В этот момент в пещеру вошли двое разбойников, и бросили на пол чье-то бездыханное тело.

- Смотри, атаман, вот кого нашли. Чуть не ушел от нас, наверное, к войску скакал, предупредить хотел.

Барик закрыл глаза и тихо застонал.

- О-о, не расстраивайся так, староста, - вкрадчиво заметил Дутто. - Малыш Фальви был хорошим малым, но ты ведь сам его отправил на смерть, так ведь? Итак, на чем мы остановились? Ах да, я как раз хотел спросить, кто этот незнакомый мне беловолосый друг? Не припомню, чтобы он жил в нашей деревне. Давай, парень, скажи-ка кто ты такой?

- Ты не знаешь меня, Дутто. Зато я знаю тебя, - холодно ответил Ворон, подняв на разбойника свой темный глубокий взгляд.

- Знаешь меня? Вот удивительно. И что же ты обо мне знаешь? - удивленно спросил тот, подходя ближе.

Ворон не ответил. Шаман сделал глубокий вздох и закрыл глаза. Да, лучшего момента испытать свои силы вряд ли можно представить. Способен ли он на что-то большее, чем выуживать свои забытые воспоминания из омута памяти? Откуда-то, словно издалека, доносились звуки голоса, требующего немедленного ответа, затем медленно пришла боль от удара по лицу. Но это было неважно, уже неважно. Шаман ощутил, как изнутри, откуда-то из забытых глубин и времен восстает нечто, когда-то бывшее частью его самого, неразлучное и неделимое с ним. Его сознание преобразилось, потеряло свои прежние очертания, и тогда он открыл глаза.

Разбойник замолк на полуслове, уставившись в два черных бездонных колодца, из которых веяло древней могучей силой. Шаман медленно поднялся, веревки на мгновение вспыхнули черным пламенем и опали пеплом. Дутто закричал и сделал попытку рвануться к выходу, но железные пальцы схватили его за горло, поднимая в воздух. Разбойник задергался, хватая ртом воздух, тогда как вторая рука шамана плавно, словно не встречая никаких преград, погрузилась в грудь Дутто, а через мгновение на ладони Ворона трепетало человеческое сердце.

- Я держу твое сердце, обреченный, - раздался глухой жуткий голос. - Именем высшей справедливости и данной мне властью я приговариваю тебя к смерти. Но сначала ты ответишь мне на один вопрос.

Разбойник обмяк, и из его глаз потекли слезы.

- Ты убил Вультара, своего друга, ради того, чтобы завладеть его женой? - спросил Ворон.

Дутто поднял на него свои глаза, в которых уже отражался мир за гранью смерти.

- Да, я убил... его, - слабым голосом прохрипел он. - Но... жена? У него никогда не было... жены.

Выдавив из себя эти слова, разбойник в последний раз вздрогнул, и его зрачки расширились, навечно застывая в таком состоянии. Шаман выпустил тело, грузно повалившееся на пол, и сжал ладонь в кулак, раздавив его сердце.

Глава пятнадцатая

Ричард любил море. У его отца была небольшая парусная яхта. Ричард помнил запах порта и дыхание морского ветра на лице. Они никогда не уплывали очень далеко, но для маленького мальчика это было настоящее приключение. Вот и сейчас, стоя на широкой палубе Гарзамаля, Ричард наслаждался водной стихией, наблюдал, опершись о фальшборт, как огненный шар солнца медленно погружается в воду, собирая с ее поверхности свои лучи и затягивая их с собой в пучину. Сейчас солнце казалось особенно громадным, так что зрелище выходило потрясающее. Ричард весь ушел в это созерцание, и ни шум матросов на палубе, ни плеск волн о борт корабля не достигали его ушей. Сейчас он был один на один с морем и солнцем, словно прикрытый невидимым коконом от всего остального.

Невольно стали наползать мысли об одиночестве. Бескрайняя морская гладь навевала ощущение ничтожности, которое в положении Ричарда еще и усугублялось личными переживаниями. Теперь, однако, мысли его не принимали негативную форму, но он отчетливо осознавал, что, по большому счету, совсем один в незнакомом ему мире. Теперь эта информация воспринималась им по-другому, он словно бы уже смирился с ней где-то внутри, сам не отдавая себе в этом отчета. Наверное, в какой-то момент человек просто перестает удивляться всему необъяснимому, когда оно окружает его со всех сторон. В конечном итоге, человек может приспособиться к любым условиям, что далеко не всегда можно определить, как положительное качество.

Ричард вздохнул и опустил взгляд на синюю гладь, разрезаемую невысокими волнами. Цвет моря был темный, в глубине сложно было что-то разглядеть, хотя изредка можно было заметить проплывающую близко к поверхности рыбу. Мужчина невольно словил себя на мысли о том, что перевалиться за борт ничего не стоит...

- Любуешься морем, парень? - пробасил пиратский капитан, незаметно подкравшись к Ричарду.

Музыкант вздрогнул и обернулся, но увидев знакомое лицо сразу расслабился.

- Да, я люблю море, Самондор, - ответил он и снова обратил свой взор на огненную дорожку солнца.

- Признаться, я думал, что тебя будет здорово укачивать, - сказал бородач. - Но ты меня приятно удивил, сразу видно, что с водой ты знаком не понаслышке. Плавал раньше?

- У моего отца была яхта. Мы с ним часто выходили в море, недалеко, правда.

Капитан довольно хмыкнул.

- Это славное дело, друг мой. Нет ничего прекраснее, чем бороздить водные просторы, уж поверь мне. Я рад, что ты имеешь об этом какое-то представление.

Ричард ничего не ответил, и на какое-то время воцарилась тишина, нарушаемая лишь привычными поскрипываниями корпуса и снастей корабля да мягким плеском волн. Ветер немного усилился, растрепав отросшие за время путешествия русые волосы Ричарда.

- Ты умеешь играть на этой штуке, парень? - спросил, наконец, Самондор, указывая на музыкальный инструмент, висевший в специальном кожаном чехле за спиной музыканта. Этот инструмент, кадайр, как его называет народ пустыни, Ричард присмотрел себе в Аль-Бакареше, и пожелал в качестве обещанного подарка.

- Когда-то я был музыкантом, капитан, - ответил Ричард, доставая свой кадайр из чехла. - Там, откуда я родом, используют несколько другие инструменты... но я надеюсь, что смогу разобраться и в этом.

- Тоже дело хорошее, - одобрительно кивнул Самондор. - Я сам как-то пытался овладеть этим искусством, да вот только слухом не вышел. Все что могу - бренчать похабные портовые песни. Ладно, не буду тебя отвлекать. Если получится - приходи ко мне, я с удовольствием тебя послушаю.

С этими словами капитан доброжелательно хлопнул Ричарда по плечу и пошел прочь. Музыкант улыбнулся и склонился над своим инструментом, желая детальнее его осмотреть. Больше всего кадайр напоминал средневековую лютню, которую не раз видел Ричард, и даже как-то пытался на ней играть. Только гриф был намного шире и короче, что делало инструмент не слишком удобным для рук. Ричард вздохнул, бросил последний взгляд на уже почти погрузившееся в воду солнце и тронул одну из струн.

Спустя некоторое время, когда последние лучи ушедшего светила вспыхнули и погасли окончательно, Ричард спрятал кадайр в чехол и решил, что прогулка вдоль палубы - это то, что нужно его онемевшим конечностям. В целом он был доволен, так как тщательно изучил свойства инструмента, настроил его по-своему и смог добиться более или менее хорошего звучания. Следующий раз Ричард планировал уже начать подбирать что-то из того, что он еще помнил, а может даже сочинить что-то новое, под стать всему этому удивительному его положению.

Дни на корабле протекали не слишком быстро, делать было почти нечего, в основном Ричард возился с кадайром или созерцал море. Изредка он беседовал с капитаном или Зулфой, а с командой вообще не входил ни в какой контакт. Он чувствовал себя чужим, и, пусть никто не проявлял к нему никакой недоброжелательности, но и интереса Ричард не вызывал тоже. Как-то раз, когда музыкант раздумывал, как еще можно было бы перестроить инструмент, его внимание привлекла темная полоска на горизонте. Любопытство взяло верх, и, отложив кадайр, музыкант направился на поиски капитана.

Самондор нашелся в своей каюте, в которой он предавался блаженному ничегонеделанию. Вопрос Ричарда вызвал у него легкую улыбку и, поднявшись со своего места, капитан жестом пригласил музыканта следовать за собой на палубу.

- Это как раз то, что нам нужно, парень, - заявил он, когда Ричард стал рядом. - Это - Тысяча Островов, наш родной дом.

- Что, их там, правда, тысяча? - спросил Ричард.

- Откуда я знаю, я, что, считал их что ли? - добродушно ответил Самондор и негромко рассмеялся. - Главное не это, а то, что этот архипелаг тянется почти до самой Большой Земли.

Капитан сунул руку за пазуху и вытащил оттуда помятого вида свиток, скрепленный веревочкой.

- Вот, погляди, - сказал он, протягивая свиток Ричарду.

Это оказалась карта. Начерчена была она довольно грубо, но все же давала некоторую информацию. Ричард почти сразу увидел множество черных точек, являвших собой своеобразный перешеек между северным берегом пустынных земель и каким-то большим участком суши, видимо той самой Большой Землей.

- Большая Земля - это другой материк?

Капитан ненадолго задумался, а потом согласно кивнул:

- Именно. Но наша цель не там, а вот на этих островах, - он ткнул пальцем в скопление точек на карте. - Вот уже как сто двадцать лет они служат прибежищем пиратам.

- У вас там что-то вроде своего государства? - полюбопытствовал музыкант.

- Ну, государство - сильно сказано, - улыбнулся капитан. - У пиратов нет королей или лордов, потому и об обычном государстве не может быт и речи. Есть лишь общий совет, на который собираются капитаны раз в пять месяцев. В остальном же каждый живет, как ему заблагорассудится, мы же пираты, в конце концов. Не знаю, парень, тысяча там островов или десять тысяч, но места там уж точно на всех хватает. Острова, знаешь ли, самых разных размеров, бывают такие, что и лечь негде, а есть такие громадины, что за день от берега до берега пешком не доберешься.

- А города у вас есть? Или, хотя бы, скажем, главный какой-нибудь? - снова задал вопрос Ричард.

- Есть, - кивнул Самондор. - В самом центре всего архипелага лежит один из самых больших островов - Кейаламинур. На нем располагается свободный город Курабанд. В целом, его можно считать нашей пиратской столицей.

- Кейа...что? - удивился Ричард. - Кто это придумал?

- Туземцы, - вздохнул капитан. - Острова не были необитаемы, когда там появились первые пираты, гонимые и преследуемые. Здесь издревле жил народ аборигенов, поклоняющихся Тагошу...

- Постой, как ты сказал, Тагош? Уж больно знакомое имя, - задумался музыкант.

- Еще бы, это Червь Земли, один из пяти богов, в которых, на мое счастье, я не верю, - улыбнулся Самондор. Но старый Зулфа в свое время мне все уши этим прожужжал.

Земля на горизонте все приближалась, и уже к утру стал отчетливо видны ближние острова. Еще день понадобился, чтобы подойти вплотную к архипелагу, и тогда, под небольшим количеством парусов, Гарзамаль стал пробираться по протокам между островами. Как и сами острова, эти протоки были совершенно разной ширины, и кое-где Ричард опасался, что корабль просто застрянет или запутается снастями в ветвях деревьев. Однако лоцман и рулевой знали свое дело очень хорошо, и никаких неприятностей не произошло.

Ричард с удивлением наблюдал за проплывающей мимо сушей, казавшейся совершенно пустынной и безлюдной. На вопрос о том, куда же подевались жители, Самондор ответил, что селиться предпочитают в глубине архипелага, оставляя между собой и морем своеобразный пояс из необитаемых островов. И верно, вскоре то тут, то там дикую природу нарушал след человека, или же сам человек выглядывал из каких-нибудь кустов, зорко наблюдая за проплывающим кораблем.

Вскоре, однако, был брошен якорь в небольшой бухте одного из крупных островов, потому что осадка корабля не позволяла двигаться дальше. Часть команды осталась с судном в специально построенном для этой цели и хорошо скрытом от глаз лагере, остальные же, погрузившись на шлюпки, двинулись дальше вглубь архипелага.

Ричард продолжал с интересом глазеть по сторонам, обозревая неведомую и незнакомую ему дикую природу, таившуюся на этих близко прилегающих друг к другу и поросших джунглями островах.

- А что стало с теми туземцами, Самондор? - спросил Ричард, разглядывая очередной мелкий островок, на котором росло лишь несколько пальм.

Капитан помолчал, а затем, не оборачиваясь, ответил:

- Они не были дружелюбны. Когда первые пираты высадились здесь, им пришлось с боем отбивать себе землю. Первые годы становления нашего братства сильно политы кровью, как нашей, так и местных. Но мы были лучше вооружены и выучены, так что в конечном итоге аборигены были вынуждены уйти куда-то вглубь островов и затаиться там. Я не знаю, что с ними теперь. Лишь изредка, бывает, мы натыкаемся на одного из них, но они не даются в плен, протыкают себя отравленной иглой, жуют ядовитую траву или еще что-то в этом роде.

Вскоре протоки стали как будто шире и, когда лодки проплывали мимо заросшего кустарником берега, раздался свист. Матрос, сидящий на носу передней шлюпки, ответил таким же свистом, и из кустов на берегу показалась человеческая голова.

- Добро пожаловать домой, братья, - произнесла она и улыбнулась, показав отсутствие некоторых зубов.

- Что это ты сегодня дежуришь, Мирен, - дружелюбно спросил Самондор. - Тебя же, вроде как, не затащить было на этот остров.

- А, - ответила голова. - Просто так, капитан, все равно заняться нечем было.

Лодки подплыли к самому берегу, и только тут Ричард понял, что это был никакой не берег, а ловко замаскированный вход в бухточку, покрытый кустарником. Плетеный каркас раздвинулся, открывая проход для шлюпок, и вскоре вся команда уже выбиралась на берег. От места высадки вглубь острова вела утоптанная тропинка, ясно показывавшая, что этим путем часто пользуются. А там уже сгрудились встречающие, среди которых Ричард заметил множество женщин совершенно различных национальностей, о чем свидетельствовал их специфический внешний облик или одежды. Самондора тотчас начали чествовать, и шумящая толпа, в которой смешались новоприбывшие с местными жителями, вскоре удалилась в направлении поселения.

