Терминатор 1938

Глава 3

До Москвы добрался без особых приключений, всего то и потребовалось — проводнику купейного «мягкого» показать корочку НКВД, дополнительно сжав кисть стюарда-железнодорожника могучей киборжьей дланью. Слава Скайнету — «бригадирский уровень», позволяющий воздействовать на организмы прочих хомосапиенс, сработал как надо. Проводники значимых маршрутов, особенно идущих до столицы, все как один люди опытные и с госбезопасностью активно сотрудничающие. Влёт определят не только несоответствие фото в’сержантской ксиве' моей «морде лица», но и непременно вопросом зададутся — на кой ляд сержантишка провинциальный в поезд московский запрыгнул, какое-такое у него особое задание.

Всенепременно бы куратору стуканули проводники, но после «крепкого рукопожатия» прониклись оба и с радостью запустили в служебное купе, докладывая периодически о пассажирах — за какой надобностью в Москву едут, какие разговоры ведут, какие напитки употребляют. Такую задачку поставил чисто для проформы и для собственного успокоения. Можно, конечно и жёстко по мозгам проехаться Михаилу Харлампиевичу и Владимиру Марковичу, но негуманно это, ой как негуманно. Три века в рабстве у искусственного интеллекта научили ценить «свободомыслие», потому и кодировку сознания проводил в щадящем режиме, чтоб после позабыли советские железнодорожники о нашем мимолётном знакомстве и всё, никаких более побочных эффектов.

Периодически выходил из «служебки», постоять у окошка, «напитаться атмосфЭрой» грозного тридцать восьмого года…

Цена в купейный вагон отбивала желание среднестатистического советского человека прокатиться с комфортом, да и, по правде говоря, в основном по брони распределялись такие билеты. Ожидая на вокзале поезд, идущий на Москву, немного «поработал Паниковским». Нет, милостыню не просил, прикинувшись слепцом. Но портмоне у ответственного работника Гомельской заготовительной конторы таки скоммуниздил. Больно рожа у товарища Саакяна премерзкая — жиром глазёнки заплыли, усы точь-точь по моде как у Гитлера-Павлова, ну как такого хитрожопца и стопроцентно ворюгу, крестьян обвешивающего, обманывающего, не обнести?

Люди катят в первопрестольную исключительно по делам, праздных турЫстов не увидел, очень много вояк и чекистов. Но встречаются, один хрен встречаются прелюбопытнейшие персонажи. Дамочка демонической наружности (чёрнотой цыганской блистающая и худобой нарочитой) лет эдак тридцати пяти, постоянно дымила то у окна приоткрытого, то в тамбур выходила, когда «детные» пассажиры начинали возмущаться.

Инесса Викентьевна Смольская (представлялась собеседникам в обязательном порядке) ехала в Москву «хлопотать за мужа-комбрига» и так артистично глазыньки закатывала на слове «хлопотать», что искушённые совграждане к 1938 году такие «университеты» прошедшие, только неловко плечами пожимали и старались поскорее сбежать от «комбрижихи»…

Поначалу решил, — агентесса НКВД, работающая по поездам, но в зрачки мадам Смольской заглянул, издали, через полвагона, зрение то — орлы позавидуют, а у Инессы такой пламень адский в очах, сразу всё ясно…

Скорее всего дамочка действительно пережила трагедию, арест мужа, очень даже может что и взаправдашнего комбрига. И теперь в Москву двинулась на поиски правды и справедливости, ишь как подбородок решительно вздёрнут.

Только увы, не помогут ни бывшие сослуживцы супруга, ни покровители, возможно бывшие любовники, чинов высоких достигшие в столице. Зря нацепила мадам Смольская дорогие шмотки и роковой взгляд «отрабатывает» на «доверчивом телёнке Шурике»…

Шурик, точнее Александр Александрович Боровиков, командирован Московским университетом в Белоруссию для сбора народных сказок, песен, легенд и прочего фольклора. Командировка завершилась успешно — сотни сказов и сказок, частушек и красивых местных обычаев записаны молодым учёным. Уже послезавтра на кафедре он докажет доценту Пожарскому общность белорусского народа, располовиненного подлой перекройкой границ!

