Страхи мудреца. Книга 1

ГЛАВА 58 СВАТОВСТВО

Маэр не вызывал меня целых два дня.

Я маялся у себя в комнатах, сходя с ума от скуки и раздражения. Хуже всего было то, что я не знал, отчего маэр меня не зовет. Может, он занят? Может, я его оскорбил? Я подумывал отправить ему карточку вместе с золотым кольцом, которое дал мне Бредон. Но если Алверон испытывает мое терпение, это будет грубой ошибкой…

Однако мое терпение и впрямь было на исходе. Я явился сюда, чтобы отыскать себе покровителя или хотя бы получить помощь в поисках амир. А пока что за все время, что я провел на службе у маэра, я не получил ничего, кроме отсиженной задницы. Если бы не Бредон, я бы вообще взбесился, честное слово!

А что хуже всего, моя лютня и прекрасный футляр, подарок Денны, через два дня должны были перейти в собственность чужого дяди. Я-то надеялся, что к этому времени успею достаточно зарекомендовать себя в глазах маэра, чтобы иметь возможность попросить у него денег и выкупить ее из заклада. Я хотел, чтобы это он был у меня в долгу, а не одалживаться самому. Ведь стоит одолжиться у знатного господина, оглянуться не успеешь, как увязнешь в долгах по уши.

Но, судя по тому, что Алверон меня к себе больше не звал, добиться его расположения мне не удалось. Я ломал голову, пытаясь сообразить, что я такого сказал во время нашей последней встречи, что его так задело.

Я достал из ящика карточку и пытался придумать, как бы так поизящнее попросить у маэра денег, и тут в дверь постучали. Я подумал, что это раньше времени прибыл мой обед, и крикнул мальчику, чтобы оставил его на столе.

Ответом мне была многозначительная пауза. Тишина заставила меня очнуться от задумчивости. Я бросился к двери и с изумлением увидел на пороге дворецкого маэра, Стейпса. Прежде Алверон всегда присылал за мной посыльного.

— Маэр желает вас видеть, — сказал он. Я обратил внимание, что дворецкий выглядит каким-то помятым. Глаза у него были усталые, как будто он не выспался.

— В саду?

— У себя в комнатах, — сказал Стейпс. — Я вас провожу.

Если верить придворным сплетникам, Алверон редко принимал гостей у себя в комнатах. Шагая следом за Стейпсом, я невольно испытывал облегчение. Все что угодно лучше, чем ожидание.

Алверон сидел на перинах, с подоткнутыми за спину подушками. Он выглядел более бледным и худым, чем тогда, когда я видел его в последний раз. Глаза у него были по-прежнему ясные и пронзительные, но сегодня в них появилось что-то новое, какое-то сильное чувство.

Он указал на ближайший стул.

— Квоут… Входите. Садитесь.

Голос его тоже ослабел, но все еще сохранял властную весомость. Я сел возле кровати, чувствуя, что сейчас не время благодарить за эту особую привилегию.

— Квоут, вы знаете, сколько мне лет? — спросил он без долгих предисловий.

— Нет, ваша светлость.

— Ну а сколько бы вы мне дали? На сколько я выгляжу?

В его глазах снова мелькнуло сильное чувство — это был гнев. Медленно тлеющий гнев, подобный раскаленным угольям под тонким слоем пепла.

Я лихорадочно соображал, что тут лучше ответить. Я опасался его оскорбить, но льстить маэру нужно было чрезвычайно ловко и искусно, иначе лесть его только злила.

Что ж, придется прибегнуть к крайнему средству: ответить честно.

— Пятьдесят один год, ваша светлость. Может быть, пятьдесят два.

Он медленно кивнул. Его гнев затих, как гром в отдалении.

— Не стоило спрашивать об этом молодого человека ваших лет. Мне сорок. В следующем обороте у меня как раз будет день рождения. Но вы, конечно, правы: я выгляжу на все пятьдесят и ни днем моложе.

Его руки машинально разглаживали одеяло.

— Это ужасно: состариться прежде времени!

Он застыл и скривился от боли. Секунду спустя приступ миновал, и он перевел дух. Его лицо блестело от пота.

— Не знаю, долго ли еще я смогу с вами беседовать. Я сегодня, кажется, не очень хорошо себя чувствую.