Часовой Мирен с улыбкой проводил их глазами, вздохнул и снова улегся в кустарник на берегу, жуя какую-то сорванную травинку. Голоса затихли вдали, и на заросли снова опустилась дневная тишина, не нарушаемая ничем, кроме естественных звуков природы. Мирен начал было уже погружаться в какие-то свои раздумья, как вдруг что-то его насторожило. Мужчина еще не понял, что привлекло его внимание, когда на прибрежной воде показались круги. В этом месте пологий берег, покрытый кустарником, плавно спускался к самой воде, и заросли отделяло от протоки открытое место, длиной в несколько метров. Мирен подполз ближе и стал всматриваться в беспокоящуюся воду, как вдруг, прямо из нее вынырнула голова. Затем показались могучие плечи, и на прибрежный песок вышел человек. Он был полностью наг, с его лысой головы и мускулистых рук струйками стекала вода, а вся его кожа была покрыта переплетением тонких мерно пульсирующих красных линий. Мирен растерялся и хотел было уже что-то сказать или сделать, как вдруг незнакомец одним рывком оказался подле него и, схватив голову часового обеими руками, резко повернул ее влево. Раздался хруст, и обмякшее тело растянулось на земле.

Алый Охотник оттащил Мирена в сторону, снял с него одежду и оружие, облачился сам, а затем, без видимого усилия подняв бездыханное тело, сбросил его в воду. Раздался громкий всплеск, но некому было его услышать, потому что два ближайших часовых выше и ниже по течению растянулись на земле с неестественно вывернутой шеей.

Глава шестнадцатая

Барик поднес флягу ко рту и затаил дыхание в ожидании блаженной влаги, но, к его несказанному удивлению, на язык упала лишь одна капля, сиротливо скатившись по горлышку. Мутным взглядом десятник уставился на свою флягу, пытаясь разгадать причину такого страшного предательства с ее стороны, но тайна так и осталась неразгаданной, потому что внимание в стельку пьяного старосты привлек потрескивающий костер. Мужчина тут же забыл о фляге и внимательно стал изучать новый предмет. Внезапно это ему наскучило и он, приподнявшись на локте, попытался оглядеться. Вдруг его помутненный взгляд натолкнулся на темную фигуру по ту сторону костра, и волосы на голове Барика встали дыбом. Он вспомнил...

... Услышав крики своего вожака, в пещеру тут же вломился добрый десяток разбойников. Первым, что они увидели, был медленно оседающий на землю труп Дутто, а затем - стоящего над ним беловолосого незнакомца, которого Дутто тот приказал доставить сюда в компании трех других солдат. Теперь же он стоял посреди пещеры, и нечто невообразимо ужасное было во всей его фигуре и позе, что-то заставившее бывалых и хладнокровных рубак попятиться назад. Мужчина медленно развернулся всем корпусом, обратив к новоприбывшим два темных провала своих глаз. Разбойники, как завороженные, следили за тем, как его окровавленные руки движутся вверх, словно подымая невидимый предмет, а вслед за этим уже их собственные тела, совершенно помимо их воли, пришли в движение. Это было нечто совершенно противоестественное человеческой природе, потому что людям не дано летать. Но их тела сейчас медленно поднимались ввысь, а сами разбойники, осознав свое странное положение, начинали дергаться и молотить воздух конечностями, а пещеру огласили дикие крики боли, словно все их внутренности выдирали из еще живых тел, что, впрочем, было недалеко от истины.

- Вы все заслуживаете наказания, черви, - глухо проговорил Ворон. - Поднять руку на меня, было плохой идеей, разве вы не знаете, кто я?

Произнеся последние слова, шаман вдруг как-то осунулся и вздрогнул, помотав головой, словно сбрасывая наваждение.

- Кто же я?! Кто я такой? - удивленно проговорил он, опуская руки и рассматривая их, будто видел впервые.

Мертвые тела разбойников с шумом повалились на землю. Ворон ощущал, как пульсирует в нем мощь, чувствовал, что способен сейчас приподнять гору, в которой находилась пещера. Он видел бьющиеся сердца оставшихся бандитов, спешащих на шум, чуял их трепещущий фитилек жизни, и всем своим существом хотел погасить их все до одного. Какое-то древнее, забытое им чувство просыпалось в нем, ворочаясь, как ребенок ворочается в утробе матери. И Ворон захотел вспомнить, больше всего сейчас он хотел вспомнить, что это за чувство, откуда оно, из каких седых времен? Может быть, именно сейчас он сможет раз и навсегда избавиться от этой пелены, скрывающей его воспоминания. И если ценой этому станут жизни этих несчастных - да будет так.

От новой партии прибывших людей с оружием шаман просто отмахнулся, всецело погруженный в свои внутренние переживания. Однако и этого движения хватило, чтобы два-три человека упали с взорвавшимся изнутри черепом. Кое-кто сразу же бросился наутек, но нашлись и те, кто решил лицом к лицу встретить опасность. Они попрятались за выступы и камни, и начали стрелять из луков в одинокую фигуру посреди пещеры.

Ворону казалось, что он вот-вот найдет ответ. Вот сейчас, почти, самая малость и ... Проклятые черви! Своими ничтожными попытками ранить его они мешают, сбивают его концентрацию, комариными укусам раздражают его. Кулаки его сжались, а в пещере стало как будто еще темнее. Ворон издал жуткий крик и вложил всю открывшуюся ему сейчас мощь в один страшный удар. Скала содрогнулась, земля под ногами заходила ходуном, а через мгновение все было кончено - тяжело дышащий Ворон больше не ощущал ни одного бьющегося сердца в округе. Через мгновение он все же различил слабое трепыхание где-то недалеко от него. Ворон медленно повернулся и увидел двух вжавшихся в камень людей, старосту и его сына, смотрящих на него огромными полными ужаса глазами, а вокруг них тонкой еле заметной сферой светился магический щит, бессознательно поставленный им самим.

Барик помотал головой, пытаясь отогнать жуткие воспоминания. Но такое вряд ли можно забыть. Он помнил, как Ворон, пошатываясь, прислонился к стене пещеры и медленно сполз на землю. Переборов свой страх, десятник осторожно подошел к нему и перевернул на спину. Шаман дышал, но с большим трудом, его лицо, только что бывшее таким устрашающим, теперь выглядело жалко, и Барику невольно пришла в голову мысль, что сейчас убить этого странного человека мог бы даже ребенок.

- Ты... - робко начал десятник, - ты... цел, парень?

Ворон приоткрыл измученные глаза и слабо улыбнулся:

- Я вспомнил... кое-что, - прошептал он и потерял сознание.

- Ты должен отчетливо понимать, в какое сложное положение ты себя поставил, - верховный шаман заложил руки за спину и стал прохаживаться по ровной площадке перед большим неправильной формы камнем, на котором, понурив голову, сидел юноша с удивительными белыми волосами, собранными в хвост.

- Я... думаю, что понимаю, учитель, - ответил он, поднимая свой ясный взгляд на старика.

- А вот я так не думаю, - сказал тот, и в его голосе послышались нотки раздражения. - Ты понимаешь, почему мы не можем вступать в сношения с другими кланами?

- Да... учитель, - тихо произнес юноша.

- И почему же? - с нажимом спросил старик.

- Потому что... мы стражи стихий, и, следовательно, как стихии несовместимы друг с другом, так и их стражи не могут пересевать свои жизненные пути.

- Ты осознаешь, что это значит, шаман? - снова спросил Намурату, и тут же сам ответил. - Твоя пассия - жрица огня, пусть и очень слабая. Если бы это была простая, обычная женщина - я бы и слова не сказал, в конечном итоге ты волен развлекаться, как тебе вздумается, пока это не наносит вред нашему делу. Но твой случай совершенно иного рода. Скажи мне, ты понимаешь, почему?

Юноша помедлил, но потом, вздохнув, ответил:

- Я не могу быть с ней, потому что Тьма и Огонь никак несовместимы и в насильственной связи могут породить нечто невероятно ужасное.

Взгляд старика немного потеплел, и, остановившись напротив своего ученика, он произнес:

- Видишь, ты сам все понимаешь, - сказал он. - Почему же ты продолжаешь свое... увлечение? Глава огненных так же озабочен как я, ибо он понимает всю степень опасности.

- Но я ведь люблю ее, учитель, - словно оправдываясь, произнес юноша. - Разве я не могу любить?

- Нет, сынок, - старик сел рядом с ним на камень и положил руку ему на плечо. - Пока эта любовь не станет чувством абстрактным и не привязывающимся ни к чему, она будет нести тебе только вред. Пойми, это та цена, которую мы платим за то, чтобы иметь силы и возможности выполнять наш долг.

Когда они притащились в лагерь, валящиеся с ног от усталости и от пережитого, было уже темно. Часовой не сразу узнал их, и это стоило еще дополнительной задержки. Прибывший сотник выслушал сбивчивый рассказ Барика и тут же снарядил отряд для возвращения украденного имущества, а троим выжившим пообещал королевскую признательность и награду. Но Ворону было все равно. Сейчас его меньше всего волновала слава или чья-то признательность, он был поглощен новыми открытиями, сделанными там, в пещере. Кусочек головоломки, осколок памяти, древнее могущество. Многое уже было ему известно, но все еще многого не хватало.

- Барик, ты меня слышишь? - обратился он через костер к десятнику, проведя чуть дрожащей рукой по лицу.

Тот поднял на него отсутствующий взгляд и пробормотал что-то себе под нос. Ворон снова вздохнул, поняв, что сейчас от товарища ничего путного не добьешься. Внезапно он вспомнил еще один момент, стоящий отдельного внимания. Почему Дутто перед смертью сказал, что у Вультара не было никакой жены? Мог ли он лгать, стоя на самом краю? Если нет, то кто же была та женщина, приютившая потерявшего память бродягу? Новые вопросы, снова и снова.

Шаман еще раз взглянул на блуждающие пьяные глаза старосты и вздохнул. Этот ничего не расскажет, как и его сын, ставший каким-то очень угрюмым и молчаливым по возвращении из разбойничьего плена. Почти все время на его лице царило какое-то отсутствующее выражение, и лишь тогда, когда его взгляд случайно падал на Ворона, в его глазах появлялась искорка разгорающегося безумия. Да, эти двое вряд ли смогли бы рассказать о случившемся. А если и рассказали бы, то никто бы не поверил.

Ворон поднялся, бросил мимолетный взгляд на костер, и пошел к своей легкой походной постели. Сегодня ночью ему вряд ли удастся заснуть.

Отряд, вернувшийся с украденным провиантом, с большим удивлением сообщил о том, что, кажется, ни одного живого разбойника в ущельях не осталось. А если и были, то давно сбежали, а все остальные лежат, где попало в лужах крови и с такими лицами, будто сам Кай-Залех явился каждому перед смертью во всем своем ужасном обличье. Естественно, что расспросы сразу привели любопытствующих к стоянке Барика, но старый десятник, неважно чувствовавший себя после вчерашних возлияний, посылал всех куда подальше, и лишь с сотником у него состоялся довольно продолжительный разговор, после которого последний с серьезным лицом направился к ставке командования. Что там было сказано, и что было решено позднее на этот счет - не известно, однако эту историю постарались замять, а троих героев представили к почетной награде за стойкость и доблесть в бою. Специальным указом они были переведены из рядового войска в королевскую гвардию и назначены оруженосцами к знатным рыцарям. Это сослужило хорошую услугу Ворону, ибо приблизило его к командованию, чего он хотел с самого начала, и вытянуло из тех кругов, где больше всего любили обсуждать всяческие происшествия, а теперь рьяно взялись за случай в ущельях.

Барик тоже был рад случившемуся, так как теперь все трое были заняты своими делами и разделены пространством, что избавляло их от неизбежных встреч и обсуждения произошедшего. Кроме того, как только Ворон покинул их общество, сын старосты сразу ожил и стал почти таким же, каким был раньше, только иногда, когда никто за ним не наблюдал, на дне его пустых глаз отражался древний темный огонь, окутывавший фигурку с развевающимися белыми волосами.

Сэр Гранд, к которому направили шамана, не вызывал в Вороне особой симпатии, как, впрочем, и новый оруженосец у самого рыцаря. Их знакомство было сухим и наполненным обоюдным недоверием, что усугублялось внешней безразличностью Ворона ко всему происходящему. Однако, в точности выполняя все свои обязанности, Ворон не давал повода для конфликтов.

Войско медленно, но верно приближалось к северной границе Скальдорна, все ближе была опасность столкновения, что было понятно для каждого солдата, не смотря на то, что официально война не была объявлена. Однако, каждый человек, имевший хоть какое-то представление о ведении боевых действий, понимал, что передвижение такой большой армии не останется незамеченным, и Кальтира очень быстро сообразит, куда эта армия направляется.

Через пять дней было объявлено о том, что армия в одном переходе от первой ключевой точки - замка Юсгансен, перекрывавшего единственный удобный проход в горы. Битва предстояла нешуточная, ибо положение укрепления было очень разумное и выгодное для обороняющихся. Штурм следовало проводить очень продуманно, иначе неумелый полководец рисковал потерять добрую часть своей армии, разбившейся о скальные утесы. Потому и был сделан последний крупный привал, чтобы дать солдатам подготовиться к предстоящему бою, а командованию - еще раз обсудить свои планы. Нападения врасплох никто не опасался, ибо чего ради Кальтирцам покидать крепкие стены замка ради такого сомнительного предприятия.

Сэр Гранд оказался довольно важным лицом, потому как был приглашен на закрытый военный совет короля. Его оруженосец остался стоять вне просторного королевского шатра в компании других оруженосцев и не допущенных к совету офицеров. У всех на устах была лишь одна тема, и, если внутри шатра велось совещание, то снаружи оно происходило даже в больших масштабах. Ворон, по своему обыкновению, ни в каких обсуждениях не участвовал, и все, кто пытался заговорить с ним, скоро оставили эти бесплодные попытки.

