Товарищ капитан. Часть 2. Суда не будет

Глава 7

Припарковал свою «копейку» около забора Вовкиного дома, рядом с «Запорожцем» Бакаева. Выбрался из салона и тут же заметил отличие новой реальности от той, которую помнил. Во дворе Вовкиного дома, неподалёку от ворот стоял (грустно склонившись вбок) мотоцикл «Ява-350» (модель 634). Его чисто вымытые вишнёвого цвета бока празднично блестели. На руле мотоцикла висел красно-белый мотошлем «интеграл» с откидывающимся визором (похожий на тот, что засветился в фильме «Приключения электроника»). У калитки я заметил, что мотоцикл не новый. Но смотрелся он неплохо. Выглядел броско и нарядно.

Я вошёл во двор — на букетах гладиолусов в моих руках тут же скрестились взгляды сидевших за столом милиционеров. Я громко поздоровался со всеми. Вручил один из букетов смущённой Наде, неуверенно поднявшейся из-за стола мне навстречу. Поцеловал жену своего младшего брата в щёку. Вовка в шутку протянул руку за вторым букетом. Я с серьёзной миной на лице пожал её. Затем обменялся рукопожатиями с Колей Синицыным и с Женькой Бакаевым. Поздравил Синицына с покупкой мотоцикла. Увидел, что не ошибся: Николай после моего поздравления едва ли не засветился от радости и от гордости.

Вовка заявил, что рад моему приходу. Пригласил меня за стол. Но я ответил, что сперва повидаю любимую племянницу (махнул букетом цветов, тряхнул тряпичной сумкой, где лежала тетрадь с «романом» и кулёк с конфетами). Надя указала на дом — я направился к веранде. И уже на пороге отметил новое отличие сегодняшнего дня от «прошлого». В доме сейчас было тихо: молчал телевизор. Хотя я точно помнил, что в прошлый раз Лиза до позднего вечера не отходила от телеэкрана. С букетом наперевес я пересёк веранду, прихожую и кухню. Вошёл в гостиную, увидел свою племянницу сидящей на диване с толстой книгой в руках.

Светловолосая, синеглазая кукла в платье цвета голубой металлик сидела на диване рядом с Лизой. И тоже смотрела в книгу, словно тоже увлеклась чтением. Лиза нервно покусывала нижнюю губу, водила указательным пальцем по странице. Меня она заметила не сразу. Подняла глаза, когда услышала рядом с собой скрип половиц. Первым делом она взглянула на гладиолусы. Примерно пять секунд Лиза разглядывала их, словно соображала, что именно я держал в руках. Затем посмотрела на моё лицо и восторженно выдохнула: «Димочка!» Племянница резво соскочила с дивана и крепко сжала в объятиях мою талию.

При этом она случайно закрыла книгу. Я увидел на обложке книги надписи: «Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери». Подумал: «Любимая книга Нади». Вспомнил, что в прошлый раз Лиза осилила этот роман уже после смерти матери. Да и то не сразу — когда училась в восьмом или в девятом классе. Тогда она отозвалась о книге Гюго двумя словами: «На любителя». Хотя к тому времени уже одолела (по собственному желанию) «великое пятикнижие» Достоевского и все книги из серии «Библиотека приключений», что были в городской библиотеке. Я выждал, пока племянница меня отпустила, вручил ей цветы и конфеты.

Лиза приняла букет с серьёзным видом, обронила:

— Димочка, подожди минутку.

Поспешила на кухню — я услышал, как она загрохотала там посудой.

Вернулась Лиза уже без цветов. Сообщила, что поставила их в воду. Посмотрела на тетрадь с «романом» «Барби против космических пиратов», которую я держал в руке.

Заглянула мне в глаза и тихо спросила:

— Димочка, ты прочёл?

— Конечно, — ответил я. — Даже два раза. И оба раза читал с огромным удовольствием.

Лиза улыбнулась, показала мне ямочки на щеках.

Я добавил:

— Честно тебе скажу: пока это твоё лучшее творение. Ты очень быстро прогрессируешь.

Лиза тряхнул косичками и заявила:

— Следующая книга будет ещё лучше. Димочка, вот увидишь!

