Талискер

ГЛАВА 22

Бриджид ужасно кричала. За последние несколько лет Уна приняла много родов, и опыт подсказывал ей — дело плохо. Схватки длились уже десять часов, и боль с самого начала была невыносимой. Женщина постепенно слабела; повитуха опасалась, что она не протянет до рассвета.

Катлин и Гвен держались за руки, и на их лицах был написан страх. Слезинка не отходила от страдающей подруги, держала ее за руку и протирала теплой водой. Хотя в очаге пылал огонь, Уна не могла согреть роженицу — через щели в ставнях задувал ледяной ветер, руки и ноги бедняги совсем оледенели.

— Уна? — прошептала Бриджид. — Можно я еще раз пройдусь по комнате?

— Тебе понадобятся силы на другое. Терпи.

— Уже скоро, Уна?

Повитуха сильно опасалась, что роженица потеряет сознание — лицо побелело, губы посинели.

— Скоро, скоро. — Уну душили слезы. Ей еще не случалось потерять мать или ребенка, хотя однажды довелось присутствовать при этом.

— Вот, опять. Схватки…

Уна подала знак Слезинке, и они вдвоем усадили страдалицу поудобнее. Та пронзительно закричала, и это дарило надежду — если у нее есть силы кричать, может, не все так плохо. Ободряюще улыбнувшись, Уна опустила Бриджид на подушки.

— Можно поговорить с тобой, Уна?

В дверях стояла Ибистер в полном боевом снаряжении, держа в руках шлем. На ее лице отражалась тревога за сестру, однако женщина-тан явно чувствовала себя здесь неуместной.

— Как она?

Уна бросила взгляд на остальных девушек и вышла на лестницу, набираясь решимости.

— Не очень хорошо, госпожа моя. Боюсь, ей не пережить родов, если скоро не появится ребенок.

— И ты не в состоянии ничего сделать? — побледнела Ибистер.

— Я дала ей зелье, которое вызовет схватки — оно поможет энергичнее толкать ребенка, — но у нее почти не осталось сил. Боюсь, нам надо готовиться…

Неожиданно на лестнице раздался голос пьяного воина:

— Ну как, ребенок родился? Бриджид! Бриджид, ты…

На последнем круге винтовой лестницы он столкнулся с таном, которая ударила его по лицу.

— Черт возьми, Алистер! Моя сестра борется со смертью!

— Про… простите, госпожа, — с трудом выговорил воин. — Я беспокоился…

— Только о себе и наследнике. Ты всегда плохо с ней обращался. Убирайся с глаз моих! Надеюсь, ты покажешь себя достойно на поле битвы.

Воин заковылял по ступеням вниз, Ибистер проводила его горьким взглядом.

— Она заслуживает лучшего, — тихонько проговорила тан.

— Это муж Бриджид? — удивилась Уна. — Он ни разу не навестил ее.

— Надеется, что ребенок сможет наделить его некоторой властью, вот и все.

Из комнаты донесся тихий стон, и Уна поспешно направилась обратно.

— Постой.

Она обернулась, ожидая упрека.

— Воины… они пьют перед битвой. Для многих эта ночь окажется последней, и совесть не позволяет мне останавливать людей. Думаю, разумно будет запереть дверь, чтобы кто-нибудь сюда не ворвался. Если будут новости… — Ибистер запнулась, — пошли мне весточку. Я с командующими на северной стене.

В полночь началась снежная буря. Вой ветра заглушал слабые стоны Бриджид — кричать у той не осталось сил. В комнате было совсем холодно — дрова закончились, а спуститься за новыми не представлялось возможным. Уна не позволяла отпирать дверь — уже дважды в нее молотили пьяные воины, уговаривая женщин выйти.

Роженица потеряла много крови, совсем ослабела и между схватками находилась в бессознательном состоянии. Сердце Уны наполняла горечь.

— Она замерзнет до смерти еще до того, как родится ребенок, — заметила Слезинка. — Я не выдержу. Она ведь умирает, да?

Уна легонько кивнула, и кто-то всхлипнул.

— Давай хотя бы устроим ее поудобнее.

Слезинка накинула свою шаль на плечи Бриджид, Гвен и Катлин последовали ее примеру. На мгновение воцарилась тишина, потом снова раздался стук в дверь.

— Впусти меня, проклятая колдунья! Что ты делаешь с моей женой? Приказываю немедленно впустить меня, черт бы вас побрал!

— Уна! — громко закричала Бриджид. — Уна! Вот он!

— Впусти меня!

Роженица громко закричала, и словно в ответ очередной порыв ветра распахнул окно, и в комнату ворвался снег.

