Кооперативное движение, основы которого заложили ещё перед войной, во времена руководства товарища Сталина, продолжает развиваться и крепнуть. Сотни тысяч производственных, проектных и исследовательских кооперативов, совокупно создают более сорока процентов валового дохода страны, а если считать только товары народного потребления – и до восьмидесяти. Мы уже привыкли к строительным, заготовительным и производственным кооперативам и артелям, но Москва, всегда шагавшая на остриё социального прогресса, представила недавно новый тип производства – ателье закупающее машинокомплекты автомобилей Волга и Жигули, делая из них машины совсем непохожие на оригинал. Получив все необходимые разрешения в ГАИ, кооператив продаёт свои автомобили, порой по ценам, совсем не отличающимся от таковых в магазине, что конечно сразу создало определённый ажиотаж среди автолюбителей страны.
Правда 5 июля 1978 года.
Владимир Афанасьевич Игнатович, совершено седой мужчина среднего роста, одетый в лёгкие парусиновые штаны, рубаху с короткими рукавами и сандалии, смотрел расширенными от ужаса глазами на Никиту Калашникова которого знал можно сказать с детства, и остатки волос на голове натуральным образом шевелились, от безотчётного страха.
Никиту доктор знал почти с рождения, когда сестра, тогда ещё несовершеннолетняя Варвара привела брата оформлять инвалидность. И даже не привела, а привезла в коляске, потому как четырёхлетний мальчишка не мог ходить. Годы шли, и маленький дебил, рос физически и благодаря постоянным занятиям с сестрой уже мог ходить и даже как-то себя обслуживать. Тогда их не развезли по детским домам лишь потому что приехала мама их мамы, бабушка Ксения, и сначала помогла похоронить дочь, а после занялась делами малышей, отдавая себя без остатка.
Жили на бабушкину пенсию, и на пенсию Никиты, но денег всё равно катастрофически не хватало, поэтому бабушка часто засиживалась вечерами, перешивая отданные соседями вещи на детей и себя. В конце концов сердце старой подпольщицы не выдержало и в 1974 году она умерла, оставив детям всё, что сумела украсть у самой себя – деньги на похороны и семьдесят пять рублей на книжке.
И снова появились ушлые дамы из райсобеса. Но внезапно откуда-то сверху последовал грозный окрик, и детей лишь поставили на контроль в органах опеки, но оставили жить вдвоём. И вот теперь, старый доктор видел невозможное. Плод смятый ещё в утробе матери, с таким ворохом органических повреждений, что вообще непонятно как тот жив, сидит, ходит, и говорит! Выглядя при этом, не просто как нормальный подросток его лет, а как бы не умнее и подвижнее чем его сверстники.
То, что сестра привела брата – было правильно. Инвалидность нужно снимать. Если нормализация состояния выяснится позже – скандала не избежать. Но вот его собственноручное заключение датированное шестым июля, где чёрным по белому указана вторая группа инвалидности.
Быстро оббежав кабинеты, Игнатович снова собрал комиссию, которая тоже поохала, глядя на внезапно поумневшего и похорошевшего инвалида, но против фактов не попрёшь, и чуть поругавшись, чиновники выдали документ, по которому он мог обратиться в районное отделение образования, для устройства в обычную школу.
И вот тут их ждала настоящая неприятность в виде абсолютного нежелания работников школы, принимать Никиту в восьмой класс.
Спор между Варей и директором с завучем, уже начал выходить за рамки приличий, когда Никита одним жестом остановил сестру.
- Валентин Георгиевич? – Никита посмотрел на директора. – Вы по образованию естественник?
- Физфак МГУ. – Сухо ответил директор.
- Давайте, вы мне напишете задачу, которую я прямо сейчас решу, и я вам напишу задачу, которую вы попытаетесь решить и уже по результату, будем что-то думать. А то, мы с вами молотим воду в ступе.
Задачка, написанная директором, выглядела примитивной даже для Никиты, а имплант сразу подсветил подвох в схеме, где требовалось определить вектор сил. Никита быстро написал ответ, указав вариативность решения, и положил листок перед директором, решавшим задачу на выделение теплоты схемой из трёх резисторов, расписывая черновик формулами, но явно находящийся далеко от ответа.
- Сто двадцать джоулей. – Подсказал ответ Никита, и пристально посмотрел в глаза директора.
- Тааак. – Валентин Георгиевич, сдержано улыбнулся, и потянул из стопки чистых листов ещё один и быстро набросал условие задачи, на которой у него «срезались» в прошлом году олимпиадники, отдав золото восьмидесятой школе.