Внешне ко всему безразличный, Ворон, однако, был так же, как и все, захвачен азартом предстоящей схватки, и, кроме того, он каким-то наитием ощущал, что этот самый азарт имеет отношение к тому забытому чувству, испытанному им в ущельях разбойников, и снова хотел его воскресить.

Вульфред был в восторге. А как еще он мог реагировать на то, что теперь, наконец, после долгих лет бесплодных попыток он прикасался к настоящей магии. Чудесная книга скрывала в себе поистине огромную сокровищницу волшебных тайн, которые одна за другой покорялись пытливому уму алхимика. Вульфреда ничуть не смущало, что черный том был в основном посвящен темным ритуалам и некромантии, его мало волновала эстетическая сторона дела, как и почти любого ученого. С детским любопытством постигал он все, что было написано в гримуаре, и с каждой переведенной строчкой ощущал себя все более счастливым.

Сегодня был особый день, потому что именно сегодня Вульфред собирался впервые опробовать кое-что из своих новых знаний на практике. От результата зависело многое, и алхимик очень тщательно подошел ко всем приготовлениям. На самом верхнем этаже своей башни Вульфред освободил большую комнату, вынес из нее всю мебель и на слегка облупленном полу вычертил замысловатую фигуру, подсмотренную в книге. Затем он принес небольшой столик, поставил его в углу и разложил на нем всякие причудливые вещицы, могущие понадобиться в ходе его эксперимента. После этого Вульфред отсутствовал довольно долго, и, вернувшись, расположил рядом со столиком клетку, в которой доверчиво щебетала какая-то птичка. Спустя еще некоторое время, место рядом с птицей заняла другая клетка, обитатель которой был очень похож на старую тряпку, но на деле был всего лишь грязным уличным котом.

Выполнив еще несколько важных пунктов своего плана, Вульфред запер двери в башню и поднялся на нужный этаж. Все было здесь, и алхимик был готов приступить к своему первому эксперименту. Надев на себя черный балахон никоим образом не для зрелищности, а лишь для того, чтобы уберечь от брызг свою одежду, Вульфред вынул из клетки отчаянно орущего и вырывающегося кота и одним ловким движением свернул ему шею. Труп он аккуратно положил в центр нарисованной им фигуры и, прикрыв глаза для концентрации, нараспев стал читать древнее заклинание из книги, долженствовавшее подготовить тело несчастного кота к возвращению жизни.

Вульфред стоял с закрытыми глазами, читая заклинание, и потому не мог видеть, как по нарисованным линиям изредка то тут, то там стала проскакивать тонкая зеленая молния. Увлеченный чтением, алхимик также не обратил внимания на то, что температура в комнате резко упала, и из его рта вырываются почти незаметные клубы пара.

Прочтя текст до конца, Вульфред подошел к клетке и вынул доверчивую птицу, которая косилась на него своим большим добрым глазом. Глубоко вздохнув и стараясь не думать об этом взгляде, алхимик положил ее на столик и прижал специально подготовленным жгутом. Из кармана черного балахона появился ритуальный нож, заказанный им у местного кузнеца, удивлявшегося, зачем известному чародею никуда не годный, некрасивый и несбалансированный клинок. Однако, все пропорции были точно соблюдены по книге, и теперь Вульфред, собравшись, одним ударом ножа прикончил птицу и поспешно стал читать другое заклинание, подчиняющее отходящую жизненную силу жертвы.

До этого момента Вульфред не сталкивался с настоящей магией, и потому не имел ни малейшего понятия, какими должны быть ощущения. Однако чем дальше он читал заклинание, тем страшнее ему становилось. В какой-то момент он даже подумал прервать все и выбросить трупы животных из башни, но потом предвкушение грядущей славы затмило этот порыв. Как же, вот так вот своими руками поставить крест на своей быть может единственной в жизни возможности стать чародеем? Ну и что, что аспект магии несколько ... специфический, зато все по-настоящему!

Итак, теперь оставалось самое сложное: заставить удержанную заклинанием жизненную силу птицы оживить мертвое тело кота. Вульфред сосредоточился, воздел руки и отчетливо стал произносить слова забытого языка. Фигура на полу начала светиться мертвенно-зеленым светом, от чего алхимик пришел в состояние легкой паники, и его речь стала малопонятной. Кое-как дочитав заклинание, Вульфред забыл обо всех страхах и жадно уставился на грязный комок, лежащий посередине комнаты. Поначалу ничего не происходило, но затем... мертвый кот зашевелился. Темная груда начала медленно подниматься с пола, и вот в лицо алхимику уставились два немигающих изумрудных глаза, горящих жутким потусторонним огнем. Шерсть существа разгладилась, стала лосниться от добротности, осанка выпрямилась. В этот момент он был прекрасен, он был таким, каким никогда бы не мог стать в своей жалкой бродячей жизни. Но это длилось лишь мгновение, а затем фигура на полу погасла, исчерпав свои силы, и величественный мертвый кот стал расползаться, будто бы был сделан из мокрой ваты. Кожа слезла, внутренности расплылись по полу, изумрудные глаза остались плавать в зловонной жиже. Вульфред подбежал к окну, и его вырвало на стену башни.

Глава семнадцатая

Пиратская деревушка на острове показалась Ричарду очень живописной. Она находилась прямо посреди джунглей на расчищенной от растительности местности. Видно было, что те, кто закладывал поселение, не пожалели своих сил, чтобы устроить все надежно и долговечно. Невысокие деревянные хижины стояли правильными ровными рядами, а между ними образовались узкие улочки. Домов было около сотни, в центре поселка находился особняк капитана, выполненный более масштабно, чем все остальное, но, впрочем, довольно просто.

Новоприбывшие вместе со встречавшими проходили по улицам, постепенно убавляясь в числе - каждый стремился быстрее оказаться дома. Отовсюду слышались радостные крики, музыка и веселый шум, свидетельствовавший о том, как сердечно приветствовали пираты возвращение товарищей. Зулфа, Самондор и Ричард вскоре остались одни и остаток пути до особняка прошли в молчании. Каждый думал о чем-то своем и не хотел нарушать ничьих раздумий.

Особняк Самондора был длинным двухэтажным строением, выполненным с претензией на роскошь, однако ввиду скудности средств и стройматериалов все же больше похожим на казармы. Но стоило оказаться внутри - и сразу забывалась внешняя неуклюжесть, затененная сверкающим великолепием поистине королевского дворца. Тут были и драгоценные украшения, и чудесные дорогие ковры, и старинная вычурная мебель. Нельзя было сказать, что хозяин всего этого обладал отменным вкусом, но тут количество явно господствовало над качеством и логикой размещения. Все это кричащее великолепие немало поразило Ричарда, и он, к видимому удовольствию капитана, какое-то время просто созерцал окружение, пока Самондор не потащил его дальше. Навстречу им вышла вся челядь, состоявшая из старого слуги, кухарки и конюха. Все они радостно приветствовали Самондора, и Ричард подумал, что это, несомненно, положительно характеризует капитана как хозяина.

Гости последовали за Самондором, лично показавшим каждому его комнату, и пригласившим их собраться в гостиной, как только они отдохнут с дороги. Ричарду досталось все так же богато украшенное помещение на втором этаже с тяжелой большой кроватью под балдахином и единственным окном, выходящим на задний двор. Здесь же обнаружился крупный, под стать кровати, стол и стул. Пол был устлан мехами, а на дальней стене висело зеркало в золотой оправе.

Заметив его, Ричард напрягся, и в то же время ощутил жгучее любопытство. Очень давно он не видел своего отражения, и ему было жутко интересно, но с другой стороны он страшился, что не узнает самого себя. Мужчина медленно подошел к зеркалу и уставился в него. Оттуда, из матовой глубины на него смотрел незнакомец. Жесткие скулы, прямой нос, голубые холодные глаза. Подбородок и щеки покрыты неопрятной русой бородой, волосы в полном беспорядке кое-как уложены назад. Ричард поднял руку к лицу и потрогал его, как ребенок, стремящийся удостовериться в реальности происходящего.

Мужчина стянул через голову рубашку и увидел в зеркале загорелый мускулистый торс, покрытый старыми шрамами. Где же тот нежный рыхловатый парень, любивший посмотреть сериалы про супергероев и разобрать пару-другую новых гитарных риффов? Ричард нахмурился и, снова натянув рубашку, плюхнулся на кровать. Все это, несомненно, требовало определенных раздумий, но не успел он приступить к делу, как усталость, накопившаяся за все время водного путешествия, навалилась всей своей тяжестью, и сон сморил его.

Ричард проснулся от того, что кто-то настойчиво стучал в дверь его комнаты.

- Открыто, - крикнул он и присел на кровати.

Дверь отворилась, и внутрь вошел Зулфа. На нем был надет домашний халат, что говорило о том, что старик явно чувствует себя как дома. Он прикрыл за собой дверь, пододвинул стул и, сев на него, спросил:

- Ну что, друг, как спалось?

- А что, я долго спал? - поинтересовался Ричард и, потянувшись, встал с кровати.

ќ Несколько часов, - ответил старик, и на его лице появилось серьезное выражение.

- Послушай, сынок, - продолжил он, - Прости, что не даю тебе расслабиться и отдохнуть, но я снова хочу поговорить с тобой ... ты знаешь о чем. О нашем плане, так сказать. Я бы не торопил события, но меня терзает какое-то предчувствие.

- Предчувствие? И ты думаешь это серьезно? - спросил Ричард, снова бросая озабоченный взгляд на свое отражение в зеркале.

- Видишь ли, раньше я был магом. И мои предчувствия никогда меня не обманывали, да-да, - сказал старик, задумчиво потирая подбородок.

ќ- Но, Зулфа, ты ведь сам говорил, что тебя лишили твоих... способностей, - заметил Ричард и неопределенно помахал в воздухе руками.

Старик провел рукой по лысой голове и вздохнул.

- Да, это так. Но не до конца. Я уже говорил тебе, что у меня осталось мое чутье... отчасти. Да и еще кое-что. Знаешь, это похоже на то, когда тебя пытаются крепко связать.

- Ты это о чем? - удивился Ричард.

- О ритуале наложения Печати, - ответил старик и указал рукой на татуировку на голове. - Если тебя пытаются связать, а ты в этот момент максимально напрягаешься, то потом, когда ты расслабишься, оказывается, что путы не так крепки. Так и здесь. Это очень трудно и... болезненно, но возможно. В тот самый момент, когда Печать касается твоей головы, ты напрягаешь всю свою волю, и Печать охватывает ее. А потом ты расслабляешься, и спустя какое-то время, когда физическая боль уходит, ты замечаешь прорехи, через которые можешь взаимодействовать с миром на тонком уровне.

Старик умолк и посмотрел на Ричарда.

- Послушай, - начал тот после небольшой паузы, - Это, конечно, все очень интересно, но я ведь не маг, мне это не слишком понятно, к чему ты ведешь?

Зулфа улыбнулся.

- Просто я хотел сказать, что я еще не такой бесполезный, как некоторые считают. И уж точно доверяю своим предчувствиям. Именно об этом я и пришел поговорить.

- Что ж, я по-прежнему тебя слушаю, друг, говори, - ответил Ричард и подошел к окну.

- Тебе просто необходимо добраться до нашего Ордена. Это будет величайшее открытие за всю его историю, я чувствую, я уверен, что в твоем появлении здесь сокрыта великая тайна, и она как-то связана с ушедшей эпохой. Скоро мир изменится, неизвестно только как. Ну да это не важно. Не в наших силах предсказывать будущее, и потому не следует гадать и тратить время на то, чтобы предсказать его. Слушай же, Ричард. Орден Собирателей Премудрости находится на южной оконечности Мыса Бурь, который является частью Большой Земли. Чтобы добраться туда, нужно оставить весь этот архипелаг, на котором мы находимся сейчас, за кормой и следовать точно на север до того, пока не будет виден берег. Затем следует проплыть вдоль него на запад. Ты узнаешь Мыс Бурь, это выступающая на приличное расстояние в море гора, покрытая лесом. Когда ты будешь там...

В этот момент в дверь постучали.

- Хозяин приглашает вас присоединиться к нему, господа, - раздался оттуда голос старого слуги.

Зулфа перевел дух и улыбнулся:

- Ладно, кажется, все-таки стоит немного отдохнуть. Самондор, небось, собрался устроить пир в Ржавой Сабле, местной таверне. Пойдем, составим ему компанию, а о делах можно поговорить и после. Да, кстати, распоряжусь, чтобы тебе принесли все необходимое для бритья и мытья.

Ричард обрадовался такой перемене, так как совсем не настроен был сейчас слушать речи старика. Они порядком успели ему надоесть, и, хоть он и испытывал к Зулфе определенную симпатию, которую можно было бы назвать и дружбой, но все эти скучноватые предположения, предчувствия и опасения нагоняли на него тоску. Вот уверенная и беззаботная позиция Самондора была Ричарду по душе. Молодой музыкант, несмотря на все то, что ему довелось пережить, не потерял той доли скептицизма, которая так сильна была в людях его мира. С радостью воспользовавшись возможностью снять с себя лишний груз ненужных волос и накопившейся грязи, он вышел вскоре из своей комнаты чистый, сияющий и готовый к предстоящему пиру.

Ржавая Сабля находилась совсем недалеко от особняка. Уже на подходе Зулфа и Ричард услышали веселую музыку и крики, а, свернув за последний поворот, увидели и само заведение. Это было немного неуклюже построенное здание, из распахнутых дверей которого лился свет, выхватывающий часть улицы и шатающихся там людей в наступивших сумерках.

- О-о, а вот и мои друзья! - громовым басом проревел Самондор, когда Ричард с Зулфой показались на пороге. - Милости просим, присаживайтесь за стол, ешьте и пейте вволю! Сегодня мы празднуем!

На корабле еда была сытной, но не слишком разнообразной, так что сейчас у Ричарда просто разбегались глаза от обилия яств, и урчало в животе. Хотелось попробовать сразу все, и трудно было решить, с чего бы начать. Таверна была освещена множеством факелов, развешанных на стенах, дальний угол занимали музыканты, выводившие какую-то зажигательную мелодию. Зал был полон людей, все смеялись, шутили и громко радовались. Ричард невольно поддался этому веселью, раскрепостился и уже спустя какое-то время громче всех смеялся над шутками и пытался рассказывать об их приключениях. Даже мрачный Зулфа, казалось, на мгновение забыл о своих предчувствиях и довольно улыбался, посматривая по сторонам.

