Тайна хрустальной вазы

Глава 3. Тьма за пеленой искр

Библиотека дышала. Не метафорой — тяжелыми, влажными вздохами, поднимавшимися из-под синего ковра с причудливым узором, который теперь казался сплетением застывших вен. Золотой свет, лившийся будто из самих стен, не согревал. Он был ненасытным, выхватывая из полумрака позолоченные корешки фолиантов и мертвенную бледность лиц читателей. Воздух, густой от запаха старой бумаги, воска и той сладковатой гнили, что пряталась за ладаном, обволакивал горло, как похоронный саван. Хрип стариков за соседними столами — звук легких, наполненных пылью веков. Каждый шорох страницы отдавался эхом в бесконечных проходах между стеллажами — темных, как звериные норы, уходящих вглубь, где свет мерк, а тени сгущались в нечто осязаемое и недоброе.

Кандальщик двигался как тень, размазанная по стеллажам. Костлявые пальцы сжимали запястья студентов с силой кузнечных тисков. Обсидиановые браслеты зашипели, как прикосновение холодной, мёртвой звезды, впиваясь в кожу ледяными зубцами.

— За парты. Сейчас же, — голос скрипел, как несмазанная дверь склепа, шелковистая пыль на полу — пепел исчезнувших миров.

Кларисс вскрикнула, когда ее бросили на резной дубовый стул. Запахло воском, пылью и… сладковатой гнилью, будто под коврами гнили забытые цветы. Люсиль ударилась коленом о столешницу, покрытую царапинами от чьих-то отчаянных ногтей. Марка волокли, как мешок — он бился в немой ярости, кровь сочилась из губ, пытаясь заглушить боль от темных молний.

— Не дергайся, Уголёк, — проскрежетал Кандальщик с насмешкой, пристегивая его наручники к железному кольцу на столе. Звон цепей слился с тиканьем невидимых часов. — Читайте. Громко, — прошипел Хранитель. Тень, неестественно длинная, лизнула белый пол, книги с грохотом упали из воздуха на стол перед учениками.

Первые строчки рождали чудовищную красоту. Над Кларисс поплыли миражные сады: яблони в цвету, фонтаны из жидкого света, поющие птицы из радужной дымки. Но с каждым словом сады темнели. Шелест страниц — как крылья пойманных мотыльков. Лепестки вяли, падая черными пятнами на страницы, а из книги тянулись невидимые щупальца, высасывая румянец с ее щек. Она читала о целебных травах, а чувствовала, как увядает сама.

Шершавость древних страниц — словно кожа неведомых существ. Серж погрузился в текст с мрачным азартом ученого на краю пропасти. Его мир за спиной был абстракцией: геометрические фигуры, пожирающие друг друга, формулы, вспыхивающие кровавым светом. Тиканье часов — не механическое, а влажное, будто капает кровь в пустоту. Но его пальцы чертили невидимые знаки на столе Он чувствовал, как энергия течет через браслет в книгу, как петли магической сети сжимаются вокруг них. Система замкнута. Источник — читающий. Проводник — текст. Приемник… где-то вне.

Марк скрипел зубами:

— При…принципы… рун…ной… — он выжимал из себя слова, как яд.

Его книга — «Гнев Камня» — оставалась мертвой. Миражи за спиной рвались, как грязные тряпки: обломки скал, клубы пыли.

— ГРОМЧЕ! — Кандальщик ударил его плетью из сгустка мрака.

Марк взвыл. Изумруд на его браслете вспыхнул, и в миржи ворвался яростный вихрь. Осколки скал полетели в демона!

— Нахал! — Взбешенный Кандальщик вновь ударил молнией. Марк сник, без сознания, голова упала на холодные буквы.

— МАРК! — Люсиль рванулась к нему, но цепи впились в запястья. Ее собственный мираж — бальный зал с хрустальными люстрами — погас, не успев расцвести. По щекам текли слезы. "Он всего лишь хотел защитить нас…"

Дверь в глубине зала распахнулась с грохотом. Кандальщик вволок Агату за ворот. Она была в пыли, очки треснули, платье порвано у плеча. Но в серых глазах горел холодный, взрослый огонь. Хранитель поймал ее за подбородок:

— А мы думали, ты удрала, пташка?

