Тени Атлантиды

Глава шестнадцатая

К полудню воздух от зноя загустел, словно масло, над рекой повисла дымка. Нутхес сидел голышом на скамье и правил лодкой. Он так устал, что уже и не замечал этого. Жрец пообещал самому себе, что, пока не увидит пристань Туита, к берегу не причалит и не сомкнет глаз.

Ближе к вечеру зной немного спал. Солнце больше не обжигало плечи, а раскаленное добела небо уже не слепило глаза.

Он не причалил к берегу, когда краешек распухшего алого солнца коснулся верхушек деревьев. Речная вода на закате окрасилась в кровавое золото, а потом погасла. Близилась ночь, и Нутхес накинул жреческий плащ.

Он плыл сквозь зеленые сумерки, такие густые, что, казалось, по воздуху можно грести, как по воде. Плыл, когда на небе зажглись звезды, а над рекой встала черная и прозрачная, как хрусталь, ночь.

Мимо в тишине проплывали покинутые деревни и маленькие городки. Так было везде, по всей реке: густые заросли сменялись покинутыми селениями. Люди ушли в глубь страны, опасаясь войска варвара.

Незадолго до рассвета третьего дня пути он увидел огни на правом берегу Таиса и направил туда лодку. Река круто поворачивала, а из-за поворота появлялись все новые и новые огоньки.

Наконец Нутхес увидел пристань и множество кораблей, стоявших у причала. Его окликнули, к нему быстро подплыла лодка, в которой сидели воины…

Кхешийский десятник, подавив зевок, с тоской в глазах смотрел за окно. На столе перед ним лежали перемазанная речным илом сумка Нутхеса и кристалл. С крюка, вбитого в потолок, свешивалась лампа. Фитиль потрескивал и коптил.

— Мое имя Нутхес. Я был жрецом в храме Сатха в Тшепи. Но три дня назад Тшепи пал. Варвар обманом занял цитадель и осквернил храм. В Туит я прибыл по распоряжению Амензеса, мага Черного Логова… Прикажите проводить меня к нему или к верховному жрецу Сатхамусу.

— Послушай, жрец, — посмотрел на него десятник. — Я не хочу тебя обидеть, но вот так взять и поверить тебе на слово тоже не могу. Сам понимаешь, время тревожное.

Нутхес кивнул.

— А если на самом деле ты никой не жрец, а пробрался сюда, чтобы убить верховного жреца или, скажем, самого Тха-Таурага, — осторожно продолжил вояка. — Сейчас раннее утро. Жрецы еще спят. Их утомило путешествие по Таису — флот прибыл из Ханнура вчера вечером… Да и ты нуждаешься в отдыхе. Я тебе советую немного поспать в соседней комнате, а мы пошлем гонца…

У Нутхеса вдруг все поплыло перед глазами: беленые стены караулки, лампа, висевшая на крюке, удивленное лицо офицера, кристалл на столе… «Кристалл!» Эта мысль в одно мгновение вернула жреца из забытья.

— Ты прав, мне действительно нужен отдых. Три дня под палящим солнцем кого угодно вымотают до предела. Я подожду в соседней комнате. Только верни мне кристалл.

— Нет, — отрезал десятник. — Он останется у меня. Сейчас я доложу о тебе начальству.

— Кристалл, — повторил Нутхес. — Отдай мне камень.

— Не могу, — покачал головой десятник. — Но я обещаю: двое воин будут стеречь твой талисман, как зеницу ока… Надеюсь, я тебя ничем не обидел?

Последних слов Нутхес не слышал, он провалился в глубокий сон… Он не слышал, как десятник позвал кого-то и сказал:

— Странный он какой-то. А ну, ребята, отнесите его, пусть проспится. А ты передай сотнику его просьбу, пусть сам проверит, не лазутчик ли это.

Проснувшись, Нутхес обнаружил, что лежит на скамье в помещении с низким потолком и каменными стенами. В крохотное окошко под потолком бил косой солнечный луч.

