Маленькая церковь, стиснутая между двумя многоэтажными бетонными чудовищами. Низкий потолок, у входа — микроскопическая чаша со святой водой. Маленький красно-сине-жёлтый витраж с Иисусом, под ним — белая статуя самого Спасителя, маленький алтарь и невысокий амвон, у подножия которого нацарапано неприличное слово. Четыре лавки, на одной из которых спит и воняет бездомный мужик, а на другой сидит Эрвин.

Львиную долю свободного пространства занимает стоящий на двух табуретках гроб с деформированным телом Маки ван дер Янга. Покойник одет в дешёвый бумажный костюм.

Небритый пожилой священник торопливо и шепеляво проводит службу — явно хочет побыстрей отделаться от рутины и закинуть тело в расположенный за стенкой мобильный крематорий.

— Хотите сказать что-нибудь об усопшем?.. — вопросительный взгляд упирается в Эрвина, который по случаю переоделся в заношенный парадный мундир с парой выцветших за долгие годы наградных планок.

Несмотря на то, что в глазах священника читается явная надежда на отрицательный ответ, скаут кивает и проходит на трибуну. Волнуется — мнёт побитую молью тряпичную фуражку, то разворачивает листок бумаги, то убирает, то опять собирается читать… Наконец решается и прячет записку в карман.

— Мы… — кашляет. — Простите. Мы с Маки служили вместе. Верней, не совсем вместе: он был офицером, я — рядовым, а между ними пропасть размером с каньон, так что… Он был моим командиром, да. Так будет вернее. Но несмотря на эту самую пропасть между капитаном и сраным рядовым, которых могли в любой момент набрать хоть тысячу, он полез спасать меня и таких же сраных рядовых. Нарушил приказ, пожертвовал карьерой, вылетел из армии, которая была для него всем, умер в первый раз. Клинически, — уточнил Эрвин, когда наткнулся на недоумевающий взгляд священника. — Ну, в общем, он тогда спас меня. Во второй раз всё было немного иначе: Маки мог сбежать из Блю Ай один, но он и тогда попёрся меня выручать, хотя не знал здания, не был вооружён и вообще не представлял, во что ввязывается. И опять вытащил. Ну и в третий раз — тут, конечно, без героизма обошлось, и вся заслуга Маки в том, что он столкнул меня с крыши, но всё же, всё же…

Бродяга всхрапнул и снова тихонько засопел. Эрвин посмотрел на него так, будто хотел разложить взглядом на атомы.

— В последние дни покойный очень хотел стать хорошим человеком, — продолжил скаут. — Почему-то для него это было так важно, что он творил полную херн… Простите, святой отец. Я хотел сказать, полную ерунду. Неправильную ерунду. Но, несмотря ни на что, я могу сказать, что всё это время он и так был хорошим человеком. Ну и мудаком иногда, но кто из нас без греха?.. Ой, ещё раз простите, святой отец. Как-то вот так… — он посмотрел на спокойное бледное лицо своего командира. — Что ж, прощайте, кэп. Увидимся на той стороне.

Через три часа.

Пустой бар. Сквозь жалюзи пробиваются полоски дневного света, по которым то и дело скользят тени прохожих. Новые столики, уютные диваны, на которых ещё никто не сидел, нетронутая доска для дартса. Стены задрапированы зелёной тканью и скрыты за деревянными панелями, от которых опьяняюще пахнет смолой и лаком. Едва слышно гудит холодильник с бутылочным пивом. Изнывающий от жары город бурлит жизнью и шумит совсем рядом, а тут — прохлада, полутьма и тишина.

Монетка, падающая в музыкальный автомат, лязгает неприлично громко, как свалившееся с высоты жестяное ведро.

— Налей мне ещё!

Голос давно умершего музыканта тщательно выводит: «I don't want to set the world on fire».

— Нет, так дело не пойдёт. Я не успел открыться, а ты хочешь меня разорить?

— Блядь, Маки, это я купил тебе этот бар, а ты зажал мне стакан бухла?

— Да, но тут остался всего стакан до полной бутылки!.. — проворчал я, но всё-таки налил скауту, который сидел с другой стороны барной стойки.

Пока лился напиток, я то и дело с удивлением косился в зеркало на незнакомое лицо, которое на мой вкус было слишком молодым и смазливым. Было чему удивляться, когда за несколько десятков лет привык наблюдать жуткую пропитую морду с всклокоченной сединой.

— Слышал бы ты ту речь, Маки! Слышал бы! — продолжал рассказывать скаут. — Надо будет записать и прочитать её на твоих настоящих похоронах.

