Потянулись дни и недели ожидания. Лонгин из Кобдо регулярно присылал отчеты о проходящих переговорах и судя по всему, его миссия будет очень успешной.
А вот от господина Адарова не было ни каких известий. Косвенно можно было предполагать что он достиг цели своей миссии и успешно справляется с поставленной задачей, так как из Улятусая начали приходить известия о возможной отсрочке намеченного карательного похода.
Ерофей в буквальном смысле и днем и ночью готовил наш предполагаемый экспедиционный корпус к возможной войне с Китаем.
Но Главный Штаб от него получил очень интересные указания и поручения: начать собирать информацию о последних войнах в Европе и отдельно о происходящем во Франции. В Петербург ушел запрос, содержащий почти сто вопросов.
Похоже, что наш полковник сделал серьёзные выводы из нашего разговора и начал подготовку к будущему нашему вмешательству в европейские войны.
Я вернувшись в Усинск сразу же конспективно набросал всё, что знал о грядущих событиях в Европе и поразмыслив над своими записями, решил, что реально нам принять участие только в войну Третьей коалиции против будущей наполеоновской Франции. Конкретно вмешаться в ход будущего сражения под Аустерлицем.
Но для этого нам нужна длинная рука, чтобы быстро перебросить из Сибири в Европу несколько тысяч наших гвардейцев, вооруженных «трёхлинейными магазинными винтовками».
Так мы решили называть новые винтовки аля-Мосин. По-простому их тут же окрестили трехлинейками.
За предстоящие пятнадцать лет мы без всякого сомнения доведем до ума их производство и наладим необходимый объем выпуска патронов к ним. Естественно надо будет подготовить не меньше пять полков, вооруженных этими винтовками.
А самое главное создать мощный флот дирижаблей способных осуществить переброску нашей армии в Европу.
Здесь я разработал следующий план.
На авиационном заводе, я решил себе голову не забивать и называть это привычным для меня словом, у нас сейчас три стапеля. Третий, где сейчас достраивается второй дирижабль типа «Орел» оставить пока без изменения. На нем постепенно строить флот «Стрижей» и «Орлов». Чтобы их было не менее десяти штук каждого типа. Это так сказать для местного использования.
Два других стапеля переоборудовать и на них начать строительство третьей модели дирижаблей — «Альбатросов».
К этому названию я решил вернуться, потому что этот дирижабль должен будет способен совершать длительные полеты на большие расстояния.
В детстве я очень интересовался воздухоплаванием и прочитал кучу всего изданного в нашей стране, а книгу «Оборудование дирижаблей» 1939 года издания проштудировал не один раз. Одно время даже мечтал пойти учиться в МАИ, ходил заниматься в аэроклуб, но после окончания школы выбрал медицину.
Про свое детское увлечение дирижаблями я надо сказать напрочь забыл, вот как какой-то блок в мозгах был, а тут вдруг всё очень явственно вспомнилось.
Я разработал подробный проект нового корабля и передал его нашим «капитанам» промышленности, которые должны решить насколько реально воплотить в жизнь мой замысел. Конечно с их точки зрения, которая возможно разойдется с моей.
Новый дирижабль должен быть длиной около ста двадцати метров, максимальный диаметр около двадцати метров. Дальность полета должна составить не меньше трех тысяч километров.
Рама корабля должна быть сделана из нового материала который получил Яков, на мой взгляд это не что иное как дюралюминий.
Двухпалубный грузопассажирский отсек должен быть расположен внутри корпуса дирижабля примерно на четверть его длины. За один рейс можно будет перевезти в спартанских условиях две сотни гвардейцев с носимым снаряжением.
За пределы корпуса дирижабля будут выступать только гондола управления на носу корабля, моторные гондолы, причальные амортизаторы, рули управления и стабилизаторы полета. У дирижабля должно быть не меньше четырех двигателей.