— Ребенок… О боги великие, — вскрикнула Слезинка, и все женщины бросились к постели Бриджид.

Захлопнув ставни, Уна обернулась к своей подопечной. Что-то случилось. Женщины застыли в ужасе. Гвен прижала руку ко рту. Должно быть, младенец умер.

— С дороги, Гвен, — скомандовала Уна, отметая усталость и стараясь хранить спокойствие. — Нам нужно позаботиться о мате… О боги!

Без дальнейших слов, повитуха схватила ребенка и завернула его в первый попавшийся плащ.

— Слезинка, устрой Бриджид поудобнее.

Она отошла от кровати и с ужасом уставилась на сверток в руках.

Мальчик появился на свет изувеченным — ручки и ножки короткие, спинка искривлена, шея изогнута под ужасным углом. Уна едва не прокляла богов за то, что дали жизнь такому убожеству за счет матери. Глазки младенца были закрыты — он спал, не подозревая о происходящем вокруг.

— Уна. — К повитухе подошла Слезинка, на удивление спокойная. — Бриджид умирает. Она хочет подержать ребенка… — Девушка перевела взгляд на несчастное создание в руках повитухи и слегка вздрогнула.

— Дай мне еще два плаща. Быстро.

Они завернули ребенка в целую кучу тряпья, скрыв его тельце и оставив только лицо. Потом подошли к Бриджид, широко улыбаясь, и протянули ей малыша. Лицо матери осветилось радостью.

— Это мальчик, — с трудом выговорила Уна. Ей казалось, что в горле застрял огромный ком.

— Он не умер? Глазки закрыты…

— Нет, ребенок просто спит.

— Спит… — Бриджид умирала.

— О нет, — прошептала Слезинка.

— Не печалься, мне уже не больно. И даже тепло… Уна? Где ты? Я не вижу…

— Я здесь, Бриджид… — Девушка взяла ее за руку.

— Ты позаботишься о малыше?

— Я… Конечно, позабочусь…

Бриджид не стало.

Уна взяла ребенка на руки и с печалью поглядела на него. Завернутый в тряпье, он походил на любого другого новорожденного. Неожиданно малыш открыл полные веселья карие глазки. Она прекрасно знала, что все дети рождаются с голубыми глазами, не важно, какими они станут потом. Сама того не ожидая, Уна улыбнулась крохе.

— Вот, возьми. — Гвен протянула ей подушку. Девушка недоумевающе посмотрела на нее, не сразу поняв, что та имеет в виду.

— Что?

— Другого выхода нет.

— Открывай! Открывай, сучка! Где моя жена? Бриджид!

Женщины застыли на месте. Стук становился все громче, рано или поздно засов не выдержит. Потом раздались грязные ругательства.

Уна взяла подушку в руки.

— Тебе не кажется, что на сегодня смертей достаточно? — холодно спросила она.

— Гвен права, — высказалась Кэтлин. — Воины убьют… это, если увидят. Хуже приметы не придумаешь.

— Это — маленький человечек, — яростно проговорила Уна. — Вы не слышали, что я обещала матери заботиться о нем? Слезинка, ступай к тану. Больше ни с кем не заговаривай. Сообщи ей… что и мать, и ребенок погибли.

Женщины в ужасе уставились на нее.

— Уна, ты понимаешь, что делаешь?

Девушка посмотрела на маленькое сморщенное личико. Мудрые карие глаза улыбнулись ей.

— Ты был здесь раньше, малыш… — прошептала она, сама не зная почему.

— Уна?

— Ступай! — снова приказала повитуха.

Без дальнейших слов Слезинка отперла дверь и выбежала из комнаты. Гвен хотела было запереть за ней, но не успела. Внутрь протиснулся Алистер.

— Моя жена! Я хочу видеть жену!

Уна в ужасе юркнула за дверь.

Всех спасла Гвен. Загородив воину проход в комнату, она спокойно заговорила:

— Господин, мне жаль, но ваша жена умерла во время родов. Пожалуйста, дайте нам несколько минут, чтобы привести ее в порядок, и вы сможете попрощаться с ней.

— Хорошо, — грубо ответил Алистер. Он, похоже, не особо горевал. — А ребенок?

— Он… тоже умер. Будьте так добры, выйдите. Через минуту я вас впущу, и вы увидите Бриджид.

Воин отступил, позволив запереть дверь. В комнате воцарилась паника. Уна стояла в центре комнаты, раздираемая противоречиями. Гвен снова взяла в руки подушку, и повитуха, неверно поняв ее намерения, вскрикнула, прижимая к себе ребенка.

