чего прежде не замечал: на пульте слегка помигивала крохотная лампочка в правой его части. Он приблизился и с трудом разобрал цифру 7. Выше данного блока была надпись: «Камеры анабиоза». Слова были знакомыми, кажется, он видел их на одной из дверей. И значение их вроде бы относилось к людям. Он кинулся на поиски.

Камерой анабиоза оказалось большое длинной помещение с низким потолком. В нем стояли рядом друг с другом двадцать четыре продолговатых, длинной в рост человека, саркофага. На каждом из них был написан номер. Гора, боясь, лишиться последней надежды, медленно продвигался вдоль безмолвных и темных устройств. Кажется, он уже догадался, для чего они здесь стоят, только все равно они вызывали гнетущее впечатление, словно это было кладбище. Он остановился перед саркофагом, на котором была цифра 7. Под нею крохотной искоркой тускло горел огонек. Гора еще раз все проверил, да, огонек горел только здесь. Аппарат был включен, значит, там кто-то есть?! Недолго думая, Гора медленно проник сквозь оболочку саркофага.

Внутри было достаточно просторно, так как человек лежал в углублении. Это был крупный пожилой мужчина, сохранивший, несмотря на возраст, прекрасную физическую форму. Черты лица излучали спокойную мудрость много повидавшего человека. Это впечатление нисколько не портили чуть полноватые губы и широкий нос. Человек был жив, Гора это чувствовал. Он вспомнил, что анабиоз, это когда скорость протекания всех функций организма снижались в сотни, если не в тысячи раз. То есть, по сути, этот человек спал. Или не спал, а находился в забытьи?

— Где твоя душа, человек?, — Позвал Гора, но незнакомец молчал.

Как разбудить его? Гора не мог этого сделать, а если бы смог, то, как он, бесплотный дух, стал бы с ним общаться? Что только Гора не придумывал: мысленно звал, кричал, уговаривал. Несколько раз он вплотную приближался к человеку вплотную и даже рискнул заглянуть к нему в голову. Это ничего не дало, кроме неприятных впечатлений и ощущение холода. Для Гора это ощущение было новым, потому, что даже находясь в космосе он не испытывал никакого дискомфорта, значит холод был не следствием низкой температуры. А тогда, следствием чего? Он долго над этим размышлял, ему казалось, что в этом есть некий ключ. К чему и отчего, он не имел понятия, но игнорировать свою интуицию не рисковал.

В конце концов, он решил, что при анабиозе человек не спит, а как бы заморожен, при чем не только снаружи, но и изнутри. Потому что ни одна душа не выдержит тысячелетний сон, а если она будет не спать, то за это время просто убежит из своего омертвевшего тела. Придя к таким выводам, Гора решил искать душу этого человека. Решить то решил, а как это делать? Толком, не зная, что делать, Гора проник в саркофаг и навис над бесчувственным телом. Почему-то он был уверен, что «вход» в душу должен быть. Он постарался выгнать из своего сознания все мысли и сосредоточился только на созерцании человека. Он пытался его не увидеть, а ощутить, и, похоже, через некоторое время у него стало получаться. Сначала он заметил вокруг тела слабое, очень тонкое свечение. Гора вцепился в нее своими бесплотными руками, и почувствовал легкое, едва ощутимое движение энергии в ней. Проследив за этими исчезающее малыми токами, он определил, что все они сходятся в районе солнечного сплетения. Не осознавая, что делает, Гора стал перебирать эти тонкие энергетические ниточки, подтягивая себя вдоль них, словно он взбирался на большую высоту по тонкой и ненадежной веревке. Он перестал видеть вокруг окружающий мир, теперь его мир был сосредоточен в его руках и этих тоненьких нитях. Он полз по ним, испуганно замирая, когда на мгновение терял их. Гора не помнил, сколько времени, он делал это, по ощущениям — целую вечность. Он сам впал в некое странное состояние полузабытья и когда он осознал это, туман рассеялся.

Гора увидел себя в странном месте. Здесь был объем, но исчезло привычное ощущение пространства. А еще здесь было очень пусто и холодно, ноги и руки сразу же замерзли. Гора с безмерным удивлением уставился на свои конечности. Впервые он видел их более-менее ясно, без лишних деталей, зато с четкими контурами. А еще он изумленно рассмотрел, что на нем есть одежда, вернее ее подобие: что-то вроде комбинезона и ботинок. Они были еще более призрачны, чем его тело.

— Наверное, — решил Гора, — я в этой одежде умер.

Он мысленно отметил, что, произнеся это, внутри у него ничего не дрогнуло. Он еще раз огляделся. Здесь странным образом нельзя было определить, где ты: в середине или на краю. И то, и другое ощущение присутствовало одновременно. Но перед ним постоянно мелькало нечто, большое, объемное, и в тоже время неуловимое, неосязаемое. Оно было то большим, то маленьким, нисколько не теряя своего объема или, может быть, веса? Гора ловил это «нечто» руками, пытался бегать за ним, смешно болтая ногами, которым не обо что было отталкиваться. А потом он заметил светящуюся ниточку внизу. Она легко далась в руки, и осторожно перебирая ее, он очутился перед большой глыбой льда. Теперь «нечто» больше не прыгало и не ускользало, вообще вызывало удивление, как ее можно было не поймать? Лед был голубой, прозрачный и очень холодный. Ладони, приложенные к нему, жгло и втягивало внутрь, словно они были горячими и растапливали ледяную глыбу. Но из-под этих горячих рук не капала вода, это был особенный лед.

Гора решился. Он раскинул широко руки и шагнул вперед.

Гора не понял, что произошло, только вокруг все опять переменилось. Зыбкое пространство вокруг вздрогнуло и превратилось в небольшую комнату с кроватью посередине, на которой безмятежно спал тот самый мужчина. Только теперь он был теплым, с розовым румянцем на чисто выбритых щеках и ровным дыханием. Гора подошел и потормошил спящего человека. Ему приятно было вновь ощутить осязание материи. Конечно же, это была иллюзия, просто его подсознание приспосабливало окружающую действительность для подачи сознанию в привычных образах, но все равно было приятно. Человек открыл глаза и с изумлением уставился на Гору.

— Георг! Ты как здесь очутился?!, — Он вскочил с кровати и осмотрелся, в его глазах мелькнул испуг. — Где это мы?, — Голос его невольно дрогнул.

А в душе Гора, словно плотину прорвало. Он вспомнил все! Воспоминания хлынули из глубины таким мощным потоком, что грозили смыть его из этой странной реальности. Гора взял себя в руки и кое-как заблокировал мысли о прошлом. Теперь ему не стоило торопиться вспоминать, на это время будет, а вот поговорить с Барри, а это был он, один из его друзей, времени могло не хватить. Он почему-то был уверен, что времени мало. Гора молча встал и обнял Глетчера. У того вдруг на глазах появились слезы. Он тяжело опустился на постель.

— Георг!, — Опять прошептал он. — Если ты здесь, то значит, я умер?

— Почему ты так решил?

— Ты же погиб!

— Наверное, это можно назвать смертью физического тела, Барри, но я не исчез, не растворился, я по какой-то причине завис между мирами в качестве бесплотного духа. До встречи с тобой я вообще себя не помнил, все гадал, откуда я и кто такой.

Глетчер растерянно посмотрел на Проквуста и нерешительно протянул к нему руку. Тот с улыбкой смотрел, как Барри тщательно ощупывает его колено.

— Георг, ты меня разыгрываешь.

— Нисколько. Просто я нахожусь где-то в твоем сознании, поэтому ты воссоздал меня. Вообще-то, если честно, я не понимаю, как и что произошло, но мне достаточно того, что я разговариваю с тобой. И я очень этому рад!

Мужчины с чувством пожали друг другу руки.

— Давай не будем гадать, что произошло, лучше поговорим о более важном. Как получилось, Барри, что ты замуровал себя в этом засыпанном корабле.

Лицо Глетчера помрачнело.

— Да, Георг, я помню. — Голос его был грустным. — Понимаешь, когда Алиса умерла, мне нечего стало делать на Гее. Убить я себя не имел права, а вот залечь в анабиоз, самое подходящее для меня решение. Кстати, как там, снаружи?

— Да, не знаю, что тебе сказать, Барри. Примитивная цивилизация каких-то коротышек. Есть деревни, города, похожие на деревни, они пашут, пасут скот, воюют. Вот, пожалуй, и все.

— Хорошо!, — Облегченно выдохнул Барри и откинулся на подушку. — Значит, получилось!

— Чего ж тут хорошего?, — Удивился Георг.

— Ты не понимаешь!, — Глаза Глетчера вспыхнули внутренним огнем. — Мы же их создали!

— Кого?!

— Людей!

— Вот этих двуногих, которые строят деревни?!

— Совершенно верно.

— Но зачем?

— Пришлось, Георг. Сейчас я тебе все расскажу.

И он рассказал.

Они улетели с Ирии через два года, как запланировали, несмотря на то, что, как оказалось, Алиса опять была беременной. Она специально скрыла от мужа это, чтобы не ломать его планов, а может быть потому, что сама не хотела оставаться в том жутком хаосе, который начался после распада Новой цивилизации.

— Ты знаешь, — волнуясь, рассказывал Глетчер, — наши приключения были необычными, но по сравнению с тем, что произошло потом со страной, их можно назвать легкой прогулкой. Четырнадцать, далеко не самых крупных городов центра и юга материка, смогли объединить Лезурье и Харман.

— Харман?!

— Ах, да, ты же не мог знать, он примкнул к нам и служил верой и правдой своему монарху Даймону Лезурье.

— Значит, этот старый лис все-таки добился своего. — Усмехнулся Проквуст.

— Видимо, да, раз был коронован главой Церкви Рока.

— Ну, и дел вы там понаделали.

— Георг, тебе бы лучше с Адамсом поговорить, я ведь мало что знаю, по уши занят был подготовкой полета.

— Да, разве он жив?!

— А что с ним станется. Монах мне сказал, что Бенни бессмертный, вернее, почти бессмертный, так что слетай на Ирию, увидишься со старым другом.

— А ты мне расскажешь, где находится наше Солнце?

— Конечно! Это очень просто.

А потом Глетчер продолжил рассказ.

— Фокс постарался на славу. Экипаж получился дружный и крепкий, только малочисленный, не было возможности набрать и подготовить большое количество людей. Сам понимаешь, ты всех дохов разбудил, они, как повылезали из всех своих нор! Оказывается, память-то у них у всех все записывала! Вот они отыгрались на твоих бывших коллегах!

— Барри, это жестоко, напоминать о моем постыдном прошлом.

— Ладно, не обижайся, я без злого умысла, так, к слову просто пришлось. Вообщем, улетали мы с Ирии буднично, не до торжеств было, со всех сторон напирали голод и война. Все было хорошо, как по маслу. После того, как покинули нашу солнечную систему и вошли в штатный режим, я всех ребят уложил в анабиоз. А моя семья больше года еще бодрствовала.

— Это почему?

— Я же говорил, что Алиса мне уже на «Звездном» рассказала, что беременна. Ну, мы и не решились ее в анабиоз укладывать, стали ждать родов. В этот раз она молодец, выносила сама и родила спокойно.

— Кого?!

— Сына.

— Счастливый ты человек!

— Хм. — Горько усмехнулся Глетчер. — Давай к моему счастью после моего рассказа вернемся, хорошо?

— Хорошо. — Георг почувствовал себя неловко. — Извини, если я не то сказал.

— Ничего, извинятся не надо. Ты потом сам поймешь, был я счастлив или нет, а пока я продолжу, если ты не возражаешь?

— Да, конечно.

— Знаешь, я как чувствовал, что все слишком гладко идет, всем нутром ощущал беду. Только не знал, откуда придет, уговаривал себя, терзался, думал, что с головой не все в порядке. Но к великому сожалению оказался прав! Первый удар постиг экспедицию после подлета к солнечной системе Земли.

— Извини, Барри, ты же говорил, Гея?

— Ах, да. Не знаю, как получилось, но прежнее название Гея отпало, люди стали называть свою планету Земля. Ну, а мне, какая разница? Так вот, весь экипаж, 22 молодых человека, которых я собственноручно уложил в эти гробы, не проснулись!, — Глетчер всхлипнул. — Вернее проснулись куклы, которые даже моргать не могли! У них словно души вынули! До сих пор себя простить не могу!

— Но в чем причина, Барри?

— А кто знает?! Тисса сказала…

— Прости, но кто такая Тисса?

— Компьютер звездолета, очень умная, заботливая, прямо как добрый друг.

— Понятно.

— Так вот, Тисса, высказала гипотезу, что возможно в самом начале мы пересекли какое-то неизвестное науке поле, которое и поглотило их сознание и даже инстинкты. Потому что диагностика оборудования не выявила никаких неисправностей. К тому же вся моя семья, даже двое маленьких детей и те были совершенно здоровы.

— И что ты с ними сделал?, — Испуганно спросил Проквуст.

— Ну, не убил же!, — Огрызнулся Глетчер. — Засунул их опять в саркофаги и усыпил. Они и сейчас в них лежат. Из-за них и звездолет у Марса оставил.

Глетчер ожидал найти на Земле развитую человеческую цивилизацию, ведь когда он оставил своих коллег по первой звездной экспедиции, прошло не менее пяти тысяч лет. Поэтому он изначально не планировал подходить на своем громадном звездолете к Земле, боясь нарушить их космическую инфраструктуру, да, и масса звездолета была столь велика, что могла вызвать на молодой планете катаклизмы. Поэтому он, влетев в солнечную систему, сразу направился к красной планете, а теперь, когда в звездолете лежали фактически погибшие товарищи, лучшие люди Ирии, другого выхода у него просто не было, к Земле идти он не мог. Они и так до конца его дней будут ему немым укором. А жене он сказал, что на Марсе должны быть базы землян.

Но баз не было.

— Понимаешь, Георг, — волнуясь, говорил Барри, — на планете практически не осталось следов нашего пребывания! А ведь еще при мне там построили огромный город под несколькими куполами. Их занесло песком, хотя они возвышались на десятки метров! Я до сих пор не понимаю, как такое могло произойти. Тисса произвела сравнительные замеры, и оказалось, что в месте нахождения нашего города произошло локальное проседание поверхности. Этого было достаточно, чтобы город занесло многометровым слоем песка.

— Барри, но ты ведь еще на Ирии рассказывал, что на Марсе почти нет атмосферы.

— Правильно, почти не было, а когда мы прилетели, ее осталось еще меньше. Тисса посчитала, с какой скоростью должны были дуть эти крохи атмосферы, чтобы переместить сотни тысяч тонн песка, получились невероятные цифры под девятьсот километров в час!

— Невероятно!

— Да. А теперь представь себе, что я ощущал, притащив свою семью в такую даль и ничего не найдя!

— Представляю!

— Алиса оказалась такая молодец! Она меня как могла, поддерживала, веселила, строила планы. Я даже представить себе не мог, что моя жена, нежная и легкая, может оказаться такой мудрой и стойкой женщиной. — Глетчер грустно понурил голову. — Георг, как мне ее не хватает!

— Она погибла?

— Нет, Георг, она умерла от старости. — Барри смахнул слезу с глаз. — У меня на руках. А потом умерли сыновья, тоже от старости.

— Как их звали?, — Тихо спросил Проквуст.

— Первого звали Георгом.

Друзья замолчали.

— Спасибо. — После длинной паузы тихо сказал Проквуст.

— Ты заслужил, друг, это тебе спасибо, за твое спасибо.

— А второй?

— Адам. Мы так назвали его в честь…

— Бенни Адамса.

— Да.

Они оба опять замолчали, погрузившись в воспоминания. Первым очнулся Георг.

— Позволь, Барри, получается, что ты тоже бессмертен?! Сколько же тебе сейчас лет?

— Ты прав, мой друг, похоже, я еще мог бы жить очень долго. Сколько мне лет? А я точно уже не знаю, много тысяч, наверное.

— А почему же ты себя замуровал здесь, устал жить?

— Устал жить? Нет, Георг, я не устал, мне просто не осталось на Земле места.

— Как это?

— Для этого я должен вернуться к своему рассказу.

Глетчер опять начал говорить, прикрыв глаза, словно вглядываясь в те далекие годы. Он и подумать не мог о том, что предположила Алиса по поводу засыпанного песком города. Она просто и непринужденно сказала, когда ознакомилась с отчетами Тисы, что Марс сделал самое оптимальное, чтобы скрыть чужое присутствие. Барри ее сначала не понял, подумал, что она имеет в виду неких аборигенов, но Алиса на полном серьезе сказала: «Нет, это сделала сама планета. Ты что, забыл, Бенни же рассказывал, что они все живые!» Глетчер сначала пропустил это мимо ушей, но наедине с собой не мог найти веских доводов против, кроме одного: планета не может быть живой!

Делать на Марсе было больше нечего и, загрузив «Планетарный-8» всем необходимым, Глетчер и его семья направились к Земле. В пути и он, и Алиса избегали тем, касающихся их будущего. Занимались сыновьями, играли с ними, обучали. И каждый в душе лелеял надежду на встречу с соотечественниками.

Надежды рухнули, когда они многократно облетели Землю и не нашли ничего, никаких следов ирийской экспедиции! Внизу расстилались бескрайние леса, прерии, пустыни, океаны и везде бурлила жизнь. Не та, которую застал Глетчер. Исчезли огромные динозавры, расплодились млекопитающие, кто-то вылез на сушу из моря, кто-то вернулся обратно. Барри не верил своим глазам, было такое ощущение, что он вернулся на другую планету. Но выбирать не приходилось. Однажды им повезло, на одном из витков они поймали радиосигнал. Он был очень слаб и локален, и Глетчеру стоило больших трудов удержать его и усилить. Это был радиомаяк с «Планетарного-4». Как выяснилось, корабль находился на глубине нескольких километров в океане. Попасть на его борт не было никакой возможности, а из той скудной информации, которую удалось получить из бортового компьютера, примечательным оказалась только странная запись капитана. Она не была формализованной, не подходила к цифровым и кодовым записям бортового журнала, но объясняла многое. Капитан неведомым способом вбил в журнал текст, который при установлении контакта тут же выстреливался контактеру. Текст гласил: «Катастрофа. Выбраться нельзя, спасти невозможно. Это неважно. Вся первая звездная экспедиция потерпела катастрофу: все мужчины потеряли способность к размножению. Причины не понятны. Мы старимся и умираем. Будь проклята эта планета».

— Ужасная жизнь, — прошептал Проквуст, — без малейшей надежды.

— Да, Георг. Я почувствовал то же самое. Тысячи наших с тобой соотечественников успешно преодолели бездну пространства, у них были технические возможности создать новую цивилизацию, но это было совершенно ни к чему, потому что не было потомства. Не знаю, что там происходило, но для них все рухнуло в одночасье и подробности уже неважны.

— Очень печальная история. Но что было с вами?

Глетчер выбрал для посадки пустынное место недалеко от морского берега, рядом с рекой. Здесь росло множество деревьев с вполне съедобными и вкусными плодами. Они с Алисой решили оставаться на Земле, пока есть надежда на продолжение рода. Они так решили, тем более, что надежда была. Они исследовали множество приматов, которых Глетчер отлавливал вместе с повзрослевшими сыновьями во многих районах Земли, и искусственно оплодотворяли их. Эта безумная идея пришла в голову Алисе. Глетчер рассмеялся, когда услышал ее, и уступил только потому, что лучше что-то делать, чем не делать ничего. Для него, профессионального астронавта, получившего всестороннюю подготовку по самым разным дисциплинам, в том числе и по генетике, был очевиден весь бред этой затеи, но он приступил к работе серьезно. Тем более, что Алиса вдруг заявила, что ее первичное высшее образование связано именно с генетикой. Он узнал об этом с легким удивлением и с большой досадой на себя за то, что за столько лет не поинтересовался профессией жены. Впрочем, он просто не ожидал, что у этой бесшабашной девчонки могло быть профессиональное образование.

Путешествия в леса Земли были приятны и необременительны. Благодаря тому, что вся флора и фауна планеты строилась с более мелкого лекала, чем на Ирии, они ощущали себя великанами, могучими и неуязвимыми. Ни одно животное, даже самый опасный хищник, не решились бы напасть на них, они предпочитали обходить их стороной. Из различных видов животных они сразу же остановились на обезьянах, очень уж они походили на маленьких людей. Они были удивительно доверчивы к ним, подпускали, чуть ли не вплотную, оглядывались на них, интересовались. Насколько им было известно, обычно животные, видя чужаков, или уходят или нападают или терпят их, но не обращают на них внимания. А у здешних приматов к ним проявлялся неподдельный интерес. Один раз Адам видел очень странную обезьяну невероятного роста, раза в полтора выше них, ирийцев. Но последующие поиски так и не дали результатов. То ли сыну показалось, то ли они были редки и скрытны. А еще в разных местах, на разных материках они несколько раз видели странные племена, полулюдей полуобезьян. Они были малочисленны, дики, необузданны и очень агрессивны. На контакт они не шли, с трудом удалось выловить одного представителя, которого очень скоро с облегчением отпустили. Алиса после исследований сделал заключение, что, скорее всего, эти дикие и необузданные племена являются малочисленными потомками женщин первой звездной экспедиции. Возможно, женщин похищали и насиловали? Удачным потомством эти создания назвать было нельзя, с психикой у них явно было не в порядке.