Попервоначалу подумалось, косит под ботаника Шурик, а на деле агент военной разведки, «промышлявший» в приграничных районах созданием агентурной сети. Но «протестил» парня, нет — чистый учёный, причём вылитый Шурик из «Кавказской пленницы»: очки, повадки, жесты, разве только брюнет. Похоже, молодой Гайдай знавал Александра Боровикова и наваял легендарное кино, опираясь на прототип, а Демьяненко уже в прежних комедиях оказался «облондинен», потому так и оставили артиста. А не проявился фольклорист, не отпечатался в истории, так война поди прибрала или последний вал ежовских репрессий. Сейчас же Шурик Боровиков «распушил перья» перед Смольской, рассказал пару уморительных историй про тосты. Приходилось научному работнику частенько в глуши полесской и могилёвско-гомельской наливать сябрам, чтоб они «в настрой вошли» и запели. А как наливать без тостов? И там та-а-а-акие пожелания ядрёные встречаются. Да, Гайдай знал Боровикова, 99,9 % знал…

Выждал момент, когда Смольская отправилась «припудрить носик».

— Короче, фольклорист, добра тебе желаю, от бабы отстань. Инессочка явно кукухой поехала, словишь от тётки массу неприятностей. Лучше рязанские байки записывать, чем колымские сочинять. Свяжешься с дурой, пойдёшь вслед за комбригом, время непростое.

— Понял, Тём (назвался конспирации ради Артёмом) понял. Но жалко.

— Жалко у пчёлки.

— Про пчёлку знаю. Но вот это — «кукухой поехала», откуда?

— Наше, гомельское. Только говорят про дурачков, мол, «кукушка клюнула». А я творчески совместил с поехавшей крышей.

— Молоток!

— А то! Подрасту — кувалдой стану!

— По какой части трудишься?

— По комсомольской линии.

— Поня-я-я-я-ятно.

— Что тебе понятно, филолух? Я секретарь комсомольской ячейки речного порта, а по специальности плотник. Причалы ставим, пристани ладим, все дела. Вот, командировали в Москву по комсомольской путёвке, на строительство метро, а я и рад — в порту неделю как парторга забрали, главного инженера, механика. Лучше уж на новом месте перекантоваться.

— Да, — посмурнел «Шурик», — твоя правда, Артемий. У меня в Большом Каретном комната приятеля пустует. Володька, коллега-аспирант на Амур укатил, до Нового года точно на Дальнем Востоке проваландается. И привёл бы я в ту комнатку Инессу, допустим, уговорил на приключение. А у соседей тамошних ушки на макушке. И всё, уехал бы с «женой комбрига» дальше Вовки и дольше лет на десять.

Свободная комната крайне заинтересовала, это я удачно разговорил «товарища Шурика».

— А двинули, камрад Боровиков, в вагон-ресторан, посидим, хоть денежку красиво прогуляю. В Москве перспективы не особо радужные, впереди маячит лишь работа до упада да отсыпные в общаге.

— Идём, — обрадовался фольклорист, — позовём даму?

— На кой? Видишь, она летунов охмуряет. Авиаторы парни отважные и лихие, возьмут мадам Инессу на абордаж прямо в поезде, спорим?

— На абордаж это про моряков.

— Какой же ты занудный, Шура. Тогда на таран! Таран сгодится?

В вагоне ресторане чудом заполучили угловой столик на два места, в заведении на колёсах широко гуляли вояки, что интересно — вперемешку сидели кавалеристы и танкисты. По разговору стало ясно — часть офицеров-кавалеристов переучилась на «керосинки» теперь подтрунивает над друзьями из «навозных дивизий». Но по доброму подтрунивает, дракой и не пахнет, да и пьют защитники СССР умеренно, больше разговоры разговаривают про футбол и рекорды советских лётчиков. Что бесит — курить можно прямо за столиками, чем народ активно пользуется. И хотя организму с внедрённым «Слиянием и Контролем» никотиновые атаки абсолютно по барабану, откуда то «из глубин» из прежней жизни так и не закурившего человека, поднимается дичайшее раздражение. Стоп, геноссе Новиков, нам ещё надо технично развести Шурика на комнату, ту, что на Большом Каретном.

