Темнолесье

ГЛАВА 9

Сны… разные они у всех. У кого светлые, у кого тёмные, у кого кошмары, у кого счастье безмерное. Молодым парням девки красивые снятся, ласки их горячие да кожа нежная. Девицам женихи снятся, красивые, статные, сильные. Старикам молодость их снится, малым детям игры, в которые не наигрались, да сласти разные.

Агнешке снилось небо. Синее-синее. Небо было непривычное. Не только над головой, но и по бокам. Земля была где-то далеко внизу. Кроха видела крыши деревеньки, в которой выросла, ленточку реки, что блестящей на солнце змеёй разлеглась до горизонта. Ещё Агнешка Темнолесье видела. Деревья сверху что зубья частого гребня выглядели. Поляны видит, зверей разных. Забавные и нестрашные.

А ещё Миленка на околице стоит. Ладонь козырьком ко лбу приложила, чтоб солнце глаза не слепило, и на Агнешку смотрит. А рядом женщина. Незнакомая. Но понимает кроха, что какое-то тёплое чувство к этой крестьянке испытывает. Догадывается. Шепчет:

«Мама…»

Та кивает, рукой машет.

Вдруг сердечко Агнешки удар пропустило. Звери диковинные к мамке с сестрицей подкрадываются. Никогда сиротка таких не видела. Головы как у кабанов, да пасти волчьи, зубами оскаленные. Сами больше телёнка. Почти с бычка-трёхлетка. Тело как у огромной обезьяны с картинок, которые купцы заезжие показывают. Но хвоста нет, а на пальцах когти медвежьи.

Крикнуть хочет, предупредить. Но язык словно к нёбу прирос. А в следующую секунду звери на мамку и Миленку бросились.

Закричала Агнешка, проснулась. Перед глазами всё еще картина кровавая. В лачужку свет лунный через крохотное оконце проникает, и возле кровати квадратное пятно рисует. На пятно это девочка посмотрела и вскрикнула. Чёрная тень накрыла его. На секунду. Не успела Агнешка глаза поднять и на окошко посмотреть, как исчез ночной гость. А потом дверь скрипнула. Сиротка всегда на ночь поленом дверь подпирала. Взять с неё было нечего, но просто так обидеть могли многие. Дверь с той стороны никто открыть не мог. Агнешка в комочек от страха сжалась. В дверном проёме фигура тёмная появилась. Шаг сделала, другой, в полоску света ступила.

Стешка…

«Фея!..»

Прыгнуло от счастья сердце крохи, но сразу сон вспомнился. Спросила:

«А Миленка где?»

С кроватки вскочила, подбежала, за спину фее заглядывает, всё надеется, что сестрица в лачужку войдёт, обнимет крепко, ласковых слов наговорит. А там, за порогом, никого. Ну, сначала Агнешке показалось, что никого. Потом она увидела…

Звери лесные были точно такие, как во сне. Только в свете лунном они еще страшнее выглядели. Сиротке даже показалось, что смрадное дыхание чует. Зубы скалят, горящими во тьме глазами кроху рассматривают. А Агнешке не страшно. Она не за себя боится. Она за Миленку переживает. А ещё, увидев зверей этих, она вдруг прозрела. Иным взглядом на Стешку посмотрела.

«Ты не фея?»

Богиня головой покачала. Взгляд у неё задумчивый и немного грустный. А Агнешка поняла, почему ей сон такой странный приснился. Поняла, что мамка да Миленка с того света во сне к ней приходили. Предупредить хотели.

А святошам тоже сны снятся. Святоши ведь тоже люди. Со своими надеждами, горестями и радостями. И сны у них такие же. Кому пытки и сваренные ведьмы и колдуны снятся, кому застолье да пирушка, кому девицы красные. Отцу Антоне снилось Темнолесье. Не вещий это был сон — воспоминание. Вспоминал, как под телами своих служек прятался. Кровь сенельцев ему одежду насквозь пропитала. Слышал, как последний вздох испускают, как звери страшные мёртвых да живых на части рвут, из-за добычи дерутся.

А ещё разговор ведьмы и Радана слышал. Недолго ведьма с офицером проговорила. Бежал под её смех и улюлюканье. Старик надеялся, что не найдут его среди мёртвых. Зря надеялся…

Ещё снилось ему, как на пузе ползал, ноги ведьме целовал да землёй голову посыпал. Жизнь вымаливал. А ведьма улыбалась весело, озорно на своих слуг поглядывала, словно говоря:

«Видите? Что я вам говорила?»

Звери только фыркали и вновь к трапезе своей кровавой возвращались.

Потом приснилось Антоне, как по лесу ходил, таланты свои, с детства привитые, использовал, чтобы Егеря найти. Звери поблизости были — следили, чтобы новый раб службу прилежно нёс. Чтобы всё, что хозяйка приказала, в точности выполнял. А старик и не думал предавать Стешку. Страх великий ему ведьма внушила. Такой, что поджилки тряслись и хотелось в ужасе под землю зарыться.

Всё выполнил в точности. Не тревожил Егеря в логове. Сразу с докладом к владычице побежал.

Напоследок приснилось старику, как Стешка последние указания давала, ещё толикой страха приправила магию свою.

«Жаль, что никто из святош не может меня в гости позвать. Ну, ничего. Главное, Егеря и невесту Радана извести. Ты иди, иди к дороге. Туда скоро отряд подойдёт. Я с гонца деревенского пылинки сдувала, чтобы до города добрался и даже ноготь на руке не обломал».

«Она не убьёт меня! Она поклялась! Богини не могут нарушить клятву!»

«ЧУ! ХА!»

Антоне проснулся в холодном поту. В комнате никого не было. Он ещё вечером отправил служек в общий дом, выделенный для простых адептов ордена. Он и лева Редо были одни в доме. Редо прибыл во главе отряда сенельцев, примкнувших к конникам в городе. Хоть он и принадлежал к иерархии, но саном был немного ниже, чем лева Антоне. Старик был не против, чтобы этот дородный угрюмый человек поселился с ним в одном доме. Ему было страшно, и он хотел, чтобы рядом был кто-нибудь из своих, не подозревающих о предательстве.

Звук, который его разбудил, донёсся из комнаты Редо. Старик спросонья не мог вспомнить, где он его слышал. Возможно потому, что воспоминания страшными да неприятными были.

«Чу! Ха…»

Святоша вздрогнул. Остатки сна мгновенно улетучились. Осторожно, на цыпочках он вышел в гостевую и, уже зная, что увидит, подошёл к распахнутой настежь двери, ведущей в комнату лева Редо.

Стешкин слуга довольно похрюкивал, то и дело ныряя мордой в огромную рану на брюхе святоши. Лева Антоне уже один раз видел, как поедают своих жертв твари Темнолесья. Зверь выедал внутренности, и только потом принимался за мясо с рук и ног. Тело толстяка дёргалось каждый раз, когда слуга выдирал из него очередную порцию кишок.

Взгляд красных глаз буквально ожёг старика. Он уже собрался броситься из комнаты, но зверь приветственно хрюкнул, узнав предателя, и вернулся к своей трапезе. На подгибающихся ногах старик вышел вон из комнаты, добрался до своей постели и рухнул на неё навзничь, рыдая от стыда и страха.