В любом случае, работать было легче с обычными приматами, они были и дружелюбнее, и их распространенность была уникально широкой, поэтому выбор был определен.

Первые же исследования их генетического кода дали сенсационные результаты. Оказывается, их код был построен не только на тех же принципах, что и у ирийцев, но был невероятно близок к человеческому!

— Ты знаешь, Георг, — волнуясь, говорил Глетчер, — Мы перепроверяли результаты неоднократно, ошибки не было, сходство кодов было поразительным. Ты бы видел Алису, — заулыбался Барри, — ее торжествующий и важный вид!

— Барри!, — Перебил его взволнованный Проквуст. — Ты хоть понимаешь, что если вы правы…

— Мы правы, Георг, правы. Много лет мы делали из обезьян людей и распространяли их по всей планете. Естественно, мы не могли следить за развитием всех новых племен, обучать и воспитывать могли только несколько очагов цивилизации. Мы сумели, друг мой, создать новую расу разумных!

— Да, это понятно! Я не о том. Совместимость генетических кодов на разных планетах может говорить только об одном…

— О том, что у нас один и тот же создатель?!

— Да!

— Мы и сами это поняли. Мы почувствовали, раз у нас получается, то это наше предназначение, наш рок.

— Вот это да!, — Выдохнул Глетчер и изумленно уставился на Глетчера.

А тот вдруг тяжело вздохнул, побледнел и обессилено откинулся на подушки.

— Что с тобой, Барри?, — Вскочил испуганный Проквуст.

— Не знаю, Георг, но чувствую, недолго мне осталось.

— Но почему?!

— Видимо, во время анабиоза нельзя будить душу, так как она потом должна уйти.

— Почему ты так решил, что за глупости?!

— Потому что я уже долгое время борюсь с желанием встать и уйти.

— Куда?

— Туда. — Глетчер кивнул в дальний угол комнаты.

Там в стене неизвестно когда появилась дверь, у которой щелки проема ослепительно сияли золотистым светом. Глетчер вскочил, побежал к двери, потом обратно. Сел и понурился. Он, почему-то, сразу поверил другу.

— Это что же, я опять становлюсь причиной чужой смерти?!, — В его словах зазвучала такая тоска, что Глетчер поднялся и, подойдя к нему, обнял за плечи.

— Ну, что ты, дружище! Для меня этот вариант лучший из всех возможных.

— Не понимаю. — Георг поднял на Барри блестевшие влагой глаза.

— Видишь ли, ты спрашивал, почему я замуровал себя. Потому, что я слишком долго жил и стал мешать созданной нашими руками цивилизации. Обо мне ходили легенды, мне начали поклоняться, как богу и я ничего не мог с этим поделать. Если бы я остался и правил этим миром, он не смог бы стать самостоятельным. Я долго шел к этому решению, несколько тысячелетий. Я даже боялся, что задержался с этим решением, но твой рассказ меня успокоил, они развиваются. Они ведь все как дети мне. Ты меня понимаешь?

— Да, понимаю.

Проквуст встал и они в каком-то порыве, опять обнялись.

— Прости меня, Барри. — Через некоторое время сказал Георг. — Все равно, пусть не прямо, но косвенно, я явился причиной твоего ухода.

— Простить?!, — Глаза Глетчера весело блеснули. — Это за что же, за то, что ты меня освободил? За то, что дал возможность через тебя прикоснуться к своей родине?! Нет, друг мой, я тебя благодарить должен.

— Но…

— Никаких но!, — Астронавт усадил Проквуста на кровать, а сам сел на кресло, из которого тот тут же вскочил, и возбужденно заходил по комнате, стараясь не подходить слишком близко к манящей его двери. — Я ведь уйду к своей Алисе, к сыновьям, я верю в это, я смогу рассказать им о нашей встрече, о том, что у нас все получилось!, — Глетчер остановился перед Проквустом. — И, ради Бога, Георг, выкини из головы комплекс вины за мой уход. Я бы все равно умер.

— Это почему же?

— Во-первых, запасы энергии «Планетарного» хотя и велики, но не безграничны; во-вторых, здесь же под пирамидами работает мощнейший излучатель антиэнтропийного поля. За те годы, которые я здесь провел и еще бы проводил, я схватил бы такую дозу, что никак бы не смог выжить. Дошло до тебя?

— Кажется, дошло. — Проквуст улыбнулся.

— Вот и отлично. А теперь садись, и рассказывай о себе, все с самого начала.

Георг поднялся далеко в космическое пространство и здесь, среди звезд, вновь почувствовал себя Горой. Он до сих пор был под впечатлением ухода Глетчера. После того, как он выслушал рассказ Проквуста, они горячо попрощались, и Барри двинулся к зовущей его двери. Перед нею он заставил себя остановиться и обернулся.

— Георг.

— Да, Барри.

— Может быть тебе лучше уйти?

— Почему?

— Ты же теперь дух, вдруг тебя затянет вслед за мной?

— Нет, я не боюсь, Барри. — Ответил серьезно Проквуст. — Мой рок ведет меня по этому миру и не допустит ухода в другой.

— Как был ты самоуверенным мальчишкой, так и остался!, — Добродушно усмехнулся Глетчер, блеснув зубами. — Тогда прощай, друг! Еще свидимся!

— Обязательно! Обними Алису!

— Непременно!

Глетчер рванул дверь на себя, и в комнату ворвалось ослепительное голубое сияние, оно предваряло далекий золотистый свет. Мелькнул и исчез силуэт астронавта, и вслед за ним в дверной проем, словно вихрем, потянулись стены комнаты, кровать, кресло. Проквуст растерянно смотрел, как пустеет вокруг в прямом смысле этого слова. Он оказался прав, бушующая вокруг стихия его не затронула, но ему стало от невероятной пустоты, окружающей его, от нее пахло забвением и смертью. Поэтому он не стал больше ждать окончания действа, а рванул наружу. Так уж получилось, что идти ему пришлось против того самого вихря, который обходил его стоящего. Георг словно в упругую стенку уперся. Вот тут ему стало страшно, вдруг у него не хватит сил выбраться и он навеки останется в этой пустоте?! Он рванулся и вихрь поддался. Георг шагнул еще раз, и стена перед ним поддалась, пропустила его на волю.

Когда он выбрался, то успел заметить только, что саркофаг мигал большим красным фонарем, видимо автоматика поняла, что тело, лежащее внутри перестало быть человеком. А он рванул сквозь толщу грунта вверх, к солнцу.

Глетчер как мог, рассказал Проквусту, где надо искать Ирию.

— Если стать у южного подножья большой пирамиды и смотреть в середине ночи прямо вверх, — говорил он Георгу, — то перед тобой будет созвездие из девяти звезд очень похожее на человечка в скафандре, он будто в невесомости летает. У него правая рука вроде как вперед, а левая нога назад, левой руки не видно. А голову звездного астронавта венчают три яркие звезды, они на одной прямой лежат, очень похоже на шлем. Крайняя звезда на правой руке и есть наше Солнце. Найдешь, он приметный.

И вправду, приметный, Георг сразу нашел заветное созвездие. Вот оно, прямо перед ним, казалось, протяни руку, и ты там. Но он висел в привычном окружении бисера звезд и никак не решался это сделать. Почему? Во-первых, он был неуверен, что правильно определил созвездие, слишком уж слабо он разбирался в астрономии. А во-вторых, он не понимал, что ему делать на Ирии. Ну, допустим, он туда попал, и что, на этом его миссия закончена? Так просто? Все что он до этого пережил, узнал, было только ради того, чтобы вернуться и остаться до скончания веков тихим и одиноким приведением? Нет, он в этом очень сомневался.

— Ну, не могу я сейчас вернуться на Ирию!, — Говорил себе Проквуст. — Я должен попасть туда с осознанием ясной цели.

Но в глубине сознания жило понимание, что он не сможет удержаться. К тому же он вспомнил о Бенни Адамсе, и душу защемило тоской. Вдруг он еще жив? Ведь его можно увидеть! Эта мысль окончательно определила решение: он отправляется на Ирию. Георг повеселел, на душе его стало легко и спокойно. Даже недавняя смерть друга отзывалась лишь легкой щемящей грустью. Он еще раз посмотрел на крохотную точку Земли и вдруг почувствовал, что вернется к ней. Георг усмехнулся, вспомнив сарказм Люция по поводу принятия решений. Наверное, он был прав: бог многое за человека решает, но почему это должно человека расстраивать?! Напротив, надо гордиться тем, что у тебя есть собственный рок, что ты не просто статист в театре Господа.

— Я Гора, идущий к своему солнцу!, — Крикнул мысленно Проквуст и устремил свой взгляд на родное Солнце.

Звезда послушно приблизилась, миг, и он оказался рядом. Наверное, он что-то не рассчитал, так как оказался слишком близко к солнцу, чуть ли не окунулся в ее крону.

— Что это я так промазал!, — С досадой подумал Проквуст, ища Ирию.

Он не собирался греться в лучах светила, ему надо было срочно на родную планету. Только теперь он почувствовал, как соскучился по ней. Нетерпение переросло в суету, поэтому Георг не сразу заметил, что стремительно падает внутрь Солнца. Ослепительный золотой огонь обступил его со всех сторон, наполняя его теплом и энергией. Проквуст расслабленно и бездумно заулыбался, он и представить себе не мог, что в родном Солнце будет так приятно и комфортно.

— Может быть, мне здесь и надо жить?, — Подумал он.

— Нет, Гора, это не твое место. — Услышал он в сознании знакомый голос.

— Друг!, — Крикнул он.

— Да, это я. — Буквально рядом с Георгом приветливо колыхнулся необъятный огненный лоскут.

— А ты стал больше. — Весело отозвался Проквуст. — Я едва могу охватить тебя взглядом.

— Ты тоже стал глубже, Гора. — Загадочно ответил Друг и, не давая Георгу перебить себя, спросил: — Ты догадываешься, почему ты здесь?

— Честно говоря, не думал об этом. Постой, — спохватился Гора, — а ты сам то, как здесь оказался?

— Мне сообщили, что тебя надо встретить.

— Кто сообщил?

— Те, кто живет в этой звезде.

— Так вы что, ходите из звезды в звезду, как из комнаты в комнату?!

— Очень верная аналогия.

— Ничего себе! Понятно теперь, что здесь жилье уже занято.

— Нет, не поэтому. Я тебе уже говорил, Гора, долго находится в звездах тебе вредно.

— Но мне здесь хорошо!

— Разве ты не знаешь, что не все приятное полезно?

— Да, это верно. Извини, Друг, теперь мне все понятно. Мне в звезду можно заглядывать, чтобы подзарядится, так?

— Что-то в этом роде, Гора.

— А я теперь знаю свое имя и помню всю свою жизнь!

— Я рад за тебя, Георг. Тебе есть, чем гордиться.

— Но…— Проквуст вдруг смутился. Ведь у него в прошлом было не все, чем можно было бы гордиться. — Знаешь, Друг, давай не будем ворошить прошлое.

— Хорошо, как пожелаешь.

— Скажи мне, зачем понадобилась наша встреча?

— Я должен сообщить тебе, что на Ирии тебе пока оставаться нельзя.

— Но почему?!

— Ты еще не исчерпал своего рока, а он ведет тебя в открытый космос.

— То есть, я должен продолжить свои скитания?

— Да.

— Но посетить Ирию ненадолго можно?

— Мы думали об этом и решили, что одной ночи будет достаточно.

— А если я задержусь на несколько дней? Так хочется все осмотреть!

— Нет, ты не сможешь, тебе будет плохо.

— Честно говоря, мне это не очень нравится, Друг. — Чуть помедлив, хмуро ответил Проквуст. — Потому что один мой не очень хороший… — Георг запнулся, — знакомый предупреждал меня об этом.

— О том, что за тебя решают?

— Да.

— Но у тебя есть выбор, Георг.

— То есть я могу отказаться?

— Да, ты можешь отринуть свой рок, прямо здесь и прямо сейчас. В этом случае ты сможешь делать все что захочешь и существовать где угодно.

— И мне не будет плохо за ослушание?

— Тебе будет плохо потом, от пустоты самого себя. Ты же это знаешь!

— Это верно, Друг, знаю. Зато не знаю, что это на меня нашло, гордыня, наверное.

— Теперь это уже неважно, Гора.

— Значит, мне пора?

— Да, твое время для Ирии уже пошло.

— Можно один вопрос?

— Конечно.

— Я был в одной системе, там светило стало гаснуть, ты не знаешь почему?

— Знаю. Потому что мы оттуда ушли.

— То есть вы ушли, и светило из-за этого гаснет?!

— Да.

— То есть без вас звезды гаснут?

— Нет. Они прекрасно могут светить без нашего присутствия.

— Тогда вы специально загасили звезду?

— Нет. Гора, пойми, мы ушли оттого, что там не осталось ничего живого, кроме самовлюбленных хоравов.

— Это я могу понять, но звезда то почему гаснет?!

— По той же самой причине, Георг, ей больше некому светить.

Монах закрыл очередную тетрадь бесконечной летописи предводителей Церкви Рока. Он был стар, очень стар, его срок оказался длиннее прочих одаренных даром долгой жизни. Больше трех тысяч лет он стоял во главе Церкви и утвердил ее по всей Ирии. На планете уже много столетий царили спокойствие и порядок, и во многом, наверное, благодаря тому, что он еще был жив. Впрочем, временами возникали смуты, которые шли то от тайных сект поклонников Черного Кристалла, то из-за очередной схватки чиновников за власть, но авторитет Церкви был столь велик, что конечное слово всегда оставалось за ней. Как мудрый арбитр она решала простые или запутанные конфликты, зашедшие в тупик в гражданском судопроизводстве или в личных отношениях.

Монах раскрыл ладонь и чуть напрягся. Над морщинистой кожей засветился голубой шарик, он переливался сполохами могучей энергии и как бы подмигивал своему хозяину. Бенни улыбнулся. Многие забыли, что у него еще сохранился дар, а те, что слышали об этом, считают это досужей сказкой. Конечно, летать теперь он вряд ли может, слишком много сил на это понадобиться, но приструнить при надобности зарвавшегося властолюбца сможет запросто. После того, как он залатал дыру между мирами, магии на Ирии сильно убавилось. Даже солнечный кристалл перестал работать, потому, что после смерти Капила больше не рождался человек, способный управлять его светом. Дары стали редки, очень редки, их носителей приходилось выискивать по всей планете. Но не всегда носители Даров были достойными людьми.

Он тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла. Вряд ли ему стоило сетовать на усталость, которая стала слишком быстро одолевать его. Ведь его жизнь явилась уникальным явлением планетарного масштаба, Господь вложил в него невероятные силы, везение, а он… Что он? Он оставался обычным человеком, который до сих пор вспоминал совместно прожитые с Михаилом, его предшественником, годы с восторгом и благоговением. Вот Михаил был человеком с большой буквы! Сколько в нем было понимания, такта, терпения и снисходительности к людям. И такие качества не делали его слабым или нерешительным. Бенни многому у него научился.

Монах с усилием встал и запер тетрадь в сейф. Оглянулся на металлическую дверь. Она изменилась, теперь ее просто заварили, заклятья на Ирии больше не действовали. Он вышел из заветной комнаты, прикрыл потайную дверцу, попутно привычно скользнув ладонью по стоящему рядом посоху, и прошел к кровати.

— Что-то не то происходит на Ирии, — думал он, ворочаясь под тонким одеялом, — Вроде бы люди свободны в рамках естественных ограничений закона и морали, при наличии минимума способностей и максимума добросовестности любой может сделать карьеру или уж во всяком случае, обеспечить себе достойную жизнь. Кто из них сейчас вспоминает о трех «А» или о дохах? Никто, только историки и социологи. Люди привыкли к хорошей и стабильной жизни. Так чем же ты тогда недоволен, старик? Может, ты просто ворчишь?, — Монах задумался, как бы обсасывая со всех сторон самому себе заданные вопросы. — Нет! Я старик, но чутье у меня прежнее! В обществе зреет передел, потому что оно все больше строится на корысти, а не на духовности. Как удержать человека от подлости, если он знает о своей безнаказанности? Ничем, кроме его собственной совести. Во времена Новой цивилизации государство держало людей в тугой узде законов и наказаний, более того, отправляла в дохи только по подозрению в потенциальной склонности к нелояльности! И что же? Разве можно сказать, что они добились успеха? Вряд ли. К тому же чуть планету не загубили.

Михаил поворочался, покряхтел. Старость не радость, даже если ты до нее шел несколько тысяч лет. Сон постепенно смыкал отяжелевшие веки, завтра будет новый день и его надо посвятить своим сомнениям… Перед его внутренним взором заклубился золотом светящийся туман, словно утренняя дымка на ранней заре в горах. Бенни расслабленно и с наслаждением смотрел за этой дивной картиной, ощущая, как баюкает его дремота.

— Да, — подумал он, окончательно проваливаясь в сон, — давно я не летал астральным телом, не смотрел за истинными делами. Обленился…

Он открыл глаза и сел. Тело было легким, упругим, молодым. Он осмотрелся. Вверху светили звезды, высвечивая контур далеких горных кряжей, вокруг бесконечными волнами разбегались небольшие холмы. Куда это его занесло? Адамс, конечно же, понял, что это не простой сон. Раньше такие необычные сновидения случались, когда приходил Дух, но он ушел тысячи лет назад вместе с иномерными чудовищами. Бенни отвернулся от притягательной картины ночных гор и тут же увидел далекий костер. Он неспешно пошел к нему, ныряя с холма на холм. Темноты он не боялся, видел почти как днем. У костра, спиной к нему, сидел человек. Обхватив худые плечи руками, он смотрел на багряные языки пламени. У Адамса зашлось сердце в невероятном предчувствии, он даже подумать боялся о своей догадке, вдруг она спугнет это чудесное видение?! Осталось несколько шагов, из-под его ног скатывались вниз камешки, он в нерешительности остановился.

— Бенни, у меня всего только ночь!, — Проквуст вскочил и сжал Адамса в объятиях. — Как же я рад тебя видеть, друг!

— Я… — Бенни ничего не смог выдавить из себя, его душили слезы, их нельзя было отнести ни к радости, ни к восторгу, их можно было сравнить только с взрывом вулкана или бомбы, зарытой в самые глубины души. Этой бомбой была чудовищное чувство вины перед Георгом, которому рок преподнес самую трудную роль — пожертвовать собой ради других.

— Господи, Бенни!, — Георг счастливо засмеялся. — Ты плачешь?!

— Уже нет, друг мой. Сейчас я просто счастлив. — Адамс отодвинул Проквуста от себя. — Ты выглядишь совсем молодым, Георг.

— Это только в твоем сне, а так я просто приведение. Пойдем к костру.

— Да, пойдем. Почему ты сказал приведение?

— Ну, скорее дух.

— Понятно. — Грустно отозвался Адамс. — Честно говоря, я предполагал нечто подобное. — Он поднял на друга глаза. — Кто первый?

— Давай ты, Бенни, я так соскучился по Ирии.

— Хорошо. Когда ты вошел в Черный Кристалл, он дрожал как студень, а потом взорвался, и осталась воронка, не стало не чертова камня, ни тебя…

Харман оказался талантливым администратором. Встряска, устроенная ему Адамсом навсегда сделала его лояльным к новой власти, тем более, что он получил ее в еще большем объеме, чем прежде. Он метался между ближайшими городами, восстанавливая хоть какую-то законность, организовывая учет и охрану продовольствия, руководя эпидемиологическими мероприятиями. Удалось сохранить четырнадцать городов, куда успели поставить градоначальниками выходцев из Горной страны, выпускников школы, где Георг учился. Только благодаря их самоотверженности, железной воле, а также авторитету их даров, удалось сохранить порядок в этой части континента. На остальной территории царила анархия, от напора которой спасали размеры выжженной Солнцем степи.

— Ты знаешь, Георг, — грустно повествовал Адамс, — один я представлял, что там происходит, потому что периодически выходил своим астральным телом на разведку. Все другие способы были бесполезны. Мы посылали туда и разведчиков, и парламентеров, даже делали военную экспедицию, никто не вернулся.

— Но почему?!

