Тень на жатве

ГЛАВА 1

Влад Цепеш обладал прекрасным голосом.

Спорю, вы этого не знали. Большинство вспоминает его из-за этой любви насаживать тела на колья. Ну, и из-за того, что он вампир. Коим он, кстати, и являлся. Вся эта история с осиновыми кольями — скорее реквизит. Но почему-то никто не думает, как он вообще умудрялся захватывать столько людей для этих самых колов? Силой? Мощью своей армии?

Хах.

Он подчинял их своей песней.

И он был гением мелодии. Его голос был ярким, словно солнечный свет на стали. Когда он пел, всех словно затягивало в водоворот ужаса и очарования бога. Он был устрашающим и внушительным, но его голос — теплым и манящим. Хотелось быть рядом с ним, несмотря на страх, когда его взгляд задерживался на тебе. Хотелось его внимания, чтобы он пел для тебя, несмотря на зловещий огонек в его темных глазах. Он мог обольщать тебя, а мог уже планировать твою смерть. Страсть, опасность, ярость… Влад был мастером баланса между ужасом и желанием.

Но вот что Владу совсем не удавалось — так это маскировка.

Эго. О боже мой. Да у него такое раздутое эго было. В те времена истории еще было место для нарциссизма безумцев. Но в конце концов даже Жнецы не смогли закрывать на это глаза. Они добрались до Влада. Устроили засаду, выпустив серебряные стрелы, с наконечниками, пылающими адским огнем. А потом оставили его на растерзание выжившим после многолетнего бесчинства. Люди сожгли его тело и развеяли прах в воде и земле, чтобы он никогда не смог восстать.

Я, конечно, понимаю, что они перестарались… все это было немного слишком. Люди в те времена были очень драматичными. Их суеверия — просто смех. Чеснок, кресты, святая вода, заклинания… Единственное, в чем они не промахнулись, — это серебро. Влад умер. Ему отрубили голову и сожгли. Рассеивать его прах повсюду не нужно было. И ведь даже ничего не оставили на память. Мне, его создательнице.

По правде говоря, это было просто невежливо. Так что я решила, что необходимо наказать большую часть этих хамов. Они почему-то не предполагали, что эта тихая, неприметная и миловидная девушка может оказаться эпицентром хаоса и разрушений. «Да ладно, это же женщина!». Они всегда нас недооценивают. Игнорируют. Всегда.

Как Джесси Бейтс.

Мужчины, подобные Джесси Бейтсу, всегда одинаковы. Такими они были тысячелетия назад, и такими останутся в будущем. Джесси посчитал, что может позволить себе неуважительно относиться к моей начальнице, потому что он — человек, привыкший испытывать границы дозволенного. Спортсмен, «золотой мальчик», одетый в «Tommy Hilfiger», типичный студент из братства. Ему нравится оставаться безнаказанным. Невинная шутка про вьетнамский акцент Биан. Смешок по поводу ее фигуры. И поверьте, Биан может за себя постоять. Она способна сама разрешать свои проблемы, и я пообещала себе не вмешиваться.

Но все изменилось, когда мистер Бейтс вообразил, что может оскорбить меня.

Ну да, возможно, я специально прикидывалась зашуганной, когда видела его в холле или когда проходила мимо него, идущего в столовую в одиночестве. Я хотела, чтобы он перешел черту. Наверное, с точки зрения вашей жалкой человеческой морали, это подстава. Но, честно говоря, думаю, мне бы и делать ничего не пришлось. Джесси Бейтс и без моей «слабости» был бы мизогинистским ублюдком.

Сначала были только ухмылки и оценивающие взгляды на мою грудь. Которая, кстати, ничего особенного собой не представляет. Но потом, как и ожидалось, он перешел черту.

Я до сих пор ощущаю удушающий запах дешевого виски и приторного одеколона, когда он, шатаясь, вышел в коридор после мальчишника и, загородив мне путь, прижал меня к стене, заключив в клетку из своих рук.

— Может, поднимемся ко мне… Лу? — пробормотал он, ткнув пальцем в мой бейдж. Голос его вязким, словно патока. Я покачала головой, устремив взгляд на ковер, и с отвращением подумала, как кому-то вообще пришло в голову создать этот кошмар из фиолетовых и оранжевых кругов и уложить его на пол. 70-е — худшее десятилетие.

Джесси вырвал меня из размышлений об интерьере. В буквальном смысле. Он дернул меня за хвост — жест, который, по его мнению, наверняка должен был выглядеть соблазнительно и дерзко.

— Что, язык проглотила? Я буду самым нежным, обещаю.

Я встретилась с его налитыми кровью, стеклянными глазами, заглушая желание. Не это желание, фу. Я имела в виду желание вырвать ему глотку и слизать его кровь с этого жуткого ковра.

Когда я снова отрицательно покачала головой, он закатил глаза и усмехнулся. Я почувствовала, как за зрачками вспыхивает алый огонь, и зажмурилась.

Не здесь. Не сейчас.

Ощущение, будто я проглотила раскаленное железо. От каждого его вдоха этот жар в горле становился невыносимым. Я пыталась унять бешеное сердцебиение. Я почувствовала, как его палец очерчивает линию на моей шее, скользит вниз к ключицам, останавливается в центре груди. Мне захотелось оторвать этот палец и засунуть ему в… Но я сдержалась. И он воспринял это как приглашение к большему. Он положил ладонь на мою грудь и сжал.

Внезапный удар отбросил его руку. Джесси взвизгнул, и тут же последовал еще один удар.

— Отпусти ее! — закричала Биан. Я услышала ее босые шаги, топающие по ковру, когда она прибежала меня спасать.

— Ты в меня что, туфлей кинула?

— Охрана уже едет! Отпусти ее и вали отсюда. Быстро!

Я открыла глаза и увидела, как Биан, подхватив одну из своих туфель, бросается на Джесси и вновь кидает ее. Она прогнала его по коридору, и вскоре его выставили из «Лебедя».

Впрочем, далеко он не уйдет.

Свадьба, ради которой он, собственно, здесь и находился, отгремела вчера, и, судя по всему, была знатная. Энди рассказывал, полицию дважды вызывали, чтобы утихомирить пьяные потасовки. А такой тип, как Джесси Бейтс, редко оказывается вдали от эпицентра неприятностей. Так что, если он вдруг исчезнет, подозреваемых, думаю, найдется немало.

Обычно я не охочусь в родном городе.

Но для Джесси Бейтса сделаю исключение.

ГЛАВА 2

Джесси Бейтс понятия не имеет, что я выпью из него все соки.

Фу, нет. Не в этом смысле.

Я убью Джесси Бейтса, и мне это понравится.

И я превосходная охотница. Это, пожалуй, единственное, что вы, людишки, угадали в своих мифах о нас. Мы — высшие хищники. Скрытные, незаметные, обольстительные, когда это нам необходимо. Мы можем выделяться, а можем сливаться с толпой. Можем быть очаровательными, а можем вселять ужас. Можем быть политическими агентами, а можем скользить сквозь общество незамеченными. Мы — оборотни не потому, что умеем превращаться в других существ, а потому, что умеем становиться разными версиями самих себя. Мы становимся тем, кем вы хотите, лишь бы получить от вас то, что нам необходимо.

Практически все остальное, во что вы верите о вампирах — чушь.

Солнечный свет? Ребят, серьезно?

Летающие мыши?

Серьезно? Разве я похожа на девушку, собирающую коллекцию летающих грызунов? Да ни за что на свете. Пусть я и слишком холодна, чтобы подхватить бешенство, но и пробовать не горю желанием.

Я не сияю, не сплю в гробу, не обитаю в склепе. Чеснок на меня не действует, святая вода не обжигает. Собственно, именно в зачарованной воде и началась моя бессмертная жизнь. Я привлекательна: длинные черные ресницы, яркие ореховые глаза, длинные волосы цвета расплавленного шоколада, безупречная оливковая кожа. Немного макияжа, и я могу свести с ума любого, но зачем, чтобы вы помнили мое лицо? В моих интересах оставаться незамеченной, особенно, учитывая мою… историю.

Но, полагаю, в кое-чем вы все-таки были правы. Например, в моих сверхъестественных чувствах. И сейчас все, что я ощущаю, — это сильный запах потного, мясистого тела этого мудака из братства. Как уже говорила, обычно я не охочусь в родных краях. Не люблю привлекать к себе излишнее внимание, и больше всего на свете хочу оградить от проблем дом Биан. Но сейчас я не могу с собой совладать. Голод слишком силен.

Любые мысли о возможных последствиях рассеиваются вместе с легким дуновением ветра, приносящим теплый, мускусный аромат Джесси. Он пахнет божественно.

Я начинаю напевать тихую мелодию.

Сначала Джесси, похоже, не замечает этого. Он продолжает идти мимо закрытых магазинов, под уличными фонарями, где мотыльки бьются о желтый пластик. Его спортивная сумка небрежно перекинута через плечо. Он смотрит в телефон, полностью сосредоточившись на мерцающем экране. Я возношу беззвучную молитву благодарности за то, что на нем нет наушников. Наушники — настоящая головная боль для любой сирены. Серьезно, как, скажите на милость, мне соблазнять добычу, если они постоянно слушают свои дурацкие плейлисты в «Spotify» или где-то еще?

Так, соберись! Я отвлекаюсь, когда голодна.

Я направляю все свое внимание на широкую, аппетитную спину Джесси и начинаю напевать громче. Вижу, как звук, наконец, достигает его крошечного мозга. Когда Джесси наклоняет голову вбок и замедляет шаг, я начинаю произносить слова. Дело не том, что я пою, а как я это пою. И мне не нравятся эти старые песни моего народа, песни о море, древних кораблях и Одиссее.

Люблю поинтереснее.

Я начинаю петь слова из «WAP» от Карди Би и Меган Ти Стэллион. Это современный шедевр, и я порву любого, кто скажет обратное. И я могу спеть это сладко. Так сладко, будто это церковный гимн.

I want you to park that big Mack truck right in this little garage.

(Я хочу, чтобы ты запарковал свой большой грузовик в мой узкий гараж),

Make it cream, make me scream,

(Сделай так, чтобы она сочилась, заставь меня кричать),

Out in public, make a scene,

(На людях, давай устроим сцену),

I don't cook, I don't clean.

