Сын человеческий

30

Он окаменел. Ноги превратились в скрюченные корни; гениталии усохли, слезы пылающими бороздами прорезали щеки. Сон обернулся явью. Пламя из куста исчезло, оставив лишь горький белый дымок. Спустя некоторое время он спросил:

– Что я могу сделать, чтобы они передумали?

– Наверное очень мало.

Голос шел с неба прямо над головой Клея. Значит, Неправедная осталась где-то рядом с ним.

Клей вертелся, крутился, гримасничал, потел.

– Почему они хотят от меня сбежать? Неужели я так ужасен? Неужели я такое чудовище?

Долгая пауза.

Наконец ответ:

– У тебя есть душок.

– Душок?

– Понимаешь ли ты, что несешь внутри великий порок жестокости и уродства. Ты знаешь, что способен быть жестоким, безжалостным, неверным, ревнивым, жадным, неразумно враждебным и грубым.

Клей нахмурился, глядя в небо. Он выслушал свой приговор. Затем, склонив голову, ответил:

– Я всего лишь примитивный человек. Доисторический. Я не просился сюда.

Я стараюсь, но я сделан из скользкого вещества, полон грязи и нечистот.

Разве мне следует просить за это прощения? Не моя вина в том, что я несовершенен.

И все же, что делать со Скиммерами и их смертью?

– С тобой трудно быть долго, – объяснила Неправедная. – Ты несешь в себе много боли. Сам того не сознавая, ты делился своей ношей с друзьями.

Ты делил ее и со Скиммерами. Ты причинил им вред. Понимаешь, они не могли с этим справиться.

– Я никогда не догадывался об этом.

– Точно, – подтвердила Неправедная.

Клей бросился на пропеченную солнцем землю и принялся щипать траву, разбрасывая ее вокруг себя.

– Они могли бы сказать мне все сами, – оскорбление заметил он. – Они могли бы помочь мне подняться над собой. Они же подобны богам и могут общаться с самыми низкими тварями из прошлого. А ты говоришь, что им легче умереть. Как это их побег…

– Им не так легко, как ты думаешь… -…в смерть поможет каким-то образом… -…изменить тебя, – сказала Неправедная. – У них тоже есть предел. И поэтому они уйдут.

– Зачем?

На мгновение Неправедная материализовалась в форме скопления вертикальных стержней, окружающих глаз.

– От отчаяния. От шока родства. Они узнали в себе тебя. Ты же предок.

Они ничего не знали о тебе, пока ты не появился здесь, а теперь знают и боятся тебя, потому что ты есть в них. Как и во всех нас. Потому-то они и собираются умереть. Они говорят об этом, как о счастливом приключении. Для них так оно и есть: но, как ты понимаешь, это еще и борьба.

У Клея закружилась голова. Горло сдавили сдерживаемые рыдания. Он тонул во всей этой метафизике.

Призывая все свое самообладание, он спросил:

– Как мне убедить их не делать этого?

– Ты все о том же.

– Я должен знать.

– У меня нет ответа.

– А у кого есть? – Голос Клея зазвучал пронзительно, словно его печень клевал гриф.

– У кого? У кого? У кого? – рыдания Неправедной превратились в карканье. Клей огляделся вокруг и не нашел ее. Пошел горячий, сильный дождь. Клей начал разрушаться. Он побежал, но его ноги исчезли, голени развалились, и он должен был продвигаться на костях коленей. Он глотает ножи и потеет кислотой. Перед ним появился мираж: Скиммеры, сидящие перед ним на корточках, тающие, умирающие, поющие, улыбающиеся.

«Как удержать их?» – вопрошает Клей и слова собираются вокруг головы, кружат водоворотами, образуют воронки и исчезают в шее. Слова оставили за собой некое подобие ответа: «Нужно связаться с Заступниками».

Клей кивнул. Заступники. Заступники.

– Где мне найти их? – потребовал он ответа. Но он, конечно же, снова остался один.