— Такой тьмы, как на Диком севере, я не мог себе представить ни в одном фильме ужасов. Я видел, как обезумевшие люди ели друг друга! Охотились и ели! Огромные города стояли пустыми каменными коробками, в которых разваливались дома, словно во время войны. Оказывается после тысячелетий облучения антиэнтропийным полем, при его отключении износ материалов ускоряется многократно. За несколько лет большинство городов превратились в руины. Обезумевшие люди, лишившись тонкого покрова благ цивилизации, оказались неспособными себя кормить, обогревать, растить потомство. Я плакал, глядя на плоды нашего вмешательства, спрашивал себя, правы ли мы были, разрушив пусть порочную, но все-таки благополучную для многих систему. И я не мог ответить однозначно. Только воспоминания о временах, когда я сам был дохом, давали мне уверенность, что наваждение дьявольского кристалла должно было быть разрушено. Мне так хотелось им помочь, но что я мог?! Из миллионов отчаявшихся людей я выбирал более-менее адекватных и сильных личностей и по возможности внушал им цель: идти на юг. Многие принимали это пожелание за свое собственное озарение, и если их сразу не убивали, организовывали людей и одержимо шли в выжженные степи. Мы с риском для жизни собственных людей делали хранилища еды и воды на пути этих групп, но кто-то не доходил, кто-то не находил, а кое-кто находил и перегрызал другому глотку за владение этим богатством. Таких мы к нам не впускали, а если не уходили добром, уничтожали. Ты качаешь головой, осуждаешь, но поверь, другого выхода не было. Хаос продолжался сорок лет, потом пошел на убыль. Однажды я обнаружил, что еще дальше на севере и на восточном побережье континента цивилизация сохранилась. Одним помогли леса, другим море. После долгих переговоров они признали главенство нашего монарха.

— Как себя показал Лезурье?

— Ты знаешь о том, что он стал королем?

— Барри рассказал.

— Глетчер?! Ты виделся с ним!

— Да. — В голосе Проквуста промелькнула глубокая грусть, которую Адамс тут же уловил.

— Он жив?

— Нет, Бенни, он умер, вернее, ушел из нашего мира. Я расскажу тебе.

Адамс кивнул и вновь вернулся к своему рассказу. Он поведал, как Церковь Рока набирала силу и влияние, иногда вопреки желаниям потомков Лезурье. Через сто лет последствия великого хаоса были преодолены. Экономика стала развиваться, наладилась система здравоохранения, структура среднего и высшего образования. Глядя на это, Адамс наконец-то смог вздохнуть с облегчением. Вот тогда-то у него и возникла идея всеобщей молитвы.

— Мы эту идею долго обсуждали на совете Церкви, не все были уверены в ее необходимости, но решение приняли, и мы приступили к подготовке.

— Подожди, Бенни, что-то я не понимаю, о чем ты ведешь речь.

— Да, о тебе, Георг, о тебе.

— Обо мне?!

— Да. Сейчас все поймешь. Мы сформировали легенду о святом Проквусте. Ты, друг мой, первый святой Церкви Рока!

— Я?!… — Георг поперхнулся от неожиданности. — К чему это?

— Не знаю, может и не к чему, но ты ведь сидишь передо мной!

— Прости Бенни, но не вижу связи.

— Да как же ты увидишь, если все время перебиваешь! Как ты был…

— Мальчишкой, — весело подхватил Проквуст и закончил фразу вместо Адамса, — так им и остался! Вы что, С Барри сговорились, что ли?

— Выходит, он тебе тот же комплемент отвесил?, — засмеялся Бенни.

— Ага.

Они весело рассмеялись, но тут же смолкли, вспомнив те необыкновенные обстоятельства, что свели их вместе.

— Хорошо, я готов оставаться святым, если вам это кажется необходимым.

— Спасибо. А теперь я хочу задать тебе вопрос, как ты себя осознал?

— Трудно сказать, сейчас, словно в тумане все вспоминается. Помню, все было неожиданно, словно я из небытия вынырнул. Я долгое время вообще не понимал кто я, откуда.

— А ты можешь что-нибудь вспомнить о том месте, где ты был?

— Ничего кроме отсутствия пространства, багряной тьмы, которая горела, но не жгла, и жуткого голоса, ненавидящего Бога. Я при нем поминал пару раз имя господа, так он очень злился и выгнал, как я понимаю, за это.

— Георг, ты догадываешься, где ты был.

— Да, но называть это место не хочу.

— Я тоже. — Адамс помолчал, потом проговорил, еле слышно — надеюсь, молитва помогла.

— Так о чем вы молились, Бенни?!

— О тебе. Две недели вся Ирия молилась о тебе, о твоем здравии, и в благодарность о твоем подвиге.

— Выходит, это вы меня у Сатаны из лап вытащили?!

— Ничего утверждать точно нельзя, это невозможно доказать.

— А я уверен в этом! И очень благодарен. — Проквуст в порыве чувств горячо обнял друга, потом отстранился и взглянул ему в глаза. — Георг, но ты что-то не договариваешь. По твоему рассказу выходит, что на Ирии все великолепно, а глаза у тебя грустные и озабоченные. Что-то случилось?

— Да, вроде бы нет. Планета живет, развивается, многие люди по-настоящему счастливы, но у меня в душе глубокая тоска от допущенной в чем-то ошибки. Я не могу от этого избавиться, а рассказать некому, не поймут. Кроме того, я ведь больше трех тысяч лет живу, старею, Георг, а приемника нет. Дар стал редок…

— Подожди, Бенни!, — Перебил его изумленный Проквуст. — Сколько ты сказал, прошло лет?!

— Больше трех тысяч.

— Но для меня прошло всего несколько месяцев!

— Вот это, да, ну-ка, садись, рассказывай.

Георг рассказал о своих приключениях, неведении первого времени, о сделанных открытиях, о приобретенных друзьях. Адамс очень подробно выспрашивал его о хоравах. Его очень заинтересовала эта цивилизация. Ее тупик развития, который они почитали великим достижением, будил в нем массу новых мыслей, которые требовали спокойного осмысления.

— Знаешь, Георг, я поражен. Твой рассказ похож на сказку, но ты передо мной и я верю каждому твоему слову.

— У меня, Бенни, такое же ощущение. Иногда, кажется, вот проснусь сейчас где-нибудь на берегу озера, возле домика Белоуса, но сон все длится и длится. Вот мой солнечный Друг послал меня в новые скитания по космосу, толком ничего не объяснив, ни куда, ни зачем.

— Видимо, ты должен что-то искать, нужное им, или всем.

— Но что это может быть, Бенни?!

— Я думаю, только истина, Георг. Какое-то новое знание.

— Очень сомневаюсь, Бенни, что они что-то не знают. — Пробурчал Проквуст.

— Значит, не знают!, — Строго ответил Адамс. — Ищи. Кстати, Георг, я, кажется, понял, куда делись три тысячи лет!

— И куда же?

— Ты их съедал при перелетах между солнцами!

Пораженный простотой догадки друга, Проквуст остолбенел.

— Ты хочешь сказать, что за все надо платить?

— Совершенно верно! Но почему это тебя так расстраивает, ведь для тебя проблема времени не существует, да и для твоих новых знакомых, тоже.

— Нет, Бенни, если ты прав, то это очень плохо. Еще один мой перелет, и я окончательно вас всех потеряю.

— Но это неизбежно!

— Все равно грустно.

— Тогда даю тебе задание, которое не боится времени.

— Какое?

— После всех своих будущих скитаний вернись на Ирию. Я расскажу о твоем явлении, и Церковь Рока будет тебя ждать.

— Но как они меня узнают, как поверят?

— Давай придумаем пароль.

— Слова? Не поверят.

— Да, ты прав, Георг, не поверят.

— Через много лет мифы будут еще более призрачны, чем сегодня, надо очень веское доказательство.

— Вещественное!, — выкрикнул Бенни.

Они переглянулись. Адамс хлопнул друга по плечу.

— Ну, ты стал и голова!

— Да, брось, ты, — засмущался Проквуст, — лучше придумай, что потомкам послать.

— Нет ничего проще. Завтра я закажу золотые пластины и прикажу выбить на них нашу историю. Запишу там нашу сегодняшнюю беседу и наше решение. Потом сошью все в книгу и спрячу.

— Где?

— Пока не знаю.

— А надо знать, смотри, светает, мне скоро уходить!

— Георг, может, ты что-нибудь подскажешь?

— Подскажу. Скажи, Белая Гора цела?

— Странный вопрос, а куда же она денется!

— А лестница Безымянных?

— Она тоже на месте, только теперь магия из нее ушла. — В голосе Адамса слышалась грусть.

— Жаль.

— Да. Впрочем, говори, что придумал.

— Там внизу, недалеко есть неглубокий грот…

— Точно! Я там с Клео отдыхал!

— Замуруй послание справа на высоте своего роста.

— Сделаю! А сверху отметину поставлю, вот такую.

Адамс оглянулся и недалеко от себя заметил крупный валун. Он подошел к нему и, выпустив из своей руки голубой луч, прочертил на камне кривую бороздку, кончиками вверх.

— Вот, как улыбка получилась!

Проквуст тронул друга за плечо.

— Мне пора, Бенни.

— Я понимаю. Очень жаль. Не грусти, Георг, мы еще свидимся.

— Я знаю.

— Но не здесь.

— Да, не здесь.

Они обнялись.

— Георг, хочешь напоследок совет?

— Конечно!

— Найди другой способ пронизывать пространство!

— Но как такое возможно?

— Но ты же бродил между мирами, может, там, на границе между ними тропинки есть? Найдешь, я тебя ждать буду. — Адамс бодро хлопнул друга по плечу, а потом тихо добавил. — Сколько смогу.

Георг висел рядом с Солнцем и грустил о расставании с другом. Второй раз он полноценно, как прежде, когда был человеком, пообщался с самым близким другом. Пусть это было в мире грез и снов, но так реально и так грустно.

— Спасибо тебе, Господь, за то, что дал мне такую радость. Я постараюсь быть полезным тебе всей своей непонятной сущностью, только направь меня.

Сначала Проквуст намеревался посетить своего солнечного Друга, но потом передумал, потому что немножко обиделся на него. Ведь он наверняка знал об эффекте потерянного времени, но промолчал, и неважно, какие при этом у него были к этому причины, Георгу все равно стало обидно. Потерять три тысячи лет! Даже если у тебя вечность впереди, все равно жалко. Он еще раз с благодарностью помянул Господа, за то, что несмотря ни на что, ему удалось увидеть своих друзей. Про Чарли Пульдиса Георг вспоминал очень редко, его двойственная роль в их отношениях оставила у него в душе глубокий шрам. Он порою даже спрашивал себя, почему так строг к Чарли, ведь и сам не святой…

— Впрочем, — засмеялся Проквуст, — оказывается святой, так что надо прощать Чарли. Чарли!, — мысленно закричал он. — Слышишь, я тебя прощаю!

— Спасибо!, — Донеслось вдруг до него слабый шелест чужого голоса.

Георг вздрогнул, этого не может быть! Похоже, у него начинается помутнение рассудка, и это очень плохо.

— Не уходи, я рядом, поищи меня!

— О, боже!, — Испугался Проквуст. — Опять!, — И неожиданно для себя самого заорал во всю мощь своей души. — Чарли, где тебя искать?!

— Между мирами. — Донесся еле слышный ответ, и все стихло.

Георг задумался. Если это не галлюцинации, то откладывать поиск нельзя. Тем более, что он все равно собирался последовать совету Адамса. Он вспомнил кодовую программку, полученную от Люция, и максимально сосредоточился, ведь предстояло каким-то неведомым способом ухватить тонкий миг, разделяющий миры. Вот рядом знакомо задрожало прозрачное желе то ли уплотненного пространства, то ли размягченной ее границы. Георг вплотную приблизился к ней и медленно притронулся не пересекая, как прежде. Его ладонь явственно отпечаталась легким фигурным углублением, чуть надави, и пленка лопнет, распахнув перед ним другое измерение. Как удержаться на этой невесомой грани, посильная ли это для него задача в принципе, а, главное, сможет ли он вернуться? Проквуст напрягся и положил на дрожащую поверхность вторую ладонь и машинально начал поглаживать ее, словно уговаривая впустить. А невесомая прозрачность под его руками вдруг обрела плотность, чуть помутнела, обрела глубину, в которой появились далекая долговязая фигура, призывно машущая руками. И тогда Георг решился, он не прыгнул в эту глубину, а прислонился к ней, мысленно представив себя бесконечно плоским и тонким. И он слился с этой дрожащей пленкой.

На миг его постигла темнота, а потом в глаза брызнул яркий солнечный свет. Он лежал в траве, остро пахнущей душистым клевером, стебельки трепетали на легком ветру и щекотали его кожу. Проквуст сел и растерянно оглядел самого себя. Он был тверд, осязаем, в новеньком комбинезоне играла мышцами плоть. Георг вдохнул воздух полной грудью и чуть не захлебнулся от восторга. Что это, рай?

— Вставай, друг, давай обнимемся!, — раздался за спиной знакомый голос.

Проквуст оглянулся и рассмотрел темный силуэт человека, омываемого потоком солнечного света из-за спины.

— Это ты, Чарли?, — Не веря своим глазам, с придыханием спросил Георг.

— Я, мальчик мой, я! И я рад тебя видеть, хотя не понимаю, как ты смог сюда попасть.

— То есть как это?! Ты же меня позвал!

— Я?! Да как бы я это смог сделать? Я сижу здесь в своем бесконечно замкнутом мирке и медленно тухну. — Пульдис махнул рукой и, шагнув вперед, протянул руку Проквусту. — Впрочем, не слушай меня, на самом деле я бесконечно счастлив здесь.

Георг поднялся, вцепившись в сильную, горячую и шершавую ладонь Чарли.

— Прости, но как такое может быть одновременно?, — Удивился он.

— Здесь, может.

— Где здесь?

— В моем личном царстве, названным мною пенсионным раем. Мы еще поговорим, Георг, а пока поехали в мой дворец.

Проквуст оглянулся. Странно, на сколько хватало глаз, тянулся травяной покров, ни бугорка, ни деревца. Между тем Чарли повернулся и вытянул руку. В тоже мгновение перед ним появилась огромный шикарный лимузин. Его черные, начищенные до зеркального блеска бока, отражали нетронутую луговую гладь.

— Садись. — Дверцы гостеприимно распахнулись. — Праздник начинается.

— Как же мы поедем?, — Поинтересовался Проквуст, с удовольствием утопнув в велюровом великолепии кресла и глядя на травяной ковер вокруг.

— Очень просто, — весело отозвался Пульдис, — смотри, я щелкаю пальцем и…

Перед капотом машины стрелой легла идеально ровная автострада.

— Но-о!, — Чарли небрежно пнул ладонью в обшитый кожей руль.

Лимузин вздрогнул и величественно покатил по дороге. Пульдис уперся локтями в руль, положил на сведенные ладони лицо и машинально теребил пальцами свои большие уши. Глаза смотрели вдаль, не видя этой дали, в них плескалась грусть и печаль. Проквуст душой ощутил бездонность тоски своего бывшего друга и содрогнулся от острой жалости.

— И не надо меня жалеть!, — Выкрикнул вдруг Чарли и зло посмотрел на Проквуста. — У меня все хорошо. Все хорошо!, — Он повторил эти слова, словно заклинание.

— Чарли, мы же хотели обняться. — Тихо проговорил Проквуст.

— Да, ладно, брось. — Пульдис устало махнул рукой. — Я и так знаю, что ты рад меня видеть, а я, поверь, рад видеть тебя. Только обниматься нет прока, во всяком случае, для меня.

— Но почему?!

— Да, потому, что я вижу иллюзию, которую создаю. Вернее не вижу, а ощущаю. Я ем, и знаю, что не ем, я иду под ярким солнцем, а его нет, вокруг великая пустота, куда даже Господь не заглядывает!

— Чарли, не надо гневить Бога упреками!

— Да? А что он мне может сделать? Наслать болезнь? Я вылечусь. Лишить меня способности управлять этим миром? Так это, может быть, было бы самым лучшим благом!

— Господи, как же ты мучаешься!, — невольно вырвалось у Георга.

— Ты чувствуешь?, — Пульдис благодарно посмотрел на Проквуста. — Спасибо. А то я боялся, ты воспринимаешь меня, как полусвихнувшегося капризного переростка. Впрочем, я, наверное, именно им и являюсь. Сам посуди, как тут сохранить самообладание, когда светлый и идеальный мир, в котором ты царь и бог, превратился в жуткую гримасу реальности!

— Вот видишь, значит, Бог здесь есть!

— Здесь, рядом со мной, сейчас?!

— Именно здесь и сейчас!

— Тогда пусть он поможет мне.

— За что ты просишь помощи?

— Не понял?

— Ты же не веришь в Бога?

— Почему не верю, верю. — Голос Пульдиса звучал не очень уверенно. — Но ведь он бросил меня!

— Господь не может бросить тех, кто верит в него.

— Георг, а ты то откуда это все берешь?! Ты же мальчишка, ты… Погоди, ты сказал, что я звал тебя?

— Да.

— Значит… — Чарли побледнел и откинулся в кресле медленно катящей по дороге машины. Он замолчал, словно наткнувшись на какую-то важную мысль, которая прежде ускользала от него. — Выходит, это Господь позвал тебя ко мне?! Но почему?

— Наверное, ты просил его об этом?

— Просил? Да, наверное, просил. Вернее, я с одной заветной мыслью никогда не расставался, но там не было тебя, Георг, ты уж извини.

— Ты хотел уйти отсюда, Чарли?

— Да, тысячу раз, да! Отсюда давно ушли все, кто был. Они уставали жить в сказке, где нет ни трудностей, ни труда, где даже фантазия не ограничена ничем, кроме моей воли, дабы не наплодили монстров или чудовищ. Они приходили ко мне и просили разрешения уйти, и я разрешал, хотя мог и оставить!

— Ты поступал правильно.

— Да, ты так думаешь? А как ты оценишь их проводы? Я устраивал их торжественные похороны, развлекаясь на всю катушку?

— Но ты же уже понял глупость своего поведения?

— Понял, но не осудил, потому что думал, что Бог меня оставил. А он, оказывается, ждал, ждал, когда я вспомню о нем! Какой же я был кретин! Тупой, неблагодарный кретин!

— Постой, Чарли!, — Спохватился вдруг Проквуст. — Бенни мне рассказывал, что ты оседлал какого-то иномерного червя, что управляешь им и активно способен проявлять себя в материальном мире? Разве это не так?

— Было так. — Пульдис махнул рукой. — Только червя с Ирии выгнали, я так понимаю, — он, прищурившись, хитро посмотрел на Георга, — не без вашего участия с Адамсом?

— Мы никого не выгоняли, просто Бенни залатал дыру между мирами, из которой на Ирию выползали всякие твари.

— Понятно, мир спасли. Ну, и правильно.

— А к чему ты об этом спросил?

— Да, потому что, когда червя потащило с Ирии, я же чувствовал, как он упирается изо всех сил, он меня выплюнул вместе с моим пенсионным раем, и мы зависли неизвестно где.

— Почему же, известно, в границе между мирами.

— Это что же, такая толстая граница, что может вместить все это?!, — Пульдис красноречиво провел перед собой рукой, беспрепятственно пройдя насквозь стойку автомобиля и верхнюю часть руля.

— А разве ЭТО имеет толщину?!, — Георг рассердился.

Он взял и высунул руки наружу, прямо через крышу. Пульдис открыл рот от удивления.

— Ты такое можешь?!

— А что здесь странного, если вокруг только иллюзия?

— Но ведь и наш реальный мир, иллюзия.

— Это кто же тебе, Чарли, сказал?

— Сам додумался!

— Не ты первый. Только авторы иллюзий разные. — Съязвил Проквуст.

— Это верно. — Обреченно согласился Пульдис.

Лимузин остановился.

— Все, выходи, надоело мне ехать. Скажи мне, чего ты хочешь?

— Чарли, очнись!, — Георг с укоризной постучал себе пальцем по лбу. — Заметь, ты даже не разу не спросил у меня, как там Бенни, как я, только и знаешь, что о своих проблемах стонать.

— Да, ты прав. Я ужасен, но мне действительно это уже неинтересно, я хочу умереть. Я не хочу больше ощущать себя живым, будучи, фактически мертвым!

— Чарли, по-моему, ты сгущаешь краски!

— Да?! А ты готов поменяться со мной местами?

— Нет. У тебя нет рока.

— Ну, и что, я же на пенсии!

— Хватит ерничать! Пойми, если Господь посчитал нужным мое присутствие здесь, значит, это неспроста! И еще, я думаю, это ненадолго. Принимай решение, Чарли.

— Какое решение?

— Ты собирался умирать?

— Да, собирался.

— Это всерьез?

