Привратники запаздывали. Небывалый случай. Точность в клане ценили.
Ная сидела на скамье за конюшней и смотрела на дорогу. Телеги давно скрылись за горизонтом, пыль от множества колес рассеялась, а колдунья все еще ощущала прикосновение губ Тэзира. Сумасшедший. У всех на виду. И что с ним делать? Все ее слова будто ветер унес, ничто не задержалось в голове балагура. Одна надежда — перегорит, забудет вдали. Время и расстояние лечат… говорят.
Из-за угла конюшни послышались торопливые шаги. Наконец-то. Ная подхватила с земли посох, поднялась с лавки. Навстречу вышел Радкур. Колдунья застыла от неожиданности, тревожный взгляд пробежался по его лицу: «Знает или нет? Рассказала Коркея, у чьей двери ее сегодня утром застала?» Если Скорняк и знал, то виду не показал. Погладил сидевшего на руке ястреба Хро, сказал:
— Сегодня вдвоем пойдем.
— А где Авдер и Китар?
— У Авдера рана воспалилась, а Китару пришлось срочно печь в трапезной поправлять, стенка выкрошилась.
Вдвоем так вдвоем. Колдунья закинула на плечо котомку с лепешками и сухим мясом, развернулась и начала спускаться по тропе. Скорняк последовал за ней. Идти предстояло далеко, больше четырех лиг. Колдуны не селились рядом с границей, и другим не советовали. Дыхание смерти. Оно пропитывало все, что находилось поблизости: и воздух, и землю, и воду, а те, кто по незнанию выбирал для своих жилищ место возле границы, вскоре сам переходил за ее черту бестелесным духом. Жители начинали без причины болеть и умирать, земля не родила, мясо домашних животных отдавало горечью. В итоге, от хуторов оставались одни покинутые развалины.
Раньше, когда клан был более многочисленный и его не согнали с прежнего места проживания, вдоль границы имелись посты, где привратники дежурили по несколько человек. Через десять дней караульные менялись. Теперь колдунам пришлось переселиться почти к самому мертвому рубежу. Опасные участки закрывались колдовским мороком, дабы никто из людей ненароком не забрел в запретное место. Да не увяз там как мошка в меду. Таких несчастных в лучшем случае находили обезумевшими, в худшем — высушенными мумиями. Случалось, просто пропадали без следа, особенно, если невезучего угораздило выйти в месте прорыва.
Радкур спустил Хро с руки. Ястреб сорвался стрелой и только в полете расправил крылья, взмыл в высоту, сделал круг над простиравшимися горами и ущельями. Затем снизился, пошел на второй круг, всматриваясь, прислушиваясь, ловя малейшие изменения в нитях пространства. Без Хро не обходился ни один дозор. Ястреб тонко чувствовал, где произошел прорыв, откуда идет опасность. Птица накренилась, пошла вправо, снизилась еще сильнее, ныряя между скалами. За одной из вершин Хро исчез. Отправился исследовать территорию по ту сторону перевала.
Скорняк проводил его внимательным взглядом, догнал шествующую впереди девушку.
— Так и будем идти молча?
— Во время обхода посторонние разговоры запрещены, — ответила Ная.
— Это вблизи границы. Мы пока еще далеко… Как тебе Лот?
— Не понравился. Пыльно, суетно, грязно, людей как муравьев. В таком месте станет жить лишь человек совсем себя не уважающий и забывший о достоинстве. Не удивительно, что жители столь испорчены и подлы. Никогда не променяю горы на город.
— Мне тоже там душно и тягостно.
Разговор угас, едва начавшись. Опять зашагали в молчании. Вернулся Хро.
Немного посидев на руке, снова сорвался, взмыл в небо, и резко спикировал вниз, заметив что-то подозрительное между камней. Но нет. Показалось. Ястреб сменил направление, взял влево, полетел осматривать местность рядом с горной речушкой.
— Почему ты не уехала вместе с тем мальчиком? Вы вроде сблизились во время поездки в Лот?
Вопрос заставил девушку сбиться с шага. «Хостен доложил или Коркея все же успела наплести про утреннюю встречу? А, может, и сам догадался, если видел поцелуй балагура перед отъездом. И пусть!»
