Талискер

ГЛАВА 10

Всю ночь воины обсуждали, могут ли черные псы плавать, неся на спинах своих хозяев-демонов. Или коранниды построят плоты?

С первым лучом солнца собаки дружно поднялись и пошли по водам озера.

Малки разбудил Талискера. Первое, что тот услышал, были проклятия и крики ужаса.

— Пойдем, тебе надо это видеть, — мрачно сказал горец.

Они отправились на укрепления и увидели, что первые псы уже добрались до пристани и вспрыгнули на нее, легко оттолкнувшись от воды. Розовый свет солнца падал на блестящие черные шкуры. За ними огромными прыжками последовали остальные, постепенно заполняя собой все пространство перед городскими стенами.

Громко закричав, то ли от страха, то ли от ярости, один из воинов кинул в пса большой камень. Тот угодил прямо в голову, но, казалось, не причинил никакого вреда — зверь лишь поднял морду, обнажил клыки и зарычал.

— Боги великие, на нем мое имя. — Воин заметно побледнел. Неожиданно Талискер понял, что это Коналл.

Камни полетели градом, однако вовсе не смутили собак. Звери словно чего-то ждали, глядя на стены города. Вскоре воины прекратили попытки отогнать их.

— Спокойно, парни, — сказал Эон.

Внимание Талискера привлекло движение на противоположном берегу — из леса вышла женщина в серебряных доспехах поверх белой рубашки. Увидев ее рядом с псом, он понял, что воительница необычайно высока.

Некоторые бойцы принялись отчаянно ругаться.

— Это…

— Да, — подтвердил его опасения Эон. — Леди Фирр по прозванию Морриган. Ты видишь перед собой легендарное зло.

С воды дунул легкий ветерок, все поплыло в глазах Талискера, и ему показалось, что он смотрит на нее вплотную. Черные волосы обрамляли белое как смерть лицо, синие глаза были полны презрения. Фирр слегка улыбнулась и кивнула, как будто в знак приветствия.

Талискер моргнул, и видение исчезло, мир встал на свое место. Серебряная вспышка — сначала Талискеру почудилось, что воительница обнажает оружие, — и в небеса взвился ворон. По этому знаку из леса выскочили коранниды, издав пронзительный боевой клич. В то же мгновение псы бросились в бой. Те, что столпились у огромных деревянных ворот, прыгнули и выломали отсыревшие створки. Коранниды принялись пересекать озеро по двое-трое, оставляя на воде маслянистые пятна.

На стенах появились первые собаки, Талискер и Малки схватились за оружие. Кровопролитие началось.

Улла проснулась от далеких боевых кличей, звуков рогов, стонов и воплей. Она потянулась и принялась растирать больную ногу — та часто затекала во сне. Первая мысль была о Дом, о том, каким трудным оказалось расставание, как девочка просила ее пойти с ней. Искушение довольно сильное, но Улла понимала, что не имеет права покидать крепость — не зря же она дочь тана, воины восприняли бы такое дезертирство как дурной знак.

Она поднялась со вздохом, открыла ставню и выглянула наружу. По саду мчался черный пес. Вскрикнув в испуге, девушка захлопнула окно и обернулась к кровати сестры.

— Кира!

Постель была пуста.

Талискеру не приходилось видеть такой резни. Ничто не может подготовить человека к настоящей битве, никакие разговоры о славе, обряды или песни. Звуки, запахи, цвета — все было жестоким и бездушным, все смешалось в кровавой каше. Колени слегка подгибались, ослабевшие пальцы с трудом удерживали меч, названный Клятва Талискера.

Первый пес схватил челюстями молодого воина и принялся трясти его, пока у несчастного не сломался позвоночник. Умирающий размахивал мечом во все стороны и нечаянно рубанул по руке своего сородича. Новые и новые твари вспрыгивали на стены, и люди падали под ударами их тяжелых лап.

Бросив беспомощную жертву, пес попытался ухватить другого воина. Тот отскочил с криком и напоролся на меч товарища; под громкие вопли челюсти собаки сомкнулись на его шее.

Талискер оказался совсем рядом с другим псом и, закричав, вонзил меч в своего врага. Даже сквозь звуки битвы он слышал треск рвущейся плоти. Оружие увязло в ране, окровавленная рукоять выскользнула. Тварь резко обернулась и, обнажив клыки, бросилась на Талискера.