Никита сразу уловил в чём ловушка задачи, чуть забуксовал на поисках нужной формулы, и его нейроассистент уже готов был выдать решение, но он, покачав головой сам нашёл ответ и быстро набросал его на листке.
- Вот.
- Сколько там ему понадобилось? – Ехидно спросила завуч, памятуя, что у лучших учеников школы на это было целых полчаса, и никто из них не справился.
- Семнадцать секунд. – Машинально ответил Никита.
- А по истории также сможешь? – спросила полная женщина, присутствующая при разговоре.
- Если дадите ознакомиться с учебником хоть на час, то да. – Никита кивнул. – Я смог достать только за четвёртый, и седьмой класс.
- Год крещения Руси?
- Если верить хроникам - девятьсот восемьдесят восьмой.
- А, например, дата смерти Павла Первого?
- 24 марта 1801 года. Сорок шесть лет.
- Господи, Валентин Георгиевич, какого рожна вам ещё нужно от парня? – Историчка покачала головой. Ну видно же, что золотая голова.
- Эх! – Директор покачал головой. – давайте его хоть в «Б» класс. Сами знаете кто у нас в «А».
- Хотите я позвоню Петру Александровичу? – Спокойно предложила завуч. – Он сейчас конечно первый секретарь МГК, но начинал-то простым рабочим. Не думаю, что у него будут возражения. Мальчик явно хорошо социализирован. – И обращаясь к Никите спросила. – Ты же не станешь таскать девочек за косички?
- А зачем это? – Никита опешил. – это же больно, наверное, да и неприятно наверняка.
- Ну, некоторых это не останавливает. – Сухо произнесла преподаватель истории. - Парочку таких любителей даже перевели в другую школу, через ИДН. Скандал громыхнул до небес. Тем более что папа одного из мальчиков работал в Мосгорторге. Но не торговому генералу тягаться с генералом партийным. – женщина вздохнула, и окинув взглядом одежду Никиты, добавила: - Но с одеждой нужно что-то сделать.
- Это в планах. – парень кивнул. – Не самый тривиальный способ решения, но полагаю у меня всё получится.
Нетривиальность способа заключалась в том, что Никита, получив зарплату вместе с премией, зашёл к директору магазина.
Номерной гастроном имел среди жителей название «Красный магазин», за идеальный порядок, и заслуженного директора, пережившего уже столько заведующих городскими и районными торгами, что не боялся совершенно ничего. И когда в самые напряжённые летние месяцы появился непьющий и ответственный работник, директор недрогнувшей рукой устроил его на полную ставку, выписав премию в размере ещё двух окладов, так как парень работал за троих.
Олег Геннадьевич Кульчинский, увидев на пороге мальчишку, принятого недавно грузчиком, и честно отработавшего полный месяц, приветливо качнул головой.
- Садись. С чем прибыл?
- Совет нужен, Олег Геннадьевич. – Никита присел на край стула. – Я в школу пойду в сентябре. А с одеждой у меня полный швах. Нужно что-то приличное, и недорогое. Но в кооперативных магазинах только дорогое, а в государственных лишь неприличное. Может что-то посоветуете?
- Ты хороший парень, Никита. – Директор без улыбки кивнул. - Без звука оставался на ночную разгрузку, подменял сторожа, и ни разу не попросил ни премии, ни надбавки. Июнь – июль самые тяжелые месяцы, у нас с грузчиками, потому что никто не хочет работать летом. А ты, пахал за двоих, а то и за троих. Так что ты помог нам, а мы поможем тебе.
Директор пододвинул к себе телефон, и достав из бокового кармана пиджака толстую записную книжку, полистал её, и найдя нужного человека, набрал номер.
- Шурочка, здравствуй моё солнышко… Да, конечно буду. Ты же знаешь, что мы с твоим папой пережили. Так что я в первых рядах. Но слушай. Я тебе что звоню. Есть у меня мальчишка один. Ну вот выручил он меня эти летом, очень – очень сильно. А у него ну вид словно у бомжа с вокзала. А мальчику в сентябре в школу. Да, ещё. Там такая история, в общем нет у него ни мамы, ни папы. Только сестричка, а она студентка. Ну какие там деньги у студентов ты знаешь. Я ему конечно подкину ещё, но ты уж малыша не тряси, ладно? Всё, маленькая. На юбилее обязательно буду. - Олег Геннадьевич положил трубку, и вытащив из письменного прибора свою визитку, написал на обороте адрес и имя.