«Где я?» — подумал он, садясь.

Он чихнул, осторожно ощупал зудящую шишку над ухом и все сразу вспомнил.

Судя по тому, что кто-то умыл его, наложил повязки на голову и прокушенную грызуном руку, а на стуле жреца дожидался чистый плащ — десятник выполнил свое обещание.

Одевшись, Нутхес толкнул тяжелую, обитую железными полосами дверь. Она оказалась не заперта.

Воин, стоявший на карауле, вытянулся и гаркнул:

— Да пребудет с тобой Великий Змей!

Нутхес коротко кивнул и сказал:

— Я хочу пить и есть.

В тот вечер Нутхесу, простому жрецу из храма в Тшепи, была оказана большая честь: сам верховный жрец Черного Логова, Сатхамус, разделил с ним трапезу.

Трапезничали ближе к ночи на открытой террасе стоявшего у пристани павильона. Рабы, двигаясь совершенно бесшумно, точно их ноги не касались древней мозаики, покрывавшей пол, меняли блюда и подливали в чаши вино. Сперва господин Сатхамус и Нутхес отведали вареной речной рыбы, пряной и необычайно сочной. За рыбой последовало овощное рагу…

Нутхес устало откинулся на спинку кресла: еда и вино совершенно его разморили. Сатхамус понимающе улыбнулся:

— Путь был нелегким?

— Да, верховный, — ответил Нутхес.

Сатхамус кивнул. Они помолчали.

— Я боялся, что валузийский флот меня нагонит, и двое суток плыл, не приставая к берегу, — продолжил Нутхес.

Сатхамус отпил вина из чаши и задумчиво посмотрел на садившееся за реку солнце и ослепительно сверкавшую речную излучину.

— Когда армия Кулла будет разбита, кому-нибудь придется снова проделать этот путь, чтобы вернуть кристалл в Тшепи, — проговорил верховный жрец.

— Варвары осквернили храм, — нахмурился Нутхес.

— Да, — согласился Сатхамус. — Храм осквернен. А настоятель убит. Сейчас Черное Логово ищет ему замену. Ты молод, но доказал нам, что предан Сатху и готов положить за него жизнь. О тебе тепло отзывался покойник, пусть его душе воздастся по заслугам, он готовил тебя в свои преемники. Я не сомневаюсь в тебе, но ты-то что думаешь: по силам ли тебе быть настоятелем храма?

— Я не знаю… Это так неожиданно… — смутился Нутхес.

— Ты справишься, — заверил его Сатхамус. — Мы знаем путь, который ты прошел. Он во сто крат дальше, чем дорога от Тшепи до Туита. Многим достойным не хватило жизни, чтобы одолеть его. Но Великий Сатх отметил тебя и привел на порог гибели. Ты шагнул за свою смерть и наконец родился заново.

Нутхес взглянул на Сатхамуса с изумлением и испугом.

— Мы знаем, что произошло с тобой на реке, — пояснил тот — Простые люди едва ли увидят в тебе перемену, но от посвященных скрыть это невозможно.

Рабы, убрав со стола блюда с остатками овощного рагу, принесли сласти.

Между тем на крепостной стене неподалеку от павильона появились люди. Двое смотрели на реку и говорили о чем-то, остальные почтительно держались в стороне. Нутхес догадался, что это сам Тха-Таураг, его телохранители и свита.

— Тот, что с мечом на поясе, — Халег, — сказал Сатхамус. — А в черном длинном плаще — это Тха-Таураг. В последнее время они неразлучны.

— Халег? — переспросил Нутхес. — Это тот варвар…

— Халег — талантливый полководец. Увы, среди кхешийских воинов равного ему нет… Если ты насытился, мы можем пойти туда…

Они поднялись на стену. Нутхес не бывал прежде в Туите и теперь, окинув взглядом город, заметил, что тот значительно меньше Тшепи, а крепостная стена вокруг него не так высока и прочна.

