— Нет вестей от гонцов?
Боян, кузнец деревенский, вздрогнул, поднял взгляд на Радана и грустно головой покачал.
Два дня как командир отряда вернулся. Растрёпанный, без оружия, с безумным взглядом. До самого вечера ни староста, ни старики многомудрые не могли из него слова вытянуть. Только твердил как в бреду:
"Дея, Дея, Дея…".
Под конец народ уж думал его в сарае запереть от греха подальше. Безумец не только себе мог вред причинить, но и прирезать кого сонным, или, чего доброго, поджог устроить.
Но вечером душевная хворь отступила, и рассказал он страсти такие, что весь народ с раскрытым ртом его слушал, не смея перебить.
Объявились на дорогах звери диковинные, что ни дневного света не боятся, ни заговора, который на пути через Темнолесье наложен. Перебили и святош, и солдат. Лишь он один в живых остался.
Кто осуждал дезертира, кто сочувствовал ему. Но все считали, что надо гонца в город отправить. Предупредить об опасности. Боязно, а надо. Староста среди трёх неженатых парней, что добровольцами вызвались, самого шустрого выбрал. Отрядили ему коня. Благо, скакун Радана вслед за хозяином в деревню пришёл. Старики ворчали: «Пусть сам офицер и едет! Харю на казённых харчах отъел, так пусть отрабатывает!». Ворчать-то ворчали, но и сами понимали, что с полубезумного спрос никакой. Сгинет ни за что. Благословили добровольца, да в путь-дорожку отправили.
Поник плечами Радан, взгляд в землю опустил. Боян ему вслед долго смотрел. Жалел. Немудрено духом пасть, коль на твоих глазах невесту зверь лесной на куски рвёт. А офицер вернулся в светлицу, ничком на постель упал. Тоска и стыд заедают. Как он мог тёмному колдуну довериться? Как мог милую в его лапы отдать?!
«О стену головой побейся. Говорят, что дуракам помогает»
— Кто здесь?!
Королевский офицер на ноги вскочил, взглядом безумным комнату обводит, палаш, что в Темнолесье оставил, ищет.
«Бабы-дуры. Что в тебе Стешка нашла? Ни мозгов, ни храбрости. Сильненький, да на голову хиленький! Эхх…»
Дошло до Радана, что голос в его голове звучит.
«Егерь? Егерь. Что с Деей? Куда ты её подевал?»
«Ничего не сталось с твоей невестой! В надёжном месте она. Стешкино воинство вокруг деревни кружит. Ждёт, когда на блюдечке ей соперницу принесу. Там на дороге еле ушёл от них. Не хочу повторять. Мне шкура своя дорога ещё»
«Кто она? Что за ведьма такая, которой сам Егерь боится?»
«Да не ведьма она… И не человек вовсе…»
«А ты — человек?»
«Конечно, человек! Не был бы человеком, не пришёл бы на выручку. У меня с этой тварью давние счёты. Давным-давно она меня с насиженных мест согнала. Думал, что оставшиеся мне пару сотен лет спокойно в Темнолесье проживу. Так нет, приползла сюда со своей свитой. Мразь!»
«Так кто же она?»
«Божество древнее! Блудливое, как кошка, и подлое, как змея!»
«Божество?!»
Радан передёрнулся, представив, какая сила страшная ему поперёк дороги встала. Мысль в голове мелькнула. Спросил:
«А чего вы не поделили?»
«Разонравилась она мне, чего! Шалая баба!»
«Ты что, с ней…»
«Мне можно!»
Голос в голове словно строже стал. Вроде и ехидный, но наставительный.
«Я колдун! От её ласк в бычка-производителя не превращусь. Она как это поняла, так совсем меня в чёрное тело загнала. Если уж миловаться, то каким-нибудь способом ненормальным…»
Радан что-то своё услышал, спросил, понимая, что догадался:
«Хороша?»
«Как богиня! Нет среди смертных женщины такой.»
Радан подумал, снова спросил:
«Чего тогда не поделили?»