— Жду её с нетерпением, — сказал я. — Когда мне за ней зайти?

Лиза задумалась, закусила нижнюю губу.

— Давай… не завтра? — сказала она. — В понедельник вечером. Нет, во вторник.

Она рукой указала на диван и сообщила:

— Хочу прочесть маминого Гюго. Выясняю, что именно маме в этой книге так понравилось.

Мне послышались в Лизином голосе грустные ноты.

— И как? — спросил я. — Интересный роман? Тебе он нравится?

Лиза дёрнула плечом.

— Ничего так…

Она чуть скривила губы и пояснила:

— Я только начала его. Но… читать можно. Хотя это точно не мой любимый Жюль Верн.

Племянница развела руками, печально вздохнула. Посмотрела мне в лицо.

Я увидел в её глазах отражение своей головы, над которой словно нимб светилась электрическая лампа.

— Димочка, — сказала Лиза, — ты же говорил, что я должна понять интересы своего читателя.

Она указал рукой на книгу «Собор Парижской Богоматери» и сообщила:

— Вот. Я разбираюсь.

С Лизой я пробыл в гостиной три четверти часа.

За это время мы обсудили с племянницей её рассказ «Барби против космических пиратов». Я вслух прочёл Лизе те моменты из рассказа, которые мне особенно понравились. Указал на особенно часто встречавшиеся в тексте орфографические ошибки — озвучил соответствующие правила русского языка, которые Лиза пока в школе не проходила. Лиза кивала головой и обещала, что непременно исправится. Сказала, что «возьмётся» за изучение правил русского языка самостоятельно (чтобы не краснеть перед читателями).

Вздохнула, погладила меня по руке и заявила:

— Как хорошо, что у меня есть ты, Димочка. Тебя я нисколечко не стесняюсь. Честное слово.

Она махнула рукой.

— А ошибки — это не страшно. От них я скоро избавлюсь. Вот увидишь, Димочка.

По пути во двор я увидел в кухне Лизин букет.

Племянница поставила его не в вазу.

Гладиолусы печально смотрели в окно кухни из большой эмалированной кастрюли.

Я скрипнул досками ступеней, спустился из веранды — голоса во дворе тут же стихли. Вовка повернул голову. На его щеках пылал румянец, будто мой младший брат только что явился с мороза. Похожий румянец я заметил и на лице Женьки Бакаева. У Коли Синицына всё лицо было красным, точно после парилки. Надя ко мне не обернулась. Но я заметил, как напряглись мышцы на её спине. Отметил: на столе снова стояла банка с красным вином (как и «тогда»). В большой алюминиевой миске увидел овощной салат. Что было в кастрюле, не рассмотрел. Но вспомнил, что в «тот раз» Надя потушила картошку с кусками добытой мною «вчера» синюшной курицы.

Женька Бакаев сдвинулся в сторону и передвинул вслед за собой тарелку (с картошкой), освободил место за столом между собой и Вовкой, напротив Нади. Надя тут же установила там чистую тарелку и стакан. Вовка указал на них рукой и сказал, чтобы я присаживался. Мне почудилось, что Синицын и Бакаев посматривали на меня настороженно. Но в глазах брата я настороженности не заметил. Я прошёл мимо Владимира, хлопнул его на ходу по плечу (так обычно поступал Димка). Уселся на лавку, поймал на себе взгляд Нади — Вовкина жена тут же опустила глаза. Синицын привстал, наполнил мой стакан вином насыщенного тёмно-рубинового цвета.

Вовка выждал, пока Николай усядется на место и спросил:

— Так что он тебе ответил?

— Ну… — промычал Коля.

Он взглянул на меня. Словно прикидывал, о чём стоило при мне говорить, а о чём следовало промолчать.

Я увидел, как Вовка в изумлении вскинул брови. Заметил, как он взглянул сперва на Синицына, затем на Бакаева.

— Мужики, вы чего? — спросил он.

Указал на меня вилкой.

— Это же Димка, мой брат! Какие от него могут быть секреты?

Женька Бакаев кашлянул и сказал:

— Действительно. Какие тут могут быть секреты? КГБ все наши секреты узнаёт раньше нас.