— Его зовут Тэзир и он славный парень, — процедила она с непонятной для себя злостью.
— Что же ты не уехала с этим славным?
Скрытая издевка в голосе развернула Наю лицом к Скорняку. Глаза сверкнули в гневе.
— Потому и не уехала! Не заслуживает он смерти и подлости с моей стороны.
— А кто заслуживает?
— Могу назвать нескольких. Но его в том списке нет.
— Гляжу, он тебе очень дорог.
— Да! Так же, как и ты… — Ная шагнула к Скорняку с бойцовской решимостью. — А я важна для тебя? Значу хоть что-то в твоей жизни?! Может, скажешь, наконец?
— Замолчи, — прошипел он.
— И не подумаю. Хватит увили…
Колдунья подавилась словами, увидев, как он выдернул из-за пояса «Сумрака», а затем рухнула ниц от крика:
— На землю!
Взгляд ухватил ноги Радкура, оттолкнувшиеся от валуна справа. Быстрой тенью привратник перелетел через распластавшуюся девушку. За спиной раздались звуки какой-то возни. Ная рывком перевернулась, вскочила. На тропинке метался комок из сплетенных тел: человеческого и звериного. Мелькали то рука с кнефом, то лапы с ужасающими когтями, то длинный упругий хвост. Рычание вперемежку с воем и проклятиями оглашали округу. Клубок покатился вниз, виляя между разбросанными природой огромными обломками скал. Девушка выхватила дирк. Сменила на кинжалы. «Сестренки» здесь сподручнее. Добежала до беснующегося на маленьком пятачке между глыбами клубка, вскочила на одну из них, замерла, выжидая удачного момента. Когда сверху мелькнул рыже-черный мех, прыгнула зверю на спину. От толчка клубок качнулся, приложив девушку ощутимо спиной об острый угол камня. Она охнула, но удержалась. Точным ударом вонзила кинжалы в шею животного. Зверь взвыл, выгнулся, вывернул голову, пытаясь достать сидевшую на спине противницу зубами. Лапа с выпущенными когтями метнулась колдунье в лицо. Настолько стремительно, что уже не отпрянуть, не увернуться. Даже не успеть зажмуриться. Еще миг и когти-клинки в лохмотья изрежут кожу, выдерут глаза, порвут горло. Ная похолодела от страха. Она ощутила лизнувший лицо ветерок, услышала свой истеричный всхлип, а затем увидела, как судорога пробежала по лапе, замершей в ладони от нее. Жуткий рев зверя сменился булькающим хрипом. Голова животного свесилась набок, завоняло тошнотворно внутренностями. Скорняк закашлялся от вони, обессиленно уронил на землю перепачканную в крови и потрохах зверя руку с кнефом. Попросил, тяжело дыша:
— Слезь с меня. И тварюжину сбрось, раздавите.
Ная сползла по меховой спине, кое-как стянула с привратника за хвост мертвое животное. Тяжелый однако, поганец. И сильнючий, чуть их двоих не уделал. Привалилась спиной к скале рядом с Радкуром.
— Живой?
— Вроде.
Вот именно — вроде. Одежда изодрана, сам весь в крови. Глубокие борозды от когтей пролегли через плечо, лицо исцарапано. Левая рука то ли ранена, то ли выбита в локте, еле оперся на нее.
— Тебя надо перевязать.
— Пустяки, — отмахнулся Скорняк. Мазнув взглядом по девушке, передумал. — Хотя… перевяжи.
Ная сперва подошла к мертвому зверю, выдернула кинжалы, обтерла об шкуру и сунула в ножны. Оружие должно быть под присмотром и рядом с рукой. Вон Скорняк — помят, измучен, а «Сумрака» из ладони не выпускает. Мало ли…
Котомка с припасами, сброшенная с плеча перед схваткой, валялась на тропе рядом с посохом. Окованный с концов посох в умелых руках — оружие страшное, но в свалке более действенен нож. Колдунья выудила неизменный в обходах набор: полотняные полоски для перевязки и обезболивающую мазь. Укоряюще пожурила Хро, усевшегося на один из валунов:
— Что же ты не предупредил?
— Он предупредил. Благодаря ему и заметил соскочившего с карниза скалы карака, — вступился в защиту ястреба Радкур. — Вот только, что животное пещер и подземелий на поверхности делало? Что его выгнало наружу?