«Нашла нового. Из простых людей. Такого же дурака, как ты. А меня слугами своими затравила, погнав из Запретного леса. Долго землю топтал, пока в вашу страну не пришёл. Думал, что навсегда от неё избавился. Но не судьба, видать…»
«Чего она от меня-то хочет?»
Смешок ехидный.
«Ясно чего. Чтоб позабыл свою Дею и с ней в постельку лёг. Причём, добровольно. Только тогда сможешь армию ей создать, девок брюхатя. Голову тебе уже почти заморочила. Увидала тебя, когда её в деревню Горан призвал, да и бросила любовника прежнего. Влюбчивая, вишь ли. Да и выдыхался Горан. Силу слуг рожать Стешка на время даёт. Месяц, полтора, и надо нового любовника искать.
Ну что, хочешь с ней быть? Любовница она отменная!»
Хоть и не видел его Егерь, но Радан в страхе головой замотал. Спросил:
«А почему не придёт и не заберёт то, что ей любо? Или людей боится?»
«Ничего она не боится. Но у божеств свои законы. В людские селения она только тогда доступ имеет, когда кто-то её пригласит, вольно или невольно. Но следить, подобно призраку, может. Ты и сам видел, как морок навёл слуга её, тебя из дому выманивая. Только зря он так. Ты должен сам на соитие согласиться. Иначе никак»,
«А твой интерес в чём? Что тебе дела простых людей?»
«Хочу Стешку одолеть»,
«А это возможно?»
«Есть один обряд. Я поздно о нём узнал. Тогда она меня уже гнала, как гончая зайца. Для обряда мужик, что Стешке глянулся, нужен. Скажет слова заветные, семя изливая, и сил лишится она. Простой человеческой девкой станет. Я тебе слова эти скажу, а ты уж постарайся их не перепутать. Сам понимаешь, что второго шанса у тебя не будет»,
«А без соития никак? Да я и не смогу… Страсть как её боюсь.»
Снова усмехнулся Егерь.
«Ещё как сможешь! Ты только возьми её, а дальше… Поверь, такого наслаждения ты никогда не знал. Ты, главное, не забудь слова заветные произнести, когда она тебе позволит семя излить»
«Она позволит?..»
«Говорю же — никогда такого не видел. Ну что, согласен, служивый?»
Радан долго не думал. Выхода у него другого не было. Согласился. Скрепя сердце согласился. Не век же ему и Дее в деревне сидеть. Да и не допустят королевские чиновники, чтобы офицер, весь отряд сгубивший, в селе прятался. А он не гнева королевского боялся, а божества древнего да коварного. Помнил, как на эшафоте Горан «Стешка!» кричал. Понимал, что, неровён час, сам на ведьмин трон угодит.
«Согласен! Говори заветное слово, колдун!»
Легко сказать, да трудно сделать. Заклятье оказалось на каком-то тарабарском наречии. Сложное, аж язык сломать можно. Егерь раз пять отлучался, уходя в глубину Темнолесья. Слуги Стешкины мешали ему всё время вблизи быть. Каждый раз, когда возвращался голос Егеря, Радан отчитывался ему, произнося в уме слова заветные. Только поздней ночью отстал от него колдун, решив, что готов к обряду Радан. Только буркнул напоследок:
«Смотри, когда одолеешь её, в человека превратив, не смей обижать! Я её себе в жёны возьму. А будет ерепениться — в рабыни»
Не успел парень ответить, что Стешка ему даром не нужна, как почувствовал, что колдун окончательно ушёл.
Уж которое утро просыпался в деревне офицер королевского полка. За месяц с лишним он привык, что утро это в самую рань полнится мычанием коров, криками пастухов и переругиванием соседских бабок. А в этот день всё было иначе.
Шум разбудил Радана. Громкий и весёлый гвалт. Давно уже никто в деревне так не радовался. Словно все селяне на улицу высыпали, ликовали. Неужто гонец помощь привел? Королевских конников, что в соседнем городке квартировались. Радость лицо офицера осветила. На секунду. Потом он вспомнил, против кого кавалеристам выступить придётся, и поник плечами. Куда им с богиней тягаться?
