Глава 9

К концу четвертого года обучения у Анафиэля Делоне я достигла совершеннолетия.

Во Дворе Ночи меня бы посвятили в таинства Наамах и записали в ученицы по достижении тринадцати лет, но Делоне, к моей ярости, промедлил лишний год. Я думала, что сгорю от нетерпения, так и не дождавшись от наставника заветного вопроса, но мои опасения не оправдались.

— Из ребенка ты превратилась в молодую женщину, Федра, — сказал он. — Да пребудет с тобой благословение Наамах. — Делоне взял меня за плечи и серьезно посмотрел в лицо. — Сейчас я собираюсь задать тебе один важный вопрос и, клянусь Благословенным Элуа, хочу, чтобы ты ответила честно. Согласна?

— Да, милорд.

Его глаза с топазовыми искорками вгляделись в мои.

— Ты желаешь посвящения в служение Наамах?

Я не стала отвечать сразу, радуясь возможности созерцать заинтересованность во мне на его обожаемом строгом и утонченном лице. Руки наставника лежали на моих плечах, о! Хотелось бы, чтобы он прикасался ко мне почаще.

— Да, милорд, — наконец кивнула я, пытаясь заставить голос звучать твердо и решительно. Стоило ли вообще спрашивать! Но, конечно же, Делоне следовал велениям своей чести. Я это понимала, потому что обожала его.

— Хорошо. — Он еще раз сжал мои плечи и с улыбкой отпустил. В уголках его глаз залегли мелкие морщинки. Как и все в нем, эти ниточки были прекрасны. — Купим на базарной площади голубку и пойдем в храм, где тебя посвятят в служение.

На мое десятилетие меня лишили церемонии, но четырнадцатый день рождения с лихвой искупил ту обиду. Хлопнув в ладоши, Делоне подозвал экономку и приказал ей сготовить праздничный ужин. Занятия на тот день были отменены, и нас с Алкуином отправили переодеться в самое нарядное платье.

— Я рад, — шепнул мне Алкуин, беря меня за руку и загадочно улыбаясь. Ему исполнилось четырнадцать несколькими месяцами ранее, и он тоже посвятил себя Наамах; но тогда Делоне считал меня еще ребенком и не допустил к церемонии.

— Как и я, — прошептала я в ответ и наклонилась поцеловать товарища в щеку. Он зарделся, и по светлой коже равномерно расползся румянец.

— Идем, — Алкуин потянул меня за собой. — Учитель ждет.

На рынке мы довольно долго ходили между храмовыми торговцами, пока коляска терпеливо нас дожидалась. Делоне устроил целое представление, позволив мне самой выбрать голубку для подношения Наамах. Как и следовало ожидать, птицы мало отличались друг от друга, но я внимательно оглядела каждую и наконец выбрала красивую белую голубку с коралловыми лапками и настороженными черными глазами. Делоне заплатил торговцу за лучшую клетку — очаровательную пагоду с позолоченными решетками. Птица немного посопротивлялась, колотя крыльями по прутьям решетки, пока торговец пересаживал ее из клетки в клетку. Хороший знак — значит, голубка здорова.

Во Дворе Ночи посвящение проходит в Домовом храме, но живущим под опекой знатного покровителя надлежало являться в Великий Храм — небольшое симпатичное здание из белого мрамора, окруженное садами. На деревьях восседали голуби — священные и невредимые. У открытых дверей нас встретила служка. Глянув на Делоне, она поклонилась:

— Во имя Наамах, добро пожаловать, милорд. Чем можем услужить?

Я стояла рядом с ним, сжимая ручку клетки с птицей. Делоне положил ладонь мне на голову.

— Эта девушка пришла сюда, чтобы посвятить себя служению Наамах.

