Теневая месса

Глава 7 Ткачи

Ей пришлось преодолеть несколько коридоров и сад дворца, прежде чем наконец попасть в кабинет царя. Кинтия старалась не замечать липнувших к ней взглядов, но это было не так уж просто. Казалось бы, за пару месяцев можно было привыкнуть к бесстыдным изучающим взорам и сплетням благородных господ, обитающих во Онецасе. Так провидица думала в самом начале. На деле же всё обстояло совершенно иначе.

Новый статус Кинтии нисколько не вредил ей, за исключением возросшего к её персоне внимания. Обмениваться мнением о ней не стеснялись и вельможи, и простые горожане, и даже рабы. Но, что уж там, многие полюбили новоиспечённую царицу Китривирии. Выбором Дометриана были недовольны разве что злые языки. Его это никак не волновало, и он советовал супруге так же относиться ко всяким слухам о том, что она была безродна и слишком молода для царицы. Не принимать их в расчёт. Быть глухой. Но Кинтия попросту не умела, и поэтому глазеющие и перешёптывающиеся илиары вокруг доставляли ей определённые неудобства.

Впрочем, провидица немало времени проводила вдали от дворца, в новой школе Конгрегации, где продолжала свои занятия с Тамарисой. Став женой царя, Кинтия не утратила тягу к знаниям, а наоборот стремилась делать успехи в высшей магии. Она нашла в себе силы признаться, что не обладает никакими особенными талантами, кроме дара предвидения, но это ничуть ей не мешало. А Тамариса была хорошей наставницей. Благо что учеников в новой школе было пока немного, поэтому глава Конгрегации могла находить время для своей воспитанницы.

Но во дворце Кинтию ждал Дометриан, поэтому она не могла целыми днями находиться в школе, прячась от чужих глаз и пересуд. Этим вечером Кинтия заставила себя покинуть убежище и отправиться к нему.

У Дометриана всегда было много дел, но она никогда не жаловалась и не ждала, когда он вернётся к ней поздней ночью, уставший и озабоченный. Вместо того, чтобы пройти к своим покоям, Кинтия направилась к кабинету царя. Только переступив его порог, она ощутила себя защищённой и глубоко вздохнула.

Дометриан оторвался от заполнения документов и взглянул на жену. Чёрные круги под его золотыми глазами не сулили ничего хорошего.

– Кинтия? Что с тобой?

– А с тобой, мой царь? – она взмахнула рукой. – Когда ты в последний раз видел себя в зеркале?

– Утром, – ответил Дометриан, будто не понимая её иронии.

Кинтия остановилась у стола и покачала головой.

– Тебе нужен сон.

– Когда разберусь со всем этим, – он пожал плечами и красноречиво опустил глаза на пергамент, который заполнял аккуратным мелким почерком. – А в чём причина твоих тревог, милая?

– Не могу привыкнуть.

– Я же говорил, что…

– У меня всё равно ничего не выходит, – перебила Кинтия.

Дометриан смирил её настороженным взглядом и отложил перо в чернильницу.

– Ты привыкнешь. Моя бабушка Гиперместра почти никогда не покидала своей спальни, с самой свадьбы. Но, честно говоря, у неё был сложный характер, – царь улыбнулся. – Она не любила ни торжественных приёмов, ни пиров, ни простых прогулок по городу. Общалась только со своей служанкой… Ты – другая, Кинтия. Ты скоро привыкнешь

Она не стала возражать и, обогнув стол, наклонилась к царю и поцеловала его в лоб.

– Есть новости? – спросила провидица, бросив взгляд на кипу бумаг на столе.

Дометриан выдержал довольно продолжительную паузу, заставившую Кинтию ощутить лёгкую тревогу.

– Сегодня мне пришло письмо из Лутарийских княжеств.

– Надо же, – удивилась Кинтия. – От кого?

– Дита Иундор просила меня о помощи. Невероятно, как её мольба преодолела целое море и руки множества посредников. Отправителем был купец из Зарибора. Предугадывая твой вопрос, я отвечу, что да, это точно писала она. Я узнал её почерк.

Кинтия помрачнела.

– Ты ведь понимаешь, как страдают сейчас там чародеи?

– Понимаю. И знаю, что моя дочь тоже в княжествах.

– Я видела Айнелет во сне, – сказала Кинтия. – Она среди своего братства, тебе не о чем беспокоиться, мой царь.