— Конечно! Я прям сейчас готов. Только как?

— Очень просто.

Георг вспомнил сквозняк, который уносил Барри, вспомнил стену с дверью, окаймленной светом и они сразу же появились поперек пустынной автострады. Пульдис недоуменно смотрел то на дверь, то на Проквуста.

— Георг, ну, ты даешь!, — Он подошел к Проквусту, обнял, и повернулся к двери. — Так значит, мне просто за ручку потянуть?

— Наверное. Барри делал так.

— Барри?, — Чарли оглянулся. — Кто такой Барри? А, впрочем. — Он махнул рукой. — Какая разница! Прощай Георг, благодарю тебя и Господа, за то, что прислал именно тебя.

— Подожди, Чарли!, — Крикнул Проквуст. — Ты понимаешь, куда идешь? Там смерть! Это решение…

— Ты что, все еще мальчишка? Не видишь, что я давно все понял? Да мое решение давным-давно принято, только возможности не было. Прощай, Георг. — Пульдис повернулся и направился к двери. — Пусть вечно живут только Боги, — бормотал он на ходу, — а смертные должны умирать.

Он, не оглядываясь, дернул за ручку и вошел в ослепительный свет за дверью. И сразу же, словно свет вокруг выключили, его мир сгинул без следа, а Проквуст повис в странной пустоте, которая хоть и не была пространством, но совершенно не стесняла его какими-либо рамками.

После встречи с Чарли у Георга осталось странное чувство радости и огорчения. С одной стороны, несмотря ни на что, он был рад увидеть бывшего друга и помочь ему, а с другой, Проквуст душой был очень молод и доверчив, он привязывался к людям, и страшно огорчался, если они давали повод разочаровываться в них. Ему было больно за Чарли, хотя он сознательно и целенаправленно их предавал.

— Ведь он их сначала не знал, это была его работа, — оправдывал его Георг, — он же полюбил нас потом. Как его не простить?!

Но что-то противилось внутри, не хотело прощать, радовалось возможности презирать, а, значит, быть выше. Когда Проквуст разобрался в этих глубинных эмоциях, ему стало так стыдно!

— Господи, — зашептал он, — прости мою мелочность и постыдную гордыню, молю, передай Чарли, где бы он сейчас не был, я его не просто прощаю, я о нем искренне скорблю.

На душе стало легче, и Георг решил осмотреться. А смотреть было не на что, здесь не было пространства, он вообще не понимал, каким образом он здесь помещается, если места здесь нет?! Не очень долго поломав голову, он перестал задумываться, почему и как, решив, что знание не обязательно, если есть умение. А он точно ощущал в себе это умение. По его разумению, ему надо выйти там, где нужно, только вот, где нужно, он еще не знал.

— Если я не заблуждаюсь или не брежу, то мне надо представить координаты звезды, к которой мне надо выйти. Одну, свою родную, я только что покинул. Близкая? Нет, не хочу. Я там опять встречу Друга, а что я ему могу сказать? Земля? Рано. Почему рано? Не знаю, рано и все! Тогда остается только Недина!

Проквуст представил себе эту погибающую звезду, как если бы смотрел на нее со стороны Близкой. В сознании, словно на экране вырисовался кусочек черного звездного неба. Георг уловил неуловимый момент, что-то вздрогнуло внутри него, потом вокруг, миг, и упругая волна вытолкала его вон из своей утонченности. Проквуст оказался рядом с планетой хоравов. Он с недоумением смотрел на Недину, лежащую под ним, на еще более потускневшую звезду.

— Получилось!, — Он не мог поверить тому, что видит. Весь опыт прошлой его жизни восстал против: не может такого быть, подумал, пожелал, сделал!, — Неужели все так просто?!

И Георгу стало страшно. Он вдруг понял, что рука Господа висит над ним, ведет его, дарит ему почти все, что он бы в своем положении мог пожелать. Какой же платой он должен вернуть свой долг за такое внимание к себе?! Он задрожал внутри от осознания своей слабости, от неподъемной ответственности, возложенной на его слабую и усталую душу. Что сказал Адамс: ищи истину? Но где, как? До этой минуты Георг чувствовал себя вполне умиротворенным. Ну, случилось с ним то, что случилось, ну, подвис он между мирами, и что? Его это даже забавляло, его решения были быстрыми и непроизвольными, а теперь жуткий страх сковал его, отнял способность мыслить, он хотел лишь одного, спрятаться в укромном уголке, отсидеться некоторое время, может быть, подумать. Проквуст стал двигаться к Недине, не обращая внимания на перемены вокруг нее. Вокруг планеты метались упругим роем тысячи мелких кораблей и корабликов. Они то садились на ее поверхность, то стремительно, стайками или по одиночке, вспархивали вверх. Георг словно драгоценную чашу, которая налита всклей, и из которой нельзя пролить ни капли, нес свое пустое от мыслей сознание, созерцая, но не думая.

Когда металлические бока планеты загородили собой космос, несколько небольших дискообразных аппаратов на ближних орбитах, дернулись в его сторону, окружили треугольником. Что-то одновременно сверкнуло под ними и Георг вдруг почувствовал, что спеленат, словно младенец и его тянут вниз, внутрь планеты. Если бы он дышал, то сначала бы вздохнул с облегчением, и только потом начал думать: а что же дальше?

Впервые Георг почувствовал облегчение, потому что теперь дальнейшие события не зависели от его решений. Только теперь он понял, какой груз взвалил рок на его призрачные плечи. Легко сказать, искать истину, а где, какую? Его волокли словно большую спеленатую сетями рыбу сквозь чрево планеты. Она изменилась. Проквуст с удивлением рассматривал нагромождения бесчисленных конструкций, скрывших прежнюю пустоту и простор. Не сразу он заметил, что внутри планеты появилась атмосфера, она скрывала синей дымкой ажурную паутину дальних конструкций. Сколько же лет здесь прошло, спрашивал он себя, ведь для него он был в плену у Люция пару недель назад. Проплывая между двумя дисколетами, Георг с интересом рассматривал странных существ, двигающихся по виадукам и мостам, выходящих и входящих в огромные круглые здания, укатанных бисером светящихся окон. Это не были роботы, внизу двигались гуманоиды. Ему очень хотелось рассмотреть их поближе, но путы не отпускали, а в планы его поводырей экскурсия явно не входила. Проквуст слегка пошевелился в своем коконе, и вдруг со страхом почувствовал, что легко может порвать его. Он не хотел свободы, а потому затих, зная, что еще успеет удовлетворить свое любопытство. Почему-то он не боялся встречи с хоравами, не верил, что угрозы Люция могут быть реально применены. Впереди показался уже знакомый ему гигантский шар. Теперь на нем во множестве виднелись прилепившиеся к стенкам площадки, куда приземлялись и откуда взлетали сотни различных летательных аппаратов.

— Господи!, — Подумал Проквуст. — Просто муравейник какой-то! Они что, опять начали размножаться?!

Видимо слух о ценном пленнике уже распространился, потому, что перед ними с готовностью расступались, вернее, разлетались, скопления аппаратов, но не улетали далеко, а повисали невдалеке. Наверное, их пассажиры с любопытством рассматривали его, прежние роботы на него не реагировали. Складывалось впечатление, что здесь жизнь бурлила неиссякаемым ключом, невесть откуда забившем вдруг на этой скучной планете. Часть стенки центрального шара растаяла перед дисколетами и они не сбавляя скорости, устремились внутрь. Они летели на удивление быстро и свободно, только все чаще вздрагивали полупрозрачные сгустки пространства, которые ими пересекались.

— Как они тут находят дорогу, — раздумывал Проквуст, совершенно запутавшись в количестве пространств и измерений.

Наконец, полет прекратился, они приземлились в просторном даже для Георга помещении, с высоким потолком, сводом уходящим вверх и совершенно пустом. Он почувствовал, что его ноги твердо встали на пол, поэтому он с недоумением посмотрел вниз. С еще большим изумлением он увидел свои ноги. Проквуст потоптался, почувствовал сопротивление пола, но звука не было.

— Ну, хитрецы!, — Улыбнулся он. — Опять что-то изобрели.

Пока он занимался своими новыми ощущениями, его путы исчезли, освободив руки, ноги, грудь, также незаметно испарились и дисколеты. Георг потянулся и сладко вздохнул глоток воздуха. Он ничего не понимал, но ему нравились новые, вернее, давно забытые, ощущения. Ни о чем не беспокоясь, он огляделся и не торопясь прошелся по пустому залу. Его очень занимало разглядывание своих ладоней. Нет, они отличались от прежних, на них не было пор и загадочных линий, но они были осязаемы и непрозрачны. Хотя Георг чувствовал, что если он прищуриться, то они станут исчезать, таять, а он опять станет невидимым и повиснет под потолком.

— Ну, уж нет!, — Проквуст встряхнул головой и опять вернул реальность нереальной обстановки вокруг него.

Ему было все равно, как они это сделали. Его радовали всякие мелочи, например, возможность, хлопнуть ладонью о ладонь, и пусть звука не было слышно, но он чувствовал их! А потом ему захотелось присесть. Георг не стал долго над этим задумываться, просто протянул палец перед собой и мысленно приказал: «Кресло!». И оно появилось! О, с каким наслаждением он сел на него, развалившись, разбросав в стороны свои ноги в массивных ботинках! С каким блаженством он их рассматривал!

Проквуста отвлек звук, первый в этом безмолвии. Он был похож на легкий выдох гигантских легких, сначала еле слышный, потом длинный и шумный. Он повернул голову, и увидел, высокого хорава в длинном сером плаще. А может быть, это был не хорав?! Это существо было другим. Ростом более высоким, чем даже прежние роботы хоравов. Голова была несоразмерно большая, с сухой серой кожей из-под которой виднелись толстые жгуты кровеносных сосудов, крупными ушами и большими круглыми глазами, в которых не было ничего, кроме металлического блеска. Между ними крохотным, но изящным бугорком, возвышался нос, а под ним виднелся маленьких, безгубый рот. Хорав, или кто он там был, не торопясь прошел мимо Проквуста и, махнув перед собой трехпалой клешней (вот она-то, была точь-в-точь, как у хоравов, подумал Георг), грациозно уселся в появившееся перед ним кресло. Сидел он прямо, даже несколько величественно. А может, не умел по-другому?

— А вы стали другим, Гора!, — Раздался в голове Проквуста знакомый голос. — Познали ли вы себя, пришелец?, — Торжественно, после некоторой паузы спросил хорав.

— Люций! Это вы?!, — Проквуст почему-то чувствовал себя уверенно, независимо и безопасно, ему хотелось шутить и он совсем не обижался на старого Люция, хотя их прошлое расставание трудно было назвать теплым. — Вы опять в новом одеянии?

— Да. — Хорав степенно склонил большую голову. — А вот вы, Гора, остались все тем же излишне эмоциональным гуманоидом, хотя и являетесь баловнем судьбы. Удивляюсь, за что бог выбрал именно вас?

— Может быть за то, что у нас чувств больше, чем мыслей?

— Да?, — Люций заинтересованно склонил голову. — Очень интересная мысль, я ее обдумаю. Значит вы, Гора, нашли свое прошлое?

— Да, нашел.

— И какое оно?

— Сладостное и далекое. Скажите, Люций, сколько лет прошло с момента моего побега?

— Почти пятьсот лет.

— Заметно, у вас многое изменилось.

— Да, Гора, многое. И во всем виноваты вы!

— Я?!

— Именно вы!, — Люций встал и стал прохаживаться перед Проквустом. — Ваш уход от нас не просто удивил, а кардинально повлиял на нас, на наше мировоззрение. Мы поняли, что бесцельная жизнь пресна и ничтожна. Помните, вы задавали нам такой вопрос: какова цель нашей цивилизации?

— Да, помню. — Георгий запнулся. — Простите, Люций, но почему вы называете меня на «вы»?

— Потому и называю, что вы, Гора, наша легенда! Все хоравы узнали о вашем коротком пришествии и чудесном избавлении, и они уверовали в бога!

— Уверовали в бога?!

— А что нам оставалось делать? Одним мгновенным поступком вы разрушили всю нашу напыщенность, самомнение, показали нашу ничтожность перед промыслом божьим. Теперь мы чтим его, а вас Гора, почитаем святым!

— Что?! И вы тоже?!

— А как же иначе?

— Простите, Люций, но то, что вы говорите мне, слишком невероятно…

— Вы не верите нам?

— Если честно, нет.

— Напрасно. Но я не буду уверять вас в нашей преданности, за нас будут говорить наши дела.

Голова у Проквуста пошла кругом. Если бы он мог незаметно ущипнуть себя, то обязательно бы это сделал. От всей этой сцены попахивало каким-то фарсом, подвохом. Но с другой стороны, а вдруг хоравы действительно изменились, и он послужил для этого неким катализатором? Разве можно разрушать их надежды?! Он надеялся избавиться на Недине от решений, а теперь опять приходилось принимать их, и вновь ошибаться было нельзя.

— Люций, а каков ваш нынешний статус?

— Можете звать меня канцлером.

— Странная должность.

— Вряд ли, скорее вы ее восприняли таким образом, ведь мы же с вами не беседуем, а обмениваемся мыслями. Согласитесь, это разные вещи.

— Да, верно. — Растерянно ответил Георг и замолк, обдумывая услышанное. Толковых мыслей не было, поэтому он обрадовался, когда канцлер прервал паузу.

— Гора, а каково ваше истинное имя?

— Истинное? В смысле то, каким меня нарекла мать?

— Можно сказать и так.

— Георг. Георг Проквуст.

— У вас двойное имя?! Это очень почетно! У нас второе имя нужно заслужить.

— Нет, на нашей планете, это обычное дело. А у вас есть второе имя?

— Да. — Канцлер скромно потупил взгляд в пол. — Мое второе имя Гариль, что означает мудрый.

— Очень приятно, Люций Гариль. — Проквуст встал и церемонно наклонил голову. На него поневоле стало действовать невозмутимое поведение канцлера, подчеркнуто официозное и торжественное.

Они не сговариваясь, вновь присели на кресла.

— Вы не представляете, Георг Проквуст, как радостно мне видеть вас среди нас!

— Извините, Люций, но меня можно называть одним именем.

— Хорошо, Георг, для меня это великая честь! Что вы намерены делать?

— Честно говоря, не знаю.

— Так, может быть, — голос канцлера зазвенел скрытой радостью, — вы останетесь с нами?

— Я не знаю, Люций. — Проквуст растерялся. — Зачем я вам? Если уж на то пошло, то, как символ, я вам нужнее, чем как индивидуум. Я ведь совершенно обычный человек…

— Не говорите так о себе, Георг!, — Прервал его взволнованно канцлер. — Дело не в вашем интеллекте или не в ваших необыкновенных душевных качествах, хотя они могут быть бесконечно хороши, дело в вашем предназначении!

— Но я вовсе неуверен, что оно у меня есть?!

— Зато мы это знаем наверняка!

— Откуда?!

— Мы тысячи раз просматривали записи вашего ухода, просчитали возможные варианты и поняли, что вас освободила, даже не молитва, а просто обращение к богу! Разве это не свидетельство вашей избранности?

— А вдруг это просто совпадение?

— Нет, таких совпадений не бывает.

— Ну, тогда я сдаюсь. — Проквуст махнул рукой и откинулся на спинку кресла.

— То есть вы остаетесь?!

— Да, подождите вы, канцлер! Вы меня прямо мертвой хваткой держите, не продохнуть. Мне подумать надо.

— Хорошо, простите, Георг, я могу уйти.

— Нет, не надо, давайте пока поговорим на другие темы.

— С удовольствием.

— Вот, например, ваш новый вид, это что?

— Это наша новая оболочка! Она живая.

— Живая?!

— Ну, почти. Это нечто вроде биомашины, искусственного организма. Мы вселяемся в него и полноценно управляем материей.

— То есть это старый метод на новом уровне?

— В какой-то степени, с этим можно согласиться.

— А почему вы не попытались возобновить деторождение?

— Почему же не пытались, пытались. У нас остался огромный банк биоматериала, но у нас не получилось.

— Биоматериал испортился?

— Испортился?, — Гариль едва заметно улыбнулся. — Нет, у нас такого на Недине не бывает, мы не ошибаемся при управлении материей. Проблема в другом. При слиянии клеток по старым, многократным методикам, у нас начинают расти прежние организмы, только в них нет души.

— Как нет души?!

— А так, они пусты. Организмы растут, а новая личность в них отсутствует!

— Господь лишил вас искры божьей!, — Прошептал Проквуст, но канцлер его услышал и грустно качнул головой.

— Да, вы правы, Георг, мы пришли к тому же выводу.

— И теперь вы пытаетесь вернуть внимание Бога?

— Да, но только не в качестве самоцели. Теперь мы хотим понять свое предназначение.

— Простите, канцлер, но, я думаю, пока у вас, его нет.

— Как ни горько это признавать, вы правы. Поэтому-то я так и обрадовался, узнав, что, возможно, вы останетесь с нами. Я очень надеюсь, что господь заметит нас рядом с вами и вернет нас к себе. Георг, давайте искать истину вместе!

— Истину?! А почему вы решили, что я должен искать истину?

— А что же еще может искать избранник господа?!

Люций вдруг встал и неуклюже преклонил правое колено, словно присягал на верность. Его большая голова покорно склонилась.

— От имени всего народа хоравов я прошу вас, Георг Проквуст, останьтесь с нами.

Георг испуганно вскочил с кресла и бросился поднимать старого канцлера.

— Господь, с вами, Гариль!, — Запричитал он, подхватывая собеседника под руку. — Поверьте, я не заслуживаю преклонения, я сам должен перед богом каяться.

— Нет!, — Люций упрямо мотал головой и не вставал с колена. — Вы наша последняя надежда, Георг.

— Ну, хорошо!, — выкрикнул неожиданно для самого себя Проквуст. — Я остаюсь с вами! Но только учтите, — он отстранил от себя радостно вскочившего канцлера, — я не обещаю быть с вами вечно!

— Хорошо, мы согласны на все. Разрешите мне ненадолго уйти, всего на минуту, народ ждет вестей!

— Да, ради бога!

Проквуст вернулся в кресло и удивленно взирал на смешно семенящего вдали канцлера, невольно сравнивая его с прежним Люцием. Неужели так возможно кардинально измениться? Или хоравы играют с ним?

Проквуст примерил свое новое тело. Оно было гибким, чувствительным, дышащим, оно было живым. Он посмотрел на свои необычные руки. Хоравы постарались на славу, вырастив для него пятипалые ладони. Они несколько отличались от настоящих человеческих, были поуже, подлиннее, потоньше, но они были! Георг пошевелил пальцами. Очень необычно, они изгибались в любом месте, у искусственного организма суставы отсутствовали, в нем вообще не было костей. Ткань уплотнялась до каменной твердости там, где импульсы из мозга этого желали. Он глубоко вздохнул и ощутил легкую и свежую струю воздуха.

Проквуст вспомнил недавний разговор с Дамой, у которой оказалось приятное имя Джулия.

— Зачем вам эти биообъекты, разве металлическая оболочка робота менее надежна?

— Нет, Святой Гора, роботы прочнее. Причина не в безопасности, а в предназначении. Мы предполагаем, что на своем пути непременно встретимся с другими разумными существами, и поэтому не хотим, чтобы нас принимали за цивилизацию машин.

— Ну, а если на какой-нибудь планете будут очень тяжелые условия, холод или, наоборот, жуткая жара, или атмосфера будет ядовитой?

— О, это нашим организмам в определенных пределах нестрашно, они рассчитаны на функционирование в самых агрессивных средах, и даже некоторое время могут находиться в открытом космосе.

— Джулия, а почему искусственные организмы так похожи, почему нельзя было придать им индивидуальные отличия.

Она улыбнулась и объяснила, что данный вопрос вызвал у хоравов многолетнюю полемику.

— Понимаете, Святой…

Георг до сих пор внутренне вздрагивал от подобного к себе обращения, но попыток что-либо изменить, уже не предпринимал. Пробовал, не помогло. Он только диву давался, что могло приключиться с этой цивилизацией, которая из массы застарелых эгоистов и циников чуть ли не мгновенно превратилась в доброжелательное и богобоязненное общество. Они всерьез считали его святым и только руководство планеты могло обращаться к нему двойным именем, для остальных хоравов он был Святым.

— Понимаете, Святой Гора, когда природа награждает или обделяет тех или иных индивидуумов внешностью и здоровьем, это не так обидно. А в нашем случае, мы добились абсолютно здорового организма и, естественно, смогли бы придать ему любые черты, пришедшие на ум хоравов. С одной стороны это могло несколько оживить наш мир, побудив состязательность фантазий, но с другой, это могло принести потенциальную конфликтность. В конце концов, победила точка зрения унификации.

