Я обогнал по встречной полосе белый ВАЗ-2107, чуть сбросил скорость и пристроился в колонну за украшенной «шашечками» машиной такси. Солнце светило мне в спину — моя тень то и дело совала свою голову под колёса ехавшей впереди меня машины. Я выровнял дыхание, унял участившееся было сердцебиение. Почувствовал, как по виску скользнула очередная капля пота. Прикинул, что меня и прятавшего голову под чёрным мотошлемом мотоциклиста сейчас разделяло чуть больше десяти метров.
«Чёрный шлем, чёрная футболка, чёрно-оранжевый мотоцикл», — именно так я описал Бакаеву Надиного убийцу. Я взглядом сверлил мотоциклисту спину между лопаток. Почувствовал, как давит мне в поясницу пистолет. Прикинул, что без проблем бы сейчас всадил все восемь пуль из магазина ПМ в позвоночник мотоциклиста. На ходу, без промаха и без жалости. Вспомнил Надин вопрос: «Почему?» Отметил: «ИЖ Планета Спорт» не сближался с Вовкиной машиной, он чётко выдерживал трёхметровую дистанцию.
Моя тень на дороге вновь угодила под колесо такси. Зеркала машин сверкали, будто праздничные гирлянды. В безоблачном небе кружили чайки, словно я ехал не по проспекту Ленина в Нижнерыбинске, а по дороге на морском побережье Крыма. Из-за корпуса такси то и дело выглядывала Вовкина машина. Я замечал в её салоне затылок своего младшего брата и модную причёску Нади. Вовкина жена вертела головой — я то и дело видел сквозь стекло машины её профиль. Будто бы наяву слышал Надин голос.
Моя память воскрешала те фразы, которыми Надя на меня сыпала «тогда». Перемешивала их с анекдотами Коли Синицына. Вспоминал я и Надин смех. Тот, который звучал буквально за пару секунд до первого выстрела из пистолета «Walther P38». Я увидел, что наездник мотоцикла «ИЖ Планета Спорт» выпрямил спину и чуть приподнял голову в чёрном мотошлеме. Он будто бы взглянул на круживших впереди над дорогой чаек. Я тоже посмотрел вперёд и вверх, заметил приближавшиеся впереди огни светофора.
Я сбросил скорость на мгновение позже, чем это сделал таксист — моя тень вновь заглянула под колесо автомобиля. Вспомнил, что примерно в это же время я в прошлой жизни рассказывал Наде анекдот о ночной прогулке Штирлица по крыше Рейхстага. Тогда моя жена уже не хмурила брови, а из её голоса исчезли ноты обиды. Я завершил тогда анекдот словами «на следующий день его „чудо“ покраснело и распухло», когда чуть вдавил в пол педаль тормоза: увидел впереди жёлтый огонёк на светофоре.
Подумал о том, рассмешил ли и Вовка свою жену и теперь? Или моё вторжение в их жизнь всё же внесло изменение в ту беседу, которую мой младший брат и его супруга сегодня вели (в салоне автомобиля) по пути к дому портнихи? Я повернул руль и протиснулся в просвет между такси и белым «Москвичом». Коснулся коленом двери «Москвича». Услышал гневную тираду его водителя. Вырулил на свободное пространство в пяти метрах позади замершего у перекрёстка автомобиля моего младшего брата.
Автомобили замерли, рычали моторами. У меня за спиной всё ещё громко возмущался водитель «Москвича» (он бушевал, будто я коленом не погладил, а протаранил его машину). Я не обернулся. Увидел, что на светофоре вспыхнул красный огонёк. По улице Щорса перед нами двинулся жёлтый автобус. Я отметил, что «ИЖ Планета Спорт» у перекрёстка тоже сократил дистанцию до красной «шестёрки»: он почти поравнялся с Вовкиной машиной. Его наездник одновременно со мной откинул подножку.
Я сунул руку за спину под кофту, нашёл там рукоять пистолета. Заметил, что остановившийся рядом с автомобилем моего младшего брата мотоциклист огляделся. Он не задержал на мне взгляд. Хотя и заметил меня. Недолго он рассматривал и таксиста. Мотоциклист соскочил на землю (резво, торопливо), ловко выхватил из-за пояса пистолет: тот самый «Walther P38». Он шагнул мимо окна, за которым сидела Надя. Повернул спрятанное под блестевшим на солнце визором лицо. Заглянул в салон Вовкиной «шестёрки».