— Назад! Назад, идиоты! — закричал Малки.

Пес повалил Дункана и ударил его лапой. Рука сломалась, как тростинка. Талискер заорал от боли.

Как будто в ответ в небесах раздался орлиный клекот, и огромная птица спикировала к черной твари, выставив серебряные когти. Пес поднял голову и в тот же миг лишился глаз. Кто-то оттащил Талискера в сторону.

Дункан с трудом добрался до Малки. Горец принес целую кучу длинных копий и раздавал их воинам.

— С тобой все в порядке? — спросил он своего потомка.

Талискер кивнул. Рука, как ни странно, не болела, только онемела, но он прекрасно понимал, что боль придет позже.

На стене было около десятка собак, семь из которых ослепили орлы. Увы, ситуация существенно не изменилась — на помощь соратникам спешили темные тени кораннидов, принимая человеческие очертания. Попытки прогнать врага с пристани были оставлены, и битва кипела уже на рыночной площади. Воздух был полон криков несчастных жертв кораннидов, и товарищи из жалости приканчивали умирающих.

Неожиданно внимание Талискера привлек один кораннид на укреплениях. С ним происходило что-то странное, он принимал особую форму… Через мгновение Дункан понял, в чем дело.

— Нет! — в ужасе закричал он.

С неба пикировал орел, не подозревая, что не сможет справиться с врагом. Ужасная ошибка.

— Назад! Назад!

Два существа соприкоснулись, и кораннид окутал тенью благородную птицу. Сначала сид не осознал, что случилось страшное. Он поднялся, чтобы поискать исчезнувшую жертву… и тут из его груди вырвались черные щупальца. Сид издал душераздирающий крик, а Талискер застонал, не в силах ему помочь. Малки оказался куда ближе к орлу, обнажил меч и одним движением отрубил голову умирающему.

Талискера наполнила ярость. Он схватил копье и побежал к собаке, в теле которой остался его меч. В ушах звенело, в висках стучала кровь. Кинуть копье было невозможно — зверя окружили воины. Некоторые махали мечами, другие тыкали в него копьями.

— С дороги! — проревел Талискер, разбегаясь и с силой нанося удар копьем. Оно пробило грудную клетку и поразило пса в сердце. Тварь рухнула на землю. Дункан подбежал к ней и вытянул меч. Слева появился кораннид, и, обернувшись, Талискер разрубил его одним махом. Все радостно закричали, но Дункан ничего не слышал. В глазах потемнело от ненависти. С каждым ударом силы словно бы прибавлялось. Скоро он был покрыт кровью с ног до головы и кричал, сам того не замечая.

Улла поискала сестру везде, где смогла, и теперь бродила в отчаянии по опустевшим кухням в тщетной надежде, что Кира проснулась голодная и захотела перекусить. Почти все слуги ночью покинули город, но в очаге все еще горел огонь, и девушка ненадолго присела перед ним — нога сильно ныла, и больше всего ей хотелось лечь. Потом она услышала шум, доносившийся из коридора, — легкие шаги и тихое пение.

— Кира?

Улла подошла к двери и выглянула наружу. В проходе было темно, горел только один факел в дальнем конце. Этим путем шли вчера беглецы, и на полу лежали оброненные ими вещи: одежда, туфелька, разбитое зеркало. Зрелище было печальное, и Улла невольно вздрогнула.

— Кира? Ты здесь?

Вопрос повис в воздухе. Улла пошла по коридору и среди валявшихся на полу вещей заметила незамысловатый кинжал вроде тех, которыми едят на пирах. Она подняла клинок, не задумавшись, зачем он ей.

Через сто ярдов коридор резко сузился и повел вниз. Улла пошла медленнее, держась за стену. Чем круче вниз вел проход, тем труднее было ей идти; она пару раз поскользнулась на склизких камнях и поняла, что находится ниже уровня озера. Становилось холодно, слышался звон текущей воды. Мимо пробежала коричневая крыса. Улла в отличие от сестры нисколько не боялась этих маленьких зверьков, ей даже нравились их целеустремленность и сообразительность.

— Что происходит, крысик? — спросила девушка.

