Судьба-Полынь Книга II

Глава 11 Ильгар

Двуколку Ильгар нагнал ближе к ночи. И то лишь потому, что жрица изволила устроиться на ночлег.

Перед тем как выехать из деревни, страж еще немного пораспрашивал народ, но делал это скорее для виду, чтобы было что написать в раппорте. Чужаков в этих землях давным-давно никто не видел, боги тоже не объявлялись, а из местных вряд ли кто мог учинить подобное с пасечником. По всему выходило, что дело просто закроют.

Он наскоро перекусил в доме старосты и выбрался на тракт.

Место жрица выбрала хорошее — в ложбине между холмами, с подветренной стороны. Дыма от костра видно не было. Ильгар бы проехал мимо, да пожилой воин вовремя его приметил и окликнул. Оказалось, рассвирепевшая жрица отослала старика, велев вернуться затемно.

— Обряды, — пояснил Карик. Он сидел на камне и прихлебывал из фляги резко пахнущую травами настойку. Глаза ветерана маслянисто блестели. — Она с трупом возится и не хочет, чтобы мешали… Хлебнешь?

— Нет.

Ильгар слез с лошади и огляделся. Место было укромным, тихим, неподалеку темнела купа диких яблонь. От тракта к ним вела едва заметная тропка. Не иначе, подумал страж, раньше здесь был разбит сад. А возможно, и деревня находилась где-то неподалеку… Сколько трудов было вложено, чтобы сад цвел? И все пропало втуне. Человеческий труд не имел цены. Вернее, результат человеческого труда оценивался лишь временем.

— Уже стемнело, — Ильгар взял лошадь под уздцы, — идем к костру.

— Я еще посижу, — невнятно ответил Карик. Он выглядел каким-то вялым.

— Дай-ка флягу.

Тот не шевельнулся. Тогда страж сам забрал обтянутый кожей деревянный сосуд. Взболтал, принюхался. От резкого запаха закружилась голова.

Хмыкнув, Ильгар поставил флягу у ног ветерана и сам направился к костру.

К запаху дыма примешивался уже знакомый пряный аромат благовоний. Девушка как раз заканчивала чистить кадило, когда страж громким покашливанием возвестил о своем приходе.

— Молодец, — буркнула жрица, — быстро нас нашел.

— Искал по запаху.

— Как собака?

— Скорее, как волк. Все-таки я из лесных, а у нас, знаешь ли, в роду не только медведи и лисы встречаются.

— Знаю, — жрица принялась зашивать мертвеца в парусину, — дикари готовы трахнуть все, что поймают. Поэтому вы больше похожи на зверей. А мы — люди. Строим новый мир, пока вы гоняетесь за медведицами, лисами и сестрами… Чувствуешь разницу?

— Острее, чем ты думаешь, — Ильгар уселся перед костром и развязал мешок. Дочь старосты собрала в дорогу немного вареной курятины, белого хлеба и сотов, завернутых в листья лопуха.

— Можешь ухмыляться сколько душе угодно. — Игла так и мелькала в пальцах девушки. Было видно, что она поднаторела в подобных делах. — Но вместе с богами уходит время нелюдей, дикарей и животных в человеческом обличии. Не все это понимают, к сожалению. Но… ничего. Придет час, когда поймут. Очистим от грязи Гаргию, а вслед за ней — всю Ваярию.

— Что у тебя с головой? — изумился Ильгар. — Или это в душе такой хаос? Мне жрецы всегда виделись оплотом нового мира. Разумные, степенные… Злоба в тебе клокочет, как вода в котле под крышкой. Того гляди пар из ушей пойдет! Я тебе кое-что расскажу про дикарей и язычников. И, быть может, в твоей светлой головке появится что-то еще, помимо ненависти…

— Оставь слова для ушей тех, кому не противно тебя слушать!

Ильгар осекся. В молчании наблюдал, как невысокая девушка заканчивает работу и моет руки.

Поел он без аппетита.

Ослик бежал довольно резво и был поразительно послушным. Погонщица лишь время от времени легонько похлопывала ушастого по спине длинной палкой. Старый воин скорчился в двуколке. Его потряхивало после вчерашнего, и выглядел он жалко. Лежащий рядом мертвец, казалось, нисколько Карика не смущал.