Экипаж корабля должен будет составлять не меньше тридцати человек, грузоподъемность не меньше десяти тонн, что должно позволить нам в частности транспортировать и нашу артиллерию. В полуразобранном состоянии конечно.
На разработку проекта будущего «Альбатроса» я потратил ровно двое суток после возвращения в Усинск. Машенька без слов поняла, что я занят чем-то очень важным и старалась мне не мешать и не отвлекать.
Наш старшенький, Иван Григорьевич, в своих детских увлечениях был моей точной копией. Увиденный им дирижабль настолько очаровал его, что все разговоры у него в конечном итоге начали сводиться в одному: желанию покататься на этом воздушном корабле.
Супруга почему-то была категорически против и несколько месяцев героически держала оборону. Но Иван оказался большим хитрецом и в итоге все своё свободное время начал пропадать на авиационном заводе. Наверное благодаря ему я и вспомнил о своем детско-юношеском увлечении воздухоплаванием, а лавина задаваемых им вопросов вытащили из глубин моей памяти все, что я когда-то читал и знал об этом.
В один прекрасный день он все-таки получил у Машеньки разрешение на один полет, после которого заявил, что станет конструктором и строителем воздушных судов.
Своё обещание Иван тут же начал воплощать в жизнь и через месяц представил мне на рецензию свой «фундаментальный» труд — рукописную книгу «Дирижабль», почти сто листов исписанных мелким убористым еще детским почерком с большим количеством рисунков. Листы сын собственноручно сшил и даже сделал обложку.
— Вот, батюшка, я написал книгу о дирижаблях, — уверенно и горделиво заявил он, протягивая мне свой труд для ознакомления.
Сдерживая себя чтобы не рассмеяться, я раскрыл его творение и ахнул от удивления. Оказалось, что Ваня не просто пропадал на заводе около строящихся дирижаблей, где для него высшим счастьем было разрешение помогать кому-нибудь и расспрашивать всех о дирижаблях.
Иван записывал всё, что узнавал о воздухоплавании и дирижаблях. После этого он устаивал допросы с пристрастием мне или при случае тому же Петру Сергеевичу с компанией. Любопытство сына мне льстило и я с удовольствием отвечал на его вопросы.
И вот теперь я держал в руках плод его любознательности и это была не детская шалость или какая-нибудь глупость. Иван, несмотря на юный возраст? сумел обобщить и систематизировать наши знания и умения в этом новом деле, начав по сути дела создание у нас новой науки — воздухоплавание и её практического воплощения.
Это было месяц назад. Труд нашего сына был мною тут же представлен для ознакомления всем нашим умникам, которые нашли в нем достаточно большое количество ошибок и неточностей, которые были тут же исправлены и наша типография получила срочное задание привести Ванин труд в идеальный вид и напечатать в количестве десяти экземпляров.
Иван же после этого получил право голоса на строительстве дирижаблей и был готов даже постоянно поселиться где-нибудь возле стапеля со строящемся кораблем. Вопрос с полетами решился как бы сам собой, такой специалист в области воздухоплавания естественно имеет на это право.
Все это Машенька разрешила при одном категорическом условии: идеальном поведении и отличной учебе.
Когда я начал разрабатывать конструкцию нового дирижабля, Иван Григорьевич почти весь день посвятил учебе и домой вернулся ближе к вечеру. Его появлению в моем рабочем кабинете было не удивительным, Машенька сама приносила мне чай и видела что я занят какими-то дирижабельными проблемами.
Зайдя в кабинет, Иван молча замер у двери, ожидая моей реакции. Я показал ему на стул и протянул уже написанное мною.
— Читай и сразу же пиши замечания, — я протянул сыну карандаш.
Через несколько минут Иван взял чистый лист бумаги и начал что-то считать. Закончив свои подсчеты, он кашлянул привлекая моё внимание.