- Эй, друг Ричард, - обратился к музыканту уже немного захмелевший капитан, перегнувшись через стол. - Что же ты не прихватил свой... ик!... инструмент? Сыграл бы чего...

- Да вот, не подумал как-то! - воскликнул Ричард, звонко хлопая себя по лбу. - Завтра сыграю обязательно, сейчас уже недосуг тащиться за кадайром.

Капитан медленно кивнул и, решив, что пока удовольствуется местной игрой, повернулся к выводящим какую-то замысловатую мелодию музыкантам. Так продолжалось еще некоторое время, все присутствующие уже находились на различных стадиях веселого опьянения, атмосфера становилась все более дружелюбной и радостной, как вдруг музыка замолкла, и голоса в зале как-то тоже притихли. Ричард как раз рассказывал очередной эпизод своих похождений и не сразу уловил общую перемену настроения. Все головы невольно повернулись ко входу, где на фоне темного дверного проема возвышалась могучая фигура. Это был крепкий лысый мужчина, на странном, лишенном выражении лице которого светились рубиновые глаза. В каждой руке он сжимал по ятагану, с которых стекала и падала каплями на деревянный пол свежая кровь.

Тут же в зале поднялся шум. Пираты вскакивали со своих мест, вынимая оружие, и наиболее рьяные или пьяные тут же устремились на нарушителя спокойствия. Пришелец метнулся к ближайшему столу, ударом ноги опрокинул его, и, воспользовавшись секундным замешательством противников, прошелся клинками по незащищенным конечностям. Он был невероятно быстр, передвигался и атаковал со скоростью, лежащей за гранью человеческих возможностей. Удары пиратов рассекали лишь то место, где он только что был, а сам Алый Охотник уже снимал кому-нибудь голову с плеч. Таверна наполнилась криками и стонами. Пол стал мокрым и липким от крови, а часть мигом протрезвевших пиратов бросилась наутек. Охотник их не преследовал. Вскоре стало ясно, что он целенаправленно пробивается к тому столику, где сидел капитан со своими товарищами.

Зулфа вскочил на ноги и, с неожиданной для него силой схватив Самондора за воротник, встряхнул его.

- Болван! Ты что, принес шкатулку сюда? - закричал старик, и на его морщинистом лице проступил беспомощный гнев.

Самондор как-то по-детски непонимающе переводил взгляд с яростного лица Зулфы на кровавую бойню и лишь хватал ртом воздух.

- Значит ..., - проговорил он растерянным голосом, - Значит, ты был прав... Неужели...

Тем временем сопротивление пиратов все ослабевало. Одна за другой скатывались головы, падали на землю руки, все еще сжимавшие оружие, а Охотник не получил ни единой царапины. Красные линии на его коже тяжело пульсировали, а алые глаза искали что-то в толпе до тех пор, пока не остановились на Самондоре.

Но пиратский капитан уже овладел собой и, оттолкнув старика, выхватил свой скимитар и вспрыгнул на стол.

- Назад, идиот! Тебе не одолеть посланца тьмы! - прокричал ему вдогонку Зулфа, пытаясь ухватить его за полы халата, но было уже поздно.

Растолкав защитников, Самондор выбрался на усеянный трупами участок таверны и встретился с убийцей лицом к лицу.

- Ну же, давай, демоново отродье! - зарычал капитан, и его оскал сейчас был не менее жутким, чем бесстрастное лицо Охотника. - Сражайся со мной, попробуй, отбери то, за чем пришел!

Охотник развернулся всем корпусом к Самондору и тут же сделал неуловимый выпад. Но капитан оказался искусным фехтовальщиком. Пусть он и проигрывал противнику в скорости, но мастерства ему было не занимать. Слегка развернувшись, Самондор отбил клинки Охотника и тут же перешел в молниеносное наступление. Лезвия трех мечей сверкали в безумном танце, время как будто остановилось, а пираты вокруг взирали на это с благоговейным трепетом, не решаясь ни помочь своему капитану, ни покинуть помещение. Никогда раньше Самондор так не сражался. Он вложил в этот бой все свое мастерство, все свое дикое желание жить, и стало казаться, что у него есть шанс на победу.

Но в какой-то момент, меняя позицию, капитан угодил ногой в лужу свежей крови и на секунду потерял равновесие. Но этого мгновения хватило, чтобы оба ятагана Охотника отбросили в сторону утративший уверенность скимитар капитана и глубоко вошли в грудь Самондора. Капитан не проронил ни звука, лишь из его открытого рта хлынул поток крови, смешиваясь с темно-бардовым месивом на полу. Убийца поднял безжизненное тело в воздух, а затем коротко, без замаха, швырнул в толпу пиратов, сбросив со своих клинков. Алый взгляд обвел дрожащих от ужаса людей и остановился на Ричарде, который, сам не зная почему, вытащил из внутреннего кармана халата Самондора маленькую черную шкатулку.

Музыкант застыл под этим леденящим кровь взглядом, не в силах пошевелиться. Охотник сделал два коротких взмаха своими ятаганами и медленно двинулся к Ричарду. Оставшиеся в живых пираты спешили убраться с его пути, сразу же поняв, на кого устремлен его взгляд.

Внезапно тишину прервал голос Зулфы.

- Ты должен добраться до Ордена, Ричард! Ты должен! - сказал он каким-то сдавленным голосом, и, оглянувшись, музыкант увидел гримасу боли на лице старика.

Татуировка, украшавшая его лысину начала светиться изнутри, раскаляться, в воздухе запахло паленым мясом.

- Бе...беги... Найди... орден... Я... задержу его, - с трудом выговорил старик, поднимаясь с земли.

Охотник заметил это движение и развернулся к новой угрозе. Но прежде чем он успел что-то сделать, раздался жуткий крик, в котором уже не осталось ничего человеческого, и Зулфа разом вспыхнул, превратившись в столб гудящего пламени.

- Забирай назад своего слугу, Кай-Залех! - прогремел его изменившийся голос, - Именем Люминора, Повелителя Огня и Лорда Света, вечного и непримиримого врага твоего господина, я изгоняю тебя, Пес Тьмы туда, откуда ты пришел! Возвращайся во мрак!

Столб пламени пронесся по залу, оставляя за собой след из прожжённых досок пола и обгорелых трупов, не разбирая дороги, превращая в пепел живых, не успевших убраться с его пути, испаряя лужи крови, раскалив сам воздух. Он столкнулся с фигурой Охотника, и тот закричал, жутким, нечеловеческим голосом, охваченный священным негасимым пламенем. Его тело обугливалось еще несколько секунд, а потом лопнуло кровавыми брызгами, тотчас же поглощенными жадным огнем.

Глава восемнадцатая

Замок Юсгансен слабо выделялся на фоне скал. Древние зодчие, возводившие давным-давно это укрепление, не сильно беспокоились о его красоте, зато строили на славу. Армия Траугила Второго уже давно двигалась в видимости гор, но только сейчас отчетливо стал различим сам замок, сливающийся со скалой, из тела которой произрастал. Огромные кованые ворота были заперты, а на стенах в промежутках между зубцами виднелись черные точки - лица бойцов. Было ясно, что о внезапном нападении не может быть и речи, но король был готов к такому повороту событий и, скорее всего, даже не надеялся, что ему удастся взять крепость врасплох.

На безопасном расстоянии был разбит военный лагерь, и началась подготовка осадных машин к предстоящему бою. На плоской равнине, простирающейся до самых горных подошв, были возведены четыре гигантских требушета, следом за ними прикатили большой, окованный железом таран, а потом занялись подготовкой осадных башен, обкладывая готовые уже конструкции сырыми шкурами для защиты от горящих стрел.

Приготовления заняли весь день и большую часть следующего, и все это время зоркие глаза людей на стенах следили за каждым действием разворачивающегося войска. Ворону, как рыцарскому оруженосцу, оставалось только ждать и наблюдать за всем со стороны, а, поскольку сэр Гранд сейчас не нуждался в его услугах, то шаман был целиком и полностью предоставлен самому себе. Ворон бродил среди разбитого осадного лагеря, задумчиво осматривал боевые машины, не путаясь, впрочем, под ногами у их обслуги. Вскоре это занятие ему наскучило, и шаман поднялся на небольшое возвышение, одно из немногих, находившихся на этой на удивление гладкой равнине. Отсюда мужчина окинул взглядом каменистую местность, которой предстояло стать свидетелем осады. Он понимал, что главный бой будет проходить не здесь, а там, за стенами вражеской крепости, которая так удачно или не удачно являла собой единственного привратника на горном пути в Кальтиру.

Ворон бросил еще один задумчивый взгляд на скальный замок, и побрел по направлению к лагерю. Прошлой ночью защитники все-таки решились на отчаянную вылазку. Шаман помнил, как проснулся от отдаленного звона клинков, криков и, вскочив, увидел на некотором расстоянии от основного лагеря какую-то возню и мельтешение факелов. То был расчет дальнего требушета, который отчаянно отбивался от атакующих. Мимо Ворона строем пробежали солдаты, направленные на подмогу товарищам кем-то из командования. Вскоре атака была отбита, а остатки нападавшего отряда, отступили обратно в замок, прикрываемые огнем с его стен. Эта вылазка не нанесла особенно ощутимого урона, однако один из четырех требушетов все же был приведен в негодное состояние, а часть его обслуги убита. Этот инцидент подвиг командование на ускоренное приведение в действие планов осады, и на следующее утро король со своей свитой направился к замку, дабы выдвинуть свои требования или принять капитуляцию, если таковая будет иметь место. Свита сомкнула щиты вокруг Траугила, так что он находился сейчас в относительной безопасности, и, если бы защитникам вздумалось просто расстрелять приближающийся отряд, то, заплатив жизнями своих верных воинов, король мог бы успеть спастись.

- Защитники Юсгансена! - прокричал Траугил, когда до крепостных стен оставалось совсем немного. - Я, Траугил Второй, правитель королевства Скальдорн, даю вам единственный шанс выжить и спасти все население крепости - сдаться сейчас. Сложите оружие, откройте ворота замка, и я даю вам честное королевское слово, что вы будете взяты в плен по всем правилам и в соответствии с вашим положением.

- Смотрите-ка, безумный король! - донесся насмешливый голос с крепостной стены. - Ты точно спятил, Траугил. Нападаешь без объявления войны, как трусливая крыса, и призываешь нас сдаться, как, безусловно, поступил бы ты на нашем месте. Но там, дальше, наши дома и наши семьи, которые ты, одержимый безумием, идешь жечь и уничтожать. Неужели ты думаешь, что мы просто дадим тебе спокойно пройти, и после этого сможем жить? Сможем смотреть в глаза наших детей? А может, никаких детей вообще не останется? Проваливай, пока цел, и забирай с собой весь этот грязный сброд.

На мгновение воцарилась полная тишина, а затем король, привстав на стременах с исказившимся от ярости лицом, закричал срывающимся голосом:

- Лжецы и трусы! Вы смеете прикрываться вашими детьми, тогда как сами украли моего единственного сына? Я в своем безграничном великодушии дал вам, преступникам, возможность завершить все малой кровью, обойтись с вами, как с людьми чести! Но довольно этих игр! Никакой пощады, никакого снисхождения, за моего сына вы заплатите всем своим грязным потомством!

Не успел еще ветер подхватить последние слова Траугила, как со стен градом посыпались стрелы, застревая в щитах, прикрывающих монарха. Отряд стал поспешно отступать, теряя свою упорядоченность, но всеми силами стараясь защитить короля. Несколько человек было ранено, один убит, но Траугил не получил ни одной царапины. Когда в его шатре снова собрался военный совет, король мрачно прохаживался по нему, утирая пот, каплями катящийся из-под подшлемника.

- Начинайте, как только все будет готово, - мрачно бросил король. - Мы сравняем с землей это змеиное гнездо.

И битва началась. Три оставшихся требушета, выстроенные на достаточно большом расстоянии от замка, чтобы защитники не могли уверенно достать их стрелами, метали гигантские камни, привезенные в лагерь за время приготовлений. Снаряды грузно летели и обрушивались на крепостные стены, некоторые перелетали и падали где-то внутри замка, учиняя там разрушения. Спустя некоторое время пришел в движение таран, медленно продвигаемый вперед отрядом солдат. В то время как требушеты сфокусировали свой огонь на одном участке стены, по левую сторону от ворот, осадные башни покатили к ее правой стороне. Защитники неугомонно поливали их огненными стрелами, которые, впрочем, не могли причинить особенного вреда из-за сырых звериных шкур, принимающих на себя жар. Но стрел все же очень много, и вот одна из башен останавливается, охваченная пламенем. Люди выпрыгивают из горящего сооружения, ломая кости и ловя вражеские выстрелы.

Тем временем, таран уже почти добрался до площадки перед воротами, и на толкающих его солдат со стен полетели обломки камней, полилась раскаленная смола, а лучники старались как можно точнее попадать в зазоры между щитами. Таран успел громыхнуть в ворота один раз, а затем воздух наполнили жуткие крики обожженных и стоны умирающих, но на замену павшим уже спешили новые воины, и таран ударил снова. Ворота, как и вся крепость, выстроены на славу, держатся крепко.

Загорается другая башня, но остальные все-таки добрались до стены, и на ее гребне завязывается жаркая схватка. То и дело кто-то с жутким воплем срывается вниз и разбивается о скалы. Снова глухо ударяет в ворота таран, дерево трещит, но держится крепко. Защитники втаскивают на боковые башни огромные самострелы, и длинные копья-болты летят в нападающих, насаживая на себя по два-три человека за раз. Снова расчет тарана уничтожен кипящей смолой, и снова приходит замена. Ворота должны пасть.

- Мой лорд! Мой лорд! Ворота долго не протянут, Траугил сильнее, чем мы думали! - запыхавшийся солдат, лицо которого было покрыто гарью и кровью, вбежал в тронный зал Юсгансена, в котором сейчас находилась ставка командования.

Старый лорд Янтерс, Хранитель Южных Ворот, в бессильной ярости дергал себя за седую бороду, расхаживая по залу и бросая по сторонам свирепые взгляды.

