Титулярный советник

Глава 15

— Что за хрень?.. — пробормотал Подольский, чуть приподнявшись на локтях.

Ответить никто не смог. Конечно, каждый в палатке прекрасно знал, как звучит грохот выстрелов. И наверняка без труда отличил бы “трехлинейку” от любого пистолета или ружья хоть с десяти шагов, хоть с двух сотен. Но такое все мы слышали впервые.

Неведомая страшная железка стрекотала, как будто где-то на краю лагеря вдруг появился стальной кузнечик величиной с грузовик. Ровно, не сбиваясь, выстрел выстрелом. Бесконечно.

Винтовка… с магазином до земли?!

— На выход! — скомандовал Подольский.

Сам он уже успел подняться с постели и поправлял фуражку. Остальные тут же повскакивали следом — замешкались только те, кто снял сапоги и кители. Чингачгук суетливо мотал портянку, но выбрался наружу немногим позже меня.

— Стро… отставить! — Подольский чуть прищурился, вглядываясь в темноту. — Давайте-ка Ход, Кольчуги и Щиты наготове… И Латы — кто может!

Плетение мощной магической брони для юнкеров-первокурсников было еще не по рангу — да и, пожалуй, сложновато… но человек пять-семь, включая меня, справились. Остальные тут же сбились в куча за нашими спинами, пропуская вперед. Я не возражал — Латы справятся с пулями.

Наверное… Дурное предчувствие накатило, как только я вышел наружу из палатки. Кто бы ни напал на лагерь, они решили связаться с несколькими сотнями Одаренных. Пусть не самых сильных и опытных, зато с боевой специализацией. А значит — или были безумцами.

Или знали, что делают.

Закончив с плетениями, я подхватил со стойки у палатки свою “трехлинейку”. Патронов не было ни в ней, ни по карманам — еще не успел получить перед стрельбами — но все равно с боевым железом в руках я чувствовал себя куда увереннее.

И не я один — Чингачгук с Богданом последовали моему примеру, а через несколько мгновений к ним присоединился и сам Подольский.

— Черт знает, что творится, — проворчал он, обернувшись — Давай за мной. Только осторожно.

Из палаток вылезли не только мы — краем глазам я заметил, как по обеим сторонам собираются такие же крохотные отряды. В полумраке мелькнули даже офицерские погоны — похоже, поблизости оказался кто-то из старших. На мгновение я даже подумал, что все это — просто спектакль, что-то вроде ночных учений, которые решили устроить без предупреждение.

Но нет — слишком уж ошалевший вид был у всех вокруг. И слишком уж много шума доносилось с границы лагеря. Неведомое оружие стихло, и я услышал доносившиеся из темноты вопли, топот, свист и грохот боевых заклятий. Что бы там ни творилось — сцепились, похоже, крепко.

И наши явно проигрывали: страшная скорострельная махина снова заработала, а огрызались ей все реже и реже. А когда в полусотне шагов впереди громыхнуло и расцвело пламя, я увидел людей.

Они просто бежали. Все. И местные солдаты из караула, взрослые мужики, наверняка повидавшие не одну стычку на границе. И юнкера, одетые во что попало — а то и вовсе полуголые и босые. Даже офицеры — они оглядывались и наугад палили в темноту из пистолетов, пытались сдержать остальных. Но даже их грозные оклики едва ли могли превратить происходящее во что-то хотя бы отдаленно похожее на тактическое отступление.

Когда рванул еще один склад с боеприпасами, вокруг стало почти так же светло, как днем. Кто-то за моей спиной негромко выругался и, судя по звукам, развернулся и бросился наутек.

— Куда?! — рявкнул Подольский. — Да чтоб тебя…

— Бегите, дураки! — Кто-то налетел на меня, схватил за плечо и потянул. — Убьют ведь!

Я оттолкнул солдата, но одного взгляда в ошалевшие глаза хватило, чтобы часть страха передалась и мне. Как зараза, как болезнь от тут же распространялся по всему телу — и только усилием воли я заставил себя не побежать, а наоборот — шагнуть навстречу грохоту выстрелов.

Что за дьявольская машина там, за палатками?! Сколько их?! Что за оружие может за несколько мгновений выплюнуть больше пуль, чем взвод солдат с “трехлинейками”? И почему его не оставили Одаренные? Ведь наверняка на границе лагеря — там, где сейчас все полыхает — был дежурный офицер, или даже несколько…

— Так, стой, ребят… Осторожнее. — Подольский расставил руки в стороны, словно прикрывая нас — и вдруг завопил: — Твою мать! Ложись!!!

Меня просить дважды не пришлось — я плюхнулся животом на траву даже раньше, чем успел стихнуть крик. И вовремя: в метре над землей засвистели пули, несколько однокашников, не успевших залечь, с криками попадали. Не помогли даже Щиты: сумасшедшая скорострельность неведомого агрегата вскрыла магическую броню в считанные мгновения — а потом принялась пилить тела. Я выставил вперед “трехлинейку”, положив поперек, будто кусок железа и дерева был способен закрыть меня от пуль.