(Я не готовлю, я не убираюсь),

But let me tell you, I got this ring

(Давай покажу тебе, как я получила это кольцо на своем пальце).

Джесси практически останавливается. Мое нежное сопрано окончательно его пленило (я же говорила!). Догоняю его и беру за руку, увлекая за собой в этом ночном променаде, будто мы — два юных возлюбленных.

Я веду Джесси к узкому переулку между сырной лавкой «Cheese Louise» и салоном для собак «Puptown». Смесь запахов сыра и мокрой псины просто отвратительна. Но Джесси не против. Он охотно идет за мной. Он полностью под моим контролем. Да и мне, в общем-то, все равно. Я так чертовски голодна, что могла бы выкупать собаку в сыре, вытереть ее о толстую шею Джесси, и все равно впиться в нее зубами и назвать это раем.

Я увожу Джесси подальше от света уличных фонарей, в тень. Охота в ночное время — это то немногое, в чем вы, люди, оказались правы. Отойдя на достаточное расстояние от тротуара, я останавливаюсь и поворачиваюсь к Джесси. В его глазах — тоска. Он смотрит в никуда. Мысли где-то далеко. Это своего рода милосердие, которое мы, вампиры, даруем нашим жертвам. Мир перед смертью. Кто еще способен на такое?

Я мягко толкаю Джесси, прижимая его к холодной кирпичной стене. Так будет легче, когда у него подкосятся ноги. Черт, какой же он высокий! Я обычно выбираю жертв поменьше, но он был таким мудаком в гостинице, что заслужил это сполна. Мне придется карабкаться по нему, как по дереву.

Мои клыки удлиняются, и я касаюсь кончиком языка их острия. Чувствую вкус сладкого яда. Мой желудок издает жалобный звук. Я вижу только пульсирующую вену на шее Джесси. Слышу только биение его сердца. Цепляюсь за его плечи, подтягиваясь выше, вдыхая пьянящий аромат похмельного пота и одеколона. Закрываю глаза и улыбаюсь, готовясь вонзить клыки…

— А вот хрен тебе, — говорит глубокий голос за моей спиной. Большая и сильная рука с неестественной силой хватает меня за плечо и отшвыривает от Джесси. Я вижу перед собой широкую мужскую грудь. Черная рубашка. Клубящийся дым. Клинок серебра, оплетенный огнем в другой руке. Татуировки, словно черные змеи, поднимаются от ворота, покрывая шею до линии коротких темных волос. Зрачки карих глаз полыхают пламенем.

Жнец.

Твою ж мать.

Сука, сука, сука, сука.

Бляяяяяять!

Ну все. Это конец. Прожить пять тысяч проклятых лет и умереть за сырной лавкой.

Они нашли меня. После стольких лет. Нашли в этом богом забытом Сэнфорде, блять.

…Черт.

Жнец медленно скользит взглядом по моему лицу, будто запоминая каждую деталь. Наверняка смакует момент. Хочет увидеть ужас в моих глазах, когда вонзит меч мне под ребра. Сейчас он станет героем своего клана, и предвкушение этой победы, наверное, слаще самой победы.

— Ты владеешь клинком? — спрашивает он.

Он хочет, чтобы я… сразилась с ним? Садист. Он же вдвое больше меня, и он — Жнец. Он рожден отнимать бессмертные жизни. Да, я отличная хищница, но Жнеца убить очень сложно. Очень. И я это знаю.

Но… я воспользуюсь любым шансом, даже самым крошечным.

Киваю.

— Хорошо, — говорит он. Убирает руку с моего плеча и вынимает второй серебряный клинок из ножен за спиной. — Идут оборотни. Они почуяли тебя. Я пришел, чтобы покарать Альфу за Преступление Мерзости. Защищайся.

Защи…чего бля?

Жнец отступает от меня. Его взгляд впивается в мой, как крючок в жабры рыбы. Я все еще пытаюсь понять, что, черт возьми, происходит и почему я еще жива. Понимаю, что смотрю на него с идиотским выражением лица, и пытаюсь собраться. Не думаю, что это получается, судя по его нахмуренным бровям.

— Я Ашен из Дома Урбигу. Назови свое имя.

Я чуть не смеюсь. Он не в курсе. Каким-то чудом он не слышал, как я пела Джесси. Он не знает, что перед ним самая лакомая награда за всю историю охоты на вампиров.

Если я отвечу, он сразу поймет. Не из-за имени, конечно. Я могу назваться как угодно. Берта. Этель. Даже сказать случайный набор букв, как у детей Граймс и Илона Маска. Но стоит мне произнести слово, он услышит мой голос. Сразу поймет, кто я такая.

Ашен из Дома Урбигу сужает глаза. Он открывает рот, чтобы повторить вопрос.

И, знаете, я никогда бы не подумала, что такое скажу, но спасибо вам, сраные оборотни.

ГЛАВА 3

Все начинается с серебристого тумана. Он подкрадывается к нам, пока не окутывает ноги. Ашен бросает на меня последний быстрый взгляд, задерживаясь чуть дольше на губах, будто прожигая меня насквозь. Видимо, он все еще ждет ответа на вопрос о моем имени, но не дождется. Я смотрю на Джесси, который мечтательно смотрит вдаль, а затем снова на Жнеца, стоящего передо мной.

— Ты сможешь утолить свою жажду после. Если, конечно, останешься в живых. Я не собираюсь вставать на пути твоего голода, — произносит Ашен, с брезгливостью глядя на человека. Взмахом руки он оглушает Джесси ударом рукояти меча, отправляя его в объятия сна. Его взгляд вновь обращается ко мне, и в глубине зрачков вспыхивает пламя. — Не питай иллюзий, вампирша. Я явился сюда не для того, чтобы защитить тебя. Моя цель — Альфа. Если тебе удастся убить пару-тройку оборотней, защищаясь, это только облегчит мне задачу.

Пару-тройку оборотней... да пошел этот Жнец. То, что я молчу, не значит, что я не могу постоять за себя. Я хмурюсь и стараюсь выглядеть максимально крутой вампиршей, бросая вызов Жнецу, немного наклоняясь вперед и размахивая позаимствованным мечом в дуге. Жнец наклоняет голову, его глаза еще больше сужаются.

— Прошу прощения за то, что прерываю столь душераздирающую сцену, но я настаиваю, чтобы мы забрали вампиршу, — раздается голос из тьмы переулка. Ашен бросает на меня еще один взгляд и поворачивается к паре горящих глаз, скрывающихся во тьме. Из сумрака шагает человек — молодое лицо, волосы серебристые, безупречный костюм, сверкающие в лунном свете часы. Он улыбается. — О, Жнец! Каким бы ни было ее преступление, наша стая с радостью исполнит ваш приговор. Не стоит тратить время на одинокого вампира.

— Я пришел не из-за нее, — отрезает Ашен. — Приведи мне вашего Альфу, — он шагает в туман, где скрываются за спиной мужчины затаившиеся фигуры. Там не менее тридцати оборотней — более чем достаточно, чтобы расправиться с беспомощным вампиром.

Мужчина усмехается и проводит рукой по лацкану пиджака. Даже на расстоянии я вижу безупречное качество ткани. Жаль, что этот шедевр будет залит кровью.

— Тс-с, Жнец, — шепчет он. — Вы забыли сказать «пожалуйста».

— Мне не требуется позволение вашего клана. Ваш Альфа виновен в Преступлении Мерзости. Он сотворил гибрида, смешав кровь вампира и оборотня.

— Кто осмелился заявить такое? Всем ведомо, что подобное невозможно.

— Так говорит Дом Урбигу, — произносит Ашен, и священное пламя на его серебряном клинке трепещет, словно в ответ на его слова, когда он уверенно обхватывает рукоять. — Приведите его ко мне.

Мужчина склоняет голову, притворяясь смиренным. Затем поднимает взгляд, словно обращаясь ко мне.

— Прошу прощения, Жнец, но мы не можем исполнить твое требование.

— Тогда я поглощу ваши души, — произносит Ашен, и в его голосе нет ни тени гнева, ни эмоций.

Черт возьми. Стальные яйца. Кажется, его совсем не волнует, что мы вот-вот столкнемся с целой стаей оборотней. Словно он забирает вещи из прачечной или заказывает латте. Это как если бы он зашел в пекарню купить один пончик и подумал: «Да пошло оно все. Я сжигаю кучу калорий, убивая других бессмертных существ, буду есть все, что захочу. Возьму всю выпечку». Представляю его у прилавка с пончиками, смотрящего на витрину, и говорящего какой-нибудь девице на кассе: «Я поглощу все».

И тут меня прорывает дикий хохот.

Настоящий, неконтролируемый хохот.

Черт...

По крайней мере, я не заговорила.

Жнец смотрит на меня с оценивающим любопытством, пока мой смех постепенно стихает. Я чувствую, что он близок к разгадке, и это меня беспокоит. Очень беспокоит. Я поднимаю руки в знак извинения, а затем указываю на надвигающуюся стаю, словно приглашая их к битве. Жнец хмурится. Наконец, он вновь поворачивается к вожаку, и я выдыхаю с облегчением.

— Это последний шанс, волк. Отдайте мне своего Альфу.

Наступает тишина, которую нарушает звук рвущейся ткани. Костюм трещит под натиском преображения. Слышатся стоны боли, хруст ломающихся и срастающихся костей. Я слышу, как шерсть пробивается сквозь кожу, как зубы увеличиваются и меняют форму. Слышен злобный рык и утробное ворчание. Когда волки поднимаются из тумана, их взгляды прикованы ко мне, словно Жнец между нами — лишь призрак.

Ашен оглядывается и пронзает меня своим пламенным взглядом. Сердце замирает. Одним ударом клинка он может лишить меня жизни. Одним моим взмахом я могу убить очередного Жнеца. Еще один демон падет от моей руки за гибель моей сестры. Но я не поднимаю меч против него, не знаю почему. Выдерживаю его взгляд.

— Ты готова, вампирша? — спрашивает Жнец.

Я обращаю свой пылающий взгляд к волкам, выходящим из тумана.

Киваю.

Я готова.