- Как это может быть? Как? - стонал он. - Юсгансен неприступная крепость!

- Все так, мой лорд, но их слишком много! - ответил солдат, вытирая рукавом кровь с лица. - Мы убиваем пятерых, но на их место встает еще десятеро. Скальдорнцы лезут, как саранча!

- Прошу прощения, лорд Янтерс, позвольте мне привести в исполнение мой план, - из тени высокой колонны выступила худощавая нескладная фигура, облаченная в черную мантию. - По-моему, сейчас самый подходящий момент.

Янтерс брезгливо поморщился, лишь мимолетом глянув на заговорившего.

- Я еще не выжил из ума, Вульфред, - процедил он. - Пусть король и послал тебя ко мне и даже разрешил тебе творить здесь твою... магию, но это не значит, что ее одобряю я! Мы еще можем сражаться, и будем! Так что забудь об этом, и не путайся под ногами.

Вульфред разочарованно пожал плечами и отступил обратно, снова прислонившись к колонне.

Ворота уже ощутимо поддавались. Еще несколько ударов тарана и все будет кончено. На стене все так же ожесточенно кипел бой. Который раз защитники отбивали атаку, но все новые солдаты спешили на приступ, и битва разгоралась с новой силой. Требушеты умолкли, истратив весь свой боезапас, а левая от ворот часть стены сейчас представляла собой печальное зрелище. К пролому уже спешили свежие бойцы Скальдорна. Раздался громкий треск - и окованные железом створки ворот, так долго не желавшие поддаваться насилию, провалились внутрь, погребая под собой не успевших убежать защитников.

- За Скальдорн! За короля! У-р-р-а-а-а! - прогремел боевой клич, и в замок через пробитые ворота хлынула волна отборных королевских латников.

Среди них был и Ворон, неотступно следовавший за своим рыцарем. Шаман размахивал своим полуторным мечом, все больше утопая в упоении боем. Сейчас он забыл обо всех своих тяжелых размышлениях, всем его существом владел азарт и ярость битвы. Защитники крепости были потеснены, и шаг за шагом сдавали позиции. Среди кальтирцев быстро распространился ужас перед высоким беловолосым воином, сражающимся в первых рядах атакующих. А в остекленевших глазах солдат, сраженных его рукой, медленно застывал образ черного рыцаря, за плечами которого развивался плащ из самой Тьмы.

- Мой лорд, мы потеряли все рубежи, скоро они будут здесь! - проговорил, задыхаясь, гонец, придерживая рукой окровавленный бок.

Янтерс зарычал от ярости и грохнул закованным в латную рукавицу кулаком по столу.

- Стройтесь, мои воины. Встретим же их здесь, как мужчины! - рявкнул он, вставая во весь свой огромный рост. - А ты передай всем, кто еще может спастись - пусть спасаются. Юсгансен отныне потерян. Пусть несут эту страшную весть, пусть помогают защитить страну там, где это можно будет сделать.

Но тут его взгляд упал на худощавую нескладную фигуру чародея, с отсутствующим взглядом стоящего в тени, и в глазах старого солдата мелькнул лучик надежды.

- Давай, делай свою магию, колдун! - сказал он, подходя к Вульфреду и жестом отпуская посыльного - Нам уже все равно, но если удастся забрать еще с собой этих собак, то оно стоит того.

Вульфред кисло улыбнулся, но тут же принял деловой вид.

- Введите пленников! - скомандовал он.

Ворон опустил окровавленный клинок и провел грязным рукавом по лбу, вытирая пот. Битва затихала, защитники были уже оттеснены в здания, но и эти последние рубежи один за другим рушились. Головной отряд, в котором был и шаман со своим рыцарем, уже стоял перед высокими дверями тронного зала, огромной башни, возвышающейся над всем замком. Уже были отданы распоряжения, и солдаты отправились на поиски того, с помощью чего можно было выбить двери здания.

Вульфред вытащил из своего мешка краску и стал рисовать на полу сложный символ. В это время в зал ввели двух скверно одетых людей, видимо бродяг, отловленных по его приказу этим утром. Алхимик мельком взглянул на них и продолжил свою работу. Вскоре пол зала был украшен замысловатой фигурой, и чародей, сверившись по книге, остался удовлетворенным своим творением. По мановению его руки бродяг подвели к центру фигуры, где и оставили, испуганно таращившихся на окружающих.

Вульфред спрятал книгу в складках мантии, и глубоко вздохнул, бросив взгляд на несчастных пленников. Ему было жалко их, но тот ритуал, который он задумал, требовал мощного выброса жизненной энергии. Алхимик давно уже подозревал, что книга поможет ему возвращать к жизни не только животных, но сама идея пришла намного позже. В тот день он решил перечитать летопись войны пятидесятилетней давности, той самой бессмысленной резни, устроенной Рикардо Третьим. В хрониках тех событий Вульфред наткнулся на имя одного из танов северян, особенно рьяно ненавидевшего захватчиков. Там также была описана ужасная битва, произошедшая в этом самом месте. В ней погиб яростный тан вместе со своей дружиной, защищая проход в горы, тогда еще принадлежавший рьялримам. Когда же Вульфред узнал, что армия Скальдорна снова движется к Юсгансену, отошедшему Кальтире после той войны, но теперь уже перестроенному и укрепленному, в его голове зародился план.

Еще раз бросив взгляд на нарисованную на полу фигуру, алхимик приблизился к своим жертвам и двумя короткими ударами перерезал им глотки. Два трупа с шумом свалились на пол, и в зале наступила полная тишина, нарушаемая лишь еле различимым дыханием невольных зрителей. Удостоверившись, что все необходимые приготовления выполнены, Вульфред стал на один из лучей нарисованной фигуры и, прикрыв глаза, нараспев стал произносить слова древнего забытого языка. Сначала голос его был слаб, но быстро окреп, а потом загремел, отражаясь высокими сводами помещения. Там, снаружи, солдаты, пытающиеся проломать двери, приостановили свою работу и прислушались к доносящимся изнутри жутким звукам:

- АШТААР ИНН СТАФУЛЬ АНГВА РИН ФЕЛЛАДОР АНГВА РИН МАСНАДОР АЗФААР КАРИМАНД АСПАТИР ДААР ПА ДИНОТ АСФАНДИР ЗААРДАН!

От точки, в которой стоял маг, по всем линиям фигуры разошлись зеленые огоньки, факелы на стенах заметались и погасли, а температура воздуха в зале резко упала. Вульфред открыл глаза и, отбросив в сторону книгу, широко раскинул руки.

- Призываю тебя, Гартумнакс Буревестник, - прокричал он, и волосы на его голове поднялись стоймя, - из теней возродись, подымись из пепла и напитайся силой этих жизней! Я, Вульфред Астарион, призываю тебя в мир живых!

Зеленые огоньки пришли в безумное движение, сливаясь в постоянное мельтешение, которое поднималось с пола, преобразовываясь в туго скрученный вихрь зеленого пламени, уже достававшего до высоких сводов зала. Линии фигуры на полу потрескались, пол, очерченный этим контуром, провалился, разверзая чудовищный провал, наполненный копошащейся тьмой. Зеленый столб сдвинулся с места, опустился, словно хобот, в черную бездну, а через мгновение вверх по нему, окруженная мертвенным сиянием, поднялась и зависла в воздухе жуткая фигура. Это был высоченный скелет, на костях которого еще сохранились древние ржавые доспехи, в руке он сжимал иззубренный клинок, покрытый светящимися письменами, а за спиной развивался рваный серый плащ. Следом за ним, из бушующего сонма теней, потянулись вверх по столбу зеленого света каменные куски пола, вставая на свои прежние места и закрывая пролом. Через несколько мгновений сияние начало угасать, а скелет с громким треском свалился на восстановленные плиты, затем встал, опираясь на свой ржавый клинок. Фигура на земле снова стала просто безжизненным рисунком, главным источником света теперь был сам пришелец, в глазницах которого тускло светились два изумрудных огонька, да еще его меч излучал слабое мертвенное сияние.

Скелет медленно обвел своим взглядом помещение и внезапно разразился приступом замогильного хохота. Голос его был донельзя жутким, выворачивающим все нутро наизнанку. Когда безумный смех поутих, Гартумнакс закинул на плечо свой клинок и заговорил:

- Кто посмел лишить меня сна? - спросил он своим чудовищным голосом.

- А-а, смертный колдун, - тут же ответил себе он, медленно подходя к застывшему от ужаса Вульфреду. - Ты нарушил покой мертвых. Что тебе нужно?

Алхимик не мог отвести взгляда от горящих глазниц, но кое-как выдавил из себя, на каждом слове:

- Я, п-п-п-риказываю тебе повиноваться, л-л-лич...

Скелет снова разразился своим потусторонним смехом, так что его нижняя челюсть соскочила со своего места и с громким стуком упала на каменный пол.

- Ты собрался повелевать мной, червь? - спросил скелет, вставляя челюсть на место. - Силенками не вышел.

Внезапно Гартумнакс развернулся к закрытым дверям зала, в которые снова возобновились удары извне. Скелет вытянул вперед шею, словно принюхиваясь.

- О-о, что же это? - пронесся по залу его голос. - Я чувствую кровь Рикардо... Вероломный король снова пришел захватывать чужие земли? А-а, наследник? Нет разницы.

Скелет издал какой-то непонятный звук, и снова повернулся к Вульфреду.

- Спасибо тебе, смертный Вульфред, - с жуткой иронией в голосе проскрежетал он. - Ты подарил мне проход в мир живых, так не откажи в еще одном подарке!

С этими словами скелет коротко размахнулся и погрузил свой клинок в грудь некроманта. Вульфред вскрикнул, схватившись за ржавое лезвие, но тут же обмяк, а Гартумнакс снова сотрясся от хохота.

- Да-а-а! - прогремел он, - Я чувствую, жизнь возвращается ко мне!

Череп лича вспыхнул яростным изумрудным огнем, ударом ржавого сапога спихнув бездыханное сморщенное тело Вульфреда с меча, он описал клинком дугу и направил его острием к сжавшимся в противоположном углу зала людям.

- Давайте сюда ваши жалкие жизни, они вам все равно ни к чему! - воскликнул лич, и вонзил клинок в камень пола, поднимаясь в воздух и раскидывая в стороны костлявые руки.

Люди закричали, и от каждого из них к Гартумнаксу потянулась тонкая почти прозрачная дымка, завиваясь вокруг его фигуры наподобие воронки. Лич разразился безумным хохотом, всем своим существом поглощая вытягиваемую энергию жизни несчастных. Теперь всю его фигуру окутывало бушующее зеленое пламя, а на выбеленных костях стало кое-где появляться мясо. Гартумнакс легким движением вытащил из плит пола свой клинок и, жутким прыжком взмыв в воздух и пробив крышу здания, оказался на его стене, в самом высоком месте замка. Из складок рваного плаща показался древний окованный ржавым железом рог. Скелет поднес его к своему черепу и над крепостью пронесся долгий заунывный звук, от которого кровь живых застывала в жилах.

Солнечный свет померк, стал стремительно тускнеть, и на поле боя опустилась тьма. Сражающиеся стороны невольно разинули рты, забыв о своей схватке и силясь понять, что происходит. Жуткая фигура на крыше тронного зала снова поднесла к отсутствующим губам древний рог, и второй его замогильный стон огласил поле битвы.

- Братья мои! - разрезал наступившую тишину потусторонний ледяной голос. - Настал час возмездия! Поднимитесь из своих могил, проклятый король снова здесь, чтобы разорять наши земли. Пусть заплатит за все!

Снова раздался глухой стон, но это был уже не ржавый рог. Это стонала сама земля, извергая своих мертвецов. Воздух сгустился и наполнился тенями, принявшимися рвать и кромсать все, что попадалось в их бесплотные руки. Мертвецы грузно поднимались из забытых могил, разбивая полы зданий и выкапываясь из земли улиц. Уже нельзя было разобрать, кто с кем сражается, живые гибли, поднимались и снова шли в бой. Солдаты пытались спастись из разверзшейся преисподней, но цепкие руки мертвецов хватали их за ноги, а бесплотные тени разрывали их на части.

Гартумнакс спрыгнул с верхушки здания, очутившись прямо в гуще боя, где уже почти не осталось живых, и мертвые сражались с мертвыми. Лич не принимал участия в схватке, он лишь появлялся то тут, то там, поглощая отходящую жизненную эссенцию, и становясь все сильнее. Каждая новая смерть разжигала призрачное пламя вокруг него все ярче, а на костях все больше появлялось мышц.

Ворон был сбит с ног и отброшен куда-то в сторону от своего рыцаря и отряда. Он поднялся с земли и попытался оглядеться, но вокруг стояла такая мгла, что ничего нельзя было разобрать. Только слышались крики, вопли со всех сторон и звон оружия. А окружающая тьма мельтешила каким-то движением. Шаман понял, битва за замок превратилась в побоище - ужасное и бессмысленное.

Ворон отмахивался от ударов, отрубал тянущиеся к нему руки, сносил головы неосторожных мертвяков. Впервые ему было страшно. Это был не тот глупый ужас, сковывающий по рукам и ногам, но страх, подстегивающий вперед, дающий новые силы. Смерти, как таковой, он не боялся, но погибнуть вот так, ничего не выяснив, оказавшись в гуще чужой войны, было бы просто непростительно. Тьма была совершенно непроглядная, и все его способности сейчас не могли помочь ему увидеть что-либо сквозь нее, потому что здесь тьма была осквернена дыханием смерти, и Ворон не имел над ней никакой власти.

Пробираясь вперед, шаман совершенно не представлял, в каком направлении двигается, пока впереди не замаячило бледное пятно. Ворон ускорил шаг, все еще отбиваясь от рьяных мертвецов, и думая, что там, вероятно, находится выход. Однако он жестоко ошибся. Приблизившись к светящемуся объекту, шаман понял, что очень зря это сделал, но отступить уже не успел.

Лич заметил его и, одним гигантским прыжком оказавшись рядом, уставил на шамана свой изумрудный холодный взгляд.

- Ты?! - прогремел он, и в его голосе слышалась яростная ненависть. - Да как ты посмел показаться мне на глаза?!