Я встал.

— Привести Кавдикуса, ваша светлость?

— Нет! — рявкнул он. — Сядьте!

Я сел.

— Эта треклятая болезнь скрутила меня в последний месяц. Я постарел на несколько лет и чувствую себя на столько, на сколько выгляжу. Я всю жизнь заботился о своих землях, но в одном отношении я своим долгом пренебрег. У меня нет семьи, нет наследника.

— Вы намерены жениться, ваша светлость?

Он осел на подушки.

— Так слухи об этом уже разошлись?

— Нет, ваша светлость. Я догадался об этом по тому, о чем вы обмолвились во время одного из наших разговоров.

Он устремил на меня пронзительный взгляд.

— Это правда? Вы догадались сами, а не узнали из слухов?

— Это правда, ваша светлость. Хотя слухи, конечно, ходят, полный двор слухов, если можно так выразиться.

— «Полный двор слухов» — это хорошо сказано!

На его лице появилась слабая тень улыбки.

— Но большая часть этих слухов касается таинственного гостя с запада, — я отвесил небольшой поклон, не вставая со стула. — О браке ничего не говорят. Все считают вас первым холостяком в мире.

— Ага! — воскликнул он, и на лице у него отразилось облегчение. — Прежде так оно и было. Отец пытался меня женить, когда я был помоложе. Но в те времена я упорно не желал жениться. Вот еще один недостаток власти. Если ты слишком могуществен, люди не смеют указывать тебе на твои ошибки. Власть может быть ужасной вещью!

— Могу себе представить, ваша светлость.

— Она лишает тебя выбора, — сказал он. — Она дает множество возможностей, но одновременно с этим лишает тебя других возможностей. Положение у меня сложное, мягко говоря.

Мне в своей жизни слишком часто доводилось голодать, чтобы я мог испытывать искреннее сострадание к аристократу. Но маэр выглядел таким бледным и слабым в своей постели, что я ощутил проблеск сочувствия.

— О чем идет речь, ваша светлость?

Алверон завозился, стараясь сесть поровнее.

— Если я собираюсь жениться, мне надо найти подходящую партию. Женщину из семьи не менее высокопоставленной, чем моя собственная. И мало того: это не должен быть формальный союз. Девушка должна быть достаточно молода, чтобы…

Он откашлялся сухим, шуршащим кашлем.

— Чтобы произвести на свет наследника. А если получится, то и нескольких.

Он поднял взгляд на меня.

— Теперь вы начинаете понимать, в чем состоит проблема?

Я медленно кивнул.

— Только в общих чертах, ваша светлость. И много ли таких незамужних дочерей?

— По пальцам пересчитать, — сказал Алверон, и в голосе его снова послышался намек на прежний гнев. — Однако нельзя, чтобы это была женщина из одной из тех семей, что подчиняются королю. Козыри и связующие обеты. Моя семья со времен основания Винтаса боролась за то, чтобы сохранить свои неограниченные полномочия. И я не стану спорить с этим ублюдком Родериком из-за жены. Я не уступлю ему ни грана своей власти!

— Сколько же женщин в семьях, что неподвластны королю, ваша светлость?

— Одна.

Это слово упало тяжко, как свинцовая гиря.

— И это еще не самое худшее. Эта женщина идеальна во всех отношениях. Ее семья респектабельна. Она образованна. Молода. Красива, — похоже, последнее слово далось ему нелегко. — Вокруг нее вьется стая влюбленных кавалеров, сильных и крепких молодых людей с медовыми устами. У них есть все причины жаждать ее руки: ради ее имени, ради ее земель, ради ее ума.

Он надолго умолк.

— И что она ответит на предложение больного старика, который ходит с палочкой, когда вообще может ходить?

Губы его скривились, как будто эти слова были горьки на вкус.

— Но, однако, ваше положение… — начал я.

Он поднял руку и посмотрел мне в глаза.

— Вот вы бы женились на женщине, которую вы купили?

Я потупился.

— Нет, ваша светлость.

— Вот и я не стану. Мысль использовать свое положение, чтобы убедить эту девушку выйти за меня замуж, попросту… отвратительна.

