глава 9


Казалось, прошла целая вечность, пока в динамике не раздался обеспокоенный голос Леонарда:

- Хизер? Ты меня слышишь? Что случилось?

- Клаудия... Она ваша дочь? – Хизер не узнала собственный голос.

- О, так ты её знаешь, - с иронией протянул Леонард, и вдруг его голос взорвался неприкрытой злостью. – Ну так чего сюда притащилась?! Ты одна из её служак, да?

В любое другое время Хизер, если бы с ней так разговаривали, просто повесила бы трубку. Но она, наоборот, плотнее прижала мембрану к уху.

- Нет, - твёрдо сказала она. – Никогда.

Она вспомнила прищуренные глаза женщины, её почти отсутствующие брови и скользящую по краям губ мерзкую улыбку, и положила сжатую в кулак руку на тумбочку.

- Когда я найду её, я...

Она осеклась, осознав, что сболтнула лишнее, но было поздно. Леонард процедил угрожающе тихим голосом:

- Я чувствую ненависть.

- Что?

- За твоими словами стоит гнев, - торжественно объявил Леонард. Хизер могла бы поклясться, что собеседник на том конце замурлыкал, словно кот.

- Ты собираешься убить её, Хизер, не так ли?

Она закрыла глаза.

- Да, - призналась она. Какой смысл отрицать, если он уже всё знает. Пластмассовая трубка в руке заскрипела, готовая треснуть. – Извините. Но она... она убила моего отца.

Тишина. Хизер ждала новой вспышки ярости. Сейчас он заорёт снова. А может, просто-напросто бросит трубку, и она никогда больше с ним не поговорит. Так было бы лучше всего.

Но Леонард не бросил трубку и не стал кричать. Он говорил вполне спокойно:

- Клаудия глупа, но она моя дочь. Я ждал её, собирался простить, если она осознает свои ошибки и станет на верный путь. Но теперь я вижу, что уже поздно...

О чём он говорит? Какой верный путь? Кажется, в семье Вульф были неразрешимые внутренние проблемы. Хизер молча слушала густой бас Леонарда, прислонившись к спинке кровати. После первоначального возбуждения её начало клонить ко сну.

- Хизер? Хизер, ты здесь?

- Да, - сонно отозвалась она, отгоняя дремоту.

- Хизер, ты не можешь мне помочь?

Могу, подумала Хизер, только стоит ли? Этот неуравновешенный тип был опасен. И вдвойне опасен потому, что знал о её намерениях. По-хорошему, Хизер нельзя было подходить к Леонарду Вульфу на расстояние пушечного выстрела, чтобы не схлопотать себе неприятности.

- Хизер, я не могу найти выход. Меня заперла Клаудия со своей сворой, чтобы я не мешал их делишкам. Чёрт побери, я должен выбраться отсюда и остановить её!

Леонард снова начал кричать. Хизер успокаивающе вскинула руку:

- Хорошо, только не волнуйтесь. Где вы?

Леонард подумал:

- Точно не знаю, но где-то в больнице. Дверь находится в конце коридора второго этажа. Это всё, что я могу сказать.

- Ладно, я найду вас, - уныло ответила Хизер.

- Скорее, - поторопил Леонард. – Помоги мне, и, думаю, я тоже смогу тебе помочь. У меня есть Печать. Пожалуйста...

Пошли короткие гудки. Хизер недоумённо посмотрела в мембрану, испрещённую мелкими дырочками:

- Печать?

Что он имел в виду?

Она положила трубку на место и посмотрела на зарешеченное окно. На улицу спустилась тьма.

Теперь перед ней был выбор: либо положиться на слова Леонарда и разыскать его в здешних катакомбах, либо уйти. Повернуться и уйти из власти этих осточертевших стен. Последний вариант манил своей простотой и относительной безопасностью, но это был ошибочный путь. Потому он и был прост.

Думаю, я смогу тебе помочь, сказал Леонард.

Неужели он действительно пойдёт на то, чтобы содействовать убийству дочери, пусть и имеющей с ним разлады? Нет, нет и ещё раз нет. Это подстава. Он убьёт Хизер, если она в своей бесконечной наивности заявится к нему. Ни один отец...

До вчерашнего дня Хизер поверила бы этому. До вчерашнего дня, когда она пребывала под куполом любви и доброты, возведённой для неё отцом. Но теперь, когда купол рухнул и она увидела за ним бесконечную жестокость мира, она с неохотой признала: скорее всего, Леонард не хитрил и говорил, что думал. Он действительно готов был помочь девушке, которая планировала убить её дочь. Лишь бы она выпустила его из темницы.