— Нет, — шепнула другая женщина, прижимая к губам палец.

Она подняла крышку деревянного ящика, положила внутрь подушку, а сверху малыша, а потом закрыла его. Следом за тем они расчесали волосы Бриджид, расправили простыню, собрались с духом и впустили вдовца. Он вошел, шатаясь. От него исходил запах пива. Уна почти пожалела его, но потом вспомнила, что стоит ему увидеть ребенка, как тому придет конец. Воцарилось долгое молчание, прерываемое только всхлипами Гвен и Катрин, оплакивающими свою подругу. Буря утихла, и первые лучи рассвета окрасили небо. Наконец Алистер заговорил:

— Где мой ребенок? Я хочу видеть сына.

— Это была девочка, — солгала Гвен, надеясь его отвлечь.

Он даже не скрывал разочарования.

— И все же хочу видеть ее.

Уна выступила вперед и поклонилась.

— Господин мой, ваша жена просила нас сжечь ребенка, чтобы их души соединились.

Алистер с подозрением покосился на очаг.

— Что-то он слишком чистый.

— У меня есть особые составы…

Он кивнул и направился к двери, но стоило его руке коснуться ручки, как от окна донесся тихий крик.

— Что за колдовство? — заорал Алистер, бросился к ящику и откинул крышку.

Увидев свет, ребенок заплакал еще громче и замахал коротенькими ручками, откинув одеяло так, что стало видно тело.

— Боги великие! — закричал воин, его лицо исказила гримаса отвращения. Он выхватил меч.

— Нет!

Не раздумывая, Уна бросилась к Алистеру и ударила его. Тот не ожидал нападения и отлетел назад, слегка задев девушку клинком. А потом так и застыл, глядя то на нее, то на ящик. Воспользовавшись моментом сомнения, Уна закричала, держась за порезанную кисть:

— Только через мой труп! Бриджид просила позаботиться о нем, и я выполню ее последнюю волю!

— Пожалуйста, забирай, — рявкнул воин. — Я от него отрекаюсь, это не мое.

Ребенок снова заплакал, Алистер выронил меч, закрыл лицо руками и выбежал из комнаты.

Сплошная готика, подумал Талискер, впервые увидев Сулис Мор. В предрассветном сумраке над снегом висел легкий туман, и черная громада замка будто плыла над белоснежной пустыней. Построенный из базальта, которым изобиловала северная земля, и покрытый льдом, замок казался продолжением скал, высящихся слева и справа. С такого расстояния толпа покидающих город людей напоминала спокойную реку, утекающую в холмы, где стояли Талискер и Чаплин.

Порывы холодного ветра доносили детский плач и крики — то ли стоны умирающих воинов, то ли карканье воронов, кружащих над городом.

Мысли Талискера обратились к Фирр-Морриган — черной, зловещей птице. Память о ночи, когда она соблазнила его, а потом попыталась убить, все еще была подобна нагноившейся ране — тронешь, и с новой силой заболит. Но там, в Сулис Море, его ждала Уна, настоящая Уна, из плоти и крови. Он так нуждался в ней, что даже страшно становилось.

Малки поднялся на холм.

— Поехали?

Когда они приблизились, то услышали доносящиеся из городских ворот стоны умирающих воинов. Их никто не задержал. Навстречу попадались беглецы, которые откладывали уход до последнего из страха, любви или верности. У ворот стояло двое молодых часовых, сильно удивившихся, что кто-то пытается войти в город, обреченный на смерть. Талискер остановил коня и серьезно посмотрел на юношей. Он замотал лицо тканью, защищаясь от суровых ветров и снега, и виднелись только синие глаза. Ребята непроизвольно отступили назад, подтверждая догадку Дункана: столкновение с Фирр и путешествия между мирами сделали его взгляд огненным.

— Эй вы, там. — Чаплин остановил коня рядом с Талискером и бросил взгляд на друга. — Мы желаем видеть Уллу мак Фергус из Руаннох Вера. Вы знаете, где она?

— В з-западном крыле, господин, — запинаясь, проговорил юноша. — Она… она прибыла три дня назад. Я отведу вас к ней.

Улла сидела в темноте, слушая стоны умирающих. Ибистер вежливо приказала ей и Фер Криг оставаться в своих комнатах, и как дочь тана девушка понимала и уважала этот поступок. Слухи о возвращении героев достигли ушей воинов — их принесли жители Руаннох Вера. Перед битвой с кораннидами защитникам города не хватало только увидеть существ, больше всего похожих на призраков или ходячие камни.