Лич с чудовищной силой размахнулся мечом, и верный полуторник Ворона треснул, рассыпаясь прахом под этим ударом. Скелет провернул клинок в воздухе и обрушил еще один удар на Ворона. Тот, инстинктивно пытаясь как-то заслониться, поднял правую руку, и та, отрубленная почти по локоть, упала на землю. Шаман вскрикнул от резкой боли и рухнул на колени, а Гартумнакс с торжествующим смехом занес над ним свой пылающий клинок.

- Я принесу Ему твою душу! - торжествующе завопил он, и опустил на склоненную фигуру свой меч.

Но вместо податливой плоти, тот встретил внезапно возникший плотный черный кокон, образовавшийся вокруг шамана. Лич зарычал и обрушил на непредвиденную преграду череду яростных ударов, ни один из которых не достиг цели.

- А-аргх! - в бессильной ярости Гартумнакс опустил свой клинок. - Мы еще встретимся, проклятый!

Жуткая фигура поднялась в воздух, закружилась в вихре из тьмы и зеленого сияния, а потом внезапно все ужасы вокруг исчезли. Снова светило осеннее солнце, дул прохладный ветерок, и лишь груды выбеленных скелетов вокруг напоминали о произошедшем здесь.

Ворон осел на землю, тщетно пытаясь уцепиться за что-то, чтобы удержать равновесие. Дымящийся обрубок руки нестерпимо болел, а по телу распространялась тошнотворная слабость. Последним усилием он снова попытался встать, но тут же упал и, ударившись головой о камень, потерял сознание.

Глава девятнадцатая

Ричард перевернулся на другой бок, но это лишь принесло новые неудобства. Заворчав во сне, он попытался снова изменить положение своего тела, но ничего путного не добился. Досадливо поморщившись, Ричард попытался приподняться на локтях и ударился головой обо что-то твердое. Мужчина выругался, потирая ушибленное место, и удивленно огляделся. Сначала он решительно ничего не понял, но вскоре услужливая память восстановила прошедшие события, а заодно и чувство непередаваемого ужаса. Ричард снова ощутил это липкое, выворачивающее наизнанку чувство, заставившее его бежать, не жалея сил, не важно куда, просто бежать до тех пор, пока ноги сами не подкосились.

Ричард выполз из-под корней старого дерева, куда он, уже не помня себя от усталости, забился и сразу уснул. Какой-то предмет вызывал ощущение неудобства за пазухой. Музыкант нащупал небольшой прямоугольный сверток. Значит, шкатулку он как-то умудрился прихватить с собой. Мимолетно он удивился этому факту, но главные его раздумья сейчас вертелись вокруг сложившейся ситуации. Насколько он мог судить, сейчас была середина ночи, а вокруг него плотным строем возвышались деревья. Видимо, он забрался куда-то глубоко в джунгли, поддавшись непередаваемому животному ужасу. Ричарду стало немного стыдно. Действительно, глупо было так бежать... понятно от чего, но куда? Что он будет делать теперь один в незнакомой чащобе? Вопрос был серьезный, и он задумчиво потер лоб, пытаясь найти решение.

Сначала мужчина попытался оглядеться, но было довольно темно, и Ричард разобрал лишь силуэты окружавших его лесных гигантов. Нет, куда-то идти сейчас он определенно не хотел. Еще чего доброго не заметит какую-нибудь яму, или овраг, и придется умирать долгой и мучительной смертью от голода, лежа с переломанными конечностями на его злополучном дне. Кстати о голоде. Неплохо было бы чего-нибудь поесть. Да только, кроме этой проклятой шкатулки, которую он зачем-то снял с тела мертвого капитана, с собой у Ричарда ничего не было. Живот просительно заурчал, но, ввиду невыполнимости своих требований, обиженно замолк. Мужчина снова залез в небольшую уютную ямку под корнями дерева и задумчиво вытащил из-за пазухи сверток.

Он был до странности тяжел для своего размера. Ричардом овладел приступ любопытства, и он, вытащив содержимое мешочка, поставил его на землю перед собой. Это была черная шкатулка, сделанная из какого-то твердого и гладкого материала, напоминающего мрамор, без каких-либо украшений и замков. Мужчина попытался приподнять крышку, но ничего не вышло. Он взял шкатулку обеими руками, и снова попытался открыть ее, результат оказался тот же. Пошарив взглядом по округе, Ричард подхватил с земли увесистый камень, который недавно больно вдавился ему в бок, и со всего размаху ударил по предполагаемому стыку крышки шкатулки с ее основанием. На черном материале не осталось даже царапины, а рука неприятно заныла.

"Ну и ладно", - подумал Ричард и спрятал шкатулку обратно в мешочек. Живот снова напомнил о себе недовольным урчанием, и мужчина решил попытаться заснуть, пока голод не сделает это невозможным. Он устроился поудобнее и вскоре провалился в сон. Ричарду снилось, что его куда-то несут, он как будто различал тихий шепот и ощущал мерное движение. Проснулся он от неприятного чувства в затекших руках. Музыкант попытался пошевелить ими, но оказалось, что не только его руки, но и ноги плотно связаны, а сам он туго примотан к какому-то столбу.

Сон мигом улетучился, и Ричард стал судорожно озираться, насколько это позволяло скованное тело. Наступило утро, и солнце уже поднялось над горизонтом, ласково освещая небольшую поляну, покрытую мягкой травой. Посреди нее возвышался вкопанный в землю столб, к которому и был прикручен Ричард. Вокруг никого не было. Мужчина попытался подергаться, но путы были наложены крепко, и ему не удалось добиться ровным счетом ничего. Оставалось только кричать, и Ричард уже было подумывал позвать на помощь, как на поляну вышел человек. Это был невысокий мужчина с кожей необычного красноватого оттенка. Весь его наряд состоял из набедренной повязки и накидки из больших красно-черных перьев. Голову пришедшего украшал связанный и высоко поставленный пук угольно-черных волос, остальное пространство черепа было побрито налысо, а в ноздри и мочки ушей продеты какие-то костяные украшения.

Темные внимательные глаза испытующе уставились на Ричарда. Мужчина подошел ближе и заговорил на гортанном языке. Видя, что его пленник абсолютно ничего не понимает, он, чуть поморщившись, перешел на более или менее вразумительную, но ломаную речь, на котором изъяснялись пираты.

- Черный Перо поймать пират. Что пират хотеть в наш лес? Быть глупый, про Черный Перо не знать. Спать под дерево - поймать быть. Теперь пират привязать к столб.

- Эй, приятель, - сказал Ричард, пытаясь звучать дружелюбно. - Я никакой не пират.

Черное Перо прищурился.

- Пират любить обман. Раздвоенный язык иметь, как змея, - туземец пошевелил двумя пальцами, видимо изображая змеиный язык. - Говорить Черный Перо: пират - не пират. А сам есть и пить с пират в большой деревня. Черный Перо все видеть, Черный Перо - великий вождь.

- Послушай, вождь, - снова заговорил Ричард. - Это большая ошибка. Я не пират, я просто...

А действительно, кто он такой? Что он тут делает? И как это объяснить дикарю? Вот уж задачка...

Черное Перо удовлетворенно кивнул самому себе, сочтя, что коварный пират сам запутался в своей лжи.

- Черный Перо больше не слушать пират. Пират только обманывать. Пусть висеть столб, пока вождь собирать совет.

С этими словами туземец повернулся и исчез в зарослях, окаймлявших поляну. Ричард снова попытался ослабить путы, но с прежним результатом. Голод все больше давал о себе знать, теперь к нему присоединилась и легкая жажда. Конечности затекли, поза была жутко неудобная, и Ричард стал осознавать, что сейчас, вероятно, помочь ему будет некому. Что ж, ему ничего не оставалось, как ждать развития событий и убеждать себя, что смерть - это не так и страшно. Насчет намерений дикарей Ричард не питал особых иллюзий. Он помнил рассказ Самондора об их взаимоотношениях с пиратами, а раз уж местный вождь вдолбил себе в голову, что Ричард тоже пират, то снисхождения вряд ли приходилось ожидать. Солнце поднялось выше, и теперь ко всем прочим страданиям прибавилась еще и жара. В конечном итоге весь этот букет ощущений привел к тому, что Ричард просто потерял сознание.

В чувство его привели достаточно грубо - выплеснув в лицо холодную воду. Ричард открыл глаза, и сперва ничего не увидел. Все тело затекло, но он чувствовал, что сидит на какой-то поверхности, и его конечности по-прежнему связаны. Причина его слепоты выяснилась тут же, оказавшись надетой на его голову повязкой. Всецело обратившись в слух, Ричард попытался понять, что происходит вокруг, когда кто-то достаточно грубо рванул его вверх и поставил на тут же подкосившиеся ноги. Поняв, что сам он идти не сможет, неизвестные подхватили его под руки и куда-то потащили. Ричард почувствовал на лице дуновение свежего воздуха и понял, что его вынесли из какой-то пещеры наружу. Тут же с его глаз была сорвана повязка и, когда они привыкли к освещению, Ричард увидел, что находится на круглой каменной площадке, а со всех сторон на него смотрят любопытные глаза. Общество, видимо, было избранное. Вокруг пленника, которого поддерживали под руки два могучих воина, чинно уселись старые и мудрые вожди племени. Каждый из них носил какое-то особенное украшение, открывавшее его свершения и заслуги тем, кто умел понять их символический язык. Перед Ричардом стоял Черное Перо, ожидая, пока старики удовлетворят свое любопытство, и можно будет начать говорить.

Речь дикаря показалась проникновенной даже пленнику, который не понимал ни единого слова. Вожди же явно одобряли сказанное, важно кивая седыми головами и делая величественные жесты. Это продолжалось довольно долго, и Ричард даже на какое-то время забыл о голоде и жажде, стремясь уловить направление беседы. Но вот последнее слово было сказано, вожди выказали свое согласие, и так же важно и чинно стали расходиться. Черное Перо сделал знак кому-то из воинов, тот ушел и вернулся вместе с красивой девушкой, несшей плетеную корзинку. Девушка потупила взгляд и, подойдя ближе к Ричарду, робко поставила корзинку у его ног.

Музыкант заглянул туда и увидел какие-то фрукты, мясо, видимо жареное, и другую снедь. Там же была и пузатая фляга, сделанная из какого-то плода. Воины, поддерживавшие Ричарда, разрезали веревки на его руках, и мужчина попытался их размять. Руки слушались слабо, но постепенно приходили в норму. Ричард оглядывался в поисках какого-то подвоха, но Черное Перо, видимо, заметив его неуверенный взгляд, кивнул и, указав на корзинку, сказал:

- Пират есть и пить. Надо быть сильный перед лицом Касталькулатли.

Ричард сглотнул слюну и, получив одобрение и ни о чем больше не думая, принялся за еду. Только потом, когда корзинка опустела, а живот наполнился, он внезапно подумал о второй части предложения, сказанного вождем.

- Эй, Черное Перо, - обратился Ричард к туземцу, который недвижно сидел на земле неподалеку вот уже несколько часов. - А кто такой этот Кастальку... что-то там?

Вождь медленно повернулся, посмотрел на Ричарда своим глубоким взглядом и, неторопливо выбирая слова, ответил:

- Касталькулатли - отец. Он делать человек и зверь, огонь и вода. Касталькулатли - великий дух земли.

- Постой, постой, - прервал его Ричард, припомнив рассказы Зулфы и пиратского капитана. - Дух земли? Этот, как его, Тагош?

Черное Перо нахмурился.

- Тагош - неправильный слово. Так называть отца плохой пират. Но сыновья знать настоящий имя. Касталькулатли. Так называть себя отец, когда обращайся к шаман.

- Ага, я понял. Значит, все-таки Тагош, - пробормотал Ричард себе под нос и снова спросил: - А почему это ты сказал, что я должен быть перед его лицом, ты же не собираешься...

- Пират быть хороший подарок для отец. Отец радуйся, когда сын приноси ему жертва, - наставительно заметил Черное Перо и отвернулся.

- Что? Жертва? - Ричард почувствовал, как в горле возникает противный комок, - Погоди, но... как... эй, это ошибка, я не пират, слышишь?

Но вождь снова неподвижно застыл, повернувшись спиной к пленнику, и никакие призывы Ричарда не заставили его даже шелохнуться.

Музыкант вынырнул из своих мыслей тогда, когда почувствовал, что его снова куда-то ведут. Небольшой отряд туземцев двигался по тропе, которая заметно поднималась в гору, и Ричард , не пытаясь сопротивляться, двигался между воинами. Мысли в его голове спутались, воля оставила его, и он просто двигался туда, куда его толкали провожатые. Вскоре уклон выровнялся, и впереди замаячила какая-то громада, выступающая из мрака. Когда отряд подошел ближе, оказалось, что это массивное приземистое и очень широкое здание. При свете факелов, Ричард разглядел, что стены строения обильно украшены рисунками, от содержания которых мурашки пробежали по его спине. Это были довольно грубо сделанные сюжеты, суть которых сводилась к одному и тому же - уродливого маленького человечка пожирал огромный змей. При виде этих рисунков, в Ричарде снова проснулось желание сопротивляться, но его жалкие попытки освободиться были пресечены тяжелым тумаком сопровождающего.

Отряд остановился перед каменными створками, закрывавшими проход в здание. Черное Перо кивнул, и два воина налегли на них, с тяжелым скрежетом открывая черный провал. Ричарда подтолкнули в спину, направляя внутрь. Музыкант обернулся, и увидел благоговение на всех лицах, явно предназначающееся не ему, а затем его втолкнули в плотную темноту. Позади тут же снова заскрипели створки, гася оставшееся освещение и оставляя его один на один с окружающим мраком.

Ричард вытянул руки и медленно двинулся вперед. Его шаги звучали приглушенно, не было слышно ни единого отзвука эха. Никаких стен или преград. Ровный пол и непроглядная тьма. Вскоре Ричард потерял ориентацию в пространстве и чувство времени, он словно шел, не двигаясь с места. Так продолжалось довольно долгое время, пока Ричард не решил передохнуть и не присел на гладкий пол. И тут же он ощутил чье-то присутствие. Не увидел, не услышал, а именно почувствовал, всем своим существом осознал, что где-то рядом есть еще кто-то, и этот кто-то, кажется, невероятно огромен. Страх снова обвился вокруг него тугими кольцами, мешая сосредоточиться, перемешивая все мысли в голове. Тут, наконец, восприятие присутствия перешло на новый уровень. Теперь еще и слышался легкий шелест, словно по гладкому полу что-то скользило. Звук не приближался и не удалялся, он просто был везде, приходя одинаково отовсюду, так что невозможно было определить направление его источника.