В принципе, собиратель песен и тостов уже «готов к работе» и понудить Александра Александровича Боровикова выполнять указания попаданца-иновременца как два пальца об асфальт. Но провернуть сию комбинацию следует красиво, тем более собиратель пословиц и поговорок архидружелюбно настроен к нечаянному спутнику.

Триста грамм водки усидели быстро, Шурик заказал ещё двести, но по секундной заминке чувствовалось, прикидывает «наличие наличности». Поиздержался в творческой командировке, понятное дело. Тэкс, приступим к решению квартирного вопроса.

— Саня, а пока налито, но не выпито, хочешь песню про Белоруссию, душевную и лирическую.

— Подожди секунду, я всё записываю, — засуетился с блокнотом Шурик. Ну точно — предтеча гайдаевского персонажа!

И я грянул. Шёпотком, чтоб остальные посетители вагона-ресторана не слышали.

Хватило и первого куплета с припевом, судя по «глазам в полтинник» товарища Боровикова, хит «Сябров» зашёл и в насквозь нелирическом тридцать восьмом.

— Это, это ты написал?

— А то кто ж⁈ Чего ради и в Москву на метрострой решился поехать, может и получится к Дунаевскому Исааку Осиповичу пробиться. Не всю же жизнь в плотниках ходить. А метро, по правде, ерунда, лишь бы в Москве закрепиться!

— Э, Артемий, — пьяно, с небольшим, но таки столичным снобизмом и снисходительным пониманием-сочувствием к амбициозному провинциалу проговорил Шурик, — ты категорически не прав! Пойми, чудак гомельский, за метрополитеном будущее. Первые строители все сегодня передовики и орденоносцы. Кто на инженеров пошёл учиться, кто по партийной линии двинул. Станций в московском метро будет несколько сотен, работе конца-края не видать! А выйдешь в передовики, запросто и песни в народ пойдут. Дунаевский чужаков не привечает, зря надеешься.

Ага, так и побежал к Исааку Осиповичу. Семейство Дунаевских чуть позже нарекут «еврейской музыкальной мафией в еврейской музыкальной мафии», как же — пять, ПЯТЬ родных братьев и все дирижёры да композиторы. Я ж чисто для затравки, для перехода к теме аренды комнаты на Большом Каретном и напел «Олесю» лирическим шёпотом, да как напел — словно вокалисты «Сябров», с их душевностью, с их интонациями!

Вопрос по комнате удалось утрясти даже не прибегая к ментальному воздействию, славный парень Шура Боровиков не прочь на пару дней, ну ладно, на неделю, предоставить жилплощадь командированного друга новому знакомцу. Правда с условием — баб не водить (да и не дадут Володькины соседи, склочники ууууууу какие) и пятнадцать полновесных советских рублей в качестве оплаты. Ого, да не такой уж и рохля товарищ Шурик, деловой человек. Набрался опыта в белорусских местечках, частушки собирая и с евреями за жизнь толкуя.

— Добро, только тогда за месяц постоя даю цельных полста. Не жадись, частушечник, тебе чистый навар, комната всё ж равно простаивает, а соседям по коммуналке скажем — брат троюродный, в институт на заочное приехал, скоро в общежитие студенческое переселюсь. Хочу спокойно отоспаться перед метростроевскими тяжкими буднями.

На том и порешили, проходя обратно в свой вагон, мельком отследили Инессу, изрядно выпившую, нервно похохатывающую в купе лётчиков. Эх, грехи наши тяжкие…

Столица встретила прохладой и мелким дождичком, скорее даже моросью. Однако прибарахлиться необходимо уже сейчас, щеголять в гимнастёрке в начале сентября конечно можно, тем более я на порядок морозоустойчивее обычных граждан, но архиподозрительно.