Она прислонилась к стене и немного постояла, переводя дух. Вчера здесь прошла Дом; наверное, малышка очень боялась. Хотя, должно быть, когда здесь много людей, то не так страшно, кроме того, с девочкой уходили ее друзья.

Спереди донесся тихий звук. Пела Кира! Улла с трудом узнала мелодию — в детстве они радовали этой песенкой отца: «…принеси мне радость, милая птичка, и я отпущу тебя…» Подобрав юбки, девушка решительно двинулась вперед.

Снаружи, на улицах и площадях Руаннох Вера, продолжалась битва. Толпы кораннидов сметали все на своем пути. Сражение сосредоточилось в четырех местах на западе города, хотя мелкие стычки происходили повсюду — псы и их хозяева-демоны рыскали в поисках легкой добычи. Среди страшных картин боли и смерти ходила Фирр, выделяясь из общего безумия ледяным спокойствием. Она уже равнодушно прикончила троих. Третий встретился ей в узком переулке. Миловидный юноша, хотя и покрытый грязью и кровью, бежал ей навстречу. Увидев ее, он поднял палаш и бросился в атаку. Фирр стояла неподвижно, глядя на врага. Он поднял щит, чтобы защитить грудь, и нанес удар мечом, но его противницы не было там, она отступила в сторону и ловко ударила воина кинжалом, пронзив сердце. Он рухнул на брусчатку с выражением недоумения на лице.

Фирр склонилась над жертвой и заметила, что юноша изумительно хорош собой.

— Война делает мужчин такими неуклюжими, — пробормотала она, вытягивая оружие, обмакивая палец в ярко-алую кровь и касаясь им своего языка.

С крыши соседнего дома раздалось громкое карканье. Фирр подняла голову.

— Замолчи, Слуаг. — Она перевела взгляд на мертвое тело. — Может, чуть позже, милый. Мне нужно найти кое-кого.

Она двинулась по улицам, прячась в тени, пока не добралась до рыночной площади. Там богиня зла увидела намеченную жертву.

Глубоко внутри Талискер понимал, что обречен. Голос разума твердил ему, что скоро коранниды его прикончат. И все же воин не уставал рубить, колоть, резать… Струйка крови из виска затекала в глаза, но вытереть ее было решительно некогда. Кругом слышались крики умирающих, орлиный клекот и почему-то плеск воды. Должно быть, в последние несколько секунд жизни обострились чувства…

— Сюда, Дункан! Сюда!

Крик раздался за спиной. Рядом снова возник Малки, изрыгая самые любимые ругательства.

— Понравилось тебе, ублюдок тухлый? Получи еще!.. Талискер, слышишь меня? Я прикрываю твой тыл. Медленно отступай. Мы сможем добраться до… Господи Христе!

Талискер тоже заметил, как на площадь вышла Фирр в сопровождении кораннидов. Таких больших и уродливых тварей Дункан еще не видел. Похожие на тень контуры слегка расплывались в утреннем свете, но все же у них было подобие ног и огромная голова с рогами, зубами и покрытой пеной пастью.

Талискер убил тварь справа от себя, подрубив ей ноги и окончательно заколов коротким мечом, взятым у мертвого солдата. Однако таким образом он подошел слишком близко к другому коранниду. Черное щупальце уже потянулось к нему, но Дункан поспешно отрубил и его, едва не задев собственную ногу. Потом поднял голову и всего в нескольких шагах увидел Фирр. Талискер двинулся к ней, невзирая на страх, на то, что меч и кинжал едва не выскальзывали из потных рук.

— Талискер! Нет! — завопил Малки. — Беги! Нельзя…

Улла дошла почти до конца прохода. Впереди мерцал огонек факела ее сестры.

— Кира? — хрипло прошептала девушка. — Кира, ты что…

Она замерла на месте — спереди донесся самый ужасный звук на свете: звук поднимаемой деревянной щеколды. Улла все поняла — там начинался туннель под озером, которым вчера ушла Дом и другие дети.

— Кира, нет…

Улла со стоном прислонилась к стене, скрытая от кораннидов деревянной подпоркой. Твари мчались вперед, неся копья, с которых свисали темно-красные тряпки. Сначала девушка не разобрала, что за круглые предметы насажены на острия, а потом до нее начало медленно доходить… Она закричала, и вместе с криком из ее жизни навсегда ушла радость.

