Титулярный советник

Глава 19

— Подумайте сами, господа. — Куракин бесцеремонно отодвинул плечом какого-то солдатика из местных и шагнул вперед. — Тридцать восемь человек погибли. Сорок пять — ранены. Мы все участвовали в бою — каждый! А достойную награду при этом получает лишь один.

Разумеется, я и не думал пригласить на товарищеский сабантуй ни самого Куракина, ни кого-либо из его прихвостней — но они явились сами. Предварительно накачавшись то ли тем же шампанским, то ли чем-то покрепче. Алкогольного “выхлопа” я не чуял — его сиятельство и остальные незваные гости стояли слишком далеко. Но поведение и слова говорили сами за себя.

— Лишь один! — повторил Куракин. — И по забавнейшему стечению обстоятельств этот один вдруг оказался внуком сиятельного князя Горчакова, чьи зверства в столице уже обрастают легендами.

— Не смею спорить. — Богдан развернулся ко входу, едва не расплескав шампанское из кружки. — Без сомнения, ваше сиятельство, без сомнения! Внук князя Горчакова по забавнейшему стечению обстоятельств в одиночку бросился на врага. Случайно убил трех солдат, будучи безоружным. И лишь по воле всемогущего случая уронил в люк бронемашины гранату! Но могу я полюбопытствовать — где в этом время были вы?

— Я…

— Не припоминаю, чтобы видел вас в бою. — Богдан не давал Куракину опомниться. — Сдается мне — оттого, что ваше сиятельство убегали со всех ног, услышав первый же выстрел. По забавнейшему стечению обстоятельств.

Расхохотались все. И приглашенные гости, и, кажется, даже те, кто пожаловал с Куракиным. Ни я, ни кто-то другой действительно не видели его компанию в ту ночь. То ли потому, что их палатки стояли слишком далеко — то ли оттого, что его сиятельство успел удрать.

Или даже знал о ночной атаке панцера куда больше, чем мы.

Но, как бы то ни было, выпад угодил точно в цель. Куракин набычился и снова попер вперед. Кто-то из гостей попробовал встать у него на пути — но его тут же смели, едва на опрокинув на доски с закусками.

— Что такое, ваше сиятельство? — Богдан поднялся со своего места. — Изволите требовать сатисфакции?

Куракин будто налетел на прозрачную стену.

— Много чести, — буркнул он. — Я не стану пачкать руки об юнкера с фамилией Бецкий.

— Увы, ваше сиятельство. Я, рожденный от благородного отца и унаследовавший Дар, не унаследовал ни титула, ни даже самого дворянского достоинства. И уж конечно не смею и мечтать о дуэли с сиятельным князем. — Богдан улыбнулся во все зубы. — Зато могу трепать языком, сколько угодно. По забавнейшему стечению обстоятельств.

— Послушай, ты… — Куракин шагнул вперед, на ходу складывая пальцы в какое-то боевое заклятье. — Если сейчас же…

— Осторожнее, ваше сиятельство. — Я поднялся ему навстречу. — И со словами, и уж тем более — с поступками. Оскорбивший гостя — оскорбит и хозяина.

— Вот как?.. И что? — Куракин ухмыльнулся и упер руки в бока. — Это вызов?

— Ни в коем случае, ваше сиятельство. — Я пожал плечами. — Половины из того, что вы сказали, было бы достаточно, чтобы убить вас. Но мне не хуже любого другого известно, что дуэли запрещены прямым указом ее величества. И лишь глупец станет требовать сатисфакции сейчас, когда страна и так потеряла несколько десятков талантливых молодых воинов… И уж тем более лишь глупец посмеет делать это в тот день, когда получил награду из рук самой государыни. — Я коснулся кончиками пальцев алого с золотым креста на груди слева. — Но если вы решите настаивать — я едва ли посмею отказать.

На мгновение мне показалось, что Куракин сейчас не выдержит и сам пообещает прислать мне секунданта — со всеми вытекающими. Но при всей своей вспыльчивости и мерзком характере, идиотом его сиятельство все-таки не был.

— Не решу, — буркнул он. — Ее величество, пожалуй, простит подобное вам — но я вынужден буду ответить перед ней по всей строгости закона. Мой род никогда не позволит себе того, что позволяют Горчаковы.

Я бы мог возразить кое-что и на это — но, пожалуй, при несколько других обстоятельствах.

— Горчаковы верно служат стране и короне уже не одну сотню лет. — Я сложил руки на груди. — И лишь подлец считает иначе.