— Батюшка, если вы помните, я рассчитал, что «Орлы» могут взять на борт сто человек пассажиров только при условии резкого уменьшения дальности полета и снижения допустимой высоты полета, — его расчеты вызвали самую бурную дискуссию у нас. Но практика критерий истины. И первые же испытательные полеты «Орла» показали его правоту.
— Ты хочешь сказать, что «Альбатрос» не потянет перевозку двух сотен гвардейцев? — я сразу же понял, что считал Иван.
— Потянет, но не три тысячи километров. Банально не хватит топлива. Надо увеличивать его запасы на борту. Но главная проблема не этом.
Похоже, что я не прав и Иван нашел какую-то ошибку в моих расчетах.
— И в чем, по вашему, Иван Григорьевич, разумению главная проблема? — неожиданно для меня Ивана после ознакомления с его опусом о дирижаблях на заводе все начали серьезно называть по имени-отчеству и на вы.
— Смотрите, батюшка, что получается, — Иван придвинул свой листок с записями ко мне. — Дирижабль должен сохранять равновесие во время движения. По мере расходования бензина, он будет становиться всё легче и легче. Какое-то время можно будет поддерживать постоянную высоту работая с рулями высоты. Но при этом будет теряться скорость и увеличиваться расход топлива. И, наконец станет необходимым компенсировать потерю веса, то есть расход топлива.
Пока рассуждения Ивана логически безупречны, посмотрим, что будет дальше.
— Самый простой способ для этого — выпустить в атмосферу достаточное количество подъёмного газа, то есть гелия. Но мы не можем пойти по этому пути по одной простой причине. Нам через какое-то время надо будет, а где мы его возьмем при полете в Россию, например на Урале? — вопрос конечно интересный и я на него ответил таким же вопросом.
— И где мы его там возьмем по вашему мнению, Иван Григорьевич.
— Ни где, батюшка. Поэтому надо придумать что-то другое.
— Ваня, — не выдержал я, — не тяни резину и говорю, что ты придумал.
— Нам нужен какой-то дополнительный баласт, но в полете взять его не откуда, кроме сбора воды — конденсата, образующегося из выхлопных газов двигателей дирижабля. Она должна собираться и отводится в специальные резервуары. При необходимости мы сливаем её, например при заправке топливом или экстренном наборе высоты.
— Да, сынок, у тебя, как говорится не голова, а дом советов, — мне неожиданно пришла в голову эта забытая поговорка из моего советского прошлого, которое некоторые использовали я для высокой оценки чужой эрудиции и интеллекта.
Иван удивленно узрился на меня, не совсем поняв, что я имею в виду.
— Я, батюшка, — не смело начал он, — не совсем понял…
— А тебе это и понимать не надо. Ты, молодец, я об этом совершенно не подумал. Давай, напряги интеллект и быстренько выдай как это делать.
— Да мы с Игнатом и ребятами, — Иван расплылся в довольной улыбке, — уже это сделали. Они думают как эту систему в «Орла» впихнуть. А в «Альбатросе» её сразу же надо предусмотреть.
— Тебе, дорогой, и карты в руки. Все мои наброски прорабатывай и вноси поправки. Ты у нас по факту главный спец по воздухоплаванию.
Все мои последующие записи по новому дирижаблю были творчески переработаны Иваном и на выходе получился вполне приличный проект.
Прочитав получившееся, я вызвал Степана.
— Степан Гордеевич, тебе срочное и ответственнейшее поручение. Вот это, — я показал на наше с Иваном творение, — надо срочно отредактировать и напечатать. Ты лично должен это контролировать, заодно и изучишь. Там про твою электрическую душу много чего.
Закончив свои «писательские» дела, я огляделся и понял, что кое-что прошло мимо меня.
Во-первых, Иван оказывается досрочно закончил очередной год своего обучения. У него была договоренность с Машенькой, что если он закончит год на одни отличные оценки, она не будет возражать если летом наш сынуля посвятит своему увлечению — дирижаблям.
Я против подобного договора не возражал, Ванино участие в строительстве дирижаблей было очень даже плодотворным.