Рассматривал ли сейчас Вовка чёрно-оранжевый «ИЖ Планета Спорт», как это делал «тогда» я? Такая мысль промелькнула у меня в голове, когда я сдвинул большим пальцем флажок предохранителя и взмахнул рукой. Нажал на спусковой крючок, едва только указал стволом ПМ на плечо мотоциклиста. Пистолет дёрнулся в моей руке, издал хлёсткий хлопок. Ещё не взявший наизготовку свой «Вальтер» мотоциклист дёрнулся — будто я испугал его громким звуком (как тех собак в субботу на берегу реки).
Мотоциклист повернул голову. Я снова не увидел за прозрачным, но блестящим визором его лицо. Пальцем нажал на спусковой крючок — теперь я указал стволом ПМ на спрятанный под тканью чёрной футболки живот. Мотоциклист вновь вздрогнул, на шаг попятился. Я отметил, что он утратил интерес к сидевшим внутри «шестёрки» людям. Он смотрел теперь на меня. Наблюдал, как я слез с мотоцикла и в третий раз выстрелил (снова целил в живот). Третий хлопок мне показался не столь громким, как два предыдущих.
Я вдохнул пропитанный пороховыми газами воздух и зашагал к автомобилю брата. Каждый пройденный метр я отмечал новым выстрелом. Подсчитывал хлопки, будто замерял собственный пульс: «…Пять, шесть…» Слышал звон падавших на дорогу стреляных гильз. После седьмого выстрела я всё ещё целил в мотоциклиста, который выронил пистолет и грохнулся на колени. Я целил в чёрный мотошлем. Прошёл мимо дверей красной «шестёрки» брата. Не заглянул в салон. Следил за мотоциклистом.
Отметил, что в Колином ПМ остался последний патрон, когда мотоциклист всё же повалился на спину. Я подошёл к нему, когда он расстегнул ремешок и сбросил с головы шлем. Увидел слипшиеся пряди волос на его лбу, приплюснутый нос и «поломанные» уши. Мужчина тяжело дышал, из уголков его рта вытекали две струйки крови. Он заглянул в ствол ПМ. Перевёл взгляд на меня. При виде меня он оскалился, будто силился по-собачьи рыкнуть. На его верхней челюсти блеснула металлическая коронка.
Я опустил пистолет, но не тронул предохранитель. Отбросил визор мотошлема, вдохнул запах крови, сгоревшего пороха и выхлопных газов. Посмотрел лежавшему на дороге мужчине в глаза.
— Здравствуй, Серый, — сказал я.
Мужчина сдавленно кашлянул, повернул голову и сплюнул на асфальт ком перемешанной со слюной крови. Дышал он часто, натужно. Издавал при дыхании резкие свистящие звуки.
— Привет… легавый, — ответил Серый.
С земли на меня смотрел Арбузов Сергей Геннадьевич (так значилось в его паспорте, который я передал через Сашу Лебедеву генералу Корецкому). Серый снова усмехнулся. На его губах блеснула кровь.
— Так и знал, что ты меня грохнешь, — тихо произнёс Арбузов.
Я носком кроссовка отбросил к переднему колесу «шестёрки» «Вальтер». Увидел, что губы распластавшегося на земле Арбузова снова пошевелились. Я склонился над Серым — услышал его слова.
Арбузов произнёс:
— Скажи, легавый… я умер?
Он натужно улыбнулся.
Я посмотрел ему в глаза и ответил:
— Да, Серый. Ты умер.
Арбузов скривил губы.
— Хреново, — произнёс он. — Это очень хреново. Век воли не видать.
Серый вздрогнул, будто ощутил разряд тока.
Я спросил у него:
— Кто заказал тебе моего брата?
Посмотрел Арбузову в глаза.
— Кого? — переспросил Серый.
— Кто заказал тебе Рыкова Владимира Ивановича? — повторил я.
Серый дёрнул головой и ухмыльнулся. Точно его повеселил мой вопрос.
— Нееет, легавый, — протянул он. — Не его. Тут ты промахнулся.
Арбузов оскалился. Между его зубов надувались и лопались кровавые пузыри.
— Не его, — повторил Серый. — Её. Рыкову Надежду. Следачку.
Он дёрнул левой рукой, словно потянулся к своему сердцу. Локтем размазал по асфальту кровавую лужу.
В небе над нами прокричали чайки.
— Кто её заказал? — спросил я.
Снова склонился над шумно дышавшим Арбузовым.
— Але…
Слова Серого потонули в его надрывистом кашле.
— Брось оружие! — прозвучал у меня за спиной голос капитана милиции Владимира Рыкова. — Брось, я сказал! Подними руки! Отойди от него! Быстро! Повернись!
