Темный кипарис

Глава 5 ИДОЛ

Три дня спустя Стелла обнаружила, что наступил период напряженного затишья. Одно дело — дать торжественное обещание в приверженности делу, которое едва ли имеет название; совсем другое — радоваться возможности продемонстрировать свою приверженность. Стелла постигала трудную, непростую истину постепенно.

Тодд Хок, маленький мальчик, и большая тайна; то и другое сплелось в один запутанный узел. У нее возникало чувство полной беспомощности, когда она приступала к его обучению в фамильной библиотеке, которая служила классной комнатой. Здесь, посреди поистине ценной коллекции книг с изысканным тиснением на кожаных переплетах, взирающих на присутствующих с покрытых полками стен, Стелла приступила к профессиональному взаимодействию с Тоддом Хоком.

Это была удивительная атмосфера для приобретения знаний. Сквозь двустворчатые окна, огражденные ставнями от пронизывающего октябрьского ветра, открывалась живописная панорама коннектикутского сельского пейзажа. Высокие ветвистые кипарисы возвышались за толстыми оконными стеклами, их окружали низкие ряды живой изгороди, которая, казалось, служила как бы подножием для пологого склона горы, поднимающейся на западе. На потолочных балках в центре библиотеки висело колесо от фургона американских колонистов, его деревянный обод и спицы были отполированы льняным маслом до ослепительного блеска. Четыре искусно расположенные масляные лампы испускали яркие лучи света, достигавшего самых затаенных уголков. Стелла подумала, что такой удивительной комнаты ей не приходилось видеть ни разу в жизни. Здесь, глядя на Тодда, устроившегося в глубине кресла, кожаная обивка которого была тщательно натерта воском, она ощущала себя чуть ли не Аристотелем, наставляющим юного Александра.

Какая проба сил! Какая вдохновляющая цель в жизни: насытить все уголки молодого свежего ума, охваченного нетерпеливой жаждой знаний, плодами науки. Она ощущала в себе неисчерпаемый запас сил, вдохновляемых этой идеей, забывая порой об изнурительном, скрытом от всех мучении, которое цепко держало мальчика.

Оливер… блестящий брат, который утонул из-за несчастного случая. Почему это происшествие оказало такое влияние на красивого мальчика, сидевшего перед ней, затуманив облаками грусти эти ярко-голубые глаза? Был ли Тодд так привязан к своему брату? Стелла так не думала.

Она на самом деле ничего не знала. Она также не могла задавать ему какие-то вопросы. Она передала инициативу ему в руки с того дня, когда он показал ей дерево с именем Оливера, вырезанным на мощном стволе. Он пи разу не упомянул Оливера с тех пор, как в порыве гнева выкрикнул его имя… Ее непосредственным делом было обучение мальчика. Тайна Оливера должна была занять второе место по отношению к учебе. Все остальное — «тоже.

Стелла начала занятия с вводного курса, пока не получила представления об умственных способностях и потенциале Тодда. Мальчик выказывал явные способности, дарованные ему богатством и семейным древом, ветвью которого он являлся. Он был сметливым, понятливым, прекрасно владел основами почти всех элементарных предметов. В своей тетради она отмечала галочкой успехи, которые он проявлял во время предварительных занятий. Арифметика и правописание не представляли для него никакой трудности; его память и аналитические способности были замечательны для мальчика его возраста. Запоминать даты и исторические события было для него просто неприятной задачей. Она чувствовала, что в самых импровизированных ответах он подчинялся ее вопросам. Действительно, он как будто записал их в своей памяти, словно на громадной школьной доске, и никогда не стирал записанного. Однако он не задумывался над тем, как та или иная дата связана с духовным переломом в сознании людей. Например, он прекрасно знал, что 4 июля 1776 года была подписана Декларация независимости, но не видел истинного значения этого выдающегося события — того, что несколько маленьких штатов оказались способны бороться своими скудными силами против могущественной нации. Он явно не задумывался над этим. Стелла продвигалась осторожно, пытаясь постепенно вникнуть в этот юный разум, порученный ее попечению. Мальчик выказывал гораздо больше доверия своим мечтам и полетам фантазии — опасная стезя для столь молодого человека.

— Тодд.

— Да, мэм? — Ребенок грезил наяву и с усилием заставил себя вернуться к реальности.

— Знаешь ли ты, кто такой хулиган?

— Вроде Джоя Уиллиса, наверное? — На юном лице вспыхнул интерес.

— А он хулиган?

— Ну, он сын бакалейщика, и он жестоко обращается с животными. Я хочу сказать: бросает камни в собак и пугает лошадей страшным шумом. Мне очень не нравится Джой Уиллис.