— Узнаем.
Ная сняла со Скорняка волчью безрукавку, развязала ремешок, помогла освободиться от рубахи. Карак подрал привратника изрядно. Когти исполосовали тело вдоль и поперек, добавив новых шрамов к уже имеющимся. Но рука была повреждена сильнее всего. Ею требовалось заняться вперед.
Обрабатывать раны было не в первой, наловчилась за семь лет, не счесть скольких привратников выходила за это время. Колдовство колдовством, но порой больше помогают заботливые женские руки.
Промыть, смазать бальзамом, перевязать. Ничего сложного, если бы не пристальный взгляд Радкура, от которого в груди холод сливается с жаром. Ну зачем он на нее так смотрит? Пальцы вздрагивают и замирают, когда его ладонь нежно сжимает их.
— Ная… — она опускает голову, ждет. Боится и желает услышать правду. Слова даются ему нелегко. Голос звучит приглушенно, с хрипотцой. — Впервые я не знаю, что делать. Умом понимаю, что не должен любить тебя и разжигать ответные чувства. А отказаться, уехать, не видеть больше, не касаться — не могу. Будь моя воля, увез бы тебя куда-нибудь в тихий уголок гор, и жили бы там, в любви как муж и жена. Но мы те, кто есть. Мы не принадлежим себе и своим желаниям. Мы люди цели и долга и идем дорогой своей судьбы и обязательств. Нам не дано выбирать, потому что давно уже все выбрали и решили. Ты меня понимаешь? — девушка кивнула. — У нас нет права на счастье. Наша любовь отравлена смертью.
— Я знаю… поумнела, — промолвила она тихо. — Сиди смирно, надо обработать раны.
— Сами заживут, — буркнул Радкур, но ладонь убрал и смазать все следы от когтей карака позволил. Только замирал от прикосновения ее пальцев.
— Возвращайся в селение. Я сама пройдусь вдоль границы. Куда тебе обход делать с поврежденной рукой, — предложила девушка.
— Нет. Пойдем вместе. Не нравится мне появление карака наверху. Помоги одеться.
Спорить было бесполезно. Кое-как нацепили безрукавку, подпоясали ремнем. Рубаха годилась лишь на тряпки. Ная сунула ее в котомку. Пусть будет. Отстирать и зашить. Может, и походит еще.
Теперь впереди шел Скорняк. Походка осталась прежней, мягкой, упругой, кошачьей. Но плечи слегка сутулились в напряжении. И «Сумрак» в пальцах зажат крепко. Не выбить, не вырвать.
Ная поспевала следом, по примеру Радкура, держа дирк наготове. Если встретился один зверь, может повстречаться и другой… более опасный и не боящийся обычного оружия. Но Хро не проявлял беспокойства. Облетал местность и усаживался передохнуть где-нибудь поблизости от тропы, по которой шли привратники, словно давал им побыть наедине, что в селении случалось очень редко. Молчание, за которым таится слишком много слов и чувств — мучительно. Уж лучше трещать как сорока и нести без умолку глупости, чем по повернутой к тебе спине читать больше, чем было недавно сказано.
— Откуда Кагар-Радшу известно, что происходит вдалеке? — нарушила Ная молчание. — Хостен клялся, что не сообщал Призванному о событиях в Лоте, но тот все равно знал. Как ему удалось?
Радкур обернулся, посмотрел на нее с лукавым прищуром.
— В Лоте произошло нечто, что ты хотела бы скрыть? Иначе, почему тебя это волнует?
— Просто интересно, — пожала она с напускным безразличием плечами. А сердечко екнуло. Так ли Скорняк несведущ об их путешествии, и ее непростых отношениях с Тэзиром, как старается показать? Не он ли просил Хостена приглядывать за ней в дороге, а потом ответ стребовал за каждый ее шаг? А теперь глумится.
— Все дело в чаше. Небольшой, серой чаше из неизвестного металла, — Скорняк развел руки, показывая размер посудины. — Она звучит, когда в нее наливаешь воду из родника. А если специальной палочкой водить по краю горлышка, вода начинает бурлить, бить фонтанчиком, затем успокаивается и показывает краткие видения того, о чем ты хотел бы узнать. Изображения меняются быстро и порой размыты. Но картинки дают понять главное, а сложив детали воедино — додумать остальное. Призванный хитрец. Любит создать налет таинственности и всезнания. Он так многих учеников подлавливал на тайнах, вынуждая самих все рассказывать.