Ехали они по старой колее, раскатанной еще до возвышения Сайнарии. Почему-то дорогу не любили ни торговцы, ни солдаты, ни странники. Ильгара это удивляло. Дорога хоть и была узкой, но зато на удивление ровной, и местность хорошо просматривалась на сотни шагов во все стороны света. Он даже расслабился и умудрился подремать в седле…

— Гляди-ка, пошире стала!

Ильгар вздрогнул. Встрепенулся и завертел головой.

По правую сторону от колеи землю рассекала трещина. По ее краям разросся странный кустарник багрового цвета, и это при том, что вокруг, на два десятка шагов, не было травы, лишь сухая земля. Трещина пролегала через холм и исчезала по другую его сторону.

— Что это такое? — удивился страж.

— После землетрясения осталась, — ответил Карик. — Только раньше поуже была да покороче. А сейчас — видишь? — почти к самой колее подобралась, зараза! Скоро не проедешь тут… К слову, по другую сторону она переходит в овраг такой глубокий, что дна не видно.

— Странно. Земля возле трещины спекшаяся, будто от жара.

— То не жар. — Девушка, так и не соизволившая назвать своего имени, вынула из кармана горсть семян и бросила в сторону провала. — Здесь произошло нечто важное для истории нового мира и Сеятеля. Никаких подробностей не сохранилось. Простой народ побаивается дороги… дураки.

Ильгар призадумался. Получалось, что место это объезжал всякий путник — даже торгаши, которые ради двух-трех сэкономленных дней готовы на брюхе ползти через тонкий лед и по раскаленному песку. Все чего-то опасались. И, видимо, не просто так. Было здесь что-то странное. Он, конечно, отнюдь не эйтар, но в травах разбирался достаточно хорошо, чтобы понять: кустарники такого цвета и вида в этих краях не расли. Они напоминали вьющийся по земле шиповник и имели багровые с прозеленью листья. Страж собрался было сорвать стебель и показать кому-нибудь из чудного народа, но передумал. Приближаться без надобности к пропасти не хотелось.

— Нехороший край, — вздохнул Карик. Жрица лишь покосилась через плечо, презрительно сморщилась — мол, негоже воину нового мира страх выказывать… тем более в обществе лесного дикаря. Они явно не впервые путешествовали вместе и изрядно друг другу надоели. «Не иначе, — подумал Ильгар, — только старик способен выдержать ее компанию. И то, прибегая к весьма… гм… сомнительным методам».

— Что ты пьешь? — спросил Ильгар.

— Снадобье, — ветеран подмигнул. Лицо у него по-прежнему было бледным, но глаза приобрели более осмысленное выражение.

— На лекарство не похоже.

— Почему же? Очень даже лекарство! Лечиться можно от разного, знаешь ли… от ран и нервов, от прошлого и будущего… А это — он щелкнул по фляге, — крепчайший щит.

— Ты слегка приволакиваешь ногу, — заметил Ильгар, — рана?

— Один из боевых трофеев, — Карик заговорил чуть тише. — Каковых у старого солдата всегда много… Этот я ухватил на Безымянной, когда ее впервые пытались форсировать. Восемь лет назад.

— Давно.

Ильгар тогда еще и не подозревал, что такое война и что судьбой ему уготована стезя солдата. А после — стража. А теперь еще и…

«Да уж. Раньше жизнь была простой».

— Для меня — будто вчера все случилось, — ветеран улыбнулся, обнажив источенные зубы. — Стрелой клок мяса и мышц с ноги сорвало. У язычников на том берегу страшные стрелы! Рвут, режут, отравляют… Боль, как сейчас помню, жуткая была! Меня друг вытащил, на плечах. Да-а, много славных парней полегло на том берегу и еще немало поляжет!

— Но ты выжил. А это немало.

— Это ж разве жизнь? — старик нахмурился. Чем-то он напоминал Барталина, разве что менее сварливого и изрядно похудевшего. — С каждым днем я пью все больше эликсира. И не потому, что нога болит — к боли быстро привыкаешь. Меня гложет то, во что я превратился. Уж лучше б мне оторвало башку!

Ильгар решил, что ветеран прав. Возить мертвецов бок о бок с девчонкой, что годится тебе в дочери, и быть мишенью для ее острот и срывания злости… Нет, никакой настоящий воин не захочет подобной участи.

