Сын Тарзана

XIV НЕЖДАННЫЙ ИЗБАВИТЕЛЬ

Мериэм смотрела ему прямо в глаза, как смотрит обреченный зверь в гипнотические глаза змеи, готовящейся обвить свои кольца вокруг добычи. Руки девочки были свободны. Шведы заковали ее в цепь, как в древние времена заковывали рабов: один конец цепи охватывал ее шею, и на другом был большой винт, глубоко вогнанный в землю.

Медленно пятилась Мериэм к противоположному углу палатки. Мальбин наступал на нее; он расставил руки, чтобы схватить ее; рот у него был открыт, он дышал часто, прерывисто.

Девочка вспомнила, что Иенсен велел позвать его, если Мальбин будет ей досаждать. Но Иенсен был в джунглях на охоте, — Мальбин все рассчитал! Она все-таки закричала, громко и отчаянно, закричала несколько раз, прежде чем Мальбину удалось зажать ей рот своими грязными пальцами. Она сопротивлялась; она боролась, как борются в джунглях — зубами и когтями. Он с трудом справлялся с ней. В этом стройном, девичьем теле, под нежной, бархатной кожей скрывались мускулы львицы. Но и Мальбин был не из слабых. Он был груб по характеру и внешности; он был огромного роста и обладал страшной силой. Медленно валил он девочку на спину, ударяя ее по лицу всякий раз, когда ей удавалось поцарапать или укусить его. Мериэм отчаянно билась и старалась подняться, но она чувствовала, что его пальцы сжимают ей горло и что она теряет силы…

Иенсен тем временем успел убить в джунглях двух оленей. Ему не пришлось сильно углубляться в лес, да он и не хотел уходить далеко от лагеря. Он боялся, как бы Мальбин не воспользовался его отсутствием. Он вспомнил, что Мальбин отказался охотиться вместе с ним, и это показалось ему подозрительным. Поэтому, убив оленей, он немедленно повернул обратно, приказав своим неграм тащить добычу в лагерь.

Он уже прошел половину пути, когда до него донесся со стороны лагеря отчаянный крик. Он остановился, прислушиваясь. Крик повторился. Затем все смолкло. Бормоча ругательства, он бросился бежать к лагерю. Нет, он не опоздает! Что за остолоп этот Мальбин! Рисковать богатством из-за своих животных инстинктов!

Не один только Иенсен услыхал крики Мериэм: слышал их другой белый человек, который охотился в это время в лесу в сопровождении нескольких черных воинов. Он даже и не подозревал о близости лагеря белых. Это, без сомнения, был голос женщины, которой угрожает опасность. И он, не раздумывая, пустился бежать на звук голоса. Но он был дальше, чем Иенсен, и Иенсен прибежал первым.

То, что он увидел, не вызвало жалости в его черством сердце; но его охватила бешеная злоба против товарища. который готов был разрушить все их планы. Мериэм все еще сопротивлялась. Мальбин наносил ей удар за ударом. Когда Иенсен с криком ворвался в палатку, Мальбин оставил свою жертву, быстро повернулся к взбешенному товарищу и выхватил револьвер из кобуры. Иенсен отступал, тоже вытаскивая револьвер. Оба выстрелили одновременно. Иенсен остановился и выронил револьвер. Мальбин всадил одну за другой еще две пули в тело своего друга. Мериэм, смотревшая с ужасом на эту сцену, была поражена живучестью Иенсена: его глаза закрылись, голова опустилась на грудь, но он все еще стоял на ногах и дико рычал. Мальбин продолжал стрелять; только после четвертой пули Иенсен покачнулся и упал лицом вниз. Мальбин подошел к нему и с отвратительным ругательством ударил ногой безжизненное тело. Затем он вернулся к Мериэм. Он снова схватил ее, но в эту минуту полог палатки бесшумно отвернулся, и на пороге появился высокий белый человек. Ни Мериэм, ни Мальбин не заметили его. Мальбин стоял спиной к незнакомцу и заслонял его от Мериэм.

Вошедший быстро шагнул вперед, переступив через тело Иенсена. Тяжелая рука опустилась Мальбину на плечо. Он обернулся и увидел перед собой высокого черноволосого мужчину, с серыми глазами, одетого в хаки, с пробковым шлемом на голове. Мальбин снова схватился за револьвер. Но его противник оказался проворнее: в одно мгновение револьвер был выбит у него из рук и отлетел далеко в сторону.

— Что это значит? — обратился он к Мериэм, но она не поняла его. Она покачала головой и ответила по-арабски. Незнакомец повторил свой вопрос на ее родном языке.

— Эти люди увели меня от моего Корака! — ответила девочка. — Один из них, вот этот, очень скверно обращался со мной. Второй, которого он только что убил, хотел помешать ему. Они оба — дурные люди; но вот этот гораздо хуже того. Если бы мой Корак был здесь, он убил бы его. Ты, должно быть, не такой же, как они, если ты его не убиваешь.

Незнакомец улыбнулся.