- Это дочь моего старого друга, Александра Игнатова. Я уверен, что она решит все твои затруднения. И вот ещё. – Директор обернулся к сейфу, и не глядя вытащил несколько полусотенных купюр. Вот тебе в качестве премии, от меня лично.
Даже в Москве, в семидесятых, народ одевался во что горазд, от модных вещей прямо от парижских кутюрье, до продукции мухосранской артели «Красное чучело». Так что Никита в своих штанах, застиранных до потери цвета, выгоревшей на солнце отцовской рубахе, и стоптанных сандалиях, не выглядел белой вороной. Наоборот, на фоне вечно спешащих москвичей, он совершенно терялся, сливаясь с пейзажем.
Дом в глубине Бульварного Кольца, помнивший ещё купца второй гильдии Сашку Елманова, щеголял свежим ремонтом, и огромными сверкающими полукруглыми стёклами в высоких рамах.
На первом этаже находился магазин для художников с красками, кистями и прочими необходимыми вещами, а выше этажом начинались квартиры, на дверях которых не имелось даже номеров.
В одну из них и постучался Никита, сверившись с адресом и планом.
- Иду, иду. – Тяжёлая дверь, усиленная стальным листом, плавно отворилась, и Никита увидел молодую женщину лет тридцати, одетую в лёгкий шёлковый костюм кремового цвета, туфельки кофе с молоком, и яркий алый платочек повязанный на шее.
- О! – Женщина улыбнулась абсолютно ровными белоснежными зубами, и покачала головой. – Всё ещё хуже, чем я предполагала. – Она кивнула головой приглашая пройти следом, и пошла вдоль широкого коридора.
- Значит так. Одевать тебя будем в типаж «сын оборонного директора». Скромно, неброско, но стильно и со вкусом. Душ, когда принимал? – Она распахнула двустворчатые двери в огромную комнату, где почти все стены занимали шкафы с зеркальными створками.
- Три часа назад.
- Хорошо. - Без улыбки кивнув Никите, женщина отошла на несколько шагов назад, чтобы оценить фигуру. – Раздевайся до трусов, и кидай свои тряпки в угол.
Она ещё отшагнула, оценивая фигуру подростка, и почувствовала, как неприятно пересыхает в горле, глядя на свитое из жил и мышц тело.
- Трусы тоже снимай. – Она вышла и зайдя в комнату, подала Никите упаковку трусов Юго Босс. – Да не смотрю я.
Никита никак не прокомментировал, сняв изрядно поношенные семейные трусы и натянув белоснежное боссовское бельё.
- Н-да. – Александра покачала головой оценивая идеальную стать парня, и одёрнув себя подошла к шкафу, и достала рубашку и костюм песочного цвета, подав Никите. – Надевай.
Почти три часа женщина мучала его, примеряя разные вещи, надеясь, что рано или поздно тот устанет, но Никита стойко держался, и наконец последняя вещь легла на кучу на полу.
- Так, поскольку за тебя попросил сам Кульчинский, у тебя пятидесятипроцентная скидка, и всё это, тебе обойдётся в двести пятьдесят рублей. – И глядя как Никита достаёт из кармана деньги, сжала его кисть своими пальцами бывшей чемпионки Москвы по теннису. – Но у меня странно-игривое настроение. Хочется тебе это всё подарить.
- Не нужно, Александра. – Никита, легко вывернув руку из захвата, вложил в неё деньги. – Здесь триста пятьдесят. Больше нет. Но я хотел бы взять ещё пару женских платьев сорок шестого размера третий рост, на лето, и две пары туфелек, на тридцать шестой размер. Можно что-то убрать из того, что вы подобрали, чтобы влезть в сумму.
- Подруга? – Отрывисто спросила женщина, почти полностью скрывшись в шкафу.
- Нет. Сестра. – Глухо произнёс Никита. – Когда я болел, она меня выхаживала. Много лет, в одиночку. Сама ходит чёрт-те знает в чём, а ведь она молодая девчонка. Ей уже и замуж пора.
- А что папа?
- Погиб во Вьетнаме. Лётчик – истребитель. Я его не помню совсем. Только фото осталось на стене.
- Так. – Александра метнулась из комнаты и вкатила манекен на колёсиках. – похоже?
Никита с помощью ассистента наложил на манекен виртуальную объёмную сетку, с размерами сестры видимую только ему.
- Чуть ниже, и грудь меньше.
- Однако. – Женщина с улыбкой покачала головой. – У тебя вполне профессиональный глазомер. Действительно сорок шестой. А грудь?
