Аннотация:
Два героя. Две судьбы. Между ними никакой связи. Вырванные из своей привычной обстановки, они оказываются в новом мире, живущем по своим законам. Что готовит для них это приключение? И настолько ли этот мир нов, или просто хорошо забыт...?
Пролог
Где лежит граница света и тьмы? Каков миг, отделяющий жизнь от смерти? Что есть рождение Вселенной? Один звук, один импульс - и вот уже нечто ДО становится чем-то ПОСЛЕ. А что было ДО? Трудно сказать. Найдется ли разум, может ли существовать полет, что заглянет туда, где берет отсчет время? Может быть. Но откроется ли сакральная тайна? Вряд ли. Потому, может, и не важно, что было ДО. Наверняка было что-то, ибо так не бывает, чтобы совсем ничего не было. А потом миг, мгновение вечности - и вот он, первый Звук, дающий начало своему Отражению. Две стороны, две противоположности, такие разные и такие невообразимо сходные. Может быть, это и есть закон, может в этом и есть мера вещей. Противоположности, но неделимое целое. Так оно все и устроено. Тьма и свет. Жизнь и смерть. Начало и конец. Бесконечный цикл в одно мгновение, растянутый в вечности. От Звука зародился Мотив. Он дробился и разлетался тысячами осколков, отражаясь в сырой еще глине мироздания, заполняя, одушевляя материю, начиная Цикл. Первый ли? Множество Мотивов соединялись в ткань реальности, образуя Мелодию. Они вливались в нее, уплотняли вечный поток - и вот тот миг, когда она обретает собственную неугасимую инерцию, власть и способность творения. Постепенно все затихает, но тишина относительна, ибо Звук вечен, с той самой минуты, когда он зародился и до того часа, когда он угаснет, а с ним распадется и Мелодия.
Теперь процесс идет сам по себе, нужен был лишь толчок, тот начальный Тон, который стал первым камнем мироздания. Мелодия уже потеряла свою первоначальную сущность, теперь она и есть материя, теперь она - основа бытия, Первый Закон. Вот он, последний отзвук. Тишина - лишь видимость, обратная сторона неделимого. Но в этой тишине уже есть порядок, есть сила и направление, есть нечто, придающее форму всему сущему, то, что довершает работу изнутри. Стадия творения еще не завершена, но приходит время для нового витка. Гармония нарушается, иной, чуждый Мотив зарождается в ткани, непоправимо меняет узор. Первый Диссонанс, неизбежный и необходимый. Он олицетворяет с собой противоположность, вечную борьбу и вечный поиск. Только теперь первая часть Цикла подходит к концу, и вместе с ней формируется новый аспект бытия - разум. Так возникают они, Старшие Дети, Хранители и Наставники, Жизнь и Смерть. А вместе с ними начинается Первая Эпоха...
Глава первая
Еще немного, самая малость, почти у цели. Он подтянулся на руках, забрасывая тело на каменный карниз, и остановился перевести дух. Местность была поистине живописная. Выступ, на котором он стоял, находился уже достаточно высоко, чтобы земля далеко внизу казалась ненастоящей. Горный массив опоясывал густой хвойный лес, на вечнозеленых плечах которого лежал свежий снег. У линии горизонта виднелся бледный отблеск холодного моря, небо было кристально чистое, и тусклое северное солнце бросало вниз желтоватые блики.
Все это северное великолепие мало его заботило и, лишь мельком отпечатавшись в памяти, сразу же было смыто лавиной мыслей, совершенно отдаленных от созерцания красоты природы. Это был высокий мужчина, возраст которого определить было достаточно сложно, потому что его еще не старое, но уже далеко не юношеское лицо говорило об одном, а тугая грива седых волос - совершенно о другом. Он был крепко сложен и мускулист, его кожа была грубой и обветренной, а на плече белым червем выделялся старый шрам. Мужчина был одет в меховой жилет без рукавов, потрепанные кожаные штаны и тяжелые сапоги, ноги в которых он с облегчением вытянул, усевшись передохнуть на каменном карнизе и положив рядом свою полупустую дорожную сумку.
Мало кто знал его настоящее имя. Те немногие, с кем он вступал в общение, окрестили его Белым Вороном. Потому ли, что седые волосы были удивительны для мужчины в расцвете сил, а может потому, что белой вороной издревле величают людей не похожих на остальных. Как бы то ни было, кличка села прочно, став даже в его собственных глазах почти родной. А впрочем, знал ли он сам свое имя?
До вечера было еще далеко, но Ворон не привык терять время попусту, и потому, совершив небольшую передышку, он продолжил свое восхождение на пик Саальдар, высочайшую вершину хребта. На такой высоте дышалось уже с трудом, да и мороз был ощутим даже для привыкшего к холоду человека, однако ничто не могло помешать Ворону взбираться все выше, осторожно нащупывая благоприятные для хватания уступы. Рывок, еще рывок, перевести дух, снова рывок. Мужчина двигался плавно, со знанием дела, берег дыхание. Еще один широкий карниз, потом немного и цель будет достигнута. Ворон хорошо помнил карту и пометки на ней. Подумать только, карта была такая древняя, а ведь никто так и не отважился...
Последний раз подтянувшись, он выпрямился и увидел перед собой непроглядную черноту зияющего лаза. Все точь-в-точь так, как и должно было быть. Ворон достал из своей сумки огниво и зажег факел, предусмотрительно взятый с собой. Пламя колыхалось на ветру, грозя угаснуть, и мужчина поспешно шагнул в темноту. Неверный свет факела очертил плавно уходящий вниз округлый тоннель. Сейчас Ворон нуждался в помощи этого робкого света...
Мужчина оглянулся на яркое пятно выхода и решительно направился вперед. Здесь заканчивались все приобретенные им сведения о расположении цели его путешествия. Он давно знал, как найти нужную пещеру, постарался приготовиться к любым неожиданностям, но все же здесь, на этом месте, все его познания заканчивались. Понятно было лишь то, что нужно идти вперед. Ворон не имел ни малейшего представления, что может поджидать его в глубине, но ему очень хотелось найти именно то, что он искал.
Тоннель недолго был прямым, через десять шагов он начал петлять, его неестественная округлость плавно перетекала уже в природные формы. Складывалось впечатление, будто сам входной лаз был пробит чем-то массивным, ударившим в тело горы извне, но повредившимся от удара и потерявшим свой изначальный вид. Ворон явственно ощущал, что постоянно спускается вниз. Воздух становился все холоднее. Невольно в голову закрадывался вопрос: "Стоило ли лезть так высоко, рискуя жизнью, чтобы снова опускаться вниз?". Но, с другой стороны, терять-то нечего. Шаги Ворона гулко отдавались в темноте извилистого хода, лишь слегка разбавленной метущимся светом факела.
Внезапно тоннель прервался так резко, что Ворон чуть не рухнул в разверзшийся перед ним провал. Мужчина отпрянул, ухватившись за каменный выступ и удерживая равновесие. Мгновение замешательства прошло, и теперь он мог различить огромную пещеру перед собой, в которую выходил темный лаз, словно труба. Отверстие, в котором застыл Ворон, находилось на высоте двух его ростов от дна пещеры, насколько можно было судить в слабом свете факела. Ворон вытянул руку вперед, чтобы хоть немного осветить этот горный зал. Свет отразился от гладкой поверхности подземного озера, которое, оказывается, находилось прямо под отверстием. Вода была гладкой и зеркальной, но она отражала свет как-то приглушенно, размазывая его по всей своей площади. Эффект был удивительный, несколько мгновений Ворон словно завороженный смотрел на поверхность озера, затем он вздохнул и полез в свою походную сумку за веревкой. О воду, конечно, с такой высоты он разбиться не мог. Да и плавал он отменно. Но прыгать в незнакомое странное озеро было, по меньшей мере, неразумно. Туго закрепив один конец веревки за каменный клык, мужчина отпустил другой ее конец, который с тихим плеском погрузился в озеро. Ворон проверил, хорошо ли закреплена сумка, и стал медленно и осторожно спускаться по веревке вниз.
Факел пришлось оставить. Такой поворот событий был предусмотрен Вороном, в сумке лежало еще несколько запасных. Оставленный факел все же был еще полезен, хоть как-то освещая сверху темную воду. Ворон дотронулся подошвой сапога до поверхности озера. Ничего не произошло. Мужчина опустился еще ниже. Когда вода уже была ему по пояс, он почувствовал дно под ногами. Тут было мелко. Ворон отпустил веревку и огляделся. Совсем недалеко его глаза, уже привыкшие к полумраку пещеры, различили каменный берег озера. Мужчина выбрался из воды и, достав из сумки еще один заготовленный факел, поджег его. Новый источник света обрисовал извилистый берег подземного озера и ближайший свод пещеры, через который проходил тот самый тоннель. Ворон повернулся в другую сторону и пошел вдоль воды. Пещера оказалась не такой уж огромной, темнота скрадывала очертания, придавая ей несуществующий размер. Почти всю ее площадь занимало озеро, а узкая линия берега соединяла его со стенами. Ворон был несколько озадачен, потому что никакого другого выхода, кроме приведшего его сюда тоннеля, тут не было.
Значит, нужно было заняться озером. Ворон точно знал, что он не мог ошибиться дорогой, потому что она была здесь только одна. Поэтому он наклонился над водой и попытался заглянуть внутрь, но безуспешно. Он даже не увидел своего отражения, озеро снова жадно проглотило колеблющийся свет факела и слабо осветилось изнутри. Тогда Ворон неожиданно осознал, что ему нужно сделать. Факел зашипел и погас, тьма снова окружила человека, жадно забирая себе обратно все отнятое непрошеным светом. Сначала ничего не происходило, Ворон ощущал лишь холод и тишину, но затем что-то неуловимо изменилось, как будто сама темнота пришла в движение. Мужчина закрыл глаза и прислушался к себе. Он отчетливо ощутил, как его тянет к озеру, неудержимо и настойчиво.
Ворон понял, что сопротивляться не нужно, и послушно вошел в воду. Давление усилилось, теперь уже повернуть назад он не смог бы, даже если бы захотел. Казалось, тьма вокруг него сгущается, уплотняется, подталкивает вперед. Он уже явственно чувствовал напряжение и силу, придающую ему движение. К его мимолетному удивлению, ноги его по-прежнему опирались на каменный пол. Сразу же стало понятно, в чем дело. Озеро расступалось перед ним, открывая наклонный путь куда-то в глубину. Мимоходом Ворон отметил, что тьма уже не была такой непроглядной для него, и с каждым шагом в окружающем появлялись все новые детали. Он видел в темноте. Все четче и четче был шероховатый наклонный спуск, а потом вода сомкнулась где-то сверху, Ворон уже этого не чувствовал, он спускался все ниже и ниже по округлому тоннелю, так поразительно похожему на тот, по которому он сюда пришел. Каким-то чудом воды тут не было, проход был абсолютно сух. Давление ослабло, теперь Ворон шел уже своим усилием, чувствуя, что идти все легче, и невольно ускоряя шаг.
Внезапно тоннель разделился. Мужчина остановился в нерешительности перед разветвлением и снова закрыл глаза. Куда идти? Ответа не пришло, ничего не шелохнулось вокруг, только нарастающая легкость в теле и ощущение какой-то неосознаваемой силы. Еще немного помедлив, Ворон выбрал правое ответвление и пошел вперед. Что-то было не так. Он чувствовал это всем своим существом, но не мог понять что именно. А потом понял. Он уже проходил здесь. И действительно, еще пара шагов - и он снова вышел к развилке. Тогда налево. То же самое. Несколько шагов, неприятное ощущение неправильности и опять он стоит перед изначальным выбором. Ворон сделал еще одно неуверенное движение в сторону правого рукава, но вдруг понял, что движется очень медленно, а сознание будто бы стало отделяться от тела. На мгновение он ощутил вкус холодной воды во рту, замотал головой, пытаясь отогнать наваждение. То чувство легкости и силы куда-то исчезло, на его место пришла глухая тяжесть, безразличие накатывалось на сознание. Ворон тяжело сел, неуклюже подогнув под себя ногу. Как он оказался здесь? Что он ищет? Вопросы лениво всплывали и, не находя ответа, погружались на дно. Привкус воды во рту становился все отчетливее, тяжелая голова не желала подыматься. Собрав всю свою волю в кулак, Ворон грузно встал, держась за стену тоннеля и, медленно переставляя ноги, побрел к развилке. В голове было пусто, хотелось о чем-то думать, но мысли куда-то все пропали, осталось только движение. Не останавливаться, ни в коем случае не останавливаться. Тьма вокруг снова стала уплотняться, обнимать сгорбленную, неуклюжую фигуру. Развилка была все ближе, Ворон не знал, в какой рукав пойдет на этот раз, все его усилия были направлены на продвижение вперед. Шаг. Еще шаг. Еще один. Перед глазами все плыло, куда-то пропал тоннель, и выбор дороги, осталось только ощущение воды во рту и холод. Тьма сжимает тиски, легко пронизывает беспомощное тело, вытекает из глазниц, из ноздрей и ушей, сознание гаснет, пытаясь уберечь от того, что последует дальше.
Но что-то происходит. Почти угасший фитилек сознания разгорается с новой силой. Ворон всем телом ощущает рывок и жадно хватает ртом воздух. Она предала его! Та, на которую он возлагал все надежды, теперь просто безмолвно использовала его доверчивость, чтобы поглотить само его существо. Но нет, так просто он не сдастся, еще придет его время! Последним чудовищным усилием Ворон собрал осколки своего вновь начинающего угасать сознания. Теперь его было как будто двое, один там, внизу, обманутый темным озером медленно идет ко дну, а другой здесь, наверху, смотрит вниз. Яркий, ослепительный свет пронизывает его, окончательно разделяя со второй половиной, и блаженное умиротворение окутывает его сущность. Он знает, что нужно ждать. Рано или поздно у него появится второй шанс.
Тело медленно погрузилось в воду, тихо устроившись на дне озера. И тогда вода ожила. Она задвигалась, забурлила, втягиваясь в мертвую оболочку, оставленную бессмертным духом. Прочная связь тьмы и ледяной воды наполнила ее, выпив темное озеро до дна. На сухом каменном дне осталось лежать лишь разбухшее тело, несколько мгновений оно не двигалось, а затем стало медленно подниматься, и тьма стекала с него, словно жидкость.