Он одним глотком наполовину опустошил свой стакан.

Синицын неуверенно произнёс:

— Ну, Верка сказала…

Коля посмотрел на меня, выдержал двухсекундную паузу.

— … Люди Соколовского вчера прочёсывали посёлок, — сообщил он. — К ней тоже заходили. Расспрашивали…

Я по-хозяйски наполнил свою тарелку тушёной картошкой и салатом, с удовольствием приступил к ужину. Слушал рассказ Коли Синицына и вспоминал, что уже слышал его «тогда». Сегодня (как и в ту субботу двадцать седьмого июля девяносто первого года, которую я однажды уже пережил) все разговоры за этим столом так или иначе касались милицейской работы. Точнее, милиционеры говорили о тех событиях, что произошли в Нижнерыбинске за последние три дня: о нападении на администрацию городского рынка (резиденцию Лёши Соколовского) и о трёх трупах налётчиков, найденных в пятницу в посёлке Зареченский.

Убедился, пока доел первую порцию картошки, что нынешние события на рынке и в посёлке Зареченский ничем не отличались от прошлых. Снова в деле о налёте на городской рынок имелись два мёртвых и два раненых охранника. Опять исчезли деньги из сейфа Лёши Соколовского. Случился ночной звонок неизвестного мужчины на домашний телефон Бакаева. Вовка, Коля и Женя вчера днём побывали в посёлке Зареченском на острове и отыскали там три трупа. Личности трупов уже установили (там же в доме нашли документы убитых). Бакаев ещё вчера вечером позвонил в Белгородскую область по месту прописки гастролёров.

Я уже сейчас мог сказать, что именно в ближайший понедельник сообщат Бакаеву белгородские коллеги. Вот только теперь я видел тот ответ в ином свете. Я прикидывал, что связывало Лёшу Соколовского с теми тремя временно безработными уголовниками. Пока не решил: сам Соколовский организовал налёт на свою резиденцию, или же Лёша вовремя распознал в рядах своей организации предателя. Над этой дилеммой я размышлял со вчерашнего дня. Но так и не пришёл к однозначному ответу. Хотя и не вспомнил, чтобы примерно в это время исчез один из Лёшиных подручных. А он наверняка бы исчез, если бы Соколовский распознал в нём предателя.

Коля Синицын замолчал — мы отсалютовали друг другу стаканами, выпили по порции креплёного спиртом вина. Я воспользовался паузой в разговоре милиционеров, похвалил картошку. Вовка поддержал мою похвалу и тут же толкнул тост «за умелую хозяйку». Надя смущённо улыбнулась, но выпила вместе с нами. На меня она почти не смотрела. Впрочем, как не поглядывала Вовкина жена и на Колю с Женей. Бакаев вытер ладонью с губ следы вина и тихим голосом продолжил прервавшийся разговор. Он деловитым тоном сообщил, что Лёша Соколовский уже оповестил городских кооператоров о пятидесятипроцентном увеличении взносов с первого августа.

— Вот же сволочь! — воскликнул Синицын. — Деньги лопатой гребёт. А ему всё мало.

— Денег всегда мало, — заметил Бакаев.

Вовка указал на меня вилкой.

— Кстати, Димка, — сказал он. — Мы с Надей на прошлой неделе присмотрели себе холодильник. В коммерческом магазине около городского рынка. Двухкамерный. Этот… как его…

Вовка щёлкнул пальцем. Взглянул на жену.

— Минск, — подсказала Надя.

Мой младший брат кивнул и сказал:

— Точно, «Минск». Семнадцать тысяч за него просят. Шкуродёры. Мы бы ещё в пятницу его купили, если бы не этот случай на рынке. Он нам все карты спутал. Из-за него у меня и нормальных выходных теперь нет.

Вовка вздохнул, заглянул в стакан.

— Димка, деньги, что останутся, я тебе отдам, — сказал он.

— Рыков, ты уже говорил брату про звонок Соколовского? — спросил Бакаев.

Вовка скривил губы и махнул рукой. Пригубил стакан, сделал из него большой глоток.

— Что за звонок? — спросил я.

