Танец на кладбище

45

Стоя на углу Двести четырнадцатой улицы и Симэн-авеню, д’Агоста с Пендергастом наблюдали, как движется шествие. Оно было довольно жидким — д’Агоста насчитал от силы человек сто. Поначалу здесь находился и Гарри Числетт, заместитель районного начальника полиции, но, убедившись в малочисленности толпы, быстро уехал. Демонстрация выглядела мирной и спокойной, почти сонной. Никаких выкриков, конфликтов с полицией, летящих камней и бутылок.

— Похоже на картинку из каталога «Л. Л. Бин», — заметил д’Агоста, щурясь на ярком осеннем солнце.

Пендергаст стоял у фонарного столба, сложив на груди руки.

— «Л. Л. Бин»? Не знаю такой марки.

Размахивая плакатами и скандируя лозунги, толпа завернула за угол и направилась в сторону Инвудского парка. Возглавлял шествие Александр Эстебан в паре с каким-то человеком. Его лоб по-прежнему украшала повязка.

— А что это за парень рядом с Эстебаном? — поинтересовался д’Агоста.

— Ричард Плок. Исполнительный директор организации «Люди на защите животных».

Д’Агоста с любопытством посмотрел на него. Простоватый белый парень лет тридцати, страдающий от излишнего веса. Он браво шагал вперед, перебирая короткими ножками и размахивая толстенькими ручками, так что его кисти болтались при каждом махе. На лице его была написана решимость. Несмотря на холодный осенний воздух и рубашку с короткими рукавами, он обливался потом. В отличие от Эстебана, обладавшего определенной харизмой, у этого парня она отсутствовала начисто. Тем не менее д’Агосте он показался человеком твердых убеждений — было видно, что он свято верит в правоту своего дела.

За лидерами шла шеренга людей с огромным плакатом:

Похоже, в этой толпе у каждого имелась своя повестка дня. Было много плакатов, обвинявших Вилль в убийстве Смитбека и Кидд. Помимо этого, здесь был представлен самый широкий спектр защитников живой природы: вегетарианцы, борцы с меховыми шубами, люди, выступающие против испытаний лекарств на животных, религиозные экстремисты, ополчившиеся на вуду и зомби, и даже несколько пацифистов. В воздухе трепетали лозунги: «Есть мясо — значит быть убийцей», «Они наши друзья, а не еда», «Мех — это труп», «Мучить животных — грех перед Богом». Некоторые держали в руках увеличенные фотографии Смитбека и Кидд с надписью «Зверски убиты».

Д’Агоста отвернулся и посмотрел на часы. Было уже около часа. В животе у него урчало.

— Похоже, здесь не на что больше смотреть.

Пендергаст продолжал молча разглядывать толпу.

— Может, пообедаем?

— Я бы предпочел остаться.

— Здесь уже ничего не случится. Эти ребята вряд ли захотят ввязываться в драку и мять свои фирменные шмотки.

Пендергаст не отрывал глаз от проходящей толпы.

— И все же нам лучше остаться здесь, пока не закончится вся их говорильня.

«Он же у нас святым духом питается», — съязвил про себя д’Агоста. Он и вправду не мог припомнить ни одного случая, когда бы они ели вместе где-нибудь, кроме особняка на Риверсайд-драйв. Не стоило и заикаться.

— Пойдемте за толпой до Индиан-роуд, — предложил Пендергаст.

«Это не толпа, а воскресное собрание в церкви», — возразил про себя д’Агоста. Но все же последовал за спецагентом, всем своим видом выражая недовольство. Шествие остановилось на поле за бейсбольными площадками, рядом с дорогой, ведущей к Виллю. Пока все шло в соответствии с заявкой. Полицейские расположились рядом, лениво наблюдая за происходящим. Средства подавления беспорядков, баллончики со слезоточивым газом и полицейские дубинки были убраны обратно в машины. Из двух дюжин патрульных машин, съехавшихся к началу демонстрации, осталось меньше половины. Остальные вернулись к своему обычному патрулированию.

Пока демонстранты ходили по кругу, скандируя лозунги и размахивая плакатами, Плок взобрался на открытую трибуну одной из бейсбольных площадок. Эстебан расположился за ним, почтительно сложив на груди руки.

