Судьба по вызову

Глава 6. О влиянии Мастерства на умы и события

Монстры-минотавры стояли вокруг, молчаливые и спокойные, как атланты, подпирающие фасады. И было видно — ну никак будет от них не сбежать!

Анна, как ни страшно было, а вдруг осознала, насколько же они хорошо сложены! Как прекрасно синие военные костюмы лежат на мускулистых фигурах! А эта портупея? Это же просто шедеврально — так изящно, узкими лентами вдоль основных мышц, подчёркивая их, создать каждому уникальный образ! И даже оттягивающая эти портупеи штучка, в которое лежало какое-то тяжёлое оружие, совершенно не портила их общего вида! Костюм смотрелся одновременно и как созданный для физической активности, и для повседневной носки, и для какого-то небольшого торжества. Может до парадного он и не дотягивал — тут и материал другой нужно подбирать, и плечи выражать яснее, и нашивки нужны, галуны всякие… Но этот костюм смотрелся на мускулистых монстриках отлично! Кто, интересно, им форму шьет?

А Лиза объяснялась.

И Анна ушам своим не верила — её Лизанька, её свет-солнышко-зайчик- кошечка, которая на всех разносах в институте мялась, повесив голову, теребя поясок и почти плача, сейчас стояла, гордо вскинув подбородок, и, хотя голос её дрожал, но отвечала на вопросы он с уверенностью, которую от неё Анна не ожидала. Видно, правы пословицы, что страх по пятам за неправдой ходит, а смелость города берёт. Или просто Лизе терять нечего?

А белый бычара хмурился, шумно дыша огромным носом и оглядывал мир вокруг напряжённым сосредоточенным чёрным взглядом.

— Поэтому я посчитала нужным обратиться к специалисту, — звонко закончила Лиза. — Из числа личных связей!

Минотавр фыркнул:

— И приволокла её, конечно, по спецканалу! И воспользовалась своими кодами допуска! Ты, Лис, знаешь, как это называется? Ты понимаешь, где теперь гнить будешь? Сейчас эта информация уже уходит его величеству… Эх, Лис, а я тебе симпатизировал… Жалко теперь будет твою головёнку, как покатится с плахи.

Лиза сглотнула, отводя взгляд, но ответила твёрдо:

— Между прочим, Бел, это не только моя проблема! Твои люди были на охране! И если чья голова сейчас и полетит, то твоя — в первую очередь! И я хоть имела достойное основание для… для… — она замялась, подбирая слово.

— Использования служебного положения, проведение несогласованного акта инициации, приобщения низшей формы, разглашения суверенно-слойной тайны и запрещённой к распространению информации, — лениво перечислил минотавр.

Лиза сглотнула и заметалась взглядом. И Анна поняла, что её доверчивая подруга-солнечный зайчик, до этого просто не осознавала в полной мере, на что идёт. И сейчас для неё перечисленное — словно мешок с обрезками ткани, свалившийся с верхней полки на голову — пусть не сильно больно, но так неожиданно и унизительно, что прямо до слёз.

— Я хотела… как лучше, — мучительно простонала она. — Анна бы всё починила и… всё. Никто бы ничего не заметил! И всем бы… всё бы… ну просто…

Бел смотрел на неё… ну, с жалостью, наверное.

— Лохаг, — прервал её словесный поток подходящий минотавр, — Логи проверили. Коды доступа не её. Это Норуш!

Бел обернулся и фыркнул:

— Ну, конечно! Не зря говорят — и одна крыса испортит котёл похлёбки! Алис, Алкид, тащите сюда этот «рыбий» хвост! Пора ему дать леща…

Двое минотавров, стукнув себя по груди громадными кулаками, исполнительно затопали к выходу. И Анна сразу поняла, что «крысу в пальто» сейчас будет тяжко.

А Бел повернулся к Анне и вперился внимательным холодным взглядом.