Магия никуда не делась, но я никак не мог заставить себя ударить наугад, в охваченную огнем ночь. И не только потому, что боялся зацепить кого-то из своих. Скорее уж меня пугало, что неведомая махина, лязгающая железом и плюющая огнем где-то впереди, повернет прямо сюда — вместо того, чтобы пройти мимо.

Не прошла. Прямо передо мной — шагах в тридцати, вряд ли больше — здоровенная палатка с полевой кухней смялась, как коробок от спичек, и навстречу из полумрака полезло что-то огромное и страшное.

Больше всего это напоминало огромного стального жука. Будто кто-то взял гусеничный трактор, оторвал кабину с мотором — и вместо них поставил увеличенный чуть ли не вдвое корпус от “Родины”. Такой же гладкий, зализанный со всех сторон — и только спереди получивший вместо стекол стальные пластины с прорезями, между которых торчал длинный толстый ствол.

Он-то и стрелял, гуляя из стороны в сторону и срезая длинными очередями людей и прошивая насквозь палатки. Замолкал на мгновение — и снова плевался свинцом, выцеливая на фоне горящего лагеря бегущие силуэты.

— Вот зараза! — прорычал Подольский сквозь зубы. — К бою!

Он первым швырнул в стальное чудище то ли Копье, то ли что-то мне пока незнакомое. Но вместо того, чтобы лязгнуть о броню, заклятье… не сработало. И вряд ли бывалый юнкер мог промахнуться с такого расстояние.

“Глушилка”! Конечно, куда ж без нее.

“Жук” замер на месте, перестал стрелять — и принялся неторопливо разворачиваться в нашу сторону, с лязгом перебирая гусеницами. Кто-то швырнул Горыныча, подпалив палатку, но сделал только хуже: теперь стрелок внутри наверняка заметил нас — даже сквозь прорезь в два пальца толщиной.

“Жук” двинулся из огня нам навстречу, наводя ствол. На мгновение замедлился, наткнувшись на свернутую набок кухню — но тут же снова пополз вперед, на ходу вдавливая в землю жалобно стонущий металл. На него со всех сторон валились полыхающие куски ткани, какие-то колья, куски дерева — но, конечно же, не могли навредить броне. Пламя лишь бросало на стальную тварь отблески и тени, превращая механизм во что-то почти живое. Тупое, беспощадное и неуязвимое, громыхающее железом и плюющее смертью через крохотные равные промежутки.

Наверное, эта монотонность и была страшнее всего. Умом я понимал, что там, под толстой броней за чернотой прорези скрывается стрелок. Может быть два или три — и водитель. Не боги или злые духи, а самые обычные люди из плоти и крови. Но неведомая сила все равно заставляла меня вжиматься в землю.

— Отходим! — Подольский поднялся на одно колено и развернул Щит обеими руками. — Быстро! Тут ловить нечего!

Странно, но его голос почему-то прогнал оцепенение. Страх никуда не делся — зато вернулась способность двигаться. Однокашники по обе стороны от меня срывались в разные стороны, а я отшвырнул бесполезную винтовку и собрал Дар. Весь, что был — и даже чуть больше, зачерпнув из Источника. Столько сколько вообще мог, не разорвавшись на части от хлынувшей в тело мощи.

И ударил. Нет, не в самого “жука” — его “глушилка” защитила бы даже от заклятья первого класса — а рядом. Без особых спецэффектов: просто скомкал Даром все, до чего мог дотянуться — и швырнул с обеих сторон прямо в прорези брони. Клочья горящих палаток, какие-то ящики, остатки полевой кухни. Будь поблизости что-то тяжелее, может, удалось бы даже повредить ствол оружие или свернуть его набок — но не повезло: страшная пушка лишь на долю секунды перестала поливать огнем — и ожила снова.

Тра-та-та. Будто вколачивала отбойным молотком.

— Уходите все! — рявкнул я, вытягивая руки вперед. — Я задержу!

На этот раз сорвались все — я не видел даже Подольского, и прикрыть меня Щитом было больше некому. Я уже успел нащупать границы действия “глушилки” — примерно метра полтора от “жука”. И прицельно зацепился именно туда, вгрызаясь Даром в саму землю. Под низ, вглубь — а потом потянул. Так, что аж кости захрустели, будто мне пришлось собственными руками поднимать и стальную махину, и пару тонн сырой почвы.

“Жук” покачнулся, сбивая прицел — и очередь ушла куда-то вверх. Земля под ним разошлась, и влажная кромка с чавканьем приподнялась. На мгновение показалось, что я сейчас справлюсь, что смогу поднять такую тяжесть — а потом просто переверну, похоронив “жука” так, что уже не вылезет.

Но сил не хватило — всего чуть, самую капельку. Все рухнуло обратно. Сталь глухо зазвенела — и снова ожила ревом скрытого под броней мотора и лязгом гусениц.