Теперь прибывшие находились в погребе, который благодаря тишине напоминал склеп. Улле становилось не по себе от того, как герои прошлого лежат на земле без движения. Они ни о чем не просили, и лишь по маленьким облачкам пара, вырывавшимся из их ноздрей, можно было понять, что они все еще живы.

Тишина и монотонность дней подтачивали волю Уллы, лишали сил. Дом, Кира, ее мать Эрин, умершая много лет назад, даже отец — который жив, но потерян для нее, — все мертвые казались ей более живыми, чем Фер Криг. В ее памяти они двигались, улыбались, смеялись так весело и радостно, что она плакала долгими часами.

— Леди Улла? — Тишину нарушил робкий стук в дверь. — Пришли люди, которые хотят вас видеть.

Сандро?.. Девушку порадовал бы даже Макпьялута, покинувший ее на полпути. Она непроизвольно поправила волосы, коснулась больной стороны лица, с ужасом осознав, что давно не пользовалась бальзамом и язвы снова воспалились от соли слез.

— Иду.

Девушка заковыляла к двери, упрекая себя за радость, с которой она ждала встречи с Чаплином, за то, что ноги подгибаются не только от боли. Память о том, как он отверг ее, по-прежнему больно жгла. Ей следует встретить его спокойно, слегка отстраненно…

— Да? — Она отперла дверь.

В проеме показался Чаплин, освещенный яркими лучами солнца. Улла неуверенно улыбнулась, но он раскрыл ей объятия, и она бросилась к нему.

— Кхе-кхе…

За спиной Чаплина стояли Малки и Талискер, явно уставшие и слегка удивленные теплой встречей Алессандро и Уллы.

Теперь, убедившись в дружбе Чаплина, девушка отступила на шаг и улыбнулась остальным путникам.

— Простите меня. Надеюсь, ваши поиски были успешны?

— Время покажет, леди Улла, — тихо и мрачно ответил Талискер. — Мы отыскали Рианнон, но кто знает, как она поступит?

В его словах звучали тоска и неуверенность.

— Идемте же, — сказала девушка так радостно, как могла среди криков умирающих. — Сандро, быть может, ты разведешь огонь, и мы разогреем немного меда?

Они сели у очага и принялись рассказывать друг другу, что произошло с ними за последние недели. Чаплина удивило отсутствие Макпьялуты, но Талискер сказал:

— Он отправился за Бразнаиром. Никогда не доверял проклятому орлу.

— Думаешь, принц убьет Деме? — нахмурился Малки.

— Кто знает? Он способен на убийство женщины.

— Так только говорят, Дункан. Помнишь Тайнэ? Наверное, не зря она была о нем такого высокого мнения.

— Кто такая Тайнэ? — спросила Уна.

— Не важно, — ответил Талискер. — Малки прав. Мы знаем лишь сплетни, ходящие среди сидов.

— Как идет битва, Улла? — задал вопрос Чаплин. — Тебе рассказывают, что происходит?

— Нет. Началась на рассвете, и, судя по шуму, все не слишком хорошо. Я уже узнаю звуки. С тех пор… — Ее голос прервался.

— Да, а наши великие герои прошлого отменно выспятся в подвальчике, — покачал головой Малки.

— Война не окончена, — тихо проговорил Чаплин.

— Ну, Дункан, и что нам теперь делать? — спросил Малки.

— Что хочешь, — ответил Талискер. — Я твой друг, не больше, и не собираюсь звать в чужую битву.

— Битва не чужая, — сердито возразил горец. — Я ведь здесь, верно? И ты тоже. Нельзя притворяться, будто происходящее не имеет к нам никакого отношения. Только не сейчас. Как насчет Тайнэ? И всех, кто погиб… матерей с детьми в Руаннох Вере? — Малки все больше злило равнодушие друга. — Ты считаешь, что сделал свое дело, раз доставил Бразнаир к Белой Орлице и поговорил с Рианнон? Но нельзя же равнодушно смотреть, как мир вокруг горит! С тем же успехом ты мог оставаться в тюрьме, а я — там, где был…

Талискер осушил чашу меда. Синие глаза опасно вспыхнули, и на мгновение Чаплину показалось, что он ударит Малки. Горец, казалось, не понимал, что ему грозит. Улла поспешила вмешаться.

— Талискер, — начала она, — прибыв сюда, я послала вести Уне, как ты и просил, но не знаю, дошли ли до нее мои слова. Мне сообщили, что она ухаживает за беременными женщинами в западной башне. Паренек, который приносит еду, сказал сегодня утром, будто у них что-то стряслось, но я не знаю, что именно.