И она почувствовала, как замирает в груди сердце. Вот только что работало ровно и точно, как добротно налаженный оверлок, и тут — бах! И словно нить запуталась!

— Ты, значит, у нас Мастер? — оглядывая её с ног до головы, словно особо интересный экземпляр костюма, спросил он.

Анна сглотнула и вскинула подбородок. Эх, где наша не пропадала!..

— Анна Павловна Норнина! Модельер-конструктор! Портной! Шестой разряд! — прохрипела она. И поняла, что жестоко осипла после своего удивительно высокотонального вокального выступления во время короткой и страшной погони. Голос звучал пугающе глухо, сипел и скрежетал, и где-то в горле неприятно вибрировало.

Бел усмехнулся — огромная пасть скосилась на бок и такой подвижный нос сморщился с одной стороны, будто складками пошёл подол платья при плохом шве.

— Я, между прочим, — обиделась Анна, продолжая задушено сипеть: — высшее образование имею! И у меня самые лучшие деловые костюмы и вечерние наряды в городе. Я, если угодно знать, обслуживаю в нашем городе самых богатых…

— Дур, — внезапно выплюнула Лиза.

Анна испуганно обернулась. Вот уж никогда не слышала от Лизы грубого слова!

— Самых богатых дур, — жестко повторила Лиза. — Которые не ценят и не понимают истинного мастерства! А оно не в высшем образовании! И не разрядах! И не в том, кто и когда попал со своим платьем на обложку журнала! Оно, — Лиза протянула руки вперёд, словно пытаясь что-то нащупать в воздухе и голос у неё сразу стал мечтательно-романтичным: — Оно словно мотылёк, спускающийся с неба по одному только велению души Мастера…

На глазах Анны задрожали слёзы. Вот сколько всяких похвал слышала по жизни: Ой, какое чудесное платье! Ах, как классно сидит! Вау, какой пошив! Офигеть, как ты классно встрочила! О вас сказано красен труд уменьем! Но ни разу! Никто! Не говорил так возвышенно о её душе Мастера…

— Спасибо, Лизанька, — всхлипнула она.

Лиза смотрела с нежностью:

— Я ещё тогда… помнишь на третьем курсе ты мне зашила косынку?

Анна судорожно вспоминала. Да, тогда ей в руки попала старая бабушкина швейная машинка — здоровый древний «Зингер» — и было нечего делать. А в гости пришла Лиза и у неё оказалась порванным кончик на шейном платке. И со смехом она взяла у неё эту вещь и… починила. И даже ощутила кайф от того, как классно — легко, почти воздушно — легла строчка шва. В тот момент она ещё не знала, что эта машинка станет сперва хобби, а потом — мастерством.

— Помню, — пролепетала Анна. Она помнила — светло-салатовый шелковый платок, призванный оттенять декольте изумрудного цвета платья.

— Я ещё тогда поняла, что ты — настоящая!

Она смотрела с такой нежностью и гордостью, что на глазах Анны наворачивались слёзы.

— Понятно, — презрительно фыркнул Бел, прерывая их совместный момент воспоминаний и нежности. — Ну, раз Мастер — иди, чини, — кивнул он на проклятое платье.

Анна сглотнула. Прямо вот так? Идти и чинить?

И медленно, поправляя юбку и опуская глаза, пошла на подкашивающихся ногах к платью. Мимо строя минотавров — огромных, шумно дышащих, провожающих масляными взглядами. Всё казалось, что смотрят они на юбку. И то, что в ней. И вроде юбка не красная, как тряпка тореадора, в всего-то тёмно-вишнёвая, благородного цвета «бордо»! А пялятся как… как быки на новые ворота!

Она поднялась на пьедестал. Не оборачиваясь, глубоко вздохнула, выдохнула, настраиваясь. И нахмурилась, снова сосредотачиваясь. Итак, где там туфли?

Туфли, конечно, никуда не делись. Обе валялись на лестнице, посверкивая перламутровыми боками в свете, наконец, успокоившихся летающих свеч.