— Уважаемые друзья животных! Позвольте мне приветствовать вас на нашем собрании! — прокричал Плок.

Он обходился без мегафона, но его высокий пронзительный голос был хорошо слышен отовсюду.

Толпа притихла. Д’Агоста подумал, что на этом сборище яппи[34] и жителей Верхнего Уэстсайда беспорядки столь же маловероятны, как на чаепитии колониальных дам Америки.[35] А вот ему сейчас действительно не помешала бы чашка кофе с хорошим чизбургером.

— Я — Рич Плок, исполнительный директор организации «Люди на защите животных», имею честь представить вам нашего представителя Александра Эстебана!

Толпа воодушевилась, и когда Эстебан ступил на трибуну, его приветствовали громкими криками и аплодисментами. Он с улыбкой наблюдал это ликование, бросая пламенные взгляды на немногочисленную аудиторию. Наконец он поднял руку, призывая всех к тишине.

— Друзья мои, — произнес Эстебан низким звучным голосом, который являл полную противоположность тонкому фальцету Плока. — Я не буду произносить перед вами речь. У меня есть для вас кое-что другое. Можете назвать это когнитивным перевоплощением, если хотите.

По толпе пробежал ропот недовольства — они пришли сюда протестовать, а не выслушивать лекции.

Д’Агоста ухмыльнулся.

«Когнитивное перевоплощение. Так теперь называются беспорядки».

— Я прошу вас всех закрыть глаза и на какое-то время забыть, что вы люди.

Толпа затихла.

— Представьте себе, что вы маленький ягненок.

В толпе снова зашумели.

— Вы родились весной на севере штата Нью-Йорк — светит солнышко, вокруг зеленеет трава. Рядом ваша мать, вы под надежной защитой своего стада. Каждый день вы беззаботно скачете по полям вместе со своими братиками и сестричками, а ночью возвращаетесь под гостеприимный кров своей фермы. Вы счастливы, потому что живете той жизнью, которую предназначил для вас Господь. Именно это называется счастьем. Нет страха, нет горя, нет боли. Вы даже не подозреваете, что все это существует на свете.

Потом на ферму приезжает фургон — огромный, шумный, страшный. Вас насильно отрывают от матери. Такое просто невозможно пережить. Вас палкой загоняют в фургон. Дверь захлопывается. Внутри темно, пахнет навозом и страхом. Фургон с ревом срывается с места. Вы можете себе представить, какой ужас испытывает крошечное беззащитное существо?

Замолчав, Эстебан оглядел толпу. Стояла полная тишина.

— Вы жалобно блеете, зовете свою мать, но она не приходит. И не придет. Вы ее больше никогда не увидите.

Еще одна пауза.

— Наконец фургон останавливается. Всех ягнят забирают — кроме вас. Вы не станете едой, для вас уготована участь пострашнее. Фургон движется дальше. Теперь вы в полном одиночестве и цепенеете от ужаса. Одиночество — фактор биологический. Ягненок, отбившийся от стада, всегда погибает. И вы это чувствуете. Вас охватывает смертельная тоска.

Фургон снова останавливается. В него влезает человек и набрасывает вам на шею вонючую цепь, всю в засохшей крови. Вас тащат куда-то в темноту. Это церковь или какое-то подобие ее, но вы этого, конечно, не знаете. Она полна людей, и там стоит невыносимый запах. Вы почти ничего не видите в темноте. Люди что-то поют и бьют в барабаны. Из темноты выступают странные лица. Слышатся выкрики, шипение, стук колотушек, топот ног. Ваш ужас поистине безграничен.

Вас привязывают к столбу. Вокруг грохот барабанов, топот ног, запах смерти. Вы отчаянно блеете, призывая свою мать. У вас еще остается надежда, что она придет и заберет вас отсюда.

К вам приближается какая-то фигура. Это высокий уродливый человек в маске. В руках у него что-то длинное и блестящее. Он становится рядом с вами. Вы пытаетесь убежать, но в горло вам впивается цепь. Человек хватает вас и бросает на землю. Пение становится все громче и быстрее. Вы пронзительно кричите и пытаетесь подняться. Человек хватает вас за шерсть и откидывает назад вашу голову, открывая нежное незащищенное горло. В тусклом свете сверкает блестящий предмет. Вы чувствуете, как он касается вашего горла…

Эстебан опять остановился, дожидаясь тишины.

