То, что творилось вокруг из-за парада, все больше походило на неистовство. Марширующие люди и платформы заполонили проспект и прилегающие улицы, и некуда было скрыться от исступленного восторга толпы. Транспаранты развевались в окне каждой конторы, огромные фотографии председателя Де Грассе в мгновение ока прорастали на стенах, как темные пятна лишайника. Какой-то мальчишка придвинулся к Кэмерону, разжал кулак: на его ладони лежала блестящая яйцевидная шкатулка для ювелирных изделий, с ноготь величиной.
— Споры из Патагонии, — сообщил мальчуган. — Десятка — и они ваши.
Кэмерон вежливо отказался.
Женщина в сине-оранжевом платье дернула его за руку и затараторила:
— Знаете, слухи оказались истинной правдой! Только что все подтвердилось! И что теперь собираетесь делать? Что собираетесь делать?
Кэмерон пожал плечами, улыбнулся и высвободился.
Мужчина с переливающимися пуговицами спросил:
— Как вам праздник? Я продал все и в следующий богодень пойду к шоссе.
Кэмерон кивнул и пробормотал поздравления, надеясь, что они придутся к месту.
Он свернул за угол и вновь увидел епископа, так похожего на брата Элизабет. И подумал, что епископ и есть ее брат.
— Да забудутся грехи ваши! — продолжал восклицать епископ, — Да простятся долги ваши!
Кэмерон просунул голову меж двух толстушек, стоявших у края тротуара, и попытался окликнуть епископа. Но голос подвел, превратившись в хрип, — и тот пошел дальше.
«Идти дальше, перемещаться — хорошая мысль», — подумал Кэмерон.
Он устал от этого мира. Он слишком рано сюда попал, и ему больше не хотелось иметь дело с этой безумной суматохой.
Кэмерон отыскал тихий переулок и прижался щекой к прохладной кирпичной стене. Постоял, глубоко дыша, пока не почувствовал себя достаточно успокоившимся для того, чтобы уйти.
Все в порядке. Вперед!