— Джулия, но ведь искусственные организмы, насколько я понимаю, не вполне похожи на хоравов, почему?

— Мы решили, что эти организмы не мы сами и лучше, если мы не будем об этом забывать.

— Да, это логично. — Согласился Георг.

Проквуст перевел взгляд со своих рук на апартаменты, в которые его заселили. Они состояли из трех комнат, одна из которых была спальней. Помнится, когда он первый раз зашел сюда, ему очень польстило, что там стояла большая кровать, но потом он вдруг вспомнил, что не спит.

— Да, — грустно подумал Георг, — и не сплю, и не пью, и не ем, и девушек не люблю. Разве это жизнь?!

Вообще-то Проквуст лукавил. На самом деле его новая оболочка требовала редкого потребления некой биокашицы, не очень приятной на вид, но вполне вкусной на вкус. А еще новое тело требовало за собой ухода. Его иногда надо было мыть, и еще более редко, чем есть, посещать туалетную комнату. Когда Георг ее осмотрел, то подивился ее сходности с обычной человеческой ванной комнатой, все было также разумно и рационально. Так что, ворчал Проквуст зря, на самом деле, ему нравилось все это делать, нравилось ощущать упругие струи воды душа на сильных плечах, нравилось глотать невзрачную пищу (жаль только редко — раз в неделю), нравилось проводить руками по спинке кресла и чувствовать, как она шершаво сопротивляется его пальцам. И на своей кровати ему нравилось лежать.

Как-то, валяясь на мягких длинных валиках, служивших хоравам подушками, и скучно поглядывая в потолок, он спросил себя, интересно, а какая на ощупь, кожа Джулии? И испугался, потому что раньше такие мысли в его голову не приходили. Последние недели он проводил с ней много времени. Она водила его по разным уголкам планеты, рассказывала, как пользоваться местным компьютером, обучала необходимым хоравским словам и символам. Он и не заметил, как стал скучать без нее, как с нетерпением ждет нового дня, чтобы продолжить общение со своей Дамой. Георг быстро привык к тому, что он святой, что молодая хоравка смотрела на него глубинным взглядом, полным восхищения и почитания. Нет, он не подсмотрел это в ее глазах, в этих черных фонарях ничего нельзя было прочитать, он это чувствовал и знал, что не ошибается. Он был уверен, что и ей с ним интересно, вот только в причинах ее благорасположения он сомневался, боялся, что она просто гордиться тем, что недоступно всем остальным хоравам: общение со святым.

В дверь раздался стук. Проквуст радостно вскочил с кресла.

— Войдите!

Дверь открылась, и в нее вошел, вернее, вплыл торжественный канцлер.

— Святой Гора! Я приветствую вас.

— Я тоже, Люций. — Ответил Проквуст, с трудом пряча разочарование.

— Гора, пришло время, народ ждет встречи с вами!

— Да?!, — Георг расстроился еще больше, он никогда не любил больших сборищ, а тут, к тому же, придется выступать в незнакомой для него роли «хозяина вечеринки». — Давно мечтал. — Слукавил он.

— Георг, возьмите. — Он протянул ему сиреневый плащ. — Все наши знатные хоравы носят такие плащи.

— Спасибо. — Искренне поблагодарил Проквуст, одеваясь. Ему давно было неуютно ходить голым, особенно перед Дамой. — Люций, почему столь необычный цвет плаща?

— Все просто, Гора. Для вас выбран цвет, который ранее не использовался.

— Понятно. — Георг посмотрел в зеркало, поправил складки, волной спадающие вниз, полюбовался их отблесками. Вместе с ними в душу спустилось спокойствие: «Не я очаровывал этот народ, он сам мной очаровался, так что пусть принимает таким, какой есть», — Он повернулся к Гарилю. — Я готов.

Канцлер одобрительно посмотрел на него и довольно улыбнулся.

— Прошу. — Он протянул руку, и перед ней всколыхнулось пространство. — Здесь мы пройдем сразу на место.

Такого увидеть Проквуст не ожидал, а он то думал, что знает Недину! Они с Люцием очутились на весящей между небом и землей большой круглой платформе, на которой полукругом сидели хоравы, все сплошь в разноцветных плащах. Георг мельком взглянул вниз и вздрогнул. На огромной, теряющейся за горизонтом поверхности стояли хоравы. Не было свободного места от них, но они стояли безмолвно и недвижимо, терпеливо ожидая возможности лицезреть его особу.

— Господи!, — Взмолился Проквуст. — Не оставь меня, надоумь, что делать!

До данного момента у него все получалось, можно даже сказать, получалось легко и непринужденно, а теперь рок вел его туда, где он ничего не смыслил. Он понимал, что ему надо будет что-то сказать, но что? Невидящим взглядом он смотрел на канцлера, говорящего с остальными знатными хоравами, Георг смотрел мимо, вернее, в себя, он судорожно листал свои воспоминания, пытаясь найти в них хоть какую-нибудь подсказку. Ничего толкового в голову не приходило.

— Эх!, — Грустно вздохнул Проквуст. — Даже посоветоваться не с кем!

Он вспомнил Валентина, Храмовника, лекции которого так ему нравились, вот уж кто, наверное, смог бы ему помочь! Он бы сказал, что история неоднозначна, что коррекции… Стоп! Так вот в чем дело! Он, Георг, стал спусковым крючком коррекции истории хоравов! Тогда многое становится на свои места.

— Теперь я знаю, о чем буду говорить с хоравами!, — Подумал Проквуст.

Канцлер сделал легкий поклон в сторону трибун и направился к Георгу.

— Святой Гора!, — Торжественно обратился он к нему. — Сейчас мы включим ретранслятор, и тебя услышит каждый хорав. Скажи им свое слово.

Проквуст молча повернулся и подошел к краю платформы. Прямо перед ним вдруг замерцало пятно, а потом в нем возникла его гигантская фигура. В ту же секунду в его ушах мощным шорохом послышался вздох миллионов хоравов, смотрящих на него снизу. Георг вздрогнул от легкого озноба, пробежавшего по его искусственным нейронам, но тут же взял себя в руки, и применил ставшим уже привычным за последнее время прием: отдался вольному течению мыслей. «Экспромт, вместо интеллекта», — грустно пошутил Проквуст.

— Братья мои!, — Начал он свою речь. — Вы считаете меня святым, за что я благодарен вам, но знайте, я был обычным человеком и сейчас остаюсь им, поэтому будьте снисходительны ко мне. Я не святой!

Внизу гулко пронесся гул недоумения, но тут же стих. Краем глаз Георг заметил, как стоящий справа Люций нервно сжал ладони и мысленно усмехнулся: не волнуйся канцлер, все будет хорошо, твой авторитет не пострадает.

— Да, — повторил он еще раз, — я не святой, но бог меня видит. Теперь я точно могу вам сказать, что это он направляет меня по пути отмеренного мне рока. И эта связь действительно свята, вы не ошиблись.

Снизу послышался гул одобрения.

— На далекой отсюда планете, где когда-то я жил, люди чтят Церковь Рока. Я не призываю вас принять ее. Во-первых, я не в силах, будучи обыкновенным человеком, всецело осветить вам все ее каноны и сакральные тайны, во-вторых, вы умнее и мудрее моего молодого народа. Единственно, что я смогу сделать добросовестно, это донести до вас те знания, которые успел почерпнуть, придя в эту Церковь. Я напишу книгу, вы ее прочитаете, и сами решите, что вам из нее понадобится. Я не знаю, почему Господь отметил меня своим вниманием, но все, что есть от него в моей душе ценного, я готов принести вам в дар. Я не призываю вас следовать за мной, потому что сам еще не знаю, куда ведет меня мой путь, но ваш канцлер, — Георг махнул в сторону Люция рукой, и тут же рядом с его гигантским изображением появилась такая же фигура канцлера, — ваш канцлер сказал, что вы выбрали путь поиска истины. Мой путь тот же. Я должен найти истину. Какую? Где? Я не имею пока никакого понятия. Я не знаю, важны ли вашему народу истины, которые мне откроются, так же как не знаю, нужны ли будут ваши истины мне. Будущее скрыто, но я готов искать истину вместе с вами.

Проквуст поклонился и сделал несколько шагов назад. Внизу стал нарастать гул, он словно океанская волна набегал и становился все громче, в нем послышался некий ритм, который через несколько секунд превратился в могучее скандирование миллионов хоравов. «Гора, Гора, Гора!», — скандировала гигантская толпа. Георг, повинуясь внутреннему импульсу, вновь подошел к поручню платформы и, подняв свои руки вверх, скрепил над головой ладони. И в тот же миг миллионы рук взметнулись вверх, повторяя его жест. Проквуст онемел, глядя на это изумительное по красоте и мощи действие. Потом, не зная, что делать дальше, он поднес сцепленные ладони к груди и прижал их в районе своего солнечного сплетения. У хоравов в этом месте было сердце. И они все повторили и этот жест! Завораживающее зрелище! Георг махнул им рукой и, повернувшись, отошел на середину платформы. И тут его опять ждало изумление: он увидел, что все главные хоравы стоя делали то же самое, что и их народ. Он посмотрел на них и как можно более достойно поклонился. Все опустили руки и молча смотрели на него. Георг растерялся, он не знал, что делать дальше.

— Святой Гора!, — Пришел к нему на выручку Люций. — Наш народ благодарит тебя за прекрасные слова, и он рад, что ты с нами.

Они оба еще раз поклонились носителям разноцветных плащей, получили от всех ответный поклон и через мгновение опять находились в комнате Проквуста.

— Извините, Георг, что обратился к вам на «ты», но я говорил от имени народа. Только народ может на равных говорить со святым.

— Люций, простите, но вы говорите о пустяках. Скажите честно, вы всерьез считаете меня святым?

— Да.

Проквуст от неожиданности рухнул в кресло как подкошенный.

— Не удивляйтесь, Гора, у нас не приняты двойные стандарты, что, как я предполагаю, имело место быть в вашей цивилизации.

— Вы хотите сказать, что вы не лжете?!

— Нет, не лжем.

— Но как же амбиции, интриги, борьба за власть?

— О, это у нас все есть, только без вранья.

— Но как такое может быть?!

— Все очень просто, Гора, мы можем умалчивать, но не можем друг другу врать. Вспомните, сколько лет нашей цивилизации.

— Да, действительно. — Проквуст указал на соседнее кресло. — Люций, будьте любезны, присядьте.

— Сочту за честь.

— Теперь я понимаю, — задумчиво проговорил Георг, — какая бездна времен лежит между нашими цивилизациями!

— Не будьте столь строги к себе и своему народу, ведь от нас, таких правильных бог отвернулся, а вас он пестует.

Проквуст усмехнулся.

— Пестует? Возможно, но порой бывает очень больно, а ваша цивилизация живет спокойно многие тысячелетия!

— Наш образ жизни завел нас в тупик, Гора. Только благодаря вашему появлению мы поняли, в какую глубокую яму загнали себя. — Канцлер поднялся. — Я думаю, что мне пора идти, вам нужно отдохнуть.

— Люций, но почему вы сегодня ни разу не назвали меня Георгом?

— Сегодня для нас всех слишком торжественный день, я не мог себе позволить… Георг.

— Спасибо, мне приятно, что мы вновь стали несколько ближе.

— Георг, я хочу понять, как вы планируете писать книгу?

— Честно говоря, не знаю. Ведь если я напишу на своем языке, у вас будут трудности с переводом?

— Да, это весьма вероятно. Давайте сделаем следующее. Я пришлю к вам Джулию, она научит вас работать с мыслесловом.

— А что это такое?

— Это аппарат, который сбрасывает мысли в компьютер.

— Ой, а вдруг я сброшу в него что-то не то?

— Ничего страшного, Георг, вы все сделанные записи сами и отредактируете, это очень просто. До встречи, Гора.

Проквуст впервые посетил главную рубку Недины.

— Интересно, думал он, — как теперь правильно называть это полуискусственное сооружение: планета или корабль?

Он уже привык к своему сиреневому плащу, привык, что при его редких выходах из дома («Надо же, — усмехнулся Георг, — я назвал свои апартаменты домом, к чему бы это?») встречные хоравы уважительно склоняют голову и прикладывают к груди сплетенные ладони. У них это получалось немножечко смешно, но в большей степени, трогательно. Много месяцев он был добровольным затворником. Проквуст даже сбился со счета дней и недель, так как не спал, а лишь изредка впадал в некое подобие транса, когда видишь, чувствуешь, но не думаешь. Это состояние здорово ему помогало, после него он опять с жадность бросался на работу, словно, как в молодости, крепко выспался. Месяц назад он окончательно отредактировал книгу и представил ее Совету планеты. А потом спрятался у себя в доме и никуда не соглашался выходить. Один раз даже накричал на канцлера, который пришел в очередной раз уговорить его прогуляться. О причинах своей хандры никому не говорил, стыдился своего страха. Если бы к нему пришла Джулия, может быть, он бы рассказал ей, как ему страшно, до дрожи и холодного пота (правда, только в воображении, но все равно неприятно). Но его Дама исчезла, а Люций отмалчивался или холодно говорил, что она пока занята и не может уделить ему свое внимание. Георг не верил, но что он мог поделать?

Мыслеслов оказался простым и удобным аппаратом, но Проквуст иногда специально делал ошибки, чтобы продлить возможность близкого общения с Дамой. Она сердилась на него, мягко и мило, а потом терпеливо вновь повторяла свои объяснения. После того, как примерно через месяц она на полном серьезе заявила, что раскрыла для себя необыкновенную тайну. Проквуст удивился, а она пояснила, что он, Святой Гора, не только величественен в своем подвиге («Каком?», — подумал при этом Георг), но еще более свят в своей безмерной скромности, так как давно овладел аппаратом, но не хочет показывать своих истинных способностей, дабы не смущать хоравов. Говорила она это с такой непререкаемой убежденностью и серьезностью, что Проквусту с горечью пришлось признать, что его Дама даже понятия не имеет о возможности получения удовольствия от общения одного существа с другим. Осознание этого открытия ввергло его в жуткую депрессию, от которой его спасало только одиночество и работа над книгой. Сначала его радовало, что Джулия перестала приходить, а потом он опять стал грустить. Особенно тяжело ему было, когда книга была закончена и отдана Совету.

Не понимая, зачем и почему, Георг записал в книге всю свою историю жизни. Он рассказал ее без утайки, оголив себя перед всей планетой, безжалостно сорвав покров святости. Он показал и свое падение, и сомнения, и нерешительность. Ему казалось, что после этого с ним никто из хоравов даже разговаривать не захочет. Но оказалось все иначе. Его произведение оказалось бестселлером, поразивших хоравов да самых глубин души. Они стали бредить его книгой. Из электронного вида она превратилась в настоящую книгу, с листами из тонкого и гибкого пластика, с вязью непонятных ему букв и символов. Совет недавно приглашал его на освящение главного экземпляра книги: толстого, огромных размеров фолианта. Свет его святости стал таким ярким, что стал слепить и его самого, он растерянно наблюдал за происходящим, принимал еле сдерживаемое поклонение и не мог понять, почему хоравы приняли его книгу, как святцы. Самое главное, что с ним случилось чудо, о котором он еще никому не рассказывал. Он много раз листал свой экземпляр книги, пытаясь угадать, на какой странице описывался тот или иной эпизод или очередной постулат Церкви Рока, и вдруг он словно прозрел, буквы заговорили с ним! Он не мог их произнести, не знал значения слов, но в совокупности знал содержание каждой страницы! Ему казалось, что он сходит с ума, что он болен, а иначе как такое можно было объяснить?! Но его книга продолжала говорить с ним. С этой тайной он теперь и жил.

— Проходите, Георг. — Канцлер пропустил Проквуста вперед себя в автоматически открывшуюся перед ними дверь. — Здесь главный зал нашей планеты-корабля.

Рубка представляла собой огромный зал с гигантской куполообразной крышей, под которой царил полумрак, свободно пропускающий свет миллиардов звезд. Это было завораживающе красиво. В зале находилось шестеро хоравов, один из которых был одет в черный плащ. Он молча приблизился и поприветствовал вошедших руками у груди и легким, полным достоинства, поклоном. Посредине зала стояла, как сначала показалось Георгу, тарелка, величиной с дисколет. Но оказалось, что тарелка была голографической картой вселенной, вернее, машиной для ее создания.

— Святой Гора, мы рады видеть вас, благодарим за честь.

— Я тоже рад вас видеть. Скажите свое имя.

— Греон Хал. Я капитан Недины.

— Очень приятно.

— Канцлер сказал, что вы хотите знать, куда мы летим?

— Да.

— Тогда надо подойти к карте.

Они подошли к гигантской тарелке, над которой уже кружилась голографическая модель данного участка вселенной. Хал поколдовал над устройством, и одна из звезд вверху ярко вспыхнула, а внизу замигала другая точка.

— Внизу наша Недина, вверху звезда, к которой мы направляемся.

— А почему именно к ней?

Капитан вопросительно посмотрел на Люция и тот утвердительно кивнул головой.

— Святой Гора, хоравы древняя цивилизация, за ее долгую историю нас неоднократно посещали иные разумные. Данные об их визитах сохранились в наших архивах. Мы не приветствовали эти контакты, поэтому только после самого первого контакта остались координаты звездной системы пришельцев. — Хал указал рукой на сверкающую точку. — Они утверждали, что в нашей галактике существует некий совет цивилизаций. Поэтому мы туда и направляемся.

Проквуст задумчиво смотрел на этот голографический кусочек вселенной, у него в голове зрела важная мысль.

— Скажите, капитан, а вы можете показать мне ее настоящую?

— Нет ничего проще. Прошу вас. — Хал махнул рукой в сторону далекого пульта.

Вблизи пульт показался Георгу необъятным скопищем светящихся дисплеев, россыпей огней, кнопок и циферблатов. Он растерянно смотрел и удивлялся, каким образом можно было разобраться во всем этом.

— Вот она. — Капитан указал светящейся точкой на тусклую и далекую звездочку.

Проквуст зацепился за нее взглядом. Давно он не применял свою новую способность. Через глаза его искусственного организма получилось не сразу, но вот он почувствовал, нащупал незримую нить к этому светилу. Взгляд прыгнул сквозь бездну пространства и застыл перед ярким, среднего размера, светилом. Вокруг него кружилась одна единственная планета. Держать себя протянутым сквозь невероятное количество световых лет было очень тяжело, кроме того, Георг боялся ненароком выскочить из Недины вслед своему взгляду. Приходилось балансировать на тонкой грани, поэтому он только вскользь глянул на поверхность планеты, но и этого было достаточно, чтобы понять, что она пуста и безжизненна. Он с облегчением отпустил чужую солнечную систему и вновь почувствовал себя в рубке планеты-корабля. Георг поймал на себе озабоченные взгляды канцлера и капитана.

— Что с вами, Гора?, — Спросил Люций.

— Ничего, все в порядке. — Георг оглянулся. — Я бы с вашего позволения присел.

— Пожалуйста, сюда. — Хал подвинул свободное кресло.

— Видите ли, друзья мои, — начал Проквуст, усевшись, — цель нашего полета необитаема. Там или все вымерли или ушли оттуда. Видимо прошло очень много времени. — Он взглянул на капитана. — Сколько лет, Хал?

— Более семисот тысяч лет. — Почему-то очень тихо ответил тот.

Канцлер растерянно переводил взгляд то на одного, то на другого.

— А куда же нам тогда лететь?

— Не знаю. — Пожал плечами Проквуст. — Может быть туда, куда летим. Возможно, на месте мы что-нибудь найдем, след или… ну, еще что-нибудь полезное?

— Простите, Георг, — Канцлер буквально шептал и подошел к нему так близко, как никогда прежде, — Вы уверены в том, что планета пуста?

— Я это видел, очень недолго, так как эта процедура тяжела, но этого вполне хватило, чтобы понять, что планета без атмосферы и… — Проквуст замолчал и задумался. — Знаете, Люций, она похоже на мертвую планету.

— А другие планеты?

— Какие другие?

— Ну, может быть, там есть еще планеты, это же естественно.

— Нет, я не видел, похоже, у этого светила только одна планета, и она мертва.

Канцлер резко встал.

— Извините, Святой Гора, но я должен срочно собрать совет, вы не обидитесь, если останетесь некоторое время в обществе капитана Хала?

— Нет, конечно. Одну секунду, канцлер. — Тот остановился и растерянно оглянулся на Проквуста. — Скажите, Люций, вы меня проверяли, ведь вы же знали, что планета одна?

— Да!, — Ответил канцлер после короткой паузы. — Я думаю, вы не требуете моих оправданий?

— Ни в коем случае.

— Спасибо.

Георг проводил взглядом Люция, потом посмотрел на Хала.

— Греон, — обратился он к нему, — как называется эта планета?