Анна собрала их и, поправив на носу очки, стала рассматривать.

Подошва, мысок, кантик, стелька. Всё было бесскверно. Но пушок необычного зайца — кристального — был просто восхитителен и притягивал взгляд. Анна ласково тронула легкие шерстинки и… тут же стала разглядывать внимательнее. На одной туфле. На второй. На одной. На второй!

— Вот! — воскликнула она, вскидывая туфлю. — Вот разгадка!

Лиза, быстрая как высококлассная «джаноми», мгновенно оказалась рядом, буквально взлетев на помост:

— Где?! — и уставилась на туфли, словно они её родные!

Анна осторожно раздвинула пушинки и триумфально показала середину опушки.

Там, скрытая за слоем тонких волосков, лежала крошечная залысинка с торчащим вверх коротеньким кончиком нити.

— Что это? — удивилась Лиза.

«Белый бычок» подошёл ближе — пьедестал экспозиции задрожал в такт от его тяжёлой поступи. И, оказавшись рядом, он навис над Анной и выдохнул через огромные расширившиеся ноздри:

— Что?

Воздух от его дыхание обдал жаром и даже сдул чёлку со лба. Анна сглотнула и торопливо зашептала:

— Вот, смотрите! На второй туфле хорошо видно — опушек крепится в этом месте с помощью маленькой бусинки. Мне кажется, это жемчужинка. На этой туфле она есть, а на этой — вот, пожалуйста! — только кончик нитки!

— Оборвалась? — выдохнула Лиза.

— Найдём! — резко выдохнул Бел и повернулся к ожидающим минотаврам: — Ребят! Всем на поиски!

Минотавры без вопросов бухнули кулаками по груди и разбрелись по залу. Каждый подозвал к себе летающих свеч и пошли нарезать круги по помещению, внимательно рассматривая полы. Бел и сам не остался в стороне и стал оглядывать прилегающую к помосту часть. Да и Лиза быстро подключилась, споро побежав по залу.

А Анна, глянув на это действие, снова переключилась на туфлю. Оказывается, достаточно вот такой малюсенькой и постороннему взгляду невидимой детальки, чтобы целое волшебство убежало из платья! Но самое главное не в этом…

— Постойте! — она помахала туфлей, добиваясь общего внимания. — Нитка не оборвана! Она отрезана!

Лиза сообразила первой и снова, как обычно, кулачками зажала себе рот, смотря на подругу расширившимися глазами.

— Та-а-ак, — с ужасающим спокойствием протянул Бел. Его мохнатое ухо нервно дёрнулось, а из ноздрей снова дохнуло жаром. Минотавр выпрямился и окинул взглядом всех, кто был в помещении: — Никому не покидать зала до приезда ищеек! Ясно? Дело переходит под контроль Инквизиции…

— Инк… ик!.. нинк?.. цик? — на Анну внезапно напала икота. И ноги стало потряхивать, словно помост качается.

Лиза бросилась к ней, обняла, горячечно зашептала на ухо:

— Не бойся! Не бойся! Это я…! Я виновата во всём! Я не должна была тебя сюда тащить! Нельзя было, слышишь?.. Но теперь всё равно. Ты здесь… Но тебя отпустят, поверь мне, отпустят! Ведь кто им поставит обратно эту жемчужину, если её найдут?! Кроме тебя — некому. Ты же Мастер!

Анна стояла столбом, обводила зал, заполняющийся какими-то странными, нечеловеческими существами, а в голове, как в плохо смазанном механизме, дергающим, путающим, рвущем нить единой мысли, хаотически металось всякое лоскутная ерунда. Но сквозь неё просматривалось яркое, золотом вышитая буква — «М». И Анна с некоторым удивлением понимала, что — нет, это уже не из Булгакова. Это уже тут, в её жизни, трепетное и суровое, лежит на судьбе клеймом, и ничем не стереть…