Служка улыбнулась мне. Она была молода, не старше восемнадцати, и походила на весну: золотисто-рыжие волосы цвета абрикосов и зеленые глаза, уголки которых приподнимались вверх наподобие кошачьих. Несмотря на молодость, она носила струящийся алый стихарь Духовенства Наамах с легкостью, выдававшей давнюю привычку. Я предположила, что ее посвятили в служение еще младенцем — родители или одинокая мать, не способная вырастить ребенка; выговор служки подсказывал, что она родилась в Городе.

— Итак, — ласково произнесла девушка, — добро пожаловать, сестра. — Слегка наклонившись — она была немногим выше меня, — служка одарила меня приветственным поцелуем. Ее губы были мягкими и пахли согретыми солнцем травами. Когда она повернулась поцеловать Алкуина, они оказались одного роста. — Добро пожаловать, брат. — Отступив, она провела нас в храм. — Входите и молитесь. Я приглашу жреца.

Внутри храм был наполнен солнечным светом и украшен только цветами и горящими свечами. В центре купола имелось отверстие, в котором проглядывало небо. Мы приблизились к алтарю. Над ним возвышалась дивная статуя Наамах, с распростертыми объятиями приветствующая молящихся. Я поставила клетку, преклонила колени и посмотрела в лицо святой, излучавшее сострадание и влечение. Делоне тоже опустился на колени, серьезный и почтительный, а в лице Алкуина читалось восхищение.

В сопровождении четырех служек — встретившая нас тоже была среди них — появился жрец, высокий, стройный и красивый, несмотря на возраст: аккуратные морщины были словно специально проведены на лице, а седые волосы заплетены в длинную ровную косу. Он показал, где нам надлежало встать.

— По доброй ли воле ты принимаешь посвящение в служение Наамах? — серьезно и торжественно он спросил меня.

— Да.

Жестом велев мне наклониться, он закатал алые рукава своего стихаря. Одна из служек подняла кандею с водой, жрец погрузил в нее кропило и брызнул несколько капель на меня.

— Водою священной реки Наамах крещу тебя во служение.

Взяв у другой служки медовую просвиру, старец разломил ее и положил кусочек мне в рот со словами:

— Да восприимет плоть твоя сладость желания.

Я прожевала и проглотила хлеб, чувствуя на языке вкус меда. Зеленоглазая служка протянула жрецу кубок, который тот поднес к моим губам.

— Да вскипит кровь твоя от страсти.

Четвертая служка подняла флакон с маслом, и старец окунул в него кончики пальцев. Помазав елеем мой лоб, жрец Наамах посмотрел мне в глаза и ласково произнес:

— Да обрящет душа твоя вечную благодать во служении Наамах.

Я чувствовала прохладу его пальца под пленкой масла и таящуюся внутри жреца силу. Лицо Наамах, совершенное и сладострастное, расплылось перед глазами. Я зажмурилась и ощутила, как вокруг колышется воздух храма, напоенный светом, крыльями и божественной силой. Я вдруг поняла, что истории о святой, рассказываемые в каждом из Тринадцати Домов, — все они правдивы и ни одна не содержит всей правды. Наамах заключала в себе все те качества, которые превозносили при Дворе Ночи, но и гораздо большее.

— Да исполнится, — возвестил жрец, и я открыла глаза. Он и служки отошли, и старец кивнул мне. — Можешь предложить Наамах свое служение, дитя.

Алкуин придержал для меня клетку. Я осторожно открыла дверку, поймала голубку и вытащила. Белее снега, она почти ничего не весила, но я чувствовала ее теплое живое трепыхание, ее быстрое испуганное сердцебиение. Перышки на ощупь казались мягкими, и, когда птичка пошевелилась, я побоялась, что могу сломать хрупкие косточки, если сильно на нее надавлю. Повернувшись к алтарю, я снова опустилась на колени и протянула голубку к статуе.

— Благословенная Наамах, молю тебя принять меня в служение, — сказала я отчего-то шепотом и разжала руки.