— Думаю, что он не поправился бы и мне, — согласилась Стелла, с удовольствием ощущая внезапный контакт с Тоддом. — Ты сделал что-нибудь с Джоем Уиллисом?

— Не понимаю, что вы имеете в виду, мэм.

— Когда ты видел, что он бросает камни в собак и пугает лошадей, пытался ты остановить его?

— О… — Юное лицо затуманилось.

— Так что же?

— Нет, мэм. Я был слишком мал, наверное.

— Но тебе не нравилось, что он хулиганит?

— Нет, мэм.

Стелла изменила предмет разговора:

— Где сейчас Джой Уиллис?

— Где-то неподалеку, наверное. Он живет в городе. Он иногда приезжал сюда, чтобы поиграть с Оливером, и…

Результат оказался неожиданным.

Как случалось не раз, Стелла оказалась совершенно не подготовленной к мгновенному превращению красивого лица Тодда в маску мертвой, холодной безжизненности, когда он по неосторожности упомянул имя своего брата. Даже яркий свет в его голубых глазах померк.

И Стелла, почувствовав, что не в силах изменить ситуацию, снова вернулась к сложному переплетению неразрешимых загадок. «Не спеши, — твердо повторила она про себя, вспомнив о своем положении воспитательницы и друга, — я должна двигаться медленно. Впереди много времени, чтобы разгадать тайну Оливера и его власти над разумом Тодда».

В течение тех первых трех дней жизнь семейства Хок протекала спокойно, по раз и навсегда установленному распорядку сельского быта. Еду подавали в большой столовой для миссис Дейлии, мистера Хока, Тодда, в присутствии знающего свое дело Гейтса. За столом велся незначительный разговор, однажды Стеллу представили домашней прислуге. Мистер Хок ел молча, прерывая молчание только вежливыми вопросами о ее бытовом устройстве и успехах Тодда. Миссис Дейлия укрывалась за холодным красивым фасадом своего могущества, улыбаясь только губами, но не глазами. Стелла старалась подражать в своем поведении остальным. Она тоже являлась теперь должностным лицом в Хок-Хаус. Манерой своего поведения миссис Дейлия ясно давала понять, что больше не должно быть никаких долгих интимных бесед о личной истории семейства Хок. Пусть мертвые покоятся с миром. Стелла была убеждена, что именно эту мысль, стремились внушить ей темные романские глаза.

Артур Карлтон Хок, безупречный и отчужденный, сидел во главе стола. Ни одной его улыбки не было добавлено к щедрому угощению. Октябрьские вечера становились холоднее, с приближением ноября подул пронизывающий ветер. До кануна Хэллоуина оставался всего один день.

Стелла уже свернула свою салфетку и откинулась на высокую спинку деревянного стула, ожидая, когда хозяин дома отпустит их.

За столом напротив нее сидел Тодд. Неожиданно она поняла, что он не спускает с нее взгляда своих голубых глаз, и внезапно ее охватил необъяснимый ужас.

В этих глазах не было ни искры теплоты. Это не были глаза двенадцатилетнего мальчика. Они скорее напоминали безжизненные глаза мертвеца.

Тодд Хок пристально смотрел на нее, не видя ее, глядя сквозь нее, как будто ее место за столом было пусто.

Хотя в камине весело потрескивало пламя под полной вязанкой дров, Стелла почувствовала озноб.

Даже очутившись в своей спальне, в поздний час, Стелла не могла отделаться от холодного ощущения ужаса, переворачивающего ей душу. Ей не удавалось заснуть. Чтение не помогало. Роман, который она заставила себя взять, лежал нераскрытый на ее постели. Масляная лампа на ионном столике сердито отбрасывала по комнате ее тень, мечущуюся из угла в угол. В таком взволнованном состоянии она плохо контролировала обстановку и старалась по возможности ступать тихо. Не обязательно знать домочадцам, что новая воспитательница с трудом приспосабливался к коннектикутским вечерам.

Раздался тихий, неспешный стук в дверь спальни. У Стеллы перехватило дыхание. Внезапный шум напугал ее. В комнате было так тихо, дом замер в предчувствии беды.

К счастью, она еще не раздевалась, на ней было простое синее платье, в котором она спускалась к обеду. Она подошла к двери и спросила, стараясь, чтобы ее голос звучал тихо и спокойно:

— Кто там?

— Это Гейтс, мэм.