— Да, его следовало бы пристрелить, — сказал он. — Он, несомненно, заслуживает того. Когда-нибудь я убью его, только не сейчас. Но я позабочусь, чтобы он никогда больше не обижал тебя.

— Ты заслужил смерть, — сказал незнакомец Мальбину, — но я не судья. Я знаю вас обоих и знаю, что вы за птицы. У тебя и у твоего друга здесь самая постыдная слава. Ты нам не ко двору, убирайся! На этот раз я тебя отпускаю; но не смей больше возвращаться в эти края, иначе я возьму на себя роль правосудия. Понял?

Мальбин пришел в бессильную ярость, изрыгая проклятья и награждая своего противника самыми нелестными прозвищами. Но тот, схватив его за шиворот, так основательно встряхнул его, что у негодяя застучали зубы. Сведущие люди говорят, что из всех телесных наказаний, не причиняющих человеку увечья, эта добрая старая встряска есть самая мучительная кара. Такую-то встряску и задал теперь незнакомец Мальбину.

— А теперь убирайся-ка поскорее отсюда! — крикнул он. — В другой раз будешь знать, с кем имеешь дело!

И он шепнул Мальбину свое имя; едва только негодяй услыхал это имя, его лицо побледнело и вытянулось, и он вдруг присмирел.

Это имя подействовало на него сильнее, чем десяток ударов кулаком.

После этого незнакомец дал шведу такого пинка, что тот стрелой вылетел из палатки и растянулся за десять шагов на траве.

— А теперь, — сказал незнакомец, обращаясь к Мериэм, — не знаешь ли, где находится ключ от этой штучки, которая у тебя на шее?

Девушка показала пальцем на мертвого Иенсена.

— Ключ был у него, — сказала она. — Он всегда носил этот ключ при себе.

Незнакомец наклонился над трупом и, обыскав платье Иенсена, нашел ключ в одном из карманов. Еще минуту — и Мериэм была на свободе.

— Ты отпустишь меня к моему Кораку? — спросила она.

— Я помогу тебе вернуться к твоему народу, — ответил он. — Откуда ты? Где твое селение?

Он с удивлением смотрел на ее странный, варварский наряд. Он считал ее арабской девушкой, потому что она говорила по-арабски, но он никогда не видел, чтобы арабские женщины одевались так странно.

— Какого ты племени? Кто этот Корак? — снова спросил он.

— Корак? Корак — обезьяна. У меня нет другой родни. Мы с Кораком живем одни в джунглях, с тех пор, как Акут стал царем обезьян. Мой Корак должен был быть царем, но он не хотел.

Незнакомец с удивлением смотрел на нее.

— Ты говоришь, что Корак — обезьяна. А кто же ты?

— Я — Мериэм. Я — тоже обезьяна.

— Гм! — сказал незнакомец и не прибавил ни слова. Но по его глазам, которые с жалостью смотрели на девочку, можно было отчасти понять, что он думал. Он подошел к ней и коснулся рукой ее лба. Она отскочила назад с диким рычаньем. Он улыбнулся.

— Не бойся меня, — сказал он. — Я тебя не обижу. Я только хочу узнать, здорова ли ты, нет ли у тебя жара. Если ты здорова, мы вместе пойдем искать Корака.

Мериэм взглянула в его проницательные серые глаза. Она увидела в них доброту и благородство и позволила ему положить ладонь к ней на лоб и пощупать ее пульс. Она казалась вполне здоровой.

— Давно ли ты стала обезьяной? — спросил человек.

— Я была тогда совсем маленькой девочкой, много, много лет тому назад. Корак пришел и отнял меня у отца, который бил меня. С тех пор я и жила на деревьях с Кораком и Акутом.

— Где же в джунглях живет Корак? — спросил незнакомец.

Мериэм сделала широкий жест рукой, который указывал, по крайней мере, на половину Африки.

— Могла бы ты найти дорогу к нему?

— Я не знаю, — ответила она, — но он найдет дорогу ко мне.

— Я придумал! — сказал незнакомец. — Я живу недалеко отсюда. Я возьму тебя к себе, и моя жена будет о тебе заботиться, пока мы не найдем Корака или… пока Корак не найдет нас. Если он может найти тебя здесь, он найдет тебя и в моей деревне. Неправда ли?

Незнакомец оставался в палатке, пока Мальбин и его отряд не скрылись в джунглях. Мериэм покорно стояла рядом с ним, прижимая тонкой загорелой ручкой свою милую Джику к груди. Они беседовали. Незнакомец удивлялся, с каким трудом и напряжением девочка говорит по-арабски; он приписывал это ее умственной неразвитости. Ведь он не мог знать, что уже много лет она не говорила ни одного слова на человеческих языках; впрочем, была еще одна причина, почему она с трудом говорила на языке шейха; но об этой причине она и сама не подозревала.