Хизер вышла в коридор. Прибавлений полку мёртвых медсестёр не было, по крайней мере, пока; Колмен тоже ничем не отметился. Она прошествовала мимо пустых палат, переступив через труп, и вышла на лестничную площадку. Спустившись на второй этаж, Хизер прошла в коридор с палатами. К счастью, здесь не было того удушливого запаха гнили, который стоял этажом выше. Да и сам коридор выглядел как-то опрятнее и чище. Хизер подходила к концу, постукивая в дверь каждой палаты. Леонард не отвечал. Дойдя до конца, Хизер не без усилий открыла дверь, разделяющую блоки палат... и остановилась.

Коридор здесь заканчивался. Заканчивалась и больница. Вместо безликих палат и старательно обелённых стен за дверью был каменный коридор, по бокам которого висели забранные проволочной сеткой фонари. Хизер сразу вспомнила о канализации. Жутко походило на подземный проход, по которому она однажды уже имела честь пройтись.

Она обернулась, уверенная, что за спиной тоже появились каменные своды, освещённые тусклыми огнями, отбрасывающими на стены тени. Но там было всё нормально: палаты, неработающие электрические лампы, темнота...

Я сошла с ума?

Хизер потрогала первую каменную кладку рукой. Не похоже на иллюзию. Но если это один из тех самых «переходов», почему коридор за ней не изменился? Почему с потолка не капает кровь, а под ногами не звенит стальная решётка?

Она сделала один шаг, переходя от госпиталя в каменный коридор. Шаг дался тяжело, будто на границе висела невидимая упругая плёнка, оказывающая сопротивление. Хизер почувствовала укол боли в задней части головы.

Ну... и что?

Она не могла видеть, куда идёт коридор, потому что в двадцати шагах впереди он поворачивал под прямым углом. Хизер вдруг пришла в голову сумасшедшая мысль: это всё Клаудия. Она хотела посадить своего отца в темницу и добилась, чтобы часть коридора отреставрировали под манер средневековой тюрьмы, где отцу, по разумению любящей дочери, было самое место.

Она пошла вперёд, считая лампы и постоянно оглядываясь, чтобы не потерять из виду коридор госпиталя. Вид палат придавал ей уверенность – осознание того, что в любой момент она может вернуться обратно, стоит только захотеть. Она тешила себя этой мыслью до того момента, пока после очередного шага за спиной с громыхающим лязгом не упала железная решетка, загородившая проход.

- Эй! – закричала Хизер и бросилась назад. Схватившись за толстые прутья, она принялась трясти решётку со всех сил, но без толку: тяжёлая конструкция не шелохнулась. Путь назад был отрезан. В свете лампы на потолке чернел неприметный проём, из которого вывалилась решетка.

Хизер посмотрела на далёкий коридор за металлическими прутьями. Всё... теперь дорога ей только вперёд, вглубь этих сводов. Может быть, теперь она заперта здесь с Леонардом. В какой-то момент её охватил животный страх – ей захотелось кинуться на прутья и дёргать их, толкать, вцепиться в них зубами, чувствуя во рту привкус ржавого металла. Но она удержалась. Если что и могло помочь ей, это собственное спокойствие и уравновешенность. Хизер покрепче схватилась за ножку стула и пошла дальше, туда, где коридор сворачивал в неизвестность.

За поворотом ничего не было. Всё такой же коридор, только на этот раз бесконечный. По крайней мере, таким он казался – ламповый ряд тянулся, как ёлочная гирлянда, и сливался в пару светящихся ниточек далеко-далеко. Хизер сжала губы до крови и пошла вперёд. В голове крутилась одна мысль: что, если коридор действительно бесконечен? Тогда она будет идти, идти... пока не отнимутся ноги от усталости и она не упадёт на каменную кладку пола.

Нет...

В опасной близости за плечами упала ещё одна решетка, подняв невидимое облако пыли. Хизер обернулась и несколько секунд тупо смотрела на неё, потом пошла дальше. Она шла, и толстые решетки одна за другой опускались с потолка, заключая её в самую глубокую из когда-либо существовавших на свете темниц. Хизер уже ни о чём не думала – ни о том, как она вернётся назад, ни о том, что ждёт её впереди. Знала только, что сейчас нельзя останавливаться, иначе решетки запрут её с двух сторон в объятиях, и она умрёт мучительной смертью в узком пространстве между ними, умрёт здесь...

Обратная сторона.

... на «обратной стороне». Пожалуй, точнее названия не отыскать для мира, в котором всё поставлено с ног на голову, который нагло отрицает все истины и законы нормального мира и упивается этим.