— Название планеты нам неизвестно, а вот звезда в наших хрониках проходит как Сириюс.

— Но ведь она очень далеко, сколько же лет мы будем к ней лететь?

— О, очень недолго. Мы владеем методом нуль — пространственного перехода. Просто нам нужно достичь определенной скорости. Примерно через неделю, мы прибудем на место.

— Скажите, Хал, а какова плата за подобное преодоление пространства?

— Плата?, — Греон недоуменно посмотрел на Проквуста.

— Да, например, что будет происходить со временем?

— А, вот вы о чем. Да, вы правы, святой Гора, определенное время во вселенной будет для нас потеряно. Но почему вас это беспокоит, ведь для нас пройдет очень маленький срок?

— Я предполагал это. — Грустно ответил Георг. — У меня есть друзья во вселенной, они за это время могут умереть. Сколько пройдет лет?

— По расчетам, около двух тысяч лет. ????

— Жаль.

Проквуст замолчал, уйдя в собственные мысли. Он понимал, что теперь дороги назад нет, он окончательно терял связь со своей прежней жизнью.

Из-за массивности Недины, ее оставили на дальней орбите вокруг Сириюса. Для исследования планеты из недр Недины подняли большой корабль ИС-3. Он был похож на огромный шар, по которому сильно стукнули, сплющив сверху и расширив по бокам. Его экипаж составили четыре пилота и с пару десятков незнакомых Проквусту хоравов из разных исследовательских центров. Они были очень важные, и все носили блестящие обтягивающие комбинезоны. Канцлер сказал, что это особая отличительная форма ученых. Георгу не пришлось упрашивать Люция, включить его в экспедицию. Тот согласился на это не просто легко, а с готовностью, словно ждал этого. Проквуст порадовался, но в глубине души не понимал, какую пользу может принести хоравам. Он даже думал, что они не пустят его в экспедицию, оберегая от возможных опасностей открытого космоса, он готовился уговаривать, убеждать, настаивать, а канцлер просто кивнул головой и сказал, хорошо. Такой результат его несколько ошарашил и даже чуть-чуть обидел. Георг покопался в своих переживаниях и с ужасом обнаружил, как крепко сросся со своим исключительным положением святого. Ему стало стыдно, а вдруг его мысли каким-либо образом просочатся наружу?! Вот будет позор великий! С этими мыслями он и взошел на борт. Потом он понял, что уровень техники давал хоравам уверенность в ее абсолютной надежности, они просто не принимали в расчет возможные риски, которые заранее просчитывали. Полет на планету, которую с легкой руки канцлера все стали называть Надеждой, продлился всего лишь несколько часов. Хотя капитан Хал объяснял, Проквуст так и не смог понять принцип преобразования материи в энергию, а энергии — в движение. Корабль мягко трогался и с невероятным ускорением, так что окружающие звезды сливались в светлые черточки, двигался к цели. Ни одного признака инерции Георг не почувствовал, можно было спокойно передвигаться, не опасаясь перегрузок. Пока они летели, Проквуст бесцельно слонялся по коридорам дисколета, раскланиваясь с учтивыми хоравами. Он сразу отметил, что ученые не приветствовали его сомкнутыми руками у груди, да, и кланялись ему сдержаннее, чем другие, и это его опять больно кольнуло. После такого открытия он опять расстроился и ушел в свою каюту.

— Святой Гора!, — Проквуст услышал зов канцлера по внутренней связи.

— Да, Люций, слушаю вас.

— Мы уже на месте. Как вы себя чувствуете, Георг?

— Спасибо, хорошо. Настроение только не очень.

— Бывает. Я думаю, помогу вам его поднять.

— Каким же образом?

— Приглашаю вас в свой дисколет.

— Вы будете спускаться на планету?

— А почему бы и нет? Мне там как раз и надо быть, ведь от моего доклада будет во много формироваться мнение Совета.

— А ученые?

— О, их мнение тоже очень важно. Так вы принимаете мое приглашение?

— Конечно!

— Тогда жду вас в ангаре номер пять. Скажите бортовому компьютеру: «Ангар №5» и идите за стрелочками, которые он будет для вас высвечивать на полу.

В пятом ангаре стояли два дисколета, и около одно из них прохаживался канцлер.

— Люций, а почему вы один?

— Жду вас, теперь нас двое.

— А подготовка к вылету, техперсонал?

— Роботы? Нет, они здесь не нужны, наша техника всегда готова к работе. Вот, Георг, здесь висят скафандры, наденьте.

— Я справлюсь?

— Конечно, это просто особый комбинезон, в открытом космосе голову будет защищать шлем.

— А откуда он возьмется?

— В воротнике есть специальное устройство, оно автоматизировано, так что не беспокойтесь. А о функциях и возможностях скафандра я вам расскажу.

Дисколеты кружили вокруг Надежды много часов, но ничего кроме скал и камней не нашли. Ученые спускались на поверхность в разных местах, брали пробы грунта, вернее, кусочки камней, анализировали их и не нашли ни одной захудалой бактерии. Компьютер корабля уже создал подробную объемную модель поверхности планеты. Ни малейших следов жизни обнаружено не было. Канцлер выглядел растерянным, хотя старался скрыть свое состояние. Они с Георгом намотали немало витков вокруг Надежды, но ее унылый и однообразный пейзаж скоро им прискучили и они занялись внутренним устройством дисколета. Люций рассказывал, а Проквуст запоминал и тут же практиковался. Управление маленьким корабликом было поразительно простым, а полетные возможности невероятными. Уже через пару часов Проквуст неуверенными движениями передвигал дисколет, и ему это безумно нравилось. Канцлер одобрительно поглядывал на действия ученика и продолжал рассказывать.

— Георг, вы должны быть аккуратны, так как легкость управления этим корабликом может усыпить бдительность.

— В каком смысле?

— Ну, например, если вы неудачно примените ускоритель, то в неуловимый миг можете размазаться о поверхность ближайшего небесного тела.

— То есть дисколет может летать и в открытом космосе?

— Легко. У него есть и функция прокола пространства.

— То есть дисколет это маленькая копия большого корабля?

— Ну, в малой степени, да.

— Скажите, Люций, а почему при полете Недины и даже вот этого маленького космического катера, я совсем не ощущаю инерции?

— Честно говоря, я не силен в физическом объяснении этого, точный ответ знают только ученые, но популярно могу сказать, что инерция, это следствие перемещения массы в гравитационном поле. Мы давно владеем секретами гравитации, поэтому при любом векторе движения внутри создается противоположный вектор гравитационного поля, который и гасит инерцию.

По внешней связи раздался голос капитана Хала.

— Всем экипажам вернуться на ИС-3.

— Греон!, — Обратился к нему Люций. — Никакой надежды нет?

— Нет, канцлер. Планета пуста и невинна, на ней ничего нет, и не было.

— Жаль. — Люций Гариль задумался.

— Канцлер, вы возвращаетесь? Остальные экипажи уже в пути.

— Да, конечно, если задержимся, то не беспокойтесь. — Люций улыбнулся. — Святой Гора упражняется в пилотировании дисколетом.

— Ясно. Это неплохо. Каждый хорав… — Хал запнулся, — вообщем уметь управлять дисколетом, это очень полезно.

— Да. До связи, капитан.

Проквуст и Гариль переглянулись и, не сговариваясь, засмеялись.

— Вы не обиделись, Георг?

— На капитана? На него невозможно обижаться, он сверху такой же жесткий и надежный, как внешняя обшивка Недины, а внутри теплый и отзывчивый.

— Да? Интересное мнение. — Канцлер как-то странно посмотрел на Георга.

Вообще-то, это был не взгляд, что можно заметить сквозь искусственные черные блюдца. Проквуст потом уже понял, что то, что он воспринимает за внешние проявления, на самом деле часть его прежнего дара, когда он неведомым образом «высвечивает» человека, получая о нем глубинную информацию. Адамс рассказывал ему о впечатлении храмовника Валентина, после случая на его лекции. Видимо, после длительного общения с хоравами он научился заглядывать и в них? Проквуст испугался, тогда надо держать язык за зубами, вряд ли гордым хоравам понравиться его несанкционированные визиты к ним в души.

— Люций, сколько же запасов энергии должно быть здесь, чтобы такой маленький кораблик мог преодолевать большой космос?

— Ну, его энергетические возможности конечно не безграничны, но нам удалось… Что с вами, Гора?!

А Проквуст буквально отключился, погрузившись в бурю собственных мыслей, вызванных последними фразами. Он искал среди сумбурных мыслей кончик догадки, которая пряталась среди них, канцлер мешал ему, поэтому он махнул на него рукой, и тот сразу же обиженно замолчал. Бог с ним, главное не упустить, главное… Ага, есть!

— Люций, не обижайтесь на меня, лучше скажите мне честно, координаты данной планеты действительно точны и получены от ваших древних визитеров?

— Абсолютно точны и приняты от пришельцев. А к чему вы это спрашиваете, Гора?

— Сейчас объясню. Но сначала скажите мне, а они говорили, что это их планета?

Канцлер задумался. В хрониках говорилось, что они прилетели из этой звездной системы, но нигде не говорилось, что Сириюс — это место, где они живут или где заседает галактический совет.

— Нет, Георг, таких данных у нас нет. В хрониках записано только, что они оттуда прилетели.

— Вот, это очень важно!

— Но почему?

— Потому, что в этом случае на планете должен быть оставлен знак!

— Какой знак?

— Ну. Представьте себе, канцлер, некие посланники галактического совета облетают галактику и берут на учет все разумные цивилизации, в какой бы стадии развития они не были. Такое возможно?

— Да, вполне.

— Вот они прибыли к вам, но вы же не слишком были с ними ласковы?

— Пожалуй, вы правы, Георг.

— Тогда почему вы полагаете, что они, толком о вас ничего не зная, но видя высокий уровень цивилизации, готовы были открыть вам координаты своей родной планеты или того же совета?

— Георг, я, кажется, начинаю понимать ход ваших мыслей!, — Вскрикнул Канцлер. — Значит, такой знак должен быть, мы его просто не нашли?!

— Совершенно верно.

— Стоп!, — Гариль разочарованно стукнул рукой по подлокотнику кресла. — Но ведь мы ничего не нашли!

— А что вы искали?

— Ну, следы жизни или техногенной деятельности, а что еще можно искать?

— Энергию! Знак, если он есть, должен быть обеспечен…

— Энергией!, — Восторженно закричал Люций. — Тем более, что эта планета изнутри холодна, значит, температура ее поверхности зависит только от присутствия солнечного света или его отсутствия. Капитан Хал!, — Рявкнул возбужденный канцлер.

— Слушаю. — Раздался невозмутимый голос Греона.

— Срочно проверьте наличие на Надежде аномальных энергетических проявлений.

— Сейчас сделаем.

— И приостановите возврат ученых, возможно, они здесь еще понадобятся.

— Хорошо. О результатах сообщу.

Единственный энергетический источник нашли очень быстро. На него прежде не обратили внимания, так как данные снимали, когда он был на солнечной стороне. А сейчас он как раз находился в тени. Проквуст и канцлер переглянулись.

— Летим?

— Конечно, Георг, ученые нас нагонят.

В указанной координатами точке были сплошные скалы, даже сесть было негде, только в одном месте, на вершине горы была более-менее ровная площадка. Они посадили на нее дисколет и вышли наружу. Проквуст посмотрел вокруг. Скала, на которую они сели, была одна из самых высоких, с нее открывался изумительно красивый мир Надежды, безмолвный, застывший в своем безвременье под сияющим звездным шатром.

— Люций!

— Да.

— Посмотрите, как красиво.

— Куда?

— Что значит, куда?! Вокруг, вверх.

Проквуст заметил, как канцлер добросовестно повертел головой.

— Не знаю, Георг, что красивого в этом хаосе камней и пустом небе?

— Вам совсем это не нравится?

— Простите, Георг, но мне нравятся эффективные и полезные для хоравов явления, а что толку в звездах? Они были, есть и будут, почему я должен ими восхищаться?

Проквуст растерянно замолчал, а канцлер спокойно отвернулся и опять углубился в изучение кромки площадки, на которую они сели. Он раньше и понятия не имел, сколь глубока эмоциональная грань между человеком и хоравом.

— Наверное, — думал Георг, — сказывается возраст цивилизации. Хоравам миллион с лишним лет, а мы совсем молодые. Неужели, через пару сотен тысяч лет на Ирии понятие красоты также сведется к голой целесообразности?

— Люций, не сорвитесь вниз.

— Не волнуйтесь, Гора, я страхуюсь.

Только сейчас Проквуст заметил, что от пояса канцлера идет к дисколету тонкая блестящая нить.

— Георг, скажите, «Страховка», скафандр подвяжет вас к дисколету и подойдите ко мне.

— Видите, Георг, — Люций указал рукой на острый и ровный край площадки, — это явно искусственный срез.

Канцлер выпрямился и огляделся.

— Это посадочная площадка не игра природы, она кем-то сделана. Мы у цели, давайте искать.

— Что будем искать?

— Не знаю, может быть, дверь, спуск, ход?

Они разбрелись по площадке. При своих приличных размерах, на нее свободно уместились бы с десяток дисколетов, она была совершенно ничем не примечательна: ровная и однородная поверхность, никаких намеков на ходы или двери.

— Похоже, нам придется спускаться вниз, Люций.

— Да, других вариантов не остается.

— А вы заметили, что отвесная стена только с одной стороны.

— Да, к тому же она тоже ровная и плоская, как будто ее срезали.

— Значит там?

— Да.

И они вернулись в дисколет. Спускаясь на нем вдоль скалы, они обнаружили, что в окружающих их скалах камни тоже изрядно порезаны. Получалось нечто вроде широкого тоннеля, поставленного вертикально.

— Люций, а почему этот тоннель не заметили сверху?

— А у него верхняя кромка не сплошная и вся зазубрена.

— То есть надо сначала найти площадку…

— Ее тоже надо искать специально, наш компьютер ее техногенное происхождение не заметил.

Уже в начале спуска, как только скрылся яркий бисер звезд, они словно в чернильное облако нырнули. Впрочем, смотреть, судя по приборам, было не на что, вокруг были только скалы. Они опустились вниз на километр, прежде чем дисколет встал на грунт. Вокруг по-прежнему было темно и пустынно.

— Жутковатое место. — Поежился Проквуст.

— Георг, это просто эмоции. Сейчас станет светло и жуть пройдет.

На внешних экранах вспыхнуло белым светом, и перед ними открылся ярко освещенный правильный круг. Он высвечивал блестящие стены, уходящие куда-то ввысь. Георг и Люций недоуменно всматривались в экраны.

— Ничего не понимаю. — Пробормотал канцлер. — Глаза видят стены, а приборы показывают, что здесь стен вообще нет.

— Как это?

— Пока не знаю, но ведь не может внутренность планеты быть настолько полой, что радар не достигает ее стенок?

— Да, это маловероятно. Скажите, Люций, а мы не могли уйти в какое-нибудь иное измерение, где все не так?

— Исключено, переходов не было, я следил за этим.

— А что показывают приборы, как там, за бортом?

— Спокойно. — Канцлер с досадой качнул головой. — Совершенно обычная поверхность безвоздушной и холодной планеты.

— Так может, выйдем?

— Придется. Не улетать же!

И экипаж осторожно вышел наружу. Здесь было спокойно и буднично, под подошвами скрипели мелкие камешки, в глаза бил свет, отражающийся от стен. Канцлер чувствовал себя явно неуютно, а Проквуст задрал голову вверх.

— Гора, очнитесь!, — Затормошил Люций застывшего в экстазе Георга. — Что вы обо всем этом думаете?

— Я?, — Проквуст потер ладони друг о друга. — Пока ничего, но у меня есть идея.

— Какая идея?

— Вы можете отключить свет?

— Конечно, но зачем? Здесь же будет темно.

— А вот это я и хочу проверить.

— Хорошо, пожалуйста.

Свет отключился и глухая тьма окутала экипаж. Канцлер что-то недовольно заворчал.

— Тихо!, — Осадил его Проквуст и возбужденно схватил за руку, тот поморщился, но не отдернул. — Смотрите, Люций, рассветает!

Непонятным образом тьма отступала, а может, просто испарялась под натиском непонятного света. Казалось, слабыми искорками загоралось само пространство.

— Канцлер!, — Весело закричал Георг. — А разве здесь есть воздух?!

— Нет.

— А как может светиться пустое пространство?

— Откуда я знаю, Георг?!

— Смотрите, Люций!, — Проквуст опять дернул канцлера за руку и тот машинально отошел от него на пару шагов, но Георг ничего не заметил. — Смотрите, Люций, у нас под ногами дорога!

Действительно, теперь стала видно, что они стояли на широкой белой дороге. Ее цвет угадывался из-под толстого слоя пыли. Канцлер неожиданно резко повернулся и молча пошел к дисколету.

— Люций, вы куда?

— Пойдемте, Гора, надо же посмотреть, что там дальше.

— На дисколете?

— А как же еще?

— А я бы не стал рисковать.

— Что значит рисковать?

— А вы уверены, что найдете место, откуда надо взлетать вверх?

— Конечно! В крайнем случае, я брошу здесь маяк.

— Простите за настойчивость, канцлер, но послушайтесь моего совета, будут ли работать ваши прибора там. — Проквуст вытянул руку и показал на просвечивающую сквозь пыль линию, огибающую место их приземления их правильным кругом. Она находилась как раз на том месте, где прежде вроде бы стояли блестящие стены, но они словно растворились, и вместо них осталась только это линия.

— Георг, я не понимаю…

— Канцлер, я вас прошу, проверьте. Я нутром чувствую, что механизмы за этой чертой не работают.

Люций удивленно посмотрел на Проквуста.

— Да, с чего вы взяли…

— Канцлер, ну я прошу вас.

— Хорошо, только из уважения… — Он сердито повернулся и вошел в дисколет.

Через пять минут он вышел оттуда с небольшим металлическим сундучком. На поясе у него висело оружие, второе он протянул Проквусту.

— Это оружие?

— Да. Это бластер. Вот здесь предохранитель, а здесь пуск. Все просто. Повесьте на пояс, там есть зажимы.

— Не надо.

— Почему?

— Здесь оружие не потребуется, к тому же оно бесполезно.

— Да?!, — Разозлился Гариль. — Оружие бесполезно?!

Он развернулся и пальнул вдоль белой дороги. Луч ослепительной нитью выпрыгнул из бластера, но на уровне круговой линии исчез. Канцлер растерянно посмотрел на оружие, за его длинную жизнь это был первый отказ хоравской техники!

— Вот видите! Если бы мы полетели, то упали сразу же за чертой!

— Да, теперь я готов с вами согласится.

Он щелкнул рычажок на сундучке.

— Хм, работает.

— Что это за устройство?

— Маяк, он вполне надежно удерживает связь с ИС-3 и с остальными дисколетами.

— А разве вы не собираетесь дожидаться прибытия ученых?, — Проквуст, внутренне улыбаясь, смотрел на сердито сопящего во время возни с маяком Люция.

— Я? Что значит я, а вы разве не будете их ждать?

— Нет, я считаю, медлить нельзя, поэтому ухожу. Вы, канцлер, ждите меня здесь.

— Вы пойдете пешком?

— Да. Я уверен, что иной способ передвижения здесь не предусмотрен.

— Ну, вот что, одного я вас не отпущу!, — Гариль выпрямился и посмотрел на Проквуста. — Знаете, Георг, чем больше я с вами общаюсь, тем чаще, идя вам навстречу, совершаю не совсем логичные вещи, более того, иногда просто безрассудные вещи!

— Мне очень жаль канцлер…

— Не надо извинятся, Гора. Дело в том, что мне нравится делать нелогичные поступки! С одной стороны меня это пугает, а с другой, я словно свежий воздух вдыхаю. — Гариль отстегнул свой бластер и аккуратно положил его рядом с маяком, туда, где уже лежал другой, принесенный для Георга. — Пойдемте, пока я не передумал.

Как только они перешагнули белую линию, свет вокруг них стал стремительно разрастаться, раздвигая границы тьмы все дальше и дальше. Уже через пару десятков шагов они поняли, что находятся в огромной пещере, стены и своды которой отстояли от них на сотни метров.

— Смотрите, канцлер!

— Вижу!

Они оба заворожено уставились на груду металла, некогда бывшую летательным аппаратом. Покореженная конструкция была изъедена временем и покрыта таким же толстым слоем пыли, как и дорога.

— Георг!, — Тихо позвал Проквуста Гариль. — А вон еще один.

Они разглядели вдалеке еще несколько странных угловатых бугров, явно диссонирующих с совершенно плоской поверхностью пещеры. Канцлер шагнул в сторону ближайшего места крушения, но Проквуст цепко ухватил его за пояс.

— Вы куда, Люций?