А шум всё громче. Слышно, как святош славят. Пока Радан одевался, толпа уже до его дома дошла. Выскочил он на улицу, да так и застыл. Солнышко рассветное на плюмажах и сбруе играет. Кажется, что смелым воинам его величества никакая тварь Темнолесья не страшна. Зарубят, даже не вспотеют. В глазах рябит от трехцветья форменных мундиров. Когда-то и Радан такой был. Где-то в прошлой жизни. Когда магия лесной богини еще душу не отравила. Когда еще был он доблестным воякой, а не зайцем трусливым.
Но не на военных Радан смотрел во все глаза. Впереди конников и толпы ликующей шагают святоши. Человек двадцать. Лица ничего не выражают, глаза немигающие, как у рыб, лысины на солнце сверкают. А впереди сенельцев лева Антоне шёл. Одежда рваная на нём вся в бурых пятнах, взгляд безумный, голова высоко вверх поднята. Шагает гордо, как гусак. За ним воинство Ордена пленных ведет. Егерь мрачнее тучи. На шее веревка заговорённая. Избитый. Всё лицо кровью залито. Не церемонились, видать, конники, несмотря на запрет святош. Дею тоже избили. Босая идет. Где-то стопы в кровь изрезала. Следом кровавым белую пыль улицы метит. Вместо лица — месиво. Нос сломан, из глаз в три ручья слезы льют. Если бы не слуги Антоне, упала бы без сил. Грубо под руки тащат. Возле Радана остановилась процессия. Несколько секунд смотрел на него старик, потом всхлипнул, и в объятия заключил.
— Брат! Как ты выжить смог?
У офицера даже язык отнялся. А святоша продолжает:
— Я под трупами схоронился. А колдун ведьму свою забрал, и со зверями ручными, что отряд выкосили, в лес подался. Я — следом. Осторожно иду, по следам. Нас с детства учат следы читать. До самого логова твари этой дошел. Видел, как обратно в человека перекинулась, да с ведьмой долгие разговоры вела. Два дня сторожил, тропы и подходы изучая! Ягодами да кореньями питался. Потом вернулся на тракт и конников с адептами Ордена встретил. Тех, за которыми гонец был выслан. Вместе к логову колдуна вернулись, в плен Колдуна и ведьму захватили.
— Хорош, герой. На спящего веревку накинул!
Голос у Егеря глухой, и слегка шепелявый. Видать, зубов лишился, когда королевские слуги его избили.
Святоша отскочил от Радана как ужаленный, обернулся, палец на колдуна направил, завизжал, как поросенок.
— Заткнись, тварь! Завтра же на ведьмин трон сядешь, душегуб! И ведьма твоя тоже!
Вдруг замолчал, застыл святоша. Потом к Радану повернулся, сказал с печалью:
— А ты знаешь, что всё это время с ведьмой жил? Бедный брат…
Безумный святоша снова обниматься полез. Кажется Радану, словно сама смерть его обнимает. В умоляющие глаза Деи смотрит, на Егеря смотрит, что презрением лучится, а слова вымолвить не может. Страх великий наружу выполз. Горло холодными щупальцами сжал.
Вдруг губы разомкнул.
— Ведьма, как есть — ведьма.
Фыркнул Егерь, заголосила было Дея, да святоши живо ей парой оплеух рот заткнули.
Антоне отстранил Радана, внимательно в глаза взглянул, ободряюще по плечу похлопал и дал знак дальше двигаться. Вся толпа военных, святош и жителей деревни мимо рекой людской потекла. Радан на себе сочувственные взгляды ловил. Сердобольные старушки слезу смахивали. Жалко парнишку. Штука ли — узнать, что постель с ведьмой делил. Мужики грустно головами качали, да тайком взгляды на благоверных да на тёщ бросали. А ну как кто из них тоже тёмным силам служит?
Радан стоял ошеломлённый. Стоял и стоял. Уж никого, кроме стайки мальчишек возле его дома нет, а он с места не двигался.