— Откуда у него такая чаша?
— Досталась по наследству от прежнего Призванного вместе с древними свитками. Я сам видел ее всего один раз, еще будучи «вороненком».
Ная вдруг поняла, что совсем ничего не знает о Радкуре.
— Как ты попал к колдунам?
— Привратник привел ребенком, — ответил он неохотно. Девушка не стала выпытывать дальше. Не хочет затрагивать прошлое — не надо. Не всегда воспоминания приятны. Но он сам продолжил: — Из тех найдаров, что разыскивают одаренных детей. Мы жили своим родом высоко в Зеркальных горах, в небольшом ущелье Синих сов. Даже не спрашивай, почему синих. Никто толком не знал, хотя какая-то легенда существовала, просто я ее не помню. Горы были не столь высоки и могучи как эти, но тоже суровы и труднопроходимы. К нам редко кто заглядывал чужой. Но кто такие привратники — мы знали. В то время колдунов уважали и встречали с почтением. Не знаю, как найдар определил в шестилетнем малыше, не обмолвившимся с ним ни словом, дар проводника и о чем говорил с главой рода, но отец подозвал меня к себе и сказал, что я удостоился великой чести стоять на страже мира. «Будь достоин своего ремесла и не посрами род», — были его напутственными словами.
— Скучаешь за родными?
— Честно говоря, я их не помню, лишь размывчатые воспоминания. Много лет прошло.
— Неужели ты ни разу не навещал семью? — удивилась Ная.
— Некого навещать. Через три дня, как я ушел с найдаром, сель накрыл селение. Погибли все до единого. И мстить некому за их смерть… Я узнал о несчастье через семь дней в придорожном трактире, где мы отдыхали перед дорогой. Моей семьей стали привратники.
— Моей тоже.
— За клан я жизнь отдам, но некоторые колдуны, точно слепцы… все еще живут прошлым, когда люди понимали важность нашей работы. Сейчас времена изменились. Мы превратились в отверженных беглецов. И боюсь, это только начало. Глупо верить, что стоит разъяснить Сеятелю насколько наше существование важно для мира и нас прекратят беспокоить. Грядет война — какой еще не было. И мало кто из нас останется в живых.
— Откуда знаешь? — Нае стало не по себе от его слов.
— Просто наитие, смутные образы снов, наблюдения и предчувствие исхода происходящего. Мир скоро накроет волна, подобная той, что поднимается на море в шторм. Она вздымается черной стеной до самого неба и обрушивается на все живое, оказавшееся в этот момент рядом. Но если после ее восьми сестер, пришедших вперед, еще есть шанс выжить, победить в схватке, то она уцелеть не дает никому. — Радкур внезапно остановился, повернулся к девушке. Взгляд горел странным пугающим огнем. Черты лица исказились в жестком выражении. В этот момент он чем-то напоминал одержимого. — Но ты обязана уцелеть, выкарабкаться!
— Почему я, а не мы?
— Не перебивай. Ты должна быть готова к будущим переменам, каждое свободное мгновение уделять тренировкам с оружием, изучению колдовства. Не только огненному направлению своего клана, но и других, чтобы научиться владеть нашим искусством в совершенстве. Я поговорю с Кагаром, чтобы он позволил тебе осваивать более сложные приемы и брать свитки из хранилища. Там много древних знаний. Опасных и, тем не менее, необходимых, чтобы выжить.
Ой, как ей не нравились его слова, вселяющие неосознанную тревогу. И его манера говорить и многое недосказывать. Это что — пророчество? Избавь ее, Незыблемая, еще от одного. Не желает она ничего знать, потому что не услышит ничего хорошего. И в тоже время у нее тысяча вопросов, на которые вряд ли он ответит.
— Ты будешь меня готовить? — только и спросила Ная.
— У нас в клане есть учителя намного опытнее и более знающие.
— Ты будешь меня готовить?!
Скорняк дернул уголком рта, с нежеланием кивнул:
— Буду.
— И перестанешь избегать? — продолжила давить.
