19 июня, суббота
г. Шелково
На этот раз труп был свежим, поэтому гниющей плотью в квартире не пахло. Пахло кровью. И судя по интенсивности запаха, крови было много.
Едва переступив порог, Карпатский столкнулся с Соболевым. На этот раз напарник приехал первым и теперь торопился уйти, держа в руках пакет с недорогим смартфоном внутри.
– Ты куда? – поинтересовался Карпатский, на ходу пожимая ему руку в знак приветствия.
Соболев рассеянно ткнул пальцем в потолок и заявил:
– Пойду проверю кое-что, не могу на это смотреть. Поговори с парнем убитой девушки, он на кухне. Должен был уже взять себя в руки, ему Димыч успокоительного дал. Я скоро вернусь.
Карпатский кивнул, провожая его слегка удивленным взглядом. Хоть они и были знакомы давно, близко начали общаться всего с месяц назад, когда их посадили в один кабинет. Все это время Соболев производил впечатление человека с крепкими нервами и притупленной эмпатией. С такой работой, как у них, эмоции хочешь – не хочешь, а приходится приглушать, иначе сгоришь быстро. Но тут, видимо, проняло даже его.
Проняло и Карпатского. Это и в первый раз выглядело жутко, ни с чем подобным он не сталкивался за все двадцать два года службы в полиции, но во второй произвело еще большее впечатление. Поэтому Карпатский лишь заглянул в комнату, служившую в квартире спальней, поздоровался с Дмитрием Логиновым, выяснил, что убийство произошло еще ночью, и поспешил ретироваться, чтобы не смотреть на распотрошенную девчонку.
Парень, нашедший тело, и по совместительству сожитель жертвы, ждал на кухне. Сидел на табурете, широко расставив ноги, опираясь локтями на колени и нервно стискивая сцепленные в замок руки. Голова его была низко опущена, а потому Карпатский не мог видеть лицо, но зато слышал, как он то и дело шмыгал носом, то ли с трудом сдерживая слезы, то ли уже выплакав часть. На кухонном столе лежал пухлый бумажный пакет из пекарни. Запах свежей выпечки перебивал запах смерти, но от этого почему-то становилось только хуже.
– Здравствуйте. Старший оперуполномоченный майор Карпатский. – Он привычным жестом разложил удостоверение, но парень едва скользнул по нему взглядом и сразу снова опустил голову. – Мне нужно задать вам несколько вопросов.
– Да, конечно, – пробормотал парень чуть хриплым голосом и снова шмыгнул носом. – Задавайте.
– Как вас зовут?
– Павел. Ситник Павел Валерьевич.
– Кем вы приходитесь погибшей?
– Я… – он откашлялся, пытаясь справиться с голосом. – Мы жили вместе.
– Я правильно понимаю, что сегодня вы не ночевали дома?
– Да, на работе был. Ночная смена.
– Во сколько вы ушли и во сколько вернулись?
– У меня смена с восьми до восьми. Так что я где-то в половину ушел, а вернулся ближе к девяти. – Он кивнул на обеденный стол. – В пекарню заходил. Уля любит свежую выпечку… Любила.
– Дверь была заперта, когда вы вернулись?
Карпатский старался задавать вопросы максимально нейтральным тоном. Без нажима, но и без сочувствия. Его опыт показывал, что официальная манера общения часто помогает людям, только что пережившим утрату, держаться. Впрочем, работало это не со всеми, у некоторых вызывало резкое отторжение и злость.
На Павла Ситника его тон влиял положительно. По мере развития разговора он все больше собирался, даже немного выпрямился. Хотя, возможно, просто действовало успокоительное.
– Заперта. На ключ. Уля не запиралась на задвижку, когда я уходил в ночную, а ей утром не надо было вставать. Чтобы я мог сам войти и не будил ее.
– А где ее ключи, знаете?
Ситник кивнул и неопределенно махнул рукой в сторону прихожей.
– Там, в сетке. На комоде. Под зеркалом.
Карпатский отлучился ненадолго проверить: связка девушки лежала на месте.
– У кого еще есть ключи от вашей квартиры? – поинтересовался он, вернувшись в кухню.
– У хозяина, конечно. А там уж ему видней, кому еще он ключ дает.
– Давно вы сюда переехали?
Парень задумался ненадолго.
– Уже с полгода тут живем.
– В последнее время ничего подозрительного не происходило? Может, вы или ваша девушка замечали слежку? Или просто подозрительных людей рядом?
Ситник поднял на него какой-то немного шальной взгляд, как будто заранее знал, что Карпатский не поверит в то, что он собирается сказать.
– Уля звонила мне ночью. Около двух. Сказала, что в квартире что-то есть.
– Что-то?
– Я сам не сразу понял. Потом она сказала, что кто-то как будто ходит, даже бегает по квартире, а еще она видела нечто темное в углу и оно… плакало.
Карпатский слегка нахмурился, не понимая, к чему парень клонит, и тот активно закивал.
