Титулярный советник

Глава 31

Говорят, страх придает человеку крылья. Генерал наверняка двигался со сверхчеловеческой скоростью — но я успел швырнуть в него сначала Булаву, потом Копье в упор — и откатиться в сторону, нырнув под гудящий Кладенец.

Вряд ли промазал — но не увидел привычных искр от попадания боевого заклятия в Щит. Генералу с его силищей мои удары оказались, что слону дробина. Даже не дернулся. Пролетел несколько шагов по мостику, снес огненным мечом кусок штурвала — и снова развернулся ко мне. Как и тогда во дворце Юсупова, он не пытался применять дальнобойную магию. То ли пользовался излюбленным смертоносным плетением, то ли посчитал, что в замкнутом пространстве, когда обоим некуда бежать, не найдется ничего лучше Кладенца, от которого не спасут ни Кольчуга, ни Латы, ни даже самый крепкий Щит. Лицом к лицу, врукопашную — и из знакомых мне боевых заклятий и плетений было только одно, способное остановить смертоносное лезвия Кладенца.

Дар против Дара, сила против силы. Подобное против подобного.

Поднимаясь с пола, я зажег на ладони собственный огненный клинок. Пусть не такой могучий, как у генерала, покороче — скорее похожий на палаш или римский гладиус — но тоже полыхающий всей мощью рода Горчаковых. Плетение вышло почти безупречным, и в свете двух огненных мечей в глазах его превосходительства на мгновение мелькнуло что-то вроде одобрение.

А через мгновение мы сцепились снова. Клинки сшибались, высекая искры, мелькали по всему мостику, разнося приборы и оставляя на стенах глубокие алые борозды. Генерал фехтовал куда лучше и без труда давил меня силой — но я каким-то чудом успевал раз за разом или подставлять свой меч под его бешено завывающую косу, или хотя бы отступить. Я не мог, не должен был двигаться с ним в одной реальности — такая нагрузка высосала бы мой резерв до капли в считанные секунды.

А резерв все не кончался. Наоборот — силы Дара вдруг стало столько, что она сама вырывалась наружу. Полыхала, разлетаясь брызгами, делала свечение Кладенца невыносимо-ярким, выдавливала наружу потрескавшиеся толстые стекла на мостике — но не уходила.

Дед. Со всей своей силищей он не мог оказаться рядом, чтобы защитить меня. Зато дотянулся, почувствовал, что я в беде. Что сейчас магия куда нужнее здесь, на “Бисмарке” — и замкнул на меня всю мощь родового Источника. Даже теперь ее не хватало, чтобы одолеть матерого Одаренного на несколько классов выше — но я держался.

Пока генерал не сменил тактику. То ли по-настоящему разозлился, то ли просто устал плясать по мостику — и вместо того, чтобы снова налететь на меня с Кладенцом, отступил на пару шагов, чуть отвел свободную руку — и выбросил вперед растопыренной ладонью.

По мостику будто прошел… нет, точно не порыв ветра. И даже не ураган — больше это напоминало взрыв фугасной гранаты. Остатки приборов разлетелись по полу ошметками. Уцелевшие стекла брызнули наружу искрящейся крошкой. Даже толстый металл рубки со стоном поддался, лопаясь по швам. Я кое-как закрылся и каким-то чудом даже устоял — только проехал подошвами по полу несколько шагов.

Щит, усиленный родовым Источником, выдержал и второй удар генерала… зато не выдержал я сам. Приложило так, что на мгновение перед глазами мелькнули мои собственные ноги в ботинках, подлетевшие выше головы. Меня швырнуло об стену с такой силой, что все кости хрустнули разом, но многострадальному мостику досталось еще больше: металл жалобно застонал, расступился под спиной — и, напоследок ужалив в бок острой кромкой, выпустил меня наружу.

Не знаю, как я вообще не отключился после полета с нескольких метров. То ли удачно перевернулся в воздухе, то ли выручила магия, чуть замедлившая падение. А может, я и правда на мгновение потерял сознание, ударившись о палубу — но тут же пришел в себя, когда на мое лицо упали холодные капли

Крупные, тяжелые — я и не успел заметить, как дождь усилился. Когда мы шагали к “Бисмарку” по набережной, с неба понемногу моросило уже не первый час — но по-настоящему стихия разгулялась только сейчас. Будто небесная канцелярия решила хоть немного притушить полыхающий в городе пожар.