***
Ричард задумчиво смотрел в окно, держа в руках чашку остывшего кофе. Там ночной город сонно перемигивался огнями автострад, уличных фонарей и немногочисленных окон. Ночь была приятная, такая, какая бывает только летом, после жаркого изнуряющего дня. Издалека доносился шум одиноких автомобилей, мягкий ночной воздух проникал в комнату и наполнял ее атмосферу некоей мечтательностью. Мысли Ричарда не имели определенного предмета. Он как-то рассеянно думал обо всем понемногу, не останавливаясь ни на чем конкретном. Однако это занятие вскоре ему наскучило, и он, невесело вздохнув, отошел от открытого окна. Теперь его взгляд блуждал по собственной комнате, которая находилась на шестом этаже обычного городского дома. Такие дома строят сразу комплексами, отделывают на скорую руку и запускают в оборот, заселяя новых жильцов в еще сырое и не до конца готовое помещение. Ричард снял тут квартиру год назад и с тех пор уже не задумывался о другом жилье. Его все тут устраивало, даже глуховатая, но добрая старушка из соседней квартиры и боксер-любитель из другой. Надо признаться, что Ричард мало общался со своими соседями, он вообще был несколько замкнут и только в одном находил полное раскрепощение - в музыке. Да, он был музыкантом, гитаристом, если точнее. Это не было его профессией, но жизненным увлечением, стремление к которому он чувствовал все время, начиная с малых лет. В какой-то момент ему удалось-таки заполучить долгожданную электрогитару - и тогда жизнь его приобрела краски и их оттенки. Стремление стать лучше в музыке помогло ему быстрее пройти тот период возрастной период, когда феерические идеи перемежаются с полной апатией, когда неугасимый поток деятельной энергии растрачивается на всевозможные утопические проекты. Ричард не был обычным подростком в то время. Нет, он чувствовал свою жизнь через музыку. Его мало интересовали простые бытовые радости сверстников, заключавшиеся в запрещенной выпивке и экстремальных дурачествах. Веселые компании отторгали его, ибо он был другим, а сам он не имел ни малейшего желания влиться в такую жизнь.
И вот теперь он стоял посреди своей небольшой съемной квартиры на окраине провинциального центра, двадцатичетырехлетний молодой мужчина с аккуратной бородкой и коротко остриженными русыми волосами. Стоял и обозревал свое немногочисленное имущество. Интерьер был выдержан в несколько аскетичном стиле. Здесь нельзя было найти ни мягких кресел, ни даже телевизора, зато всю западную стену занимала его персональная коллекция электрогитар. Их было шесть штук, и с каждой была связана какая-то история. Впрочем, у Ричарда не было никого, кому он мог бы их рассказать. Были ли у него друзья? Нет, друзей у него не было. Были разные знакомые, случайные и не очень, старые, новые, хорошие, плохие, а друзей не было. Ричард хорошо это осознавал и не имел ни малейшего повода для того, чтобы огорчаться.
Где-то недалеко заработала автомобильная сигнализация, залаяла разбуженная собака. Ричард поставил остывший кофе на журнальный столик и открыл свой ноутбук. К компьютерам Ричард относился щепетильно. Может, у него не было кресел, но его ноутбук блестел глянцевой черной поверхностью, чистый и очень современный. Ричард пробежался глазами по новостям, не нашел ничего интересного, закрыл ноутбук и, совершенно забыв про свой остывший кофе, вышел в переднюю. Сегодня ему не спалось, в голове закручивалась узлом навязчивая мелодия, которую он не мог никак связать с другой такой же. Это не давало ему уснуть, и он решил, что прогулка по ночному городу может прояснить его голову. Набросив легкую куртку и сунув в карман штанов ключи, Ричард спустился по лестнице и вышел на улицу. Во дворе было спокойно, аккуратным ровным рядом стояли припаркованные машины, чисто выметенная дорожка вела к уличному тротуару. Здесь было совершенно тихо, мягко светилось несколько окон жилых домов, и старый уличный фонарь рисовал на потрескавшемся асфальте желтый круг.
Так как определенной цели сейчас у него не было, Ричард пошел просто вдоль улицы, с наслаждением вбирая в себя сладкий ночной воздух. Он любил ночь. Ночь как мать, нежно обнимает тебя, убаюкивает своим вечным спокойствием, прячет от чужих глаз. Ты свободен и одинок наедине со звездами, лишь ты и далекий космос. Ночью границы привычного мира рушатся, и кажется, что вот-вот узнаешь какую-то великую тайну, но она каждый раз ускользает, и ты ждешь прихода следующей ночи. Так и теперь, в воздухе пахло чем-то одухотворенным, подбадривающим. Ричард даже забыл о мучивших его мелодиях, он просто всем телом вбирал в себя ночь, растворяясь в ее великом могуществе.
Громко стукнула балконная дверь какого-то дома, мимо которого проходил Ричард, и на балкон вывалился пьяный, держа в руках тлеющую сигарету. Это событие нарушило идиллию и вырвало Ричарда из вселенских далей. Он недовольно поморщился и ускорил шаг. Настырные мелодии снова вползли в сознание и стали проигрываться там, никак, впрочем, не попадая в унисон.
Иногда Ричарду вспоминалось собственное детство. Обычно это происходило внезапно и, в основном, отрывочно. Свое детство он помнил крайне плохо. Только такие вот отрывки, но именно они были наполнены для Ричарда таинственным смыслом. Это было то время, когда о нем заботились другие, а он лишь наслаждался теплыми лучами любви и внимания. Воспоминания были похожи на полузабытый добрый сон, от которого остается неопределенное приятное ощущение и хочется улыбнуться. Отец в его памяти был крупным бородатым мужчиной с большим красным носом и добродушными глазами, а мать - маленькой, хрупкой женщиной, обладательницей нежного голоса. Ее лица Ричард не помнил, но вот голос остался с ним на всю жизнь.
Показался перекресток. Нужно было все же принять решение, и Ричард свернул направо, посчитав это направление наиболее разумным. Хотя ему было все равно. Он понял, что ночная прогулка не окажет уже нужного ему действия и шел просто вперед, потому что возвращаться назад пока не хотелось. Вскоре показался вход в городской парк, где ухоженными рядами стояли посаженные когда-то деревья, а редкие фонари создавали атмосферу таинственности, просвечивая сквозь кроны. Здесь было пусто. Сначала это не показалось Ричарду странным, потому что он не особенно внимательно смотрел по сторонам и думал о чем-то другом, но затем он как-то вдруг осознал, что в парке очень редко бывает так безлюдно. Обычно даже в такое время здесь можно встретить пьяного или просто бомжа, которому негде провести теплую ночь. Теперь же тут не было абсолютно никого, но мало ли что. Может быть, именно сегодня пьяный нашел-таки трясущейся рукой ключи от своей обшарпанной квартиры, а бомж устроился на ночлег под мостом у прохладной реки.
Однако такое объяснение почему-то казалось Ричарду натянутым, он ощущал какую-то неправильность всего происходящего, но разобраться в своих чувствах не мог. Захотелось поскорей уйти отсюда, вернуться к тротуару и пробежаться до дома, где, погрузившись в необъятные просторы интернета, можно было провести бессонные часы. Ричард уже развернулся, чтобы направиться в обратную сторону, но к его величайшему изумлению, то, что было за его спиной, в точности повторяло то, что он видел несколько секунд назад. Ричард повернул голову через плечо и увидел выход из парка, обозначенный небольшой железной калиткой. Мужчина мотнул головой и развернул тело в ту сторону, но в какой-то неуловимый миг картина вновь стала на свое место - перед ним лежала дорожка вглубь парка.
Ричард нахмурился. Это уже было совсем ненормально. Вроде бы пропустить поворот своего тела на триста шестьдесят градусов было довольно сложно, но выходило, что Ричарду это удалось. Он еще несколько раз пытался резко развернуться, потом - сделать это медленно. Ничего не менялось, все тот же фонарь вдалеке и дорожка, выложенная старой плиткой.
Положение становилось крайне странным, и, ничего более не придумав, Ричард медленно пошел вперед. Его тотчас же охватило очень неприятное, сжимающее чувство, напоминающее падение в лифте, сорвавшемся с тросов. Только тут это падение происходило не вертикально, а горизонтально, что еще больше добавляло всему этому странности. Ричард думал было приостановиться, чтобы осмыслить происходящее с ним, но тело уже не хотело расставаться с инерцией движения, и он шел дальше, покорившись удивительным обстоятельствам.
Несмотря на всю абсурдность происходящего, Ричарду было любопытно. Он не испытывал страха, только легкое беспокойство, которое свойственно человек перед чем-то неведомым. Он уже не пытался остановить разогнавшееся тело, только с интересом наблюдал за развитием событий. Вот проплыл мимо казавшийся далеким фонарь, дальше дорожка ничем не освещалась, что само по себе было странным обстоятельством. Нет, тут не было кромешной тьмы, света как раз хватало, чтобы неплохо различать предметы, но не более.
Внезапно Ричард ощутил, что ускоряется, деревья по бокам слились в какое-то мельтешение. Он отчетливо понимал, что человек не может развить такой скорости, а парковая дорожка должна была уже давно закончиться. Сказать, находился ли он еще на ней, было сложно. Теперь вокруг него было просто что-то, уже неразличимое и неделимое. Реальной оставалась только сама дорожка, которая почему то стала сплошной, а не выложенной старыми, выщербленными плитами, как раньше. Мысли тоже стали какими-то плоскими, Ричард ощущал, как они бьются и сталкиваются между собой. Дорожка уже не казалась странной, о том, что его окружало, он вообще теперь не думал. Все было направлено на движение вперед, которое почему-то казалось очень важным. Его сознание уже слилось с дорогой, было ей самой, все вытянулось, распласталось во времени, а потом - рывок и состояние блаженного покоя, разом затопившее все его существо.
На следующее утро подвыпивший дворник, пришедший в парк, чтобы убрать ночной мусор и поверхностно помести дорожки, заметил, что ограждающий знак, стоявший возле вырытой недавно ямы, куда-то пропал. Любопытный работник подошел ближе и увидел там внизу распластанное тело. Как показала потом полиция, это был молодой мужчина лет двадцати трех - двадцати четырех, коротко стриженный, с небольшой аккуратной бородкой. На его теле не было ни одной раны или какого-либо другого повреждения, однако было точно установлено, что он мертв. Глубина ямы была небольшая, так что разбиться насмерть он никак не мог, тем более что отсутствие переломов и даже ссадин еще больше запутывало следствие. Как он оказался там, на дне, без малейших повреждений? Разве что спустился туда сам, лег на землю и тихо умер. Странная версия, но мало ли что. Так и подумал следователь, и дело закрыли, за недостаточным количеством улик.
Глава вторая
- Ты чувствуешь, Медис? - рука в черной латной перчатке прошла над гладкой поверхностью сферы и сжалась в кулак. - Ты ощущаешь эти изменения?
- Да, Владыка, - отозвалась та, к которой обращались, и в ее голосе слышалось обожание.
- Ты видишь, где это, Медис? - кулак разжался, выпуская живые струйки тьмы, стекающие на зеркальную поверхность.
- Да, Владыка, это в мире смертных, - ответил женский голос.
Тени обволакивают висящую в воздухе сферу, меняя оттенок, распадаясь палитрой серых цветов. Рука в латной перчатке делает еще один пасс, перемешивая краски.
- Это... душа. Нет, даже две. Очень странно, Медис, я чувствую вторую на самой грани восприятия, я не знаю где она. Но вот эта... Я хочу, чтобы ты узнала все о ней. Ты же знаешь, мне самому спускаться туда... несколько обременительно. Ты сделаешь это для меня?
- Все что угодно, Владыка, - ответила Медис.
- Тогда отправляйся сейчас же, - взмах перчатки разгоняет тени, и сфера вновь становится прозрачной. - Что это за души, резонирующие аж в самом Омбе? Принеси мне ответ, Медис.
Голова раскалывалась. Перед глазами плавали круги, двигаться совершенно не хотелось. Ворон шевельнул рукой, разлепил один глаз. Снаружи было темно, только плавали в воздухе какие-то размытые пятна света. Ворон застонал и закрыл глаз. Тело тоже ужасно болело, как будто он упал со скалы и раздробил все до единой кости. Но кости были в целости, да и вообще, никаких повреждений он не чувствовал. Мучительным усилием Ворон снова открыл глаз, затем другой и попытался поднести руку к лицу. Это ему удалось далеко не сразу. Конечность повиновалась нехотя, с трудом, ощущение было донельзя странное, как будто рука была не его, а чья-то совершенно чужая.
Обдумать этот странный факт мешала пульсирующая боль в голове. Однако зрение несколько прояснилось, и Ворон понял, что те самые пятна света, которые он увидел, были звездами. Над ним нависало обычное ночное небо, украшенное узорами созвездий. Ворон снова застонал и перевернулся на живот. Это простое действие тоже потребовало максимального сосредоточения. Тело очень плохо слушалось его и немедленно отозвалось глухой болью. Тут до слуха мужчины донеслось журчание воды, и почти перед самым своим носом он увидел небольшой ручеек, прыгавший по камням. Судорожным усилием Ворон продвинул тело вперед и погрузил лицо в холодную воду. Сразу стало легче, боль в голове отошла куда-то на второй план, и мысли, более ничем не скованные, потекли сразу во все стороны. Что это за место? Как он тут оказался? Что же, в конце концов, с ним произошло?
Ворон решил начать с самого простого и, с огромным усилием приняв сидячее положение, вновь поднес руку к лицу. Движение далось уже легче, но вместе с тем появилось ощущение чужеродности этой, казалось бы, обычной верхней конечности. Тогда он посмотрел на другую руку, а потом на доступные его взгляду части своего тела. Все было немного по-другому. Даже старый рубец шрама куда-то исчез. А еще он был полностью гол. Вся его одежда, которая была на нем до этого, куда-то исчезла. Эту загадку сейчас Ворон никак не мог разрешить и поэтому перешел к другому вопросу. Что это была за местность, он не знал. Рисунок созвездий не поднимал никаких воспоминаний в его памяти, и мужчина не мог точно решить, видел он их уже или нет. А что вообще он видел? Занявшись окружением, Ворон забыл о самом главном, и теперь усиленно пытался понять одну вещь. Кто он такой? В его мозгу твердо сидела только одна мысль - он Ворон. Этого было очень мало, но больше о себе он сейчас ничего сказать не мог.