– Однажды их братство было почти уничтожено, – заявил тот в ответ. – Инквизицией. Недолго ждать, когда последователи этого культа вновь решат покончить с хранителями нечисти, на этот раз навсегда… Однако все происходящие и будущие события в княжествах по-прежнему не наша забота.

– Ты говорил об этом ещё с кем-нибудь? – спросила провидица.

– Да. Я посещал Силлогзциум. Мудрейшие остались при своём: вмешательство грозит жертвами среди илиаров. И с ними нельзя не согласиться. В то же время подавляющее большинство моих советников выступает за то, чтобы разрешить ситуацию с возродившейся Инквизицией.

– Неужели?

– Многие видят повод для войны, – пояснил Дометриан. – В конце концов, чародеи Оплота могли бы стать нашими союзниками, да и все другие, кто хочет спастись от новых порядков. Эти беженцы укрепили бы нашу позицию среди других государств. Фанет и вовсе полон желания сравнять все города людей с землёй. Он прикрывается защитой магов, но ты и я прекрасно знаем, что чародеи его интересуют мало.

Кинтия помолчала немного, обдумывая сказанное Дометрианом.

– Мы можем остановить кровопролитие в землях людей, мой царь, – наконец проговорила провидица. – У нас хватит на это средств.

– Мы прольём тем самым больше крови.

– Нет, если наши корабли пристанут к берегам Великой Земли лишь для того, чтобы забрать беженцев, а не разжигать огонь войны.

Теперь настал черёд Дометриана молчать, задумчиво переводя взгляд с Кинтии в окно и обратно. В её словах была доля правды, но такое предложение следовало тщательно взвесить и обдумать, что царь и старался сделать. Самой Кинтии с трудом удавалось унять гнев, бурливший в ней с того самого момента, как она узнала о событиях в Лутарийских княжествах. Дело было даже не в том, что она понимала чародеев и воспринимала их боль и унижение как свои собственные. Она сама прошла через тьму недопонимания и жестокость окружающих, через ад, устроенный ей собственной семьёй – ад, причиной которому стали её магические способности, о которых в её родной непросвещенной деревне никто и не слышал. Но Инквизиция жестоко наказывала не только магов. Под их плеть и огонь попадали невиновные.

Кинтия наблюдала за царём и надеялась, что он примет мудрое решение.

– Там моя дочь, – вдруг сказал он, бездумно уставившись перед собой. – Если с ней что-то случится… К тому же Оплот… Чародеи всегда стремились добиться мира между илиарами и людьми, а теперь оказались жертвами последних. Это не наша война. Но отвернуться от нуждающихся равносильно тому, что своими руками обречь их на гибель.

– Фанет во многом прав, – вставила Кинтия. – Просто… Просто представь, если Инквизиция так сильна сейчас, что произойдёт после того, как она искоренит магию в княжествах. Для Матери Света существует только человечество. Все другие – гномы, эльфы… Они враги людям.

– Они не доберутся до Грэтиэна, – возразил царь. – Эльфы находятся под моей протекцией. Человек, что ведёт сейчас Церковь, отнюдь не дурак. Он не станет связываться с нами.

Кинтия вздохнула, не сумев скрыть своего разочарования.

– Неужели ты ничего не предпримешь? – вырвалось у неё.

Дометриан долго смотрел на супругу, прежде чем поднялся с места и подошёл к ней.

– Подобные решения требуют времени, – сказал он и протянул к ней руки. – Выбор между тем, чтобы вмешаться или, наоборот, остаться в стороне, уже не в первый раз возникает передо мной. И всегда я думаю о тех жизнях, которые могу сохранить, если не стану ввязывать себя и моих подданных в такие конфликты.

Кинтия позволила ему обнять себя, ощущая на спине его горячие руки. Ей иногда казалось, что по венам царя текло тепло настоящего солнца. Его кожа никогда не бывала холодной.

– Подумай о тех жизнях, что ты можешь спасти, вмешавшись в бесчинства Инквизиции, – проговорила она, отстранившись. – Благодаря илиарам, те, кто участвовал в Битве у Хребтов Безумца, уцелели, а Орден Аррола был уничтожен навсегда. Илиары помогли людям. И сегодня мы можем помочь им ещё раз, отбив у Инквизиции Сапфировый Оплот.