— Дом… о, Дом…

Мимо пронеслись первые враги. Улла отлетела в сторону, ударилась головой о камень — к счастью, почти ослепнув от боли и страха, когда мимо проносили шест с головой ее дочери. Капля крови упала на щеку безутешной матери, как прощальный поцелуй.

Враги ворвались в самое сердце города.

Фирр презрительно смотрела на приближающегося Талискера — сразу видно, как устал этот человек, хотя даже сейчас двигался он хорошо, как настоящий воин. Дункан не сводил с нее глаз, а она то и дело бросала взгляд на его спутника, приканчивавшего одного из подданных братца, — пыталась определить, насколько этот тип опасен.

Когда Талискер шагнул вперед, что-то в нем изменилось, даже меч он держал иначе. Пока Фирр заносчиво ожидала его приближения, к нему словно вернулись силы. Вены, выступающие на сильных мускулистых руках, дрогнули, будто по ним побежала новая кровь. Глаза Фирр расширились, а Талискер ухмыльнулся и без предупреждения нанес удар мечом. Она легко парировала и оказалась с другой стороны, готовясь заколоть воина. В тот же миг он повернулся, отбил ее выпад и ударил ногой так, что Фирр тяжело рухнула на землю. Талискер уже занес меч…

— Дункан! Сзади!

Он резко обернулся и увидел атакующего кораннида. Фирр с трудом встала на ноги, однако приблизиться остереглась — подданные брата могли убить и ее, коснись она их случайно. Богиня зла стала выжидать. Удивительный противник — его явно не смущало, что он дерется с женщиной.

Что-то теплое шевельнулось в животе. На сей раз убийство доставит ей огромное наслаждение.

Коранниды атаковали разрозненные группки воинов по всему замку. Фергус и его дружина держались хорошо. Старые опытные воины с каждой стычкой узнавали все больше о слабых местах противника. Молодые же воины часто погибали из-за своей бесшабашности.

Фергус увидел, как из дверей замка выскочил большой отряд кораннидов.

— Они проникли в туннель. Эон, Ангус! За мной!

Чаплин был в группе воинов, защищавших тана. Он нечасто ввязывался в бой, но не из трусости, а потому что то и дело останавливался, чтобы помочь раненым. Ему пришлось несколько раз относить их в госпиталь. Там Алессандро увидел возлюбленную Талискера, Уну, в окровавленном фартуке, но с жизнерадостной улыбкой, призванной поддержать умирающих. Большинство просто не доживали до врачебного осмотра. Имело смысл помогать только слегка раненным псами или своими же товарищами в пылу битвы.

Сейчас Чаплин бросился за таном, отчаянно ругаясь. Хотя в бою с правителем города не сравнился бы никто. Каждую смерть он воспринимал как личное оскорбление и сражался с удивительной яростью. Тан явно помнил каждого своего воина. Когда светловолосый юноша пал под ударом кораннида, Фергус отсек чудовищу голову с криком:

— Это за отца Лайама!

По его лицу струились слезы ярости, смешиваясь с кровью павших. Он вдохновлял на подвиги всех, кто видел его.

Пробивая дорогу в туннель, Фергус, Чаплин, Эон и еще трое воинов оказались на кухне. Краем глаза Алессандро заметил ворона, сидящего над очагом. В тот же миг бегущий перед ним воин остановился, следом за ним в центре комнаты замерли все. Тяжелые дубовые двери захлопнулись, а из углов выступили коранниды. Чаплин, Эон и другие окружили тана, готовясь умереть за вождя.

— Черт побери, я не подохну, как собака, в собственной кухне! — прорычал Фергус.

— Нам отсюда не выбраться, сэр, — отозвался Эон, готовясь к бою. — До встречи в раю.

Казалось, время застыло. Коранниды не спешили, они приближались неторопливо и остановились недалеко от замерших воинов, упиваясь страхом своих противников.

— Чего они ждут? — прошипел Эон. Неожиданно Чаплин вспомнил про ворона.

— Птица, — шепнул он. — Убейте чертову птицу.