Хоть и не слишком успешно. Тягучие нити дождя ложились на палубу, барабанили по броне крейсера, но все равно не могли заглушить шум боя, доносившийся с площади перед Зимним. Народники наверняка уже окончательно смяли жандармов — но теперь у стен дворца появился новый противник. Я не мог подняться — не мог даже толком повернуть тяжелую звенящую голову — но монотонное стрекотание пулеметов не спутал бы ни с чем. Панцеры шли на приступ, и их встречали вернувшие силу Одаренные.

Бой не стихал — и на площади, и на набережной, и на самом крейсере. Выстрелы гремели со всех сторон одновременно. Уцелевшие канцеляристы из отряда Багратиона, офицеры из училища и юнкера давили солдат в мундирах оружием и магией, но и среди тех нашлось достаточно Одаренных. От мощи заклятий все стальное тело “Бисмарка” то ли дело вздрагивало, будто кто-то лупил по корпусу огромным молотом, и охватившее палубу пламя уже не могла потушить даже вода с неба.

И из этого стихийного безумия ко мне шагал генерал. Шел, не скрываясь ни от пуль, ни от магии — и те будто сами боялись его, огибая стороной. Схватка измотала меня до предела, но и для него, похоже, тоже не прошла бесследно. Его превосходительство потерял всю сверхъестественную прыть — но упрямо удерживал прожорливое плетение Кладенца. Огненное лезвие дымилось от капель дождя и волочилось по палубе, выжигая на досках глубокий след — словно вдруг стало слишком тяжелым.

Я уперся ладонями в палубу, сплюнул скопившуюся во рту кровь и кое-как поднялся генералу навстречу — а что мне еще оставалось? Никто не спешил мне на помощь, взятая взаймы у деда и родового Источника сила исчезла… но какая, в сущности, разница?

Чтобы не подохнуть на коленях, хватит и собственной.

Избитое тело взвыло болью, каждое движение отдавалось в боку и спине противным хрустом, но встать на ноги я все-таки смог. Нечего было и думать сплести Кладенец — остатков резерва не хватило бы даже на перочинный ножичек. Так что я просто пятился, пока не собрал достаточно, чтобы швырнуть Булаву. И Серп. И еще один.

Генерал принял два удара на Щит, а третий отбил Кладенцом. Огненное лезвие остановило несущееся над палубой заклятье — и вдруг, описав в воздухе полукруг, рванулось ко мне. Так быстро, что я едва успел отпрянуть. Клинок с хищным шипением прошел прямо перед лицом, влево — и понесся обратно.

Раз, два, три — крест-накрест. Глаза генерала то ли отражали сияние магии, то ли сами горели в полумраке безумным пламенем. Половину его лица заливала кровь — наверное, зацепило осколком стекла. Растрепанный и мокрый, он уже ничем не напоминал того осанистого офицера из дворца Юсуповых.

Нет, теперь я видел перед собой чудовище, бездумную машину из плоти, единственной целью которой было уничтожить меня. Не просто убить, а раздавить, изрубить и втоптать ошметками в палубу “Бисмарка”. Я пятился, изредка огрызаясь бесполезными заклятиями.

Пока снова не ударила магия. И вполовину не так крепко, как в прошлый раз — но теперь хватило с избытком. Меня отшвырнуло чуть ли не на десяток шагов, протащило по мокрой палубе и впечатало в лафет носового орудия так, что из легких с хрипом вышел весь воздух. Я скорчился, попытался отползти — но сил не хватило даже перевернуться на бок.

— А ну-ка постой, любезный.

Голос со стороны борта прозвучал негромко — куда тише, чем пальба на набережной или редкие выстрелы на орудийной палубе. Но настолько зловеще, что уже замахнувшийся огненным клинком генерал на мгновение замер — и потом медленно развернулся. Я тоже кое-как выкрутил шею, вглядываясь в озаренную огнем темноту…

И застыл.