Лязг. Стук. Грохот. Лязг. Стук. Грохот... Это когда-нибудь кончится?

Не успела Хизер так подумать, как перед ней, на расстоянии вытянутой руки, опустилась решетка. Она панически обернулась и увидела пыль, умиротворённо кружащуюся у решетки, которая легла сзади.

Ну вот...

- Спокойно, - прошептала Хизер, затравленно оглядываясь. – Здесь должен быть выход.

Но обе решётки – перед ней и за ней, - стояли уверенно и твёрдо, плотно прилегая к стенам. Прутья слишком толстые и близко расположенные друг к другу – не прогнуть и не пролезть. У Хизер потемнело в глазах. Нет, это невозможно... Лазейка должна быть, должна...

Лазейка и в самом деле была. Она расплылась на стене фосфоресцирующим алым двойным кругом с вписанным в него треугольником. Знак разгорался всё ярче – прутья решеток уже отбрасывали на порозовевший каменный пол длинные тени. На ободе круга и в треугольнике были видны те же закорючки, что и в тех символах, которые Хизер видела раньше – в туалете торгового центра, в подземке... Но этот знак был другим. Хизер смотрела на пульсирующий розовый свет, изливающийся из него, и голова не болела. Вместо этого появилось чувство необычайной лёгкости, будто вот-вот она оторвётся от земли и воспарит вверх, прямо в небо. Этого не случилось. Но розовый свет паутиной оплетал всё. Хизер не чувствовала боли, и поэтому на этот раз чётко увидела, как стены и прутья постепенно теряют чёткость, растворяются в нахлынувшей стихии. В дымке появились короткие белые сполохи, молниеносно пролетающие вперёд-назад. Их становилось всё больше и больше, они издавали негромкое шипение, которое сливалось в шум, напоминающий треск статических помех. Когда нагромождение белых полос вытеснило из этого тесного мира всю красноту, превратив его в сплошные черно-белые вспышки, Хизер поняла, что это экран. Большой телевизионный экран, транслирующий пустой эфир.

Изображение стало понемногу проясняться, и Хизер с трудом различила посреди экрана силуэт человека. Трудно было сказать, мужчина это или женщина – запись (если это действительно была запись) отличалась ужасным качеством. Человек сидел за столом, уткнувшись в запястья лицом, пересечённым мириадами эфирного «снега». Он плакал?.. Хизер услышала искажённый, прерывистый голос, доносящийся со всех сторон одновременно:

- ... всё ещё необычно сильный жар... не могла прощупать пульс... но она всё равно дышит, очень тяжело...

Лиза. Как только Хизер это поняла, помехи испарились, придав изображению кристальную ясность. Теперь было отчётливо видно, что на записи женщина. Она сидела, не шевелясь и не поднимая лица, поэтому Хизер видела только её густые рыжие волосы, падающие на плечи. Треск и шипение исчезли, открывая чёрное отчаяние, слышное в голосе женщины:

- Почти вся кожа обуглена. Когда я меняю бинты, я вижу только кровь и гной...

Руки невыносимо жгло. Подняв их, Хизер увидела, что оба запястья покрыты тонкой слизистой коростой, рвущейся при движении. И не только запястья... Вся рука. Всё тело! Серая гноистая масса лениво сочилась из нарывов и ожогов. Самое ужасное – как Хизер бы ни хотела кричать, губы не двигались. Они спеклись, были сцеплены между собой отвратительным кровавым наростом, который образовался у неё вместо кожи. Что... Что это?! Почему?!

- Почему? – кричала Лиза на экране; по её волосам пробежала первая чёрная трещинка. - Что ещё удерживает этого ребёнка живым?.. Я не могу больше терпеть это!

Мир перевернулся. Хизер не стояла, а лежала на кровати, прикованная толстыми кожаными ремнями. Ощущение было такое, будто вместо лица у неё недвижная каменная маска. Что-то застряло глубоко в носоглотке, оно мешало дышать, заставляя её судорожно хватать ртом воздух. Но облегчения это не приносило - каждый вдох сопровождался острой колющей болью в груди, от которой её лихорадило без остановки. Чьи-то руки лежали на плече и придавливали к постели. Хизер не видела лица – было не до того. Боль ввинчивалась, как шуруп, накатывала и отпускала, гудела затупевшей бензопилой, вгрызающейся в живую древесину. Сквозь всё это Хизер продолжала слышать голос Лизы, затерянный где-то далеко за кадром:

- ... отпустите... прошу... пожалуйста...

Загрузка...