Первыми лезут вперед низшие члены стаи. Они крадутся вперед, рыча от ярости, их головы ниже линии тумана, но глаза светятся внутри него. Как только первый вырывается из мглы, Жнец уже замахивается.

Лезвие разрывает мышцы и скользит по кости. Я чувствую запах волчьей крови. Зверь воет от боли и падает с клинка Жнеца, рухнув на скользкий асфальт переулка. Угли и пепел взмывают в небо, когда тело распадается на части.

Жнец убивает следующих двоих, прежде чем я успеваю вмешаться.

Из тумана вылетает волк с черной шерстью и сверкающими оранжевыми глазами. Он перепрыгивает через Жнеца, у которого меч по самую рукоять торчит в теле другого. Черный волк рычит на меня, и я в ответ шиплю ему в морду, вонзая меч в шею.

Обожаю шипеть. Звучит так злобно, а я это редко делаю.

Как и убиваю оборотней.

Отвожу меч и отпихиваю труп волка с клинка, и тут понимаю, как я соскучилась по этому безумию, пока пряталась в тени. В последнее время охочусь только чтобы прокормиться, а не ради удовольствия. Чувствую, как сила возвращается, и это прекрасно.

Прохожу мимо Жнеца и встречаю следующего волка раньше, чем он успевает прыгнуть. Расправляю плечи и плавно взмахиваю мечом. Лезвие раскалывает позвонки, рассекает сухожилия и плоть. Голова волка отделяется от тела. Кровь брызжет мне в лицо.

Я облизываю губы и бросаю радостный взгляд на Ашена. Он хмурится и смотрит на меня с задумчивой строгостью. Поворачиваюсь обратно к волкам — они больше не сдерживаются.

Они бросаются в бой все сразу.

Окружают нас. Мы с Ашеном встаем спиной к спине. Некоторые оборотни толкаются, смыкая кольцо. Двое рычат и огрызаются, задевая друг друга плечами. Как всегда. Оборотни вечно лезут вперед, пытаясь занять лучшую позицию. Но мы со Жнецом — само хладнокровие. Мы ждем. Ждем, пока волки не сделают первый шаг.

Замираю и слушаю свое дыхание. Слышу, как медленно бьется сердце. Чувствую тепло Жнеца за спиной и вижу, как вспыхивает адский огонь на его клинке, рассекающем воздух словно маятник.

Первые волки бросаются в атаку. Они крупнее и сильнее, чем предыдущие. Но я не вижу среди них электрически-голубых глаз Альфы. Кажется, время ускоряется, когда мы с Ашеном рубим, режем, колем и кружимся в танце смерти. Наши мечи ни разу не сталкиваются. Мы как струны одного инструмента, созданные играть одну мелодию.

Качаю головой. Мелодия? Что за чушь... Хотя, знаете что? Наверное, это правда. У нас, вампиров, всегда была проблема с тем, чтобы отличить опасность от желания.

Собираюсь и снова фокусируюсь на том, чтобы кромсать оборотней и шипеть, пока есть такая возможность. Надо было считать трупы, чтобы после боя ткнуть этим в лицо Жнеца. Хотя, может, и не получится. Кажется, он что-то заподозрил. Понимает, что я не просто вампирша.

Начинаю думать о том, что будет после всего этого, и тут же отвлекаюсь. Кажется, целую вечность не участвовала в настоящей битве. Растеряла форму, ясно? И как только я ослабляю бдительность, оборотень вцепляется зубами мне в руку.

Вою от боли и шиплю от ярости. Роняю меч из поврежденной руки. Левой рукой вытаскиваю серебряный кинжал, спрятанный на поясе. Вонзаю его в череп оборотня и вырываю руку, когда его челюсти разжимаются.

Рычу сквозь зубы, как вдруг чувствую теплую ладонь, которая скользит по моему бедру и останавливается у живота. Волна жара пробегает по спине. От неожиданности у меня перехватывает дыхание, и в легких словно горит огонь. Жнец разворачивает нас, чтобы заслонить меня от битвы.

— Все в порядке, вампирша? — спрашивает он, бросая взгляд на меня через плечо. Я ничего не отвечаю, и он поворачивает голову, чтобы рассмотреть густую черную кровь, которая течет по моей руке. Когда он снова смотрит на меня, я сглатываю и киваю. — Хорошо, — говорит он, и его прикосновение исчезает. Отсутствие его тепла вызывает странное покалывание на коже. Ашен, кажется, совсем не замечает, какое напряжение вызвал во мне, и снова сосредотачивается на битве. — А теперь подними свой меч.

Убираю кинжал обратно в ножны и поднимаю меч своей здоровой рукой. Впервые мне приходит в голову, что Ашен, возможно, не так уверен в нашей победе, как это кажется на первый взгляд. Он нуждается в моей помощи. И сколько бы волков мы ни убили, их почему-то становится только больше.

Мы продолжаем их оттеснять, и я так сильно сосредоточена на сражении, что едва не пропускаю важную деталь. Один взгляд, один поворот головы, одна секундная рассеянность. Но я их вижу — глаза, которые скрываются в тени. Оборотни приняли человеческий облик. Что-то металлическое блеснуло в лунном свете, и я уже падаю в туман, когда Жнец толкает меня вниз.

Раздается хлопок, а потом свистящий, вихревой звук. Что-то скребется и гремит о кирпичную стену у нас за спиной. В тумане я встречаюсь взглядом с огненными глазами Жнеца, и как только слышу следующий хлопок, он отталкивает меня от сети из серебра, которая закручивается между нами.

— Лежи тихо, — шепчет он, и я пригибаюсь к земле. Прикрываю рукой свои светящиеся красные глаза, но все равно наблюдаю за происходящим сквозь пальцы. Ашен закрывает глаза и отползает от меня, двигаясь медленно и бесшумно в сторону волков. Под покровом тумана я вижу только их ноги и трупы сородичей, которые распадаются на части. Они выслеживают нас, а Ашен выслеживает их.

Первым делом он сносит ноги оборотню с оружием, а потом отшвыривает эту металлическую хрень подальше от стаи. Сваливает еще двоих, а я тем временем пробираюсь под туманом и присоединяюсь к нему, убивая троих левой рукой, а правую прижимаю к груди. Вместе мы убиваем восемь, и когда падает последний, туман рассеивается.

Мы стоим на коленях друг напротив друга и тяжело дышим. Впервые думаю, из чего эта хрень состоит. Аэрозоль из волчьих соплей? Какая гадость. Пытаюсь заставить легкие успокоиться, но они бастуют, и я вдыхаю эту мерзость в себя.

Черт, как же болит рука.

Не поймите меня неправильно, меня и раньше ранили. Но, как я уже говорила, это было давно. Я забыла, как болезнен укус оборотня. Яд в их слюне не убьет меня, но будет больно, и если я хочу сохранить руку, придется ее лечить. Я так сильно сжимаю рукоять клинка на своем бедре, что боюсь раздавить его. Прижимаю раненую руку к сердцу, как вдруг чувствую, как теплые пальцы обхватывают мое запястье, подставляя лунному свету.

Жнец берет мой локоть своей другой рукой и внимательно осматривает его. Кровь, темная, как ночное небо, струится по моей коже.

— Тебе нужно выпить кровь, иначе яд подействует, — говорит он, надавливая пальцами на рану. Я киваю, и он смотрит на меня с сомнением.

Ну вот и все. Тот самый момент, которого я ждала, но в то же время и боялась. Может быть, и к лучшему, что все это закончится. Или, может быть, другой Жнец заплатит за то, что забрал у меня мою семью. В любом случае, я не могу проиграть. Так почему чувствую легкую досаду в груди?

— Кто ты такая, вампирша?

Когда обсидиановый клинок пронзает сердце Жнеца, и его демонская кровь шипит, обжигая мою шею, я во второй раз за вечер думаю:

Спасибо вам, сраные оборотни.

ГЛАВА 4

Какая-то женщина нависает над плечом Жнеца. Ее глаза горят, пока она вонзает клинок в его тело. Отполированное черное лезвие мерцает и словно что-то шепчет мне в темноте.

Я встречаюсь взглядом с Жнецом. Он смотрит прямо на меня, огонь в его глазах мечется, пока он пытается справиться с болью.

— Привлечение внимания рождает отвлечение. Отвлечение рождает уничтожение, — шепчет она Жнецу на ухо.

Какая чушь.

Не отрывая взгляда от Жнеца, я бросаю кинжал в оборотня, который подкрадывался сбоку. Он роняет оружие, которое хотел применить. Мой кинжал дергается в последний раз, вместе с последним ударом его сердца.

Хотелось бы сейчас сказать что-нибудь этакое, в духе: «Высокомерие рождает уничтожение». Но нет. Я буквально вытаскиваю Жнеца с обсидианового лезвия и набрасываюсь на волчицу. Она падает на асфальт. Я рву ей сухожилия на запястье, она воет, и клинок выпадает из ее руки. Я приближаюсь к ее лицу и улыбаюсь, чтобы она увидела кровь на моих зубах. В ее глазах — страх и ярость. Рука невыносимо болит, и в голове звучат слова Жнеца: «Тебе нужно выпить кровь».

Да. Да, это именно то, что мне нужно.

Я впиваюсь зубами в шею волчицы, и она взвизгивает, когда я глотаю ее кровь. Вкус оборотня мне не очень нравится. Какой-то мускусный, с дымком. Не такой сладкий, как у людей. Но боль в руке начинает утихать. Так что знаете что? Сойдет. Пью быстро, мой яд разжижает ее кровь и парализует конечности. Беру ровно столько, чтобы унять жажду и вылечить руку, а потом ломаю ей шею с таким шипением, которое будет преследовать ее и в загробном мире.

Встаю и достаю свой серебряный кинжал из тела другого оборотня, вытираю его об его куртку и убираю в ножны на поясе. Слышу стон боли и смотрю на Жнеца. Его тускнеющие глаза устремлены на меня. Дыхание поверхностное. Сердцебиение замедляется. Его кровь шипит на асфальте. Я могу оставить его здесь умирать или прикончить сама обсидиановым клинком. В его глазах - смирение. Он, кажется, не ждет ничего другого.