Ее облегчение было непомерно огромным. Она откинула крючок и приоткрыла дверь. Морщинистое лицо Гейтса расплылось в напряженной улыбке, неясно вырисовывавшейся в свете канделябра

— Да, Гейтс?

— Могу ли я что-то сделать для вас, мэм?

— Пожалуй, нет, спасибо. — Стелла ответила с некоторым удивлением: таких визитов прежде не случалось.

На его лице появилось разочарование, как если бы она лишила его обоснования в том, что он постучал в ее дверь в такой поздний час.

— Тогда извините, что побеспокоил вас, мэм. Спокойной ночи. — Он повернулся, свет исчезал вместе с ним.

Руководствуясь инстинктом, Стелла быстро сообразила, что Гейтс хотел ей что-то рассказать.

— Гейтс, зайдите на минутку. Вы могли бы проверить окна. Рамы сильно трещат…

Он, казалось, мгновенно возник в поле зрения, в его глазах светилась благодарность. Он твердо вошел в комнату, направившись, как положено, к створчатым окнам. Стелла тихо прикрыла дверь.

— Гейтс, с окном все в порядке.

Он обернулся:

— Да, мэм?

— Простите меня, если я ошибаюсь, но я почувствовала, что вы хотите поговорить со мной, и я хотела только оправдать ваше присутствие здесь на случай, если возникнет разбирательство. Так что вы хотели бы рассказать мне?

Он кивнул, пламя канделябра обрамляло его древнюю голову.

— Боюсь, вам уделяют недостаточно внимания, мэм. Я прошу прощения за это.

— Что вы имеете в виду?

— Надеюсь, вам понравится здесь, мисс Оуэнз. В последнее время мы видим так мало людей. Так мало молодых лиц, которые раньше мы видели постоянно. Но все это осталось в прошлом, теперь нет ничего похожего.

Стелла внимательно посмотрела на него, прежде чем заговорила:

— После несчастного случая с Оливером?

Старик резко дернулся, как будто она ударила его. Подозрение ярко вспыхнуло в его глазах, но потом пламя подернулось пленкой, напоминая потухшие угли.

— Так вам кое-что известно об этом, мэм?

— То немногое, что я поначалу узнала, рассказал мне Тодд. Потом миссис Дейлия. Я надеюсь, вас не разволнует разговор на эту тему?

— Нет. — Гейтс ответил твердо — тихим, дрожащим голосом. — Это хорошо, когда можешь говорить об этом. Хорошо бы, если бы смог и хозяин. Он сделался таким отшельником. Мистер Хок… он никогда не был одиноким человеком, мисс Оуэнз. Этот дом обычно звенел от смеха, радостных голосов и живой жизни, которую Господь предназначил для нас.

— Я чувствовала это. Он кажется таким прекрасным человеком.

— Такой он и есть, мэм. Он такой. Оливер был похож на него. Оливер любил общество. Так же, как его отец… тогда. Хок-Хаус был совсем другим, не таким, как сейчас… как вы видите его, мэм. По праздникам устраивали приемы, балы, вечеринки. Прошлый Хэллоуин прошел чудесно. Все наряжались в костюмы, устраивали игры… — Тонкие плечи старика поникли. — А теперь… ничего.

— Гейтс, почему вы рассказываете мне все это?

Он не колеблясь посмотрел ей в глаза:

— Я внимательно присматривался к вам, мэм. Внимательно и пристрастно. Вы можете помочь Тодду. Малыш нуждается в вашей помощи. Я почувствовал сегодня вечером за обедом, что вы начинаете чувствовать себя одиноко и неуютно в этом холодном, неприветливом доме. Но не чувствуйте себя так. Я ваш друг, мэм. Хочу, чтобы вы знали это. И хочу, чтобы вы сделали все, что можете, для Тодда. И хозяина. Они нуждаются в таком человеке, как вы.

У Стеллы перехватило дыхание. Признание, исходящее от такого древнего вассала, как Гейтс, являлось большим откровением — гораздо большим, чем она смела надеяться, и вместе с тем нелегким. Это означало, что ее страхи и подозрения каким-то образом подтверждаются этим странным откровением.

— А миссис Дейлия, — спросила Стелла, раздосадованная тем, что ощущает неловкость от таящегося в ее вопросе злого умысла, — что скажете о ней?

Покрытое морщинами лицо Гейтса окаменело.

— Ее заветная мечта — стать хозяйкой Хок-Хаус. Вот что такое миссис Дейлия.

— Гейтс! — Она выкрикнула его имя, потому что он направился к двери. Разговор прерывался в самом интересном месте.

— Да, мэм?

— Оливер. Расскажите мне об Оливере.