Видимо, и этот вопрос останется без ответа. Во всяком случае, все, что он мог сейчас сделать - это оглядеться, чем он незамедлительно и занялся. Вокруг была безлесная местность, и, насколько можно было судить, простиралась она далеко. Ручеек, возле которого сидел Ворон, тек в каменистом русле, извиваясь как змея, и пропадая в зарослях кустарника. Возможно, стоящий человек увидел бы больше, но встать Ворон пока еще не решался. Не найдя ответа ни на один из поставленных вопросов, он принялся думать о том, что вообще с ним произошло. Память упорно сопротивлялась, извивалась и юлила, но после некоторых усилий мужчина смог выделить несколько разрозненных картин. Он помнил восхождение на пик, затем черный лаз пещеры и подземное озеро. Дальше был какой-то туман и больше ничего.
Посидев так с минуту и придя к выводу, что, видимо, сегодня ни один вопрос не будет прояснен, Ворон медленно попытался встать. И тут же свалился обратно. Оказывается, ноги решили сыграть с ним ту же шутку, что и его руки. Они не просто отказались повиноваться, но подломились в самый ответственный момент, обрекая беспомощное тело последовать в том же направлении. От удара перед глазами снова запрыгали круги, но прохладный ночной ветер помог Ворону достаточно быстро прийти в чувства. Еще несколько попыток встать увенчались полным провалом, когда, наконец, непослушные конечности капитулировали перед упорством, и мужчина, пошатываясь, выпрямился в полный рост.
Переведя дух, Ворон осмотрелся. Вокруг действительно далеко простиралось заросшее кустарником поле, но с одной стороны виднелся лес, а с другой поднимался дым, и можно было различить силуэты домов. Это усилие быстро утомило его, и он тяжело опустился обратно на землю. Идти куда-то Ворон был не в состоянии, а то, что придется куда-нибудь идти, чтобы узнать, наконец, что происходит, он уже понял. Мужчина почувствовал себя несколько лучше, но улучшение это было очень слабым, и он решил снова принять лежачее положение. Как ни тверда была земля и неудобно ложе - как только голова Ворона коснулась почвы, он сразу провалился в тяжелый сон без сновидений.
Когда Ворон снова открыл глаза, было уже утро. Он проспал от силы несколько часов, но и это принесло свои плоды. Конечно, боль никуда не пропала бесследно, но теперь она была сносной, скорее оставаясь напоминанием о вчерашней своей предшественнице. Мужчина уже достаточно ловко поднялся и снова огляделся вокруг. Увиденное им ночью несколько отличалось от того, что он видел перед собой теперь. Пустынная равнина оказалась усыпанной цветами, которые, видимо, закрывали свои бутоны на ночь. Теперь Ворон отчетливо видел лес и поселение, которые заметил еще ночью. Он даже мог различить снующие фигурки людей под сенью домов. Сил уже было достаточно, чтобы куда-то идти, оставалось лишь решить куда. Это был сложный вопрос, потому что Ворон знал, сам не помня, откуда, что люди - не всегда самые приветливые и дружелюбные создания. И не важно, что деревня выглядела так гостеприимно - кто знает, какой люд там живет. Однако идти в сторону леса также не представлялось разумным, потому что это не сулило ни малейшей надежды на разгадку многочисленных тайн, окутавших его с ног до головы.
Поразмыслив таким образом, мужчина пришел к выводу, что ему ничего не остается, кроме как идти к людскому поселению, а там - будь что будет. Прежде, чем сделать первый шаг, Ворон закрыл глаза, сосредоточился и выровнял дыхание. Шаг дался с трудом, но, в общем, дело шло быстрее, чем ночью. Создавалось впечатление, что Ворон заново учится ходить, только в очень быстром темпе. Сначала шаги его были неуклюжими и шатающимися, но, в конечном итоге, разум взял верх над телом, и походка стала ровнее. Но все равно идти было как-то непривычно, ощущение было такое, как будто залез в совсем новую одежду, и она, будучи очень плотной, сковывает движения.
Это только подтвердило подозрения Ворона о том, что его собственное тело не совсем такое, как раньше, а, может, совсем не такое. Вопросов становилось все больше, а ответа пока что не было найдено ни одного. Такая ситуация совсем ему не нравилась, но ничего поделать сейчас было нельзя, так что он лишь хмуро шел вперед, пытаясь шагать уверенно. Мало-помалу ощущение инородности тела сглаживалось, отходило куда-то, сказывалось извечное человеческое привыкание. Только сейчас, на ходу, Ворон отметил, что его длинные белые волосы, впрочем, никуда не исчезли и казались совершенно такими же, как раньше. Невольно ускоряя шаг, он продвигался через поле, усеянное цветами, перемежающимися низкорослым кустарником. Дымки и силуэты домов становились все отчетливее, однако идти все же было еще прилично. Теплый летний ветерок приятно овевал обнаженное тело Ворона, и тому было почти хорошо, насколько это возможно при таких обстоятельствах. Мужчина сожалел сейчас только о том, что не подумал присмотреться к своему отражению в ручье, и теперь его мучило любопытство. Возвращаться он не любил, поэтому только досадливо мотнул своей белой гривой и продолжил путь.
Спустя какое-то время показалась странная конструкция из двух поперечных и одной продольной палок, должно быть, символизировавшая ворота или калитку. Недалеко от нее еще можно было различить торчащие столбики старого ограждения, но хорошо сохранились только ворота. Ворон обошел их, не замедляя шага, и нос к носу столкнулся с невысокой женщиной, несшей что-то в накрытой корзинке. Она шла, опустив взгляд к земле, и не сразу среагировала на появление совершенно голого мужчины с развивающейся копной серебристых волос. Раздался сдавленный крик, выпущенная из рук корзинка с глухим стуком упала на землю, а женщина огромными глазами уставилась на Ворона, прикрыв рот ладошкой. Мужчина немного смутился, потому что встреча и для него была неожиданностью. Он уже был готов к тому, что незнакомка закричит и начнет удирать, бросив свою корзинку на произвол судьбы. Однако ее действия не оправдали его ожиданий. Женщина, которую он видел в первый раз в своей жизни, вдруг громко зарыдала и бросилась к нему, раскрывая на ходу объятия. Этот поступок так ошеломил Ворона, что он окаменел на месте, абсолютно не представляя, что ему делать дальше. Незнакомка, тем временем, ткнулась мокрым от слез лицом ему в грудь, обильно оросив ее слезами.
Эта немая сцена продолжалась еще несколько минут, пока Ворон не опомнился и аккуратно не отстранил от себя женщину.
- Я... не понимаю, что происходит, - выдавил из себя он, заглядывая в ее мокрые от слез глаза.
- Что, с тобой, Вультар? - пискнула она, - Ты свою жену не признаешь? Ударился там что ли? Ну да ладно, зато живой. А они все говорили, будто тебя медведь порвал. А я верила, что вернешься, понимаешь?
- Это все большая ошибка... я никакой не Вультар, я... сам не знаю кто я.
Женщина открыла рот, потом снова его закрыла.
- Но ведь... Ты...
- Говорю тебе, женщина, я не твой муж. Я вообще понятия не имею, что я тут делаю, - сказал Ворон.
Его слова были просты, интонация спокойна, но столько силы было в его голосе, а глаза были такими глубокими, что бедная Киаль, три дня назад потерявшая мужа, разорванного, по словам друзей, медведем на охоте, как-то сразу и безысходно поняла - это не Вультар. Теперь, когда невообразимая буря чувств, захлестнувшая женщину, прошла, она действительно увидела, присмотревшись к лицу незнакомца, что это не он. Да, оно было очень похоже, потому-то она с первого взгляда и поверила в чудо, но сквозь знакомые черты как будто проступало что-то инородное, что-то ужасное. Да и белые волосы, на которые поначалу она не обратила никакого внимания, не могли принадлежать ее рыжику Вультару.
Женщина обмякла на руках Ворона и тихо заплакала. Мужчина неуверенно провел по ее волосам своей рукой и сказал:
- Ну, будет тебе, только не начинай опять.
Киаль снова подняла на него свое лицо, которое теперь выглядело каким-то очень спокойным.
- Прости меня, незнакомец. Я приняла тебя за другого... За своего мужа. Понадеялась на чудо, дуреха. Чудес не бывает. Пойдем, ты, вижу, в нужде. Хотя бы накормить смогу да одежку мужнину дать, все равно ему уже... не понадобится. Похож ты на него, вот и обозналась.
- А ты не боишься, вот так, запросто, незнакомца в дом вести? - спросил Ворон, прищурив правый глаз.
- Я теперь ничего не боюсь, - коротко ответила женщина и, подобрав корзинку, повернулась к нему спиной и медленно пошла по тропинке, что, вела прямо в деревню.
Ворон воспользовался этим странным гостеприимством. Деревня была не слишком большая, но все равно, не желая давать пищу любопытным глазам, Киаль провела его окольной тропинкой прямо к небольшому домику, сложенному, однако, на совесть. За всю дорогу она не проронила больше ни слова, Ворон тоже молчал, не зная, что можно было сказать, да и не желая ничего говорить. Он думал, и подумать было над чем. Тоненький лучик догадки озарил темные громады безответных вопросов. Однако все требовало подтверждения. Или опровержения. Поэтому Ворон пока не стремился развивать свои мысли, а решил сначала постараться кое-что разузнать.
Женщина, как и было обещано, снабдила его одеждой мужа и накормила, стараясь не смотреть ему в лицо, а затем указала на небольшой сарай, стоявший невдалеке от дома.
- Я постелю тебе там, незнакомец. Эту ночь отдохни, а завтра уходи. Пожалуйста, - с этими словами она повернулась и скрылась в дальней комнате.
И вот теперь Ворон лежал на мягкой соломе и ждал, пока ночь полновластно вступит в свои права. Он пролежал так несколько часов, а затем легко поднялся, уже не чувствуя никакого дискомфорта в теле, и, аккуратно открыв дверь, вышел на ночной воздух. Звезды холодно взирали на маленькую пылинку, фигурку, растворяющуюся в великой ночи.
Ворон сделал очень глубокий вдох и такой же выдох, закрыл глаза, расставил широко ноги и начал делать то, о чем инстинктивно догадывался, хоть пелена забвения и скрывала большую часть его памяти. Он взывал к тьме, впитывал ее в себя, становясь ею, но оставаясь собой. Поначалу дело шло туго, Ворон не мог вспомнить, откуда взялось это знание, но был твердо уверен в своих возможностях и ничуть этому не удивлен. Следуя скорее наитию, чем какому-то плану, Ворон совершал магическое действие, корнями уходившее в его забытое прошлое. Теперь он ощущал мир по-иному, так, как, быть может, ощущал его раньше... когда? Не важно. Именно этот момент сейчас только и имел значение, момент диалога с одним из великих первоначал, с первородной тьмой. Он спрашивал, а тьма отвечала. Мог ли он спросить у нее о своем прошлом? Вряд ли. Сейчас, в этот момент, он действовал во имя исполнения одной лишь цели - погрузиться в воспоминания этого тела, которое, как он инстинктивно понял, стало новым домом для его духа. Все эти странные знания приходили сами собой, не спеша, впрочем, приводить какие-либо объяснения.
Чужая память поддавалась легче, чем своя собственная, и Ворон без труда начал различать связные картины. Он видел двух людей, идущих по лесу. Смеркалось, однако, освещение было эфемерным, происходящее смазывалось, четкими оставались лишь две фигуры. Одна была высоким статным мужчиной с густой рыжей бородой, другая же принадлежала мужчине постарше, который, впрочем, был все еще в очень хорошей форме, и лишь седеющие виски выдавали его уже немалый возраст. Ворон видел, как наклонился рыжебородый, отыскав, видимо, след зверя, или еще что-то. Он видел, как седеющий, воровато оглянувшись по сторонам, вытащил из-за пазухи охотничий нож. А затем Ворон увидел мертвое тело, падающее с откоса, мертвое тело, бывшее еще недавно живым Вультаром. Убийца спустился за ним, снял всю одежду и сжег ее тут же в пламени костра. За тело он не боялся, дикие звери обглодают его уже к утру.
Дальше шла сплошная чернота, которую оставляет лишь смерть. Ворон тяжело выдохнул и открыл глаза. Ночной ветерок ласково трепал его белые волосы, но мужчина не ощущал его прохладных ласок. Все его тело ныло и стонало, голова раскалывалась, выражая протест использованию магии. Ноги подкосились, и мужчина тяжело рухнул на землю, скривившись от нестерпимой боли. Но где-то позади нее теплилось в его мозгу маленькое удовлетворение от того, что кое-что он все же узнал, в том числе кое-что о себе самом.
Глава третья
В то время как где-то в западной части одного из двух крупных материков вероломный товарищ совершает свое злодеяние, в пустыне, занимающей большую часть другого материка, стоит чудовищная жара. Испепеляющее солнце догорает на горизонте, еще несколько часов, и должна наступить благодатная ночь, которая принесет хоть немого облегчения. Путник медленно переставляет измученные ноги, оставляя цепь неглубоких следов, которые тут же смазывает песок. Песок и ветер. Ветер и песок. Во рту уже давно все окаменело, воспаленные глаза отказываются вращаться в глазницах, а иссушенный человек все идет и идет, медленно и неуклюже переставляя ноги. Скоро, совсем скоро должен быть колодец. Уже целые сутки не было у путника во рту ничего и отдаленно напоминающего жидкость, но он точно знает, до колодца осталось совсем немного. А там уже и до Южного тракта рукой подать. Лишь бы до колодца дотянуть. Проклятое солнце никак не хочет уползать за линию горизонта, использует каждое мгновение, чтобы выжечь и уничтожить непрошеного нарушителя сна песков. Ноги подламываются, и мужчина беспомощно падает, глупо хватаясь руками за воздух. Он пытается ползти, но сил уже нет ни на что. Воспаленные глаза закатываются, последнее слабое дыхание вырывается из иссушенной глотки, и тело замирает, чуть-чуть не дотянув до благодатного источника.