Дометриан не ответил, но Кинтия знала, что её слова были достаточно убедительны. Если уж Фанет не мог повлиять на царя, то слова провидицы и страх за свою дочь сделают своё дело.

Она подошла к окну, вдыхая пропитанный морской солью воздух. Когда-то она мечтала жить возле моря. Жить в великом городе Сфенетре, где жизнь ни на миг не затихала, где утром будил шум суетливого рынка, а ночь опускалась на землю под звуки кифар; где улицы патрулировали легионеры, а в гавани собирались торговые корабли множества других стран; где жар золотого солнца смывался сладкой солью Жемчужного моря, а зимой после долгих месяцев засухи с неба проливались тёплые спасительные ливни.

Она столько лет молила Алайдею избавить её от страданий, а получила куда больше. Боги даровали исцеление от ран прошлого и гостеприимство этого удивительного города. Более того, они позволили ей обрести семью.

– Помнишь моё видение о твоём сыне? – спросила она, обернувшись к царю. – Знаешь, почему я не видела лица матери, только тебя и младенца?

Дометриан поравнялся с ней.

– Потому что сама была ею, – сказал он, положив ладонь на заметно округлившийся за несколько месяцев живот Кинтии.

Провидица улыбнулась.

– Раньше я совсем не представляла себя кем-то другим, кроме как неумелой магичкой, – проговорила она и подняла глаза на Дометриана. – А теперь я царица Китривирии и мать будущего наследника трона. У богов были очень странные планы на меня.

– Нет в этом никаких замыслов богов, – Дометриан поправил локон её волос, убрав его за ухо, и провёл пальцем по щеке. – Разве они могут заставить смертного полюбить?

В ответ на признание она спрятала лицо у него на груди, обвивая руками за талию. Может быть, не боги были причиной её счастью. Какая разница, когда одни лишь его объятия – словно отчий дом, которого у неё никогда не было.

***

В иссушенном солнцем и многими годами овраге было пусто. Никаких руин, камней, обломков, ничего из того, что могло указывать на присутствие Ордена Превосходящих. Кратер, заполненный лишь серо-белым песком, который был похож на пепел, простирался на целые километры. И всё же можно было почувствовать что-то странное, спускаясь в Пуст по крутому склону – лёгкое покалывание кожи, словно теми же самыми песчинками, горячими от солнца и сухими. Была ли это магия, или просто ветер разносил песок по всему кратеру, подобно маленькому вихрю, никто не мог знать наверняка.

С самого появления здесь Иветта нарезала круги по кратеру, выставив перед собой маленькое стёклышко в серебряной оправе, которое, повинуясь её заклинаниям, послушно парило в воздухе. Казалось, стёклышко само выбирало направление, а магичка следовала за ним, периодически замирая и закрывая глаза. Лета следила за её передвижениями по оврагу, не переставая зевать. Хоть диаметр Пуста был так огромен, что зрение не могло его охватить целиком, Иветта изначально избрала определённый квадрат площадью в сотню метров и второй час бродила по нему, пытаясь нащупать хоть какие-нибудь следы Ордена. Все остальные не делали никаких попыток помочь ей. Да и чем? Иветте и её парящему в воздухе прибору было виднее, что и где искать.

Лета обернулась, поглядев на распластавшихся на песке Марка и Родерика, лениво о чём-то переговаривающихся. Те тоже не разделяли энтузиазма Иветты. Настолько, что проголосовали за внеплановый привал возле Толички, самой большой речки Траквильского леса, которая впадала в великую реку Антангу в княжествах. Лета и сама была не прочь искупаться. Остановка затянулась на весь день, а ведь они должны были ещё вчера вечером вернуться в Кривой Рог. Никого это не волновало, кроме, разумеется, Иветты. Магичка чуть ли не бегом проделывала весь путь до Пуста, так что радости от вчерашнего дня она не испытала.

Лета вздохнула. С одной стороны она понимала подругу. Но отрешённость, возникшая после приезда в Грэтиэн, сохранялась и по сей день. Ей было жалко магов и в то же время совершенно плевать. Инквизиция никогда не была её заботой, и единственное, что ей следовало сделать в нынешнее время – просто сбежать от неё подальше. Удивительно то, что в ней вновь пробудилась способность радоваться простым вещам: вчерашней охоте с Марком, плесканию в речке, сладкому сну под открытым небом в лесу, который давно стал для неё домом. К метаниям Иветты она относилась даже скептически.