Дед в мокром от дождя плаще стоял от нас всего в нескольких шагах, словно только что перелез через борт, выступавший из воды на четыре человеческих роста. Он заметно горбился и так налегал на трость, будто и вовсе не мог без нее держаться на ногах: где бы, какими бы немыслимыми дорогами ни проходил его путь на “Бисмарк” — он явно дался старику нелегко.

Генерал возвышался над ним чуть ли не вдвое. Огромный, широкоплечий, насквозь промокший, с безумными глазами на залитом кровью лице и пылающим Кладенцом, растущим прямо из руки.

Но я при всем желании не смог бы сказать, кто из них двоих показался мне страшнее.

— Отойди от внука, кому сказано, — негромко проговорил дед. — Или рассержусь.

Прозвучало это настолько убедительно, что на мгновение даже показалось — генерал послушается. Погасит свой страшный меч, отступит и позволит себя арестовать. Предстанет перед судом государыни и будет умолять хотя бы заменить расстрел на пожизненную каторгу.

Но ничего подобного в его планы не входило. Генерал посмотрел на меня, шевельнул залитыми кровью усами, вдруг став похожим на злобно ощетиневшегося хорька — и молча бросился на деда. Тот не отступил и на шаг — даже не дернулся. Только легонько стукнул кончиком трости о палубу — и несущаяся на него могучая туша с огненным мечом вдруг замерла.

Но не сразу, а будто влетев с разбегу в густой студень. Генерал еще двигался, еще пытался крикнуть что-то, широко распахивая рот — но неведомая сила не дала больше сделать и шага. Замедлила до предела, заморозила — и дальше принялась вытягивать уже не тепло, а саму жизнь.

Сначала погас Кладенец — не растворился с шипением, а просто исчез без единого звука. Побледнело лицо, потускнели золоченые пуговицы мундира — а потом и все остальное стало стремительно выцветать. Генерал будто превращался в собственную черно-белую фотографию. Лишался красок — а за ними и того, что связывала его плоть воедино.

Наверное, не будь дождя, это смотрелось бы даже красиво: ветер подхватил бы черно-серый пепел, протащил по палубе, развеял над Невой, сбросив часть останков генерала в воду — а часть унес бы вдаль, к уже розовеющему над крышами горизонту. Но сейчас громадная фигура выплевывала крохотные фонтанчики там, где ее били тяжелые капли. Оседала, расползаясь на глазах, теряла форму и обтекала.

Пока командир Измайловского лейб-гвардии полка не свалился к ногам деда грязной кучей.

— Ну, вот и все, Сашка. — Дед ковырнул мокрый пепел тростью. — Победа наша.

— Уже, что ли? — простонал я, кое-как усаживаясь спиной к лафету. — А как же народники, Зимний?.. Панцеры?

— А с ними, родной, и без нас разберутся. Благо, есть кому — а не то завтра опять начнут болтать, что старый Горчаков с молодым решили весь Петербург под себя подмять. — Дед улыбнулся и поднял воротник плаща. — Верно я говорю?

— Ну… Может, и верно.

Спорить не хотелось. В самом деле — какая разница? Винтовочная трескотня вокруг стихла. “Бисмарк” пал, а столичная знать вернула себе силы. Во дворце достаточно высоких чинов, чтобы раскатать и панцеры, и хоть целый полк гвардейской пехоты.

Но мне почему-то отчаянно хотелось убедиться в этом лично.

Я кое-как поднялся, цепляясь за лафет, проковылял примерно десяток шагов и рухнул грудью на борт. Болело все немыслимо — похоже, в моем теле осталось не так уж много целых костей — но зрелище того стоило.

Площадь почти опустела. Как и набережная: уцелевшие народники уже успели разбежаться, спасая свои жизни. Их никто не преследовал — Одаренным и жандармам и без того хватало работы. Измайловский полк, похоже, пока держался, но этот бой для предателей-гвардейцев оказался не из тех, что можно выиграть… Даже с помощью панцеров.

Деревья в саду перед Зимним еще не успели покрыться листвой, так что я кое-как видел все, что происходило там, у стен дворца. Половина грозных машин уже горела, превратившись в неподвижные остовы, и прямо на моих глазах сразу две одновременно замерли и вспыхнули, выбрасывая в утреннее небо столбы пламени. Остальные еще куда-то катились, огрызались, строча из пулеметов…

Но уже казались совсем не страшными.