Я знаю, о чем вы сейчас думаете: это очень жестоко — просто бросить его умирать возле сырной лавки. Но он демон, так что он не умрет навсегда. Он вернется в Царство теней Жнецов. В следующий раз, когда ему прикажут убить кого-то… то есть, сожрать чью-то душу, он вернется. И вполне вероятно, что следующей жертвой буду я.

Обычно я не согласна с оборотнями, но этот бред про Преступление Мерзости — полная хрень. Все знают, что невозможно создать гибрид вампира и оборотня. Да, у них были серебряные сети, но это не редкость. Мы, вампиры, и оборотни не особо ладим, знаете ли? Мы любим убивать друг друга разными изощренными способами. Так же, как Жнецы любят фальсифицировать преступления, чтобы убивать нас. Дом Урбигу сфабриковал обвинение, чтобы убрать Альфу в каких-то политических целях. Стая, которая стала слишком большой, вампир, который стал слишком наглым, ковен ведьм, который стал слишком сильным. У Жнецов все как всегда. Выдумать обвинение. Забрать душу. И Ашен ничем не отличается от остальных. Точно так же, как Жнец, убивший Аглаопу.

Я отворачиваюсь от Жнеца, но что-то не дает покоя. Мой взгляд цепляется за обсидиановый клинок рядом с волчицей. Смотрю на Жнеца снова. Его плечо трясется. И когда поднимается ветер, я чувствую едва уловимый запах.

Яд «Крыло ангела».

Они знали, что Жнец идет. Они нашли редчайший яд, который вообще не должен существовать. И использовали его, чтобы избежать возмездия за преступление, которое невозможно совершить.

Я бросаюсь к Ашену и переворачиваю его на спину. Огонь в его глазах едва мерцает. Это первый раз, когда я смотрю на него. По-настоящему смотрю. Он красивый. В нем есть что-то древнее, что-то вечное. Выразительные скулы, прямой нос, пухлые губы. Густые темные ресницы, глаза цвета коньяка. Глаза, которые держат меня в плену. Глаза, которые гаснут с каждым вздохом.

Я отвожу взгляд и разрываю его рубашку над раной. Черные, геометрические татуировки покрывают его грудь, поднимаясь к шее. Симметричные узоры в виде сот, цветов и звезд словно чешуя окружают морду шакала на его груди. Под ней выбиты слова: Shalasu Ningsisa. Милосердное Правосудие. Сглатываю подступивший комок и смотрю ему в глаза. Он моргает, закрывая их от боли.

Я чувствую запах его демонической крови, вытекающей из раны. Едва улавливаю яд, но он есть. И если я права, то остановить его можно только одним способом.

Кусаю свое запястье и подношу руку к его груди. В моих глазах немой вопрос. Он едва заметно кивает, готовясь к боли.

Я держу запястье над его грудью, и моя кровь капает в рану. Смесь моей холодной черной крови с его горячей вызывает едкий дым. Глаза Ашена закрыты, его лицо расслаблено. Я уже знаю, что одной вампирской крови недостаточно, чтобы спасти его от вечной смерти.

Откашливаюсь, прочищая горло. Не могу поверить, что делаю это. Не уверена, что помню все правильно. За пять тысяч лет стоило бы уделить больше внимания заклинаниям ведьм. Но всегда находились более важные дела… войны, пропитание, снова войны, бегство… Так что, если у Ашена вырастет змеиная голова, это не моя вина.

Я делаю глубокий вдох. Глаза Жнеца по-прежнему закрыты. Возможно, мне повезет, и он останется в бессознательном состоянии.

— Gasaan tiildibba me zi ab. Dul susi giskasilim tilla.

Мой голос так редко звучит в этом мире, что кажется почти чужим. Но я знаю его силу. Он подобен радуге, расцветающей в небе. Драгоценному камню, умножающемуся в руке. Обещанию всех надежд и мечтаний, стоит только захотеть. Короли и королевы молили меня о хотя бы одном слове.

Несмотря на всю магию моих слов, Жнец не двигается. Оглядываюсь. Туман оборотней рассеялся, и вокруг ни души. Только хриплое, прерывистое дыхание Жнеца и бешеный стук наших сердец.

— Niglulli duma galu barama niingar. Tirrama salutti sa kassapti sa ruhie ipusu supii arkis upuus.

Жнец молчит. Дыхание останавливается. Кажется, он испустил последний вздох вместе с моим заклинанием. Едва слышу слабое биение в его груди. Выжимаю еще немного крови в рану и закрываю глаза.

— Saggiu Ashen giu. Suna sitaba kilal azuus. Sunu liiktisuma. Asallah libakkunu, arrus maratuktuk.

Жду. Прислушиваюсь к любым изменениям. Но вокруг ни звука.

Наклоняю голову и отползаю назад. Я должна почувствовать облегчение. Еще один Жнец отправился в небытие, больше не сможет забрать ни одной души.

Не знаю, зачем вообще пыталась помочь. Может, потому что показалось несправедливым, что демон умирает от яда с небес.

Я кладу ладонь на живот, вспоминая тепло его руки. Ашен отвлек меня от битвы, пусть даже на мгновение. Но он не знал, кто я такая, и он нуждался во мне. Ему нужно закончить начатое, а я уверена, что Альфа все еще где-то бродит.

Делаю глубокий вдох. Когда я наконец открываю глаза, на меня смотрят два сияющих зрачка, черный цвет поглощен пламенем. Они прожигают меня насквозь ослепительным светом прозрения.

— Леукосия, — шепчет он.

…Вот дерьмо.

— Amah haass muhhaki usaanna teenki, — говорю я и со всей силы бью Жнеца рукоятью его же меча по голове, сводя на нет все свои усилия.

ГЛАВА 5

— Святые угодники, ты как из могилы, — говорит Эдия, затягивая меня с крыльца, окрашенного в небесный цвет, оберегающий от духов, в сердце своего обиталища. И она говорила правду. Я чувствовала, как силы покидают меня. Два часа как сумасшедшая бежала, чтобы достичь этого порога.

Она обмахивает нас дымящимся шалфеем, а потом ведет через гостиную. Злобный человек сказал бы, что в доме у Эдия хаос. Человек помягче назвал бы это эклектикой¹. Но я знаю, что в этих стопках книг, в травах, свисающих с потолка, в свечах, выстроившихся на полках, и в перьях, торчащих из ваз, есть порядок. Эдия — опытная ведьма и коллекционер. А еще она моя лучшая подруга вот уже три столетия, поэтому я знаю, что она сейчас устроит мне разнос за то, что я натворила.

— Думаю, мне нужна помощь, — говорю я, следуя за ней на кухню. Ее бирюзовое платье в пол кружится вокруг ее ног, создавая яркий контраст с ее кожей цвета ночи.

Эдия бросает на меня взгляд через плечо, пока наливает воду в чайник. Ее черные глаза режут меня, как кинжалы.

— Я тебе это уже десятилетиями говорю. Тебе нужна помощь. И очень серьезная.

— Я имею в виду, как бы... больше помощи. Больше, чем обычно.

— Да, я вижу по твоему виду. Вырезала весь Сэнфорд?

— Нет. Только несколько незнакомых оборотней, — говорю я, садясь на барный стул у кухонного островка. Закатываю рукав и протягиваю руку, чтобы она видела укус, а она сочувственно морщится. Берет мою руку и рассматривает, а потом снова поворачивается к раковине.

— Почти зажило. Вижу, тебе удалось подкрепиться?

— Немного, — отвечаю я, и она кидает мне мокрую тряпку. Ловлю левой рукой, но брызги все равно летят в лицо.

— Стой. Что это за хрень? — Эдия показывает на след от укуса на запястье. Я вздрагиваю, и она прищуривается.

— Это еще одна проблема…

— Ты отдала кровь, чтобы кого-то спасти, — говорит она, и я киваю. — И обратила в вампира?

Я качаю головой.

— Помогла вампиру?

Морщусь и снова отрицательно качаю головой.

— Ведьме? Оборотню? Человеку? Это была Биан? С ней все хорошо? А что с Энди? — Эдия вздыхает, а я все отрицаю. — Хватит строить из себя немую сирену, давай рассказывай.

— Жнецу.

Я слышу, как Эдия задыхается. Слышу, как в ее венах бурлит кровь, наполняясь адреналином. Я смотрю на нее самыми грустными глазами, на какие только способна. Не действует.

— Ты спасла Жнеца? Да что с тобой не так? Тебя по голове били?

— Я сражалась с оборотнями вместе с ним. Они хотели его убить обсидиановым клинком с ядом «Крыло ангела», и мне показалось неправильным бросать его умирать возле сырной лавки.

— Не могла оттащить его за собачий салон? Это более достойное место для смерти.

Фыркаю и пожимаю плечами. Наверное, она права. Жаль, я об этом не подумала. Смотрю, как Эдия достает две кружки и роется в своих травяных сборах, пытаясь найти что-нибудь, что поможет залечить мои раны. Находит что-то подходящее и заливает кипятком чай с лимоном и лавандой из горшка на подоконнике. Там еще что-то намешано, о чем я не хочу думать. Перо колибри, которое она, наверное, даже не помыла. Кусочек сточенного собачьего когтя, перетертый в порошок. Гадость, конечно, но зато работает.

Эдия протягивает мне кружку и обеспокоенно смотрит на меня. Я беру ее руку в свою. Она теплая и успокаивающая, и во второй раз за вечер вспоминаю руку Жнеца, которая лежала на моем животе. Словно призрак, который поселился на моей коже. Эдия замечает, что я задумалась, и прищуривается. Я вижу, как ее осеняет, и она с недоверчивым смехом отдергивает руку.

— Ты ведь не просто дала ему выпить своей крови и надеялась на лучшее, верно? Ты еще и заклинание наложила.

— Возможно?..

— Да что ж ты творишь, Лу?! Серьезно?

Я киваю. Эдия отодвигает свой чай в сторону и отворачивается, чтобы взять две стопки и бутылку текилы с полки. Она наливает стопки и выпивает их обе, глядя мне прямо в глаза, затем наливает еще две и протягивает мне одну.

— Ну, хорошо, вампирша, — говорит она, открывая блокнот и снимая колпачок с ручки. — Давай рассказывай все по порядку, слово в слово.