За городом, со стороны главных ворот, начинались обширные поля и огороды. Леса расступались в стороны на десяток лиг и едва ли не у самого горизонта сходились снова, точно высокая зеленая волна с рваным гребнем.

— Идеальное место для битвы, — заметил Сатхамус. — Что-что, а тесно здесь никому не будет.

— А если Кулл не примет боя и пройдет мимо?

— спросил Нутхес, — Дальше, вверх по реке, к Хан-нуру?

— Вверх по Таису он не пройдет, — покачал головой Сатхамус. — Халег перегородил кораблями реку. Но Кулл не из тех, кто отказывается от битвы. Армии сойдутся завтра, и еще до заката решится судьба Кхешии. Эта битва будет последней

— так предсказала Всевидящая Нут.

— Завтра? — удивился Нутхес.

Но Сатхамус, кажется, его не слышал. Прикрыв рукой глаза от солнечных лучей, верховный жрец пристально всматривался вдаль.

— Он уже здесь, — тихо сказал Сатхамус. — Посмотри на реку…

Нутхес скользнул взглядом по лагерю кхеший-ской армии, вставшей у городских стен, по бесчисленным шатрам, палаткам, огонькам костров, посмотрел на Таис и там, где русло петляло и терялось в зарослях, далеко внизу по течению увидел неяркий блеск. Это, должно быть, щит отразил луч садившегося солнца. Затем жрец разглядел, как вверх по реке плывет маленький, как будто игрушечный, кораблик. За ним из-за поворота появился другой, потом третий…

— Боги не ошибаются, — заметил Сатхамус. — Кулл привел свою армию к назначенному сроку туда, где мы его ждем.

Кулл стоял на палубе «Великого Хотата», ожидая вестей от высланной вперед галеры.

После того как конная разведка с берега доложила, что у кхешийского городка под названием Туит расположилась армия противника, Кулл приказал встать на якорь и выслал вперед корабль проверить донесение. Сейчас галера быстро возвращалась.

На палубу поднялся сотник:

— Мой король, на берегу под Туитом — огромный лагерь, тысячи три палаток и шатров. В лагере полно воинов. Нас обстреляли с городских стен из баллист и атаковали три боевые кхешийские галеры. Мы, не принимая боя, ушли. Издалека мы видели: кхешийцы перегородили реку судами. Наверное, приготовили ловушку. Если мы будем прорываться, то обязательно там застрянем.

— А зачем нам прорываться? — спросил Кулл. — Здесь можно уничтожить всю их армию. Хорошо иди. — Он повернулся к командиру Алых Стражей: — Келкор, слушай приказ. Кораблям пристать к берегу. Войску выгружаться и ставить лагерь здесь. Передай Кандию, Эрадаи и Энкеши, чтобы подтянулись к нам. Выполняй. Завтра я намерен разбить Черное Логово.

Смеркалось.

За стволом огромного дерева стоял Усирзес. Вдалеке поднимались в темнеющее небо невысокие стены Туита. Под ними среди походных шатров горели костры… А совсем близко топтались всадники, десятка три. Усирзес видел их темные силуэты, слышал ржание лошадей и кхешийскую речь. Он ждал, прижимая к груди сундучок из брусков железного дерева, заботливо завернутый в серый плащ. Из оружия у жреца был только узкий стилет.

Всадники как будто тоже чего-то ждали: конный разъезд не двигался с места.

Вскоре в небе над Таисом погас последний бледный отсвет заката и стало совсем темно.

Тогда Усирзес вышел из-за дерева и пошел по потерявшейся во тьме тропе, беззвучно читая простое заклинание, благодаря которому ничьи взгляды не останавливались на нем, а скользили мимо, как будто он был не человек, а сухое дерево или трава, или просто пустое место.

Тропа повернула к Таису и пошла под уклон. Вскоре ее пересекла другая тропинка, более широкая. Усирзес остановился, гадая, куда идти. Из задумчивости его вывел глухой дробный гул, который постепенно нарастал: это стучали лошадиные копыта. Похоже, конный разъезд все-таки снялся с места.