Ужасное солнце, наконец, исчезает за горизонтом, желтая пустыня вокруг теряет краски и четкие очертания, а ветер все так же продолжает носить туда-сюда сухой песок. Но вот неподвижное тело дергается, скручивается в судороге, начинает барахтаться в песке. Воздух над ним смазывается, течет, мутнеет, и в какое-то мгновение пустыню озаряет ярчайшая вспышка, но лишь на малое мгновение. Воздух снова темнеет, ветер сыпет песком, медленно перемещая дюны.
...Пить. Он страшно хотел пить. Глаза открывались с трудом, как старые заржавевшие ворота. Он пошевелил рукой, затем ногой. И все же, как хочется пить. На фоне этого желания все отходило на второй план, даже то, что тело его слушалось очень неохотно. Тут где-то должен быть колодец. Откуда он мог знать это? Слишком хотелось пить, чтобы думать о таких вещах. Колодец. Рядом. Тело дернулось, выпростало иссушенную руку с растопыренными пальцами, которая тут же уткнулась в песок. Наверное, только потому, что он совершенно не думал о непослушном теле, а лишь желал поскорее добраться до колодца, все трудности освоения своих конечностей обошли его стороной. Скорчившееся тело в каких-то рваных остатках одежды медленно, но очень настойчиво передвигалось вперед, где в десяти шагах стояло небольшое каменное строение. Откуда прибыл камень для его постройки, и кто его сюда притащил, оставалось загадкой. Однако эта невзрачная хижина из потрескавшегося камня скрывала в себе предмет вожделения любого странника пустыни - колодец.
Спустя некоторое время измученный человек втолкнул свое тело в каменный проем без двери и подполз к колодезному вороту. Вращать его было очень трудно для иссушенного полу мертвеца, но жгучее желание пить оказалось сильнее. Неловкими срывающимися движениями он поднял деревянное ведерко и припал к нему губами. Нельзя пить сразу много, прозвучала откуда-то его мысль. Или не его? Сейчас это было неважно. Человек перевернулся, прислонившись спиной к бортику колодца, и перевел дух. От глотка воды его тело как будто стало оживать. Безумно хотелось приложиться к ведерку и выпить все до дна, но он знал, что это убьет его. Маленькими глотками, делая промежутки, он, все же, утолил свою первую жажду и теперь у него появились силы, чтобы о чем-то думать.
Итак, кто же он? Вспоминалось с трудом, но какие-то обрывки плавали в памяти, дразня и не даваясь в руки. Откуда-то всплыл парк и тропинка с фонарями по бокам. Так. Это было с ним? Да, наверное. Нет, точно! Кажется, его звали Ричард. Да, определенно.
Ричард сделал еще один глоток и снова попытался сложить мозаику памяти в четкий рисунок. Ничего не выходило. Всплывал парк и тропинка, а затем все подергивалось дымкой и исчезало в тумане. В хижине было довольно темно, однако через входной проем проходило достаточно света. Наклонившись, очередной раз, за порцией воды, Ричард увидел в отражении свое лицо. Увиденное привело его в легкий шок. Там, на поверхности воды, отражалась измученная маска, с натянутой, потрескавшейся кожей. И это его лицо? Как бы ни так. Такое лицо можно было получить, только проведя долгое время в зыбучих песках и испытывая постоянную нехватку воды.
Что же это такое получается? Когда он успел оказаться в пустыне? И как? Судя по виду его лица, он пробыл тут уже достаточно долго. Но все же, какого дьявола он забыл в пустыне? Затем мысли Ричарда потекли по другому руслу. Наверняка же тут должны быть где-то недалеко люди. Мы же живем в цивилизованном мире, где даже в такие богом забытые места уже проникли лучи прогресса. Где-нибудь неподалеку, есть магистраль и заправка, где сидит пухлый мужик и читает вчерашнюю газету. И вот Ричард, весь грязный и страшный, завалится к нему в магазинчик и попросит позвонить...
В это хотелось верить, но не верилось. Каким-то шестым чувством мужчина знал, что никакого магазинчика и пухлого мужичка нигде поблизости нет. Однако в его мозгу твердо засела мысль о дороге. А точнее о Южном тракте. Откуда пришло это название, он тоже не знал. Но зато он знал, что тракт уже не далеко, и он обязательно должен туда попасть. Все это очень озадачивало Ричарда, но спокойствие не изменило ему, и, когда сумбур в голове немного улегся, он начал рассматривать сложившуюся ситуацию с практической точки зрения. В своих лохмотьях он отыскал небольшую фляжку из кожи, сделанную весьма грубо и не особенно красиво. Но другой не было, и потому он наполнил ее колодезной водой и решил, что ему стоит попытаться поспать, а не сразу отправляться дальше. Сил как будто прибавилось, но все же он был еще очень слаб.
Ричард попытался поудобнее устроиться в каменной хижине, что, однако, ему не удалось. Он долго ворочался, но усталость, все же, взяла свое, и его сморил тяжелый неспокойный сон. Во сне он снова видел себя бредущим через пустыню, только теперь он почему-то точно знал, что это не он, а другой человек. Чего только во сне не бывает.
Проснулся Ричард от нарастающей жары и обнаружил, что уже достаточно высоко находится тиран-солнце, а ему пора двигаться к Южному тракту. До сих пор он не мог внятно объяснить себе, откуда взялась такая уверенность, что этот самый тракт уже близко. Однако она была, а, так как, других идей не появилось, то нужно было идти. И он пошел, несколько окрепший от сна, пусть и не самого хорошего, и воды, запас которой был сделан им с помощью отыскавшейся фляги.
И снова брел он через барханы куда-то на юг, полностью доверившись непонятно откуда взявшейся убежденности. Идти было тяжело, его тело еще не достаточно окрепло, но он отлично понимал, что другого выхода у него нет, потому шел вперед и вперед, изредка делая небольшие глотки из фляги. День снова стал клониться к вечеру, а одинокая фигурка все рассекала вечные пески, медленно, но упорно продвигаясь к видневшемуся уже Южному тракту, который когда-то давным-давно был проложен здесь руками, построившими и хижины-колодцы.
Ричард был очень изможден, иначе он обязательно бы обратил внимание на приближение вожделенной утоптанной тысячами тысяч ног полосы, по которой извилистой змеей струился плотный строй людей. Это был караван, один из множества проходивших здесь регулярно. Но не везли в нем тюки с товаром, не сидели на верблюдах пухлые добряки-купцы. Только сотни угрюмых, озлобленных или безразличных лиц и гарцующие по бокам мужчины в легкой броне с короткими кривыми саблями на боках. Алиханы - надсмотрщики, гонящие свое ужасное стадо рабов вперед, к морю, туда, где их погрузят на корабли и развезут по всем странам света. Неважно куда, туда, где заплатят. Не зря Южный тракт уже очень давно прозвали другим именем - Путь Костей, ибо как ни стараются надсмотрщики уследить и сохранить живой товар, далеко не все доходят до моря. Сложен и мучителен путь через пустыню, пусть и по проторенной дороге. И так же сложна работа надсмотрщиков, которые никак не могут допустить чрезмерных потерь живого товара. Но, несмотря на все их старания, каждый такой караван оставляет за собой очередную порцию мертвецов, чьи кости втаптываются в пыль следующим. Мало надсмотрщиков, а рабов много, но никто не пытается бежать, ибо вокруг расстилаются мертвые пески и сбежать можно, разве что, на тот свет. Обрываясь на побережье, Путь Костей берет свое начало в величественном городе Аль-Салем, крупнейшем поставщике живого товара во все стороны света, которым правит хашшир Сулимар, давно уже получивший прозвище Пожиратель Черепов.
Ричард, конечно, об этом ничего не знал, он все брел, пока шумный невольничий поток уже стало невозможным не заметить. Пораженный этим зрелищем, мужчина остановился как вкопанный и глупо уставился на вереницу грязных оборванных людей. На него почти не обратили внимания, лишь несколько злобных или безразличных взглядов скользнули по нему и снова устремились вперед. Однако ехавший на лошади надсмотрщик, находившийся ближе всего к тому месту, где стоял Ричард, заметил его и, развернув животное, поскакал прямо к мужчине.
А Ричард, тем временем, совершенно ничего не понимал. Мало того, что пустыня, но этот караван и рабы. То, что это были рабы, не было никакого сомнения, но ведь время рабовладельческого строя давно прошло, и сейчас днем с огнем не найдешь такого нигде... или найдешь? В голове Ричарда вертелось только одна мысль - "КАКОГО ДЬЯВОЛА?!". Тем временем алихан уже поравнялся с ним и крикнул на каком-то непонятном языке:
ќ- Алль-лахи ли, харин башир мурун? Алль-лахи?
Ричард открыл рот, чтобы сказать, что он ничего не понял, но его собственный слова повергли его в новый шок.
- Хумар, ли ахир алль-лахир!
Мгновения спустя он с удивлением обнаружил, что уже понимает не только то, что сказал сам, но и предшествовавшие этому слова надсмотрщика. Его спрашивали, какого иблиса он тут делает и не беглый ли он, часом, раб, на что Ричард ответил, что не имеет ни малейшего понятия, что вообще происходит.
Надсмотрщик недоверчиво на него посмотрел и махнул рукой, давай, дескать, за мной. Ричард подумал, что ему ничего не остается, кроме как послушаться, хотя очень хотелось куда-нибудь убежать. Да только куда тут убежишь? Он поплелся за идущей шагом лошадью алихана. Рабы, скованные одной огромной цепью, цеплявшей каждый ошейник, уже стали проявлять к нему больше интереса. Некоторые что-то выкрикивали, другие плевались, а некоторые просто угрожающе смотрели, и в их мрачных взглядах чувствовалась ненависть хотя бы потому, что он не был скован. Ричард, все еще не до конца осознающий всю ситуацию, старался не смотреть в сторону вереницы рабов и уставился в круп лошади своего провожатого. Так они дошли до головы каравана, где небольшой группой ехали предводители. К одному из них и подскакал алихан и что-то тихо ему сказал. Тот обернулся и посмотрел на Ричарда, затем что-то ответил и пришпорил лошадь, догоняя спутников.
Надсмотрщик вернулся назад и с некоторым оттенком жалости в голосе сказал:
- Я не знаю, врал ли ты мне или нет, но алихан-баши сказал, что ему наплевать кто ты. Хорошие люди по пустыне не шастают, потому я отведу тебя в хвост, где еще есть свободные ошейники. Я мог бы сделать это и без объяснений, но я надеюсь на твою разумность, не создавай лишних проблем, все равно убежать - не убежишь, разве что пристрелить придется. Так что давай по-хорошему.
Ричард не знал, что ответить. Реальность все больше походила на какой-то кошмар. Мало ему какой-то пустыни, где он невесть как оказался, так теперь еще и невольничий караван и его самого хотят посадить на цепь ни за что ни про что! Но что же делать? Бежать и в правду некуда, умирать тоже не особенно хочется. Нет, этого просто не может быть, вот сейчас он ущипнет себя и проснется. Но верное средство не помогло, все так же жарило солнце, все так же выжидающе смотрел на него меднолицый бородатый надсмотрщик, рука которого медленно опускалась к притороченному к седлу кнуту. Выхода не было, а голова, как назло, отказывалась думать вообще. Абсурдность происходящего превысила все возможные границы, а ни малейшей надежды на спасение не наблюдалось. И Ричард решил не сопротивляться. Какой-то частью разума, свободной он возмущения и испуга, он знал, что это его единственная возможность выжить в данной ситуации.
- Я... я не буду... создавать проблемы, - тихо проронил он.
Надсмотрщик убрал руку от кнута, доброжелательно улыбнулся и махнул Ричарду рукой, приглашая следовать за ним. Теперь они двигались обратно, из головы в хвост каравана и рабы еще сильнее интересовались происходящим. Участились окрики надсмотрщиков и щелчки кнутов, невольники взволновались нежданным событием, их мутные от монотонности перехода глаза разгорелись.
- Ишь, какой переполох ты устроил, - неодобрительно сказал надсмотрщик. - Как бы еще с этого чего худого не вышло. Ты смотри, если чего опасного случится - так тебя ж первого и прикончат. В назидание. Давай, шевелись, скоро уже.
Вот, наконец, показался хвост процессии и за бредущими последними рабами волочился еще участок цепи с пристегнутыми к нему ошейниками. Надсмотрщик указал на них Ричарду и сказал выбрать себе ближайший свободный и надеть. Подъехав ближе, он спешился и замкнул его ржавым ключом.
"Вот так, - подумалось Ричарду. - Сам на себя ошейник надел. Просто замечательно".
Но делать было нечего, и он побрел вместе со всей огромной змеей дальше, к великому морю, а под ногами хрустел песок и перемешанные с ним кости.
Глава четвертая
Ночной эксперимент дался Ворону нелегко. Чужое тело, которое стало его собственным, не было приучено к таким практикам, оно не прошло требовавшейся подготовки. То, что он проделал ночью, было очень простой магией. Но для него теперь даже такое духовное усилие было чуть ли не смертельно. Ворон понял это отчетливо, когда головокружение никуда не пропало, и, вдобавок к нему, появились новые недомогания. Еще одна подобная попытка - и он труп, если не примет соответствующих мер. А меры были сложные и достаточно протяженные во времени. Новый лоскут памяти прояснил, что необходимая форма достигается путем сложной подготовки, как духовной, так и физической, и что проще всего начинать с самого детства, как и делали шаманы его клана. Клан? Шаманы? Что-то новое. Как бы там ни было, теперь Ворону предстояло обучать взрослое, огрубевшее и, к тому же, никогда не знавшее тока энергии тело. Но выхода не было, потому что свои потенциальные навыки Ворон был намерен восстановить, благо его память сжалилась над ним и отпускала все большие куски информации. Поэтому приступать к тренировкам следовало, не откладывая в долгий ящик.
Ворон размышлял об этом, лежа на своем соломенном матрасе в сарае. Ему было очень плохо, мышцы сводило судорогой, по лбу струился холодный липкий пот. Услужливая память заискивающие подсказывала различные способы врачевания, в которых он, несомненно, многое смыслил когда-то, но теперь у него не было ни подручных средств, ни возможности и сил их искать. Положение озадачивало Ворона, и он, борясь с головной болью, попытался встать. Это ему удалось, и он, пошатываясь как пьяный, побрел к двери, где тотчас упал, потеряв сознание.