Владимир поставил стакан на стол, хмыкнул.

— Ерунда, — сказал он. — Просто у Лёши Соколовского от расстройства крыша поехала…

Вовка вкратце пересказал мне свой вчерашний разговор с Соколовским. Я отметил, что его нынешняя беседа с Лёшей ничем не отличалась от той, которую я запомнил. «Всё же Лёша позвонил», — подумал я. Вспомнил, что завтра утром сюда, во двор этого дома, явится Рома Кислый и потребует у Вовки вернуть деньги (которые в пятницу ночью он и Соколовский увёзли в сумках с острова). У нас с Кислым «тогда» состоялся разговор на повышенных тонах. Кислый угрожал мне. Он словно позабыл тогда, что я капитан милиции. От удивления я даже не среагировал поначалу на тон Кислого. Затем всё же опомнился… но Рома вовремя включил заднюю.

Я сказал:

— Вовчик, если хочешь, я побеседую с ним.

Надя подняла на меня глаза — я заметил в её взгляде тревогу.

Мой младший брат беспечно отмахнулся от моего предложения.

— Димка, да перестань ты, — произнёс он. — Это же всё не серьёзно. Разве не понятно? Лёша надавил на меня, чтобы мы активнее разыскивали его грязные деньги. Возомнил себя самой большой лягушкой в нашем болоте. Мелкий гадёныш. Дождётся, что мы с парнями лапки-то ему повыдёргиваем.

Коля Синицын ухмыльнулся, кивнул. Я расслышал его ответ: «Легко!» Женька Бакаев промолчал. Краем глаза я заметил, что он нахмурился. Надя всё ещё рассматривала моё лицо. Я подумал, что в этой жизни она так долго на меня ещё не смотрела. Память непрошено воскресила картину: Надя сидела справа от меня на пассажирском сидении «шестёрки», смотрела мне в глаза (вот так же, как и сейчас), а из её приоткрытого рта вытекала и струилась к подбородку струя тёмной крови. Я почувствовал, пробежавший по моей спине вдоль позвоночника холодок. Будто наяву ощутил боль в плече и в пояснице. Ощутил во рту солоноватый привкус.

— Поговорю с Соколовским, — пообещал я (скорее Наде, а не Вовке).

После ужина мы разговорились о Колином мотоцикле. Эту тему первым затронул Вовка. Появление мотоцикла стало отличием сегодняшнего вечера. Синицын откровенно хвастал своим новым средством передвижения. Будто был не у друга в гостях, а на вечеринке в женском общежитии. Коля ещё за столом с нескрываемой гордостью расписывал нам возможности своего железного скакуна. Тогда-то мой младший брат и предложил, чтобы Николай продемонстрировал нам своё новое средство передвижения в деле.

— Давай-ка, Коляша, я твою «Яву» сам опробую, — предложил Вовка. — Уж больно красиво ты о ней рассказываешь. Наврал, небось, с три короба. А она у тебя и с этого двора-то не выедет.

Мой младший брат хитро усмехнулся — Синицын, как обычно, поддался на его провокацию. Вовка и Коля пошли к мотоциклу. Спорили, бурно жестикулировали. Мы с Женькой Бакаевым переглянулись и… последовали за ними с трёхсекундным запозданием (залпом допили вино из своих стаканов). И только затем к нашему шествию присоединилась Надя. Вовка к тому времени уже примерял на себя модный мотоциклетный шлем. Коля Синицын рванул к воротам, торопливо отодвинул внутрь двора их правую створку.

— Он с места-то хоть сдвинется? — подтрунивал Вовка. — Или мы его отсюда сразу потащим в ремонт?

Без помощи Синицына он покатил мотоцикл к дороге. Вовка завёл мотоцикл с первой же попытки. При этом он горделиво взглянул на жену и кокетливо поправил ремешок шлема. А вот с места мой младший брат тронулся неуклюже: мотоцикл под ним дёрнулся — мне показалось, что Вовка лишь чудом удержал его и не позволил ему завалиться на бок. Я вспомнил, что не ездил на мотоцикле с начала восьмидесятых годов. Да и тогда я не был асом — вполне уверенно ездил лишь на «смирном» стареньком «ИЖ Планета».