- Двойка, я, полагаю.
Новый манекен точно вписывался в сетку, и Никита кивнул. – Да. Теперь хорошо.
- Держи платье на выход, а вот это и это, для учёбы. Туфли, сумочка, упаковка носочков, платочки, набор косметики, шампунь для волос. – Александра стала укладывать все покупки в большую сумку, а когда та заполнилась, вытащила ещё одну. – Так. Сейчас денег не беру, но месяца через два, подходи вместе с сестрой, отдашь за это, и оденем вас к осени.
- Ты так уверена, что я заработаю столько денег?
- А вот и посмотрим. – Александра ухмыльнулась. – Считай это моим личным психологическим экспериментом. Посмотрим так ли даром я получила диплом психолога.
Александра сама кому-то позвонила, и к выходу Никиты из подъезда уже ждала серая Волга, и водитель отвёз его домой.
А дома его ждал тихий скандал от сестры, которая почему-то уверилась что её любимый братик ввязался в какую-то аферу и ему стоило огромного труда доказать, что всё это куплено на зарплату и премию, выписанную директором магазина. Но окончательно убедило её предложение дойти до универмага и поговорить с Кульчинским.
Но вопрос денег следовало решить побыстрее, для чего оставалось буквально дней двадцать, потому как нужно ещё доработать в гастрономе, и только после этого искать более денежную работу. А вариантов имелось не так чтобы очень много.
Никита не знал литературных произведений будущего, и песен, да и вообще не знал будущего. Даже настоящее представлял себе весьма фрагментарно, чтобы что-то как-то спланировать. И нейроассистент тут не помощник, ибо он тоже учился понимать этот мир. Для того, чтобы раздеть криминал, нужно очень хорошо представлять себе все внутренние пружины общества, а пока он не видел даже всех внешних.
Ребёнок познаёт мир постепенно и даже к двадцати годам плохо ориентируется в пространстве. Что же говорить о подростке проснувшимся месяц назад?
Но и для знающего все ходы и выходы в Столице имелось немного вариантов. Все доходные поляны давно поделены, количество состригаемой зелени учтено, и известно кто, кому и сколько заносит от собранного урожая.
Даже проститутки на Казанском вокзале, посчитаны и учтены всесильной социалистической системой. И в такой ситуации добыча приличных средств становилась задачей вполне мастерского, а то и магистерского уровня.
Ассистент, которого Никита воспринимал как нечто естественное, не помня даже как тот оказался в нём, зафиксировав текущую проблему, выдал через какое-то время задание руководствуясь стимулирующей логикой.
Зафиксирована задача второго уровня. Решите её в течение тридцати дней, и получите три дополнительных пункта развития, которые сможете распределить по своему усмотрению.
Ассистент, имея свой, пусть даже и весьма специфический разум, понимал, что встроился в совсем юного представителя человечества, который к тому же находится сейчас на самом социальном дне. Но одним из приоритетов нейроассистента являлось продвижение носителя, для решения более глобальных задач, поэтому он всё время раздавал небольшие задания носителю, вроде «Вставать раньше и начинать день с тренировки», и тому подобное.
Никита же вполне приспособился к маленькому диктатору внутри себя, и уже новым разумом понимал, что тайна о существовании внутри человека подобного устройства так и должна остаться тайной.
Кроме того, ассистент частенько помогал носителю, ускоряя мышление и стимулируя разные участки головы.
Вот и сейчас, когда Никита погрузился в своеобразную медитацию в поисках решения вопроса, ассистент стимулировал зрительную память, и перед мысленным взглядом подростка проходила его, пока ещё совсем короткая жизнь. И поездка за вещами вставала как кадры цветного кино. Художники на Старом Арбате, и словно стоп-кадр, сцена, когда заказчик отдаёт пятирублёвую купюру за портрет, весьма небрежно написанный в технике «сухая кисть».
Честно говоря, Никита понятия не имел, сможет ли он также или хуже, но ничто не мешало ему попробовать, и подхватив со стола тетрадку и шариковую ручку, подложил снизу учебник по литературе, и стал быстрыми штрихами набрасывать абрис лица.
Имплант тоже ничего не знал о стилях и видах рисунка, поэтому помогал в силу своего понимания необходимости точного соблюдения деталей и пропорций.
Через час, у Никиты в руках лежал портрет сестры, выполненный в пока ещё не самом популярном жанре «фотореализм». Лицо, проработанное до мельчайших подробностей вплоть до ресниц, и чуть нарушенной линии правой брови. Но в целом, портрет конечно получился очень комплиментарным по духу, хотя и очень строгим по исполнению.