— Так почему не вернешься в армию? — спросил Ильгар. — У тебя есть опыт, да и ты точно слышал про отряды строителей, мостовиков… «живые щиты»?

— Ха! Парень, не будь дураком. Если б я искал легкой смерти — сразу бы пошел в «живой щит». Почет и уважение, знаешь ли! Скорая смерть, что тоже неплохо. Но! Видишь ли, я не хочу умереть просто так. Хочу издохнуть, зная, что жнецы перешли Безымянную и разбили язычников. Только поэтому я до сих пор копчу небо, теряя остатки самоуважения. Тем слаще будет вкус победы! Верю, что терпеть недолго осталось.

На следующую ночь решено было остановиться возле дороги. Местность разглаживалась, появлялось больше деревьев, высоких кустарников. Жрица сама собрала хворост и разожгла огонь. Ела она немного, в основном растительную пищу. Ильгар поделился снедью с Кариком — тот не без удовольствия уминал куриное мясо, вареные яйца и сало. Эликсир не пил, будто стеснялся.

Небо усыпали звезды, улегся ветер. Тихая ночь быстро убаюкала путников…

Но ее разорвал уже знакомый Ильгару звон струн. Не мелодичный, но предупреждающий.

Парень встал, ухватился за топор. Рядом с ним тут же оказался Карик. Ветеран почесывал нос и шумно дышал. Пика плясала в жилистых руках. Жрица уселась возле костра, но сохраняла на лице выражение полной невозмутимости.

Кто-то шел по тракту. Не особо таясь и громко разговаривая.

Шаркая сапогами, трое мужчин шли на свет. Первый — толстый, массивный, лысый, как яйцо. Двое других на диво низкорослые и коренастые, носили странные куртки с нашитыми клепками и высокие сапоги. Все трое имели при себе дубины и ножи, а у толстяка еще и бряцал меч на поясе. Это было удивительно, поскольку на жнеца он явно не походил, да и сам клинок выглядел отнюдь не армейским.

Незнакомцы шли уверенно, без факелов и фонарей.

Вперед вышел один из коренастых, остановился возле костра. Длинные волосы, не по моде собранные в три косицы, блестели от масла. Безбородый и морщинистый, он выглядел едва ли не ровесником Карика. Спутники остановились за его спиной.

— Так, — проговорил незнакомец, обводя взглядом бивак, — не хочу трепаться, поэтому сразу к делу: отдавайте тело и проваливайте. Ничего слышать не желаю. Ничего обсуждать не собираюсь. На все про все даю вам… нет, ничего не даю. Просто убирайтесь. Кстати, телегу мы тоже заберем.

— Умом тронулся? — жрица встала и сложила руки на груди. Голос ее был холоден и колюч. — Ты хоть понимаешь, с кем разговариваешь, псина?

Главарь присвистнул.

— Я вижу девку, старика и человека в форме городской стражи. Не впечатлен. — Оглянулся через плечо и кивнул второму коротышке: — Проучи ее.

Тот быстро подошел к девушке, вцепился в ворот рясы, но жрица легко вывернулась из хватки и быстро отступила на три шага.

Как бы Ильгару ни хотелось, чтобы кто-нибудь влепил надменной девчонке пощечину, он пересилил себя и загородил дорогу коротышке. Дело не сулило ничего хорошего и люди не казались склонными к переговорам.

Страж без разговоров ударил незнакомца ножом шею, как раз над ключицей. Карик тут же хлопнул раненого головореза древком по лицу, и тот рухнул на землю, обливаясь кровью.

— Сучьи дети! — заорал главарь, выхватывая из-за пояса два ножа. Рукояти у обоих блестели золотом.

Незваные гости ринулись в атаку.

В первые же мгновения боя Ильгар понял, что крепко влип. Оба противника владели оружием мастерски. И если с главарем еще кое-как можно было управиться, потому как топор и пика давали определенные преимущества, то толстяк с мечом являлся смертельной угрозой. Быстрый, напористый, как бык, каждый его удар способен был расколоть железный шлем. Мечник потел и шумно дышал, но двигался молниеносно, будто зачарованный.

Жрица, отбежав от костра, забралась в телегу. Карик пикой отогнал противника с кинжалами и встал так, чтобы костер слепил тому глаза, но ветеран явно проигрывал в скорости врагу, к тому же давала знать о себе хромота. И все-таки, Карик находился в более выигрышном положении, нежели Ильгар.

