Светлейший князь 4

Глава 17

У нас за всё время на губе побывало девять гвардейцев. Два из них сидели там за самоволки. Это были совсем молодые ребята только что призванные на службу. Расставание со своими дамами сердца даже на несколько дней для них были невыносимы и пришлось лечить этот нетерпеж гауптвахтой.

Шестеро были говоруны и умники, обсуждающие приказы командиров. И один был случай совершенно вопиющий по моему мнению. Один из гвардейцев поругался со своей женой и напился в хлам. Сделал он это на службе.

Сутками на гауптвахте дело не ограничилось. Пан Казимир сразу же пустил в ход свои пудовые кулаки, да еще и лично погонял глупую бабу.

Самое интересное, что его действия вызвали всеобщее одобрение и гвардейская половина через какое-то время поклонилась ему в ноги за науку. Но Ерофей был в ярости и готов сам был навещать своему офицеру, но сдержался.

Казимир в итоге десять дней просидел на хлебе и воде под арестом в штабе, а на губе появилась офицерская камера.

Через какое-то время с подачи Ольчея на губу стали сажать и гражданских. У нас это почти всё были гуляки. Таких было мало, но к сожалению из песни слов не выкинешь.

А вот Ольчей своих этим способом лечим достаточно широко. Оюн Дажы быстро оценил этот метод и тоже стал его практиковать.

Вот на эту гауптвахту Лонгин и доставил арестованных: русского лжестаровера и трех китайцев.

Денис не ошибся. Засланного казачка он раньше встречал. Гадкий, беспринципный человечишко. В своё время принявший активное участие в разграблении оставленного имущества Леонтия Тимофеевича. Его в конечном итоге признали всё, кто пришел к нам с моим тестем.

На допросе он рассказал, что два продажных иркутских купца были наняты китайцами для организации захвата нашего оружия. Для этого один из самых верных сообщников под маркой старовера проник к нам. Остальные четверо из той группы были как говорится ни приделах.

Эти же купцы в своё время организовали и большое жизненное приключение своему конкуренту. Об этом негодяй признался так сказать попутно.

Китайцев-предателей самостоятельно вычислил Илья Михайлов. Когда ему доложили, что двое китайцев с северного берега Хяргас-Нура внезапно отправили свои семьи в Китай, он насторожился, приказал их тут же арестовать и допросить.

Китайцы раскололись тут же и сдали своего сообщника из Улангола, которого Илья уже брал вместе с Лонгином. У него кстати семьи не было.

Закончив допрос, я поплелся в наш штаб в Туране. Я именно плелся, а не шел. На душе была какая-то пустота. Лонгин и шел сзади и похоже у него состояние тоже не самое лучшее.

В штабе меня ждали Ерофей с со своей Софьей, Степан гордеевич, Шишкин, Леонтий Тимофеевич и все, пришедшие с ним. В помещении стоит чуть ли не звенящая тишина.

Никто, даже Ерофей с Лонгином, не поднимают глаза. Все понимают, что сейчас надо решать судьбу этих людей, которых по всему надо приговаривать к смерти. И тут Машенька подняла опущенную голову и посмотрела прямо мне в глаза.

«Родненький ты мой. Решать тебе, но я всегда с тобой», — в голове явственно твердо и участливо прозвучал голос жены.

Я оглядел присутствующих и отчеканил.

— Властью данной мне вами и подтвержденной Государыней Императрицей я, Григорий Иванович Крылов, Светлейший Князь Усинский, приговариваю изменников, обманувших всех нас, растоптавших наше доверие и вступивших в преступный сговор с врагами к смертной казни — расстрелу.

Я достал из своей командирской сумки написанный сразу же после последнего допроса текст приговора, взял перо, подписал его и протянул Степан. Тот молча прочитал текст, достал наше главную гербовую печать, аккуратно поставил на ней оттиск и вернул мне.

— Приговор привести в исполнение публично сегодня же здесь в Туране, — я продолжил говорить, протянув утвержденный текст приговора Лонгину. Подразумевая этим, что он будет техническим организатором приведения приговора в исполнение. — В войсках, на военных предприятиях и среди китайцев провести разъяснительные беседы. Отпечатать и во всех наших поселениях вывесить листовки с изложением сути дела. Проинформировать о случившемся Ольчея. И последнее, кто не согласен с моим решением?

Молчание знак согласия. Но неожиданно для меня заговорил Лонгин.