Я расставил руки, указал в небо стволом ПМ. Прижимал палец к спусковому крючку. Стоял к своему младшему брату спиной, чувствовал между лопатками пристальный взгляд его пистолета.
Склонился над Серым и потребовал:
— Повтори!
— Алексей Соколовский, — едва слышно произнёс Арбузов. — Следачку заказал Алексей Соколовский.
Он закашлял, разбрызгивая вокруг себя кровавые брызги.
Я не удержался, выдохнул:
— Да ладно⁈
Серый снова кашлянул, сплюнул кровавый ком. Посмотрел мне в глаза, улыбнулся.
— Век воли не видать, легавый, — произнёс он. — Соколовский…
Арбузов захлебнулся кровью, широко раскрыл рот, выгнулся дугой.
— Брось пистолет! — потребовал Вовка. — Обернись!
Я заметил, что на светофоре снова загорелся жёлтый огонёк. Машины позади и справа от меня взревели моторами, будто за секунду до старта на гонках. У меня над головой истошно завопили чайки.
Серый опустил поясницу на асфальт, нашёл меня взглядом.
— Добей, легавый, — прошипел он. — Больно…
По его губам хлынула кровь. Арбузов затрясся от кашля, поскрёб скрюченными пальцами по асфальту. Машины справа от меня пришли в движение за секунду до того, как на светофоре зажёгся красный свет.
Я всё ещё удерживал пистолет стволом вверх. Увидел, как рванули к улице Щорса автомобили. Белый «Москвич» и такси объехали стоявшие на дороге мотоциклы и рванули наутёк, будто в порыве паники.
Я медленно развернулся, зажмурился от яркого солнечного света. Увидел пристально смотревшую на меня сквозь лобовое стекло Надю (живую). Перевёл взгляд на лицо своего младшего брата.
Вовка стоял у капота своей «шестёрки» с пистолетом наизготовку. Стволом ПМ он указывал на мою грудь. Я заметил на лбу у Владимира те самые складки морщин, которые так не нравились мне в будущем.
Я улыбнулся и сказал:
— Привет, Вовчик. Опусти пистолет. Пока не испортил мне спортивный костюм.
— Димка⁈
Мне показалось, что Владимир отшатнулся. Его руки дёрнулись — ствол ПМ сместился в сторону (теперь он смотрел на моё правое плечо). Я чуть склонил голову, чтобы брат лучше рассмотрел моё лицо.
— Убери оружие, — сказал я.
Вовка опустил руки — чёрный глаз-дуло его пистолета будто бы осмотрел меня с головы до ног. Он уставился в землю около носов моих кроссовок. Владимир хмурился. Не спускал с меня глаз.
Я тоже опустил пистолет. Заметил, что автомобили аккуратно объезжали нас, будто бы огибали место аварии. Водители и пассажиры машин с любопытством посматривали на нас через приоткрытые окна.
— Димка, что происходит? — спросил мой младший брат.
У меня за спиной вновь зашёлся в булькающем кашле Сергей Арбузов. Я оглянулся — в тот самый миг, когда Серый вновь выгнулся и засучил по земле ногами. Я повёл пистолетом, выстрелил Серому в сердце.
Арбузов снова вздрогнул и тут же обмяк.
Я повернулся к брату, поднял руку и направил ствол пистолета на Вовкино лицо.
Мой младший брат вскинул брови.
— Брось пистолет, Вовчик, — сказал я.
Владимир чуть дёрнулся, заглянул мне в глаза — я прочёл в его взгляде удивление и обиду.
Мой младший брат покачал головой.
— У тебя закончились патроны, Димка, — сказал он. — Это был восьмой выстрел.
— Знаю, — ответил я. — Но этого не знают свидетели. Те, кто на нас с тобой сейчас смотрит.
Ствол моего пистолета пришёл в движение, нарисовал перед лицом Вовки воображаемую окружность. Владимир взглянул мне за спину на объезжавшую нас бежевую «Волгу». Машины сигналили, но не останавливались.
— Напишешь в рапорте, что твой пистолет заклинило, — сказал я. — Поэтому ты в меня не выстрелил. А после я взял тебя на мушку и разоружил. Понимаешь? Брось пистолет, Вовка, не глупи.
Мой младший брат разжал пальцы. ПМ вывалился у него из руки и звякнул о дорожное покрытие около переднего колеса «шестёрки». Я шагнул вперёд и отбросил Вовкин пистолет под машину.