В голове Дункана пронесся вихрь образов. Уна рядом с ним с жестокой улыбкой на окровавленных губах. Нет, то была не она. В его встревоженные мысли легким перышком проникло воспоминание, веселый, радостный смех Уны. Теплый и…

— Уна? С ней что-то случилось? — Он будто очнулся от сна. — Где она?

Крики, звон мечей, вопли — все это напоминало Руаннох Вер, только на сей раз зрение не мутил алый туман и в кровь не хлынул адреналин.

Талискер стоял на винтовой лестнице и оглядывал царящее вокруг разрушение, позабыв о желании добраться до Уны. Победы быть не могло. Черные тени кораннидов затмевали весь блеклый пейзаж отравленных земель. Сколько хватал глаз, они бесконечными черными волнами накатывали на укрепления.

Вверху парили бултари, те самые твари, которые жестоко ранили Мирранон, — теперь они заслоняли собой небо.

Стены до сих пор не пробили, но толку с того было немного — летающие враги спускались вниз с безжалостной точностью орлов, накрывали жертву кожистыми крыльями и взлетали, оставляя за собой трупы воинов-феинов. Убивали они беззвучно, однако на лету издавали пронзительные вопли. Талискер понял, что они страдают. Свет причинял им боль, отравлял их темные души. Из какого бы угла Ничто ни вытянул Корвус бултари, они пришли не по своей воле. Эти твари ненавидели все живое.

Коранниды, похожие на смутные тени людей, штурмовали стены с помощью стволов деревьев и веревок. Они не делали ничего, чтобы помочь своим товарищам, и Талискер в очередной раз отметил, что это не армия в обычном смысле слова, а скорее туча бессмысленных демонов, жаждущих только убивать.

Было очевидно, что коранниды победят феинов, и мешало тому лишь то, что им требовалось взобраться на стены. Никогда, даже в Руаннох Вере, не видел Талискер такого отчаяния. Мужчины плакали, сражаясь, и не стыдились слез, проклятия и крики мешались со стонами умирающих. Трупы убитых кораннидами заполняли все вокруг, и живые наступали на них в безумии битвы или даже использовали тела как щиты, чтобы отгородиться от врагов.

Те же, чья смерть ворвалась изнутри, лежали изувеченными грудами, оплетенные черными щупальцами. Талискер видел призрачные образы, стонущие от осознания ужаса своего жребия, невозможности покинуть мир. Здесь не было места ни доблести, ни подвигам, как в Руаннох Вере, только запах крови, желчи и смерти. Дункану вспомнились Фирр и черный кошмар ее души. Кошмар, ставший плотью.

— Ты! Да, ты!

Талискер обернулся и увидел невысокую мускулистую женщину с длинными рыжими косами, которая махнула в его сторону мечом. Она была забрызгана кровью и тяжело дышала, но в глазах сверкала боевая ярость, знакомая Дункану. Ибистер сплюнула и вытерла щеку перчаткой, размазав кровь так, что лицо стало напоминать страшную алую маску.

— Сегодня неподходящий день для трусливых ублюдков. Если боишься сражаться, помоги раненым и умирающим.

Она повернулась к бросившемуся на нее коранниду.

Талискер понимал, как выглядит в глазах женщины. Он не двинулся с места — ужас битвы словно приковал его к месту. Потом на сражающегося тана напал еще и бултари, и Ибистер закричала — не от страха, а от ярости. Сбросив оцепенение, Дункан прыгнул вперед и полоснул серую тварь мечом. Удар пришелся в крыло, поранив сочленение с позвоночником. Из пореза хлынула тускло-желтая жидкость, но тварь не отступила.

Ибистер расправилась с кораннидом, снеся ему голову с плеч точным и сильным ударом, и обернулась к Талискеру — бултари раскрыл мощные крылья, поймал руку воина в начале замаха и выбил из нее меч. Талискер закричал, когда в предплечье вонзился острый коготь на кончике крыла. В когтях твари сверкал серебряный клинок, и Дункан не мог вырваться из смертоносных объятий.

Ибистер выругалась — противники стояли слишком близко друг к другу, чтобы нанести колющий удар, а ей приходилось сразиться с еще одним кораннидом, чтобы добраться до бултари. Но когда тварь костлявой рукой потянула Талискера за рубашку, все ближе к сверкающему лезвию, тан рассекла отвратительную морду мечом, и из нее хлынула желтая слизь.

На окровавленном лице Ибистер появилась слабая улыбка.

— Значит, ты все-таки умеешь обращаться с оружием.

— Что… — начал Дункан, но не успел закончить — к ним бросился один кораннид, затем другой…

Так Талискер оказался втянут в битву, и глаза ему снова застлал красный туман. Начался день крови.