— Я снова прошу вас закрыть глаза и представить себя на месте этого беспомощного ягненка.

Полная тишина.

— Блестящий предмет впивается вам в горло. Вы чувствуете жуткую боль. Вы даже не догадывались, что бывает так больно. Вы захлебываетесь горячей кровью. Ваш ум отказывается понимать подобную жестокость. Вы пытаетесь издать последний жалобный крик, призывая свою мать, своих потерянных сородичей, гуляющих по зеленым полям вашего детства, своих убитых братьев и сестер… Но из перерезанного горла вылетает лишь предсмертный хрип. Ваша жизнь кончается на грязном полу, покрытом залитой кровью соломой. Вы не чувствуете ни ненависти, ни злобы, ни даже страха. Лишь один вопрос проносится в вашем угасающем сознании: «За что?» Потом наступает конец.

Эстебан замолчал. Толпа безмолвствовала. Даже у д’Агосты к горлу подступил комок. Конечно, все это было слезливой чушью, но, надо признать, било наповал.

Рич Плок не стал комментировать это выступление и призывать собравшихся к действию. Он просто молча сошел с трибуны и с решительным видом зашагал по полю.

Демонстранты в растерянности смотрели на удаляющегося Плока. Эстебан тоже выглядел несколько озадаченным — он явно не ожидал такого поворота событий.

В конце концов толпа устремилась за Плоком. Толстяк уже успел пересечь поле и вышел на дорогу, ведущую к Виллю, после чего зашагал по ней в сторону поселка, неуклонно наращивая скорость.

— Ого-го, — протянул д’Агоста.

— На Вилль! — прокричал кто-то в толпе.

— На Вилль! На Вилль! — подхватил целый хор голосов.

Вскоре ропот толпы превратился в настоящий рев.

— На Вилль! Остановим убийц!

Д’Агоста посмотрел вокруг. Копы все еще находились в оцепенении. Никто не ожидал такого взрыва. Толпа мгновенно наэлектризовалась и пришла в движение. Намерения у нее были самые серьезные.

— На Вилль!

— Разгромим Вилль!

— Отомстим за Смитбека!

Д’Агоста вытащил рацию.

— Это лейтенант д’Агоста. Просыпайтесь, ребята. Шевелите задницей! Демонстрантам не разрешено приближаться к Виллю.

Однако толпа продолжала двигаться по дороге — медленно и неотвратимо, как морской прилив. К ней наконец присоединился и Эстебан, который стал с озабоченным видом проталкиваться вперед, чтобы возглавить шествие.

— Остановим убийц!

— Если они доберутся до Вилля, дерьма не оберешься. Там уж точно будет мордобой.

В рации послышался шум голосов. Полицейские наконец спохватились и стали лихорадочно экипироваться и разворачивать ряды, чтобы остановить толпу. Но д’Агоста видел, что время упущено, да к тому же стражей порядка было слишком мало. Ситуация застала их врасплох. Сейчас уже было не важно, сколько людей здесь собралось — сто или сто тысяч. Толпа жаждала крови. Своим выступлением Эстебан распалил их до крайности. Шествие уже перекрыло дорогу, не давая полицейским машинам проехать вперед.

— Винсент, пойдемте скорей, — бросил Пендергаст и рысью припустился через бейсбольные площадки к лесу.

Д’Агоста сразу разгадал его план — пройти коротким путем через лес и опередить толпу, движущуюся по дороге.

— Жаль, что кто-то свалил ворота на дороге… правда Винсент?

— Кончайте прикалываться, Пендергаст. Нашли время.

До них уже доносились крики демонстрантов.

Через несколько минут они вышли на дорогу, немного обогнав толпу. Слева начиналась сеточная ограда, ворота все еще лежали на земле. Толпа быстро приближалась. Во главе ее по-прежнему шагал Плок. Эстебана нигде не было видно. Полицейские сильно отстали, не имея возможности объехать шествие на патрульных машинах. Зато пресса была представлена во всей красе. Полдюжины репортеров с видеокамерами и фотоаппаратами бодро шагали в рядах протестующих. Не было сомнения, что грядущая катастрофа будет достойно представлена в вечерних новостях.