— Я согласен с вашим решением, Григорий Иванович. У меня вопрос. Со мной приехало пять китайцев, двое с Хяргас-Нура. Они заявили, что изменники заслуживают смерти и готовы казнить их. Пусть китайцев расстреливают они, а нашего я лично сам. Он нам много горя причинил.

Последней точкой в этом деле были два письма. Одно ушло в Минусинск, другое в Иркутск.

Торговля c нами приносила большие барыши. Наши товары в конечном итоге продавались с большими накрутками уже в Иркутске и Красноярске. А в Европейской России, Пекине или Европе стоили бешеных денег.

Поэтому я потребовал от властей Иркутска провести следствие и наказать виновных. Их я смело назвал изменниками. Что было абсолютной правдой, так как несмотря на уверения Петра Сергеевича, возможность внезапного массового копирования нашего оружия противниками России существовала.

А в письме окружному начальнику я вообще немного передернул, написав, что рассматривал возможность продажи небольших партий наших ружей властям округа. Но после этого ЧП передумал.

Наша агентура в Минусинске Красноярске и Питере не раз докладывала об интересе к нашему оружию. А здесь вдруг такая заковыка случилась. Так что разборка полетов в Иркутске должна быть на самом высоком уровне.

Попытка диверсии против нас дала совершенно неожиданный результат. Резко ускорились все работы по строительству дирижаблей и Арсенала. А в мастерской Лаврентия вообще совершили трудовой подвиг и первому марта он с гордостью доложил, что теперь они могут каждый месяц делать по три новых многозарядных винтовки а-ля Мосин.

Всё это Лаврентий успел мне сообщить когда я в полдень первого марта приехал на завод с Лонгином и Ерофеем, где нас ждали Петр Сергеевич, Яков и Игнат. Степан и Леонтий Тимофеевич немного отстали в дороге и должны поехать с минуты на минуту.

За последнее время как-то само собой сложилось, что все наши животрепещущие вопросы решались группой именно этих товарищей. Я полностью момредоточился на строительстве дирижаблей и Леонтий Тимофеевич стал у нас везде, где можно вторым лицом. Что кстати очень даже пошло на пользу, жалоб на него не было, а многие дела стали делаться быстрее и главное эффективнее.

Мой тесть как говорится слово знал, да и за наши общие дела болел всей душой. Машенька однажды обсуждая какое-то его спорное решение назвала отца эффективным менеджером.

Услышав это выражение, я как говорится выпал в совершеннейший осадок. Но она со смехом напомнила мне, что я когда-то употребил это выражение и объяснил его значение. Других аргументов у супруги кстати не было и я был вынужден с ней согласиться.

Я решил воспользоваться задержкой в дороге Степана и тестя и сначала заскочить на минутку к Лаврентию. В том, что он приготовил приятный сюрприз у меня сомнений не было.

И действительно в оружейной пирамиде мастерской стояли целых пять новеньких винтовок и лежало десять обойм на шесть патронов.

Я хорошо в своё время знал легендарную мосинскую винтовку, много раз стрелял из неё и сразу же увидел отличия а изделиях Лаврентия.

Первое, что бросилось в глаза, был укороченный ствол и отсутствие примкнутого штыка, который конечно наличествовал. Но он был отдельно от винтовки и его не надо было носить постоянно примкнутым.

Приклад на первый взгляд был поудобнее и винтовка производила впечатление достаточно легкого и удобного оружия. Самой большой гордостью Лаврентия была полнейшая взаимо заменяемость деталей винтовки. Он пообещал мне продемонстрировать её при первой же возможности.

Накануне Лонгин получил какое-то донесение из Китая и попросил срочно собрать совещание на заводе. Что за донесение он рассказать не успел. В Усинск его в буквальном смысле привезли в полубессознательном состоянии.

Ерофей приказал положить Лонгина спать и послал за мной в Мирскую станицу, где мне свои успехи демонстрировали наши конезаводчики. Лонгин возражений против не имел и в итоге когда мы приехали на завод после трех часов сна был бодр и свеж.

Когда я вернулся в Усинск, Ерофей молча протянул мне донесение полученное Лонгином. Оно уже было в Туране расшифровано и изложено на понятном нам языке.

Новости были крайне не приятные. До Пекина дошло известие о провале операции по захвату нашего оружия и расстреле лазутчиков. Как и предполагалось за всем этим действительно стояли оставшиеся в Китае немногочисленные иезуиты.