Лета ещё потопталась на месте, наблюдая за блужданиями магички, затем подошла к Марку и Родерику. Они открыли глаза, лишь когда девушка заслонила им солнце, и оба сердито уставились на неё.

– Можешь составить ей компанию, если тебе не сидится на месте, – буркнул Марк, кивнув на Иветту.

Лета скривила лицо.

– Я подумала, может, вы скажете ей, что пора домой? Тут ничего нет, один мерзкий песок. Она не найдёт того, чего желает, – проговорила девушка.

– Я бы не стал недооценивать её стремление. С такой настойчивостью она-то точно откопает что угодно, хоть кости чародеев.

Лета уселась рядом с Марком и притянула колени к груди, обняв их.

– Лучше бы ты пошёл с ней один. Мне надо готовиться к Обряду, – сказала она.

Одним только выражением лица Марк сообщил ей всё, что думал по этому поводу. Лета опустила взгляд вниз, борясь с желанием разразиться гневной тирадой о том, что Марк ей не мамочка.

– Драгона больше нет, – произнесла она всё же. – А значит, некому запрещать мне становиться Стражем.

– Метка и Обряды не делают тебя керничкой, – ответил Марк, приподнимаясь на локтях. – Ты стала ею в день, когда спасла оборотня в Суариве.

– Думай что хочешь. Я не изменю своего решения.

– Ты утонешь в этом озере, и никто не бросится спасать тебя. А я тоже потом плакать не буду.

– Ты же выжил.

– Выживают единицы, ты сама знаешь. Вполне вероятно, что этого не переживут и новые ученики Белогора. А их всего двое.

– Марк…

– Из нас троих в тот год выжил только я, – отрезал Марк и потянулся в карман за самокруткой. – Я тебе не Драгон, я не стану запрещать, если ты так хочешь утопиться. Но если жизнь тебе дорога – ты не будешь дурой и откажешься.

Лета перехватила его за запястье, поворачивая руку к себе и прослеживая взглядом узоры поблекшей татуировки.

– Я мечтала об этом всю свою жизнь, – проговорила она и провела пальцем по линии рисунка. – Ты не представляешь, что это значит для меня.

– Представляю. Но стремление получить метку не должно превышать твоего стремления жить, – произнёс Марк и освободил руку из плена цепких пальцев девушки.

Лета промолчала. Переубедить его было сложно, но Марк хотя бы не пытался рьяно помешать ей. Он знал, что последний Обряд и татуировка важны для каждого Стража – будто бы ступень, отделявшая любителя от профессионала. Даже несмотря на то, что эти Обряды были жестокими, уходящими корнями в древние времена и, по мнению многих Стражей, совершенно бессмысленными. Волхвы же считали иначе. Лета не была без этого керничкой, только ученицей, хотя прошла несколько лет назад три других испытания.

Она пережила Обряд Огня, отделавшись лёгкими ожогами. Суть его состояла в том, чтобы поместить ученика в огненный круг, из которого тот должен был выбраться, не применяя ничего, кроме своих физических возможностей. Так будущий Страж очищался от человеческих недостатков и обретал внутренний огонь, необходимый для сражений. Следующим был Обряд Земли, довольно безобидный по сравнению с остальными. Ученика закрывали в деревянном ящике, похожем на гроб, и закапывали на одну ночь глубоко в землю в лесу. Это было ещё и испытанием воли. Обычно утром доставали учеников бледных и без чувств, но живых. Волхвы верили, что этот обряд дарил керникам силу земли и природы.

С Обрядом Воздуха у Леты возникли некоторые трудности. Прыгнуть с высокого утёса в лесное озеро и не расшибить своё тело о воду удавалось немногим, но это испытание также не являлось для учеников смертельным. Считается, что после него они получали лёгкость в сражении и смелость. Лете же пришлось буквально переступить через себя и свой страх, чтобы спрыгнуть в озеро. У неё остались несильные ушибы, но, что было важнее, она стала меньше бояться высоты.

Обряд Воды уделывал все остальные по степени сумасшествия волхвов и их жестокости к ученикам. Это был последний этап становления Стража, символизирующий смерть человеческого начала и рождение хранителя маарну. Волхвы бросали ученика связанным в то же озеро и начинали накладывать на него чары водной стихии. Вытаскивали его, как правило, без сознания и с полными воды лёгкими. Если ему удавалось без посторонней помощи очнуться и выкашлять всю воду, это означало, что чары волхвов помогли ему выжить и обучение с этого момента считалось официально завершённым. Многие погибали во время Обряда Воды, поэтому Драгон избегал всех разговоров с Летой на эту тему.