Жрец обернулся на звук. Где-то совсем близко заржала лошадь. Звезды, висевшие совсем низко, замигали и исчезли: их заслонили силуэты всадников. Еще через мгновение жрец увидел их. Всадники неслись на него во весь опор.

Продолжая читать заклинание, Усирзес сошел с тропы и лег в канаву, прикрыв своим телом сундучок с реликвией.

Одна лошадь пронеслась над ним. Копыта другой ударили о землю у самой головы жреца… Через три-четыре десятка ударов сердца конный разъезд пропал в ночи, и Усирзес поднялся на ноги и пошел по той тропе, что была шире. Она привела жреца прямо под стены Туита. Пару раз он видел вдалеке конные разъезды, а у самого лагеря, поднявшись на гряду невысоких поросших травой холмов, чуть не столкнулся лицом к лицу со кхешийским воином. Тот держал перед собой лук. Тетива была натянута, а на тетиву положена стрела.

— Ты слышал?

— Не уверен, — ответил другой воин, с пикой. — А может, это шакал? Или еще зверь какой…

Оба стояли перед Усирзесом и пристально всматривались в темноту за его спиной. Губы жреца беззвучно шевелились.

Воины заспорили. Они говорили громко и не услышали, как жрец прошел мимо…

Несколько раньше, на борту «Хотата», в каюте валузийского короля произошло событие, которое могло совершенно изменить дальнейший ход кампании, от которого зависели жизни тысяч и тысяч воинов обоих войск. В каюте сидели три человека: Кулл, Рамдан и Усирзес. Они разговаривали и ели засахаренные фрукты, запивая их вином.

— Ты доверяешь мне, мой король? — спросил Усирзес.

— Да, — кивнул Кулл.

— Мой король, ты дорожишь жизнью своих воинов?

— Валка! Что за глупый вопрос?

Атлант поднялся из-за стола и, подойдя к бочонку, нацедил в чашу вина. Над ней сразу закружились несколько ос.

— Проклятье… — пробормотал Кулл, отгоняя их рукой, — Ты, жрец, не ходи вокруг да около. Не люблю я этих ваших кхешийских тонкостей. Говори прямо, я не дурак — пойму.

— Правитель Кхешии верит в пророчество о северном варваре, который воскресит Усира, — сказал жрец — Он знал о потайном ходе в храм Сатха… Скоро грянет великая битва. Третью ночь луна наливается кровью. Но судьбу Кхешии можно решить иначе, не такой страшной ценой, которую она заплатит, если сражение произойдет. Я хочу переговорить с владыкой о мире на определенных условиях.

Кулл сел в кресло напротив жреца, уперся лок-тями в столешницу, положил на сцепленные пальцы тяжелый подбородок и, недобро сощурясь, посмотрел в глаза Усирзесу.

— Если бы ты, жрец, сейчас спросил меня, доверяю ли я тебе, я бы ответил: «Нет», — заговорил наконец король. — Ты ведь сейчас говоришь сразу за многих людей. Ты уверен, что твой правитель сумеет сдержать слово?

— Да, мой король, — кивнул Усирзес.

— Так… — сказал Кулл, — А что ты думаешь, Рамдан?

Маг пожал плечами:

— У правителя, считай, нет власти. Кхешией управляет Черное Логово. Но его очень любят воины… Кто знает, а вдруг у него получится?

Отогнав ос, Кулл надолго припал к чаше.

— Сенахт хочет беспредельной власти над Кхе-шией, — продолжил Рамдан. — А еще он хочет сменить религию. Я прав, Усирзес?

— Да.

— Если дать ему это, он согласится помочь.

— Если я правильно понимаю, — медленно заговорил Кулл, — твой владыка едва ли захочет стать наместником в разоренной стране, порабощенной Валузийской империей?