— Птицы не бегают по библиотекам, — парировала Агата, вытирая кровь с губ.

Ее приковали к последнему столу. Книгу открыли на странице с изображением зубастого колодца.

— Читай. Или… — Кандальщик провел лезвием по ее ладони. Алая полоса выступила на белой коже.

Агата сжала зубы, сидела прямо. Несмотря на пыль на щеках, треснувшие очки, дышала ровно. Ее серые глаза, лишенные обычной дымки загадочности, были ясны и холодны, как лезвие. Осматривала зал не как жертва, а как стратег, оценивающий поле боя. Пальцы, сжатые в кулаки, не дрожали. Странно спокойна, подумала Кларисс, ловя ее взгляд.

Кандальщик пихнул её в спину, и пролжил длинный порез на ладони углубляя его в вены.

— "…и из Бездны… восстали Голодные…"

Золотая дымка вырвалась изо рта и засветились страницы. За ее спиной возник не сад и не формула. Возник реальный колодец из мрака и влажного камня. Из него вытянулась чешуйчатая лапа с когтями, длинными, как кинжалы. Лапа впилась Агате в шею!

— Довольно! — Хранитель захлопнул книгу. Мираж рухнул. На шее Агаты остались кровавые полосы.

Тишина. Только хриплое дыхание пленников.

— Так ты Чтец, — прошипел Хранитель, его ледяные глаза вспыхнули алчностью.

— Не понимаю, о чем ты, — Агата выплюнула слова сквозь боль.

— Что значит "Чтец"? — Кларисс приподняла изможденное лицо. Тени под глазами были как синяки.

Серж откашлял, перебивая:

— Дар… непроизвольного оживления текста. Читаешь вслух — и слова становятся плотью. Или кошмаром. — бросил взгляд на Агату. — «Хроники Спящего Левиафана»… теперь ясно, почему она кашляет лепестками. Побочный эффект Перехода между слоями реальности.

Кларисс вспыхнула:

— Значит, наша Агата — героиня какой-то проклятой сказки?! — глаза её горели негодованием и болью — Лепестки — это твои слезы? Или осколки того мира, откуда ты пришла?!

Хранитель не слушал детей, смотрел на браслет. Обсидиан трескался от переполнявшей его энергии, светившейся жидким золотом.

— Принести еще книг! — приказал он Кандальщику. — Эта — ключ. Она наполнит Левиафана до краев.

И тут Агату скрутил кашель. Не просто приступ. Взрыв. Черные лепестки роз, крупные, вылетали из ее горла, падая на книгу и пол. Они дымились, как угли, и пахли прахом и морозом.

— Что это?! — Кандальщик отпрыгнул, будто от кислоты.

Серж, был бледен как смерть. Его волосы слипались от пода. Разум, острый и цепкий, уже вырвался из пут шока. Прикрыл глаза, делая вид, что близок к обмороку, но под приспущенными веками зрачки бегали. Чувствовал ритм. Ритм боли. Каждый удар молнии по Марку, каждый всплеск энергии из браслетов в книги — это была не хаотичная пытка. Это была система. Сложная, древняя, с четкими параметрами: сила сопротивления = сила отдачи. Ногой бессознательно выводили на пыльном полу руны контроля энергии. "Если найти резонансную частоту кандалов… если создать обратный импульс…"

Марк очнулся, тело ломило, каждая мышца кричала от ударов темной молнией. Голова гудела, как улей. Попытался пошевелиться — цепи звякнули, холод обсидиана впился в запястья.

— Черт… — вырвалось хриплым шепотом, поднял тяжелую голову и встретился взглядом с Люсиль сидевшую напротив, прикованная к своему столу с ледяной книгой иллюзий.

Ее бледные глаза были широко раскрыты, полны не просто страха — ужаса за него. На щеках блестели слезы, оставляя чистые дорожки на пыли. И в этом взгляде, таком отчаянном, Марк вдруг увидел то, что всегда пропускал в суете драк и походов за приключениями. Глубину. Преданность. Больше, чем дружба. Сердце, привыкшее биться в бешеном ритме, на миг сжалось от чего-то теплого и колючего одновременно. Он не глупец. Просто… никогда не останавливался, чтобы посмотреть. Он кивнул ей, коротко, жестко:

— Я в порядке. И ты держись. — увидел, как губы дрогнули в попытке улыбнуться. Эта крошечная надежда в ее глазах обожгла сильнее молний Кандальщика.