Неожиданно освободившись, голубка взмыла в воздух — перышки слегка поблескивали в солнечном свете. Она уверенно взлетела под купол, описала круг и облачком поцелованных солнцем белых перьев выпорхнула из отверстия в бескрайнее небо. Жрец с улыбкой следил за ее полетом.

— Добро пожаловать, — сказал он, наклоняясь, чтобы помочь мне встать и одарить приветственным поцелуем. Он ласково смотрел на меня взглядом, исполненным спокойствия и мудрости тысяч сокровенных свиданий. — Добро пожаловать, Служительница Наамах.

Так меня и посвятили в жизнь, для которой я была рождена.

* * * * *

На следующей неделе началось обучение.

Делоне откладывал окончательную инициацию Алкуина, чтобы мы, как почти ровесники, вместе познали подлинное искусство служения Наамах. Так что наше обучение началось одновременно.

— Я договорился о Сеансе, — однажды сказал наставник, собрав нас у себя. — Не годится начинать постижение таинств Наамах без Сеанса. Эдмон Ноа, дуэйн Дома Камелии, снизошел к моей просьбе.

Это было очень похоже на Делоне: деликатно условиться о Сеансе с Домом, с которым меня ничего не связывало, дабы избежать пробуждения возможно горьких воспоминаний о детстве во Дворе Ночи. Я не стала говорить ему, что не возражала бы посмотреть Сеанс и в Доме Кактуса — не хотелось умалять проявленную учителем заботу.

При великом множестве возможных удовольствий, Сеанс для новообращенного Служителя Наамах всегда проводит традиционная пара: один мужчина и одна женщина. Тем же вечером Ги отвез нас в Дом Камелии. Я удивилась, обнаружив там еще большую щепетильность, чем у Кактуса, хотя это, пожалуй, и не странно: каноном Камелии является совершенство, и посвященные этого дома скрупулезно ему следуют.

На пороге нас встретила заместительница дуэйна, статная, высокая женщина с длинными черными волосами и кожей цвета свежей слоновой кости. Она грациозно поприветствовала нас, искусно не выдав ни зависти, ни любопытства при виде ослепительной красоты Алкуина и алого пятнышка в моем глазу.

— Не медлите, — подбодрила она. — Приняв посвящение в служение Наамах, идите же и смотрите, как творятся ее таинства.

Комната для Сеансов походила на такой же покой в Доме Кактуса: утопленная в полу сцена в форме трех четвертей круга, заваленная подушками и окруженная рядами скамей с мягкими сидениями. Сцену окаймлял многослойный газовый занавес, подсвечиваемый изнутри, а в глубине я различила бархатные гардины, скрывавшие вход.

Согласно правилу, общему для Тринадцати Домов, любой ритуальный Сеанс открыт для всех посвященных Дома, поэтому я не удивилась, когда в комнату вошли другие люди. Уединенные удовольствия — совсем другое дело, а обряды в честь Наамах доступны для всех ее служителей. Безо всякой задней мысли я по детской привычке встала на колени на подушку: покорно, со склоненной головой и молитвенно сложенными руками. Отчего-то меня это успокоило, хотя я чувствовала, как косится на меня Алкуин, пытаясь подражать.

Где-то позади заиграл флейтист.

В начале второго пассажа бархатные гардины зашевелились, и на сцену вышла пара. Мужчина был высок и черноволос, почти близнец заместительницы дуэйна Дома Камелии — он и в самом деле приходился ей братом. Женщина была на ладонь ниже его и заметно бледнее, с волосами цвета осенней листвы. В этом Доме не было иного канона, кроме совершенства. Когда они встали лицом друг к другу и начали раздеваться, даже сквозь газовые вуали было видно, что оба посвященных великолепны и без изъяна.

Их слияние было похоже на танец.