В таком плачевном состоянии его и нашла Киаль, поднявшееся засветло. Женщина ойкнула, всплеснула руками и подбежала к нему, бросив на землю ведро для воды, которое она несла к колодцу. Сейчас в ее мыслях была только жалость и желание помочь, а неприятные ощущения вчерашней встречи с незнакомцем отошли на второй план.
Спустя какое-то время Ворон обнаружил себя лежащим на том же соломенном матрасе, с которого он недавно встал. Его укрывало теплое плотное одеяло, а под головой находилась не очень мягкая, но все же приятная подушка. Со лба в глазницы стекали струйки воды от мокрой холодной тряпки, которую положила туда Киаль. Самой женщины рядом не было, но Ворон еще не до конца пришел в себя, и потому не сразу сообразил, что произошло. Голова, правда, уже почти не кружилась, и вообще ему стало лучше, но только немного. Мужчина вдруг осознал, что страшно хочет пить. В этот самый момент дверь сарая открылась, и вошла Киаль, неся на руках деревянный поднос, на котором стоял кувшин и кружка. Она поставила все это на старый пень, который находился там вместо стула, и участливо посмотрела на Ворона.
- Пить... - слабым голосом сказал тот.
Женщина кивнула, налила что-то, испускавшее пар, в кружку, поднесла ее к губам Ворона и стала осторожно его поить. Питье оказалось горьковатым на вкус, но приятным, от него по телу разбежалось сладкое тепло, и боль напряженных судорогой мышц немного улеглась.
- Спасибо... - так же тихо сказал Ворон, облегченно откидываясь на подушку.
- Ничего, ничего, ты только не двигайся, незнакомец, ты лежи, я тут посижу, если что ты ж зови, - улыбнулась ему Киаль и, поставив кружку на поднос, уселась на другой пень недалеко от его постели.
- Прости меня, добрая женщина, - сказал Ворон, собравшись с силами. - Я хотел уйти сегодня утром, чтобы не обременять тебя, но ... - мужчина закашлялся и умолк.
Только теперь, когда делать было, в общем-то, нечего, мысли Киаль снова вернулись к вчерашней встрече и ее обстоятельствам. Женщина погрустнела и задумалась, не ответив ничего на слова Ворона.
Так прошло несколько минут. Затем он спросила:
- Тебя как звать-то?
Ворон помолчал, а затем медленно ответил:
- Люди называли меня Вороном...
- Ворон? - переспросила Киаль, - Но ведь это не имя. У каждого человека есть имя, и у тебя должно быть.
- Нету у меня имени, - буркнул мужчина. - А если и было, то я его благополучно забыл, как, впрочем, и многое другое.
- Ну, знаешь ли. Человек без имени, все равно, что человек без родины. Один не знает кто он, а другой - откуда, - заявила женщина.
Ворон слабо усмехнулся.
-Тут-то ты попала прямо в точку. Я действительно не знаю, откуда я и как тут оказался.
Киаль недоверчиво склонила голову на бок.
- Это как? Тебе что память отшибло?
- Ага, вроде того. Я очнулся на берегу того ручейка в полях. Почти ничего не помню, только какие-то обрывки, - ответил Ворон.
Киаль ничего не ответила, и какое-то время стояла полная тишина, разбавляемая лишь слабыми отголосками звуков снаружи и тяжелым дыханием Ворона.
- А меня зовут Киаль, - вдруг заявила женщина.
Ворон снова попытался улыбнуться.
- Красивое имя. Спасибо тебе. Ты слишком много мне помогаешь, учитывая, что я для тебя никто, первый встречный.
- А отчего же не помочь-то, - печально сказала Киаль. - Ты человек, вроде, неплохой, уж я-то чувствую. Да еще и в нужде. Как же такому не помочь? Мне сейчас все равно такая жизнь настала без мужа... А ты еще на него так похож, вот бы волосы только рыжие были, вообще за брата сошел бы.
Киаль снова умолкла, а ее большие глаза заблестели влагой.
- Расскажи о нем, если хочешь. Легче станет, - сказал Ворон.
Женщина подняла на него мокрый взгляд, в глубине которого можно было заметить странную для всей этой обстановки искру смеха. Но Ворон был поглощен раздумьями, и, поддерживая беседу, не особенно внимательно разглядывал свою собеседницу. Когда он все же взглянул на нее, то увидел лишь грустную и усталую молодую женщину, собирающуюся с мыслями, чтобы начать рассказ.
- Он, - робко и как-то по-детски сказала Киаль, - Он был добрый. И борода у него была рыжая. Мы жили вместе не так долго, четыре месяца только. Но я любила его. И он меня. Наверное. Хотя больше всего он любил охоту. Да и охотником был хорошим, не в пример его друзьям.
- Расскажи мне о его друзьях, Киаль, - мягко, но требовательно сказал Ворон.
- Ну... Больше всего он любил Румара, плотника. Они с детства знакомы.
- А какой он из себя, этот Румар? - спросил мужчина.
Киаль удивленно на него посмотрела.
- А чего спрашиваешь?
- Говорят, что человека можно узнать, посмотрев на его близких друзей, - сказал Ворон, прищурившись.
- Да? Румар... Румар такой коренастый, краснощекий весельчак. Ой, как мне его шуточки не по нраву! Как начнет, что-нибудь... Вот, например...
- А еще с кем-нибудь водился твой муж? - перебил ее Ворон.
Киаль недовольно сморщила носик, но ответила.
- Еще другой его приятель, Дутто, странный тип. Вроде и не молодой уже, а еще красавец, только седина на висках уже появляется. Он все к нам любил на обед захаживать. Говорил, мол, Киаль славно готовит, а я и рада похвале. Вультар с ним охотиться ходил, вот и в последний раз тоже, да только уже не вернулся..., - женщина снова готова была расплакаться.
Глаза Ворона странно блеснули. Он хорошо помнил свое ночное видение. Все сходится, теперь он это точно знал. Вультара прикончил далеко не медведь. И как никто не заподозрил Дутто? Или заподозрили? Кто знает, ведь он общался пока только с легковерной женщиной. Но с другой стороны, какое ему, Ворону, до этого всего дело? Обычная разборка, кто-то с кем-то что-то не поделил... А что, кстати? Из-за богатства? Не похоже, чтобы Вультар был как-то особенно богат. Нет, это вряд ли. А вот жена у него красивая, чем не приз?
Раздумывая таким образом Ворон не заметил, что уже какое-то время стоит тишина, а Киаль тихо плачет, уткнувшись носом в рукав.
- Ну, ну, ты плачь, если так легче. Только что ж поделаешь, - спохватился он. - Слезами мужа уж точно не вернешь.
- И зачем я тебе все это рассказываю? - сквозь рыдания проговорила Киаль.
- Ты можешь и не рассказывать, да только так лучше станет, - ободряюще сказал Ворон, думая, впрочем, совершенно о другом.
Значит, женщина. Самый очевидный мотив. Но почему, в таком случае, Дутто еще не объявился тут? Боится? Или он все же приходил, только раньше? Все это было занятно, пробуждало в Вороне любопытство. А, кроме того, определив, что он невольно стал наследником тела Вультара, мужчина чувствовал себя немного обязанным расплатиться по его счетам.
Киаль, тем временем, снова умолкла, но уже не плакала. Она просто сидела с поникшими плечами, сложив руки на коленях, и смотрела невидящими глазами куда-то вдаль.
Ворон тоже молчал. Он обдумывал свои умозаключения, а кроме того, ему снова стало немного хуже, и говорить не хотелось.
Спустя какое-то время Киаль поднялась, слабо улыбнулась Ворону, и, взяв кувшин, пошла к двери. Там она остановилась, обернулась и сказала:
- Ты отдыхай, Ворон. Я еще попить принесу. Но тебе лучше всего сейчас поспать.
Ворон ничего не ответил, только улыбнулся ей в ответ. Да, ему и в правду стоило сейчас поспать. Тяжелые веки сомкнулись, и мужчина провалился в сон. Ему что-то снилось, но впоследствии он уже не мог вспомнить что.
И, конечно же, он не мог видеть, как лицо женщины приняло насмешливое выражение, как только она покинула его скромное обиталище.
- Он был такой добрый, и борода у него была рыжая, - шепотом повторила она и тихо рассмеялась.
Уже стояло полуденное солнце, когда Ворон, наконец, очнулся ото сна. Он чувствовал себя намного лучше, а солнечный луч, который проникал сквозь щель в стене сарая, мягко ложился на его небритую щеку, порождая какое-то неопределенное, но приятное чувство. Мужчина потянулся, хрустнул костями и аккуратно встал со своего ложа. Не почувствовав никакого дискомфорта, он улыбнулся и подошел к подносу, на котором стоял кувшин. В кувшине ничего не оказалось. Досадливо поморщившись, мужчина накинул рубашку и как был, босиком, вышел из сарая, тихо приоткрыв дверь.
Снаружи был обычный летний день в самом разгаре. Сюда долетал шум деревни, но он был глухим и неразборчивым, нескошенная трава в дальнем углу двора слабо колыхалась на ласковом ветру, а солнце приятно согревало тело. Ворон с явным наслаждением закрыл глаза и простоял так несколько минут, вбирая в себя этот радостный день так же, как он вбирал в себя ночь. Потом, однако, его мысли вернулись ко вчерашнему разговору, а руки зачесались что-нибудь сделать. Он по-прежнему так и не нашел ответа ни на один из своих вопросов, и это его несколько огорчало. Хотя, сейчас он был почти готов поддаться искушению ничего не делать и просто наслаждаться теплым летним днем.
Но не таков был шаман, не мог он просто так бездельничать, и потому, оценив свое состояние как удовлетворительное, Ворон решил начать с поисков Дутто. Что-нибудь из того, что его действительно интересовало, могло выясниться в ходе дела.
Теперь, когда у него была определенная цель, мужчина почувствовал себя увереннее. Для начала нужно было узнать у Киаль, где живет этот тип. О том, что он будет делать, когда найдет предателя, Ворон пока не думал.
Мужчина пересек двор и тихо постучал во входную дверь дома. Ответа не последовало. Тогда он пожал плечами и, отворив дверь, вошел внутрь. Там было немного душно, и царил полумрак. Почти все окна были закрыты ставнями, лишь сквозь одно проникал свет, который освещал спинку кровати, откуда слышалось мерное посапывание.
Ворон беззвучно обошел полоску света и с любопытством заглянул в тень от изголовья. Он увидел хорошенькую головку Киаль, которая мирно спала, натянув одеяло до подбородка. Странная была эта картина. Высокий, статный мужчина с гривой серебряных волос, на покрытом двухдневной щетиной лице которого играла легкая улыбка, застыл в воровской позе недалеко от кровати, в которой детским сном спала красивая молодая женщина.
Ворон, видимо, и сам осознавал комичность ситуации, он еще шире улыбнулся и так же тихо вышел из дома, аккуратно затворив за собой дверь. Теперь ему нужно было чем-то заняться, так как будить добрую хозяйку он не хотел. Самое простое решение, пришедшее в голову, сразу же ему понравилось. Он вернулся в сарай, снял с пенька поднос с кувшином, очистил дальний угол и, переставив туда пенек, пошел искать топор.
Топор нашелся в небольшой пристройке, где хранился весь хозяйственный инструмент. А за ней оказался штабель не рубленых чурбаков. Это было как раз то, что нужно. Он подумал, что такая простая работа не только станет небольшой благодарностью хозяйке, но и необходимой ему тренировкой ослабевшего тела. Стараясь чересчур не шуметь, мужчина перетащил часть чурбаков в сарай и принялся за рубку. В таком виде его и застала Киаль, проснувшаяся сегодня позже обычного. Ночью она несколько раз навещала больного, меняла компресс на лбу и обтирала ему грудь и лицо. Это, по всей видимости, утомило маленькую женщину, и она уснула под утро крепким сном.
Ворон так увлекся, что не заметил, как Киаль осторожно заглянула в сарай. На ее лице появилась улыбка и довольное выражение, как у человека, который наблюдает результат своей успешной работы. Мужчина расколол последнее поленце и выпрямился, вытирая лоб рукавом рубашки. Взгляд его глубоких темных глаз встретился с ясным улыбающимся взглядом женщины, и Ворон улыбнулся ей в ответ.
- Вижу тебе уже лучше, Ворон, - приветливо сказала Киаль, заходя в сарай.
- О да, и это все только благодаря тебе, добрая женщина, - все так же улыбаясь, ответил Ворон. - Не знаю, как тебе удалось, но поставила ты меня на ноги гораздо быстрее, чем я мог надеяться.
- Ну, ты уже и доброе дело для меня сделал, - проговорила женщина, показывая рукой в сторону нарубленных дров. - Неблагодарна буду, коли не покормлю после такого. Я уж все приготовила, пойдем в дом.
Ворон кивнул, воткнул топор в пенек и последовал за женщиной наружу. Там она принесла ему таз с холодной водой, которой мужчина с наслаждением умылся. В доме был уже накрыт стол, блюда были простые, но вкусные, а стол опрятный и чистый. Вся эта нехитрая обстановка затронула что-то глубоко в душе Ворона, и он немного помрачнел. Кто знает, что выглянуло из той глубины, какие страшные тайны были там скрыты. Во время еды мужчина почти не говорил, только задумчиво смотрел поверх головы Киаль в дали, видные лишь ему одному.
Однако вскоре он очнулся от раздумий, улыбнулся и поблагодарил хозяйку за вкусный обед. Теперь пришло время узнать то, что он хотел.
- Скажи, Киаль, ты вот вчера мне рассказывала про друга твоего мужа, как там его...?
- Румар? - спросила женщина, нахмурившись.
- Нет-нет, другой.
- Тогда Дутто?
- Да, он. Мне вот что интересно, что с ним сейчас?
Киаль, все так же хмурясь, посмотрела на Ворона.
- Зачем тебе это?
- Просто интересно. Тяжело терять друга, по себе знаю, - ответил мужчина, прямо смотря в глаза Киаль своим глубоким взглядом.
Женщина опустила глаза.