Обстановка стремительно накалялась. Куракин не собирался вызывать меня на дуэль — но едва ли что-то помешало бы ему устроить свалку прямо здесь и сейчас. И при таком раскладе я, как ни крути, рисковал заметно больше.

— Я слышал достаточно о вашей службе короне. — Куракин прошел чуть вперед и уселся на койку, растолкав плечами первокурсников. — Но позвольте же спросить, князь: чьи интересы на самом деле так рьяно отстаивает ваша семья? Государственные — или все-таки свои собственные?

Я уже набрал в грудь воздух, чтобы ответить — но не успел.

— Доброго вечера, господа юнкера и офицеры.

Голос, раздавшийся со стороны входа, прозвучал совсем негромко — но даже взрыв осколочной гранаты едва ли мог иметь больший эффект. Кроме наемных поварих и не самых симпатичных медсестричек, в лагере могла быть только одна женщина — сама императрица.

Но голос принадлежал явно не ей. А кому-то моложе как минимум вдвое — а скорее даже втрое.

В палатке воцарилась гробовая тишина. И все — включая даже Куракина и его свору — одновременно развернулись ко входу. Тень от полога скрывала лицо, но зато с любого места было видно прекрасно видно невысокую девичью фигуру, облаченную в джинсы и светлую рубашку.

Надо сказать — весьма аппетитную фигуру.

— Прошу простить, что прерываю вашу беседу, — продолжила незнакомка. — Но дело не терпить отлагательств… Могу ли я увидеть его сиятельство князя Горчакова?

Стало еще тише — настолько, что я слышал даже удивленное сопение Богдана в нескольких шагах и негромкое потрескивание фитилей расставленных по столам керосинок.

— Вот что, Александр Петрович.

Иван, доселе молчавший, поднялся со своего место, прошел между коек, встал за спиной Куракина и пристроил тому на плечо широченную ладонь. Не напрягаясь, будто просто положил сверху на унтер-офицерский погон — но его сиятельство тут же пригнуло к земле.

— Ступай, поговори с сударыней… заодно и свежим воздухом подышишь. — Иван улыбнулся. — А мы пока с князем сами про политику потолкуем.

— Иди давай! — прошипел Подольский, заехав мне локтем под ребра. — От греха подальше.

Не очень-то мне хотелось оставлять товарищей в одной палатке с Куракинской сворой — но спорить я не стал. Да и любопытство настойчиво подливало масла в огонь.

Кому я мог понадобиться? Кто эта загадочная красотка… ведь красотка? Судя по голосу — еще какая. Настасью я бы, пожалуй, узнал — а кто еще мог заинтересоваться моей скромной персоной?

Незнакомка терпеливо дожидалась меня у входа — разве что чуть отступила назад, чтобы я не разглядел ее раньше времени. Будто играла, выманивала наружу… только зачем?

— Доброго вечера, сударыня. Я не…

— Заткнись.

Ох… Вот теперь понятно — зачем.

Не успел я опустить за собой полог палатки, как меня поцеловали. Жарко, бешено — так, что лагерь вокруг и снующие туда-сюда в свете костров силуэты будто исчезли. Разом стали далекими и совершенно неважными. Вместе с Куракиным, с однокашниками, с награждением перед строем… Остались только мы вдвоем: я и сумасшедшая девчонка, невесть откуда взявшаяся здесь, в двух с половиной тысячах километров от столицы.

Даже странно — я не смог узнать ее голос, зато тут же вспомнил запах. Вспомнил мягкие волосы под пальцами, жар тела, руки… все. Вспомнил, будто это было вчера.

— Что… что ты здесь делаешь? — пробормотал я.

— А что, непонятно? — Гижицкая отступила на полшага и поправила прическу. — Вообще-то приехала к тебе.

— Зачем?.. Как? — Я понимал, что выгляжу идиотом, что задаю самые дурацкие вопросы из всех возможных — но остановиться уже не мог. — Как ты сюда попала?!

— Приехала. Сначала на поезде, потом — на машине и…

— В лагерь! — Я тряхнул головой. — Как тебя пропустили?!

Я принялся озираться по сторонам. Конечно, однокашники и приглашенные офицеры уж точно бы не выдали ни меня, ни мою незваную гостью, но кроме них в лагере было достаточно вояк. Караульные, патрули, дежурные офицеры — после атаки панцера господ юнкеров стерегли надежнее, чем имперскую казну. И как девчонка — пусть даже Одаренная — вообще смогла сюда пробраться?!