Страж был обучен биться против меча, но это мало помогало — враг оказался слишком силен.

Главное было не скрещивать оружие, иначе останется без пальцев. Опытный противник не давал возможности парировать обухом или ударить лезвием в лезвие. Загонять здоровяка тоже не получалось. Приходилось постоянно двигаться, и это выматывало. Для хорошего удара топором требовалась особая опора, желательно — для обеих ног, чтобы в нужный момент перенести вес на переднюю и вложиться в удар по-настоящему.

Мечу же нужны лишь скорость и инерция, потому как ужалить он может из любого положения.

Что и произошло.

Боль под ребрами. Кровь быстро пропитывает штаны и рубаху. Мысли все дальше улетают от схватки и все сильнее фокусируются на ране…

Нет.

Есть только противник — и топор, который должен его убить. Все остальное — фон.

Страж рванул навстречу и все-таки ударил обухом в клинок сбавившего натиск враг а. Удар предотвратил опасное скольжение клинка и отбросил меч. Пользуясь инерцией рывка, Ильгар ткнул мечника локтем в нос. Развернулся на пятке и двинул топорищем под ребра.

Это дарило определенные шансы, но… враг словно не замечал ударов.

Неожиданно пришла помощь.

Карик зашел за спину толстяку и ударил пикой под колено, затем воткнул острие между лопаток и еле успел уклониться от контратаки. Толстяк развернулся, мощным ударом поломал пику и едва не укротил на голову ветерана, но Ильгар, воспользовавшись заминкой, плашмя ударил мечника по голове, затем развернул топорище и обухом проломил голову врагу.

Мечник опустился на колени и завился на бок.

Ильгар, не опуская оружия, огляделся.

Главарь тройки лежал возле телеги. Из глазницы торчала короткая стрела. Жрица сидела на козлах и, как ни в чем не бывало, заряжала небольшой самострел.

Ильгар осел на землю, задрал рубаху. Рана была достаточно глубокой, чтобы убить, но такой, чтобы можно было еще побороться. «По-крайней мере, кишки не вылезли…»

Голова закружилась, он лег на спину и закрыл глаза.

— Карик, подай мой мешок! — спокойный голос жрицы сопроводил стража в мир теней.

Возвращение было мягким.

Плавным и нежным, словно мать уложила в колыбель…

Правда, сама «колыбель» изрядно пострадала во время драки. И это чувствовалось при каждом вдохе.

Небо над головой казалось неподвижным, зато в голове все дрожало. Осознание, что трясется не он сам, а дрожит телега, в которой его везут — пришло не сразу. Страж повернул голову и уткнулся лицом во что-то серое и пахнущее травами. Сморщившись, отвернулся.

Рядом лежал мертвый пасечник.

Ильгар старался не говорить и не шевелиться. Телу нужны силы! Как уже бывало в минуты, когда смерть протягивала костлявые лапы к десятнику, в дело вступала Игла. Проклятый артефакт, высасывающий силу в любое другое время, теперь аккуратно ею делился, поддерживая своего носителя.

Вскоре небо почернело. Затем его подсветили луна и звезды. Повеяло прохладой, влагой и тиной.

Где-то неподалеку находились либо река, либо озеро.

— Жив? — над ним нависло круглое личико, обрамленное темными волосами. Крупные глаза глядели без былой неприязни.

— Я всегда очень плохо умираю, — шутливо пожаловался Ильгар. — Видать, не все дела еще закончил. Не всех волчиц в лесах перетрахал… и, скажу по секрету, у меня еще никогда не было лисицы.

Жрица фыркнула и отошла.

Вскоре явился Карик, принес миску травяной похлебки. На вкус она была не слишком приятной, зато сразу стало тепло.

— Лейлин тебя заштопала, — сообщил ветеран. — Шрам останется, но небольшой.

— Шрамы меня не пугают. А вот люди, их делающие… кто эти трое? Ты обыскал трупы?

— Ну, брат, — Карик улыбнулся, — ты едва очухался — и сразу за дело! Похвальное рвение… Обыскал, конечно. При них не было ни еды, ни денег, ни бумаг.

— Странно.

— Еще как! Правда, я нашел вот это. — Он вытащил из кошеля керамическую безделушку. Бутон цветка. — Снял с шеи главаря.