Он касался ее благоговейно: кончиками пальцев огладил бока, нежно провел ладонями вверх по спине и приподнял шелковистые волосы, чтобы потом пропустить их блестящую массу сквозь пальцы. Его руки ласкали лицо подруги, прослеживая тонкие арки бровей и идеальный контур губ. Она же тронула его подбородок, потом провела пальцами по рельефной колонне горла и распластала ладонь на мраморно-белой широкой груди.

Дары Наамах в нашей крови у каждого свои, но необязательно быть художником, чтобы любоваться картинами. Перед нами были посвященные Двора Ночи, и они мастерски творили свое искусство. По мере того как ласки становились жарче и жарче, газовые вуали медленно раздвигались одна за другой. Я восхищенно следила за происходящим и часто дышала, когда не затаивала дух в предвкушении. Пара обнималась и целовалась; мужчина держал лицо женщины в ладонях словно драгоценность, а она, как ива, льнула к нему в поцелуе.

Вот как молятся те из нас, кто присягнул Наамах.

Разорвав поцелуй, посвященная опустилась перед любовником на колени и перебросила волосы вперед, каскадом пролив сияющий поток на его тело. Шелковистые пряди разделились, обтекая возбужденный фаллос. Я не видела, как двигались ее губы в интимной ласке, но в лице мужчины читалось блаженство, и я заметила, как напряглись его ягодицы. Потянувшись обеими руками за голову, он расплел свою косу и встряхнул головой, и его волосы волной черного шелка рассыпались по плечам.

Собравшиеся не издавали ни звука, соблюдая почтительную тишину, нарушаемую лишь сладким напевом флейты. Мужчина отстранился и тоже встал на колени, а женщина медленно откинулась на подушки, раздвинув ноги, чтобы разделить с любовником свое богатство. Его волосы черным покрывалом накрыли ее бедра, пока он языком услащал ее плоть, отыскивая в складках жемчужину Наамах.

Да, ему удалось обрести сокровище, потому что женщина изогнулась от наслаждения и потянулась, чтобы привлечь партнера к себе. Он навис над ней, кончиком фаллоса упершись во вход в ее тело. Его волосы свисали со склоненной головы и смешивались с ее — черные и рыжие. Никогда не видела ничего красивее этого соития. Флейтист затих, кто-то вскрикнул, и черноволосый одним плавным быстрым движением погрузился в любовницу до упора. К ликованию флейты присоединился шепчущий барабанный бой, пока мужчина двигался, а женщина изгибалась ему навстречу.

Все еще стоя на коленях и молитвенно сжимая руки, я заплакала, созерцая эту красоту. Они походили на птиц, спаривающихся на лету. Это был священный ритуал, а не обычный спектакль, и я чувствовала их преклонение друг перед другом и их страсть, наполнявшую мой рот, словно медовый хмель из кубка жреца. Мужчина врезался в любовницу как морской прибой, а она подавалась ему навстречу. Темп ускорялся, музыка становилась все громче, и вдруг женщина ахнула, впившись пальцами в бугрящиеся плечи партнера и крепко сжав его ногами. Он тоже выдохнул, выгнулся и замер. Я чувствовала жар между ногами, пока любовники наслаждались одновременным оргазмом.

А потом, слишком скоро, газовые завесы начали медленно закрываться, заслоняя вуаль за вуалью силуэты, сплетенные на подушках в блаженной истоме. Я успела увидеть, как мужчина перекатился на бок и сжал руку женщины. Рядом со мной Алкуин выдохнул давно сдерживаемый воздух, и мы обменялись ошеломленными взглядами.

Тут же явилась посвященная и проводила нас в гостиную, где нам подали наливку для восстановления сил. Заместительница дуэйна выразила надежду, что Сеанс нам понравился и мы поделимся своими хорошими впечатлениями с нашим хозяином Анафиэлем Делоне, который до сих пор диктует моду при королевском дворе. Я не заметила в ней ни единого проблеска презрения или ненависти за то, что нам нравилось жить под опекой нашего наставника.


Загрузка...