— Наши страны могут стать союзниками, — быстро заговорил Усирзес. — Согласись, король, выгоднее иметь дело с дружественной страной, чем с далекой провинцией, где то и дело зреют мятежи… Я знаю, у тебя была еще личная причина для похода на Кхешию…

— Верно, — перебил его Кулл. — Причина есть. Я враг Черного Логова. А каждый маг Черного Логова — мой личный враг… Ты знаешь, Усирзес, дважды они едва не спихнули меня в могилу. Клянусь Валкой, не помню, когда еще я видел смерть так близко. Я забыл, сколько убийц за последние годы они подослали ко мне. Думаю, советник Ту ведет точный счет… Наверное, мы сможем договориться. Если Сенахт согласится выплатить двадцать ларей с золотом, принести мне и моим потомкам клятву вассальной верности, а также разоружит армию и не будет мешать мне расправиться с Черным Логовом. Тогда можно будет говорить о перемирии.

— Мой король, разреши мне вести переговоры от твоего имени.

— Хорошо Усирзес. Постарайся принести ответ завтра до полудня.

Усирзес поднялся из-за стола и, поклонившись валузийскому королю, вышел из каюты.

В сумерках он покинул лагерь…

Теперь Усирзес шел между кострами мимо кхе-шийских воинов и наемников с иссиня-черной кожей, вдоль глинобитной стены города…

Губы жреца по-прежнему беззвучно шевелились. Одно звено заклинания он заменил другим, и хотя теперь все могли видеть его, но никто не останавливал и никому, казалось, не было до него дела. Наверное, попробуй даже Усирзес сам завязать разговор, ему бы не ответили.

Он сейчас чувствовал себя среди своих соплеменников как чужой среди чужих, как враг, тайком пробравшийся в стан врага.

«Но я не враг моему народу, — говорил себе в ту ночь Усирзес. — Это народ мой слеп и поклоняется богу, убившему своего брата. Оттого я и пришел сюда тайком: те, кто служит Истине, редко ходят торными дорогами».

Усирзес даже не попытался искать в лагере лиловый шатер Сенахта. Жрец знал: владыка не останется ночевать в походном шатре, если на то нет крайней нужды, и наверняка сейчас отдыхает во дворце наместника Туита.

Городские ворота оказались закрыты, а возле них стоял караул. Правда, можно было попытаться пройти через другие…

Усирзес сел на корточки у стены и задумался. Он еще не решил, как ему поступить, когда ворота со скрипом, настолько пронзительным, что его, наверное, было слышно на той стороне реки, распахнулись.

Жрец поднялся и подошел ближе.

Из ворот выехало несколько всадников. Тот, кто ехал впереди на пегой лошади, судя по всему, занимал высокий пост в кхешийской армии, а другие были то ли его слугами, то ли телохранителями. Одно Усирзес мог сказать точно: прежде этого человека он не видел. Лицо всадника закрывало забрало, поэтому понять, кхешиец он или варвар, было невозможно.

Человек на пегой лошади скользнул по Усирзе-су взглядом, обернулся и что-то негромко сказал ехавшему рядом слуге…

Прежде чем ворота закрылись, жрец проскользнул в город. Он вошел не таясь, но никто не обратил на него внимания: вряд ли враг мог забраться так далеко.

Туит… Маленький грязный город с узкими улочками, пропахшими рыбой, отбросами, немудреной стряпней. Город такой же древний, как сама пустыня. Туит стоял здесь всегда. Его жалкие глинобитные стены с начала времен смотрелись в воды Таиса, словно в живое зеркало…

Отойдя немного от ворот, Усирзес свернул и переулок: по главным улицам ходили патрули, а использовать магию в черте города было опасно.

Жрецы Черного Логова услышат его, попробуй он прочесть даже самое простое заклинание.

Усирзес не бывал в Туите прежде и сейчас, бредя по узким, затопленным тьмой улочкам, пытался наугад найти дорогу к нужному переулку.

Дважды он выходил назад к городским воротам, точно какой-то демон водил его по кругу… В другой раз он забрел в тупик, где царила кромешная тьма.

Двигаясь ощупью вдоль стены, жрец нашел плетеную калитку, толкнул ее, и она неожиданно отворилась.