Мы помолчали. Я смотрел, как за окном две белки гоняются друг за другом по высокому стволу ясеня.

— Ваша светлость, если мне предстоит помочь вам ухаживать за этой дамой…

Я ощутил жар маэрова гнева прежде, чем обернулся и увидел, что он разгневан.

— Прошу прощения, ваша светлость. Я забылся.

— Это еще одна догадка?

— Да, ваша светлость.

Он, казалось, какое-то время боролся с собой. Потом вздохнул, и царившее в комнате напряжение исчезло.

— Да нет, это мне следует просить прощения у вас. Эта неотступная боль истерла мое терпение до дыр, а я не имею привычки обсуждать свои личные дела с посторонними, и уж тем более я не привык, чтобы они заранее отгадывали мои намерения. Что ж, расскажите, о чем вы еще догадываетесь. Можете позволить себе дерзость, если это необходимо.

Я вздохнул немного свободнее.

— Я догадываюсь, что вы хотите жениться на этой женщине. В первую очередь затем, чтобы исполнить свой долг, но еще и потому, что вы ее любите.

Повисла новая пауза — не столь тяжелая, как предыдущая, но все же довольно напряженная.

— Любовь, — медленно произнес маэр, — это слово, которое глупцы употребляют чересчур часто. Да, она достойна любви, это несомненно. И я действительно испытываю к ней привязанность.

Ему, похоже, было неловко.

— Это все, что я готов сказать.

Он поднял голову и посмотрел на меня.

— Я могу рассчитывать на вашу осмотрительность?

— Разумеется, ваша светлость! Но отчего вы столь скрытны в таком деле?

— Потому что я предпочитаю действовать тогда, когда сам сочту нужным. А слухи зачастую вынуждают нас действовать прежде, чем мы к этому готовы, или портят все дело до того, как ситуация созреет.

— Понимаю. И как же имя этой дамы?

— Мелуан Лэклесс, — бережно произнес он. — Так вот, я уже убедился, что вы обаятельны и умеете себя вести. Более того, граф Трепе заверил меня, что вы — великий создатель и исполнитель песен. Это именно то, что мне требуется. Готовы ли вы служить мне в этом деле?

Я колебался.

— На какие именно услуги рассчитывает ваша светлость?

Он взглянул на меня скептически.

— Мне казалось, это должно быть довольно очевидно для такого догадливого человека, как вы.

— Ваша светлость, я понимаю, что вы надеетесь завоевать сердце этой дамы. Но я еще не знаю как. Вы хотите, чтобы я сочинил несколько писем? Сложил о ней песню? Или, может быть, мне придется взобраться на озаренный луной балкон и оставить цветы у нее на подоконнике? Потанцевать с ней на балу, в маске, назвавшись вашим именем?

Я невесело улыбнулся.

— По правде говоря, ваша светлость, танцор из меня неважный…

Алверон от души расхохотался, но я видел, что ему даже смеяться больно.

— Да нет, я, собственно, думал о первых двух пунктах, — признался он, вновь откидываясь на подушки. Его глаза потухли.

Я кивнул.

— Тогда мне нужно побольше узнать о ней, ваша светлость. Пытаться ухаживать за женщиной, не зная ничего, более чем глупо.

Алверон устало кивнул.

— Основное вам расскажет Кавдикус. Он весьма сведущ в истории знатных семей. А ведь семья — это основание, на котором стоит человек. Если вам предстоит ухаживать за ней, вам следует знать о ее происхождении.

Он жестом подозвал меня и протянул мне железное кольцо. Рука у него задрожала от этого небольшого усилия.

— Покажите это Кавдикусу, и он поймет, что вы присланы мною.

Я проворно взял кольцо.

— А он знает, что вы собираетесь жениться?

— Нет! — глаза Алверона тревожно вспыхнули. — И не говорите об этом никому! Выдумайте какой-нибудь повод для своих расспросов. Да, принесите мне лекарство!

Он откинулся на подушки и закрыл глаза. Уходя, я слышал, как он слабо бормочет:

— Иногда люди делятся ею, не ведая того, иногда они делятся ею помимо своей воли. И все равно… все это сила…

— Да, ваша светлость, — сказал я, но он уже забылся беспокойным сном, еще до того, как я вышел из комнаты.