Во-вторых, оказывается в медицине у нас случился огромный прорыв и доктор Павлов похоже действительно разработал технологию получения пенициллина в знакомой мне форме. Срочно требуется моя экспертная оценка.
В-третьих, меня ждет не дождется для беседы Владыка Филарет. У него какие-то дела связанные с монастырями, которые требуют моего решения.
Начать я решил с общения с Владыкой Филаретом. Мне общение с ним сейчас крайне необходимо. До этого он всегда укреплял меня в моих сомнениях и как потом оказывалось, подсказывал правильные выходы из не простых ситуаций.
Сейчас мне его совет нужен так же как при нашем первом общении. Мне снова необходимо принять судьбоносное для нас всех решение — идти ли на открытое противостояние с самым огромным на настоящий момент государством мира — Цинской империей.
Монастырские дела оказались легко решаемыми, Владыка просил моего разрешения и поддержки в деле основания православных монастырей за пределами Усинской долины — в Туве и Убсенуре. Для этого по его мнению надо провести переговоры с Ольчеем, Оюн Дажы и местными ламами. И Владыка просил меня лично помочь с этим делом.
С Ольчеем и Оюн Дажы я пообещал поговорить при первой же возможности, а вот переговоры с ламами я предложил отлдожить до возвращения Лонгина и поручить это ему.
Моё решение очень устроило Владыку и я с чистым сердцем начал столь нужный мне разговор.
Выслушав меня, Владыка долго молчал, а потом спросил:
— А есть ли возможность избежать столкновения с Китаем?
— На мой взгляд нет, — я на самом деле считал, что это неизбежно. Но в душе была искорка какой-то надежды, что это возможно.
— А тогда какие могут быть сомнения. Молитесь и Господь управит. Ваше дело правое.
Сияющий от гордости доктор Павлов был даже немного смешон. Он как никогда был суетлив и говорлив, рассказывая и показывая мне свои достижения.
Все говорило, что за то, что у нас действительно появился настоящий, знакомый мне по прошлой жизни пенициллин. В лаборатории специально для меня на столе было выставлено в ряд двадцать флаконов со стерильно упакованным, готовым к применению антибиотиком.
В каждом было по десять тысяч единиц антибиотика. Я знал что такое одна единица пенициллина и мы сразу же использовали именно этот оценочный критерий.
— Это всё? — пора начинать клиническую апробацию полученного лекарства и может статься, что такого количества окажется не достаточно.
— Нет, есть еще. Всего ровно сто флаконов, — Евдокия, а она естественно присутствовала, открыла шкаф-холодильник и показала остальные флаконы.
— Ну, что же мои дорогие. Начинайте работать дальше. ВЫ сейчас в этом деле разбираетесь наверное лучше меня. Мы с вами неоднократно это всё обсуждали. Мария Леонтиевна подготовила все методические рекомендации. Еще раз проштудируйте их, вдруг что-то упустили или например в чем-то ошиблись. Самое главное определитесь с контингентом больных и критериями применения.
Евдокия достала список больных и протянула мне. Я молча взял его и быстро просмотрел.
В списке было пять фамилий, трое взрослых и двое несовершеннолетних, ребята по двенадцать лет.
Один получил травму левого бедра еще осенью на сборе орехов и мы ни как не могли справиться с его вялотекущим гнойным процессом.
Другой был внуком одной нашей швеи. Мальчик с семи лет часто болел, ни один год у него не обходился без пневмоний, которые становились все тяжелее и тяжелее.
Вот и сейчас у него была очередная пневмония и он день ото дня тяжелел. Машенька, которая у нас стала главной еще и по педиатрии опасалась, что мальчик погибает.
У взрослых были различные инфицированные раны конечностей.
— Хорошо, начинайте сегодня же.
— Марию Леонтиевну дождемся, она должна подойти с минуты на минуту и начнем. Первыми будут ребята.