Выпиваю рюмку текилы. Да, вампиры могут пить текилу. Да, в конце концов я напьюсь. И да, вполне вероятно, что сегодня.

Киваю, делаю глубокий вдох и закрываю глаза.

— Gasaan tiildibba me zi ab. Dul susi giskasilim tilla. Niglulli duma galu barama niingar, — говорю я, пытаясь воспроизвести каждую интонацию. Эдия что-то торопливо записывает.

— Что ж, неплохое начало, — говорит она, просматривая свои записи. Отлично, может быть, я действительно что-то помню из ведьминских заклинаний, которые учила за все эти тысячелетия. Хочу обрадоваться, но Эдия бьет меня по руке. — Давай подождем, чтобы увидеть, насколько ты все испортила, прежде чем праздновать, хорошо?

Я недовольно поджимаю губы.

— Для ведьмы ты какая-то зануда, знаешь? — говорю я. Ухмыляюсь, глядя, как она закатывает глаза, и тянусь за очередной стопкой текилы, но Эдия перехватывает мою руку и вкладывает в нее кружку с чаем. Ладно, теперь моя очередь закатывать глаза, но я все-таки делаю глоток, когда она бросает на меня сердитый взгляд. — Ну и? Выкладывай, давай. Я правильно сказала?

— Так заклинания не работают, Лу. Прежде чем что-то говорить, нужно хотя бы понимать, что ты собираешься сказать.

— Да, но я люблю сразу нырять в омут с головой, знаешь ли. К тому же, у меня не было времени, чтобы забежать к тебе и взять твой гримуар. Жнец ведь умирал.

Эдия внимательно изучает свои записи, и в ее глазах читается немой вопрос — а не лучше ли было ему умереть?

— Хорошо. Пока что я поняла: «Королева, дарующая жизнь умирающим. Оружие — сладкий голос. Моя музыка не позволит творить ни одному смертному». Получается, ты заявила себя как исполнительницу заклинания и благодетельницу Жнеца. И позаботилась о своем главном оружии — голосе.

Я поправляю плечи и ерзаю на стуле. Чувствую волнение. Должна признать, давно я так не веселилась. В последний раз такое было в прошлом году, когда я убила Барбосса «Бобби» Сарно на крыше его клуба. Три столетия ждала встречи с этим колдуном-ублюдком, который продал меня и отправил в подполье. Крыса поганая. Я помню, как его вздувшиеся вены пульсировали под моими пальцами, когда…

Эдия щелкает пальцами у меня перед лицом, вырывая меня из воспоминаний.

— Лу, сосредоточься! Что там дальше по тексту?

Я вздыхаю, решив, что мне придется вернуться к этим воспоминаниям позже.

— Tirrama salutti sa kassapti sa ruhie ipusu supii arkis upuus, — говорю я, наблюдая за тем, как Эдия что-то записывает и кивает головой. Потом она откладывает блокнот и направляется к холодильнику. Достает пакет с кровью и выливает его содержимое в кружку. — Ты меня балуешь, подруга, — говорю я, выстраивая перед собой три варианта — кровь, текилу и чай.

— Ну да, вообще-то, это и в моих интересах тоже. Просто ты становишься невыносимой, когда голодна, и это раздражает. Итак, следующее: «Отврати гнев колдуньи, что применила яд. Очисти быстро околдованного». Вполне неплохо. Женщина его отравила?

— Да, кажется, кто-то из высшего звена стаи.

— Хорошо. Четко и по делу. Пока все замечательно, Лу.

Улыбаюсь Эдии, но чувствую, что она все еще беспокоится. И у нее есть все основания. У меня талант все испортить самым неожиданным образом. Но иначе было бы скучно, правда?..

— Что дальше?

— Saggiu Ashen giu, — отвечаю я.

Эдия хмурится.

— Имя твоего Жнеца — Ашен?

— Он не мой Жнец, — говорю я, ощущая что-то похожее на румянец на щеках, насколько это возможно для вампира.

Эдия бросает на меня взгляд, и в ее глазах вспыхивают искорки. Я сверлю ее взглядом, и она возвращается к своим записям.

— Ладно-ладно. Приняла к сведению. Не твой Жнец, — Эдия сдерживает смешок и наклоняет голову, как будто размышляет над вопросом. — «Сердце Ашена, обрети покой». Он был ранен в сердце?

— Близко, — пожимаю плечами.

— Близко? Или прямо в сердце?

— Откуда мне знать, Эдия? Рядом, но не совсем?

Эдия снова улыбается, но продолжает смотреть в свой блокнот.

— Хорошо. Интересный выбор слов, вот и все.

Я чувствую, как к щекам приливает жар. Прижимаю к ним пальцы, а затем нервно перебираю напитки, останавливаясь на горячем чае и прижимая его к лицу, чтобы скрыть свой взгляд от Эдии, если она взглянет вверх. Я вижу ее улыбку сквозь пар и уверена, что она прекрасно понимает, что я делаю.

— Что дальше, вампирша? — спрашивает она, не поднимая глаз, и в ее голосе слышится усмешка. Я закатываю глаза.

— Suna sitaba kilal azzus.

Эдия прищуривается и хмурит брови. Она наклоняет голову.

— «Его сияющее оружие всегда с ним». Вау, Лу. Это действительно хорошо.

— Знаю, правда я молодец? — говорю я, одаривая ее широкой улыбкой. Впервые вижу в глазах Эдии искорки восхищения. Думаю, может быть, я не облажалась. И кажется, Эдия тоже начинает в это верить.

— У тебя немного перепутались местоимения в этой строке и в первой фазе заклинания, но все равно пойдет. Он не может убить тебя своими руками. Сколько еще?

— Эмм... еще две строки основного заклинания...

— Что значит «основного заклинания»?

Я хватаю рюмку текилы и вырываю бутылку из рук Эдии прежде, чем она успевает моргнуть. Страх гасит надежду в ее глазах, и я ставлю рюмку, отпивая прямо из бутылки, пока она не отбирает ее у меня, чтобы сделать то же самое.

— Выкладывай, — говорит она.

— Ну, потом я сказала: «Suna liiktisuma. Asallah libakkunu, assus maratuktuk».

Эдия робко смеется, но я вижу, что она сдерживает себя, потому что знает, что худшее еще впереди.

— Что у тебя с сердцем этого Жнеца?

— Да ничего, черт возьми.

— Ну, судя по твоему заклинанию, что-то есть. Он горячий? Держу пари, он очень горячий.

— Он демон, так что да, он слегка теплый.

Эдия закатывает глаза и одаривает меня понимающей улыбкой.

— Я не это имела в виду, — когда я издаю тихое шипение, она поднимает руки в знак капитуляции. — Ладно, страшная вампирша. Что ж, хорошие новости в том, что ты привязала его к себе, и, видимо, заколдовала его сердце.

Я стону, закрывая лицо руками.

— Что за черт? Я наложила любовное заклинание?

Эдия смеется и хлопает меня по руке.

— Нет, это невозможно, Лу. Не по-настоящему. Может, он немного увлечется тобой, на день-два, максимум. Это больше про разрушение барьеров, а не про завоевание любви. Так что это, вероятно, к лучшему. К сожалению, в «Suna liiktisuma» есть подвох. Ты не только привязала его к себе, но и себя к нему. Независимо от того, по какой причине он здесь, ты обязалась помочь ему выполнить миссию.

Я тяжело вздыхаю и отворачиваюсь к окну, думая о преступлении, из-за которого он пришел, и об Альфе, которого он еще не забрал. Если мне нужно будет помочь ему убить больше оборотней, это, наверное, не самое плохое, что может случиться.

Но есть один маленький нюанс...

— Только вот в чем проблема, — начинаю я, нервно заламывая руки. Пальцы на правой руке все еще немного онемевшие, и я делаю глоток из обеих кружек, а затем из бутылки текилы, пока Эдия кривится, умело сочетая отвращение со страхом. — Когда я читала заклинание, Ашен, казалось, был без сознания. Я думала, он не выживет. А потом он открыл глаза... И потом он... сказал мое имя. Мое настоящее имя.

Эдия отталкивается от стойки как от огня.

— Что за хрень, Лу? Какого черта вообще?

— Но потом я сказала «Amah haas muhhaki usaanna teenki» и со всей силы врезала ему по голове его же мечом. Ну, прямо так врезала, что чуть снова не убила.

— Но ты же не убила его, так?

— Нет, но я ему врезала. Прямо очень сильно.

Наступает долгая, безмолвная пауза. Мы просто смотрим друг на друга, едва моргая. Несмотря на все мои наглые шутки и глупые выходки, правда в том, что я напугана. Впервые за долгое время мне действительно страшно. И Эдия это понимает. Я вижу по ее глазам.

Эдия тянется к моей руке. В ее взгляде не только страх, но и грусть.

— «Я наношу удар по твоему черепу, я запутываю твой разум», — шепчет она, и я киваю. — В твоих словах слишком много недомолвок, Лу. Ты оставила будущее незавершенным, без защиты. В следующий раз, когда он увидит тебя, он может вспомнить, кто ты на самом деле. И это будет расплата хуже смерти.

В тишине слышно только потрескивание свечи, прерывистое дыхание и стук наших сердец. Эдия сжимает мою руку.

— Есть только одно, что я могу тебе посоветовать, Лу.

Я думаю об этом еще до того, как она произносит вслух.

Мне нужно бежать.

ГЛАВА 6

Да, я, конечно, побегу. После того, как закончу свою смену. Я не из тех, кто бросает Биан в беде.

Работа горничной в гостиницы «Лебедь» — просто идеальное занятие для вампира. У меня есть доступ буквально ко всем уголкам отеля. Я могу даже попасть в хорошо оборудованную комнату охраны, пережиток времен Альянса Соседской Взаимопомощи. Может, помните его из новостей? Весь этот скандал с премией «Деревня Года»? В любом случае, помимо возможности копаться в записях с камер наблюдения, уборка номеров дает мне доступ к личным данным гостей, что очень удобно, когда я хочу выследить таких придурков, как Джесси, в их родных городах.

...Блять.

Черт, черт, черт.

Джесси.

Я совсем забыла, он же в переулке.