— Хочу осмотреть остатки чужой техники.

— Не надо.

— Но почему?

— А вы уверены, что вне границ дороги наши организмы будут функционировать?

— А какие основания сомневаться в этом?

— А вот эти.

Проквуст кивнул в сторону еле заметной неровности у самой кромки дороги. Очертания крохотного скафандра еще сохранились, но его хозяин давно истлел.

— Господи, — вырвалось у канцлера, — какой крохотный народец!

— На нас похожи. — Кивнул головой Георг. — Только меньше раз в десять. — Потом он повернулся к канцлеру. — Послушайте, Люций, а вам не кажется, что надо проинструктировать ученых, как здесь себя вести? А то ведь они таких дров наломают, костей не соберешь!

— Точно!

Канцлер поспешил обратно. Он подбежал к маяку, поколдовал над ним несколько минут и направился обратно к Проквусту. Шел, не торопясь, явно о чем-то напряженно размышляя.

— Послушайте, Святой Гора, — спросил он, подойдя, — а вы здесь часом не бывали?

— Нет, конечно.

— А откуда у вас вся эта информация?!

— Какая?, — Георг сделал вид, что не понимает.

— Не притворяйтесь, Георг. Вы прекрасно знаете, что я имею ввиду!

— У нас на Ирии, — Проквуст улыбнулся, — это называлось интуицией.

Канцлер ничего не ответил, сердито развернулся, и призывно махнув Георгу рукой, зашагал по белой дороге.

Дорога оказалась гораздо более длинной, чем им представлялось вначале пути. Чудилось, что она удлинялась вместе с количеством шагов, которые отмеряли путники. Впрочем, это были впечатления Георга, а канцлер шел рядом подавленный и молчаливый. На него давила будущая неопределенность и явное технологическое превосходство неведомой расы. До этого он уверенно считал хоравов одной из самых могущественных цивилизаций, но здесь он чувствовал себя беспомощным неучем. Вместо понятной ему техники и технологий, им манипулировало нечто, схожее с магией. К тому же его настроение портило поведение Проквуста, который был весел, беззаботен и, главное, уверен в себе.

— Что мы потеряли в себе за миллион лет?, — Спрашивал себя канцлер, глядя в спину своего спутника. — И что есть в этом пришельце, начавшем жить в молодой, можно сказать, примитивной цивилизации, неужели и вправду к ним господь ближе? А почему бы и нет?!, — Отвечал он сам себе. — Ведь мы, хоравы, открыто кичились и отодвигали от себя бога, не понимая, что он еще может нам дать, а вот они бога чтили или хотя бы вспоминали о нем со смирением, и он им дает то, чего они не просят, и чему названия у них нет. Хотя, нет, кажется, есть, они называют это даром..

— Люций, держитесь бодрей. Скоро придем.

— Откуда такая уверенность, Георг?

— Не знаю, я просто мне так кажется, и все.

— И что там будет?

— А вот по этому поводу никаких ощущений нет.

— И даже не догадываетесь?

— Нет. Я же говорю, ни одной идеи не имею.

В их путешествии по дороге было нечто фантасмагоричное, нереальное. Они шли, и свет вокруг них перемещался вместе с ними, пустое пространство светилось и словно смотрело за ними тысячью внимательных глаз. И это не было приятным.

— Георг.

— Да, канцлер.

— А вам не страшно?

— Нет. — После короткой паузы ответил Проквуст.

— Но, судя по всему, те, кого мы ищем, не так уж и добры.

— Вы имеете ввиду погибших в начале пещеры?

— Да.

— Я и сам об этом думаю. С одной стороны, это жестоко и негуманно расставлять такие ловушки, а с другой… — Проквуст замолчал.

— А что с другой, Георг?

— Не могу толком разобраться в своих ощущениях, Люций. Только чувствую, что причины для такой жестокости есть. Вы не подумайте, что я их оправдываю, ни в коем случае! Некто, видимо, те, кого мы ищем, поставили здесь строгий фильтр для отсева неинтересных для них визитеров. Вот только проходных параметров, если можно так сказать, я пока ясно определить не могу. Впрочем, я уверен, что мы идем не к злодеям.

— И на том спасибо.

Дорога стала заметно отклоняться вправо и скоро превратилась в широкую дугу, упирающуюся вдали в отвесную скалу. Через час путники подошли к ней вплотную и остановились. В иссеченном трещинами камне виднелись контуры гигантских створок.

— Ворота.

— Интересно, как их открывать. — Проквуст повернулся к своему спутнику. — Люций, какие будут соображения?

— А стоит ли нам вообще открывать эти ворота?

— Хороший вопрос. — Усмехнулся Георг. — А главное, решать вам, канцлер.

— Это еще почему?

— Как бы там ни было, я не хорав, а пришелец, пусть даже святой, как вы меня нарекли, и я не могу выбирать вашу судьбу за вас.

— Георг, вы считаете, что сейчас речь идет именно о выборе судьбы всей нашей цивилизации?

— Я в этом уверен. Мы можем уйти, и сказать ученым, что здесь ничего нет. Они вам поверят?

— Вряд ли, но перечить не станут, у нас выбор старшего иерарха считается священным.

— А над вами, канцлер, только Совет Медины?

— Совершенно верно.

— И Совет поверит тому, что вы ему расскажете?

— Да, скорее всего, поверит, вернее, доверит, как делал это сотни тысяч лет.

— Вот видите, Люций, все сходится к тому, что мы с вами стоим на развилке судьбы целой цивилизации! И только вы один можете сделать выбор.

— Ужасная ответственность!, — Пробормотал канцлер и от возбуждения принялся ходить взад–вперед. Проквуст с тревогой следил, чтобы Люций, увлекшись, не вышел за пределы дороги. А Гариль продолжал рассуждать вслух. — Ну, допустим, мы вернемся? Что нас ждет: бесконечное скитание по необъятному космосу? Мы ведь даже не знаем толком, что мы ищем и сюда летели за тем, чтобы узнать, что достойно нашего поиска. Выходит, уходить нельзя, да, и я не прощу себе этого никогда.

Канцлер решительно остановился перед Проквустом.

— Георг! Надо открывать ворота.

— Открывайте.

— Я?!

— Вы, а кто же еще?! Вы, Люций, не просто хорав, вы великий хорав, вам ли сомневаться?

— Хм. — Гариль повернулся к скале. — Знать бы только, как ее открыть.

— Люций, посмотрите, рядом с правой створкой чуть светится углубление.

— Да, вижу.

— Попробуйте приложить туда свою руку.

Канцлер, молча и решительно шагнул к скале, и ни секунды не медля, приложил к углублению свою трехпалую кисть. Под нею что-то малиново вспыхнуло, створки ворот вздрогнули и поползли друг от друга в стороны. За ними было темно, но свет, висящий над путниками, легким сквозняком ринулся за ворота, поджигая собой тамошнее пространство.

Перед ними открылся тоннель, уходящий вглубь скалы. Путники переглянулись и решительно вошли в него. Они ожидали, что им опять предстоит длинный путь, но уже через триста метров они вышли в следующую пещеру. Ее уровень был гораздо ниже первой. С площадки, на которой они оказались, открывался вид, шокировавший их обоих. Внизу лежало большое голубое озеро. Оно продолговато изгибалось среди блестящих от влаги валунов, на поверхности водной глади, слегка дрожащей под легким ветерком, играли солнечные блики. Но светила вверху не было, своды пещеры терялись в серой дымке и поэтому, казалось, что сама вода светится нежными искрами.

— Боже мой, как красиво!, — Только и смог выдохнуть застывший в изумлении Проквуст.

— Хм. — Прозвучало рядом. — Красивая голограмма, только зачем она здесь?

— Это не голограмма. Это настоящее озеро.

Канцлер удивленно посмотрел на своего спутника.

— Георг, вы шутите?! Откуда здесь, на мертвой, как вы сами сказали планете, столько воды?

Проквуст молча пожал плечами.

— Давайте спустимся, там все станет ясно.

Они спустились по широкой лестнице, филигранно вырезанной в камене. Ступени были великоваты.

— А лестница-то, под мой прежний размер годится!, — Машинально подумал Георг.

Спуск закончился. Под ногами заскрипел песок, в ушах послышался плеск воды.

— Здесь и воздух есть!, — Возбужденно объявил канцлер. — О, и анализатор заработал! 40% кислорода! Да, здесь просто клад зарыт!

А Проквуст не останавливаясь, прошел к берегу и, опустившись на колени, медленно опустил руку в воду. Ладонь охватила нежная прохлада.

— Вода настоящая. — Прошептал он.

— Ничего не понимаю?!, — Ворчал за спиной Гариль. — Зачем столько ухищрений, чтобы спрятать в скалах простую воду? Как вы думаете, Гора, — дернул он за локоть Проквуста, — может быть это питьевые запасы?

— Нет, Люций, это исключено. — Георг выпрямился и стряхнул с перчаток капельки воды. — Во всем это заложен глубокий смысл. Давайте искать.

— Хорошо, — безропотно согласился канцлер, — давайте искать.

Пройти вдоль озера можно было только справой стороны, потому что противоположенная сторона почти вплотную упиралась в отвесные скалы. И они пошли. В длину озеро было около полутора километров и сразу за ним, метров через пятьдесят опять начинались скалы. Они час ходили вокруг озера, но не нашли ни малейшего намека на присутствие здесь разумных сил. Наконец канцлеру повезло. Он бродил вдоль скал и заметил дверь. Она была около трех метров в высоту, с овально срезанными углами. Ее края еле угадывались в камне. Посредине было что-то нарисовано. Гариль ринулся посмотреть и уже поднял руку, чтобы смахнуть пыль, но его остановил строгий окрик Проквуста, спешившего к нему.

— Стойте, канцлер! Ничего не трогайте!

— Это почему?!

— Боюсь, что здесь будет новая загадка.

— Да ничего здесь не будет. Вот кнопка на двери, нажмем ее и получим координаты галактического совета.

— Нет, Люций, думаю, что вы ошибаетесь. Вспомните, сколько хитроумных ловушек построили создатели этого озера, я лично не могу поверить, что нажал кнопку и все.

— Хорошо, хорошо, Георг. Вынужден доверять вашим ощущениям, все-таки благодаря им я жив и здоров.

Проквуст вплотную приблизился к двери и ладонью, едва касаясь ее поверхности начал смахивать наслоения пыли. На потемневшем от времени металле появились полосы от его рук. Он остановился и выпрямился.

— В чем дело, Георг?

— Боюсь случайно нажать.

— Извините, Гора, но мне кажется, вы перестраховываетесь.

— Не знаю. — Проквуст наклонился к самой поверхности, пристально вглядываясь в нее. — Похоже, здесь есть рисунок. — Он опять выпрямился. — Шлем убрать!, — Скомандовал он вдруг.

Канцлер что-то вскрикнул, но Георг не обращая на него внимания стал старательно дуть на дверь. Пыль вспорхнула ему на лицо, на глаза, но он все дул и дул. Кое-где помогал себе пальцами, с которых давно убрал перчатки.

— Смотрите, Люций, видите, здесь рисунки!

— Ну, и что?! Вы поступили опрометчиво. В атмосфере могут быть микробы, вирусы, вы можете занести их на Медину!

— Ничего страшного, канцлер, поместите меня на месяц в карантин, в крайнем случае, вылечите. Разве нет?

— Да, но… А что здесь нарисовано?

— Вот видите, над кнопкой изображен небольшой кубик, в нем задние грани обозначены, вроде бы он прозрачный.

— Да, сходство есть.

— А из него россыпь звезд.

— Видите?

— Да. Так это похоже на голографический координатор!

— На что?

— Ну, такой небольшой полупрозрачный кубик. Его нам оставили первые пришельцы, когда его потрешь, над ним появляется фрагмент здешнего звездного неба.

— Вот как!, — Проквуст укоризненно посмотрел на канцлера. — А мне об этом ничего не сказали!

— Посчитали это неважным… Постойте, Георг, выходит, за этой дверью находится новый координатор?!

— Судя по всему, да.

— Так давайте нажмем кнопку!

— Нет, ни в коем случае!

— Но почему?!

— Потому что под нею тоже есть рисунок!

Действительно, под кнопкой виднелось голубоватое пятно, перечеркнутое двумя жирными красными линиями.

— И что это, значит?

— А вы не догадываетесь, Люций?

— Не вижу аналогий.

— Да, вот же она, аналогия!, — Проквуст повернулся к озеру и широко развел руки. — Смотрите, пятно в точности повторяет силуэт озера.

— Ну, допустим, вы правы, и что же?

— А то, что если вы нажмете эту кнопку, озеро будет уничтожено!

— Чушь какая-то! Зачем такое нагромождение домыслов? А может это просто запрет на купание?

— Вы что, канцлер, действительно думаете, что озеро это бассейн для купания?

— Ну, нет, конечно. Я в качестве альтернативной гипотезы. Впрочем, это неважно, главное, что нам нужно получить эти координаты! Дайте, я нажму кнопку.

— Нет!, — Проквуст встал спиной к двери, загородив ее собой. — Я не позволю вам этого сделать!

— Но это глупо, Георг!

— Нет, это просто логика.

— Да?! Соизвольте объяснить, Гора, и в чем же она состоит?, — Голос у канцлера стал звучать ехидно и противно.

— В том, что красоту нельзя уничтожать! Поверьте, Люций, все это, — он опять обвел пещеру руками, — некий тест.

— Тест?

— Да, тест на нравственность, на понимание красоты, на доброту, наконец!

— Георг, вам не кажется, что ваша фантазия слишком разыгралась?

— Нет, Люций, не нахожу! Более того, я уверен в своей правоте!

— Вы настаиваете?

— Да.

— Тогда… — Гариль задумался. — Тогда сделаем так: мы вернемся назад и спросим остальных членов нашей экспедиции. Если хоть один согласится с вами…

— Хотя бы один?

— Да.

— Я согласен.

Проквуст восстановил скафандр, и они двинулись в обратный путь. Но через несколько шагов канцлер вдруг рванул назад как заправский бегун и мгновенно оказавшись у двери, нажал кнопку. Проквуст остолбенел.

— Как же так, Люций!?, — Запинаясь от волнения, спросил он. — Вы же обещали! А еще говорили, что никогда не обманываете!

— Обещал? А что я вам обещал, Георг?

— Что даже если один из ученых согласится со мной, то…

— Что, то?

Проквуст растерянно замолчал. Его провели как мальчишку, хитрый Гариль фактически не давал обещаний. Между тем канцлер крутился вокруг двери с кнопкой, ожидая, что она откроется. Он ее даже несколько раз подталкивал.

— Напрасно стараетесь, Люций. — Усмехнулся Георг. — Эта дверь не откроется.

— Это почему же?

— Координатора вы не получите.

— Это почему же?

— Потому что вы погубили озеро.

— Что значит, погубил?!, — Сердито переспросил канцлер и оглянулся на Проквуста.

— Значит то, что я сказал. Смотрите Люций на дело рук своих, видите, атмосфера уходит, и вода исчезает.

Поверхность озера вела себя странно: вода тонкими слоями отрывалась от нее и уносилась куда-то вверх, в полумрак пещерных сводов. Через несколько минут от озера не осталось следа. Перед путниками лежал сухой пологий овраг, засыпанный мелкими округлыми камнями. Посредине бывшего озера, у его противоположенного берега из нависающей над ним скалы вдруг с шумом и грохотом вывалился громадный камень. Место, из которого он не то упал, не то вырос, тут же заросло каменным монолитом.

— Что же вы медлите, Люций?, — Опять усмехнулся Проквуст. — Надо спешить забрать этот камень.

— Это еще зачем?

— Пойдемте, пойдемте, канцлер, некогда вопросы задавать. Думаю, что времени у нас в обрез, промедлим, и вода вернется.

Каменный куб был по силам, только если они брались за него вдвоем. Они молча переваливали его с ребра на ребро, каждый, думая о своем. Когда пологое дно стало переходить в берег, подъем увеличился, и стало еще труднее. Проквуст одобрительно посмотрел на канцлера, тот старался изо всех сил, видимо, поняв, что совершил ошибку. С превеликим трудом камень наконец-то оказался на берегу, а сзади уже падали обратно тонкие пласты воды и клубы тумана. Озеро возвращалось.

Оба сидели, прислонившись спинами к камню.

— Скажите, Георг, а зачем нам этот камень?

— Как зачем, вы же искали координаты, вот и получите.

— Где, в этом громадном камне?

— Да. Я думаю, что координаты внутри.

— А вы уверены, вдруг он пустой?! Представляете, как над нами будут смеяться?

— Пусть смеются. — Махнул рукой Проквуст. — Главное в другом, как теперь его обратно тащить.

Канцлер молча взглянул на Георга и тут же опять уткнулся взглядом в прибрежные камушки. Каменная поверхность приятно холодила спину, Проквуст расслабленно и устало откинул голову. Он думал о том, что совсем не обижается на поступок канцлера, тем более, что тому было явно стыдно. Наоборот, хорошо, что Люций проявил инициативу, ведь он представлял свою цивилизацию, а он был лишь ее гостем. Георг вдруг отметил подозрительное тепло, исходящее из камня, да, и плечам стало мягко. Он покрутил головой, вот тебе на, и голова, словно в подушке лежит! Проквуст вскочил и с интересом уставился на камень. Оказывается, он вовсе не простой камушек! Георгу показалось, что если на камень смотреть долго, он начинал расплываться, терять свою твердость, манить в свою прозрачную глубину.

— Люций. — Тихо позвал он канцлера.

— Да, Гора. — С некоторым опозданием откликнулся тот.

— Вам не кажется наша находка странной?

— Скорее нет, чем да.

— А как вы сейчас видите камень?

— Как камень. — Гариль встал, окинул камень глазами и пожал плечами. — Большой, тяжелый и холодный.

— Знаете, Люций, отойдите на пару шагов.

— Зачем?

Но Проквуст не ответил, он осторожно протянул обе ладони к камню и положил их на его боковые противоположенные грани. Закрыв глаза, Георг тут же почувствовал, как задрожали они, как мягко и тепло приникли к его рукам. И тогда он представил себе, что вновь стал прежним Проквустом: высоким, большим, сильным. Его могучие руки легко приподнимают камень, подносят к глазам, чтобы рассмотреть… Георг открыл глаза и увидел лежащий на ладони небольшой, хрустально прозрачный кубик, внутри которого играли россыпи огоньков. Он оглянулся на канцлера, у того маленький рот был приоткрыт, а огромные глаза, казалось, стали еще больше.

— Хотите подержать?, — Проквуст протянул кубик Гарилю, но тот испуганно отпрянул.

— Нет! А вдруг он в моих руках станет прежним огромным камнем?! Лучше уж, вы, Святой Гора, его несите.

— Что так официально, Люций?, — Удивился Проквуст.

— После того, что я видел, мне с вами стоять рядом страшно!

— Да, бросьте, Люций, вы что, меня боитесь? Что произошло?!

— Как что?! Вы приложили руки к камню, он завибрировал, вы вдруг выросли в четыре раза, легко его приподняли, а потом вместе с ним уменьшились!

— А, это? Люций, я думаю, это какая-то иллюзия, я…

— Какая иллюзия, Георг?! У меня все записано в компьютере скафандра.

— А разве он здесь работает?

— Я тоже не знал, а оказалось, работает. Кроме того, Георг, я не помню, чтобы включал запись внешней среды. — Голос канцлера стал жалобным и беспомощным.

— Ну, что ж, — Проквуст вдруг успокоился, на душе стало легко и спокойно, — давайте, просто примем то, что случилось, и отправимся в обратный путь.

Некоторое время они шли молча. Георг любовался камнем, а канцлер шел погруженный в какие-то размышления.

— Гора!, — Окликнул он своего спутника.

— Да, Люций.

— То, что с вами произошло, не может быть объяснено нашими знаниями.

— Ну, и что?

— А то, что тогда этого не могло быть!

— Но оно же было?!

— В том то все и дело.

— Канцлер, что вы так переживаете, воспринимайте наше приключение как маленькое чудо.

— Но чудеса противоречат всему нашему опыту!

— Видимо, просто у вас, их не было. Но это вовсе не значит, Люций, что их не может быть вовсе!

— Все равно странно.

— Согласен, но думаю, скоро мы узнаем природу этих чудес.