Страдающий с похмелья Боровиков, заполучив половину оговорённой суммы возликовал и предложил прямо на вокзале «раздавить померзавчику». Но влекомый железной рукой и волей попаданца вынужден был «товарищ Шурик» сопроводить «Володиного брата» до коммуналки в Большом Каретном переулке и представить соседям.

Словоохотливый и обходительный старичок Михаил Сергеевич Поткин (урождённый Моисей Соломонович) быстро ввёл в курс событий, на общей кухне и в шести комнатах квартиры под нУмером восемь происходящих. Самыми «крутыми» по местоположению и звукоизоляции (подальше от сортира и с одной капитальной межкомнатной стеной) числились «метры» семейств Щёлоковых и Смирницких. Моему же «кузену» Вольдемару не повезло — комнатка махонькая, пенал менее 12 квадратов (чуть позже просканировал временное пристанище глазом киборжьим, действительно 11,4 квадратных метра) и расположена между Щёлоковыми и запойным пролетарием Василием Кандыбиным. А «стенки» — одно название, доски двухдюймовые с обеих сторон дранкой обитые и оштукатуренные, ну какая там звукоизоляция…

Дверь в дверь комната одинокой преподавательницы черчения в техникуме связи Марии Селивёрстовой. По данным нашей разведки, а конкретно Михал Сергеича, «брат» Владимир пытался покорить неприступную красотку, но не сладилось у них, оттого «кузен» и согласился на длительную командировку на «берега Амура». Ничего особенного я в Марии Петровне не заметил — рыжеволосая стервочка, рост 162, сиськи второго размера, разве что жопа классная, фитнесняши первой четверти 21 века иззавидовались бы. Но! Не до баб! Отгулял своё в прошлой заброске, тут же, в этой реальности, надо костьми лечь, но Советский Союз подвести к войне в куда как более лучшем состоянии. На тему, что смогу изменить ход истории, предотвратить вторую мировую, даже и не пытался фантазировать, когда все великие державы готовятся к бойне, всяк свой интерес имея, помешать им невозможно, даже обладая абсолютной информацией о будущем и запредельными сверхспособностями.

Потому, времени не теряя, в первые же сутки закрепления в коммуналке воспетого бардом Большого Каретного переулка, начал действовать. Для начала с помощью старика Поткина истратил практически все деньги, экспроприированные у товарища Саакяна на гардероб. Жулик из заготконторы «помог» аж 850 рублями, что вроде и прилично при зарплатах большинства от сотни рублей и до двух-трёх, не считая денежных стахановцев, а также здешних «силовиков» и партноменклатуры. Но мне Любовь Орлову не танцевать, потому удовольствовался крепкими, хоть и «чутка» поношенными итальянскими ботинками моего размера, пиджаком, двумя брюками, плащом с подкладом, модной шляпой и аж двумя кепками, также последний писк столичной моды, как убеждали сосед и его приятель, виртуоз иголки, ножниц и древней швейной машинки непонятной конструкции (не «Зингер» точно).

Что хорошо в этом времени — подогнать одежду, ушить, или наоборот, посвободнее сделать «вещь», любой мастер может быстро и достаточно качественно. А коль за модой не гонюсь, мне ж главное в толпе не выделяться, потому и «сыграл провинциала», просил «как в Москве» гардеробчик подобрать, чтоб и дёшево и со вкусом.

Ясен пень, хоть и немного, но нахлобучили заезжего лоха дружки Михал Сергеича, зато столько комплиментов отвесили «красивому молодому человеку из-под Гомеля», столько ценных советов дали как в столице «зацепиться» и не сгинуть в тоннелях строящегося метрополитена.

Слушать мудрых старцев с широко распахнутыми глазами (и ушами развешенными) не трудно, однако ж Россию, пардон, Советский Союз, спасать надо. Заперся в комнатке и разложил на хлипком столе конверты, полста листов писчей бумаги и сверхмодный «химический» карандаш, (ей-ей, так и назывался) чтоб с ручкой перьевой не валандаться.