— Перестану.
— Тогда по рукам, — колдунья кивнула и зашагала вперед с чувством удовлетворения. Что там будет дальше — покажет время и жизнь, а пока она одержала свою первую победу.
Мясом с лепешками перекусили на ходу, щедро поделившись с Хро. Ястреб беззастенчиво принимал пищу то у одного, то у другого, считая видно, что вполне заслужил угощение. Но его работа только начиналась, как и у Наи со Скорняком. Граница находилась уже в нескольких шагах. Хро сразу заволновался, заклокотал, забил крыльями.
— Тише, тише, — успокаивая, погладил птицу Радкур. — Я понял. Прорыв. — Повернулся к Нае. — Приготовься.
Место, где на поверхность выходила граница, всегда отсвечивало зеленым. Для обычных людей предупреждающее об опасности сияние оставалось за гранью восприятия. Но колдуны обладали особым зрением, частично натренированным, частично подаренным природой. И чем свет более насыщен, более жгуч для глаз, тем ближе соприкасался мир мертвых с миром живых. Из пролома в горе зеленые всполохи вырывались как гейзеры. И только серое марево колдовского морока, окутывающее вход, удерживало от желания прикрыть глаза рукой.
Ная сдернула с плеча котомку, достала черные шарфы из прозрачной ткани, один протянула Радкуру. Повязали лица. Теперь смотреть на вход в гору стало легче. Хро приучено сел неподалеку, умостившись на ветке сухого дерева и враждебно поглядывая на зев пещеры. Дело ястреба наблюдать за местностью и ждать в случае опасности сигнала свистка, чтобы сразу лететь за помощью в селение.
Глубокий вдох. Краткое заклинание защиты. И первый шаг в тягучий, как кисель серый туман, скрывающий проход от обычных людей.
Ощущение тошноты отпустило, стоило очутиться внутри длинного коридора, уходящего под землю неизвестно насколько лиг. Заготовленные факелы лежали сразу у входа. Вспыхнувший от щелчка огонь придал уверенности и спокойствия. Очутиться в полной темноте в туннеле, петляющем, расходящимся на несколько направлений, теряющимся в обвалах и внезапных обрывах, и пересекаемом миром мертвых — перспектива безрадостная даже для колдуна. Тьма в таких местах опасна, свет же факелов помогал ослаблять и отпугивать ее тварей.
Радкур опять выдвинулся вперед, оставив Наю за спиной. «Оберегает или не доверяет?» Ну, началось. Обиды, разбережённое самолюбие, подозрения — это результаты близости мира мертвых. В голову так и лезет всякая гадость. Вот тут и нужна полная пустота сознания и отстраненность от любого мысленного влияния. Не сумеешь отгородиться — дело кончится безумием или кровью. Медленный вдох — задержка дыхания до десяти — медленный выдох. «Вон из моей головы! Я незыблема как Мать Смерть. Мое сознание чисто и непоколебимо как вечность». Отпустило. Девушка двинулась за привратником, всматриваясь в колышущуюся, точно студень зеленую стену. Она всегда вызывала у нее ощущение расплавленного малахита. Кажется прозрачной, а вязнешь взглядом в бесконечных слоях зелени, в безуспешной попытке пробиться сквозь нее наружу.
Прорыв обнаружился за третьим поворотом. Скорняк вскинул руку, приказывая Нае остановиться и ждать в отдалении. Сам с «Сумраком» на изготовке медленно приблизился к грубо порванному полотну стены, внимательно оглядел края, понюхал воздух. Разрыв был невелик, вполне по размерам и силе воздействия для тварей первого предела. Ная видела это даже со своего места. Но Скорняку что-то не нравилось, настораживало. Он присел, осмотрел пол, опять понюхал невидимые следы, поднялся, протянул руку к разрыву, ощущая исходящую вибрацию. «Безумец! Голой рукой! Без перчатки!» Ная нахмурилась. Но с места сдвинулась только, когда привратник поманил ее к себе.
— Сумеешь заделать прорыв? — спросил шёпотом.
Она кивнула.
— Начинай. Я осмотрю коридор.
— Что-то не так?
— Потом, — неслышно ступая, Радкур направился в темноту туннеля.