Пройдя еще немного, Усирзес вдруг услышал, что звук шагов отдается со всех сторон приглушенным эхом.

Тогда он поднял голову и, оглядевшись, увидел, что находится на базарной площади. До нужного переулка оставалось всего несколько шагов.

Площадь была безлюдна и погружена во тьму. Неспешно обойдя ее по кругу, жрец вошел в переулок.

Здесь из десятков лавок его внимание привлекла лишь одна. На стене этой лавки между закрытыми окошками висел сколоченный из деревянных брусков щит с именем хозяина — Елиара и перечнем товаров, которые здесь можно купить:

Ничего необычного для непосвященного человека в этой надписи не было. Однако Усирзес мог сложить из заглавных букв вывески совсем другое сообщение:

Лавка занимала небольшой домик в два этажа, фасадом, как все и дома по соседству, обращенный в переулок.

За ставнями окон первого этажа было темно, зато на втором этаже в окне мигал огонек светильника.

Усирзес толкнул дверь. Как и следовало ожидать, она была заперта. Тогда жрец осторожно постучал условным стуком.

Усирзес не успел еще убрать руку, как в окне над его головой появился паренек.

— Тебе чего нужно среди ночи, добрый человек? — поинтересовался он.

— Ты сын Елиара?

Усирзес отступил на шаг от двери, чтобы видеть, с кем говорит.

— Может, и сын. Тебе-то что? — огрызнулся парень.

Но жрец понял, что угадал:

— Скажи отцу, что у меня к нему срочное дело.

На этот раз пришлось ждать долго. Наконец в окошке показалось доброе лицо толстяка Елиара. Он окинул взглядом сутулую фигуру Усирзеса, а затем посмотрел поверх его головы.

— Ночью мой товар дороже, — хмуро сообщил лавочник. — Сынок, впусти покупателя. Ну, добрый человек, что тебе нужно от Елиара? — спросил он Усирзеса, когда мальчик вышел из комнаты, притворив за собой дверь.

Усирзес, не сказав ни слова, снял жреческий плащ и повернулся лицом к свету.

Внимательные глаза Елиара скользнули по наколке. Лавочник кивнул, и Усирзес набросил плащ на плечи.

— Мое имя Та-Нут. Я жрец Львиноголовой Нут. Храм, откуда я пришел, находится в пригороде Тшепи.

— Я слышал о тебе, но не видел прежде, — сказал Елиар. — Ты знаешь других людей, тех, кто помнит о нем?

— Знаю, — Усирзес сделал знак Елиару.

Лавочник подошел ближе, и жрец прошептал ему на ухо несколько слов.

— Довольно, — улыбнулся Елиар. — Теперь я не сомневаюсь: ты тот Усирзес, о котором я слышал. Моему брату нужны отдых и еда? Мой брат ищет убежища?

— Нет. Благодарю тебя, брат, — покачал головой Усирзес.

— Моя жена заварит нам травяной настой…

— Нет времени, брат, — устало вздохнул жрец. — Я пришел к Туиту с варваром, о котором говорится в пророчестве.

— Я понял, брат.

— Пророчество может свершиться завтра. Но мне нужно увидеть нашего Высокого брата.

Елиар кивнул и вышел из комнаты.

Усирзес терпеливо ждал.

Вернувшись, лавочник нацедил гостю и себе по чаше пальмового вина.

— Высокий брат занимает покои во дворце наместника, на втором этаже, — сказал Елиар. — Дворец окружен садом. В сад ведут ворота и несколько калиток. Всюду стоят стражники. У северной калитки их двое. Один — наш названный брат, а другой — муж дочери нашего брата. Туит — это маленький город, здесь все друг другу родственники. Мой сын проводит тебя к северной калитке. Тебя отведут в покои Высокого владыки. Чем я могу помочь тебе еще?

— Этого будет достаточно, брат, — тепло улыбнулся Усирзес.

Близилась полночь.