— Похоже, надо действовать, — сказал д’Агоста.

Сделав глубокий вдох, он развернулся лицом к толпе и вынул свой значок. Пендергаст встал рядом. Толпа надвигалась, как стадо разъяренных быков.

— Внимание! — прокричал д’Агоста. — Я лейтенант д’Агоста из департамента полиции Нью-Йорка. Вы не имеете права идти дальше!

Толпа продолжала двигаться.

— На Вилль!

— Мистер Плок, не делайте этого! Это незаконно. Вы будете арестованы.

— С дороги! Убирайтесь отсюда!

— Еще один шаг, и вы будете арестованы!

Д’Агоста попытался схватить Плока, но тот не оказал никакого сопротивления, и эффектный жест пропал даром. Их окружила толпа. Арестовать сразу сотню людей не представлялось никакой возможности.

— Стойте на своем, — тихо сказал Пендергаст.

Д’Агоста заскрипел зубами.

И тут, как по мановению волшебной палочки, словно из-под земли вырос Эстебан.

— Друзья мои! — закричал он, обращаясь к напирающей толпе. — Мои дорогие единомышленники!

Демонстранты дрогнули и замедлили шаг.

— На Вилль!

Эстебан вдруг обнял Плока, потом повернулся к толпе и поднял руки.

— Нет! Друзья мои, ваше мужество растрогало меня до глубины души! Но умоляю вас, остановитесь! — Понизив голос, он обратился к Плоку: — Рич, мне нужна твоя помощь. Пока рано туда идти, ты сам это знаешь.

Плок, нахмурившись, взглянул на Эстебана. Увидев, что между лидерами возникли разногласия, толпа притормозила.

— Благодарю вас за ваши добрые сердца! — снова начал выкрикивать Эстебан. — Спасибо. Но пожалуйста, выслушайте меня. Всему свое время. Мы с Ричем решили, что сейчас не стоит нападать на Вилль! Вы поняли меня? Мы высказали свое мнение, продемонстрировали свою решимость. Мы показали городу свое справедливое негодование! Мы устыдили бюрократов и предупредили политиков! Мы сделали все, что могли! Но мы не хотим насилия. Прошу вас, никакого насилия.

Плок молчал, мрачнея лицом.

— Мы пришли сюда остановить убийства, а не болтать! — выкрикнул кто-то в толпе.

— И мы их остановим! — пообещал Эстебан. — К чему приведет открытая конфронтация? Не будьте наивными, эти люди окажут нам ожесточенное сопротивление. Они могут быть вооружены. Вы готовы к этому? Нас ведь так мало. Друзья мои, скоро эти мучители животных будут выселены отсюда. И убийствам ягнят и телят, не говоря уже о журналистах, придет конец. Но не торопитесь. Еще не пришло время!

Он замолчал. В воздухе повисла тишина.

— Мои дорогие, — продолжал Эстебан. — Вы показали силу своих убеждений. Сейчас мы развернемся и пойдем обратно на место нашего сбора. Там мы будем выступать, произносить речи, чтобы весь город узнал, что здесь происходит. Мы восстановим справедливость для тех, кто не может сам за себя постоять!

Толпа ждала, что Плок поддержит Эстебана. В конце концов он медленно и как бы неохотно поднял руки.

— Наша цель достигнута, — произнес он. — Мы возвращаемся назад — но ненадолго!

Пресса рванула вперед, застрекотали камеры вечерних новостей, потянулись вверх микрофоны. Однако Эстебан жестом остановил репортеров. Д’Агоста с изумлением увидел, как толпа развернулась и, следуя призывам Эстебана, мирно потекла по дороге назад. Некоторые демонстранты даже подбирали плакаты, которые они побросали во время своего блицкрига на Вилль. Д’Агоста был потрясен произошедшей метаморфозой. Эстебан распалил толпу, привел ее в движение, а потом, в самый последний момент, обрушил из нее ушат холодной воды.

— Что стряслось с Эстебаном? — обратился он к Пендергасту. — Похоже, он в последний момент струсил и дал задний ход?

— Нет, — пробормотал спецагент, глядя в спину удалявшегося Эстебана. — Как странно, что при этом наш друг не брезгует мясом. И в частности, мясом молодых барашков.