— Пошли, княже! Не дури! — завопил невесть откуда взявшийся Богдан, плюхаясь рядом со мной на колени.

Впереди снова громыхнуло, и прямо передо нами вверх полетели крохотные фонтанчики земли. Богдан поднял Щит, вздрогнул — и вдруг обмяк, схватился за живот и повалился вперед, уткнувшись лицом в траву.

И вот тут-то у меня в голове и щелкнуло.

— Держать оборону! — заорал я. — Горынычей к бою! Залпом — огонь!!!

Неведомая сила будто подняла меня с земли за шиворот — и швырнула вперед. Не прямо на грохочущий ствол “жука”, а чуть в сторону, вправо. Я в несколько прыжков пролетел десяток метров, на ходу распуская плетение Лат: все равно не поможет — только замедлит.

Снова загрохотало, но уже мимо — даже не близко: стрелку в “жуке” изрядно испортили жизнь. Кое-кто из однокашников все-таки не успел удрать далеко, и в воздух взмыло полтора десятка Горынычей. Базовое огненное заклятье не навредило бы машине, даже не будь в ней “глушилки” — зато перекрывало обзор, разом превратив все перед прорезями брони в сплошное воющее пламя. А я смещался в сторону, как учил еще Андрей Георгиевич.

Уйти с линии огня, подобраться со стороны, нащупать слабое место и…

Нет, с “нахлобучить” оказалось сложнее: стоило мне слегка обойти “жука” со стороны, как рядом снова засвистели пули. Похоже, работала еще и пехота с винтовками. Не особенно многочисленная — но и нескольких стволов вполне достаточно, чтобы добить уцелевших. Я рухнул в траву и, дождавшись очередной вспышки в темноте, почти наугад швырнул три Серпа подряд. Заклятья пролетели над землей шагов двадцать-тридцать, с шелестом срезая траву — и винтовка стихла.

Неужели повезло?

Мысленно досчитав до десяти, я пополз вперед. Старался не поднимать голову, выискивал глазами других стрелков — но так и не разглядел. То ли они слишком хорошо прятались, то ли уже успели уйти дальше вглубь лагеря, чтобы ненароком не отстать от “жука”.

Который уже угрохотал на все полсотни метров, продолжая поливать свинцом горящие палатки. Но я заметил, что теперь он чуть забирает влево, в сторону Бештау: видимо, лезть в самое центр ночные налетчики не собирались.

Неужели уйдет?

Руки наткнулись на что-то липкое. А через мгновение я нащупал и винтовку, и самого стрелка. В самой обычной полевой армейской форме, судя по покрою — только без погон и петлиц со знаками отличия. Улегшись на живот, я забросил трофейное оружие за спину и обшарил подсумки на поясе. Патроны, пачка папирос, кажется, спички…

Есть!

Я понял, что попало мне в руки даже прежде, чем пальцы стиснули холодную ребристую поверхность. Вряд ли мощи осколков, рассчитанных на живую силу, хватит, чтобы пробить броню или хотя бы разорвать стальную гусеницу, но все же в моем положении граната лучше и винтовки, и любого заклятья. А уж если подобраться достаточно близко…

Смерив взглядом разделявшее нас с “жуком” расстояние, я поднялся и, пригибаясь, побежал. Сначала медленно, стараясь без надобности не шуметь — а потом во весь опор. Когда мне оставалось метров двадцать, рядом снова засвистели пули: похоже, пехота не забывала поглядывать по сторонам. Но я уже не собирался останавливаться — просто ломился по прямой, на ходу прикрываясь Щитом.

До последнего. И только когда “глушилка” отобрала магию, а тело разом потяжелело вдвое, лишившись силы Хода, прыгнул. Выдернул чеку, уцепился свободной рукой за какой-то выступ, кое-как подтянулся — и улегся на броне во весь рост, вжимаясь животом в стальную спину “жука”. Машина подрагивала, ползал вперед — и вместе с ней полз и я, пытаясь нащупать кончиками пальцев хоть какую-нибудь щель, отверстие. Хоть какую-нибудь дырку, в которую можно было бы просунуть гранату.

И дырка появилась — прямо передо мной. Крышка люка распахнулась, едва не заехав мне в челюсть, и на фоне горящих впереди палаток появилась чья-то коротко стриженая голова. Левая рука была занята, и вздумай я разжать пальцы — меня тут же сбросило бы “жука” за землю.

Так что я врезал правой. Взведенной гранатой прямо по зубам. Раз, другой, третий. Противник закрылся локтем и ударил в ответ — с такой силой, что в глазах потемнело. То ли рукояткой пистолета, то ли каким-то тяжелым инструментом: правая бровь взорвалась болью, и я сорвался — но перед тем, как свалиться вниз, все-таки успел пропихнуть гранату между краем люка и чьим-то горячим и мокрым телом. И только потом скользнул по покатой броне и, кувырнувшись в воздухе, приложился головой о землю.

И стало темно.