Кларисс наблюдала за ними сквозь пелену собственной измотанности. Энергия, высасываемая "Анналами Целительных Садов", оставляла под глазами синеву, будто от удара. Но материнский, неистребимый инстинкт защитницы бушевал в ней сильнее магического истощения. Видела ясный холод Агаты, вычисляющую сосредоточенность Сержа, немой разговор Марка и Люсиль. Они не сломлены. Значит, и она должна держаться. Поймала взгляд Агаты, пытаясь прочесть в нем ответ. Но та лишь чуть мотнула головой: "Не сейчас".

Хранитель стоял на своем возвышении у дубового пульта, статуей из слоновой кости. Ледяные глаза, лишенные человеческого тепла, скользили от одного стола к другому, оценивая "урожай". Над Сержем плясали кровавые формулы, над Кларисс увядали черные сады. Но дольше всего он смотрел на Агату. На ее браслет, который, несмотря на недавний приступ кашля и сопротивление, снова наливался тревожным, густым золотом. И на книгу перед ней — "Хроники Бездонных Колодцев". Тот самый колодец, что чуть не утащил ее в небытие, казалось, пульсировал на обложке темной жилкой.

— Чтец, — голос, тихий, режущий тишину как нож, заставил вздрогнуть даже безучастных теней за соседними столами. Он не обращался ни к кому конкретно, скорее констатировал факт для самого себя, но его взгляд буравил Агату. — Редкий цветок на болоте реальности. Твои слова… они не просто оживают. Прорывают. Нужно об этом доложить. — сделал паузу, тонкие, бескровные губы растянулись в подобие улыбки, от которой стало еще холоднее. — Продолжай. "Бездонные Колодцы". Глава третья. Громко.

Агата не шевельнулась. Ее взгляд был непоколебим. Кандальщик, словно тень Хранителя, материализовался у ее стула. Костлявая рука с грязными ногтями легла ей на затылок, впиваясь в волосы. Другая рука сжимала тонкое, черное как ночь лезвие. Поднес его к ее щеке. Холод металла заставил кожу покрыться мурашками.

— Читай, пташка, — проскрежетал он, и дыхание его пахло могильным тленом. — Или твои друзья узнают, как быстро может течь кровь… — острый взгляд метнулся к Марку.

Тот напрягся, готовый рвануться, несмотря на цепи и боль. Люсиль вскрикнула, подавленно. Серж замер, его расчеты рухнули перед лицом непосредственной угрозы.

Агата закрыла глаза на мгновение. Потом открыла. Взгляд ее был пустым, как гладь мертвого озера. Она опустила глаза на зловещую страницу. Губы дрогнули, но голос, когда он прозвучал, был низким, ровным, лишенным прежней дрожи:

— "…и Голодные в Бездне услышали Зов Падения…"

Золотая дымка снова заклубилась над книгой. За ее спиной пространство заколебалось, как вода перед штормом. Не мираж, не бледная визуализация. Ощущалось давление, зыбь реальности. Где-то в глубине прохода между стеллажами что-то скреблось о камень. Или о кость. Хранитель наклонился вперед вглядываясь в лицо девушки покрывающееся трещинами, его мертвенное лицо исказил голодный восторг. Кандальщик невольно ослабил хватку на затылке Агаты, чей голос звучал тихо в реальности, но будто доносился раскатами грома отовсюду.

Пространство за ее спиной вздулось, готовое разорваться. Библиотека затаила дыхание. В углах зала, за другими столами, шевелились. Вечные пленники библиотеки. Люди-тени. Кожа — пергамент, натянутый на кости. Глаза — тусклые угли в темных провалах. Их миражи были едва видны: блеклые пятна света, дрожащие силуэты городов, которых больше нет. Один старик, чья рука дрожала над книгой, внезапно рухнул лицом в страницы. Никто не шелохнулся. Никто не вздохнул. Только пыль медленно оседала на его согнутую спину. Они не замечали перемен, не реагировали на происходящее, будто были…пусты.