- Ну,... он заходил как-то раз, сочувствовал, порывался все чем-то помочь. Я тогда сама не своя от горя была, не очень хорошо помню... А так, живет, наверное, как и раньше, у реки. Он холостой, дом сам построил когда-то...
Ворон улыбнулся и его взгляд потеплел.
- Понятно, понятно. Ну что ж, не буду тебя больше этим тревожить. Пойду, пройдусь, вашу деревню посмотрю.
"Значит дом у реки. Хорошо, пора нанести ему визит", - подумал Ворон и усмехнулся.
Глава пятая
Ричард был в отчаянии. Днем его донимала жара, влияние которой отнюдь не смягчалось натиравшими кожу железными браслетами и ужасной вонью рабского каравана. Но и ночь не приносила облегчения. Рабы спали прямо там, где остановились по знаку алихана, проезжавшего вдоль цепи, трубя в короткий рожок. Это означало привал, и измученные тела валились на землю и друг на друга, чтобы забыться тяжелым сном. Но даже в эти часы отдыха спали далеко не все, некоторые гремели цепями, кто-то разговаривал вполголоса. На них шикали, пытались урезонить силой, и вся эта возня создавала только еще больше шума.
Ричард проводил ночи, уперев взгляд в черное небо с незнакомым рисунком созвездий. В такие часы к нему приходили совершенно разные мысли. От панического отчаяния и непонимания происходящего, до каких-то отвлеченных философских раздумий. Хотя, с каждым изнурительным днем думать хотелось все меньше. Воды, раздаваемой надсмотрщиками с ревностной строгостью, хватало лишь ровно на столько, чтобы раб не умер от жажды. Не было и речи о том, чтобы напиться вволю. Вдоль тракта через равные промежутки времени встречались колодцы, но им трудно было выдержать такое количество жаждущих, поэтому строгость надсмотрщиков и скупость порций воды была вызвана отнюдь не жадностью или излишней жестокостью. Просто воды действительно было очень мало для такой большой группы людей. А алиханам приходилось еще делить ее примерно поровну и следить, чтобы сильные не отбирали порции у слабых. Хотя, на последнее смотрели сквозь пальцы. Если ты не можешь постоять за себя, значит, и ценности ты никакой не представляешь. Поэтому, как и все предыдущие, этот караван невольников оставлял после себя след из мертвых тел.
Надсмотрщики не были излишне жестоки, но их заботило, в конечном итоге, только состояние товара, а не личности рабов. Они старались поддерживать некоторое подобие порядка и следить, чтобы выполнялись определенные негласные установления. В остальном же алиханы представляли собой отдельную группу людей, ничего общего с рабами не имеющих, да и не желающих этого. Для них это была просто работа, за которую они получали деньги, чтобы жить так, как им этого хотелось. У кого-то была семья, у кого-то ее не было. Конечно, были среди них и те, кто относился к работе с неким подобием пристрастия. Таким алиханам нравилось чувствовать себя выше этих грязных измученных людей, и они старались пользоваться своей властью при каждом удобном случае.
Ричарду очень повезло. Надсмотрщик, первым обративший на него внимание, был человек не злой. У него была семья в Аль-Салеме, и его работа не стала для него жизненным кредо. Нельзя, конечно, сказать, что Башир-алихан ненавидел свою работу. Он просто воспринимал ее как нечто не слишком приятное, но необходимое. К тому же платили ему достаточно хорошо, чтобы Башир был всем вполне доволен. Тощий изможденный человек, мало отличавшийся по виду от любого другого раба, вызвал в нем даже некоторое подобие сочувствия. Надсмотрщик прочитал в ясных глазах того незнакомца искреннее недоумение и почти детскую обиду. Но обдумывать это Башир не стал. За десять лет, проведенных на этой работе, алихан усвоил, что чем меньше он интересуется личностями рабов, тем меньше у него головной боли и забот. Далеко не все невольники дошли до этого состояния потому, что были преступниками или пленными. Тысячи тысяч таких вот мучеников повидал Башир, и за каждым стояла запутанная жизненная история. И если бы он брался думать о каждом, то его голова разорвалась бы на маленькие кусочки. Поэтому надсмотрщик не размышлял о таких вещах, и ясноглазый раб вскоре исчез из его памяти.
Ричард, тем временем, все больше ловил себя на чувстве раздвоенности. Даже лишения пути воспринимались им как-то отстраненно, как будто бы это происходило не совсем с ним. Однако, несмотря на это, случались моменты, когда жажда и невыносимая жара брали свое, и скудных сил не оставалось даже на то, чтобы о чем-то думать.
Этой ночью Ричард не мог заснуть. Воздух пустыни немного остыл, но особого облегчения это не принесло. Рабы ворочались, стонали, тихо переговаривались и то и дело звенели цепями, на что слышалась ответная ругань.
- Не спишь, сынок? - подал голос сосед Ричарда по цепи, крепкий старик с черной татуировкой на лысой голове. Это был единственный человек, который обращал какое-то внимание на него на протяжении пути. После того, как ошейник замкнулся на шее молодого мужчины, рабы потеряли к нему всякий интерес, как будто бы вообще его не замечали. Только этот странный старик проявлял нескрываемое любопытство к новичку, то и дело заговаривая с ним на самые незначительные темы. Ричард не слишком много значения придавал этому проявлению интереса, потому что он до сих пор не мог до конца осознать, что все это происходит именно с ним, и более того, наяву.
Но теперь его разум был более или менее спокоен и свободен от всегдашних раздумий, и потому ему вдруг пришло в голову, что поболтать с любопытным стариком - не самая плохая идея.
- Как видишь, - не слишком, однако, дружелюбно ответил он.
Старик ничуть не обиделся, чуть звякнул цепью, поудобнее устраиваясь около Ричарда.
- Вот и мне не спится. Чудная ночь, не правда ли? - сделал он ничего не обещающее заявление и немедленно продолжил:
- Но может быть не такая чудная, как кажется на первый взгляд, хм, хм.
Старик хитро посмотрел на Ричарда, и свет звезд отразился в его темных глазах.
- Чудная, не чудная, какая, в сущности, разница. Если все так продолжится, то, куда бы мы ни шли, мы вряд ли туда дойдем, - ворчливо заметил Ричард и провел языком по пересохшим потрескавшимся губам.
- Кто знает, кто знает. Никогда нельзя быть уверенным в чем бы то ни было. Жизнь странная штука, которая норовит то и дело обмануть твои ожидания и преподнести какой-нибудь сюрприз. Другое дело, будет ли он приятным... Да, да. Хм, хм.
- Я бы может и хотел верить в лучший исход, старик, но как-то обстоятельства не располагают. Я вижу трупы позади каравана, чувствую страшную жару днем и нестерпимую жажду ночью, а кроме того, я просто не должен вообще здесь быть. Я ведь понятия не имею что это за место, и что я тут делаю, - со вздохом сказал Ричард и прикрыл глаза.
Старик помолчал, видимо обдумывая то, что он собирался на это ответить.
- Ну, положим, что это за место я могу тебе сказать. То, что ты нездешний, для меня очевидно. То есть вообще нездешний. Я, знаешь ли, кое-что в этом смыслю. Я... - тут он запнулся и снова пристально взглянул на Ричарда, как если бы темнота не являлась большой помехой для его острого взгляда.
- Так вот, я кое-что могу тебе рассказать, и это, вероятно, тебя очень даже заинтересует. А, кроме того, хм, хм, возможно, мне понадобится твоя помощь. Да, да.
- Помощь? - удивленно открыл глаза Ричард. - Но чем я могу помочь? Я еле переставляю ноги, и все время хочу пить, да, к тому же, я вообще ничего не знаю об этом месте, и...
- Всему свое время, сынок, всему свое время, - перебил его старик. - Ты даже еще не знаешь, что я попрошу, а уже судишь, это не слишком хорошо, не слишком. Я скажу тебе одно. Твой путь намного более странный и долгий, чем ты думаешь. И потому тебе придется запастись терпением и рассудительностью. Я не многое могу пока сказать, но в этом точно уверен.
- Да откуда, в конце концов, ты это все знаешь? - уже более заинтересованно спросил Ричард.
- Хм, хм. Да, да, я знаю кое-что, но все же этого мало. Или много. Это как посмотреть. Если бы не эта татуировка, я бы тебе показал пару вещей. Но, с другой стороны, меня бы тут не было, если бы не эта татуировка. Да, хм, хм. Ну, по крайней мере, я смогу все же рассказать тебе нечто стоящее.
- Экий ты, однако, странный старик, - усмехнулся Ричард. - Вон, кроме тебя никто даже в мою сторону не взглянет, всем тут друг на друга наплевать. И что ты во мне нашел?
- Хм, хм. Ты на них не смотри, сынок, не смотри. Они тебя-то толком и не видят. Оболочку видят, и все. А я вижу тебя настоящего, там глубоко внутри.
- О чем ты говоришь?
- Ну, как бы так сказать. Тебя удивляет, что ты тут делаешь. Да, пожалуй, меня бы тоже это удивляло на твоем месте. А, кроме того, тебя, наверное, мучает вопрос, все ли с тобой в порядке? Ведь я прав, да?
Ричард задумался. Да, с самого начала этого невероятного приключения он ощущал все как-то отстраненно. И иногда к нему закрадывалась мысль о том, что все это происходит не с ним. Однако он был здесь, лежал сейчас на горячем песке и слушал странные речи еще более странного старика... и все же....
- Ну, что-то есть такое, однако это все так странно и непонятно для меня, что мне трудно сказать, - наконец ответил он.
Старик кивнул в темноте и, спохватившись, что его собеседник вряд ли мог это видеть, сказал:
- Да, да. Об этом я и говорю. А все от того, что сейчас здесь действительно ты, но не совсем. Какая-то могущественная сила вырвала тебя из родных мест и всадила в тело этого несчастного бедняги.
- Что такое ты говоришь? Это что, переселение душ, или как там? - удивленно спросил Ричард. - Раньше я бы ни за что тебе не поверил, но, учитывая, что я из городского парка внезапно оказался в какой-то богом забытой пустыне, мне уже трудно сказать, чему я верю, а чему - нет.
- Богом забытой? - с иронией в голосе переспросил старик. - О нет, сынок, бог ее не забыл. Он ее и создал. Да ты, думаю, не знаешь. Это место - великие пески Кай-Залеха.
- Кто такой этот Кай-Залех?
- Хм, хм. Кай-Залех. Владыка Теней. Да, да. Он великий бог, один из Пяти. Народ пустыни чтит его как верховного, белокожие обитатели Севера, однако, считают его воплощением зла. Кто прав? Трудно сказать, наверное, все понемногу.
- Бог? Из Пяти? Да куда же я попал, черт возьми?! - Ричард и думать забыл о своей жажде, теперь его интересовало лишь продолжение рассказа. И вместе с тем холодок пробежал по его нагретой песком спине. Только сейчас он начал осознавать, что это далеко не сон.
- О, это все очень запутанная история, мой юный друг. Я как-нибудь расскажу тебе подробнее, но сейчас важно одно - милостью Кай-Залеха, а именно его жрецов, я оказался в этом ужасном невольничьем караване. А о нем самом тебе нужно знать только, что лучше всего не попадать в поле зрения его слуг. Особенно тебе.
- Но почему? Я понимаю, местный Сатана, видимо... Но все же, хотелось бы понять лучше...
- Ты поймешь, но со временем. Давай лучше все по порядку. Я постараюсь немного осветить загадку твоего появления здесь, как я сам ее понимаю, а там посмотрим.
Несколько минут помолчали. Ричард напряженно думал о том, что ему нравился этот старик. Все это было похоже на какую-то сказку, на сюжет фантастического фильма, и вместе с тем, все это происходило наяву. Страха не было. В Ричарде просыпалось знакомое ему чувство отстраненного интереса, как будто он читал какую-то книгу и сопереживал герою. Только теперь героем был он сам.
- Скажи мне вот что, старик. Почему ты все это хочешь мне рассказать? Да, ты говорил о какой-то помощи, но все же, я едва тебя знаю, - спросил Ричард.
- Хм, да, да, ты вполне можешь задать мне такой вопрос. Однако я не смогу тебе хорошо на него ответить. Скажу честно, я и сам не знаю. Просто я понял, когда увидел тебя, что ты тот, кто мне нужен. А для чего - это попозже.
- Ну что же, рассказывай, в таком случае, - вздохнув, заявил Ричард и приготовился слушать.
- Да, да. С чего бы начать? Ах, да, конечно. Так вот, как я уже говорил, это тело - оно не твое. Точнее, теперь-то оно твое, но совсем недавно принадлежало кому-то другому, да-да. Мне трудно различить что-нибудь сейчас из-за этой проклятой татуировки, но все же я чувствую тебя внутри, там - ты настоящий, а тело не твое. Чье оно - не важно. Важно то, что только нужно огромное могущество, чтобы выдернуть душу из одного тела и вставить в иное, не повредив ни того, ни другого. Я в этом кое-что смыслю, хм, хм. Значит, раз кому-то это было нужно, то ты - важная фигура на его доске. Но, видимо, свое предназначение сможешь понять только ты сам.
Ричард был озадачен. Пустыня, рабы, смерть - все это до сих пор казалось ему ненатуральным, плохим сном, кошмаром. Но сейчас он уже окончательно понял, что все это действительно происходит, а теперь еще вещи, о которых говорил удивительный старик, совершенно не входили ни в какие рамки. Магия, переселение душ, черт знает что. Да, конечно, будучи еще подростком, да и потом, Ричард любил почитать или посмотреть фантастику, но в его насквозь пронизанном духом рационализма мире было сложно верить во что-то такое всерьез. Там верили в падение цен, прогноз погоды и игру на бирже, а все сверхъестественное обычно считалось происками мошенников или фокусников. Ричард не был заинтересован ни в финансах, ни в погоде, ни в ценах, но его сознание было сформировано временем, и потому теперь так тяжело ему было представить, что все то, о чем говорит его собеседник - правда. Однако само его пребывание посреди рабского каравана было достаточно веским доводом "за".
- Да, так вот, - продолжал тем временем старик. - Я не знаю твоей истории, и, признаться, знать не хочу. Но ты мне можешь очень сильно помочь, а я, возможно, когда-нибудь помогу тебе.