С другой стороны, я и Жнеца оставила там. Наверное, надо было остаться на крыше и посмотреть, как они очнутся, вместо того, чтобы бежать к Эдии в Бердлип.

Так вот, в любом случае, работа в отеле сейчас для меня просто идеальна. Она не приносит много денег, но мне и не нужно много. У меня есть небольшие тайники с наличными (поняли, да?) повсюду, и если мне понадобится больше, я могу украсть еще. Биан разрешила мне жить в иронично названной комнате «Замок», размером с чулан, так что последние пятнадцать лет я занималась именно этим. Тусовалась в Сэнфорде, убирала номера, молчала.

Я знаю, что вы сейчас думаете: «Лу, звучит ужасно скучно». Но это не так. Я, может, и живу в тенях Сэнфорда, но жители просто считают меня немой горничной, работающей в «Лебеде». Некоторые, наверное, считают меня странной, но я не единственный необычный персонаж в Сэнфорде. Если вы так думаете, то явно не встречали Лурча. Все, что он говорит, это «Йеерс» в знак согласия и «Нооуп» в знак несогласия.

Вчерашняя ночь заставила меня осознать, что я немного застряла в самовольно созданном болоте. Драться с оборотнями было захватывающе. Ударить Жнеца по голове было весело. Расшифровывать свои корявые заклинания вместе с Эдией было... даже как-то освежающе. Да и я давно тут живу. Все вокруг стареют, а я — нет. Я никогда не старею. Могу менять прическу, макияж, гардероб, но выгляжу все равно на двадцать пять. Наверное, так будет всегда.

Так что, да, думаю, пора уходить.

Я знаю, что мне следовало сбежать прошлой ночью, но, честно говоря, дело не только в работе. Просто трудно прощаться. Такое ощущение, что я только этим и занимаюсь. Даже зная, что так будет безопаснее для всех, все равно мне больно.

Я собрала вещи еще вчера, так что, как только закончится смена, мне останется только схватить их и уйти. Даже не буду переодеваться. Знаю, Биан будет сидеть на ресепшене, как обычно разгадывать кроссворд. Она наверняка знает, что я могу исчезнуть в любой момент. И, наверное, догадывается, что дело не только в моем молчании.

Отдам ей записку, что нужно уехать на какое-то время. И больше не вернусь. Если ей нужна помощь на пару часов, я останусь. Я ей обязана. К тому же, я вчера всю ночь бегала по городу, чтобы сбить преследователей со следа.

Что... совершенно не сработало. Вообще.

Я резко останавливаюсь, входя в холл. Жнец здесь, сидит в синем кресле с высокой спинкой, закинув ногу на ногу, читает вчерашний выпуск «Граждане Сэнфорда». Он выглядит невероятно симпатично в своих черных брюках, начищенных брогах и черной рубашке на пуговицах. Рукава закатаны до локтей, из-под ткани видны его татуировки.

Его взгляд встречается с моим и не отпускает.

Черт.

Сумка соскальзывает с моего плеча и с грустным стуком падает на пол рядом с ресепшеном. Я смотрю на Биан. Она сосредоточенно разгадывает кроссворд.

— У тебя посетитель, — говорит она, не поднимая головы.

Только сейчас понимаю, что она не про Ашена.

Во всем этом хаосе я совсем забыла, что сегодня вторник. День «Эрудита²».

Энди поднимается с диванчика в другом конце холла, сияет улыбкой во весь рот. В руках несет горшок с каким-то растением. Протягивает его, как жертву богам. За ним, на круглом столике у неработающего камина, уже расставлена игра.

Боже, что за хрень. Почему все так неловко.

Стараюсь не смотреть в сторону Жнеца, но чувствую, как он прожигает меня взглядом. Энди даже не смотрит в сторону Ашена. Наверное, стоит сказать, что Энди Картрайт - детектив местной полиции, но он не особо наблюдательный.

Выдавливаю из себя самую приветливую улыбку и иду к Энди.

— Это спатифиллум, — говорит он, протягивая мне горшок, когда я останавливаюсь. — Сержант Энджел говорит, он помогает думать и кислородом воздух очищает... ну, что-то такое.

Улыбаюсь шире и прикладываю руку к груди в благодарность. Замечаю, что на руке видны розовые следы от укуса оборотня. Рана еще заживает. Энди не замечает. Или делает вид. Бросаю быстрый взгляд на Ашена. Он следит за движением моей руки с хищной внимательностью. Как сокол за добычей. Смотрит, как я ее опускаю, потом снова встречается со мной взглядом. На лице ничего не написано. Когда я прищуриваюсь, он наклоняет голову, словно оценивает мое закипающее раздражение. Подавляю подступающую панику, отворачиваюсь, забираю горшок у Энди и ставлю его на каминную полку.

Я сажусь за стол и складываю руки на коленях, как примерная вампирша. В последние месяцы наши еженедельные игры в «Эрудит» стали моим главным развлечением. Да-да, я знаю, вы сейчас думаете: зачем сирена-вампир, которая знает наизусть текст песни «WAP», во вторник вечером играет в «Эрудит» с городским копом? Ну, во-первых, это отличный источник информации. Например, так я узнала про ту свадьбу, где Джесси Бейтс устроил драку. Такие сплетни — полезная информация для вампира, который охотится на подонков.

Кроме того, мне просто ужасно скучно, а «Эрудит» — это хотя бы какое-то развлечение.

Так что я позволяю себя очаровывать... Неумелому, но милому детективу Картрайту с его усиками...

...С помощью спатифиллумов и настольных игр...

...Настольные игры.

Боже милостивый. Надо валить из этого Сэнфорда. Срочно.

Мы начинаем играть, и Энди рассказывает о последних новостях в городе, которых сегодня немного. Сбежал лебедь мистера Стакера. На городской площади появились граффити. Несколько подростков в толстовках были арестованы и, вероятно, будут чистить раскрашенные кирпичи зубными щетками в течение следующих нескольких недель на летних каникулах.

Улыбаюсь и киваю в нужных местах, выкладывая слова на доску. Чувствую себя немного спокойнее в присутствии Ашена. Просто потому, что он пока меня не убил. Под «спокойнее» я подразумеваю, что готова обмочиться всего на 90 процентов, а не на 99, как десять минут назад. Бросаю взгляд в его сторону. Он делает вид, что читает газету. Но потом наши взгляды сталкиваются, и я не могу отвернуться.

— Кстати, — начинает Энди, и я так резко вздрагиваю, что колено врезается в стол. — Ты в порядке? Извини, я не хотел тебя напугать, — говорит он, похлопывая меня по руке. Я бросаю взгляд на Ашена, его глаза по-прежнему прикованы к моим, словно мы связаны невидимой нитью. Когда я снова смотрю на Энди, вижу, что он даже не заметил нашего безмолвного диалога.

Боже, ну и тормоз, прости Господи. Милый, конечно, но тупой.

— Так вот, тут еще один случай произошел, — продолжает Энди, выкладывая слово «рядовой» на доску. — Вчера в участок пришел один парень, утверждал, что видел демона с горящим мечом в переулке за сырной лавкой.

Я приподнимаю бровь в притворном удивлении и выкладываю слово «съебись». Что такого? Мы играем по своим правилам. И это всегда веселит Энди...

...Каждый. Гребаный. Раз.

Энди ухмыляется, любуясь моим словом, и добавляет «сердце» на доску. Я хмурюсь, но тут же вспоминаю о своей маске и выдавливаю самую искреннюю улыбку, как только Энди смотрит на меня.

— Да, говорит, шел мимо и вдруг очнулся в переулке, а над ним стоит демон с мечом, и глаза огнем горят.

Жнец фыркает и прикрывает смех кашлем. Я украдкой бросаю взгляд в его сторону, но он уже спрятался за газетой.

Я выкладываю на доску слово «нахуй».

Энди хихикает и ставит «кретин» на доску.

— Да уж, наверное, ударился головой, потому мы его в больницу отвезли. Видать, переел сырных бутербродов на ночь, — подмигивает он. Ему самому кажется, что он остроумно пошутил, и я выдавливаю поощрительную улыбку. Я краем глаза вижу, что Ашен выглядывает из-за газеты. Он хмурится, как будто чего-то не понимает.

И тут мне выпадает шанс выложить слово, которое ждало своего часа. «Жнец».

Съебись нахуй, Жнец.

Энди увлечен подсчетом очков, а я тычу пальцем в слово на доске и сверлю Ашена взглядом, повторяя беззвучно: «Съебись нахуй, Жнец».

Его глаза сужаются, и я повторяю слова снова и снова, пока Энди не поднимает взгляд. Я одариваю его милой улыбкой.

— Ха-ха, смотри! Съебись нахуй, жнец! Не сегодня, Скелетор! Да, Лу?

Энергично киваю.

Энди внезапно начинает петь, и я сжимаю зубы под маской улыбки.

— We'll be able to fly, don't fear the reaper, Baby, I'm your maaaaan³.

Слышу, как Биан давится смехом за стойкой. Хочется провалиться сквозь землю. Смотрю на Жнеца: он сверлит меня взглядом.

После этого музыкального кошмара мы заканчиваем партию и начинаем новую. Наконец, приходит время прощаться, и Энди снова пытается выудить из меня согласие на настоящее свидание. Как всегда, я уклоняюсь от ответа. Благодарю за цветок, прижимаю руку к сердцу. Даже чмокаю его в щеку. От усов щекотно. Он улыбается так искренне и застенчиво. Вот за это я его и ценю. Он настоящий. Милый. Заботливый.

И одинокий. Я тоже одинока. Когда Энди рядом, я чувствую себя немного лучше.

— Ну, в то же время на следующей неделе, Лу? — спрашивает он, когда я провожаю его к двери. Киваю и улыбаюсь, и на этот раз моя улыбка искренняя. Я смотрю, как он выходит, садится в патрульную машину и уезжает.

Когда я поворачиваюсь обратно, Жнец уже нависает надо мной.

В его глазах вспыхивает пламя. Он сжимает мою руку в месте над тем самым укусом, которым я спасла ему жизнь.

— Нам есть что обсудить, вампирша, — говорит он и тащит меня на солнце.