Являлись ли Обряды Стихий пережитком первобытных веков, или же в них действительно была заключена великая сила, Лета не знала. Но её тревожило то, что она так и не выполнила последнего условия на пути к клейму Стража. И раз уж она приехала в Кривой Рог…

Ей было страшно. Захлебнуться водой, будучи не в состоянии выбраться самостоятельно – мучительная смерть. Но в то же время все в Кривом Роге, кого знала Лета, прошли через это. Марк и Драгон тоже. Если они смогли, то почему у неё не должно получиться? Однако трезвая часть рассудка без конца вопила о том, что она просто идиотка, раз собирается рискнуть жизнью ради какого-то рисунка на руке.

Ветер погнал гвоздичный дым в сторону Леты. Девушка принюхалась и протянула руку. Марк передал ей самокрутку.

– Я надеюсь, ты всё-таки передумаешь, – проговорил он.

Лета вновь ничего не ответила, втягивая расслабляющий тело дым самокрутки. Марк перевёл взгляд на Иветту. Стёклышко перед ней начало быстро вращаться, и магичка, наморщив лоб, пыталась сообразить, в чём была причина такого поведения.

– Как думаете, каковы шансы того, что Радигост был прав?

– Ничтожные, – отозвался Родерик, не открывая глаз.

Лета вернула самокрутку Марку.

– Орден Превосходящих мог знать многое, – сказала она. – Возможно, если бы кто-то из этих чародеев был жив, он бы ответил на все наши вопросы.

– Но кто может стоять за спиной Лека?

– Да кто угодно. Или же он сам является кем-то другим.

Марк фыркнул.

– Кто-то дал Церкви оружие против магов, – заявила Лета. – Кто-то снабжает их этим устройствами, блокирующими любое использование Первоначала и позволяющими выследить его. Без этого Инквизиция не смогла бы победить Сапфировый Оплот и так бы и осталась пережитком прошлого.

– А нельзя просто взять и прикончить святошу? – спросил Родерик, выбравшись из лежачего положения.

– Сначала мы должны узнать, кто он и как его остановить.

Родерик, веривший в успех Иветты меньше всех, покачал головой. Лоб его покрывала испарина, а к обнажённому торсу прилип песок. Лета сама страдала от жары, давно сбросив куртку на землю и оставшись в рубашке. Одна только Иветта по-прежнему бродила в своём чёрном плаще, будто бы не чувствуя горячего воздуха. По счастью, ничто на памяти Леты не могло сравниться с тем пеклом, которое преследовало её в Пустошах Кильтэля. Даже сегодняшнее солнце на небе без единого облачка было не более чем досадливой помехой, особенно когда при себе имелись полные прохладной воды бурдюки.

В лесу не было такой жары, но Иветта предупреждала, что внутри кратера им будет казаться, что что-то тут не так. Не такой была погода, характерная для юга или побережья Жемчужного моря, но никак для серединных земель.

В какой-то момент Лета вылила на голову половину бурдюка, пытаясь освежить чуть заторможенный разум. Так недалеко и до солнечного удара.

– Иветта рассказывала о чародее, который в прошлом веке выреза́л целые толпы мирных граждан, – произнёс вдруг Марк, затушив самокрутку в песок. – Орудовал ни где-нибудь, а в самом Велиграде. Убивал их крайне извращёнными методами, магией вырывая им суставы и раскаляя кровь в жилах.

Лета вспомнила, как застала Лиама за пыткой лутарийца, когда он с помощью магии заставлял того испытывать невыносимые муки, и поёжилась.

– Зачем он этот делал?

– По идейным соображением. Его преследовали представления о магах как о высшей отдельной расе, он с ума сошёл на этой теме. Даже написал книгу, из-за которой его исключили из Сапфирового Оплота. Он считал, что смертные, не обладающие магическим даром, – всё равно что животные, и стремился это доказать, выпуская им кишки. Трупы он оставлял крайне обезображенные, совсем непохожие на человеческие, – Марк прервался на мгновение и хмыкнул. – Но, когда его поймали и жестоко казнили, его кровь и внутренности ничем не отличались от его жертв. Из-за таких вот тёмных пятен на истории чародеев Церкви удаётся то зёрнышко сомнений по поводу магов, которое присутствует в каждом человеке, раздуть до лютой ненависти.