Но в этот момент его речь была прервана страшным, душераздирающим, диким воплем, который прокатился по ночной пустыне. За ним последовал еще один такой же, как будто чуть дальше, а потом еще один, с другой стороны.
Старик осекся на полуслове, на его лице отразился панический ужас, чего, однако, не мог видеть Ричард из-за темноты. Спустя несколько мгновений тонко и жалко прозвучал рожок алихана, трубящий подъем. Темнота наполнилась движением и руганью. Там и тут зажигались факелы в руках надсмотрщиков, которые бежали вдоль каравана, что-то крича. Один из них пробежал мимо Ричарда, и тот разобрал слова:
- Подымайтесь, собаки, если жизнь дорога, все в круг, все в круг!
Факелов становилось все больше, надсмотрщики образовали редкую цепь вокруг колыхающегося, подымающегося, ругающегося хаоса из рабов. Темнота немного осветилась, и Ричард теперь заметил выражение ужаса на лице своего собеседника. Сам он не боялся, потому что не знал, чего. Но общее беспокойство передалось и ему, так что он стал озираться по сторонам, силясь понять, что происходит.
Тем временем рабы уже встали и, чувствуя важность ситуации, без особого сопротивления образовали помятый неправильный круг, в центре которого находились лошади и грузовые верблюды. Возле животных было несколько надсмотрщиков, призванных защищать поклажу, если рабам вдруг вздумается поживиться ей. Но никто сейчас не думал об этом. Внимание, как рабов, так и надсмотрщиков, было приковано к темноте за кругом огня, образованным факелами.
Вопль повторился, отдался эхом еще в трех других местах и затих. В этой тишине особенно отчетливо слышалось взволнованное дыхание сотен людей и негромкие испуганные голоса. Ричард заметил, как несколько алиханов занимались разгрузкой четырех верблюдов, снимая и ставя на землю объемные свертки. Когда с этим было покончено, из свертков извлекли на свет какие-то цилиндры, и установили друг возле друга.
"Это же барабаны!" - вдруг осенило Ричарда.
Когда барабаны были установлены, сам алихан-баши подошел к ним и, достав откуда-то две крупные прямые палки, стал напряженно вглядываться в темноту из-за спин рабов. По границе круга пробежало движение, и послышалась команда всем молчать. Так продолжалось какое-то время. Было слышно только дыхание людей и потрескивание факелов.
И тут на границу с отбрасываемым светом стали выходить существа. Более всего они походили на огромных богомолов с толстыми мощными ногами и жуткими челюстями. Их глаза отражали свет факелов, делая их облик еще более ужасным.
А потом сразу все пришло в движение. Загрохотали барабаны, отбивая ритм. Та-та-та, та-та-та, та-та-та. Кольцо надсмотрщиков вокруг каравана закачалось, задвигалось, факелы заплясали, роняя искры.
Жуткие создания на границе света и тьмы тоже задергались. Их тела извивались в конвульсиях, походя на какой-то потусторонний, неестественный танец. А потом они начали кричать. Тот жуткий вопль, который был слышен до этого, был, видимо, опознавательным сигналом. Теперь же они кричали от боли.
"Киииииииииириииии, киииииииииииириииии", - раздавалось со всех сторон. По рядам рабов прошло волнение. Видимо, кто-то, впав в панику, заразил своим примером других. Послышалась ругань надсмотрщиков, засвистели хлысты, а грохот барабанов и ужасный танец чудовищ все продолжались. Но не так-то просто урезонить толпу испуганных людей.
- Не нарушать круг!!! Не нарушать круг!!! - доносилось со всех сторон, однако волнение в стане невольников все усиливалось.
- Скоты! Ублюдки! Все подохнем! Заткните пасти и не дергайтесь! - заорал алихан-баши, не прекращая громыхать барабанами.
- Что такое, что происходит? - взволнованным голосом обратился Ричард к старику.
Тот уже немного отошел от первого ужаса, и теперь его лицо носило сосредоточенное выражение.
- Это смерть, сынок. Это смерть. Барабаны не задержат кириннов надолго.
Глава шестая
Деревня, как сразу и подумал Ворон, не была слишком большой. Дом Вультара стоял на самом краю, одной своей стороной глядя на заросшее поле, переходившее вдалеке в лес. От ворот вела узенькая тропка к основному скоплению зданий в деревне, где она терялась среди утоптанной земли. Ворон прошел по ней, щурясь на солнце, улыбаясь и, вообще, будучи в хорошем настроении. Хоть он ничего толком и не узнал до сих пор, но все происходящее забавляло его, как хорошая походная история. Пока что в голове не было определенной цели, но эта история с Дутто определенно стоила того, чтобы в ней разобраться.
Первым делом мужчина огляделся в поисках реки. И, действительно, обогнув чей-то дом, он увидел, что с той стороны естественной границей деревни служила речка. Не широкая, но и не очень узкая, тихая, аккуратная река. А на самом ее берегу ютилась маленькая хижина, обнесенная старым, кое-где провалившимся частоколом.
"Неужели это и есть дом этого человека?", - подумалось Ворону. Но никаких других домов в такой близости от реки не наблюдалось, и потому мужчина направился прямиком туда. В деревне было как-то очень тихо и не слишком людно. Кое-где поднимали глаза на Ворона из-за своих заборов женщины, иногда в щели можно было заметить любопытный детский глаз, а на одной завалинке Ворон увидел спящего старика. Однако ни одного взрослого мужчины он не встретил. Это насторожило шамана. Никаких предположений он пока не строил, однако хорошее настроение уже куда-то незаметно улизнуло.
Хижина у реки казалась заброшенной. Либо тут действительно давно никто не жил, либо хозяина мало заботило состояние собственного дома. Ворон толкнул рукой кривую деревянную калитку и вошел на внутренний двор, забросанный всяким мусором и опилками. Мужчина огляделся, нахмурившись, и, подойдя к двери, постучал в нее. Ответа не последовало. Ворон постучал еще раз, но и теперь никто не отозвался.
Мужчина хмыкнул и легонько ударил в дверь плечом. Та, не оказав должного сопротивления, с печальным скрипом провалилась внутрь, подняв облако пыли. Внутри было темно и пахло плесенью. А еще там никого не было. Ворону даже не нужно было осматривать все помещение, чтобы понять это, он просто чувствовал. Шаман с сожалением пожал плечами и направился к выходу. Нет, так нет. Что поделать, видимо хозяин уже не объявлялся в своем доме довольно давно. Значит, и искать тут нечего. На пути к кривой калитке Ворон бросил взгляд на ту сторону деревни, куда до сих пор он еще не смотрел, потому что его внимание было захвачено старой хижиной. Там, чуть в отдалении находилось крупное низкое и вытянутое здание под соломенной крышей, около которого стояла повозка, запряженная двумя лошадьми. Вокруг нее расхаживали люди в кольчугах и с мечами за поясом, а позади столпились мужчины. Их было что-то около пятнадцати, и все они были совершенно разных возрастов, от безусых парней до слегка поседевших отцов.
После опустевшей деревни вид группы солдат ненадолго сбил Ворона с толку. Любопытство шамана взяло верх, и он решил подойти поближе, желая узнать, что происходит. Но не успел он сделать и шагу, как из-за соседнего дома, бренча кольчугами, вышло двое вооруженных людей. Они резко остановились, явно не ожидая увидеть тут незнакомца, а затем, переглянувшись, направились прямо к нему.
- Эй, парень, ты кто такой? - издали уже крикнул Ворону лысый детина с перебитым на сторону носом.
Ворон не знал, что ответить. Эта встреча, по его мнению, не сулила ему ничего хорошего, но убегать было уже поздно. Да и бегать Ворон не любил, тем более сейчас он не видел причины, по которой ему стоило бы опасаться этих двоих. И все же...
- Да, да это я тебе, седой, чего уставился как на зад королевы? - продолжил кривоносый и хрюкнул, видимо, довольный своей шуткой.
Его напарник, тощий мужичок со впалыми чертами лица, испытующе смотрел на Ворона, однако ничего не говорил.
- Так вот, мне вообще не важно, кто ты такой. Что меня более интересует, так это то, что ты не со всеми остальными. Уж не дезертир ли ты, парень? - прищурился первый.
- Дезертир? - удивленно спросил Ворон. - Какой еще дезертир? Я вообще не местный, я тут недавно...
- Да, да, маменьке своей сказки будешь рассказывать, собака, - грубо перебил его солдат. - Я таких как ты насквозь вижу, лишь бы улизнуть пока не видят. У-у, отродье. А ну марш назад в колонну!
- Это ошибка, любезный, - спокойно сказал Ворон, а в его темных глазах начал разгораться недобрый огонь.
- Ах вот оно что, ошибка, значит. Как же, как же. Слыш, Кирзо, может мы и вправду, того, ошиблись? Смотри, мужик дело говорит, - с иронией в голосе заметил кривоносый.
Тощий его напарник растянул рот в некрасивой усмешке и сипловатым голосом заметил:
- А, точно, ошиблись мы, великодушно извиняйте нас, ваше величество, не признали.
И оба разразились хохотом.
Ворон, тем временем, соображал. Ситуация ему не нравилась, но он понимал, что отделаться от этих двоих будет не так просто. Что-то подсказывало ему, что раньше он мог бы уложить обоих движением пальца, но сейчас на такие трюки он был уж точно не способен. В этой ситуации разумнее всего было бы поспешно ретироваться, хоть такое решение и претило его самолюбию. Воспользовавшись минуткой веселья, шаман осторожно стал продвигаться назад, не поворачиваясь спиной к солдатам. Те, конечно же, сразу заметили это и поняли его намерения, прекратив смеяться.
- Ты там потише, парень. Не вздумай бежать, все равно догоним. Лучше по-хорошему давай, возвращайся в колонну, и пойдем, без всяких там инсци... интси... а чтоб его, как оно... инцидентов.
Но Ворон уже развернулся и бросился, что было сил, в обратном направлении. Однако не успел он пробежать и нескольких метров, как по затылку его ударило что-то твердое. Мужчина споткнулся, нелепо взмахнул руками и упал на утоптанную землю лицом. Быстро перевернувшись на спину, Ворон, к своему удивлению, обнаружил чей-то кулак у своего лица, а затем тяжелый удар погрузил его в не слишком сладостное забвение.
Первым, что услышал Ворон, был скрип плохо смазанных колес. Скрип прогонял мысли из пробуждающегося сознания, и шаман никак не мог сосредоточиться и сообразить, что происходит. Наконец, совладав с собой, Ворон открыл глаза и увидел голубое небо. Это дало мало информации, и мужчина опустил взгляд. Тут же он осознал, что движется, но не собственным ходом, а на повозке. Сразу стал объяснимым и скрип колес, и движущийся над головой небосклон. Ворон приподнялся и сел, оглядываясь. Вокруг с обеих сторон простиралось поле, а позади повозки немногочисленной колонной шли люди. Это были те самые мужчины и юноши, виденные Вороном накануне в деревне. Ближе всего шел уже немолодой человек, волосы которого были припорошены сединой. Он первый заметил Ворона и приветливо ему улыбнулся.
- С тобой все в порядке, парень? - спросил он. - Кулай тебя славно приложил, он это умеет.
Ворон не ответил, только потер ушибленный затылок и поморщился от боли. На облучке повозки мужчина заметил давешних своих знакомцев, солдат. Тот, что с перебитым носом, оглянулся на разговор и ухмыльнулся, увидев, что Ворон пришел в себя.
- Побегал, заяц? - задал он вопрос, не предполагавший ответа, и довольно-таки дружелюбно ухмыльнулся. Перемену в его поведении шаман тотчас же подметил, и стал обдумывать, с чем это связано. А седеющий мужчина тем временем продолжал:
- Так вот, парень, ты на него, значит, не серчай. Служба такая. Он думал, что ты из наших, деревенских, и сбежать хотел под шумок. Ко мне приволокли, а я, значит, вроде как староста, вот. Ну, так я и говорю им, что, дескать, никогда раньше не видел, не нашенский он, значит. А ты, парень, без сознания-то лежал, ну и не бросать же тебя. Вот на телегу и с собой.
Ворон выслушал слова старосты и сказал, морщась от гудения в голове:
- Почему же не оставили? Куда вообще тащите?
Тут с облучка подал голос Кулай:
- Это, парень, моя, так сказать, инис... инит... ах, иницьятива. Мне подумалось, что ты нам пригодишься. Деревенский ли, захожий ли человек, сложен ты крепко, а меч держать мы тебя научим. В накладе не останешься, король своим солдатам хорошо платит.
- Солдатам? У вас война что ли? Армию собираете? - догадался Ворон.
- Точно так, точно так, - ответил за солдата староста. - Нынче времена сложные, а тут еще и война эта. Наш барон собирает со своих владений мужиков, как, значит, и другие королевские вассалы. Под Ургардом сейчас армия собирается со всех земель. Мы тоже туда пойдем, только сначала с остальными из нашего домина объединимся.
Ворон задумался. Ситуация все больше запутывалась. Война была совершенно не его делом, однако, вполне возможно, что именно там он сможет что-то прояснить. К тому же, Ворон почувствовал, как азарт медленно пробуждается в его душе, при мыслях о битве. Очень странно, но, по всей видимости, это имело явное отношение к его прошлому. Название Ургард ничего не говорило шаману, но это не особенно его удивило. Память все еще находилась в плачевном состоянии, хоть он уже и вспомнил много важных вещей, но все они были разрознены и отрывочны, так что общая картина никак не складывалась.
Поразмыслив таким образом, шаман пришел к выводу, что лучшим решением в данной ситуации будет последовать за током событий, пытаясь по ходу лучше во всем разобраться. Снова обретя некоторую определенность, Ворон почувствовал себя увереннее и решил получше вникнуть в суть войны, в которой он, по всей видимости, собирался принять участие.
Тем временем староста увлеченно что-то рассказывал, и шаман прислушался:
- ... И, значит, выходим мы в чисто поле. Народу-то видимо-невидимо, куда ни глянь - все черно от войска. А потом, значит, приезжает к нашему командиру в спешке гонец и говорит такой, что, дескать, заключен мир, сражение отменяется.
- Да не, не так было, отец, - перебил его Кулай. - О мире-то никто, собственно, и не сообщал. Да только атаковать запретили, а почему - хрен пойми.