Загадочный кристалл вел себя очень странно. В руках Проквуста он теплел и переливался огоньками, а у любого из хоравов начинал нервно вибрировать и наливаться тяжестью. Поначалу многие из народа Недины испытывали свою судьбу, надеясь, а вдруг у него как раз и получится, но результат всегда был одинаков, и они испуганно роняли кристалл. Через некоторое время поток смельчаков иссяк окончательно. Вся планета настороженно шепталась и боязливо оглядывалась на Святого Гору. Канцлер показал запись Совету, а тот транслировал ее на всю Недину. Проквусту это святости не прибавило, а вот некоторых хоравов напугало. Он всей кожей своего чуждого тела ощущал взгляды, царапающие его своими несправедливыми подозрениями. Ему было обидно, потому что внутри он оставался прежним, а его бывшие поклонники и друзья не замечали этого. Когда-то он был слаб и странен, им умилялись, а теперь вдруг его стали бояться. Проквусту приписывали могущество, которого не было, видели в нем таинственную угрозу, которая в нем отсутствовала. Между ним и народом Недины выросла молчаливая стена отчуждения, и Георга окутало удушливое чувство одиночества. На душе было пасмурно, но он гнал от себя прочь даже тень обиды на хоравов, так как ясно видел причины отчуждения и надеялся, что время рано или поздно разрушит стену непонимания. В противном случае, ему пришлось бы уйти из Недины.

Впрочем, все это было внутри него и внутри хоравов, внешне мало что изменилось. Проквуста не обделяли общественным вниманием, приглашали на разные протокольные, малопонятные ему сборища, где в обязательном порядке ему воздавалась хвала. Первое время Георг всерьез принимал эти собрания, искренне выступал на них, призывая к поиску истины, но очень скоро понял, что его выслушивают терпеливо, но равнодушно. Что произошло или происходит с хоравами? Он все чаще задавал себе этот вопрос и не мог найти на него ответ. Канцлер на очень осторожные и оттого маловразумительные расспросы или не реагировал или делал вид, что не понимает их глубины, отвечая коротко, поверхностно и односложно. А может быть, он действительно не понимал?

Как бы то ни было, а вышло так, что хранителем Белого камня, такое имя дали кристаллу на Совете Медины, был назначен Проквуст. Узнав о своем назначении, он не удивился, но поразился странному зеркальному отражению нынешней своей жизни в прошлой. В самом деле, раньше он был никем, так: хлюпким мальчишкой, вечно сомневающемся, комплексующим по всяким мелочам, но несущим дар, предназначенный для борьбы с Черным Кристаллом, а теперь он ощущал себя спокойным, в меру рассудительным. В нем еще оставался след прежнего дара, но спасать им было некого. Не желая того и не предпринимая к этому никаких усилий в этой своей жизни он стал важной персоной, и опять его судьба привела к кристаллу, только белому, маленькому и незлому.

Обязанности у Георга были необременительны. Каждый день с утра он приходил в рубку и осматривал Белый камень, стоящий в голографической машине, считывающей его картинку звездного неба. Неведомым образом кристалл координировал свое местонахождение в пространстве и выдавал каждый раз новые координаты. По словам капитана Хала, информация получаемая от кристалла была бесценна, так как давала точные данные на совершенно незнакомом для Недины участке вселенной. Но во всем этом была некая мистика, которая приводила хоравов в еще большее смятение: Белый камень выдавал новую информацию только после прикосновения рук Проквуста. Как-то утром Греон случайно проговорился Георгу. Они говорили о кристалле.

— Святой Гора, я много лет живу на свете, и думал, что знаю мир, особенно открытый космос, — рассуждал в минуту откровения всегда немногословный капитан, — знаю, как покорять его с помощью нашей совершенной техники. Но вы и этот камень привели меня в смятение, пришлось многое пересматривать в своем мировоззрении.

— Видимо, это естественно, ведь вы очень изменились сами, а теперь вас меняет мир.

— Да, — согласился Хал, а потом задумчиво добавил, — но оказывается, не все хоравы готовы меняться.

Проквуст попытался расспросить капитана, но тот замкнулся и, сославшись на дела, ушел. Этот разговор глубоко запал в душу, Георг все время думал над словами Греона, которые приоткрыли завесу над внутренним миром хоравов, куда ему доступа до сих пор не было. Наверное, думал Георг, среди хоравов есть те, кто не согласен с переменами. А может быть не столько с переменами, сколько с тем, что они исходят от чужака? Ведь он всегда честно рассказывал об Ирии и не скрывал, что его цивилизация по сравнению с нединской очень молода и неопытна. Им, размышлял Проквуст, неприятно, что духовным лидером их старой и могущественной цивилизации стал пришелец из примитивного мира, к тому же трехмерного. Он вдруг осознал, что его противники могут быть очень недовольны и вполне могут попытаться устранить его из жизни своей планеты. Но это его почему-то совсем не испугало. Напротив, словно вызывая неведомого противника на бой, он совсем перестал сидеть в своих апартаментах. Зайдя утром в рубку к Белому камню, Георг пускался в путешествие по Медине. Он и не предполагал, что она такая огромная. Он ходил по шумным улицам, не спеша, летал в маленьком дисколете, вежливо раскланивался со встречными хоравами. Прежде его путешествия ограничивались залом медитаций, оранжереями, рубкой и библиотекой, теперь же Проквуст забирался в далекие промышленные районы, где все гремело и содрогалось от множества неведомых механизмов. В основном он встречал там роботов, но там работали, а возможно жили, и хоравы. Они странным образом отличались от тех, с кем Георг обычно общался, они были проще, непосредственнее, и встречи с ними утешали его, потому что они искренне рады были его видеть. Ему вежливо и почтительно кланялись, и он с удовольствием отвечал. Некоторые, явно смущаясь и робея, просили показать им его ладони, его главное отличие от хоравов.

Вопреки ожиданиям, никто не мешал ему в этих путешествиях. Канцлер, на вопрос Проквуста, не нарушает ли он своими прогулками каких-либо правил, пожал плечами и ответил, что Гора свободен и перед ним нет секретов. Впрочем, добавил он, немного помолчав, у нас вообще нет секретов на Недине. И пояснил, что каждый обитаемый квадратный метр планеты доступен для наблюдения. Поэтому Георг со спокойным сердцем продолжал путешествия по планете. Но однажды он наткнулся на заброшенный и довольно-таки обширный участок планеты. Как объяснил ему Люций, это место они называют, внутренние горы. Там Проквуст нашел нескончаемые каменные лабиринты, пещеры в естественной скалистой породе планеты. В них никогда никого не было, коридоры, тоннели, необъятные залы были погружены во мрак и усыпаны тысячелетней нетронутой пылью. Он ничего там не искал, просто бродил, но, нередко натыкаясь на очень старые поселения древних хоравов, он с интересом перебирал камешки и черепки. Иногда увлекшись, он выходил из лабиринта только утром, к очередному сеансу с белым камнем.

— Гора, — спросил его однажды канцлер, специально придя утром в рубку, — скажите, что вы ищите в наших старых лабиринтах?

— Ничего.

— Нет, Гора, вы подумайте. Может быть, вам более подробно рассказать о нашей истории?

— Люций, я искренне повторяю вам, я ничего в лабиринтах не ищу.

— Тогда почему вы проводите там столько времени?

— Не знаю. Просто нравится.

— Гора, но это не рационально! Свое время можно употребить на более интересные вещи.

— Зачем?

— Что значит, зачем?, — Изумился Гариль. — Это же очевидно!

— Не могу согласиться с вами, Люций. Если вы помните, я умер и теперь впереди у меня чуть ли не вечность. Так куда же и зачем мне спешить?

— Но истина…

— Извините Гариль, но в ваших книгах ее нет.

Канцлер резко встал и, не попрощавшись, вышел.

— Святой Гора. — Услышал Проквуст голос капитана Хала. — По-моему вы обидели канцлера.

— Да, — кивнул Георг, — похоже, вы правы. Может быть, мне извиниться?

— Это будет полезно.

Проквуст вышел вслед за Греоном, не надеясь его догнать: канцлер был мастером межмерных переходов. Но тот задумчиво стоял сразу за дверью, словно дожидался Георга.

— Люций, простите меня за резкость. Я не должен был так говорить.

— Я не сержусь на вас Гора, ведь, по сути, вы правы. — Канцлер нервно перебирал своими щупальцами. — Среди нас действительно нет истины. И не надо возражать, Георг! Дело даже не в истине, к ней можно стремиться, дело в том, что внутри нашей цивилизации исчезли внутренние мотивы к развитию. Поэтому столь жадно мы бросаемся на внешние побудители. Вот вы, Гора, стали идеальным фактором внешнего побуждения. — Греон опять задумался.

— Люций, вы слишком категоричны.

— Нет, я знаю, что это так!

— Но я уверен, что не все хоравы думают также!

— Да?!, — Канцлер озадаченно наклонил голову. — А откуда у вас такая уверенность?

— Да, ниоткуда! Просто чувствую, что это так. Не может быть одинакового мышления среди миллионов разумных существ.

— Георг, но мы живем, сотни тысяч лет и за это время во многом унифицировались.

— Все равно не верю!

Канцлер покачал головой.

— Сколько общаюсь с вами, Георг, и все время вы меня удивляете. Откуда у вас столько чутья?

— Ирийская цивилизация по сравнению с вашей очень молода. Может быть дело в этом?

— Может быть. — Греон возбужденно прошелся взад вперед. — Значит, не все думают, как я?

— Несомненно!

— Что ж, это хорошо!

— Не понял, что хорошо?

— Хорошо, что стало появляться инакомыслие. И это благодаря вам Святой Гора.

— Благодаря мне?

— Да. Вы, кажется, все-таки разбудили хоравов.

Проквуст шел к себе домой и вновь и вновь прокручивал этот разговор. Он не совсем понимал радость канцлера, но был рад, что тот на него не сердился. В обычно пустынном коридоре, где находились его апартаменты, мелькнула фигура хорава. Она пересекла коридор и скрылась в боковом проходе. Через некоторое время, когда Георг подошел, хорав вдруг вынырнул прямо на него. А может быть, это был другой хорав? Проквуст не успел об этом подумать, потому что вместо того, чтобы традиционно приостановится и поприветствовать его, хорав стремительно кинулся к нему и выдернул из недр черного плаща длинный кинжал, густо изрисованный замысловатыми узорами. Георг не усел среагировать, как лезвие почти по самую рукоятку погрузилось в его солнечное сплетение. Он словно на стену наткнулся, внутри дернулся разряд боли, стало трудно дышать, ноги стали слабыми и подломились под ним.

Проквуст стоял на коленях и сквозь туман смотрел на капающую с бороздки лезвия красную жидкость.

— Она у них тоже красная. — Мелькнуло у него в голове.

А чуть далее из того же бокового прохода выскочили три молчаливых силуэта, с усилием выкатив перед собой большой ящик с множеством мигающих огоньков. Они суетились перед ним, а его убийца стоял недвижимо рядом.

— Пора. — Сказал кто-то из них.

Убийца шагнул к Георгу и, наклонившись, произнес:

— Я не имею к тебе зла, святой Гора, но ты ведешь нас не туда.

Его рука потянулась к рукоятке. В странном озарении Проквуст вдруг понял, что хотят эти хоравы. Сейчас они выдернут кинжал и его биоорганизм умрет, а они затащат его живую душу в этот ящик, в котором спрячут. В глазах потемнело. Нет, — хладнокровно поправил себя Георг, — уничтожат. В нем словно волна огня прокатилась: как, закричала душа, меня, несущего рок, хотят поразить эти четыре обезроченных существа?! Да, никогда! В его горящем сознании вдруг всплыло орудие убийства. Вот оно, остро заточенное лезвие, с которого капает и капает его кровь. Но ведь на самом деле нож, это не холодное оружие, это символ намерения на убийство! Если наш мир иллюзия Господа, следовательно, он подвластен разуму! Это не нож, не кусок смертоносной стали, а сгусток ненависти или холодной расчетливости, по которой твой организм должны остановить, сказать ему, стоп, ты убит, как в детской игре в «войнушку». И организм подчиняется таким приказам, послушно расставаясь со своим хозяином — твоей душой. Тогда надо просто отменить ариказ!

Откуда только силы взялись! Проквуст встал перед испуганно отпрянувшими хоравами и, обхватив странной формы рукоять, выдернул из себя металл. Грудь резко кольнуло, но он машинально провел над раной свободной рукой, и боль стихла, сменившись легким зудом. Георг медленно обвел взглядом застывших в немыслимых позах убийц, потом приподнял красное от крови орудие.

— Вы можете не ходить со мной, недруги мои, но запомните, убийство, очень тяжкий грех! Не надо смотреть на меня со страхом, я ни мститель. Вам все понятно? Что застыли в столбняке? Вам пинка для скорости дать или кольнуть кинжалом?!

И несчастные, сломленные хоравы, бросились позорно бежать прочь. Им было стыдно и страшно. Очень страшно.

Канцлер склонился над лежащим под покрывалом Проквустом.

— Что с вами, Георг? Вы не пришли сегодня на сеанс снятия координат.

— Я не мог. — Георг выглянул из-под одеяла. — Я заболел.

— Что значит, заболел?! Биорганизм не может болеть!

— А мой болеет!

— Хорошо, допустим. — Гариль внезапно успокоился и уселся на стоящее рядом кресло. — И в чем выражаются симптомы болезни?

— У меня жар и слабость. И не стоит надо мной подтрунивать, Люций. Мне и без вашей иронии плохо.

— Но позвольте, Георг…

— Не позволю!, — Жестко оборвал его Проквуст. — Вы, канцлер, лучше разберитесь со своими разбуженными хоравами, которые меня чуть не прикончили!

Гариль возбужденно вскочил.

— Что значит, чуть не прикончили, на вас что, напали?!

— Совершенно верно, напали. — Видимо от взаимного возбуждения Проквусту стало лучше, он решительно скинул с себя одеяло и сел на кровати. Из-под подушки он вытащил кинжал с остатками засохшей крови. — Вот, Люций, полюбуйтесь на орудие убийства.

— Убийства?, — Гариль машинально взял в руки нож. — Боже мой!, — Воскликнул он. — Я уж и не думал, что такие сохранились!, — Он поднял глаза на Проквуста. У того на голой груди в солнечном сплетении, там, где было сердце, багряным пятном красовался свежий шрам. — Господи, Георг, вас что, действительно ударили этим ножом?!

— Совершенно верно, Люций, именно этим, и по самую рукоятку.

— Невероятно, — прошептал канцлер, — этому ритуальному ножу миллион лет, не меньше! Знаете, Гора, что здесь написано?

— Нет, конечно.

— Здесь написано: если вытащил из ножен, то ударь насмерть.

— Очень занятно. — Проворчал Проквуст, надевая плащ.

— Георг!, — Вскричал вдруг Гариль так громко, что Георг вздрогнул. — Вам же немедленно нужно провести диагностику!

— Зачем?

— После такого удара, — Люций показал гибким пальцем на свою грудь, — биоорганизм не может функционировать!

— Я это понял и без вас, канцлер. Хорошо, видите на свою диагностику.

— Опять вы явили чудо, Гора. — Прошептал еле слышно Гариль. — Вы пугаете меня, Георг.

— Чем же?

— Миром, который прячется за вашими плечами.

Напавших на Проквуста хоравов нашли, это не составило особого труда. Эти четыре бунтаря-террориста знали, что камеры слежения запишут их преступление, и все равно решились на него. И вот теперь они стояли перед советом Медины и могли говорить: им внимала вся планета.

— Чужак лишил нас своего солнца!

— Он украл у нас спокойную и достойную жизнь, которую мы пестовали многие тысячи лет, к которой привыкли.

— А взамен подсунул примитивную сказку о неких истинах.

— Кто из хоравов нуждается в иных истинах, кроме собственной жизни, кроме жизней своих собратьев?!

— Нам это завещано нами самими!

— И мы свято должны блюсти эти заветы!

— Потому что мы сами и предки и потомство и другого нам не дано! Мы выбрали такой путь, и свернуть с него теперь нельзя!

Преступников никто не прерывал, члены совета сидели мрачные, то ли оттого, что были возмущены речами отступников, то ли потому, что сочувствовали им. Проквуст тоже молчал, и тоже был мрачен. Наконец подсудимые выдохлись. На середину вышел канцлер.

— Братья мои!, — Обратился он к планете. — Вы свидетели, что преступникам была предоставлена возможность, высказать свою точку зрения. Мы не будем перевоспитывать их или лишний раз убеждать других. Есть нечто более убедительное, чем слова. Я не исключаю, что кое-кто из хоравов разделяет их отступническую точку зрения, но сегодня настал момент истины. Мы с вами вместе выбирали путь к истине, мы вместе сделали пришельца своим святым. Разве вы забыли это?!, — Голос Гариля загремел — А вы?!, — Канцлер повернулся к подсудимым и указал на них рукой. — Против чего вы восстали? Вы хотите по-прежнему прозябать около гаснущего солнца или бесцельно скитаться по вселенной? Это для вас настоящая цель жизни?! Нет, мы сделали ошибку, забыв бога, и он наказал нас, забыв нас, лишив искр своего благостного огня. Честь ему и хвала, что он дал нам, заблудшим, знак, что есть еще надежда. Господь прислал Святого Гору. — Гариль повернулся в сторону Проквуста и поклонился.

Георг вскочил и машинально ответил. А канцлер продолжал вещать.

— Да, пришелец родился в недрах молодой цивилизации, которая находится в самом начале пути к мудрости, но, сколько в нем божьего огня?! Больше чем во всех нас!, — Люций замолчал и нервно потер руки. — Сейчас вам покажут запись преступления этих четырех отступников, и вы сами решите их участь.

Канцлер ушел в сторону, а на его месте началась голографическая трансляция записи системы наблюдения. Георг взволнованно смотрел сам на себя, на стремительный бросок убийцы, на кинжал в его руках. Он вдруг подумал, что присутствует при исключительном моменте: вся планета, затаив и без того редкое дыхание своих биорганизмов, смотрела на недавнее происшествие с ним. До сих пор оно было только его, личное, а теперь зажило самостоятельно, поселяясь в умах хоравов.

Запись кончилась и воцарилась долгая безмолвная пауза. Канцлер держал ее мастерски, и шагнул вперед именно тогда, когда было нужно. В руках у него был тот самый нож.

— Смотрите, хоравы, вот оно, древнее орудие убийства, готовое отнять у нас знак божий! Что заслуживают предатели, пытающиеся лишить свой народ дороги к богу?

— Смерти!, — Глухо раскатилось эхо по всей Недине.

— Совет!, — Канцлер обратился к важным обладателям плащей. — Что скажите вы?

— Мы согласны со своим народом!

Гариль повернулся к подсудимым. Те держались уже менее уверенно, Им было страшно.

— Глупцы! Понимаете ли вы, что сейчас произошло?! На Недине смертная казнь не выносилась почти миллион лет! Вы умудрились заслужить смерть там, где ее нет! На колени перед народом и кайтесь, может быть, он простит вас.

Преступники переглянулись. Они были растерянны и, наверное, уже не столь уверенны в своей правоте, но падать на колени и вымаливать прощение они не хотели. Поколебавшись, они застыли в немом отрицании предлагаемого унижения. Проквуст ясно ощутил все это и понял, что не может допустить того, что неизбежно приближалось. Он представил, что его несостоявшихся убийц могут действительно казнить и нанести урон всему народу. Поэтому он вскочил и закричал.

— Стойте!, — Георг поспешно подошел к Гарилю. — Канцлер, ни слова больше, дабы не свершилось непоправимое!, — Он повернулся к совету. — Позвольте сказать.

Заручившись молчаливым согласием, Проквуст повернулся в сторону подсудимых.

— Ваша смерть мне не нужна, я давно вас простил. Тем более, что благодаря вам я познал себя глубже, чем прежде. Вы должны признать, что, даже противясь богу, вы все равно остаетесь орудием в его руках. Вы провинились не передо мной, а перед вашим народом, и он приговорил вас к смерти. Я не собираюсь его от этого отговаривать, воля народа священна, но убийство порочно!, — Георг повернулся к аудитории. — Не стоит отбирать жизни даже по воле целой планеты.

— Так что же, простить их?, — Раздался голос от одного из членов совета.

— Нет, я этого не говорил. Более того, я считаю, что если планета решила забрать их жизни, то пусть это сделает тогда, когда в этом будет необходимость.

— Святой Гора, поясни, о какой необходимости идет речь?, — Громко спросил канцлер.

— Не знаю. Могу только предположить, что в космосе могут сложиться некие опасные условия, устраняя которые можно потерять жизнь. Вот я и предлагаю, пусть эти четверо провинившихся будут должны свои жизни Недине и всем хоравам. Если уж суждено им умереть, то по необходимости и ради спасения планеты или своих соотечественников.

Гариль мгновенно понял выгоду и мудрость предложения Георга и поэтому среагировал раньше всех. Он быстро подошел к подсудимым и сурово спросил:

— Вы согласны с предложением Святого Горы?

— Да!, — Хором ответили все четверо.

Канцлер повернулся в сторону транслирующих суд камер.

— А народ Недины согласен со святым Горой?

— Да!, — Вновь разнесло эхо облегченный выдох миллионов хоравов.