Еще мгновение, и кинжал, который метнул Фергус, вспыхнул на солнце серебром. Ворон взлетел в тот же миг, как стальной клинок вылетел из руки тана, но все же черное перо оказалось пригвождено к стене. Громко каркнув, птица полетела к дверям, которые распахнулись сами собой, а коранниды, окружившие правителя и его верных воинов, исчезли.

— Взять ее! Убейте чертову тварь! — проревел Фергус. Двое бросились за вороном. Чаплин и Эон подошли к очагу и вытащили из стены кинжал и перо.

— Это была настоящая птица, — проговорил Чаплин. — Перо нормального размера, не то, что Мориас нашел под… — Он умолк.

— Ничего, — вздохнул Эон. — Сеаннах рассказал мне о леди Кире. Я оплакиваю ее, хотя она пока в мире живых, и буду вечно хранить в сердце ее образ. — Он бросил взгляд на Фергуса, который с ужасом смотрел на то, что осталось от беглецов. — Такое тяжело вынести.

Воин говорил совершенно спокойно, с достоинством, и Чаплин кивнул в ответ, думая о Диане.

— Вы идете или нет? — окликнул их Фергус.

Мелькнула мысль — не убежать ли, пока остались силы. Прижавшись спиной к стене, Талискер с трудом парировал удары Фирр. Ей уже несколько раз представлялась возможность убить его, но она не воспользовалась ни одной и со смехом, который напоминал тявканье лисы, продолжала бой. Богиня зла явно наслаждалась. Ее синие глаза вгрызались в душу, как жестокое лезвие клинка в плоть. В другой руке воительница держала кинжал, именно им она приканчивала свои жертвы.

— Вали отсюда, красотка. — Малки появился рядом с Фирр и отбил удар, нацеленный в руку Талискера.

Она яростно обернулась к горцу и заставила его отступить.

— Ты сдохнешь из-за своей дерзости!

— Меня так легко не убьешь, подружка, я уж давно помер, — ухмыльнулся Малки, показывая белые десны. — Ой!

— Но кровь из тебя течет.

Талискер выронил меч и кинжал и побрел в конюшню, держась за плечо. Ему казалось, что он умирает. Из множества ран, дотоле незамеченных, струилась кровь, из большого пореза на бедре она лила потоком. Правый глаз заплыл, правую руку исполосовала Фирр, а левая была сломана. Похоже, ребро тоже. Бросившись на сено, Дункан равнодушно уставился в потолок.

Улла пролежала без сознания несколько минут, а придя в себя, первым делом почувствовала невероятную ярость. Она сразу вспомнила, что произошло. Перед глазами стояла ужасная картина — голова ее дочери на острие копья.

— Кира, это твоих рук дело, — проговорила девушка и с трудом встала с пола, держась за балку. — Сестра! — заорала она. — Кира!

Улла побежала, как смогла, ко входу в подземный туннель. Кинжал, зажатый в руке, сверкал в свете факелов. Вскоре она увидела свою сестру, прижатую к стене тяжелой дубовой дверью, что накануне была закрыта за беглецами на засов. Створки толкнули с такой силой, что в теле Киры, кажется, не осталось целых костей. Позвоночник был сломан, тело изогнулось под невероятным углом. И все же она была жива. Услышав шаги младшей сестры, старшая слегка повернула голову и забормотала:

— Корвус? Когда ты заберешь меня, любовь моя? — Тоненький, слабый голосок… Из уголка рта сбегала алая струйка.

— Кира, — прошипела Улла.

Она закрыла дверь, и старшая сестра упала на пол, будто тряпичная кукла. Младшая не испытывала жалости. Она давно перестала верить в это чувство — в людях оно зачастую мешалось с презрением. Улла ногой перевернула Киру на спину, не обращая внимания на боль во всем теле, подняла кинжал и вонзила его в грудь сестры, мгновенно убив ее. Она все колола и колола, обезумев от ярости и горя.

Она замирает, потом встает на колени. Рядом с ней на полу лежит сестра, Кира. Золотая Кира. Теперь она вовсе не золотая, а алая.

— Алая, — равнодушно говорит Улла.

Чудесные волосы Киры обретают цвет кровавого заката. В смерти — настоящей смерти — ее лицо вновь стало прекрасным. Улла начинает петь.

— Принеси мне радость, милая птичка, и я отпущу тебя… Ну же, сестра, отчего ты не поешь со мной?