На «пустом», без картинок и пояснений большом конверте чётко, словно на принтере с компа распечатал, вывел невероятно красивым курсивом как русскими, так и «аглицкими» буквами: «Первому заместителю наркома внутренних дел Лаврентию Берия. Лично в руки. Особой государственной важности»…

Далее, уже на листах погнал на чистейшем английском «Вторично предостерегаем, ознакомиться с письмом могут Лаврентий Берия, либо его доверенное лицо Всеволод Меркулов или же Иосиф Сталин. Иным, даже высокопоставленным сотрудникам НКВД ознакомление с материалами категорически не рекомендуется. Переводчик должен быть особо проверен и, если советская сторона примет решение о сотрудничестве с группой симпатизирующих СССР 'друзей», находиться под постоянным контролем. Далее в Советский Союз прибудет связной, работающий лично с Берией-Меркуловым-Сталиным…

Для затравки, для пущей убедительности, начал с «бегунка» Орлова. Тот побег в тайне сохранялся даже чище чем «прыжок на свободу» Генриха Люшкова. Причем если Люшков, понятное дело — к японцам перебежал, гнида, то куда пропал Орлов (он же Никольский) на Лубянке не знали. И ещё долго не узнают, если, конечно, не подсказать.

А и подскажем — в Соединённых Штатах Америки скрывается майор государственной безопасности Орлов Александр Михайлович, похитивший 90 тысяч долларов из казны. Надо же жить на что-то, тем более с супругой сбежал, также сотрудницей разведки и с дочерью. И ведь, подлюка какой — письмо написал Троцкому, предупреждая о скором покушении на «Льва Революции». Тут же добавил, кашу маслом не испортишь, — на группу Сикейроса ставку в устранении Льва Давыдыча делать не следует. Под колпаком спецслужб и мексиканских и США и Великобритании знаменитый художник находится. А вот если подключить Судоплатова и Эйтингона, шансы на успех возрастают.

Представил как охренеют Лаврентий Палыч и Иосиф Виссарионыч, если послание до них таки дойдёт, не будет похерено недобросовестными сотрудниками органов, или соратниками «сбитого лётчика» Николая Ивановича. Ведь не просто так побежали высокопоставленные чекисты, понимали — песец приходит, отлютовали, отпалачествовали, сейчас и за них примутся молодые и энергичные выдвиженцы, вон, на Витю Абакумова посмотрите, каков орёл, какие кулаки!

По Люшкову отписался так: японцы, да, впечатлились сведениями, полученными от перебежчика и начинают засылку агентов для уточнения дислокации воинских частей на Дальнем Востоке. В Токио ошарашены новыми данными по противостоящей советской группировке, Генштаб японской армии не ожидал, что Советский Союз сумел сосредоточить на границе с Китаем такую силищу. Однако есть мнение, что Люшков пошёл на предательство сознательно, с ведома Ежова и Сталина сдал реальную инфу, не дезу, дабы «напугать» Японию и повернуть агрессию островного государства с севера на юг. Извечная «холодная война» между армией и флотом Японской империи может быть использована Москвой, о чём японских «друзей» предупредили из Лондона. В Токио правильно поняли «намёк» и провели разведку боем у озера Хасан, но это отвлекающий манёвр, главный упор сейчас Япония делает на агентурную разведку.

Как же, говоря о Японии, обойти легендарного Рамзая? Написал и про «доктора Зорге» — раскрыт давно журналист германской контрразведкой как коминтерновский агент, но мы знаем — Зорге с 1929 года сотрудник военной разведки! Эту важную деталь я хорошо оттенил, пусть Лаврентий гадает, откуда утечки пошли, кто сливает британцам совершенно секретные сведения.