Хэшэнь от них получил очень большой аванс и теперь они требовали эти деньги обратно. Естественно всесильный фаворит отдавать их не хотел и был в ярости. Пикантность ситуации придавал сам факт требования.

Вся эта ситуация показала, что на деле он бумажный тигр и всесильный фактически только в Пекине и окрестностях. И ничего не может сделать ни нам, ни иезуитам, скрывающимся где-то в горах на западе Китая. Дела на фронте, то осада восставшего Кашгара шли тоже из рук плохо.

Да и осадой это назвать было сложно. Кокандский хан резко передумал участвовать в этом деле и его воины ушли восвояси. Но это было полбеды.

Второй половиной было возобновление торговли с Кашгаром и мало того, среди кашгарцев появились добровольцы из Средней Азии, пришедшие на помощь своим единоверцам.

Но императорский фаворит бумажным тигром себя не считал и начал собирать большую армию.

Хэшень о чем-то договорился с иезуитами и они опять появились в Пекине и их неожиданно оказалось достаточно много. Среди них не меньше двух десятков явно имеющих военный опыт, которым было поручена подготовка нескольких отрядов к военному походу.

НА этот раз всё делается очень быстро и четко. Армию начинают собирать в провинции Ганьсу. Из Макао уже везут достаточно много европейского оружия, всего должно быть не меньше пяти тысяч мушкетов и двадцать современных французских 12-ти фунтовых пушек.

Мушкеты в основном французские, но и английские «Браун Бесс». Оружие конечно уже не новое, но исправное.

Им полностью будут вооружены новая дивизия численностью пять тысяч человек. В ней всем заправляют иезуиты. Она полностью будет укомплектована маньчжурами, как собственно и вся армия. Их не щадно гоняют и они будут представлять достаточно грозную силу.

Всего в поход выступит не менее пятнадцати тысяч солдат, полностью из маньчжурских знамен, даже всевозможные вспомогательные подразделения. Начало похода сначала было намечено на первые числа июня, но европейские инструкторы заявили, что в такие сроки подготовить армия «нового стиля» невозможно.

От нас Хэшэнь потребует подготовить армию в пять тысяч человек и за два месяца до своего выступления немедленно выступить в поход, чтобы встретиться в Турфанской впадине.

После разгрома Кашгара, где ударной силой Хэшэнь планирует сделать наши полки, он собирается внезапно напасть на нас.

Для этого в Урумчи будет организована засада. Пока мы будем воевать в Кашгарии, Хэшэнь усилит его гарнизон и когда мы после обратного перехода через Тянь-Шань начнем подходить к городу, внезапно напасть на нас.

Наша армия по-любому понесет потери в войне с Кашгаром и будет достаточно истощенной и усталой.

Его главная задача: захват нашего оружия и летающих драконов, если даже мы и сумеем накостылять маньчжурам. Большого похода с нашей стороны на Пекин Хэшэнь совершенно не боится. Китая слишком велик и еще достаточно силен, а нас откровенно мало.

Хотя я великолепно знаю историю опиумных войн, когда англичане еще меньшими силами разгромили Цинскую империю. Правда была нешуточная поддержка флота, но у нас тотальное превосходство в стрелковом вооружении и артиллерии.

Идея сосредотачивать армию в Ганьсу была совершенно правильной. Там несколько лет назад было восстание и большая часть восставших были мусульмане. И в этом есть некоторая логика, восстание в Кашгаре вызвало опять брожение и сочувствие среди уцелевшего после подавления восставших.

От самого дальнего западного лагеря сосредотачивающихся цинских войск до Турфана верст шестьсот. Сейчас еще существует озеро Лобнор и исчезнет только лет через сто пятьдесят.

Озеро конечно соленое и его вода для питья не годится. Но в него впадает еще достаточно полноводный Тарим, который питают могучие ледники Памира и Тянь-Шаня. Тут я конечно могу немного ошибаться, что на самом деле особо-то и не принципиально.

Главное, что его притоком является Яркенд, а в него впадает река Кашгар. И город стоит на его берегу.

Вот на этот Тамир мы вместе с маньчжурами должны выйти после соодинения в Турфане и вдоль него настукать на Кашгар.

— У Лонгина есть еще какая-то информация, но с ней он поделится с нами когда проснется, — добавил Ерофей, когда внимательно прочитал донесение.