– Из-за этого страдают не только маги, – вставил Родерик.

– С твоей бабушкой и братом всё будет хорошо, – проговорила Лета, дотронувшись до его руки. – Злата никак не угрожает власти Церкви, Инквизиция её не тронет.

– А что насчёт Искрена? Он решил остаться в Грэтиэне. Смогут ли Кильрик и его чокнутый бастард защитить эльфов, когда придёт Инквизиция?

Лета отвела взгляд в сторону. У неё не было прав делать преждевременные выводы и успокаивать Родерика. Она просто не знала, настолько далеко пойдёт Инквизиция и кто в будущем пострадает от её гонений.

Она настолько устала об этом думать, что просто позволила волнам безразличия захлестнуть её. Тревожилась ли она за родных Родерика? Ещё как. Все свои детские годы она провела рядом с ними. Но от этих тревог не становилось лучше. Разве могли они что-то сделать против всей Церкви Трёх Восходов и её последователей? Пусть даже Иветта найдёт ответы. Пусть даже они будут знать, как остановить это. Их было четверо. Против тысяч фанатиков и палачей Инквизиции.

Лета сжала руку Родерика.

«Всё будет хорошо», – хотела сказать она. Но вместо этого не сказала ничего, вновь отмолчавшись. Это было лучше, чем солгать.

– Ребят, – позвал Марк и кивнул в сторону Иветты.

Они посмотрели на магичку и едва не разинули рты от происходящего. Вытянутая рука Иветты по локоть исчезла, а стёклышко носилось вокруг девушки как бешеное. Все застыли, наблюдая за тем, как магичка медленно вытаскивала руку из какой-то невидимой дыры. Вместе с конечностью плоть обрёл и какой-то прямоугольный предмет, издали похожий на книгу. Выглядело это так, как если бы Иветта достала его просто из воздуха.

Она сказать ничего не успела, как Марк и Лета подбежали к ней, а Родерик остался неспешно ковылять сзади. Казалось, его мало что в этой жизни могло удивить. Иветта раскрыла ветхую книгу, принявшись её быстро листать.

– Может, объяснишь, что это за фокусы такие? – потребовал Марк, пялясь на исчезнувшую и снова появившуюся руку девушки.

– Радигост неспроста дал мне этот окуляр, – Иветта указала на стёклышко в оправе, парившее над её головой. Похожее Лета встречала у Логнара. – Он помогает найти скрытые вещи. И… Да, в это трудно поверить, но Орден Превосходящих спрятал кое-что из своих записей в другом мире.

– Как это? – нахмурилась Лета.

– Ну… Это что-то вроде нематериального пространства. Мы в Оплоте называем это брешами. Отверстиями, невидимыми глазу, которые можно найти с помощью окуляров.

– Умно, – похвалил Марк. – Но непонятно. Орден Превосходящих же исчез и оставил после себя огромную пустую дыру в земле. Как ты нашла эту книгу?

– Бреши не зависят от условий нашего мира, – пояснила Иветта, не переставая листать толстую книгу и вглядываться в бледные рукописные строки. – Случись хоть во всём мире катастрофа, приведшая бы к гибели и появлению бесплодных пустынь, предметы, спрятанные в брешах, остались бы.

– И ты нашла только эту книгу?

– Нет. Я нашла несколько. Даже парочку артефактов. Но они были мне не столь интересны.

– Что за артефакты? А ты можешь достать их тоже? Вдруг их всё ещё можно продать.

Иветта оторвалась от книги и с укором посмотрела на Марка.

– Они принадлежат Ордену. Пусть и дальше хранят свои тайны. Тем более, что все ценные и действительно важные предметы Оплот давно забрал.

– Что ты нашла в итоге? – спросила Лета, заглядывая магичке через плечо и пытаясь вчитаться в записи.

– Тут говорится о древних созданиях, умевших переселяться в другие тела.

– Как неожиданно, – съязвил Марк.

– Ну и что это за существа? – поинтересовался без особого любопытства подошедший Родерик.

– Их было двое и их называли Ткачами. Они были братьями. Они… – Иветта запнулась, продолжая бегло листать содержимое книги. – Это древние божества илиаров.