Вроде всё сделал, чтоб поняли Сталин и Берия, неизвестный Гурд-Друг или «группа друзей» — высокопоставленные дипломаты и разведчики Великобритании, имеющие не менее высокопоставленных агентов в Берлине. Для чего подробно расписал, как в конце сентября, предположительно в Берлине или Мюнхене будет подписано соглашение между Италией, Германией, Великобританией и Францией по передаче Судетской области от Чехословакии Германии. Высока вероятность, что чехословацкая делегация и президент Бенеш пойдут на разрыв, на сдачу страны без консультаций с парламентом — Национальным собранием. Вслед за великими державами располовиненной Чехословакии обязательно предъявит ультиматум Польша, потребует передать Тешинской области, а также Венгрия может выставить территориальные претензии. Прага однозначно пойдёт на уступки, чехословацкая армия, деморализованная и сломленная без войны, поднять мятеж во имя сохранения страны не сумеет, ибо генералитет по большей части заагентурен и ориентирован на Великобританию, Францию, Германию и не готов отстаивать национальные интересы.

Дабы показать осведомлённость во внутренней политике Советского Союза и окончательно убедить вождя народов и его верного сподвижника в пенсне в серьёзности намерений «группы друзей», рискнул сразу же повести «большую игру». По памяти (а память абсолютная) перечислил аж на четырнадцати листах все сведения о ГУЛАГЕ, каковые ни одна разведка мира без суперкрота в верхушке лагерной системы добыть не в состоянии. На начало сентября 1938 сведения были уже неточными, ибо ориентировался на давным-давно прочитанные документы по итогам 1937 года, но это и хорошо, идеальные данные всегда подозрение вызывают, а лёгкие неувязки лишь достоверности придают разведданным. Расписал все крупные лагпункты в СССР: кто золотишко добывает, кто Норильский промрайон осваивает, кто лес, уголь выдаёт на гора. Перечислил ФИО начальников лагерей, опять же на конец 1937 года, количество охраны и местоположение близлежащих к лагпунктам воинских частей. И сообщил — Великобритания готовит отряды коммандос, составленные наполовину из бывших белогвардейцев и их потомков, для десантирования в места не столь отдалённые с целью освобождения зеков и создания очагов сопротивления в тылу воюющего государства. Мол, боятся в Лондоне союза СССР с Третьим Рейхом и создания сильнейшего Континентального блока.

И, «вишенка на торте» — поляки, планирующие отторжение у первого в мире социалистического государства части белорусских и украинских земель, готовят террористические акты против маршала Шапошникова и главного политрука Красной Армии — Мехлиса. Если Бориса Михайловича подлые ляхи жаждут укокошить для ослабления армии, то Мехлиса считают бесполезным но близким к Сталину человеком, устранение которого вызовет новую волну затухающих репрессий, что негативно отразится на возможностях вооружённых сил СССР.

В дезинформации же главное хоть частичку правды, но предъявить. А поскольку Льва Захарыча, сволочугу эдакую, всё равно грохну в ближайшее время, послание Берии-Сталину получит весомую поддержку. Пускай в Кремле прикидывают, кто из британских аристократов, сторонников «отставного короля» Эдуарда решил сыграть в свою игру. А вдруг это не лорды и пэры, а БСФ — Британский Союз Фашистов и его вождь, Освальд Мосли, терпящие поражение за поражением на выборах, сторонников каждодневно теряющие, готовы подружиться с «кремлёвским горцем».

Отметил в конце послания, что если «товарищи вожди СССР» готовы сотрудничать с Гурдом-Другом, пускай товарищ Сталин на второй странице «Правды» дважды упомянет Оливера Кромвеля, неважно в каком контексте. И финальная точка — столь необычное обращение, через письмо в НКВД, исключительно оттого, что кроме новичка Берия, связанного со Сталиным личной дружбой (ага пускай посмеётся вождь) прямого выхода на Сталина найти невозможно без раскрытия. В Наркомате же иностранных дел Союза Советских Социалистических Республик, в посольствах и консульствах более половины сотрудников, в том числе и чекистов, изображающих из себя «чистых» дипломатов, завербованы спецслужбами страны пребывания или иных государств, нередки случаи работы на две или даже три разведки. Сам нарком Литвинов — проводник интересов Франции и Великобритании, преклоняется перед Западом, в частных разговорах с иностранными дипломатами, стремясь им понравиться, сетует на отсталость России (Советского Союза) подчёркивает превосходство «цивилизованной Европы»…