В конце семидесятых, в Союзе в жанре фотореализма практически никто не работал. Слишком затратно по времени и слишком сложно по технике, да и получить клеймо «буржуазный подражатель», очень не хотелось. Поэтому для СССР такой стиль выглядел не только революционно но и весьма привлекательно.
- Что это у тебя? – Варя вошедшая в комнату остановилась рядом и заглянула через плечо брата на листок и испуганно ойкнула.
- Это я? – Произнесла она почему-то шёпотом, и закрыла рот ладошкой. – Я такая красивая?
- Ты ещё лучше. – Никита, аккуратно оторвал листок из тетради, и отдал Варе. – У тебя случайно не найдётся пары листов ватмана?
- Да конечно! – Как у всякого советского студента, будущего инженера, дома хранился серьёзный запас бумаги, карандашей и ластиков всех видов.
Всё это он разложил вокруг себя, и наколов лист ватмана на кусок фанеры, используемой Варей в качестве чертёжной доски, стал набрасывать новое лицо.
Второй портрет дался ему намного легче, и где-то через час, он стоял перед дверью служебного кабинета директора универмага Олега Геннадьевича Кульчинского.
- А, Никитка, заходи. – Директор положил трубку телефона, и с интересом оглядел мальчишку каким-то особым взглядом. Светло-серые брюки, свободного покроя, белая льняная рубашка, и мягкие туфли – лоферы, рисовали образ неброский, но очень достойный, словно парень только что вышел из папиной Волги, или даже Чайки[1].
– Отлично. Вижу, что Шурочка поработала на все сто.
- Да, Александра сделала всё превосходно! – Никита кивнул. – А я к вам с небольшим «спасибо», за участие в моей судьбе. – Он раскатал лист ватмана не успевший согнуться, и на директора глянул Олег Геннадьевич, чем-то похожий на крёстного отца в исполнении Марлона Брандо.
Кульчинский сидел в кресле, с тростью на коленях, закинув ногу за ногу, пристально глядя вперёд, и едва заметно улыбаясь, словно знал о смотрящем на картину что-то такое, что не знает никто.
- Ну, ты дал, гари. – Директор с удовольствием смотрел на портрет. – Я конечно понимаю, что ты рисовал это сам, но чёрт… Парень ты же просто гений! – Он поднял голову, и кулаком стукнул в стену. – Клава, зайди!
Через минуту в кабинет вошла Клавдия Вадимовна – товаровед и заместитель директора, одетая в лёгкое платье, и белый халат поверх, и словно загипнотизированная уставилась на портрет.
- Ой, Олежек, простите, Олег Геннадьевич, вы тут такой красивый! Это же ты рисовал? – Женщина повернулась к Никите.
- Да, Клавдия Вадимовна. – Подросток кивнул. – И вас нарисую.
- Это, ж сколько денег стоит?
- Для вас, Клавдия Вадимовна, нисколько. – Никита покачал головой. – Брать с друзей деньги за такое совсем нехорошо.
- Правильно говоришь. – Директор гастронома кивнул, и поднял трубку. – Зато я знаю того, кто заплатит хорошо. – Он снова уткнулся в свою записную книжку, и набрал номер.
- Катенька? Да, Кульчинский беспокоит. Там Вадим Анатольевич не освободился? Хорошо, спасибо. – И практически без паузы: - Вадим Анатольевич, я тут совершенно случайно, вспомнил разговор с вами на юбилее Главторга. Так вот. Представьте себе, у меня есть что вам показать. В три в Арагви? Конечно буду, но я не один. Хочу вам представить одно юное дарование.
Олег Геннадьевич аккуратно опустил трубку, на аппарат, и внимательно прошёлся взглядом по Никите.
- Так. Одет вроде нормально. Часа полтора у тебя есть, пойди пока домой, а я за тобой заеду.
- А давайте я пока нарисую Клавдию Вадимовну? – Он обернулся на женщину, стоявшую сбоку от стола. – Найдётся лист бумаги и ручка?
- Всё найдется дорогой. – Клавдия тут же подхватила Никиту под руку, завела к себе в кабинет, и вытащила из-за шкафа, пачку ещё не распакованных плакатов, напечатанных на отличной веленевой бумаге. – Вот тебе, про передовиков Советской торговли. – Женщина усмехнулась, переворачивая плакат белой стороной.
[1] Волга, Чайка, марки дорогих советских машин.