— Не дождёшься, — усмехнулся я. — Теперь-то я легко тебя переживу.

— Уже придумал, что будешь делать с прахом? — Эрвин покосился на стоявшую на стойке урну.

— Не-а, — я помотал головой. — Развею, может, где-нибудь.

— Романтично. Жаль, что все железки из тебя Кристобаль выковырял, можно было бы статую сделать. Не могу понять, ему-то нафига твои внутренности?.. Ладно Нтанде, она хоть занималась этим профессионально, а Ортега…

— К чёрту, — махнул я рукой. — Не будем думать об этом. У нас теперь другие заботы. Да и у него их тоже хватает.

— Да уж, — усмехнулся напарник. — Когда у тебя за одну ночь непонятно куда пропадают активы на пару миллиардов, поневоле занервничаешь.

— Кстати, Юнгер не выходил с тобой на связь? — я взял первый подвернувшийся под руку стакан и принялся его протирать. Не то чтобы в этом была какая-то необходимость, просто старался потихоньку вырабатывать профессиональные привычки.

— Нет, — напарник покачал головой и хорошенько отхлебнул из стакана. Едва слышно звякнули друг о друга льдинки. — После смерти Нтанды был последний раз. Наделал он дел, конечно…

— Наделал, — согласился я. — И неплохо всё рассчитал. Кому теперь до него есть дело, когда кандидат-фаворит исчез?

Эрвин пожал плечами.

— Ну а что ты хотел? Он же никому сам по себе не мешал.

— Нет, я о другом. Корпорации включились в гонку и бросили все силы на продвижение своих кандидатов, а значит все второстепенные задачи сейчас либо забыты, либо отложены в долгий ящик. А ведь результаты выборов можно будет оспорить, и тогда начнётся полный хаос.

— Куда больше-то? — Эрвин кивнул в сторону окон.

— Есть куда, — буркнул я, опуская глаза. — Глупо это всё. Никак не отпускает ощущение, что мы многое сделали, но совершенно ничего не поменяли.

— А ты хотел бы? — усмехнулся скаут.

Я помотал головой:

— Да нет… Смотри, я не верю в то, что люди меняются. Техника, гаджеты — это да, а люди, как были идиотами, когда я был ребёнком, так и остались, разве что сменили тему своего идиотизма. У нас был шанс дать дорогу чему-то принципиально новому, не человеческому, но вместо этого мы просто вернули всё на круги своя.

— Да брось ты, — скаут неуклюже махнул рукой — похоже, алкоголь наконец-то ударил ему в голову. — Я знаю, о чём ты думаешь. Искусственный разум, новый мир, рост, развитие… Может и так. Но ты сам его слышал: нахер ему не сдались наши рост и развитие, он хочет развлекаться. И, честно говоря, я совершенно не удивлён. Мне кажется, тут как с детьми: если один родитель — тупой еблан и второй родитель такой же, глупо ожидать, что у этой парочки родится Эйнштейн. Плоть от плоти, яблоко от яблони. Понимаешь?..

Я понимал.

За окнами кто-то трижды громко посигналил, сквозь песню до моих ушей донёсся крик «Козёл!» Я по привычке попытался включить усиление слабых звуков, но такой функции в моём новом теле не было.

— Чёрт… — я зачем-то потянулся к голове и ощупал ухо.

— Что? — поинтересовался Эрвин и сделал ещё один глоток. — Никак не привыкнешь?

— Угу, — пробубнил я. — Какие-то действия пытаюсь сделать на автопилоте, а потом вспоминаю, что не могу.

Скаут развёл руками, чуть не сбив со стойки мисочку с крекерами:

— Привыкай. Что нашли. Я рассказывал тебе, как это было?..

— Раз десять, — проворчал я.

— Говорю ему, слушай сюда, Юнгер ты или Адам, хрен тебя знает! Убью я эту твою Нтанду! Убил бы и за просто так, но раз Маки ван дер Янг готов прямо сейчас отдать богу душу, делай что хочешь, но чтоб он жил!

— Я помню! — сложно было сохранять самообладание, выслушивая одну и ту же историю по десятому кругу, но очень уж Эрвин любил её пересказывать, каждый раз добавляя всё новые подробности.

— А Юнгер и отвечает: я, мол, не обещаю, но честно постараюсь. И постарался, представляешь?.. Я тащил твой труп на себе, Маки! Тащил!.. Потом в…

— Да-да, — не выдержал я. — Я всё помню! И про то, как ты меня вытащил из дата-центра, и про то, как угнал машину, и про то, как вломился в клинику, и про то, как Юнгер пригнал на первом же попавшемся такси целых три тела. Только заткнись, ради всего святого.