ГЛАВА 7

Боже, ну у вас и лицо. Не волнуйтесь. Помните, что я говорила? Солнечный свет мне не вредит. В старые-добрые времена, я с сестрами днями торчала на пляже, мы ждали корабли, чтобы потом силой голоса разбить их о скалы. Вот это было весело! И загар был классный.

Но, честно говоря, тащить меня куда-то против воли — это просто наглость. Поэтому я доходчиво объясняю Жнецу, что о нем думаю. Ударом в челюсть.

Что, в общем-то, ни к чему не приводит. Кроме того, что он становится еще злее. Хотя есть чему радоваться: у него на виске роскошный фиолетовый синяк от удара мечом, которым я его огрела прошлой ночью.

На заметку: бить Жнеца не кулаком, а чем-нибудь увесистым.

Ашен тащит меня через улицу в парк, и только убедившись, что поблизости нет лишних глаз и ушей, чуть ослабляет хватку. Пфф. Он явно никогда не был в Санфорде. Таких укромных мест здесь просто не существует. Если он решит меня тут прикончить, вся округа будет в курсе.

Он останавливает нас под ветвями плакучей ивы, удерживая мою руку, пока я извиваюсь в знак протеста. Он смотрит на меня с таким видом, будто в его глазах скопилась вся ярость преисподней.

— Как тебя зовут? — грубо спрашивает он.

Что ж, может, мое колдовство все-таки работает.

Я показываю на свой бейджик, приколотый на груди. Там просто написано: Лу.

— Лу, — хмурится он.

Надо было придумать себе что-то менее похожее на Леукосию, конечно. Но так проще. Я знаю, что откликнусь на это имя. И оно напоминает мне о сестрах. Все равно никто не поверит, что я живу с 1700-х годов. Так что можно не заморачиваться.

Жнец все еще хмурится.

— Лу, а дальше? Фамилия?

Я мотаю головой и тыкаю пальцем в бейджик. Просто Лу.

— Просто Лу? Что это еще за фигня? Как у Бейонсе?

Я с размаху бью его в лицо, но он успевает перехватить мою руку. Замечаю мимолетный намек на улыбку. Вот же гад.

— Почему ты молчишь?

Я смотрю ему прямо в глаза. Гнев постепенно уступает место чему-то похожему на смирение. Опускаю взгляд. Делаю жалостливое лицо, на котором, надеюсь, читается нужное сочетание «я столько всего пережила» и «я прошла такой долгий путь, не связывайся со мной». Когда я поднимаю глаза, Ашен все так же непроницаем.

— Так что? Ты не хочешь говорить или не можешь?

Закатываю глаза. Какой смысл в этом цирке? Чего я ожидала? Поднимаю два пальца, давая понять, что не могу говорить. Это чистая правда. Если я заговорю, он меня разорвет на части прямо здесь, посреди парка.

Ашен сужает глаза. Его хватка усиливается. Вокруг нас клубится черный дым. Я вижу, как он борется сам с собой, сдерживая свои демонические порывы.

— Интересно. Но, помнится, при нашей первой встрече ты умудрилась подчинить себе человека. Как же тебе удалось сделать это молча, вампирша?

Я выдавливаю самую саркастичную и слащавую улыбку и жестикулирую: Гребанный магический язык жестов, ублюдок.

Судя по его выражению лица, он ни черта не понимает.

— Я не знаю язык жестов.

Пожимаю плечами, давая понять, что это не мои проблемы. Глаза Ашена все еще полны подозрений, но выражение его лица немного смягчается. Я чувствую, как кончик его большого пальца медленно скользит по розовым рубцам на моем запястье, так осторожно, словно он надеется, что я ничего не замечу. Но я замечаю. Тепло разливается по моей коже, словно след от падающей звезды.

— Последнее, что я помню с прошлой ночи — это как ты укусила себя за руку, чтобы залечить мою рану.

Я сглатываю и киваю. Жнец пристально смотрит на меня и сжимает мою руку, чтобы поднять ее. Я вижу, как в его глазах вспыхивает подозрение, когда он указывает на свою татуировку, выполненную витиеватым каллиграфическим шрифтом на предплечье. Узнаю эти слова. Там мое заклинание, выполненное черными чернилами, за исключением слов Sunu liiktisuma, которые сияют белым светом. Ашен показывает на мое предплечье. И тут я вижу ее впервые. Линию, сверкающую на солнце, словно опал.

Sunu liiktisuma.

Да будут они связаны.

— Как тебе удалось это сделать, если ты не умеешь говорить? — спрашивает Ашен. — Как ты вообще сотворила это заклинание? Ты не ведьма.

Ладно, хватит. Если отбросить эти раздражающе проницательные вопросы Ашена, у меня тут вот какая проблема. Может, я и не похожа на чопорную и элегантную вампиршу из ваших влажных фантазий. Но манеры у меня есть. Я предпочла заговорить прошлой ночью, подвергла себя опасности, чтобы помочь этому неблагодарному придурку. Его предположение, что я ничего не могу добиться без голоса, меня бесит. Это несправедливо. И если мы теперь связаны, он очень скоро поймет, что ошибается. Я могу многое сделать, не произнеся ни слова, например — прикончить его во сне.

Я не шевелюсь, не показываю пальцем, не использую жесты. Просто прожигаю его взглядом, жду, когда он сломается и скажет что-то информативное.

Он не собирается отступать.

В конце концов, я сдаюсь и тычу пальцем в его грудь, прямо в то место, где, я уверена, рана еще не зажила. Он дергается. Тычу снова, он пытается отбросить мою руку, но я быстрее, чем он думает.

Показываю на свою руку, которую он все еще держит. Потом на него и беззвучно произношу: «Не за что, мудак». Тыкаю в него пальцем на каждый слог, повторяя: «МУ-ДАК», вырываю руку и поворачиваюсь, чтобы вернуться в отель.

— Стой! Подожди, — говорит он, появляясь передо мной. Я пытаюсь обойти его, но он не дает. Сверлю его взглядом, он отвечает тем же, вижу вспышку пламени в его глазах, и отражение красного отблеска моих. — Зачем?

Вскидываю брови, складываю руки на груди.

— Зачем ты это сделала? Тебе же плевать на Жнецов. Да всем плевать, если нет выгоды. Тебе, вроде, ничего не нужно от меня. Ты собиралась сбежать, у тебя стоит сумка в холле гостиницы, — он делает шаг вперед, ждет, будто я вдруг заговорю. — Ты могла просто уйти, но спасла меня. Почему?

Даже если бы я могла ответить, я не знаю, что сказать. Потому что я правда не знаю. Не понимаю, зачем это сделала. Наверное, не стоило. В конце концов, его братья убили почти всех моих сестер, первых вампиров, обладавших магией. И то же самое с ведьмами-оборотнями, некогда дикими и свободными, и с первыми оборотнями, чья сила оставалась с ними и в человеческом обличье. Те, у кого была власть, всегда оказывались виновными. Жнецы уничтожали нас, бессмертных, на протяжении веков, без суда и следствия, часто без причины. На самом деле, этот Жнец последний, которого я должна спасать от смерти.

Может, я вмешалась из-за его расследования Преступления Мерзости? Загадка любопытная, но это его дело, я не хочу в этом участвовать. Может, просто нечестно было позволить ему умереть, когда он первым прикрыл меня, пусть и для того, чтобы я помогла в драке. Он прав, я ничего от него не получу, кроме проблем и, возможно, смерти.

Я отвожу взгляд, понимая, что обманываю себя. Где-то глубоко внутри я знаю правду. Я чувствую их под крышкой коробки в моем сознании.

Поэтому делаю то, что и всегда. Сажусь на эту крышку и придавливаю.

Я мотаю головой, прогоняя ненужные мысли, и Ашен дает мне пройти, пока я смотрю на двери отеля, мечтая оказаться в своей комнате. Он не может убить меня. Но он может причинить мне боль, если узнает, кто я на самом деле. Впрочем, он и без этого не упустит возможности. Просто потому, что он — Жнец. Демон. Каратель.

— Знаешь, оборотни не сдались, — слышу я его голос за спиной, но не оборачиваюсь. — Они попытаются создать еще одного гибрида. И они ловят вампиров не для того, чтобы убить, а для участи, которая хуже смерти. Они вернутся за тобой. Так что помоги мне раскрыть их планы и закончить эту охоту, вампирша.

Я слышу, как он следует за мной. Потом его шаги замедляются и останавливаются на тротуаре, когда я перехожу дорогу.

— Мы связаны, вампирша. Тебе не убежать. Я найду тебя, где бы ты ни была.

Его слова как удар ножа. Он не знает, насколько они ранят. Он не понимает, что для меня это значит. Быть связанной с тем, от кого я не могу убежать.

Что со мной, черт возьми, происходит?

Я еще сильнее прижимаю крышку своего внутреннего ящика.

И только сидя в комнате на кровати с опущенной головой, я понимаю, что он так и не поблагодарил меня.

Мудак.

ГЛАВА 8

Ашен в моей жизни всего неделю, а я уже продумала минимум пятьдесят способов, как его прикончить. Мой фаворит на данный момент — засунуть ему в кишки грязный ершик для унитаза. Причина? Он развязал стратегическую, чертовски эффективную войну против своего врага.

Против меня.

Во-первых, он заселился в «Лебедь». Сначала настороженно косился на Биан, но потом дождался, когда за стойкой будет эта миниатюрная блондиночка Анна, и очаровал ее, чтобы получить номер прямо напротив моего. Я и не подозревала, что Жнец может быть очаровательным, но это именно то, что он сделал. Я наблюдала. Уверена, он специально дождался, когда я буду в холле. Ему даже хватило наглости подмигнуть мне, когда он отвернулся от стойки, перекидывая ключ-карту между костяшками пальцев. Я показала ему средний палец в ответ.

Второй день он шнырял по отелю, как крыса. Первый раз я наткнулась на него, когда он изучал кнопку тревоги возле запасной двери на втором этаже. Часом позже я застукала его у лестницы на крышу. На каком бы этаже я ни находилась, он каким-то волшебным образом оказывался рядом. Днем я проскользнула в комнату охраны и некоторое время наблюдала за тем, как он изучает камеры и пути эвакуации, пока мне не стало скучно.