– Да-да, я знаю, звучит как бред! Я тоже сначала решил, что ей просто кошмар приснился, но Улька, знаете… Она не такая уж впечатлительная… была. А тут она чуть не плакала. Даже сказала, что это Юлька, должно быть.
Внутри что-то неприятно дернулось, в памяти сразу всплыл образ Юлии Федоровой, но вряд ли Ситник говорил о ней.
– Какая Юлька?
– Сестра у нее была. В детстве. Младшая. Погибла, когда ей было четыре, а Уле шесть. Они на площадке играли, во дворе. Мать заболталась с соседкой, а у девчонок мяч ускакал на дорогу. Вот Юлька за ним и побежала, сломя голову. Уля ее окликнула, но та проигнорировала. Как и маму. Выскочила прямо под колеса машины. Водитель фигачил с превышением, среагировать не успел.
Ситник развел руками, опять шмыгая носом.
– Вот так была сестра – и не стало. Несчастный случай, Уля уж точно была не виновата, но… все равно, понимаете, винила себя. Никогда о сестре не говорила, только однажды рассказала, как дело было. А второй раз я ее имя ночью и услышал. Уля сказала, что Юлька, наверное, за ней пришла.
– То есть раньше ей призрак сестры не мерещился? – уточнил Карпатский сдержанно.
Ситник покачал головой.
– Никогда такого от нее не слышал. Но последние несколько дней… точнее, ночей она жаловалась на звук шагов, который мешал ей спать. Сначала думала, что это я брожу, но я вообще не вставал. Потом целую ночь мне в гостинице спать не давала, уверяла, что по номеру кто-то ходит, а я предположил, что ходят в номере наверху.
– В какой гостинице? – на этот раз голос Карпатского прозвучал напряженно, и он ничего не смог с этим поделать.
– На Медвежьем озере. Мы ездили туда на пару дней.
– Когда?
– Да вот буквально вчера и вернулись. Утром.
– И там Ульяна жаловалась на то, что по номеру кто-то ходит?
Ситник кивнул.
– А вы что-нибудь слышали?
На этот раз он отрицательно мотнул головой.
– Честно говоря, я думал, у нее ПМС или что-то в таком роде. Ну, знаете, повышенная чувствительность, раздражительность… Но, когда она звонила мне ночью, я понял, что она действительно напугана. Я даже хотел отпроситься у начальства и приехать, но потом Уля написала, что позвонила подруге-соседке и та пришла с ней побыть.
Ситник вдруг помрачнел и снова сник, сгорбившись на табурете.
– Наверное, Анька ушла потом… Надо было приехать. Может, Улька была бы жива тогда. Кто мог это сделать с ней?
Он вопросительно посмотрел на Карпатского, но тот лишь напомнил, что расследование только начато. О том, что накануне нашли другой аналогичный труп, говорить не стал. Записал данные подруги-соседки, подозревая, что именно к ней и сбежал Соболев. Вероятно, обнаружил сообщение погибшей и номер в списке вызовов.
Напарник, как выяснилось минутой спустя, успел вернуться. Стоял в прихожей, явно слушая его разговор с парнем. Карпатский бросил взгляд на комнату, в которой продолжал работать эксперт, снова увидел залитое кровью постельное белье и понял, что если прямо сейчас не выкурит сигарету, то просто взорвется.
– Удивлен, что ты даже не попытался его прессовать, – тихо заметил Соболев. – В этот раз парень – самый подходящий кандидат в подозреваемые. Нашел тело, был с девушкой в отношениях – все, как ты любишь.
Он явно издевался, поэтому Карпатский не стал ни спорить, ни оправдываться, только выразительно посмотрел на него.
– Ладно, извини, – тут же сдал назад Соболев. – Просто у меня от такой жестокости крышу рвет. Ты когда-нибудь видел подобное? И сколько еще трупов нам ждать, пока Войтович соизволит усмотреть серию?
– А ты, как я посмотрю, в этот раз готов усмотреть ее сразу.
– Слушай, я, конечно, не люблю серийников, но тут даже мне все очевидно. Очень уж необычный способ убийства, а утечки после первого случая пока не было, чтобы подозревать имитацию. Так какие могут быть варианты?
Карпатский вздохнул, снова покосился на спальню, оглянулся на дверной проем кухни, в которой так и остался сидеть парень жертвы, и предложил:
– Пойдем покурим?
– Бросил я, – буркнул Соболев. – И тебе пора бы об этом подумать.
– Если я брошу, у кого ты будешь сигареты стрелять во время следующей любовной драмы? – не удержался от подначки Карпатский и поманил коллегу за собой на лестницу. Курить непосредственно на месте преступления ему казалось неправильным.
Соболев недовольно фыркнул, но ничего не сказал, просто пошел за ним на общий балкон. Карпатский на ходу достал из пачки сигарету, сунул в рот и поджег, вдыхая вместе с дымом свежий, еще не успевший раскалиться воздух.