Ожидая Степана, все молчали, как бы сговорившись начать совещание когда прибудут все заинтересованные лица. Да и надо было сначала просто переварить написанное в донесении.

Ерофей с Лонгином не теряя времени раскладывали на столе карты и все приготовленные документы. Они к предстоящей войне конкретно начали готовиться сразу же после расстрела изменников.

Ждать Степана и тестя пришлось не долго и как только они появились, я начал совещание.

— Лонгин Андреевич, что ты имеешь еще нам сообщить?

Обычно Лонгин бывал повеселее, а сейчас создавал впечатление ощипанного воробья и помогал Ерофею не поднимая глаз.

Услышав мой вопрос, он поднял голову и в его глазах я увидел слезы.

— Клеопатра со своей камеристкой погибли. Она подслушивала совещания Хэшэня с иезуитами, но за ними уже следили и когда наш связной ушел из Пекина их схватили, пытали, а затем обезглавили. Семен хочет выкрасть их тела и доставить к нам, чтобы похоронить по христиански. У него есть еще агенты в Китае, которые и сообщили о гибели Клеопатры.

Кто такая Клеопатра из присутствующих достоверно знали кроме Лонгина я и Ерофей и об этом сказано об этом открыто, значит в их гибели сомнений нет.

Повисшее тягостное молчание длилось несколько минут. Ни кому похоже не хотелось что-либо говорить первым.

— Клепатра со своей подругой были нашими настоящими боевыми товарищами и нам надо сделать так, чтобы их смерть была не напрасной и выполнить её просьбу. Давай, Ерофей Кузьмич, докладывай свои соображения.

Полковник резко встал, поправил мундир и начал говорить.

— Мой план предельно прост. Мы проводим мобилизацию за три дня и через неделю выступаем в поход. До Турфана около полутора тысяч километров. Наша армия совершает переход к его берегам и становится укрепленным лагерем на предполагаемом пути наступления цинской армии. Когда они появляются, мы выдвигаем ультиматум, при невыполнении переходим в наступление и наносим поражение противнику.

Я, как и всё, от Ерофея немного другого и в растерянно посмотрел на него.

Ерофей улыбнулся и сделал приглашающий жест.

— Прошу подойти к карте предполагаемого театра боевых действий. Здесь я все нарисовал, подробно обозначил и расписал.

Ерофей постоянно занимался составлением подробный карт нашей долины, Тувы и окрестностей. После последней войны с Китаем он подобрал себе двух умненьких ходожественно одаренных юношей и поручили им заниматься картографией.

Все наши владения они обошли и объехали, где на лошадях, а кое-где на машинах. Прикомандированный к гвардейскому штабу автомобиль чаще всего использовали именно они. Благодаря этому у нас были подробные и точные карты всех мест от Минусинска до китайских пределов, в том числе и линия наших караулов до иркутской границы.

Несколько раз они совершили достаточно рискованные путешествия в глубь китайских владений до Кобдо и Улясутая. Поездки в Кобдо ни какой опасности не представляли. Наша ставка на проявленную милость к пленным монголам сыграла и к нашим людям властелин Кобдо относился дружелюбно, совершенно игнорирую императорский указ о запрещении контактов с иностранцами, в конкретной ситуации с нами.

А вот в Улясутай соваться было смертельно опасно. В его пределах нам можно появляться только в качестве послов, причем после обязательного предварительного уведомления.

Тем не менее наши картографы сумели лично объехать все территории до Улясутая и составить приличные карты.

В преддверии предстоящих столкновений с Китаем, а полковник был абсолютно уверен, что еще хотя бы раз нам придется воевать с Поднебесной, он поставил своим ребятам задачу составить карты бывшей Джунгарии, Кашгарии и провинции Ганьсу.

Здесь конечно источником информации были только рассказы людей с той стороны. Наше золото хорошо развязывало языки купцам и караванщикам приходящим из Китая. И очень ценными ли источники информации нашего Ванчи среди его земляков.

Вся получаемая информация тщательно проверялась насколько было возможно, сравнивалась с поступающей из других источников и лишь после этого наносилась на карту.

В итоге в нашем распоряжении была на мой взгляд достаточно достоверная и точная карта Западного Китая и окрестностей, под которыми я подразумевал знакомую мне Среднюю Азию, Казахстан, Афганистан и Тибет с Гималаями.