Молчаливый сын Елиара вел жреца той дорогой, по которой ходят только мальчишки и коты. Они перелезали через заборы, протискивались в узкие щели между стенами домов и сараев и даже перебегали по крышам…

Ко дворцу наместника Туита вышли неожиданно. Только что пробирались по замусоренному тупику мимо брошенного дома — и вдруг из темноты выступила каменная ограда.

Сын лавочника огляделся по сторонам и быстро зашагал вдоль нее. Усирзес поспешил следом. У калитки его провожатый остановился и постучал условным стуком. Им отворили.

Мальчик пропустил жреца вперед и, когда тог вошел в сад, шагнул следом.

— Доброй ночи, брат, — приветствовал Усирзеса стражник.

— Доброй ночи, брат, — ответил Усирзес и обернулся к своему провожатому. — Спасибо, мальчик, ты мне очень помог. Возвращайся домой. И передай мою благодарность отцу.

— Я могу пробраться во дворец, так что меня никто не услышит, — торопливо заговорил паренек. — А хотите, я найду покои, где спит Тха-Таураг, и перережу ему горло?

Усирзес устало улыбнулся и взъерошил ему волосы на макушке:

— Если хочешь помочь мне, возвращайся домой. И помолись Львиноголовой Нут.

Мальчик недовольно хмыкнул, но ничего не сказал, а молча приоткрыл калитку и медленно пошел прочь.

— Мы сменимся перед рассветом, — предупредил стражник. — Так что, брат, если ты хочешь вернуться этим путем, поспеши. Запомни пароль на выход: «Солнце», ответ: «Тень».

— Спасибо, брат, я запомню. А теперь скажи, как попасть к Высокому брату?

От калитки жрец по дорожке направился в глубь сада, затем свернул влево и подошел к двери, ведущей во дворец. Он постоял перед ней немного, потом осторожно постучал.

— Кто?

— Та-Нут к господину Сенахту с донесением.

— Пароль?

— Солнце. Ответ?

— Тень.

Заскрипел отодвигаемый засов. Дверь распахнулась. На пороге стоял воин. Внимательно посмотрев на жреца, он посторонился:

— Проходи. Покои правителя на втором этаже. Вторая дверь направо.

Усирзес поклонился и поспешил к лестнице. В коридоре он чуть не столкнулся со жрецом, лицо которого показалась ему смутно знакомым. Но ' времени было мало, и он решил не ворошить воспоминания.

Было уже далеко за полночь, но Усирзес знал: владыка не спит. На втором этаже оказалось многолюдно.

У дверей покоев Сенахта образовалась целая очередь ожидавших приема.

Усирзес подошел к писцу и назвал свое имя, тот чиркнул что-то на бумаге и показал жрецу на конец очереди.

«Ну что ж, здесь я бессилен, придется ждать», — подумал Усирзес.

Досадно было терять время сейчас, когда цель так близка… но он не хотел рисковать, привлекая к себе внимание. В конце концов, он что-нибудь придумает.

Жрец стал присматриваться к людям и обратил внимание на гвардейца, похожего на человека, которого жрец знал уже много лет. Кажется, тот был одним из них…

Дождавшись, когда тот приблизится, Усирзес обратился к нему так тихо, что его не могли услы-шать другие:

— Брат…

Гвардеец медленно повернулся, в его глазах сверкнула угроза.

Они стояли так несколько бесконечно долгих мгновений, и каждый не мог понять, обманывается он или видит перед собой друга.

Усирзес стянул с головы капюшон, и гвардеец улыбнулся:

— Чем могу быть полезен жрецу Львиноголо-вой Нут?

— Надо поговорить, — одними губами сказал Усирзес и добавил вслух: — Ты не мог бы уделить мне немного времени?

— Пойдем со мной.

Они зашли в дальнюю комнату, где никого не было, и обнялись.

— Говорили, ты мертв, — шепнул гвардеец. — Я был в отчаянии…

— Явно поторопились, — ответил Усирзес и спросил: — Скажи, как поживают наши братья во дворце? Ощутили ли вы, что заклятье Змея слабеет? Ибо освобождение грядет!