Услышав шум за спиной, она оборачивается. Перед ней стоит тан.

— Отец. — Слезы наполняют ее глаза. — Столько крови, отец. И она не хочет петь.

— Улла? О боги, лишите меня глаз. Что ты наделала? — Он бросает взгляд на вход в туннель. — Ты предала нас всех.

— Нет, отец. Это Кира. Она…

Тан не слушает ее. Обнажив меч, он издает боевой клич и бросается вперед, будто перед ним целая армия врагов, а не испуганная девушка. Понимая, что сейчас произойдет, Эон и Чаплин пытаются удержать Фергуса, сбить его с ног… Тщетно.

Она вошла в конюшню. Из последних сил приподнявшись на локте, Талискер задумался, что же случилось с Малки.

— Талискер? — Она смеется над ним. — Я знаю, что ты здесь. Давай покончим с этим.

Фирр появилась у входа в стойло, где он лежал, простертый на сене. Малая часть сознания, не занятая мыслями о смерти, невольно восхищалась богиней зла. Только легкий румянец на щеках показывал, что большую часть последнего часа она сражалась не переставая. Черная прядь упала на лицо, синие глаза напоминали сапфиры в обрамлении обсидиана. Не мешкая, Фирр улыбнулась по-звериному, и меч вонзился в его шею. Потом опустилась тьма.

В туннеле царило тягостное молчание. Убитый горем Фергус опустился на колени возле тел своих дочерей и заплакал. Потом отодвинул в сторону Уллу и потянулся к Кире.

Чаплин нахмурился. Совершенно очевидно, что Улла убила свою сестру за несколько мгновений до их прихода и никак не могла раскрыть ворота врагам.

Эону, знавшему об отношениях двух сестер с отцом, тоже было не по себе. Улла всегда отличалась кротостью и добрым нравом; трудно представить, что могло довести ее до такой ярости. Она не заслуживала подобного обращения.

Словно по команде мужчины подошли к телу Уллы, чтобы уложить его как следует. Коснувшись руки девушки, Чаплин с трудом подавил изумленный возглас и знаком показал Эону, чтобы тот молчал — вдруг отцу придет в голову прикончить ее? Молодой воин обернулся к тану, склонившемуся над старшей дочерью, махнул Алессандро и проговорил:

— На Киру снизошел мир. Только взгляните на ее лицо.

И верно. Девушка вновь стала прекрасна. Именно ее Эон любил всем сердцем, с ней танцевал в ночь Самайна. Ему никогда не забыть той нежной улыбки…

Пока все смотрели на безжизненное, окровавленное тело, Чаплин поднял на руки Уллу и тихонько направился наверх, ожидая сердитого окрика тана. Но Фергус ничего не замечал, не сводя глаз с любимой дочери. Младшей всю жизнь приходилось мириться с равнодушием отца — а ведь равнодушие, пожалуй, даже хуже гнева.

Смотревший глазами Слуага Корвус был в восторге, когда Фирр прикончила Талискера. Тело бога зла, неподвижное, как смерть, покоилось на узкой постели в ледяной башне. Глаза были закрыты, но он видел все.

— Ты нашла его, Фирр? Ты нашла камень?

— Нет. — Сестра обернулась к ворону, на ее бледном лице была написана усталость. — Должно быть, он его где-то спрятал. Какая разница? Теперь предсказание не сбудется. Ты обретешь свободу.

Корвус нахмурился. Его удивило такое отношение Фирр к победе. Пожалуй, стоит предложить ей маленькое удовольствие…

— Можешь делать с телом, что хочешь.

Корвус знал о ее противоестественном пристрастии и находил его забавным.

— Нет, — странным голосом промолвила она. — Пусть покоится с миром. Он умер хорошей смертью, хотя самому концу недоставало героизма. Забери меня отсюда. С меня достаточно.

— Хорошо, сестра.

Битва за Руаннох Вер окончилась. Все коранниды неожиданно исчезли, оставив после себя отвратительный запах. Город горел, из трех тысяч воинов выжили только двести, а из девяти орлов-сидов — четверо. В конюшне лежало тело человека, мало кому известного, невиновного человека, который никого не убивал до этого дня. В сумерках темный дым стелился над озером, слышались только треск пламени и стоны умирающих.