— Ну… Я показала караульным, что у меня под блузкой. — Гижицкая усмехнулась и игриво взялась за верхнюю пуговицу между ключиц. — Кстати, хочешь посмотреть?!

— Ты серьезно?!

— Да нет, конечно. У меня есть пропуск, — рассмеялась Гижицкая. — Я в свите ее величества… Может, уже перестанешь спрашивать всякую ерунду и обнимешь меня как следует?

— Может, и обниму… — Я осторожно притянул вредную девчонку к себе. — Если хотя бы попробуешь объяснить, что вообще происходит.

— Ничего особенного. — Гижицкая ткнулась лбом мне в грудь. — Просто соскучилась. И волновалась за тебя… вообще-то.

Вот так новости. Не то, чтобы я так уж сильно удивился или однозначно не поверил — но раньше ее сиятельство проявляла ко мне любопытство, неподдельный интерес, сумасбродное вожделение, что-то даже немного похожее на уважение… В общем, что угодно, кроме привязанности.

И что вдруг случилось?

— Волновалась? — зачем-то переспросил я.

— Еще как! — Гижицкая приподнялась на цыпочках и легонько укусила меня в подбородок. — Так и будем стоять, как истуканы, пока на нас все пялятся?

С последним я бы, пожалуй, не согласился: уже давно стемнело, и света от костров было явно недостаточно, чтобы мы вдвоем привлекали слишком уж много внимания. Но стоять и ждать очередного патруля, пожалуй, действительно не стоило.

— А куда?..

— Да какая разница? — Гижицкая схватила меня за руку и потянула. — Пойдем!

Не знаю, был ли у нее какой-нибудь план и маршрут — скорее всего, не было. Мы просто прокрались между жилых палаток, пробежали, взявшись за руки, мимо костра, переждали патруль, прошли еще чуть дальше — и вдруг Гижицкая буквально силой впихнула меня в какую-то палатку. Отведенную то ли под склад, то ли под лазарет — я не успел толком разглядеть значок у входа. Внутри было темно, хоть глаз выколи, но для того, к чему мы тут же приступили, свет не понадобился. Я из чистого принципа изобразил что-то среднее между учтивостью и вялым сопротивлением, но надолго меня не хватило. Гижицкая одним изящным движением расстегнула на мне китель и перешла к ремню. Я не оставался в долгу — правда, справился не так ловко и, кажется, просто оторвал часть пуговиц на блузке, под которой ее сиятельство не носила ничего.

Видимо, из-за местного жаркого климата.

Потом я едва не споткнулся о какой-то ящик. Уселся на него — а потом и улегся спиной. Краска на досках оказалась прохладной, зато тело Гижицкой — горячее горячего. Я не успел заметить, куда она забросила свои джинсы… да и какая разница?

Перед тем, как мы окончательно выпали из реальности, я успел запоздало подумать, что нас могли услышать — а то и вовсе застукать в весьма пикантном виде. Но было уже все равно: проведенные в исключительно мужском обществе дни сделали свое дело, и крышу мне сорвало начисто. И даже если Гижицкая чуть подлила масла в огонь своим коварным Даром — никаких возражений уже не осталось.

К черту.

Когда все закончилось, мы еще какое-то время просто лежали молча. И только когда я уселся и принялся искать одежду, Гижицкая потянулась следом, обняла меня и промурлыкала на ухо:

— Соскучился?.. Было здорово. Правда, приятнее, чем повышение по службе?

— Ага, — отозвался я. — Почти так же круто, как орден.

— Дурак! — Гижицкая рассмеялась и легонько куснула меня в плечо. — Орден…

Она наверняка приехала не просто так. При всей сумбурной бесшабашности и ума, и уж тем более хитрости ее сиятельству было не занимать. Ее неожиданная нежность выглядела вполне искренней — но наверняка имела некую тайную цель. Может, даже не одну.

Но вот так, в кромешной темноте палатки, рядом, кожа к коже, все это уже не имело особого значения. Я бы, пожалуй, лежал бы вот так хоть до утра — но любопытство все-таки взяло свое.

— Может, все-таки расскажешь, зачем приехала? — поинтересовался я. — С ее величеством? Или чтобы…

— Я приехала к тебе. — Гижицкая шевельнулась у меня под боком. — Вот и все.