– Божества виноваты, значит, серьёзно? – не удержалась и фыркнула Лета.

– Илиары им поклонялись после гибели Рилналора. А потом они… умерли? Орден Превосходящих считал их могущественными магами. Тут написано, что они желали ввергнуть в мир во тьму

– Хочешь сказать, что Лек…

– Да, – Иветта подняла глаза на Лету. – Но чтобы выяснить наверняка, надо найти илиаров.

– Я не вижу связи между какими-то колдунами, которым поклонялись илиары, и верховным служителем Церкви, – сказал Марк. – Любимая, прости, но это всё так и осталось бредятиной…

– Я чувствую, что между ними есть связь, – возразила Иветта с такой уверенностью, что Лете отчасти захотелось поверить в её безумную теорию.

– Ив, это глупо, – проговорила она. – Здесь нет никакой логики. Тем более, если они мертвы.

– Они были смертны, это факт. Но в то же время их последователи верили в то, что боги могли проживать несколько жизней, перерождаться…

– Ив…

– Чтобы опровергнуть мои доводы, нам придётся отправиться на Иггтар. Там могут знать их историю. Возможно, нам расскажут и о том, есть ли способ их победить.

– Ты шутишь?

– Отнюдь, – твёрдо проговорила Иветта. – Это единственная зацепка. Мы должны узнать, с чем мы имеем дело и как это остановить. Церковь и её Братство стали очень сильны. Они напомнили простым людям те истины, о которых талдычили во времена старой Инквизиции – магия зло и маарну тоже. А простых людей, как вы знаете, больше, чем нас. Они просто порвут нас количеством. Если тебе этого недостаточно, то я не знаю уже, как тебя убедить

– Тебе не нужно убеждать меня в том, что Инквизицию кто-то должен остановить, – отозвалась Лета, сложив руки на груди. – Но плыть ради этого на Иггтар, следуя какой-то древней легенде, о которой мало кто слышал – безумие.

– Я верю, что нет.

– Предположим, что мы доверимся твоему чутью и решим узнать, правда ли один из этих богов вселился в Лека Августа, – сказал Марк. – Это уже звучит не очень. И…

– Вы своими глазами видели столько вещей, в существование которых никто не верил! – воскликнула Иветта и захлопнула книгу. – Неужели вам трудно поверить в это? Или вы хотите продолжать сидеть на месте и ждать, пока Инквизиция доберётся до вас?

Лета махнула рукой.

– Не можем же мы вот так просто взять и отправиться на другой континент.

– Почему? Мы навестим твоего отца. Он поможет нам.

Лета уставилась на магичку, надеясь, что это была просто шутка.

– Я обещала ему, что никогда не вернусь.

– Ты хочешь спрятаться в этом лесу, делая вид, что тебя ничего не волнует? – выдохнула Иветта, начиная краснеть от наплыва эмоций. – Хорошо. Вы можете мне не верить. Но что плохого в этом путешествии?

– Конечно, что плохого? Подумаешь, нужно перейти через княжества, в которых народ вовсю развлекается охотой на нелюдей, и пересечь море. Делов-то.

– Тогда я отправлюсь туда одна.

Лета посмотрела на Марка.

– Поговори с ней потом, по возвращении в Рог, – сказала она ему. – Если тебе удастся заставить её поверить в абсурдность всего этого плана, то я…

– Не такой уж он абсурдный, – перебил Марк. – Не более, чем твоё решение пройти последний Обряд.

Лета проглотила его замечание, криво улыбнувшись.

– Давайте пока не будем сгоряча ничего предпринимать, – встрял Родерик. – Подождём, изучим всё, что известно об этих Грачах…

– Ткачах.

– Да неважно. Не стоит исключать возможности того, что Иветта права, – Родерик поглядел на Лету. – Многие легенды часто оказываются былью. К тому же на Иггтаре сейчас безопаснее всего. Если мы не остановим Инквизицию, мы хотя бы сохраним свои жизни.

– Но кроме нас никто не сможет помешать Церкви, – сказала Иветта.

– Говоришь так, будто мы способны пойти против Лека Августа и его армии, – тихо хмыкнула Лета. – Я никуда не уйду. Я не оставлю ни Кривой Рог, ни этот лес ради какой-то легенды.