Хотел ещё, пущей достоверности ради дать весь расклад по истребителю И-180, на котором суждено Чкалову разбиться. Надо, край как надо сохранить Валерий Палыча для страны и Военно Воздушных Сил. Но тогда совсем уж несуразица получится — таинственный ГУРД и по лагерям спец и по внешней политике и по авиастроению. Нет, перебор тоже не есть зер гут. Успеем Чкалова спасти, успеем…

Завершил историческое послание, полюбовался на идеальный почерк. Впрочем, в этом времени в школах чистописание ого как крепко преподают, уже потом, на лекциях вчерашние школяры, ныне студиозы губят в угоду скорописи, красивые «завитушки» и ровные линии, только редкие «ботанки» и отличницы красиво лекции переписывают в специальные «амбарные» тетради. Большинство же студентов в первые дни сентябрьские шляются на занятия с одной тетрадкой «на все случаи жизни», ну совсем как моё поколение, через полвека от дня сегодняшнего…

Поутру соседушки взирали на нового жильца настороженно, с некоей опаской. Но я то ухом киборга перешёптывания паническиеуловил. Суть в том, что пока «брат Володька» отсутствовал, его стол в кухне оказался занят кастрюлями и сковородками почтенной мадам Смирницкой, матерью трёх разгильдяев восьми, десяти и четырнадцати лет и верной супругой бухгалтера артели «Вагранка». И хотя я сразу заявил — не претендую на «демилитаризацию стола», поскольку ем в столовке, а вечером пирожков с собой принесу и тем сыт да доволен, госпожа домохозяйка губки поджала весьма характерно. Хотела, сучка, скандала, дабы проораться, высказать всему коммунальному миру как она лямку героически тянет, крепит семью, ячейку социалистического общества, пока некоторые несознательные холостякующие одиночки черт те чем занимаются. Муж недотрахивает, а зло надо непременно срывать на соседях — классическая коммунальная драма, нехваткой квадратов порождённая, невозможностью досыта нашпиливилиться супругам. Эх, как же прав, как же прав Михаил Афанасьевич!

И вдруг Виктория Сергеевна Смирницкая «вычислила» как «Володькин брат» полночи свет жёг, «писал в инстанции», не иначе как из-за стола отнятого накатал заявление в ЖЭК.

Алкаш Кандыбин громким шёпотом подлил керосинчику, дескать не в ЖЭК, а «куда надо» настучит грамотей залётный. М-да, не «Воронья слободка», но близко, ой как близко…

Дабы не напрягать соседушек, выскочил радостный из комнаты и пробегая мимо кухни в сортир поздоровался радостно.

— Утро доброе, люди добрые. А я рассказ для заводской многотиражки написал, всю ночь трудился. Если понравится редактору, примут корреспондентом в метростроевский боевой листок!

— Правильно, — Кандыба, уже принявший на грудь, радостно загудел, — лучше карандашом социализм строить, чем кайлом да молотком отбойным!

— Доброе утро, — обозначила улыбку Виктория Сергеевна, но по глазам видно, отлегло у бабы, — и о чём произведение? Если не секрет, конечно.

— Как правильно организовать соцсоревнование, чтоб все отстающие захотели стать передовиками.

— Хм, тема затёртая, но удачи вам, молодой человек.

— Спасибо, Виктория Сергеевна, удача мне сегодня ой как понадобится.

Действительно, удача не помешает, ведь предстоит подойти к «ящику для корреспонденции» на Лубянке, быть отфиксированным наблюдателями, возможно и фото сделают, сбросить в ящик (только бы не «в долгий») послание и благополучно ретироваться, тут без фарта никак.

Есть пара задумок по изменению внешности и походки, но хрен их, ежовцебериевцев знает — как выскочат, как начнут руки крутить. А до дури непредсказуемых чекистов мне в 1969 году хватило…