Он пробовал уговорить ее поселиться у него в деревне, т. е. в дуаре, по-арабски; но она умоляла его немедленно отправиться на поиски Корака. Он считал все ее россказни бредом и решил, в крайнем случае, взять ее к себе силой, но не оставлять в этой дикой местности во власти болезненных галлюцинаций. Но, как умный человек, он хотел сначала успокоить ее, а потом настоять на своем. Он согласился идти искать Корака и направился с ней, как она хотела, к югу, хотя путь к его жилищу лежал на восток.

Мало-помалу он незаметно сворачивал к востоку. Девочка доверчиво шла за ним, не замечая его хитрости. Сначала она доверяла ему только по инстинкту: она чувствовала, что этот большой Тармангани не хочет ее обидеть. Но, когда прошло несколько дней, и она увидела, что доброта и внимательность его к ней не уменьшаются, она стала сравнивать его с Кораком и привязалась к нему. Впрочем, верность ее Кораку ни на минуту не ослабевала.

Четыре дня были они в пути и на пятый день пришли к большой поляне. Вдали девочка увидела возделанные поля и несколько строений. Она остановилась и с удивлением озиралась по сторонам, как бы собираясь бежать назад.

— Где мы? — спросила она.

— Мы не нашли Корака, — ответил незнакомец, — а так как путь наш лежал мимо моего дуара, я решил зайти сюда отдохнуть. Ты останешься пока здесь с моей женой, а за это время мои люди разыщут твою обезьяну, или она разыщет тебя. Тебе будет хорошо у меня, малютка; никто тебя не обидит, и ты будешь вполне счастлива.

— Я боюсь, бвана, — сказала девочка, — в твоем дуаре меня будут бить, как в дуаре у шейха, моего отца. Позволь мне вернуться в джунгли. Там Корак найдет меня. Ему не придет в голову искать меня в дуаре белого человека.

— Никто не будет бить тебя, дитя, — ответил белый человек. — Разве я тебя бил? А там все — мое. С тобой будут хорошо обращаться. У нас никого не бьют. Жена моя будет очень рада тебе. Я пошлю своих людей в джунгли, и они отыщут Корака.

Девушка покачала головой.

— Им не привести его к тебе. Он убьет их, потому что люди всегда старались убить его. Я боюсь. Отпусти меня, бвана.

— Ты не знаешь дороги в родные края, ты заблудишься. Львы и леопарды растерзают тебя в первую же ночь, и Корак уже никогда не найдет тебя. Лучше останься у нас. Разве я не спас тебя от скверного человека? Ты у меня в долгу. Так останься же у нас хоть на несколько дней. Ведь ты — маленькая слабая девочка, и было бы очень жестоко оставлять тебя одну в джунглях.

Мериэм засмеялась.

— Джунгли — это мои отец и мать, — сказала она. — Они были добрее ко мне, чем люди. Я не боюсь джунглей. Я не боюсь ни льва, ни леопарда. Когда лев прыгнет на меня, тогда я испугаюсь. Но глупо бояться льва раньше, чем он прыгнет на тебя. Я не боюсь льва. Он большой и шумный. Я услышу и увижу его, я почувствую его запах и успею убежать на дерево. Я не боюсь джунглей, я люблю их. Я лучше хотела бы умереть, чем покинуть их навсегда. Но твой дуар так близко к джунглям. Ты был добр ко мне. Я пойду с тобой и останусь у тебя, пока мой Корак не придет ко мне.

— Отлично, — сказал незнакомец, и они пошли по цветущей степи к благоустроенной африканской ферме.

Бесстрашно поглаживая маленькой ручкой огромных овчарок, выбежавших им навстречу, Мериэм подошла к большому дому. На пороге их встретила женщина в белом платье. Девочка испугалась ее больше, чем могла испугаться зверя. Она остановилась в колебании и вопросительно взглянула на своего нового друга.

— Это моя жена, — сказал он, — она очень рада, что ты пришла.

Он поцеловал жену и, повернувшись к девочке, представил ее жене.

— Это Мериэм, моя дорогая, — сказал он по-арабски и начал рассказывать, как он нашел ее.

Жена его была очень красива. Мериэм видела, что лицо у нее доброе и нежное. Мериэм скоро перестала ее бояться. Когда Бвана кончил свой рассказ, белая женщина поцеловала Мериэм и назвала ее "милой, бедненькой малюткой"; что-то странно защемило сердечко девочки. Она спрятала лицо в груди своего нового друга. Девочка никогда не знала материнской ласки, и что-то совсем неожиданное и новое пробудил в ней добрый голос жены белого человека. Она вдруг заплакала; слезы, первые слезы в ее жизни, утешили и облегчили ее.

Так Мериэм, маленькая дикарка Мериэм, попала из диких джунглей в культурный, приветливый дом. "Бвана" и "Моя Дорогая" (так называла она своих новых друзей) относились к ней, как отец и мать. Страхи ее совершенно прошли, и она платила им преданностью и любовью. Она была теперь согласна жить у них, пока они не найдут Корака или пока Корак не найдет ее. Корака она все же любила больше всех.