Иветта вновь попыталась возразить, но Лета её не слышала, направившись к склону оврага. Да, её теория могла быть правдивой. Могла быть ложной. Но этот риск не стоил того, чтобы бросаться в такое серьёзное путешествие. Сейчас Лете хотелось странствий менее всего. И спасать этот мир, отвергавший её столько раз, она и вовсе не была обязана.

***

В этот вечер они вновь собрались целой толпой возле костра. Здесь был и Рихард, которого они застали, вернувшись в Рог, и чьё появление было совсем неудивительно. Он всё время приезжал сюда, где бы и сколько времени его ни носило. Лета сидела, закутавшись в своё старое одеяло, наблюдая за пламенем костра и оставаясь совершенно глухой к шуткам и разговорам, звучавшим отовсюду. Клонило в сон, но разум по-прежнему терзался сомнениями. Голова снова была забита всякими разными заботами. Размышлениями о предстоящем Обряде, метаниями между желанием помочь Иветте и остаться в Кривом Роге.

Она повторяла себе, что Инквизиция не была её личной проблемой. Это общая беда. И бросаться в крайности по этому поводу Лета не собиралась, о чём заявила ещё раз, когда они вернулись в лес. Марк, разумеется, под конец дня сдался и принял сторону Иветты. Они решили отправиться в дорогу через пару дней. Что до Родерика, то он ожидаемо поддержал Лету. Но это ничего не решало.

Она надеялась, что Марк и Иветта передумают. Расставаться с ними сейчас не входило в её планы.

Не расставаться. Бросать их одних.

Лета закрыла глаза. Отлично. И совесть была тут как тут. В голове была какая-то каша. Ровно до того момента, пока она не услышала знакомый голос.

Сначала ей показалось, что два человека, шедшие за Белогором, были странниками, которые изредка забредали сюда. Таким в Кривом Роге были рады. Предоставляли ночлег, еду, своё общество и с миром отпускали в дальнейшие путешествия. Заметив этих двух краем глаза, Лета пожала плечами и вернулась к созерцанию костра. Пока один из них не произнёс её имя. Пока она, обернувшись, не узнала второго.

Все мысли, что безустанно крутились в мозгу, разом сгинули, оставляя место тупой, всё ещё живущей в ней боли. И ненависти. Ненависти настолько личной и знакомой, что впору было принять её с распростёртыми объятиями. Все окружающие звуки, пламя костра, люди, всё потонуло и утратило свою значимость, стоило Лете посмотреть на него.

– Змейка… – протянул он голосом, который вполне мог сжечь ей внутренности.

Затем – взгляд, что коснулся каждого оголённого нерва по всему её телу. Опасный взгляд холодных глаз, сверкавших презрением и насмешкой.

Лета онемела, уставившись на него и борясь с желанием содрать с себя кожу, только бы он не смотрел на неё, так знакомо, так… правильно.

Где-то внутри булькнуло извращённое удовлетворение от того, что она видела его, сильно исхудавшего, с отросшими волосами и густой щетиной на лице, грозившей перерасти в бороду, такого изменившегося. Но знакомого. Того же, что преследовал её в воспоминаниях.

Она пыталась забыть. Но память сопротивлялась глупым попыткам забыть то, что забилось в её мозг раскалёнными гвоздями, проникло болезнью в кровь, осело в лёгких тем жарким воздухом, который они делили на двоих в одной из тёмных комнат Зимнего Чертога…

Она помнила. Он лежал рядом с ней, обнажённый и безупречный, покрытый тысячью шрамов, но, Кернун великий, мать его, безупречный.

Прошло много времени, которое совершенно ничего не залечило, только приглушило уколы памяти, подкидывающей ей сейчас самые яркие образы, разжигавшие внутри войну между сердцем и рассудком.

– Какого… чёрта? – хрипло выдала Лета, возвращаясь к реальности.

Дрогнувший голос не остался без его внимания. Гадкая усмешка в глазах стала шире.

– Нам нужна помощь Стражей, – произнёс он, склоняя голову набок.

Изучал. Наблюдал за ней. За её поведением.

«Чёртов придурок».

Пытаясь сохранить высокомерное и безучастное лицо, Лета хмыкнула.

– Как видишь, здесь их у нас столько, что хоть маленькую армию собери. Мне плевать.

Она развернулась и зашагала к крепости, чувствуя на своей спине не только взгляд Конора, но и взоры всех остальных.