— Ты меня не видел, Вовчик, — заявил я. — Скажешь, что мотоциклисты устроили перестрелку. Лицо хозяина «Явы» ты плохо рассмотрел. Придумаешь что-нибудь, брат. Не мне тебя учить.
Владимир повторил:
— Димка, что происходит?
Вовка скосил взгляд на «шестёрку»; жестам велел, чтобы его жена осталась в салоне. Он опёрся кулаком о капот машины, смотрел мне в лицо. Будто бы не замечал направленный на него пистолет. В небе над дорогой громко прокричали чайки, они словно возмутились бездействием капитана милиции Владимира Рыкова (или им не понравилось, что я направил на Вовку пистолет?). Машины сигналили нам. Но не останавливались. Я прислушивался к биению в моей груди сердца — оно отсчитывало секунды.
— Это было покушение на твою жену, брат, — сказал я. — На следователя прокуратуры Надежду Рыкову.
— Что?
Вовка вновь вскинул брови.
— Надю хотели убить, — сказал я. — Понимаешь?
Владимир взглянул мимо меня — туда, где на дороге лежало тело Серого. Я отметил, что чайки всё ещё кружили над нами, словно падальщики заметившие на земле долгожданную добычу.
— Покушение? — сказал Вовка.
Он стрельнул взглядом сквозь лобовое стекло автомобиля — посмотрел на свою жену. Я на шаг отступил от него, но пистолетом всё ещё указывал на живот своего младшего брата.
Сообщил:
— Я сваливаю, Вовчик. Сейчас нет времени на болтовню. Скоро сюда явятся твои коллеги. Я позже тебе всё объясню. Не сегодня. Договорились? Загляну к тебе домой завтра вечером. Всё расскажу. Обещаю.
Следом за мной от Вовкиной машины попятилась и моя тень. Я взглянул на сидевшую в салоне Надю (побледневшую, но живую и даже не раненную), улыбнулся ей. Задел взглядом тело Сергея Арбузова, лежавшее на дороге в тёмно-красной луже крови. Обошёл «ИЖ Планета Спорт», добрался до Колиного мотоцикла. Щёлкнул флажком предохранителя, сунул пистолет за пояс. Одёрнул кофту, поправил перчатки. Заметил, что светофор поглядывал на меня с перекрёстка зелёным глазом — он пока не мигал.
Вовка не сошёл с места, следил за мной — хмурился, покусывал губы. Я отметил, что для моего младшего брата и для его жены будущее уже кардинально изменилось. Потому что никакого запаха крови в салоне Вовкиной «шестёрки» сейчас не было — там по-прежнему «мирно» попахивало выхлопными газами. Вовка сейчас не лежал без сознания, навечно запомнив так и прозвучавший сегодня последний Надин вопрос. Он хмуро смотрел на меня и напряжённо гадал, не сошёл ли его брат Димка с ума.
Мотор Колиного мотоцикла послушно взревел. Чайки-падальщицы возмущённо закричали, набрали высоту. На светофоре замигал зелёный огонёк — он будто бы меня поторапливал. Я убрал ногой подножку, пропустил мимо себя бежевый ВАЗ-2104. Отметил, что водитель «четвёрки» на меня не взглянул — он рассматривал лежавшее на дороге в кровавой луже тело Серого. По вискам под мотошлемом скользнули холодные капли пота. Я поддал газу, мотоцикл подо мной дёрнулся и покатился к перекрёстку.
Я проехал мимо красной «шестёрки», мимо чёрно-оранжевого «ИЖ Планета Спорт». Мой младший брат по-прежнему стоял около капота своего автомобиля. Я проехал и мимо него. Почувствовал на себе взгляды Вовки и его жены. Сердце в моей груди билось ровно и спокойно. Я заметил, как светофор просигналил мне золотисто-жёлтым взглядом. «Ява-350» ускорил ход, будто спешил прошмыгнуть мимо закрывавшейся двери. Я пристроился за голубым «Запорожцем», свернул вслед за ним на улицу Щорса.
В прошлый раз милиционеры частично выяснили маршрут, по которому скрылся расстрелявший меня и мою жену мотоциклист. Он проехал четыре квартала по улице Щорса, свернул в переулок Каштанов. Там он заехал во дворы, по ним добрался до улицы имени Клары Цеткин. От неё мотоциклист рванул в направлении посёлка Зареченский. Сейчас я двинулся в точности тем же путём, каким в прошлый раз покидал перекрёсток Сергей Арбузов — человек, в моей прошлой жизни убивший мою жену Надю и Сашу Лебедеву.