Неожиданно Ворон вспомнил, что так и не попрощался с приютившей его женщиной, и это немного его огорчило. Все-таки она многое сделала для незнакомого ей человека, хотя и не должна была. Ладно, может еще доведется расплатиться.
- Эй, уважаемые, расскажите мне про эту вашу войну побольше, - обратился он к своим спутникам.
- Ты что это, совсем ничего не знаешь? - прищурился Кулай.
- Как видишь. А хочу знать, ведь, кажется, и мне придется сражаться. Хотелось бы знать, за что.
- И то верно, парень. Ну, ща все тебе расскажем, как пить дать.
И он начал свой рассказ, часто перебиваемый старостой, из-за чего общий ход событий несколько путался. Вот что вышло с его слов:
То место, где сейчас находился Ворон, был ульракский домин. Этот самый домин, как и девять других, составляли королевство Скальдорн, управляемое в данный момент королем Траугилом Вторым. Что касается непосредственно войны, то она, как оказалось, еще даже не началась. Однако во всю уже шла мобилизация армии, и отряды, предоставляемые баронами по вассальной присяге, стекались сейчас к столице - Ургарду. А началось все примерно около месяца тому назад, когда у короля Траугила похитили пятилетнего сына. Как это произошло в точности никто не знает, однако сам король был твердо уверен в том, что это дело рук соседнего государства, Кальтиры, с которой Скальдорн всегда находился в натянутых отношениях. Неизвестно, то ли сам король пришел к таким выводам, то ли на то действительно имелись причины, но официальный ответ кальтирского сената на гневное послание Траугила гласил, что ни о каком похищении никто и понятия не имеет, и что обвинения ложные и оскорбительные. Такой ответ подействовал на молодого еще короля как красная тряпка на разъяренного быка. Мучаясь неизвестностью и беспокоясь за судьбу сына, Траугил тут же приступил ко всеобщей мобилизации. Каждый из десяти баронов должен был собрать со своих земель определенное количество людей и предоставить их для использования королю. Около столицы сформировался воинский лагерь, куда стекались рекруты. В нем осуществлялась боевая и строевая подготовка новобранцев, целью которой было превратить неотесанных крестьян в мало-мальски пригодных для боя солдат.
Именно туда и направлялся отряд Кулая, соединившись прежде с такими же из других деревень домина. Ворону был предложен выбор: остаться с отрядом или вернуться своим ходом обратно. Больше его никто не держал, но Кулай постоянно старался намекнуть ему, что такой крепкий с виду мужчина очень бы пригодился на предстоящей войне. Кроме того, он сам был десятником и предлагал Ворону стать под его начало. Седой староста приходился Кулаю отцом и бывал уже раньше на войне, тридцать лет назад, когда батюшка нынешнего короля, Траугил Первый, затеял поход против северных варваров. Сейчас, правда, противником были уже не полудикие, какими их считали, племена, а армия другого государства. Хоть война и не была объявлена официально, но было очевидно, что шпионы и соглядатаи рано или поздно донесут о делающихся приготовлениях.
Ворон сообщил Кулаю, что не собирается возвращаться, и с удовольствием последует за отрядом, чему десятник искренне обрадовался. В дороге мужчины рассказывали друг другу всякие истории, подлинность которых часто была весьма сомнительна. Ворон рассеянно слушал их, витая, впрочем, в своих собственных размышлениях. Вдруг одна вещь пришла ему в голову, и он удивился, как до сих пор не подумал поинтересоваться об этом.
- Послушай, Барик, - обратился он к старосте. - У вас в деревне был такой тип, Дутто?
Барик нахмурился и утвердительно качнул головой.
- Он сейчас здесь? - спросил Ворон, указывая на колонну бредущих за ними мужчин.
- Здесь-то? - староста невесело улыбнулся. - Конечно же, его тут нет. Он сбежал, как только пронеслась весть об общем сборе. Чтобы такой, значит, гнилой человек, как Дутто добровольно пошел в войско? Нет, парень, он, небось, сейчас в каком лесу отсиживается, а может даже к разбойникам подался. Есть у нас тут одна шайка в округе, на чужое добро зарятся, такие времена, как сейчас, для них самое то, что нужно.
Ворон кивнул - понял, мол, и снова погрузился в размышления. Отряд двигался мерным тихим шагом до самого вечера, а когда, наконец, стемнело, разбил лагерь на опушке соснового леса. Затрещали костры, аппетитно запахло едой, а люди разбились по группам вокруг огня, и рассказываемые истории стали еще более нелепыми и от того интересными.
Ворон поднялся на небольшой холм в стороне от лагеря и рассеянно всматривался в горизонт, к которому уходил его путь. Что еще принесет ему дорога? Куда она заведет его? Найдет ли он, наконец, ответы на свои вопросы? Мужчина вздохнул, провел рукой по лицу, неопределенно хмыкнул и направился в сторону костров.
Глава седьмая
Ночь тянулась бесконечно. Слабый ветер лениво пересыпал песок, на чистом небе ярко светили звезды, а посреди этого равнодушного спокойствия природы все так же грохотали барабаны и стонали песчаные чудища. Уже несколько раз сменялся барабанщик, рабы улеглись на землю, закрывая уши руками. Отовсюду раздавались стоны и ругательства. Сами алиханы ничуть не меньше изнывали от какофонии оглушительных звуков, и потому были озлоблены на стонущих и жалующихся. А, тем временем, прошло всего несколько часов, и впереди была еще большая часть ночи.
Ричарду было плохо. Грохот и визг сводили его с ума, мысли в голове сплелись в большой молот и гулко ударялись о стенки черепа, еще более усугубляя его состояние. Теперь мужчина был готов проклинать свой чуткий музыкальный слух, который добавлял мелких подробностей ко всей этой вакханалии. Старик-собеседник хотел что-то сказать ему все время, но Ричард только отмахивался от него рукой, пытаясь хоть как-то навести порядок у себя в голове. Вышло только одно - все свободное место заняло желание избавиться от этого мучения любой ценой. Ричард страстно хотел, чтобы все исчезло. И рабы, и надсмотрщики, и ужасающие барабаны, и кричащие уродливые создания. Он желал этого всем сердцем, всеми фибрами своей души, и в какой-то момент это желание поглотило его целиком. Он забыл о шуме, забыл о том, что он сидит, раскачиваясь в такт барабанам, на не остывшем еще песке. Его мироощущение преобразилось, но он не заметил этого. Ричард вдруг осознал все, что он когда-либо хотел знать. Но это знание не оглушило его, а было воспринято как должное. Ответы на все вопросы лежали перед ним: Кто он? Откуда? Зачем он здесь? Стоит только потянуться - и все они сразу же откроют свою суть Ему. Да, теперь Ричард был Им. Его взгляд обратился на пустыню. Он увидел Ричарда, сидящим на песке и покачивающимся, увидел созданий, увидел рабов. Только звука не было слышно. Он видел и сквозь все это, как через тонкую вуаль. Бесконечные завихрения, сплетения и разветвления были сутью и основой каждого явления, каждой песчинки. Чудовищная, неописуемая система, находившаяся в постоянном движении, самодостаточная и бесконечная. Он чувствовал себя способным влиять на нее, изменять ее. Огромное Его тело, состоящее из той же субстанции, что и виденные им сочленения мира, задвигалось, переместилось, но не в пространстве, а в какой-то другой плоскости, и по структуре системы пошли волны. Они задвигались еще быстрее, перестраиваясь, подчиняясь Его неумолимой власти. Целая вечность прошла, пока Он созерцал это зрелище. Струились формы, менялись очертания. Он захотел понять, что за субстанция суть всех вещей. В тот же миг пришел ответ - это звук. От Звука началась Вселенная. Удовлетворенный этим ответом, Он снова обратил свой взгляд сквозь пустыню. Пора было исполнить Его замысел. И снова задвигались, извиваясь, перекрестия и сочленения, перекраивая ткань самой реальности.
Старик с татуировкой на лысой голове тщетно пытался докричаться до своего молодого приятеля. Тот только отмахивался и продолжал раскачиваться, сидя на песке. А потом что-то изменилось в нем. Мужчина вдруг судорожно дернулся, напрягся всем телом, а затем обмяк, завалившись на спину. И в то же время над пустыней раздались колоссальные, неописуемые, всепроникающие звуки. Они не были похожи ни на крики чудовищ, ни на грохот барабанов. Это были чистые, но ужасно монументальные ноты, звучание каждой из которых отдавалось судорогой мира. Звуки сложились в мелодию, очень простую, но невозможную для восприятия человеческим разумом. И сознание старика сделало единственное, что ему оставалось - оно отключилось. Второе обмякшее тело упало рядом с первым. Еще несколько вечных мгновений продолжалась Музыка. А потом мир мигнул. Как будто кто-то большой, чей взгляд содержал всю эту картину, на один миг сомкнул веки и тотчас разомкнул их.
Все та же пустыня, все то же черное ночное небо. Но ни одного раба, ни одного надсмотрщика, ни одного монстра. Только два распростертых рядом тела на песке и тишина, изредка прерываемая фырканьем лошадей и верблюдов.
Первым пришел в себя Ричард. Он открыл глаза и неподвижно лежал какое-то время на песке, уставившись стеклянным взглядом в небосвод. В глазах мужчины медленно угасал далекий огонь воспоминания. Ему ничего не хотелось, мыслей не было никаких вообще, только чувство какой-то значимости, возвышенности наполняло все его естество. Рядом заворочался старик и застонал. Ричард медленно приподнялся на локтях и сел, проведя взглядом вокруг. Что-то поразило его, вклинилось в сознание, но в первый миг он не понял, в чем дело. А потом он вдруг осознал, что, кроме них со стариком, да еще вьючных животных, никого вокруг не было. Песок был гладкий и чистый, как если бы никогда не существовало этих сотен грязных ног, месивших его еще совсем недавно.
Ричард моргнул, протер глаза и снова моргнул. Картина не менялась. С выражением недоумения на лице он обернулся к своему давешнему собеседнику, надеясь найти у него хоть какое-то объяснение случившемуся. Однако старик за это время успел уползти на некоторое расстояние и, со страхом оглядываясь, полз все дальше.
- Эй, ты чего? - удивился Ричард.
- Баллир! Баллир! - повторял какую-то бессмыслицу старик. - Не может быть... Баллир!
- Что? Какой Баллир? Что с тобой?
Ричард поднялся и пошел в сторону уползающего старика. На ходу он отметил странную слабость во всем теле, как будто после проделанной колоссальной работы. Старик, тем временем, прекратил всякое движение, только смотрел большими глазами на приближающегося к нему Ричарда. Но чем ближе подходил тот, тем быстрее пропадало это выражение с его, и сильнее проявлялось недоумение.
- Но... как такое возможно? Я отчетливо ощущал... а теперь... - бормотал себе под нос он. - Ничего не понимаю...
- Эй, - подойдя уже вплотную, обратился к нему Ричард, - в чем дело? Что тут произошло? Куда все пропали?
Старик прищурился и пристально посмотрел на молодого мужчину.
- Ты... ты, правда, ничего не знаешь?
Ричард недоуменно покачал головой.
- Не-а, я отрубился, а потом - вот, - при этих словах он сделал неопределенный жест рукой.
Старик провел рукой по лбу, выпрямился на песке и задумчиво замолчал. Ричард сел рядом и попытался что-нибудь вспомнить. Но кроме того самого чувства возвышенности и великой значимости, которым он был охвачен при своем пробуждении, ничего не всплывало в его памяти.
Его собеседник, тем временем, вздохнул и начал говорить:
- Все это очень странно, мой друг, да-да. Буквально пару минут назад я был готов поклясться, что... хм... что чувствовал в тебе что-то, какую-то не воспринимаемую разумом силу, запредельное могущество. Ты-то сам лежал на песке, но твоя душа... Трудно описать, мне теперь мало что удается разглядеть из-за этой Печати Молчания. Но твое присутствие... точнее присутствие того, нейтрализовало ее действие, ты понимаешь? Это божественная печать, а значит, чтобы ее ослабить, нужна сила за гранью силы бога, хм, хм.
- Ты повторял постоянно: "Баллир! Баллир!". Что это значит? - спросил Ричард, с трудом заставляя себя воспринимать сказанное стариком.
- А, - старик улыбнулся, - Это старая легенда, друг мой. Многие из них утеряны, но некоторые еще можно кое-где найти. Эта легенда о создании мира. Сказывается, что наш мир создал Творец. И не только наш, видимо, существуют и другие. Хм... Но не об этом речь. В легенде говорится, что у творца было двенадцать слуг, духов творения, Баллиров. Им была дарована удивительная власть - влиять на Музыку Вселенной, на ее первооснову - Звук. Они творили свою музыку, меняя тем самым реальность. Эти двенадцать дали миру детали, облекли его во внешнюю оболочку, ибо сам Творец был так велик, что не мог бы войти внутрь созданного собой. Не могу судить, правда это, или нет, но когда ты... преобразился, именно Баллиры пришли мне в голову первыми, да-да. Ты хоть понимаешь, что ты сделал?
- Эм... - пожал плечами Ричард, - А что я сделал?
- Да вот же, оглянись кругом! - все с той же улыбкой заявил старик. - Посмотри хорошенько - все это дело твоих рук.
- Я... уничтожил их? Но как? - открыл рот от удивления Ричард.
- Не совсем, но ты сделал невозможную вещь. Я почти уверен, что прав. Знаешь что? Ты перекроил ткань реальности. Сопоставив легенды, мои ощущения и произошедшие события, я могу заявить, что то, что сделал ты - это не много, не мало - настоящее изменение реальности. Теперь получается, что все те, кто приносил тебе неудобства, никогда не существовали. Вопрос только в том, как это отразится на всем остальном? Хм, хм. Я не знаю, что ты сделал конкретно, но, в любом случае, таких возможностей нет даже у богов. Это я уж точно знаю. Тем не менее, сейчас в тебе нет этих сил. Даже своим заблокированным ощущением я бы почувствовал такое. А это значит... Хм, впрочем, это только догадка. Но все же, у меня есть одна версия. Говорят, что, когда творение было завершено, Баллиры не вернулись к творцу, а растворились в сотворенном собственными руками. Я думаю, в тебе частица души Баллира, преобразовавшая твою собственную.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