— Два делали операцию третьему! — кивнул напарник, пропустив последнюю реплику мимо ушей. — А я бегал рядом с Мачи Но Ха и орал, что всех порублю на салат, если что-то пойдёт не так!

Я закатил глаза:

— Уверен, ты очень помог.

— Ай, ну тебя… Ещё! — Эрвин потряс в воздухе пустым стаканом.

Скрутить горлышко у новой бутылки, налить до половины, добавить льда:

— Ты уже знаешь, чем будешь заниматься? — полюбопытствовал я. — Если хочешь, оставайся тут. Работа всегда найдётся.

— Дай угадаю, хочешь, чтоб я был вышибалой? — ухмыльнулся напарник.

— А почему бы и нет?

— Хотя бы потому, — высокомерно ответил скаут, — что у меня девять миллионов на счету!

— О, так значит ты можешь расплатиться за бухло? — съязвил я.

— Могу, — глоток. — Но не буду.

— Ладно, и всё же. Оставайся! Отставникам лучше держаться вместе, мало ли что?

Эрвин скривился так, будто я вместо виски налил ему уксус.

— Не-ет. Это твоя пенсия, Маки, не моя. Это ты можешь провести тут ближайшие сорок лет, протирая стаканы и кайфуя от того, что ничего не меняется, а я от такой жизни через неделю волком взвою.

— А от какой не взвоешь? — я подобрался, заранее зная, что услышу.

— Соберу банду, буду чистить город от всякой чёрной мрази. Схожу для начала к Мусаями, может, у него найдётся работа. А не найдётся — всё равно не стану сидеть без дела. Раз даже ты под наркотой сумел навести в гетто шороху, у меня и подавно получится. А может быть — кто знает? — соберу личную армию и захвачу какое-нибудь маленькое государство. Впервые я совершенно свободен и ничто меня не ограничивает! Девять лямов, Маки! Да я за эти деньги целый полк соберу с техникой, авиацией и артиллерией — и разъебу всю Африку вдребезги! Дух захватывает, правда?

Я всплеснул руками:

— Но какой в этом смысл?!

— А какой смысл во всём? — ухмыльнулся скаут. — Только пожалуйста, не начинай снова читать проповеди, а то я и так спать хочу. Это просто весело.

— Псих, — покачал я головой.

— Может быть, может быть, — закивал скаут. — А может быть, я единственный в этом мире знаю, что хорошо, а что плохо. Может быть, моё субъективное мнение и есть объективная истина, а?

— Иди к чёрту, — огрызнулся я.

Пауза, заполненная неловким молчанием. Песня стихла.

— Есть ещё монетки? — спросил напарник.

— А Мама в твоей системе координат — это хорошо или плохо?

Впервые я видел, чтобы человек трезвел так быстро. Скаут подобрался, напрягся и крепко стиснул челюсти, мгновенно став похожим на железную статую самого себя.

— Некоторым вещам, Маки, — отчеканил Эрвин, — лучше остаться в прошлом. Понял?

Мы долго смотрели друг на друга, не мигая. Скаут — с насмешкой, я — жалея, что не могу испепелить оппонента взглядом.

Ничего поделать я, конечно, не мог. В прошлом теле можно было бы посостязаться с напарником и выйти победителем, но точно не теперь, когда всё боевое железо изучают люди Кристобаля, а моя новая тушка, хоть и моложе, но несравненно слабее прошлой.

Решение пришло неожиданно.

Эрвин заметил, как я поменялся в лице, за долю секунды понял, что сейчас произойдёт, но помешать так и не успел.

Я произнёс Слово.

Ни на что не надеясь, больше для самоуспокоения: мол, сделал всё, что мог, не вышло — значит не вышло.

Что творилось в башке у напарника? Был ли тот сбой вызван ударом по башке, или сумасшедший киборг смог преодолеть некий психологический барьер? А если первое, то могли ли бесконечные инъекции сыворотки и наномашин восстановить его способность менять личность по щелчку пальцев?.. Я не имел ни малейшего понятия и просто ждал эффекта или его отсутствия.

В следующее мгновение плечи Эрвина опустились.

Он ссутулился и принялся озираться по сторонам с совершенно беспомощным видом. Потом зачем-то поднял ладони к лицу и тщательно их осмотрел.

— Прости, приятель, — я развёл руками. — Некоторым вещам лучше остаться в прошлом.

— Ну и сука же ты, Маки, — плаксиво сказал Эрвин. — Какая же ты сука.

Москва, 2019 г.
Загрузка...