В прошлый раз черно-оранжевый мотоцикл «ИЖ Планета Спорт» в посёлке никто не запомнил, будто расстрелявший мою машину мотоциклист свернул, не доехав до моста через реку. Но я заехал на мост. Убедился, что жара разогнала с берега рыбаков — лишь метрах в двухстах от моста в реке плескались люди (там был небольшой песчаный пляж, который посещали жители Зареченского). Я проехал по мосту до середины. Остановился, словно залюбовался вдруг похожими на рыбью чешую блестевшими на солнце волнами.
Огляделся — людей поблизости не увидел. Как не заметил и чаек. Подкатил мотоцикл к перилам, достал из-под кофты пистолет. Перила моста были гладкими и тёплыми. Я провёл по ним рукой, разжал пальцы. Колин ПМ полетел навстречу с рекой. Я проводил его взглядом. Под воду пистолет ушёл почти беззвучно. По речной поверхности побежали круги, словно там всплеснула некрупная рыба. Я расстегнул и снял кофту, повязал её себе вокруг поясницы. Мою прикрытую теперь лишь футболкой спину погладил тёплый ветерок.
В посёлок я не поехал.
Развернул на мосту мотоцикл и неторопливо покатил в город.
От моста я направился к дому Коли Синицына. Николай заметил моё появление во дворе (он будто бы дежурил у окна в ожидании моего появления). Минут двадцать мы с Синицыным стояли под кроной каштана — я описывал Николаю свои впечатления от езды на мотоцикле «Ява-350» (честно признался, что впечатления были положительными, почти восторженными). Выслушал Колины планы на вечер (в них часто звучало имя Яны Терентьевой). В очередной раз пожал Николаю руку.
Домой я доехал на попутке. Дежурившие у подъезда женщины встретили меня спокойно, не просигналили своим встревоженным видом о милицейской засаде. Я вежливо с ними поздоровался (вежливее, чем обычно). Поднялся на свой этаж. В квартиру своего старшего брата я вошёл ненадолго. Переоделся в джинсы, в рубашку и в жилет. Сунул за пояс Димкин пистолет. В прихожей посмотрел в зеркало — отметил, что выражение Димкиного лица сейчас казалось совершенно спокойным.
До гаража я прогулялся пешком. Не спешил. Потому что прекрасно помнил по прошлой жизни распорядок сегодняшнего дня Лёши Соколовского. В прошлый раз Коля Синицын и Женька Бакаев едва ли не рентгеновскими лучами просветили Соколовского на предмет причастности его к расстрелу моей машины. Коля и Женька точно установили, что сам Лёша в меня и мою жену не стрелял. Они выяснили Лёшины передвижения по городу в тот понедельник почти поминутно.
В прошлое пятое августа девяносто первого года Соколовский до вечера задержался в своей резиденции на рынке, где пробыл весь день на виду. Затем в сопровождении ныне покойного Ромы Кислого он отправился в ресторан «Кавказ», куда ездил каждый вечер, и куда (как я подозревал) Лёша поедет и сегодня. В свой дом на улице Крупской («тогда») Соколовский вернулся уже затемно (когда Надя уже умерла, а я лежал на хирургическом столе в больнице). Я предположил, что сегодня Лёша вернётся домой в то же время.
Свою «копейку» я оставил в гараже. Но покинул гараж не пешком — я уехал на папином велосипеде. Крутил педали, посматривал по сторонам. Изображал велотуриста… вплоть до того момента, пока не подъехал к забору дома Лёши Соколовского. К воротам я не поехал, прокатился до колючих кустов шиповника, спрятал там велосипед. Солнце уже спустилось к горизонту, окрасило часть неба в кроваво-красноватые оттенки. Я окинул небо взглядом; осмотрел и улицу вокруг себя.
Перелез через забор.
На первом этаже в доме Соколовского сегодня пахло свежей древесиной. На втором этаже звучали приглушённые тонкими стенами голоса и тихая музыка. Третий этаж меня встретил ароматом женских духов и клубившимся у потолка табачным дымом.
Ковровое покрытие пола заглушило мои шаги.
До кабинета Соколовского я добрался никем не замеченный.
Лёша нагрянул в свой кабинет за два часа до полуночи. Соколовский принёс с собой свежий запах табачного дыма. Он щёлкнул выключателем, зажмурился от яркого света и увидел направленный ему в лоб ствол моего пистолета.
— Здравствуй, Алексей Михайлович, — сказал я. — Входи. Закрой дверь.