Ричард очнулся от оцепенения и, хоть страх никуда не ушел, но теперь он хотя бы мог передвигаться. Музыкант со всей доступной ему быстротой пополз в сторону, противоположную той, где, по его мнению, находился источник ужасного шелеста. Но, вскоре, он опять потерял все свои представления о пространстве, потому что звук не отдалялся, он оставался постоянно на одинаковом расстоянии от Ричарда. Впав в отчаяние, мужчина прекратил свое движение, и застыл на месте, обреченно вслушиваясь в темноту. Сначала ничего не менялось, но вот он смог различить новые звуки. Он были почти не слышимы, и воспринимались скорее вместе с каким-то неясным общим ощущением, создававшим образ массивной змеевидной туши, приближающейся к Ричарду. Теперь он явственно различал этот тяжелый звук, ощущал, как скатываются по огромным клыкам и падают на плиты едкие капли слюны. Предательский страх снова парализовал Ричарда, только где-то на грани сознания он продолжал объективно воспринимать происходящее, как вдруг все эти шумы резко приблизились на максимально близкое расстояние, и, к своему великому ужасу, музыкант почувствовал, как жуткие челюсти смыкаются на его теле и закричал.

Глава двадцатая

Холодное око луны скрылось за тучами, погрузив ночной мир во мрак, предоставив его самому себе. Ветер завывал, порывами набрасываясь на невысокие деревца, покрывавшие пологий склон горы, на вершине которой мрачной громадой возвышался монастырь. Почему стражи Огня выбрали именно это место для своего клана, трудно было сказать. События, приведшие к текущему положению вещей, произошли невообразимо давно, и поэтому трудно было утверждать что-то со всей уверенностью.

Безмолвный пейзаж казался абсолютно безжизненным, словно памятник ушедшим эпохам, затерянный во времени осколок древности. Но вот осторожная человеческая фигурка высунула голову из-за высокого камня, напряженно всматриваясь в заснеженный склон горы. Постояв немного в таком положении, человек стал медленно пробираться наверх, хватаясь за стволы деревьев и то и дело проваливаясь в свежий снег по колено. Подъем происходил довольно долго, но склон был достаточно пологий, чтобы, в конечном итоге, это предприятие увенчалось успехом. Неизвестный, в котором теперь можно было различить молодого крепко сложенного мужчину с собранными в конский хвост удивительными белоснежными волосами, подтянул свое тело к стене монастыря и прижался к ней спиной. Теперь его путь пролегал вдоль стены, и, не дойдя несколько десятков шагов до ее поворота, мужчина подпрыгнул и ухватился за край вырезанной в ней бойницы. Все это он проделал с известной сноровкой, явно показывавшей, что такие действия производятся им далеко не в первый раз.

Снова подтянувшись на руках, мужчина протиснулся в бойницу и исчез внутри здания. Здесь было на удивление тепло, что, впрочем, не могло быть иначе во владениях клана Огня. Беловолосый оказался в конце длинного сводчатого каменного коридора, по обеим сторонам которого в стенах высились массивные двери. Это были спальни жрецов, в одну из которых и направлялся ночной пришелец. Окинув быстрым взглядом ряд дверей, и прислушавшись к окружающей тишине, мужчина крадучись двинулся вперед. Он остановился лишь, когда дошел почти до самого конца коридора, и осторожно потянул на себя дверь, которая легко подалась, не издав ни звука.

В комнате было еще темнее, чем в коридоре, потому что единственное имевшееся здесь окно, выходившее на внутренний двор, было крепко закрыто ставнями. Но гостю не нужен был свет факела, он прекрасно видел в темноте. Мужчина так же аккуратно затворил за собой дверь, задвинув засов изнутри, и оглядел комнату. Она была пустой, или казалась таковой, что вызвало на его лице недоуменное выражение. Но не успел он еще сделать и шагу, как две тонкие горячие руки обвили сзади его шею, и он почувствовал хрупкое трепетное тело, прижавшееся к его спине. На лице беловолосого изумление сразу же сменилось довольной улыбкой, и он, развернувшись, подхватил на руки невысокую девушку, по плечам которой сбегали волны огненно-рыжих волос.

- Ты меня очень озадачила, - сказал он, нежно всматриваясь в знакомые черты.

Девушка тихо рассмеялась, снова обхватив его шею. Мужчина подошел к кровати и, аккуратно усадив на нее свою ношу, устроился рядом.

- Я знала, что ты придешь именно сегодня, веришь? - спросила девушка, придвинувшись к нему и положив голову ему на плечо.

- Ну, ты же жрица, - полусерьезно ответил мужчина.

- Ну и что? А ты шаман! - заявила обладательница огненных волос и снова тихо рассмеялась.

Однако это замечание словно вернуло пришедшего к каким-то тяжелым раздумьям, и его лицо омрачилось. Эта перемена была тотчас же замечена, и отразилась в сразу ставших тревожными глазах девушки.

- Ты снова об этом думаешь, милый? - тихо спросила она. - Почему?

- Потому что это неизбежно, - так же тихо ответил шаман. - Нам нужно на что-то решиться, или произойдет нечто ужасное. Ты понимаешь? Я больше не могу скрывать наши отношения, за прошедшие годы это и так удавалось мне с трудом, но теперь, когда я пройду последнее посвящение, мне больше не удастся видеться с тобой даже вот так.

- Но ведь до него еще несколько месяцев! - воскликнула девушка. - Неужели мы просто не можем насладиться этим временем?

- А потом? Что будет потом? - с горечью в голосе спросил мужчина, опуская на нее взгляд своих темных глаз. - Мы и так уже давно перешли черту, если наставник узнает... особенно после моего посвящения.

Девушка отвернулась, отодвинувшись от шамана.

- Ты все время говоришь только о себе, - сказала она. - Ты думаешь только о своих испытаниях. А что приходится чувствовать мне? Я ведь жрица, и таинства огня для меня не менее...

- Но с тебя нет такого спроса! - перебил ее мужчина. - Ты ведь знаешь, что твои силы невелики, что не имеет никого значения для нас, но важно для твоего клана. Я - другое дело. Я сильнейший из молодых шаманов, за мной постоянно следят, потому что видят во мне будущее... Знаешь ли ты каково это? Думаешь, я сам выбрал такую участь?

- Так чего же ты хочешь от меня? - с вызовом в голосе спросила девушка. - Что я могу изменить, даже если ты, сильнейший шаман, ни на что не способен?

Шаман вздохнул и привлек ее к себе.

- Прости меня... я не могу отделаться от этих мыслей. Но знаешь что?

- Что? - уже мягче спросила она.

- Я тут подумал... К черту все! Давай убежим! Вот, хоть прямо сейчас.

Глаза девушки расширились, и она с неподдельным изумлением посмотрела на мужчину.

- Ты серьезно?

- Абсолютно. Я уже все продумал, есть тропинка, по которой мы спустимся с этих гор. Сегодня подходящая ночь, никто не успеет хватиться нас вовремя...

- А что будет дальше? Ты бывал хоть раз там, внизу? - спросила девушка.

- Нет, но... - замялся шаман. - Мы что-нибудь придумаем. В конце концов, наши возможности тоже никто не отменял, ты ведь владеешь Огнем, а я - Тьмой.

Девушка пристально посмотрела в лицо шамана, видно было, что она многое еще хотела спросить, но потом неожиданно сказала только одно:

- Я согласна.

***

Ворон рывком сел и потряс головой, отгоняя сон. На самом краю памяти вертелся, постепенно теряя отчетливость, какой-то отрывок, эпизод из его потерянного прошлого. Сейчас от него осталось лишь несколько клочков: ночной заснеженный пейзаж, холодный камень пола и огненный вихрь волос... Что это было? Сон или воспоминания? Этот вопрос, однако, почти тут же отошел на второй план. Прищурившись от бьющего в глаза солнца, мужчина осмотрелся. Он сидел на опрятной кровати, заботливо укрытый теплым одеялом. Вокруг была простая, но аккуратная обстановка: тяжелый деревянный стол, пара стульев и большой шкаф у стены. В дальнем конце помещения находилась двустворчатая дверь. Рядом с ней в каменной стене была пробита бойница, из которой лился приветливый солнечный свет. Воздух в комнате был свежий и очень насыщенный.

Несмотря на всю свою подозрительность, Ворон улыбнулся и облегченно вздохнул. Ему не хотелось нарушать текущее положение вещей, не хотелось снова куда-то идти и узнавать, что это за место и как он здесь оказался. Сейчас ему было просто хорошо, как тогда, на крестьянском подворье, и делать ровным счетом ничего не хотелось. Посидев так еще некоторое время, шаман, однако, пришел к выводу, что все же неплохо было бы прояснить ситуацию. Ворон спустил ноги с кровати, и к своему большому неудовольствию почувствовал, что все тело неприятно ноет. Никаких серьезных повреждений он не нашел, так, пара царапин, и отрубленная рука. Стоп. Рука? Только сейчас мужчина вспомнил, что у него нет правой руки почти до самого локтя, и немного сконфуженно уставился на обрубок. Он, кстати, был аккуратно перевязан чистой тканью, которая, впрочем, уже кое-где уже носила пятна впитавшейся крови и гноя. Хорошее настроение улетучилось. Явственно встала в памяти вчерашняя битва, и Ворон, преодолевая сопротивление ноющего тела, слез с кровати. На стуле аккуратной стопкой лежала чистая сухая одежда, которую шаман с удовольствием надел.

Для пробы Ворон сделал пару кругов по комнате, а затем, подойдя к двустворчатой двери, распахнул ее. Сразу же ему в лицо ударил холодный ветер, подхватив и разметав его белоснежные волосы. Ворон убрал рукой прядь с лица и вышел на небольшой каменный балкон. Он был всего несколько шагов в длину и вдвое больше в ширину, а ограждением служил невысокий парапет. На полу лежал тонкий слой снега, отражавшего яркое солнце. Ворон поежился и, подойдя к краю балкона, взглянул и невольно присвистнул. Далеко внизу бурлил, прыгая по камням поток, а строение, в котором находился Ворон, было ничем иным, как возведенной прямо на одном из скальных выступов башней. Взглянув вправо, Ворон увидел такую же башню, но ниже уровнем, соединенную со своей сестрой каменным рукавом.

Неопределенно хмыкнув, мужчина зашел обратно в комнату и закрыл за собой дверь. Теперь, когда он стоял к ней спиной, Ворон заметил еще одну, находившуюся в дальнем углу. Тут же он направился к ней и, отворив ее, вышел в коридор, освещаемый единственным факелом. Здесь не было бойниц в стене, и дневной свет сюда не проникал. Коридор шел по кругу, а в центре находилась винтовая лестница, уходившая куда-то вниз. Ворон подошел и заглянул в пролет. Это мало что ему дало, так что он, прихватив факел, стал спускаться. С невольной досадой шаман отметил, что нуждается в этом горящем куске дерева, а его привычное ночное зрение куда-то пропало.

Пройдя несколько витков, мужчина внезапно оказался в просторном помещении, ярко освещенном солнцем. Посреди него на массивных ножках стоял большой круглый стол, на котором лежала... карта. Ворон пригляделся к ней, потому что что-то показалось ему странным. А потом он понял, что карта двигалась. Все было в движении, маленькие речки текли от своих истоков, вокруг горных вершин парили облака, а возле поселений шныряли крохотные человечки.

Невольно сделав несколько шагов к этому чуду, Ворон вышел из-под сени лестничной ниши, и тут понял, что находится в комнате не один. Справа у стены на скамейке сидел молодой парень, лет двадцати - двадцати двух и с любопытством на него смотрел. В его руках находился крючок, с помощью которого он, по всей видимости, зашивал глубокий порез на своем плече до того, как появился шаман.

- Ага, друг мой! Ты очнулся, и, вижу, чувствуешь себя вполне сносно! - заговорил незнакомец, зубами отрывая оставшуюся нитку.

Ворон ничего не ответил, только подозрительно посмотрел на сидящего и сделал шаг назад.

- Эй, приятель, не стесняйся! Ты и так уже живешь в моем доме вторую неделю, так что мог бы хоть спасибо сказать, - улыбнулся незнакомец и натянул на себя чистую рубашку, лежавшую на скамье рядом.

- Ты кто такой? - не слишком дружелюбно осведомился Ворон.

- Ну, для начала я тот, кто спас тебя, старина, - жизнерадостно ответил парень. - А вообще мое имя Деймарес. Деймарес Аввакаир Второй, к вашим услугам, - отвесил он шутливый поклон.

- Но для друзей просто Дей, - закончил он и весело уставился на своего собеседника.

- А почему второй? - неожиданно для самого себя спросил Ворон, рассматривая приятное лицо собеседника, на котором лежала печать неунывающей веселости.

Дей засмеялся и ответил:

- Ясное дело, почему. Мой батюшка, мир праху его, был Первым!

Легкомысленное обаяние парня подействовало даже на Ворона. Невольно ему захотелось улыбнуться, чего он не сделал, но все же немного расслабился.

- Так значит, ты меня оттуда вытащил? - уже приветливее спросил он.

Дей согласно кивнул.

- Вот именно. Я за битвой с самого начала следил, было забавно. А потом там все затянуло мраком - хоть глаз выколи. Я уже окончательно потерялся в своих догадках насчет такого внезапного поворота событий, а тут - бац, и все исчезло. Только костяки вокруг лежат. Ну, и ты без сознания. Не мог же я тебя там бросить.

Ворон нахмурился.

- За битвой следил, говоришь, - сказал он. - А ты кто вообще такой?

Дей состроил обиженную физиономию.

- Ну вот, второй раз напоминаю тебе про то, что я тебя спас - и ноль реакции! Экий ты неблагодарный, однако. Кто я такой? Хм... скажем так, я живу вот в этих двух унылых башнях, который достались мне в наследство от моего отца. И временами тут бывает так скучно... да нет же, тут всегда скучно, кого я обманываю! А вы там разошлись не на шутку, и главное, совсем недалеко от моего дома! Кто бы пропустил такое зрелище? - Дей улыбнулся и встал со своей скамьи.