На третий день он решил завести разговор со всеми. Сначала это был Питер Стейкер, который выполняет у нас мелкий ремонт, если он не теряет лебедей и не стрижет лужайку в церкви. Затем он поговорил с Деб, шеф-поваром, чье воскресное жаркое каждую неделю притягивает в ресторан половину города. Он даже расположил к себе Биан, когда помог ей с кроссвордом, хотя она продолжала поглядывать на меня во время разговора. Она всегда присматривает за мной. Хотя бы кто-то. Позже я увидела Ашена с Анной в баре, где он, потягивая скотч, что-то тихо говорил, а она неестественно громко смеялась. Я с трудом проглотила ком ярости и нашла Питера, чтобы сыграть с ним в партию в криббедж⁴.

В конце каждого дня Ашен считал необходимым появиться в дверях своей комнаты именно в тот момент, когда я собиралась войти в свою, и сообщить мне некую «важную» информацию.

— Тебя не беспокоит, вампирша, что кто-то мог бы получить номер напротив твоего, не вызвав подозрений у персонала?

Нет. Я вампир, и могла бы просто убить их, как, возможно, поступлю и с тобой.

— Ты в курсе, вампирша, что сигнализация на двери, ведущей на крышу, отключена?

Да. Я же тут работаю.

— Вампирша, ты знаешь, что в 2007 году в этом городке произошла серия убийств, взорвался особняк и сдетонировала старая морская мина?

Да. Я была здесь. Это было чертовски круто.

На четвертый день Ашен исчез, и, не знаю почему, мне хочется за это тоже убить его.

На пятый день я попыталась взять себя в руки. Если он хочет исчезнуть — это его дело. Может, даже к лучшему. Может быть, я наконец-то вернусь к своей тихой жизни.

Но когда он не появился на следующий день, я прочесала каждый дюйм его номера, которого старалась избегать до этого. Я даже обнюхала его простыни, прежде чем сорвать их с кровати. Да, знаю, это очень странно. Но там не было ничего, абсолютно ничего. Как будто его никогда и не существовало. Я начала задаваться вопросом, не было ли это все галлюцинацией, но потом моя татуировка начала ужасно зудеть. Потом мне стали сниться странные сны об Ашене, переулке и о том, как он едет куда-то на машине. Я инстинктивно знала, что если мне понадобится, я смогу его найти. Возможно, это займет дни, даже недели. Часть меня понимала, что ему никуда не деться. Но все равно... Я чувствовала, и до сих пор чувствую какое-то беспокойство. Как бы я ни хотела, чтобы его здесь не было, он должен быть здесь. Но его нет.

Может, это все карма. Я отняла много жизней, все-таки я вампир. Возможно, я заслужила какую-то космическую расплату, например, небольшой сбой в реальности, который заставляет меня усомниться в том, существую ли я вообще в Матрице.

Вот так. Сейчас седьмой день, и я уже ничего не понимаю в этой жизни. Что, черт возьми, происходит? Вместо того чтобы отправиться на поиски Жнеца или наполнить ванну текилой и выпить ее через трубочку, я решила, что лучше просто сосредоточиться на работе.

Я работаю за двоих и отмываю все до блеска. В прямом смысле слова чищу плитку зубной щеткой с отбеливателем. Голыми руками. Снимаю сетки с окон и высасываю пылесосом мертвых насекомых. Когда тащу белье в прачечную, я снимаю ручки с машинок и полирую пластик под ними до блеска. Только когда я начинаю чистить кнопки телефона на стойке регистрации спиртом и ватной палочкой, кто-то наконец решает вмешаться.

— Хватит, — приказывает Биан, выхватывая палочку из моих рук.

Я делаю грустное лицо и надуваю губы, пытаясь забрать ватную палочку. Она ломает ее пополам, и я с полупритворным ужасом ахаю, когда она выбрасывает ее в мусорку. Мы смотрим друг на друга, сощурив глаза. Я сдаюсь первой. Биан может быть и коротышка, но она все равно меня пугает. Она хватает блокнот и ручку со стола и тычет ими мне в грудь.

Я закатываю глаза. Биан хмурится.

Начинаю писать.

«Парень из номера напротив выехал?» — пишу я.

Я передаю записку, она ухмыляется.

— Нет, — говорит она. Выхватывает ручку из моих пальцев, пристально смотрит на меня, но в ее глазах проскальзывает искорка веселья. Мне это не нравится. Взгляд Биан скользит к двери, она садится за стойку, открывает свою потрепанную книжку с кроссвордами. — «Эрудит», — говорит она, кивая на дверь в вестибюль, не поднимая глаз.

Черт.

Энди входит в «Лебедь» с нежной улыбкой и с коробкой «Эрудита» под мышкой. Пытаюсь выдавить из себя что-то похожее на искреннюю улыбку в ответ, но знаю, что у меня не получается. Чувствую, как тяжесть этой недели давит на меня, как будто кости лица готовы рассыпаться, а в груди поселилась тоска.

Мы сыграли три партии, и я составляла всякие тоскливые слова типа «одиночество», «тьма» и «уныние». Не судите строго. Я вампир. Мы любим порой страдать и быть меланхоликами. Но это глупо, понимаю. Мне не должно быть грустно. Если Жнец исчез из моей жизни, надо радоваться. Скорее всего, так и произошло. Татуировка больше не чешется. Кошмары не снятся. Колдовать я не умею, так что, видимо, чары спали. И слава богу. Жизнь снова станет нормальной. Поэтому, когда Энди, собираясь уходить, набрался смелости и предложил мне сходить в кино на нормальное свидание, я согласилась.

Теперь я лежу и смотрю на трещину на потолке и думаю, как так получилось, что пять тысяч лет жизни привели меня именно к этому моменту.

В дверь тихо стучат. Три раза.

— Вампирша, — шепчет кто-то за дверью.

Закрываю лицо руками. Даже не знаю, что чувствую. Облегчение? Разочарование? Может, и то, и другое.

Тук-тук-тук.

— Вампирша-а.

Я вздыхаю и скатываюсь с кровати, бесшумно приземляясь на кончики пальцев рук и ног, как в упражнении на равновесие. Столько лет притворялась человеком, что почти забыла, на что способна.

Подхожу к двери, закатываю рукава, чтобы скрыть потрепанные манжеты. Когда открываю дверь, Ашен уже собирается постучать, его рука поднята, другая за спиной. Как всегда, выглядит идеально: отутюженная черная рубашка, черные джинсы. Я начинаю чувствовать себя неловко в своей же комнате.

— Ты неважно выглядишь, — говорит Ашен, и я хочу захлопнуть дверь, но он подставляет ногу. — Что с тобой случилось?

Я рисую большой круг пальцем в воздухе.

«Ты», — беззвучно говорю я.

Ашен хватает мою руку и подносит ее к своему носу.

— Почему твои руки так пахнут? — спрашивает он, когда я выдергиваю руку. — Отвратительно.

Отбеливатель. Нужно запомнить: демоны не любят отбеливатель. Я саркастически улыбаюсь и начинаю показывать жестами, как брызгаю и протираю косяк двери.

«Это называется работа», — говорю я одними губами.

— Что такое «оббота»?

Я закатываю глаза и мотаю головой.

«Работа», — пытаюсь снова.

— Держи, — говорит он, доставая что-то из-за спины. Пахнет кожей и чистой бумагой. Он протягивает мне блокнот в черной кожаной обложке и длинную, тонкую коробочку. Я смотрю на него, а потом беру вещи в руки.

На обложке блокнота вытиснен золотой узор из цветов и виноградных лоз. Я перелистываю страницы. Плотная бумага цвета слоновой кости с золотым обрезом. Поднимаю взгляд на Ашена, но он смотрит на коробку. Открываю ее, а там — перьевая ручка с перламутровым корпусом. Она переливается всеми цветами моря. А на колпачке — золотое кольцо с узором из маленьких рыбок.

В горле вдруг перехватывает дыхание.

— Я подумал, так будет легче, чем пытаться понять тебя по губам, — говорит он глубоким голосом. Я киваю, не поднимая головы. — И еще принес тебе это.

Зачехленная катана возникает над коробочкой и книгой в моих руках. Выдыхаю от изумления. Осторожно ставлю вещи на пол, и он бережно вкладывает меч в мои ладони. Мои пальцы невольно дрожат.

— Я заметил твой кинжал той ночью. Кайкен с серебряными вставками, мастерская работа. Ты ведь провела немало лет в Японии, да?

Я молча киваю, затаив дыхание. Сглаживаю пальцами оплетку рукояти. Медленно, почтительно обнажаю клинок, чтобы увидеть клеймо мастера.

Это правда. Невероятно… Неужели эта реликвия уцелела?

— Ты сражалась вместе с Томоэ Годзэн? — тихо спрашивает Ашен. И снова киваю, не открывая глаз, пожимая губы. — Я отомстил за ее смерть, убив оборотня, и вернул ее меч. Теперь он принадлежит тебе. Он должен быть у той, кто ее знала.

Это было словно в другой жизни, но воспоминания до сих пор терзают душу. В горле встает ком, словно меня душат. Это самое тяжелое бремя вампира — вечно помнить то, что так отчаянно хочется забыть.

Время замирает, пока я не убеждаюсь, что слезы не потекут. Открываю глаза, ощущая их неестественный блеск. Тянусь к блокноту, открываю его и вытаскиваю новую ручку.

«Спасибо».

Поднимаю записку, давая ему прочитать. Наши взгляды встречаются. В моих глазах все еще плещется боль. Жнец смотрит на меня, и я чувствую его пристальный взгляд, а потом он кивает и уходит к себе в номер.

— Вампирша, — бросает он через плечо, останавливаясь в дверях. В его взгляде вспыхивает темное предупреждение. — Если кто-нибудь спросит, это не от меня.

Я наклоняю голову в вопросе, прижимая к груди меч, книгу и ручку.

— Я не хочу, чтобы у кого-нибудь сложилось неверное впечатление.

Взгляд Жнеца впивается в мой, словно прожигая. Мгновение тянется невыносимо долго. Достаточно, чтобы моя душевная рана заныла с новой силой. Достаточно, чтобы осознать: говоря «кто-нибудь», он имеет в виду лишь меня.