Колдунья закрепила факел в ближайшей скобе, сунула дирк за пояс, вытащила из кармана перчатки из тонкой материи, обработанные особым раствором. Ощущения в них сохранялись, а от всякой заразы мира мертвых оберегали.
По примеру Скорняка девушка внимательно осмотрела края разрыва, понюхала. Пахло обычно: стылым воздухом и затхлостью. Как эти два несовместимых запаха ухитрялись сосуществовать вместе — непонятно, но к их странному сочетанию привыкаешь со временем. Стоп! А это что? Не запах, что-то другое. Еле уловимое, знакомое на уровне подсознания и чужеродное первому пределу. Нет, не понять. Потом спросит у Скорняка. Надо приниматься за работу, пока с той стороны не полезли твари. Какая-то выбралась точно. Не просто так карак покинул свое убежище.
Ная присела, погрузив руку в вязкую стену, зацепила нижний край разрыва. Тягучие полосы поползли за ее пальцами вверх, растягиваясь в нити. Колдунья ловко начала их сплетать, стягивать особенными узлами, закреплять тихо произносимыми заклинаниями. Вернулся Радкур. На вопросительный взгляд Наи мотнул головой: «Не сейчас». Встал за спиной девушки, начал плести сверху.
Их руки встретились на середине. Мужские пальцы мягко накрыли женские, вместе, единым движением продолжили соединять нити, пока не завязали последний узелок. Но и после этого не соскользнули, остались лежать поверх ее ладоней. Радкур словно забыл про них, уткнувшись лицом в затылок девушки. А Ная не торопилась напоминать, продлевая мнимое ощущение близости. Краткое извращенное счастье, на которое сквозь малахитовую стену взирал мир мертвых.
— Нужно идти, — теплым дуновением коснулся уха шепот Скорняка. Отнял резко ладони, отстранился, вынул из скоб факелы, кивнул на темный коридор впереди.
«Ясно. Идем дальше. Прорыв может быть не один». Колдунья подхватила с пола котомку и поспешила за привратником. Через сотню шагов туннель раздвоился. Один проход спускался в глубину горы, другой поднимался к поверхности. Радкур свернул в левый коридор.
— Уходим? Дальше проверять стену не будем? — удивилась девушка.
— Уже проверил. Все в порядке. Сейчас надо перехватить выбравшуюся на поверхность беглянку, пока она не спустилась с гор да не наделала бед.
Они припустили бегом.
— Хро будешь посылать в селение с вестью?
— Думаю, обойдемся сами, тварь всего одна.
Тоже верно. Не стоит раньше времени народ баламутить.
Коридор сузился и пошел круто вверх. Теперь они двигались друг за дружкой, хватаясь за вмонтированные в горную породу скобы. Выход походил на лаз зверя. Пришлось протискиваться сквозь него чуть ли не на четвереньках. С другой стороны и хорошо, что лаз неприметный и неудобный — меньше любопытных свой нос сюда сунут. А кто сунет — пусть пеняет потом на свою глупость. Пряником медовым не заманивали.
Радкур подхватил девушку под локоть, вздернул на ноги. Факелы затушил, сунул в тайник под валуном. Пригодятся при следующем обходе. После этого вскарабкался на уступ горы и оглядел местность.
— Не видать. Идем по следу.
Спрыгнул вниз и стал спускаться в узкое ущелье.
Двигался он легко и непринужденно, словно всю жизнь только и делал, что скакал по камням, как горные араты. Попробуй Ная посостязаться с ним, кто быстрее спустится, еще вопрос — опередит ли?
У Скорняка был отменный нюх и умение читать пространство. Тварь прошла давно, еще утром, но привратнику хватило мгновения определить, в какую сторону она двинулась. Как Радкур и опасался, нежить направлялась к небольшому поселению диковатого народа наров, занимающегося овцеводством. Опять пришлось бежать. Колдунам бегать выпадает часто, работа заставляет. А чтобы тело не расслаблялось и не сбивалось дыхание — каждое утро пробежка до озера и обратно. Есть поговорка: «Волка ноги кормят». А у них в клане говорят: «Колдуна ноги выручают». Так и есть. Жизнь привратника и его товарищей часто зависит от умения быстро бегать и вовремя прийти на помощь.