— Весьма польщен… и даже рад, — честно признался я. — Но к чему такая… спешка? Если уж так хотелось — могла бы просто подождать, пока юнкеров вернут в…

— Нет, Саша. Не могла.

Только что игриво-мягкий голос Гижицкой вдруг зазвучал так серьезно, что на мгновение у меня внутри похолодело.

— Не могла, — повторила она. — Хотела предупредить, пока не поздно.

— О чем?

— Не знаю. — Гижицкая на мгновение смолкла — и вдруг снова крепко обняла меня. — Точно — не знаю. Но тебе нельзя возвращаться в столицу.

— Почему?

— Не знаю! Просто нельзя! — Голос Гижицкой едва не сорвался на крик. — Мне самой известно не так уж и много. Только то, что в Петербурге скоро начнется такое, от чего лучше держаться подальше… Сейчас многие уезжают из столицы. В Москву, на юг, в Европу…

— Я военный. — Я пожал плечами. — Отправлюсь, куда прикажут. А мое училище — в Петербурге.

— Ты князь! — прошипела Гижицкая. — Никто не заставит тебя ехать, если ты сам того не пожелаешь.

— Если бы все было так просто. — Я перевернулся на бок и облокотился на ящик. — И потом — откуда я вообще могу знать…

— Что я не ошиблась? Или что не обманываю? Тебе нужны какие-то доказательства, да? — сердито проворчала Гижицкая. — Ну ладно… Смотри!

Прямо перед глазами вдруг вспыхнул огонек. Совсем крохотный — но такой яркий, что я отшатнулся назад, прикрывая лицо ладонью. Но колдовское пламя не причинило никакого вреда — только уплыло вверх и застыло где-то в полуметре над нами, заливая нутро палатки голубоватым переливающимся светом.

— Вот, погляди! — Гижицкая взяла меня за руку. — Этого достаточно?

В полумраке совершенные формы ее сиятельства выглядели еще привлекательнее. Она уже успела слегка прикрыться моим кителем, но грубая зеленая ткань скрывала не так уж много. Гижицкая потянула, и через мгновение мои пальцы коснулись чего-то теплого и металлического — прямо между роскошных полукружий груди.

Медальон. Или просто подвеска — совсем маленькая. Похоже, сделанная из золота, но скромная. Не слишком-то похожая на украшение наследницы знатного и богатого графского рода.

Нет, дело явно было в другом. Не в самой драгоценной побрякушке, а в тонкой магии, которая нехотя отзывалась на мое прикосновение. Плетение оказалось сложным — но одновременно легким, воздушным. Явно сотворенным не Гижицкой, а кем-то намного опытнее и сильнее. Третий магический класс, не ниже. А наверное, даже…

Вензель Багратиона! Такой же, как на моем перстне!

— Теперь — веришь? — усмехнулась Гижицкая. — Как думаешь, на чьей я могу стороне? И что могу знать?

— Подозреваю — куда больше, чем я.

Да, это многое проясняло… Впрочем — и новых вопросов подкидывало уж точно не меньше, чем было старых. Но я с удивлением обнаружил, что недовольство мое вызвано вовсе не собственной недогадливостью и даже не тем, что красотка-графиня наверняка благосклонна ко мне не только лишь по своей воле.

А чем-то до отвратительного похожим на ревность. Мне Багратион дал перстень — крупный, заметный… такой, что я и не подумал бы носить на пальце. А Гижицкой — крохотную подвеску, которая всегда могла быть на теле, прячась в декольте… Особенно в ТАКОМ декольте.

Весьма личный подарок, не так ли?

— Я служу короне. — Гижицкая чуть натянула китель вверх, скрывая украшение. — Точно так же, как и ты. Просто хотела предупредить: сейчас в Петербурге опасно! Особенно…

— Особенно для Горчакова? — усмехнулся я. — Так?

— Да! — Гижицкая нахмурилась. — Если вдруг что-то случится, если мы еще раз ошибемся — все может измениться буквально в одночасье. И тогда… Саш, ты ведь все равно меня не послушаешь, да?

— Увы, — вздохнул я. — Ты ведь и сама понимаешь, что я никуда не побегу. Даже если бы действительно мог.

— Понимаю. — Гижицкая снова прижалась ко мне, зарывшись светлой макушкой куда-то под руку. — Только пообещай, что будешь беречь себя… И не верь никому. В смысле — вообще никому!

— Вот как? — Я осторожно провел рукой по мягким волосам. — Значит, даже тебе?

— Мне — особенно!