Ильгар внимательно вгляделся в нее, чтобы лучше запомнить. Затем кивнул и закрыл глаза. От похлебки клонило в сон.

— Я еще оружие прихватил. — Карик показал завернутые в плащ трофеии. — Отдам в городе в оружейную, авось, пригодится кому.

— Мне бы пригодился один из ножей. Не из-за золота, ясное дело. Просто… они слишком приметные.

Ильгар посмотрел ветерану в глаза. Тот кивнул.

С этой стороны озеро выглядело еще красивее. Наверное, причиной тому служили заросли камыша и плакучие ивы, густо разросшиеся вдоль берега. Чем-то это место напоминало озеро Саяр, разве что было здесь заметно светлее и не так таинственно.

На другом берегу темнел так много значивший для Ильгара город. Пыльный, шумный, неприветливый, он стал домом для стража. Настоящим домом, где любили и ждали. Это грело душу.

— Экий ты задумчивый, — поддел его Карик, когда двуколка выехала на широкую, укатанную сотнями колес и выбитую тысячами копыт дорогу.

— Что-то я в последнее время сделался чувствительным, — отшутился Ильгар.

— Это из-за раны! Приедешь домой — поешь гвоздей или напейся бычьей крови… к слову, можешь стрескать сырое бычье яйцо! Или даже пару яиц! Всю бабскость как рукой снимет!

— Спасибо за дельный совет, старикан.

Стена как будто стала выше. Да и ров заметно углубили и вычистили от сорняков, крапивы и грязи. Теперь его дно было усажено кольями. Работа кипела, трудяги сновали туда-сюда.

Возле ворот телегу остановили и тщательно досмотрели. Дежурил там знакомый сослуживец Ильгара, пожелавший тому скорейшего выздоровления.

Ворота проехали без заминок. Остановились у барьера, дальше которого лошадям и прочему тягловому скоту ходу не было.

— Сам дойдешь? — осведомилась Лейлин. В ее голосе чувствовалась забота, но Ильгар себя не обманывал — знал, с кем имеет дело.

— Мне недалеко. Да и рана не шибко беспокоит.

— На тебе заживает, как на собаке, — хмыкнула девушка. — Никогда ничего подобного не видела. Такая рана могла бы убить человека и покрепче, чем ты… Дело в той штуке? Которая у тебя в руке? Что это? И где ты ее взял? Я хочу все знать о вещи, которая спасает жизни.

— Меня спасла ты. Твои руки наложили шов. И эликсиры готовила отнюдь не эта… штука. Так что прими мои благодарности и прощай. Хочу поскорее оказаться дома.

— Ты не ответил на мой вопрос! — возмутилась жрица.

— И не собираюсь. Считай, это маленькая месть за все помои, которыми поливаешь меня и всех язычников, перешедших на сторону Сеятеля. Мы, конечно, не родились в Вайрантуре или где-нибудь в Ландгарде, но служим честно и кладем жизни за новый мир… Но, знаешь, я готов открыть тебе правду и рассказать, что это такое, если и ты будешь откровенна со мной.

— Честный обмен?

— Клянусь, чем хочешь!

— Просто не лги… Задавай вопрос.

— Почему ты меня спасла?

— И всего-то? — фыркнула Лейлин. — Я жрица. И мне надлежит помогать всякому, кто стоит за Сеятеля. Помогать здесь и сейчас. Мне это по душе. Но, если спустя пять или десять лет, когда мы победим, мне предложат перехватить тебе глотку или помиловать, я задумаюсь лишь над одним — какой нож выбрать.

— Откуда столько злости?!

— Это второй вопрос, Ильгар, — она ощерилась, почти как волчица. — Я вам не доверяю. Никому из вас, понимаешь? Вы стоите не за те идеалы, с которыми родились и выросли. Многие язычники служат в армии, потому что их земли захватили, а богов прикончили жнецы. Предательство. Вот чего я боюсь. Предавшему однажды — доверять нельзя… и мне, человеку, родившемуся и выросшему в Вайрантуре, жаль, что Сеятель этого не понимает. Теперь отвечай, что у тебя в руке.

— Игла.

— И?.. Ты обещал всю правду!

— Глупо было поверить слову предателя, не так ли?

Ильгар развернулся и медленно побрел прочь.