— Все в порядке. Сатх еще никого не достал. Хвала Усиру, чем меньше времени остается до исполнения пророчества, тем слабее цепи заклятий. Ни один из нас еще не пострадал за свое отступничество, и наши планы по-прежнему хранятся в глубокой тайне.

— Это хорошо. Мне надо встретиться с Высоким братом. Сумеешь ли ты помочь мне? Дело очень спешное!

— Не беспокойся об этом. Я знаю писца. Ты увидишь Высокого брата.

В эту ночь маги Черного Логова собрались в овальном зале на первом этаже дворца наместника. К ним присоединился Сатхамус, который привел Нутхеса. Церемония должна была начаться.

Один из Жрецов указал Нутхесу на место в центре зала, другой затворил тяжелые двери. Нутхес сел.

Рядом на полу стояли три зажженных светильника, освещавших его лицо. Сам Нутхес не видел магов: их скрывала от него полутьма.

Сатхамус намекнул ему, что Черное Логово собралось сегодня вовсе не для того чтобы решить, достоин или нет он стать настоятелем храма Сатха в Тшепи. Это был уже вопрос решенный.

Нет. То, что произойдет здесь этой ночью, может совершенно изменить всю судьбу молодого жреца.

— Что я должен делать? — спросил Нутхес, пока они шли по коридорам дворца.

Сатхамус пожал плечами:

— Ничего. Только быть правдивым…

Ему начали задавать вопросы, на которые Нутхес отвечал со всей откровенностью.

Вопросы, казалось, никак не были связаны друг с другом: как он попал в храм или почему настоятель сделал его своим преемником, или что случилось с ним по пути в Туит, Нутхеса отчего-то не спрашивали.

Ему приходилось отвечать, какой цвет он любит больше всего, что он чувствует перед началом грозы и боится ли ос.

Отвечая на какой-то совершенно нелепый вопрос, Нутхес неожиданно заметил, что мысли его путаются.

Он почувствовал что-то вроде сквозняка, как будто в его голове образовалась дырка. Не отдавая себе отчета в том, что делает, он провел ладонью по затылку и тут же услышал приглушенный смех за спиной.

Чья-то невидимая рука перебирала его мысли, точно жемчужины ожерелья.

Он запнулся на полуслове, замолчал и закрыл глаза. Теперь у него не было ни тайн, ни сокровенных мыслей. Чьи-то ловкие пальцы развернули его память, как свиток папируса…

Выйдя из овального зала в коридор, Нутхес почувствовал, что у него кружится голова, и прислонился к стене.

Дурнота никак не проходила. Он решил, что ему станет лучше на свежем воздухе, и, опираясь рукой о стену, направился к выходу из дворца. Только сейчас он понял, как невероятно устал.

На площадке перед дверью в сад он посторонился, пропуская сутулого человека в жреческом плаще.

На лицо жреца падала густая тень от капюшона, но на какое-то короткое мгновение свет факела, освещавшего площадку, разорвал тень и отразился в его глазах.

Нутхес увидел худое лицо кхешийца и сквозь накатившуюся волну дурноты отметил, что лицо это ему знакомо.

На ватных ногах он сошел по ступеням в сад.

Там ему и правда стало легче. Умывшись холодной водой из фонтана, Нутхес сел на бортик каменной чаши. Небо над Туитом освещала кровавая луна.

«Немедленно иди спать, — сказал себе жрец, — а то так и заснешь здесь…»

Он зевнул, глаза сами собой закрылись, и вдруг перед его мысленным взором проступило лицо человека, с которым он столкнулся там, возле лестницы.

Нутхес не мог вспомнить, кто он, но отчего-то ему казалось, что вспомнить это крайне важно.

С небосклона сорвалась звезда, словно зловещая луна уронила тяжелую слезу.

Нутхес поднялся, прошел по садовой дорожке назад, к двери. И тут его словно поразила молния: он вспомнил все.