Вовка вернул Николаю «Яву» в целости — я заметил, как Синицын радостно улыбнулся. Но длилась Колина радость недолго. Я тоже воспользовался моментом: заявил, что тоже опробую возможности мотоцикла. Волнения перед общением с железным конём я не почувствовал. Словно ездил на мотоциклах чаще, чем в инвалидном кресле-коляске. Настроил под себя шлем. Завёл мотоцикл ещё до того, как Синицын возразил мне или одобрил мою просьбу. Лихо запрыгнул в седло — мотоцикл резко сорвался с места.

Я понял в первые же секунды поездки, что чувствую себя в роли мотогонщика вполне уверенно. Словно ездил на мотоциклах регулярно. Или же это делал раньше мой старший брат Димка. Мотоцикл в считанные секунды развил неплохую скорость: без малого восемьдесят километров в час. Быстрее я по этой улице не поехал, пожалел свои локти, колени и Колин «Ява-350». Объезжал дыры в дорожном покрытии, как заправский гонщик экстремал. Резко поворачивал, почти не снижая скорость и рисуя шинами на асфальте.

Завершил прогулку по кварталам — вернул Синицыну мотоцикл едва ли не с сожалением. Заметил на Колином лице капли влаги, будто в ожидании меня Николай проделал от скуки комплекс физических упражнений. Увидел ироничную улыбку на Вовкином лице. Услышал, как Женька Бакаев сказал: «Это ж КГБшник. Я же говорил тебе, Николаша. Их и не такому учат. Ничего бы с твоим мотоциклом не случилось». Я передал мотошлем Бакаеву, отошёл от хорошо показавшего себя на трассе между домами железного коня.

— Отличный мотоцикл, — сказал я. — Прекрасное приобретение. Замечательное вложение денег.

Коля Синицын снова просиял улыбкой. Он даже не дёрнулся, когда к мотоциклу подошёл Бакаев.

Женька Бакаев проехался на мотоцикле чинно, не торопясь. Будто отправился не на гонку, а на экскурсию по улице. Не проявил он особых эмоций и по возвращении. Лишь сказал, что «техника рабочая». Передал мотоцикл… Наде. Надя надела на голову шлем, умело завела двигатель. Я заметил на Вовкином лице такое же удивление, какое ощутил сам. Раньше не подозревал, что Надя ездила на мотоцикле. Вовкина жена сделала круг вокруг квартала. Без спешки, как и Бакаев. Вернула мотоцикл Коле — её глаза задорно блестели.

— Всё! — сказал Синицын. — Покатались, и хватит. Как малые дети, честное слово.

Коля нахмурил брови.

Майор Бакаев кивнул и скомандовал:

— Допиваем вино, мужики, и расходимся по домам.

По возвращении домой я сразу же взял в руки Димкину записную книжку (она сиротливо лежала в прихожей на полке под зеркалом, куда я её примостил). Пролистнул её от корки до корки. Помнил: Лёша Соколовский сказал, что у Димки есть номер его домашнего телефона. Вот только в записях брата фамилию Соколовский я не отыскал. Зато нашёл номер с пометкой «Л. С. Д.» Сам номер знакомым не выглядел (в прошлой жизни я Соколовскому не названивал). Но помечавшая его аббревиатура вполне годилась для записи Лёшиного номера: «Лёша Соколовский, домашний». Те более, что рядом на странице имелся и номер с пометкой «Л. С. Р.», что вполне могло обозначать: «Лёша Соколовский, рабочий (или „резиденция“, как мы называли здание администрации городского рынка)».

Я набрал номер — после второго гудка мне услышал женский голос.

— Алло? — спросила женщина.

— Здравствуйте. Мне нужен Алексей Михайлович Соколовский.

— Алексей Михайлович сейчас не может подойти к телефону, — объявила женщина. — Что ему передать?

— Пусть перезвонит Рыкову Дмитрию Ивановичу.

— Хорошо. Я передам. Продиктуйте ваш номер.

Я назвал цифры.

— Хорошо, — повторила женщина. — Алексей Михайлович перезвонит вам. Если сочтёт нужным.