– Что там соседка говорит? – поинтересовался он, опираясь руками на ограждение и глядя вниз. Двенадцатый этаж – снова немаленькая высота.
– Утверждает, что не приходила. Подтвердила, что Ульяна звонила ей среди ночи, но она ее послала. Причем, я полагаю, весьма красочно, судя по ее манере общения.
– А сообщение убитой своему парню ты ей показал?
– Обижаешь. Конечно, показал. Она удивилась, но показания не поменяла. Мол, понятия не имею, почему она ему так написала, я даже из кровати не выползла, тут же снова уснула. И, знаешь, мне кажется, она не врет.
– Интуиция? – насмешливо уточнил Карпатский.
– Да просто не вижу смысла ей врать. Как не вижу смысла ей убивать. Не тянет она на сумасшедшего маньяка, вскрывающего грудные клетки. Да и никакой связи с Кочергиным пока нет.
– Она могла что-то видеть, – предположил Карпатский. – Что-то, о чем не хочет теперь рассказывать. Как вариант. Кстати, а что с самим Кочергиным? Ты хотел побольше о нем узнать. Нашел чего?
Соболев недовольно поморщился и признался:
– Ничего полезного. Никакого криминала за ним не числится. Есть только одна некрасивая история с девушкой.
– Насколько некрасивая?
– Ну, встречались пару лет назад, потом она забеременела, а он жениться отказался. Настаивал на аборте. Девушка отказалась, они расстались, она родила. Кочергин, как я понимаю, никакого участия в ребенке принимать не захотел, а на алименты она не подала. Не успела. Видимо, что-то у нее в голове перемкнуло, и она попыталась покончить и с собой, и с ребенком. Оба выжили, но теперь ребенок у ее родителей, а она в больнице. Психиатрической. Вот когда все это случилось, Кочергин наш и свалил в Шелково.
Карпатский медленно выпустил изо рта очередную струйку дыма и тихо прокомментировал, неотрывно глядя на снующие по дороге машины:
– Права, стало быть, Марина.
– Какая Марина?
– Да так, коллега его. Тренер в «Олимпе». Сказала, что гнилой он был.
– Слушай, ну это такая ситуация… Парню двадцать два года, он к семье был не готов, а тут такое. Не каждый решится все бросить и жениться.
– Я женился, – меланхолично заметил Карпатский. – И мне было двадцать. Так что имею право считать его гнилым.
– Ты так сходу не суди. – Соболев поморщился. – У него свои обстоятельства. Тебе-то, наверное, родители помогали, а Кочергин в детдоме вырос.
– Ну да, у него обстоятельства, а девчонке одной все разгребать. Но это ладно, лирика. История, конечно, некрасивая, но маловероятно, что парня убили из-за нее. Будь это единичный случай, можно было бы покопать, нет ли у девушки неуравновешенного брата или отвергнутого, но сильно влюбленного поклонника. А теперь надо искать связь между Дмитрием Кочергиным и Ульяной Пановой. Где-то убийца должен был их найти. Проверь, не отдыхал ли Кочергин незадолго до смерти на Медвежьем озере у твоих друзей.
– Ты опять за свое? – слегка разочарованно протянул Соболев. – Ребята тут при чем?
– Вот и я хочу знать: при чем они тут. Потому что погибшая Ульяна Панова вместе со своим парнем буквально вчера вернулась с озера. И именно там она начала странно себя вести, слышать чьи-то шаги. А этой ночью она якобы еще и плач детский слышала.
Соболев тихо выругался, но пообещал проверить. Карпатский удовлетворенно кивнул и замолчал, делая очередную затяжку.
– И вот что еще важно, – задумчиво произнес он через какое-то время. – К обеим жертвам перед смертью приходила женщина. Во всяком случае, сосед Кочергина видел некую девушку, а сама Панова написала, что к ней пришла соседка. А что, если это одна и та же женщина?
Он вопросительно посмотрел на Соболева, и тот с сомнением скривился.
– Думаешь, все-таки соседка замочила обоих? Но фигура у нее совсем не спортивная, уж поверь мне…
– Я не говорю, что это должна быть именно соседка. Но это может быть одна и та же женщина.
– Как Панова могла обознаться и принять кого-то за подругу?
– Мы же не знаем, когда она написала сообщение. Может, услышала звонок в дверь, решила, что подруга все же пришла побыть с ней, написала парню, а свою ошибку поняла, только когда открыла дверь, но было уже поздно.
– Тогда откуда ты знаешь, что к ней приходила женщина? – парировал Соболев. – С тем же успехом мог быть и мужик. Я, честно говоря, слабо представляю себе женщину, способную совершить подобное.
– Мог, конечно, быть и мужик, – согласился Карпатский, хотя интуиция твердила, что первое предположение было верным. – Но к Кочергину точно приходила женщина. И кто-то пришел к Пановой, вероятно, действительно не соседка. И пока это наша единственная зацепка. А еще – озеро. Будь оно трижды проклято.