Тварь они увидели, спустившись по насыпи к небольшой зеленой долине. Здесь росли небольшие деревца и кустарники. Редкие, чахлые, но, тем не менее, выдерживающие сильные морозы и снегопады. Хрупкие веточки уже покрылись зеленой листвой. Кое-где даже белели робкие цветочки завязывающихся плодов. Тварь затаилась под одним из кустов и что-то жрала. Тянущийся по траве кровавый след не оставлял сомнений, что отобедать она решила явно не листвой. Кого она раздобыла в качестве добычи — думать не хотелось.
Вырвавшаяся из мира мертвых сущность успела уже обрасти плотью. Хорошей такой, надежной плотью: крепкое поджарое тело, упругие ноги, широкая шея, выпирающая вперед челюсть с двумя рядами острых клыков, покатая грудь, мышцы играют под кожей. Прирожденная убийца. Но перейдя грань и преобразовавшись из призрачного существа в живое создание, она стала уязвима. Легче убить. Возьмет любое оружие. Жаль, что это применимо не к каждой твари. Чем с более низшего уровня выбиралась на поверхность сущность тьмы, тем справиться с ней было сложнее. Формы тела, мощь — все служило лишь двум целям: быстро убить и уцелеть самой. Еще хуже, если тварь заставали на половине преобразования, когда она сохраняла еще способности мира мертвых — невидимость и проникновение сквозь предметы. Тогда приходилось несладко. Попробуй сражаться с туманом или дымом.
— Обойди ее осторожно справа, — тихо произнес Радкур. — Нельзя ей дать уйти ни к селению, ни в горы.
Ная послушно обошла по кругу нежить, перекрыла дорогу к горной деревушке. По знаку привратника медленно двинулась к продолжавшей жрать твари. Скорняк стал заходить с другой стороны. Главное не спугнуть, успеть накинуть колдовскую сеть. Она уже ткалась в руках Радкура, переливаясь огненными нитями. Еще десяток шагов и можно бросать. Ближе, еще ближе. И тут на ветке громким стрекотом разразилась сорока. Тварь всполошено вскинула гладкую, перепачканную в крови морду с двумя дырками вместо носа и щелью взамен рта. Оскалилась, почуяв опасность. Видеть она не могла из-за слепых глаз. Медленно повела головой, принюхалась и резко прыгнула в сторону Наи. А вот прыгала нежить великолепно. Девушка едва успела отмахнуться дирком. Но та все равно задела ее боком, сбила с ног. Дирк отлетел в траву. Искать было некогда. Колдунья вскочила, выхватила «сестренок», метнулась наперерез нежити, не давая той броситься по тропе в сторону деревни. Догнала. Полоснула по боку кинжалом. Тварь огрызнулась, клацнув зубами. Но не сумела укусить за руку. Промахнулась на пол-ладони. От второго удара упала, кувыркнулась, опять вскочила. Пригнув продолговатую голову с короткими ушами к земле, ощерилась, приготовилась к прыжку. Ная расставила для лучшего упора ноги, поигрывая кинжалами. «Ну! Давай! Прыгай!» Она уже наметила, куда вонзит нежити «сестренок».
— Хватит забавляться! Ударь по ней огнем! — развеял ее планы сердитый окрик Радкура.
Она послушно уронила кинжалы на землю и запустила в тварь клубком огня. Нежить мгновенно превратилась в кучку пепла.
— Давно бы так. Никогда не делай лишние телодвижения, если можешь сразу разобраться с врагом. Собралась убить — убивай, не красуйся удалью, давая шанс обыграть тебя. Мертвый враг не навредит, — выговорил ей Скорняк, подав дирк. — А тебе все бы из себя воительницу строить. Потому и порезали в Лоте. Не пресекла вовремя.
«Ну, Хостен…»
Радкур в задумчивости раскидал носком сапога пепел.
— Рапад. Тварь с первого предела… Опять приманка.
— О чем ты?
— Она из низших. Злобная, но тупая и слабая. Сделать прорыв ей не под силу. И это уже не первый случай, когда сквозь дыры выбираются твари, не способные их сделать.
— Может, они случайно обнаружили дыру и воспользовались ей? — предположила Ная.
— Тогда возникает вопрос: кто делает прорывы и зачем, если сам не выбирается наружу?