- Пойдем, друг, я покажу тебе кое-что, - сказал он, делая приглашающий жест.

Вдвоем они прошли к двери в противоположной стене комнаты. За ней оказался узкий тоннель, никак тот самый рукав, соединяющий между собой башни. Пройдя по нему, мужчины оказались в такой же круглой комнате, только заваленной всяким хламом и пылью.

- Н-да, - заметил Дей, - Тут еще много работы, я сам недавно прибыл. Нужно разбирать отцовские завалы. Ладно, речь не об этом, иди сюда.

Мужчины поднялись по винтовой лестнице на самый верх и, протиснувшись в не очень широкий люк, оказались на крыше башни. Отсюда открывался великолепный вид на горы и на долину, а не так далеко виднелись какие-то обугленные руины.

- Вот он, твой Юсгансен. Отсюда хорошо видно, - сказал парень, указывая рукой на замок. - Сейчас одни развалины, будто полчища демонов поработали.

- Как же это ты меня сюда притащил? Я не вижу вообще никакого спуска или подхода к этим твоим башням, - с ноткой подозрительности в голосе поинтересовался шаман, разглядывая непривлекательные останки крепости.

Дей хитро усмехнулся и сказал:

- Всему свое время, приятель. Всему свое время. Я же даже имени твоего не знаю. Ты что-то там нес такое в бреду, но я старался не слушать. Мало ли какие секреты человек может выдать, когда не в себе. А я не хочу чужих секретов.

- Меня зовут Ворон, - сказал шаман, поворачиваясь к собеседнику.

- Ворон? - фыркнул Дей, - Что еще за птичья кличка? Это же не имя, друг!

Ворон поморщился.

- Другого нет. Если и было, я не помню. Я многого не помню.

- А, - понимающе кивнул парень. - Память отшибло. Это понятно... после такой-то бойни...

- Да нет, - печально вздохнул шаман. - Мои проблемы с памятью гораздо старше этой битвы.

- Не бойся, дружище, - ободрительно похлопал его по плечу Дей, - Я постараюсь тебе с этим помочь. Тебе все равно отсюда без моей помощи не выбраться, так что пока не узнаешь все что хотел - не уйдешь.

Ворон невольно вздрогнул от прикосновения, но, начавший было разгораться в его глазах, мрачный огонь тут же погас, встретившись с ясным веселым взглядом хозяина башен.

- Ладно, хорош на ветру головы морозить, - громко заявил Дей, - По-моему, самое время откушать обеденной трапезы, а, Ворон?

Шаман прислушался к своему желудку и согласился, что мысль очень даже дельная. Снова пройдя по каменному рукаву, и, очутившись в жилой башне, как про себя назвал ее Ворон, мужчины спустились еще на один ярус ниже комнаты с картой. Там оказалось подвальное помещение, где располагалась кухня и трапезная.

- У моего отца был слуга, - начал Дей, гремя горшками, - Он всегда мог приготовить что-то вкусненькое. Я не очень хороший повар, даже его пальца не стою.

- А где он сейчас, этот слуга? - спросил Ворон, думая, впрочем, о другом.

Дей издал смешок, выудил из кучи большой черпак с гладкой серой рукоятью и кинул его Ворону. Тот поймал предмет на лету и непонимающе уставился на парня.

- Ну, в разных местах, - раздался приглушенный голос Дея, который залез с головой в какой-то мешок, - Вот это, например, его левая рука.

Ворон еще раз глянул на черпак, и до него дошло, что серая рукоятка - не что иное, как человеческая кость. Медленно отложив его в сторону, Ворон задумчиво поскреб свою отросшую щетинистую бородку.

Тем временем Дей уже вылез из мешка, держа в руках какую-то снедь. Перехватив подозрительный взгляд Ворона, он беззлобно улыбнулся и заметил:

- Можешь не бояться, еда абсолютно свежая, только вчера принес.

- И как же все-таки ты тут передвигаешься по этим горам? - спросил Ворон.

Дей тяжело вздохнул и, поставив все на стол, жестом поманил шамана следовать за собой. Мужчины снова поднялись вверх по лестнице и вылезли на крышу этой башни так же, как они проделали это недавно на другой.

Дей повернулся лицом к ворону и сказал, улыбаясь:

- Ну, я вижу, что ты от меня не отстанешь, так что лучше давай я объясню тебе сразу и ... покажу. Ты спрашивал, кто я такой? Вот, смотри.

Парень сложил руки на груди, и закрыл глаза. Воздух вокруг него заметно нагрелся. А потом его тело стало меняться. Грудь расширилась, конечности удлинились, лицо вытянулось вперед, превратившись в пасть, наполненную острыми зубами. Через пару мгновений на крыше одной из башен-близнецов стоял небольшой, в два человеческих роста, черный дракон, а его зубастая пасть скалилась в подобии радостной улыбки.

Глава двадцать первая

Ричард открыл глаза, но это ничего не изменило. Вокруг непроглядный мрак. Тело как будто подвешено в воздухе - никакой опоры под ногами, никакого чувства пространства. Ричард пошевелил рукой, затем потянулся и дотронулся до кончика носа, как делал когда-то давным-давно, еще в детстве, в кабинете у врача. Пальцы ощутили твердую плоть, значит, его тело на месте, уже лучше, чем ничего. Но только вот беда с этой непроглядной тьмой, не понять, что вообще происходит. Ричард попытался совершить какое-нибудь движение, переместиться. Движение вроде бы вышло, но в отношении его положения ничего не изменилось. "Наверное, так себя чувствуют космонавты в невесомости", - подумал мужчина и расслабился. Что толку сейчас барахтаться. Странное было ощущение. Закрываешь глаза - темно, открываешь - то же самое. Как будто ослеп. Эта мысль приходила в голову Ричарда, но он решил об этом не думать. Так прошло какое-то время, которое тянулось жутко медленно.

Однако, в какой-то момент, его открытых по привычке глаз коснулся отблеск света, на самой грани восприятия. Ричард встрепенулся и стал напрягать зрение, тщетно пытаясь уловить что-то в непроглядном мраке. Новое появление отблеска не заставило себя ждать. Сначала мозг Ричарда отказывался воспринимать увиденное, ибо ничего подобного не было в его опыте, и образ нужно было создавать заново. В результате мужчина увидел самое элементарное - светящуюся точку. Она разрасталась и двигалась на него, а, может быть, это он двигался к ней. Во всяком случае, ощущения передвижения не было, никаких других ощущений тоже. Просто маленькая точка, вращающаяся внутри себя, разрасталась, не давая, однако, ни малейшего освещения окружающей среды, как будто весь излучаемый ею свет не мог выйти за ее границы. Странно было то, что мужчина различал все эти мелкие подробности, хотя объект был очень мал, а расстояние, кажется, было велико. Но, с другой стороны, были ли здесь вообще такие понятия, как размер и расстояние? Или, быть может, просто человеческий мозг, не в силах отразить многомерное пространство, складывал его до привычной ему узости?

Ричард, не мигая, смотрел на приближающийся объект, забыв обо всем, что могло волновать его, лишь созерцая вращающийся центр светящегося шара, в который теперь превратилась точка. Теперь он осознавал его цвет - желтый. Четко выделялась граница сферы, за которую свет не проникал, и оттого тьма вокруг как будто стала еще гуще. Шар остановился в нескольких сантиметрах от лица Ричарда, который силился опознать что-то новое, излучаемое этим объектом. Это был звук. Чистое тонкое звучание, обволакивающее сознание, добирающееся до центров восприятия... и превращающееся в речь. Легкий, невесомый голос, который не мог принадлежать ни одному существу из плоти и крови, зазвучал в голове Ричарда.

- Еще... одна... душа... брошена... на... поживу... гордыни... и... невежества... - медленно звучал голос, делая короткие паузы после каждого слова, будто читая их из памяти Ричарда и пользуясь этим запасом.

- Сильнее... чем... другие... но... так... же... беспомощен... Что... ты...? Лишь... жертва... или... нечто... большее..?

Все существо Ричарда было захвачено этим голосом, а его взгляд растворился во вращающемся желтом шаре. Он не мог ни думать, ни отвечать, все, что было в его силах - просто внимать.

- Тьма... скрыла... путь... Сбился... с... дороги... Ты... вестник... как... и... я... Я... знаю... что... ты... ищешь... Твое... время... пришло... Мое... еще... нет... Однажды... ты... дашь... ему... второй... шанс... как... я... даю... его... тебе...

Тонкие звуковые щупальца отпустили Ричарда, и он почувствовал себя способным что-то сказать. Вот только голова его была еще слишком пуста, и он молча наблюдал, как желтая сфера начинает тяжело пульсировать, увеличиваясь и уменьшаясь в размерах, словно бьющееся сердце.

- Промежуток... не... выпускает... дважды... - донеслось до Ричарда слабым эхом, - Не... потеряй... мой... дар...

Шар света пульсировал все интенсивнее, в его глубине происходило что-то неподвластное описанию, а потом границы треснули, и свет хлынул во все стороны, впиваясь в окружающий сумрак, как стая гончих впивается в раненого зверя и разрывает его на части. И пришло движение. Тело напряглось до страшной боли, ощущение было такое, что мышцы сейчас полопаются, а кости треснут, но в следующий миг наступил полный покой, и Ричард провалился в беспамятство.

***

- Так значит, ты дракон, - веско заметил Ворон, выпивая содержимое кружки.

Дей улыбнулся и сказал:

- Много же тебе понадобилось времени, чтобы это осознать, приятель.

Ворон махнул рукой.

- Просто это было для меня неожиданностью. Я не думал, что драконы...

- Существуют? - закончил за него Дей. - Не расстраивайся, многие так думают. И, надо признать, не без основания.

- То есть как это? - удивился Ворон.

- Да так, что нас осталось очень мало. Знаешь, вполне может быть, что я последний черный дракон, - сказал Дей и печально вздохнул.

- А что, есть другие? Ну, там, красные, зеленые...

- Ага, синие, фиолетовые, и в оранжевую крапинку, - оборвал его Дей, снова возвращаясь к своему беззаботному настроению. - Я не знаю, честно тебе скажу. Не знаю, существуют ли другие виды. Вполне возможно, чего не бывает в нашем удивительном мире.

- Ну, а откуда вы взялись? - не унимался Ворон.

Дей в притворном негодовании покачал головой:

- Остынь, парень, ты меня своими вопросами сегодня в могилу загонишь. Ладно, кто же говорил, что будет легко. Хорошо, я расскажу тебе прямо сейчас все, что ты захочешь знать. Но с тебя должок. Ты тоже расскажешь мне о себе, когда я попрошу, идет?

Ворон нахмурился, но неохотно кивнул.

- Вот и славно, - Дей вскочил со своего места, подхватил грязную посуду и сгрузил ее в чан с водой. - Займемся этим потом. Пошли наверх, не дело вести такие важные разговоры на кухне. Как известно - процесс питания ничем не должен прерываться.

Дракон весело хохотнул и стал подниматься по лестнице. Ворон оставил недоеденное блюдо на столе и последовал за ним.

В комнате с картой было довольно холодно, но Дей, казалось, этого не замечал.

- Слушай, Дей, а тут у тебя есть какой-нибудь... гм... очаг? - спросил Ворон, зябко поеживаясь.

Дракон недоуменно на него глянул, а потом в его глазах появилось понимание.

- А, мой мерзнущий друг, я совсем забыл сказать тебе о том, что драконам не бывает холодно. Огонь согревает нас изнутри, - закончил он фразу, сделав пафосный жест рукой.

- Огонь... внутри? - поинтересовался Ворон. - В буквальном смысле? И ты можешь им плеваться, как драконы из сказок?

- О нет, хочу тебя огорчить и заодно предупредить все попытки с твоей стороны попросить меня показать тебе, как дракон изрыгает пламя, - в притворном огорчении Дей покачал головой. - Я... не могу этого сделать. Я еще слишком молод. Был бы жив мой папаша - он бы с радостью показал бы тебе этот трюк. А так, придется довольствоваться рассказами.

Дракон открыл шкаф у дальней стены, покопался в нем, и, вытащив массивную меховую куртку, кинул ее Ворону.

- Вот, у меня есть кое-что, что поможет тебе согреться. Да, она старая, и немного дырявая, но у нас тут домашняя обстановка, стыдиться некого, - Дей подмигнул шаману и подвинул к карте два стула.

- Эта карта, - начал он, когда они удобно уселись, - трофей моего деда. Уж не знаю, откуда он ее приволок, но, сколько себя помню, она всегда стояла здесь. Ее очень любил мой отец, и я, хоть и во многом расходился с ним во мнениях, но здесь полностью с ним согласен. Чертовски полезная штуковина. Мы еще дойдем до нее. Сначала я расскажу тебе о драконах...

***

... Судха оглядел бескрайние земли, что простирались пред его взором и загрустил. Мир был идеален, но пуст. Младшие Дети еще не пришли, и Хранителям не дано было предвидеть день их появления. Как ждал он этого момента, когда появится первый Сын и первая Дочь, в своих мечтаниях представлял он их по-разному, но всегда чувствовал, что уже любит их, своих будущих Младших Братьев и Сестер. Горько было ему лишь от того, что вся Их любовь достанется его брату, Рамашаду. Он - воплощение жизни, дух вечного совершенствования. Судха же, Страж Предела, привратник, которого, может, и не будут ненавидеть, но уж любить точно не станут. Пусть не он будет отнимать их самый ценный дар - жизнь, но именно он будет встречать каждого на Пороге и пропускать через свое сердце-кристалл Гульдрим туда, на ту сторону. Не раз задумывался Судха о том, что же там, за чертой. Но не было дано ему ответа, не было у него власти и права знать, как ни у кого другого. Даже он, Хранитель Смерти, не имел ни малейшего понятия, что ждет Младших Детей за этим порогом. Цикл за циклом полировал Судха свой черный меч Валлоринг, на клинке которого будет высечено имя каждого перешедшего черту, каждого умершего, клинок которого сейчас был еще девственно чист.

Загрузка...