Лицо старика внезапно превратилось в маску, как будто его покрыли саваном.

— Что об Оливере, мэм?

— Что на самом деле случилось с ним там, в бассейне?

Гейтс снова приоткрыл дверь и переступил через порог. Канделябр, который он держал в вытянутой руке, осветил коридор. Одна из свечей оплыла, с нее капал воск.

— Мэм, — прошептал он тихо, — есть вещи, о которых я не хочу догадываться, и это — одна из них. Я не могу рассказать вам, что случилось с Оливером. Не думаю, что кто-нибудь сможет, Кроме Оливера… а он мертв. Навсегда.

Стелла подошла к двери, прежде чем она закрылась.

— Но Тодд говорит, что… — Продолжать не было смысла.

Дверь щелкнула, закрываясь, и Гейтс ушел так же тихо и быстро, как пришел, оставив Стеллу в еще большем душевном смятении. Однако под ее беспокойством скрывалось глубокое удовлетворение. Гейтс ясно дал понять, что он — ее союзник и друг. Не самое худшее — иметь его на своей стороне. Конечно, он, должно быть, знает гораздо больше, чем рассказал ей. Возможно, через несколько дней…

Стелла вздохнула и заперла дверь. Она подошла к постели и сняла платье, потянувшись за ночной сорочкой. Настало время отбросить все противоречивые мысли, которые лишали ее спокойного сна. Но трудно спать в доме, где ползает на четвереньках страшное пугало сомнения.

Старинные часы внизу, в большом холле, пробили полночь. Глубокий дрожащий звук курантов разнесся по дому глухим эхом, как звон спасательного маяка с окутанного туманом берега.

Стелла опять бодрствовала.

Ее глаза старались привыкнуть к темноте комнаты. Внезапный страх зарождался в тихой тревоге, когда она узнавала очертания знакомой обстановки своей комнаты. Яркий лунный свет, лившийся в окно, наполнял спальню призрачным полумраком. Октябрьская луна, сказала себе Стелла. Полнолуние. Если бы она подошла к окну и всмотрелась в какой-нибудь предмет, то увидела бы темный силуэт ведьмы, скачущей верхом на метле. Она задрожала в своей теплой уютной постели и повернулась на бок.

Детские фантазии: ведьмы, тыквы, лесные орехи, черные кошки. Тодд, Оливер… что они делали в прошлый Хэллоуин? Беспокойные мысли и ассоциации кружились вихрем в голове, сводя на нет ее твердое решение заснуть. Она попыталась отделаться от них до холодного света утра. Бесполезно. Смятение. Стелла села в постели и протерла глаза. Она почитает немного, пока ее не сморит сон и строки не поплывут перед глазами…

В этот момент она увидела тонкий серебристый луч света, показавшийся под ее дверью.

Ее тут же охватила тревога. Она помнила, что в коридоре не было ночной лампы. Это означало, что свет шел из комнаты Тодда. Тодд еще бодрствует, поздно ночью, за закрытой дверью своей спальни, делая что-то. Делая что? В темноте собственной комнаты Стелла напряглась, чтобы уловить шум, но в доме царила мертвая тишина. Часы в холле давно умолкли. Даже поднимающийся за окнами ветерок, будто сговорившись со всеми, тихо крался над землей, молчаливый, как могила. Стелла выбралась из кровати. Пружины издали слабые мелодичные звуки. Она вздрогнула, поспешно выкинув из головы детский предрассудок, то кто-то бродит над своей могилой. Она на цыпочках прокралась по холодному полу своей комнаты. Стелла больше не видела света, пробивавшегося из-под двери, но она знала, что он все еще там. На секунду она почувствовала себя глупой. Возможно, как и она, ребенок не мог заснуть.

Вероятно, он пытался читать; возможно, даже учил какие-то уроки, которые она задала ему днем, чтобы подготовиться к строгому экзамену, которым она шутя грозила ему сегодня!

Почти не сознавая побуждающих ее мотивов, Стелла приоткрыла на несколько дюймов дверь своей спальни. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы дверь Тодда попала в поле зрения.

Стелла не поняла, как ей удалось сдержать внезапный вопль, который, как она чувствовала, рвется из ее горла. Испуганная, она только быстро закрыла дверь и, прижавшись к ней, накинула крючок. Ее сердце бешено колотилось сквозь мягкую ткань, прикрывавшую ее тело.

Да, даже за закрытой дверью большие черные буквы, четко написанные посередине двери Тодда, живо стояли перед ее глазами, насмехаясь над ней своей тайной, пугая ее своим предзнаменованием.

Смерть.